Текст книги "Высший пилотаж"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
– Спасибо, Машенька...
За что? Неужели ему тоже было так же хорошо, как и мне? Это я должна его благодарить... Но незнакомое чувство гордости и уверенности заставляет меня смело и открыто встретить его взгляд.
«Ты счастлива?» – спрашивают его глаза.
«А ты?»
«Я на седьмом небе...»
«А я на двадцать пятом!!!»
«А я на сто первом. Иначе и быть не могло».
«Я знаю».
«Откуда?»
«Секрет. Женская интуиция, милый... Я ведь женщина...»
Глава 12
ОДНО ЦЕЛОЕ
Мраморная ванна медленно наполнялась водой. Тугая струя из золоченого крана вскипала и пузырилась, касаясь поверхности. Как приятно расслабиться в теплой воде. Усталое тело благодарно принимает отдых.
Иона принес сюда Машу на руках, опустил в ванну и сам залез следом. Они вполне умещаются здесь вдвоем. И он сам моет ее... Душистая мыльная пена покрывает тело, мягкая губка ласково скользит по спине, по рукам, по груди... Маша смутно вспомнила, что отец так купал ее в детстве. Только его ладони были жесткими и шершавыми, он всегда нечаянно корябал чувствительную кожу, и Маша начинала плакать... Яркий свет плафона дробится в зеркальных плитках. Они оба отражаются в них, голые и незащищенные...
Только Маше больше не от кого защищаться. Счастливая гордость заглушает привычную стыдливость. Маленький аккуратный мысик волос на его груди... так и хочется прикоснуться... Иона протягивает ей мочалку, и она тоже начинает осторожно намыливать его, пытаясь не смотреть туда, где под мыльной пеной прячется пугающе притягательная, запретная часть его тела. А он словно нарочно поворачивается перед ней... и не отвести глаз... Маша отдернула руку, но Иона настойчиво обхватил ее ладонью, вновь приближая к себе.
– Ну что же ты? Опять боишься?
Голос шутливый и в то же время напряженный.
Мягкая губка выпала из пальцев, и они коснулись его обнаженной плоти... Это ее кровь окрашивает пену в розовый цвет... Иона едва слышно застонал от этой робкой ласки, порывисто обнял Машу и прильнул к ее губам.
– Подожди... – смущенно шепнула она. – Я мыльная...
Не глядя, он нащупал позади себя вентиль, и сверху на их головы хлынул теплый водопад. Они стояли, прижавшись, под этим дождем, он омывал их тела, и струящаяся по ним вода смывала все наносные условности, все преграды... Чистая и прозрачная, она каплями стекала по коже, тоже чистой и упругой, и чистота была в мыслях и желаниях. А для Девы очень важно, чтобы все было чисто и безгрешно. Только разве грех слиться воедино с собственным мужем? Ведь сказано, что она плоть от плоти его... Их души соединил навеки священный обряд, а теперь они сплетают воедино свои тела...
Сладкое томление заставило Машу задохнуться, когда Иона принялся ласкать губами набухший затвердевший сосок, будто слизывал капельки влаги со спелой вишни. Он опустился на корточки, продолжая обжигать ее быстрыми страстными прикосновениями: и маленькую впадинку пупка, и мокрые колечки волос на пухлом упругом бугорке под животом, и нежные круглые бедра, и даже крошечные нежно-розовые пятки... А Маша изгибалась, подставляя под его губы распаленное этими ласками тело.
Словно огненный вихрь охватил ее, в мгновение ока превратив из застенчивой скромницы в уверенную в своей власти, раскованную и жаждущую повелительницу чувственной стихии. Маша едва слышно засмеялась, выгнулась дугой на Иониных руках и с жадностью приняла его в себя. Теплый розовый мрамор был холоднее разгоряченной кожи. А в зеркальных плитках дробились в бесконечное множество две сплетенные воедино фигуры.
Иона не мог скрыть радостного изумления. Совершенно новая, волнующая бесхитростным откровением женщина послушно покорялась его воле, но в то же время сама безраздельно властвовала над ним. И он вместе с нею постигал каждую следующую ступеньку бесконечной лестницы любовной страсти.
– Тебе хорошо со мной? – Маша перевела дыхание и смущенно опустила глаза.
– Очень... – выдохнул Иона.
Она приподнялась на локте и прижалась щекой к его щеке.
– Ты колючий...
– Правда? Я сейчас побреюсь. Черт... с утра уже оброс...
– Не надо. Мне так нравится...
Она мягко провела пальчиком по отросшей щетине. Раньше небритый мужчина вызвал бы в ней только брезгливость, а сейчас Маше казалось, что это неоспоримый признак мужественности. И запах пота от его кожи не сравнить ни с каким дорогим одеколоном. Он такой родной и неповторимый... И Маша, словно кошка, потерлась носом о его плечо. И тут же подумала, что именно так ее Пуся обнюхивала своего кота... И наверное, так же доисторические женщины определяли издали по запаху, что приближается их возлюбленный... Инстинкт... Самый древний на свете... Основной инстинкт...
Потом Иона закутал ее в махровый халат и опять перенес на постель.
– Ты не устала?
– Ни капельки.
– Ты не будешь считать меня ненасытным монстром? Я так долго ждал этой ночи...
– Я тоже...
И опять летит на ковер махровый халат, веером разлетаются по комнате розовые лепестки, а тонкие простыни сминаются, сбиваются в комок от жадных, нетерпеливых ласк. Как будто они были в разлуке целую вечность и вот наконец встретились...
– Я все делаю правильно?
– А разве здесь бывают правила?
– Не знаю...
– Ты просто великолепна... Ты сводишь меня с ума...
– Это потому, что я сама давно сошла...
Какое счастье лепетать восторженные ласковые фразы, не задумываясь над тем, умно это или глупо, достойно или неприлично. И не надо думать, как ты выглядишь, потому что благодаря Ионе Маша видит себя его глазами. И сама изумляется тому, что оказывается хороша, что у нее мягкие губы, упругая грудь, сильный плоский живот, а щеки пылают, это его слова заставляют их залиться румянцем...
– Машенька... Иди ко мне... ближе... я хочу тебя...
Какое счастье чувствовать себя желанной, единственной, неповторимой. Маша не знала, что может когда-нибудь испытать такое. Это словно летишь с высокой горы, распластав в воздухе крылья, и сердце разрывается от восторга... И хочется крикнуть: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» Свечи давно догорели, робкий солнечный луч заглянул в спальню, пробившись сквозь плотно сдвинутые шторы. Он упал на лицо Ионе, защекотал глаза, перепрыгнул на Машу и заставил ее тоже зажмуриться.
– Разве уже утро?
– Да, мое сокровище.
– Я не заметила, как пролетела ночь... Я думала, она будет длиться целую вечность.
– Тебе жалко?
– Почему все хорошее всегда так быстро кончается?
– Не думай об этом. Мы теперь всегда будем вместе. Много тысяч таких ночей.
– Мне кажется, так не бывает...
– Ты мне не веришь?
– Я не о том... Мне кажется, это сказка...
– Это быль. И ты самая настоящая Шехерезада.
– Глаза закрываются...
– Спи... Я рядом.
– Они жили долго и умерли в один день?
– Нет, они жили вечно... Одна эпоха сменяла другую, а они были по-прежнему молоды. Это потому, что любовь давала им силы. Сначала я был рыцарем, а ты моей дамой... Помнишь, ты мне бросила на турнире платок?
– Нет... – сквозь сон бормочет Маша. – Не платок, а шаль... фисташковую...
– Помнишь, сколько ты ждала меня из похода? И сама снимала с меня кольчугу и омывала раны?
– Это был шлем... Когда упал твой самолет...
Слова все тише... Головы бессильно клонятся к подушке... А руки все так же сплетены, словно боятся отпустить друг друга... И на широкой кровати, где так много места, им на двоих хватает узкой полосочки...
А мир наполняется утренними звуками, пробуждается к жизни, встречая новый день. Птицы так расчирикались, будто нарочно расселись на ветках как раз напротив окна спальни...
Прасковья Митрофановна тоже ранняя пташка. Чуть свет на ногах. Она машет горластым воробьям и шепчет:
Сон на порог, нега в суставы, хмель в голову...
Летите, летите, молодых не будите...
Крепко любится – сладко спится...
Одна крыша, одно одеялко,
Одна подушка, одна судьбинушка...
Не разлепишь, не отцепишь,
Не разорвешь и вспять не повернешь...
И разом смолк гомон. Стая послушно снялась с места... Фр-р... и нет уже никого...
Сон крепок, веки смежены, спокойно и ясно на душе. А на пороге спальни лежит невесть откуда взявшийся цветок. Одна половинка голубовато-синяя, другая желтая, как мед. Иван-да-марья... навеки слившиеся в одно целое...
Глава 13
РОДНЫЕ ПЕНАТЫ
– Машка, ну расскажи, как там на Гавайях?
Сашенька и Лариса жаждут новых впечатлений. Ведь Маша только что вернулась после медового месяца.
– Не думала, что ты на работу выйдешь, – покачала головой Вера Петровна. – Он у тебя такой состоятельный. Такие любят, чтоб жена дома сидела, все время мужу уделяла.
– Что вы! – засмеялась Маша. – Ванечка совсем не такой. Да и куда я без вас? Вот месяц не видела – соскучилась!
Она так изменилась и похорошела, что Сашенька тихо шепнула Ларисе:
– Что любовь с человеком делает!
– И любовь... и одежда... – рассудительно заметила Лариса.
Как можно преобразиться из Золушки в принцессу? Да просто надеть длинное кашемировое пальто, высокие ботиночки на шнуровке, надвинуть элегантную шляпку на безукоризненно уложенные пшеничные локоны...
Они даже не узнали Машу, когда она вышла из серебристого «мерседеса», махнув на прощанье своему спутнику.
– А загорела-то... – протянула Вера Петровна. – Неужто там правда тепло?
– Жарко! Мы купались целыми днями...
– А ночами? – по привычке встряла Сашенька.
Легкий румянец тронул Машины щеки, легкая улыбка скользнула по губам.
– Ой, девочки... ночи там длинные... темные...
– Ясно... – понимающе присвистнула Сашенька. – И охота тебе после такой сказки опять тут в пыли прозябать?
– Я свою работу люб... – Маша осеклась. Она вдруг почувствовала, что кругом полно пыли... Даже нос щиплет и тошнота подкатывает... Небось целый месяц, лентяйки, не устраивали влажную уборку!
Последнее время Маша стала так чувствительна к запахам... Даже в сверкающем чистотой «мерседесе» Ионы она чувствовала запах бензина. А если муж закуривал сигарету, Маша старалась выйти из комнаты.
– Что-то ты побледнела! – встревожилась Вера Петровна.
– Голова закружилась... Ерунда, пройдет... Я вам подарки привезла! – оживленно сказала Маша. – Ну-ка разбирайте!
В больших пакетах отыскалось множество приятных, так украшающих женскую жизнь пустяков. И гавайские безделушки-сувениры, и ниточки жемчуга с такими же браслетами и серьгами, и шейные платки, и перчатки, и сумочки. Для Веры Петровны длинный вязаный кардиган, для Ларисы бирюзовое платье с летящим воротом и целая дюжина детских костюмчиков на все времена года, а для Сашеньки яркий туземный наряд – весь из кусочков-лоскуточков, шокирующий и шикарный одновременно. Сашенька взвизгнула и тут же бросилась в подсобку переодеваться. Тут, как на грех, принесло клиента с утра пораньше, да еще такого зануду... Пошел бродить сам вдоль стеллажей, не доверяя выбору молоденьких библиотекарш. Пошел, побрел, тычась носом в названия томов, а тут и Сашенька появилась... На ногах пробковые сабо, кусочки-лоскуточки сами с плеч ползут, на шее бусы гирляндами, в ушах по пять пар сережек и клипсов, руки до самого локтя в браслетах, а в руках погремушки из высушенных тыквочек.
– Самба! Румба! Опля!
Читатель из-за стеллажа высунулся, глазами захлопал.
– У вас бал-маскарад? – едва выжал он с кислой улыбкой.
– У нас новая форма обслуживания! – заявила Сашенька, энергично двигая животом и изгибаясь в туземном танце. – Новый роман из современной жизни с живыми иллюстрациями. У кого нет времени на чтение – показываем все прямо здесь!
– Саша... – тихо выдохнула Вера Петровна.
А зануда бочком, бочком... и к двери... Шляпу нахлобучил и испарился. А Сашенька следом:
– Ты куда, Одиссей! Я непрочитанная книга!
Тут и в Ларису словно бес вселился. Она тоже моментально увешалась побрякушками, переоделась в свое бирюзовое, заколыхалась, словно волна...
Вера Петровна тихо дверь затворила и ключ повернула. Разошлись девки... от греха подальше... А то опять кто не ровен час заглянет.
Набесившись и наплясавшись, они дружно уселись пить чай.
– А у нас тут тоже кое-какие перемены произошли, – загадочно сказала Лариса.
– Какие?
– Пока секрет...
– Ой, секрет! – фыркнула Сашенька. – Да ей Костенька по три раза на день звонит. Вон, кольцо подарил. Покажи, Ларка! У них такие шуры-муры... туши свет!
– Правда? – обрадовалась Маша.
Лариса гордо вытянула руку с тонким колечком. В россыпи мерцающих прозрачных капель ярко сверкал гранями зеленый камень.
– Изумруд... Под цвет моих глаз...
– Теперь еще одно осталось надеть, – подколола Сашенька. – Как у Машки. Обручальное.
– Не гони лошадей, – неожиданно рассудительно ответила Лариса. – Всему свое время.
– А ты про Илюшку сказала?
– И показала! – расцвела Лариса. – Они так друг другу понравились! Мне даже кажется, Илюшка на него похож. Правда... Какие-то повадки одинаковые...
– Так мужик! – хохотнула Саша. – Вот и повадки! Все они одним миром мазаны!
Маша обняла подругу:
– Я так рада за тебя. Скоро на твоей свадьбе погуляем?
– Не раньше весны.
– Ну, дура! – возмутилась Саша. – Хоть ты, Машуля, ее вразуми. Такой парень попался, а она тянет. Сразу хватать надо да окольцовывать, пока не опомнился. Не знаешь разве, что они нагуляются, натешатся, а потом на кой жениться? И так хорошо.
– Сейчас гост начнется, – серьезно ответила Лариса, не обращая внимания на Сашенькину эскападу. – Венчаться нельзя. Потом зима... Потом опять Великий пост... Вот как раз получается в конце апреля...
– А зимой что? В январе...
– Холодно, – поморщилась Лариса. – Цветов мало. Я хочу, чтобы все красиво было... Вот как у Машки... И на самолете тоже хочу... Костя обещал.
– Все они золотые горы сулят, пока своего не добьются! – фыркнула Саша.
Маша улыбнулась:
– А ты представь себе: снег, сани... полозья скрипят... Лошади фыркают, пар из ноздрей идет. На сугробах иней серебрится, деревья все в белом кружеве... А Костя тебе шубку запахивает, дыханием своим согревает...
– Ну, прям Арина Родионовна! Заслушаешься! – выдавила короткий смешок Сашенька.
Тут и Вера Петровна вмешалась:
– Хвост надо одним махом рубить, а не частями. – Она поморщилась. – Уж если вы без этих паразитов прожить не можете, так лучше сразу. Чего тянуть? Хотя на мой взгляд...
– Лучше почковаться! – выпалила Сашка и заразительно расхохоталась.
После работы Маша забежала к маме. Иона обещал заехать за ней после восьми, когда разберется с накопившимися за время его отсутствия делами.
Честно говоря, она еле выдержала в четырех стенах библиотеки. Было душно, пыльно, все почему-то раздражало... Она весь день протирала стеллажи, перетряхивала высокие кипы журналов, так что Вера Петровна даже заметила обиженно:
– Думаешь, мы тут без тебя грязью заросли? Вот только в пятницу генеральную уборку делали.
«Отвыкла... – грустно подумала Маша. – Разбаловалась. Море, солнышко, деликатесы... Совсем так белоручкой стану. Иона и дома не велит ничего делать... Ну, в гостинице понятно, там горничные... А дома-то стыдно здоровой девке все на других перекладывать. И к чему столько обслуги? Один убирает, другой протирает, третий продукты привозит. Да еще повариха... Или ему не нравится, как я готовлю? Разве я не могу яичницу пожарить или оладушки сделать на завтрак?»
При мысли об оладушках к горлу подступил горький комок, и Маша отчетливо почувствовала запах подгоревшего масла. Ну конечно, это у мамы опять что-то горело. Она открыла Маше дверь и метнулась обратно на кухню, разгоняя руками клубы дыма.
– Вот, только новости отошла посмотреть... – пожаловалась она. – На минутку всего...
В комнате на полную громкость орал телевизор, на кухне бубнило радио, а мама старалась перекричать их, ей и в голову не приходило выключить. Маша решительно повернула регулятор звука.
– Ты что?! – тут же взвилась мама. – Сейчас проект пенсионного закона передавать будут!
– Зачем тебе?
– Это ты ничем не интересуешься! А мне важно! Я пенсионерка! Говорят, индексацию вводят на два процента.
– Ну мама... – Маша вздохнула. – Что тебе эта пенсия? Переезжай к нам. Мы ведь тебя уже сколько зовем...
– А что я буду в чужом доме делать? Приживалкой жить? – Мама поджала губы. – Не я добро наживала и не ты. Так что не распоряжайся.
Маша молча пошла в кухню, надела фартук, распахнула окно и принялась спасать со сковороды остатки гренок. Они уже превратились в хрустящие сухарики... Мама всегда создает проблему на ровном месте. Наверное, она просто ревнует ее к Ионе. Ну это же глупо! Почему она считает, что ее бросили одну на произвол судьбы? Дом большой, пустых комнат целая куча, а она упорно не желает расстаться со «своим углом».
– Ну как отдохнули? – наконец-то спросила мама. А то встретила, словно вчера с Машей рассталась.
– Нормально.
– А других слов нет?
Маша улыбнулась. Разве это можно описать словами? Она действительно впервые в жизни отдыхала. Не грядки полола, не варенье варила, а валялась на теплом песочке в неприлично узеньком бикини. И ни один мужчина не осмеливался бросить на нее сальный взгляд, потому что рядом всегда был Иона. А как она впервые пошла с ним на ночную дискотеку! Муж закрутил Машу в таком бешеном темпераментном танце, что в глазах потемнело. А все расступились на круглой танцплощадке и хлопали им, крича:
– Браво, рус! Калинка-малинка!
А как она смущалась, пытаясь орудовать двумя тоненькими палочками в китайском ресторане... Иона тогда покосился на нее и нахально влез в тарелку прямо пятерней. И вышколенная прислуга смолчала, потому что они, оказывается, ели труднопроизносимое нечто, доставленное специальным самолетом прямо к столу. Маша потом дразнила его, что страсть к самолетам становится патологией. Еда – самолетом, скоро и в постель он будет опускаться на парашюте. Или катапультироваться? Да... постель... Маша до сих пор невольно краснеет, когда думает об этом. Оказывается, у нее внутри дремал до поры настоящий вулкан, и Иона умело разбудил его. И теперь каждую ночь провоцировал такие извержения, что могли бы погибнуть сотни Помпей. Куда там Везувию!
Им не хватало длинной южной ночи, чтобы полностью утолить страсть, и, вернувшись с пляжа, они вместе принимали душ и опять валились на постель, в шутку называя этот «отдых» сиестой. И как ни странно, спать им совсем не хотелось.
Зато теперь Машу постоянно клонило в сон. Она просыпалась утром и понимала, что совершенно не выспалась. Ходила, клевала носом, улучала каждую свободную минутку, чтобы прикорнуть хоть на немного. И сейчас глаза слипаются... Конечно, она встала ни свет ни заря, чтобы успеть к открытию библиотеки, и весь день на ногах...
– Что ты зеваешь? – спросила мама. – Отвыкла рано вставать? Не распускайся, Маша. Муж мужем, но женщина должна оставаться самостоятельной, мало ли как в жизни повернется...
Мама в своем репертуаре, она выработала жесткую линию недоверия ко всему и всем после ухода отца. И теперь Маша понимала ее: если вдруг Иона полюбит другую, разве сможет Маша безоглядно поверить еще кому-то? Только зачем все время подозревать и ждать самого плохого?
Бесполезно спорить... лень... На диване лежит пушистый плед. Так приятно закутаться в него, прижаться щекой к маленькой подушечке-думке... Она еще хранит Машины думы о ворвавшемся в ее жизнь черноглазом мужчине... Тогда еще мало знакомом, но уже волнующем, будоражащем одним только тем, что он есть на свете...
– Ужин готов! – громко сказала мама. – Будешь есть или Иону подождем?
Но Маша уже не слышала. Мама поправила плед и выключила телевизор. Села в кресло под торшером, открыла книгу. Только взгляд невольно отрывался от строчек и устремлялся на спящую дочку. Словно она и не уезжала никуда, не было сборов, приданого, свадьбы, долгого путешествия... Просто пришла с работы и легла отдохнуть, и все у них по-прежнему.
«Деспот какой, – неприязненно думала о зяте Наталья Петровна. – Совсем мою девочку замучил. Небось все хозяйство на ней. В доме-то одной уборки на целый день. Да готовить ему не то что нам поклевать... Еще и на работу погнал, совсем совести нет! Что ж, она должна каждый день по сто километров наматывать? Туда да обратно... Всего месяц женой побыла, а уж лица на ней нет! Бедная моя...» Как и все женщины, Наталья Петровна была непоследовательна...
И звонок такой громкий и нахальный, на всю квартиру дребезжит. Явился не запылился! Она открыла зятю и строго шикнула:
– Тише! Маша спит!
Глава 14
ТАЕТ КАК СВЕЧА....
– А я сказал: никуда ты не пойдешь! – сурово прикрикнул Иона. Он впервые повысил на Машу голос. Она удивленно отпрянула, натянула повыше одеяло.
Голова немного кружится, но ведь надо встать. Будильник давно прозвенел, а Иона не выпускает ее из постели. Так она опоздает на работу впервые за все эти годы... Маша попыталась опустить ноги с кровати, но Иона одним движением легко закинул ее обратно.
– Лежи! Тебе отоспаться надо. Ты видела, на кого ты похожа?
– На кого? – попыталась выжать улыбку Маша. – На чучело?
– Хуже, – жестко ответил он. – И я тебя сегодня никуда не пущу.
Иона не на шутку тревожился. Вчера, когда они ехали обратно, Маше стало так плохо...
– Останови... – тихо сказала она сквозь зубы.
И едва он притормозил, распахнула дверцу, и ее вырвало прямо на дорогу. Иона ужаснулся, увидев, как позеленело ее лицо... Несколько глотков «Боржоми» из холодильника немного привели Машу в чувство, но он видел, что оставшийся путь был для нее сплошным мучением. Она изо всех сил сдерживала тошноту, прикладывала ко лбу лед, дышала в приоткрытое окно.
– Может быть, ты отравилась? – предположил он. – Что ты ела?
– Не помню... – Она пожала плечами. – Ничего... Мне не хотелось.
Не хватало еще, чтоб Маша загнала себя с этой дурацкой работой, когда перекусить некогда! И Иона твердо решил положить конец ее глупому упрямству. Это до добра не доведет, в конце концов, здоровье важнее.
Глядя на Машу, он набрал номер и сказал, чтоб сегодня его не ждали. Жена заболела.
– Я нормально себя чувствую, – возразила Маша и опять сделала попытку встать.
– Маша...
Иона рванулся к ней, и очень вовремя. Он едва успел подхватить разом обмякшее тело. Все поплыло перед глазами, и Маша полетела в серую липкую пропасть...
Иона совсем потерял голову. С Машей на руках он метался по спальне в поисках рации, не догадываясь опустить ее на кровать. Нашел. Рявкнул отчаянно:
– Семен! Врача! Живо!
– Так Валерий Сергеевич на охоту уехал. Он же предупреждал...
– «Скорую» вызывай!
Он мерил шагами комнату, словно ребенка, нося жену на руках и вглядываясь со страхом в тонкое бледное личико.
– Машенька... Машуля... Ну открой глазки... Приди в себя... – тихо умолял он.
Вот черт! Построил дом на отшибе, кто не знает, может и не найти дорогу. Объяснил Семен «скорой», как проехать? Он бы сам отнес Машу в машину и помчался к ближайшей больнице, но боялся, что в пути ей станет еще хуже.
Она как будто легче стала, совсем невесомая... Осел! Только сейчас сообразил, что она уже неделю едва ковыряется в тарелке, морщится, клюет, словно птичка. И не беспокоит жалобами, а он, тупица самодовольная, даже внимания не обращал, лопал сам за обе щеки...
Больше всего Иона боялся, что Маша подхватила какую-нибудь экзотическую болезнь. В прошлом году один его знакомый долго лечился после безобидного укуса африканского жучка. У него под кожей стали размножаться какие-то личинки. Они умели проникать во внутренние органы, в кровь... Врачи сказали, что еще немного – и было бы поздно... А вдруг на этих чертовых островах тоже нашелся паскудный москит, напился Машиной крови, и вот теперь она медленно угасает непонятно от чего...
Ну что они так долго? Где их черт носит! Он опять схватил рацию:
– Семен! Поезжай навстречу!
– Да я уже ворота открываю...
Слава Богу! Жаль, что Валера умчался в Завидово. У Карлсона две пагубные страсти в жизни: сладости и охота. В этом толстеньком добрячке скрывается такой азарт! С таким воодушевлением он делает только три вещи: стреляет из хорошей винтовки, лопает полными ложками варенье и лечит того несчастного, которого угораздило попасть к нему в лапы-эскулапы. Но именно из-за этого страстного рвения в работе Иона доверял Валерию. Он настолько дотошен, что ничего не упустит, руководствуясь принципом, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Ему Иона со спокойной душой мог бы доверить Машу. А эти...
Маша с трудом открыла глаза. В комнате стоял резкий запах нашатырного спирта. Руку стягивал надутый черный манжет. Девчонка в белом халате, примостившись у изголовья, измеряла давление. А толстая врачиха в стоптанных сапогах бесцеремонно лезла холодной металлической лопаткой Маше в рот, оттягивала веки, щупала пульс, выстукивала грудь и спину твердыми костяшками пальцев.
– Сто на семьдесят, – сказала медсестра.
– Маловато, – глубокомысленно заметила врачиха. – Но не смертельно. Мы можем, конечно, укол сделать... Но лекарства сейчас... сами знаете... – Она так прозрачно намекала на причитающуюся мзду. Дом-то богатый, пусть раскошелятся...
– Никаких уколов! – категорически возразил Иона. – Вы можете сказать, что с ней?
– Вы где были? На Гавайях? Ну... – Врачиха подумала и глубокомысленно изрекла: – В принципе все в норме... Акклиматизация, знаете ли... Смена часовых поясов... А тут еще погода. У меня самой как дождь зарядит, так голова просто раскалывается...
– Значит, по-вашему, дело в погоде? – процедил Иона.
Врачиха встрепенулась:
– А что вы думаете? Из лета сразу в осень, день на ночь поменять – это не всякий организм выдержит.
Маша легонько сжала Ионину руку и попросила:
– Не волнуйся. Мне уже гораздо лучше. Правда. Скажите ему, что я вполне могу встать. Совсем не обязательно держать меня в постели.
– Конечно, – энергично закивала врачиха. – Побольше отдыха, и через пару дней все само пройдет.
Но не прошло. Ни через пару дней, ни через неделю. Маша теперь сама не хотела выходить из дома. Боялась, что упадет по дороге. Только Ионе старалась не показывать, что ей плохо, а то опять всех переполошит. Она честно пыталась съесть то, что готовила повариха, чтоб не обижать бедную женщину. Та искренне расстраивалась, унося обратно почти нетронутые блюда. А Маше хотелось не разносолов, а простого, заквашенного в бочке огурца или капустки.
– Как ты себя чувствуешь? – постоянно спрашивал Иона, пристально вглядываясь в бледное лицо жены.
– Хорошо, – неизменно отвечала Маша.
Эта странная болезнь иногда отпускала ее, и тогда начинал мучить стыд, что она сидит тут и бездельничает, притворяется. Маша сразу же спешила в оранжерею, где Иона начал устраивать зимний сад, и с удовольствием копалась в земле, высаживала редкую рассаду, выстраивала новые композиции из карликовых деревьев, кустарника, диковинных широколистных цветов с крупными яркими соцветиями. Больше всего ее умиляли ананасы. Они были еще совсем маленькими, топорщили в стороны стрельчатые листочки, а в глубине, в серединке, уже завязывался крошечный шишковатый плод. Маша осторожно рассадила их посвободнее и попросила Семена принести в оранжерею кресло-качалку и торшер. Теперь темнело рано, и Маша устраивалась с книгой под торшером, а сверху свисали вьющиеся стебли лиан, пальмы раскидывали кроны под стеклянной крышей, терпко пахло незнакомыми цветами... Это напоминало Маше их экзотический медовый месяц.
Иона, вернувшись из аэроклуба, упрекал ее за возню в оранжерее.
– Ты просто неисправима, – строго и ласково говорил он.
А потом подхватывал ее на руки и уносил в комнату, не желая слушать возражения. И со страхом замечал, что маленькое тело жены с каждым днем становится все легче.
Говорят в народе: тает как свеча. Значит, утекает по капле, угасает в человеке жизненная сила. И Маша таяла просто на глазах. Иона дождаться не мог, когда вернется Валерий. Цедил раздраженно:
– Когда он уже нагуляется, настреляется?
Хитрый, предусмотрительный Карлсон не взял с собой ни телефон, ни пейджер. Он по-своему прав: сидишь в засаде, шелохнуться боишься, чтоб дичь свою не спугнуть, а тут трезвон на весь лес: «Получите сообщение...» Но все же должен был подумать, что может случиться непредвиденное и он будет нужен как воздух!
Валерий Сергеевич ввалился под вечер. Веселый, довольный, с красными, обветренными щеками. На поясе, как у завзятого охотника, болтались утиные тушки и фляжка с крепким коньяком.
– Где тебя черти носили? – с порога накинулся на него Иона.
Карлсон подошел к камину, протянул к огню озябшие руки.
– А вертел где?
– Какой, к дьяволу, вертел?
– А там Семен на кухню кабанчика потащил. Сейчас его на вертел да над огнем подержать... – Карлсон сглотнул слюнку.
– Тебе бы только лопать, – зловеще протянул Иона. – У нас кто не работает, тот не ест.
– Я работал! – широко улыбнулся Карлсон. – Я сам пропитание добыл. – И посерьезнел, почуяв неладное: – Что случилось?
– Маша! – вместо ответа позвал Иона.
Маша вошла в комнату, и Валерий тоненько присвистнул.
– Так-так-так... Что это с Марией Николаевной? По-моему, осталось пол-Марии...
– Тебе все шуточки, – мрачно заметил Иона.
С удивительной для своей комплекции быстротой Валерий подскочил к Маше, быстро пощупал пульс, заглянул в глаза и зачастил, засыпал целым градом вопросов:
– Как аппетит? А головокружения? Часто тошнит? Изменился вкус? Грудь болит? Сколько спишь?
Он часто кивал, искоса поглядывая на Иону.
– Врач сказала: акклиматизация... – заметил тот.
– Тебе еще не то скажут! – фыркнул Карлсон и взял Машу под руку. – Где я могу вас осмотреть?
– Как? – растерялась Маша.
– Ну... – Он повертел головой. – По-женски...
– Ты думаешь, это гинекология? – тихо спросил его Иона. – Но она же всего месяц как...
– Вот именно, – кивнул Валерий Сергеевич. – А ты небось дорвался на радостях...
Иона покраснел:
– А может, тропические паразиты? Я слышал, от укуса внутри может всякая гадость завестись...
– Может и завестись... – загадочно отозвался Карлсон. – Нам в спальне удобно будет?
Маша залилась краской и посмотрела на Иону.
– Я с тобой.
Но Карлсон, как колобок, загородил ему проход:
– Выйди.
– Ты что, мою жену без меня осматривать будешь? – вспылил Иона.
Но маленький Карлсон твердо встретил его взгляд и строго сказал:
– Я врач. Выйди. Не мешай.
Глава 15
ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО
– Что вы сказали? – растерянно переспросила Маша. – Что у нас будет?
– Ребенок, – в десятый раз устало повторил Валерий Сергеевич. – Ну, беби, кулек такой... А-а-а... – Он покачал на руках невидимый сверток.
Иона ошалело переводил взгляд с него на Машу и обратно.
– Это точно?
– Точнее некуда. Семь недель.
– А чем она больна? – с новой энергией набросился на него Иона. – Вдруг это повлияет на беременность?
– Да ничем не больна, – пожал плечами Карлсон. – Нормальный токсикоз. Скоро пройдет.
– Но она же не ест ничего! У нее сил совсем нет!
– А есть надо только то, что хочется, – философски заметил Карлсон. – Вы проводите меня на кухню, Мария Николаевна? Я вам сейчас диету пропишу.
