Текст книги "Высший пилотаж"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Маша дрожащими пальцами приняла из рук священника зажженную свечу и покосилась на Иону. Он был серьезен и сосредоточен – таким серьезным она еще никогда его не видела. Сладковатый дымок защекотал ноздри, закачалось прямо перед глазами кадило с фимиамом, зазвучала молитва...
Маша, к своему стыду, ни слова не понимала из того, что говорил священник. Она никак не могла сосредоточиться, голова слегка кружилась, горячий воск свечи капал на пальцы, минуя бумажную розетку, и Маша думала только о том, что надо держать ее ровно, не подносить огонек слишком близко к фате... А нежные высокие голоса хористок, будто волны, укачивали, завораживали, отрывали Машу от земли и увлекали за собой в неведомую даль... Вот священник, перекрестив Иону, надел ему на палец кольцо... Вот и на Машиной руке сверкнул тонкий золотой ободок... Она подумала удивленно: «Ведь кольцо мне должен был надеть Иона...» Священник тут же велел им снять их и троекратно обменяться кольцами. И теперь уже Иона склонился над тонкой дрожащей ручкой, надевая символ брака на пальчик своей невесты. А Маша чуть не выронила кольцо и никак не могла от волнения надвинуть его на Ионин палец. Почему-то все время пыталась окольцевать средний, а не безымянный...
– Венчается раб божий Иоанн рабе божией Марии! – раскатистым басом провозгласил священник. – Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Иона коснулся губами иконки на венце, неловко перекрестился.
– Венчается раба божия Мария рабу божиему Иоанну...
И Машины губы коснулись венца, с которого на нее серьезно и внимательно смотрел лик Богоматери. Маше показалось, что взгляд этот был требовательным и вопрошающим: «Понимаешь ли ты всю ответственность своего шага? Сумеешь ли быть верной и достойной женой? Не всуе ли приносишь свои клятвы?» И она торопливо и горячо зашептала про себя: «Обещаю... Сумею... Честное слово... Я буду очень стараться...»
Она не видела, кто держал над ее головой венец, пока на подкашивающихся ногах обходила вкруг аналоя, охваченная внезапным отчаянием оттого, что невольно кривит душой и, наверное, это понятно всем: вон как строго глянул в ее сторону священник... Ведь на самом деле Маша абсолютно не представляла себе, что значит быть женой.
Чаша с вином плещется прямо у губ. Что надо делать? Иона отхлебнул, а вдруг это неправильно? Дьячок кивает, и Маша тоже несмело припадает к чаше. Сейчас вино прольется на платье... Какое сладкое и терпкое... Глоток обжигает горло... Опять Иона, потом она... В три приема они испивают эту общую чашу... Теперь в голове шумит еще сильнее – наверное, от вина. Щеки вспыхивают румянцем. Торжественная звучная песнь звучит с хоров, голоса ликуют... и радостное волнующее чувство поднимается в Машиной душе... Она смотрит на Иону. Вот теперь перед ней стоит ее муж. Господи, как странно...
Иона вдруг лукаво улыбнулся, склонился к ней и крепко поцеловал влажные полураскрытые губы. «С ума сошел! В церкви...» – молнией пронеслось в Машиной голове, когда она помимо воли горячо ответила на внезапный поцелуй и тут же испуганно покосилась на священника. Тот неожиданно широко улыбнулся и только рукой махнул.
А при выходе из церкви с неба вдруг посыпались... цветы. Настоящий ароматный дождь из гвоздик, астр и крупных осенних ромашек... Это гости, выстроившись вдоль дорожки, осыпали их цветами, чтобы совместный путь по жизни был таким же легким, красивым и радостным, как падающие к ногам соцветия. А птица-тройка нетерпеливо перебирала ногами, чтобы немедленно сорваться с места и умчать их в новую, несомненно счастливую жизнь...
И яркий луч солнца вспыхнул на тонком золотом ободке, опоясывающем Машин палец, отразился от него... и озорной солнечный зайчик прыгнул прямо Маше в глаза...
Глава 9
ЦАРСКИЙ ПОДАРОК
– Зачем мы сюда приехали? – испуганно шепнула Маша.
Она поклялась себе больше никогда не переступать порог этого проклятого аэроклуба. Ей на всю жизнь хватило того памятного, жуткого полета.
– Увидишь, – загадочно ответил Иона.
Птица-тройка промчалась по широкой асфальтовой дороге, по бетонке взлетной полосы и остановилась рядом с тем самым самолетом, спортивным «Як-52». Только теперь он был отмыт до сияния и украшен длинными цветочными гирляндами.
По бокам от него замерли два вертолета. Маша узнала их – это они прилетали к ее даче, чтобы забрать у нее Иону. Помнится, увозила его хищная, верткая «Алуэтта», разукрашенная под знойную женщину-вамп. Соперница-разлучница!
Теперь эта вертихвостка совершенно изменилась. Куда делись пухлые чувственные губы и кокетливый бантик в рыжей косе? Чьи-то умелые руки разрисовали ее под девочку-скромницу. Тонкие розовые губки, большие глаза-окошки, боковая дверь превратилась в пшеничный локон, а вместо рыжей косы будто развевалась по ветру голубовато-белая фата.
А напарник «Алуэтты» сменил свою пугающую армейскую раскраску на черно-белую пару с хризантемой в петличке.
– Ну как? – кивнул на них Маше Иона.
– Жених и невеста?
– Смотри, наша цаца теперь на тебя похожа. А этот – ну вылитый я. Не находишь?
– Пожалуй... – Маша улыбнулась и взъерошила ему чуб.
– Прошу! – Иона вскинул ее на руки и вместе со своей ношей поднялся в кабину. Перекинул Машу через высокий борт и ободряюще сказал: – Я ведь должен исправить свою ошибку? Расслабься, это совсем не страшно, вот увидишь...
Стеклянный колпак задвинулся над Машиной головой, она даже возразить не успела, а Иона нахлобучил на себя шлем и быстро уселся впереди.
– Не надо! – крикнула Маша.
«Шлем», – показал ей жестом Иона. Она надела шлем, и в наушниках послышался его ласковый голос:
– Взлетаем, девочка... – И потом: – «База», «база», я «первый»... Приготовиться...
– «Второй» готов.
– «Третий» готов... – услышала Маша общую связь.
– Я «база». Даю разрешение на взлет.
– Слушайте все. Этот свадебный полет я посвящаю своей законной жене Марии, – торжественно заявил Иона.
Самолет дрогнул и рванулся с места.
«Ой, мамочка... Лучше не смотреть...» Маша закрыла глаза и впилась пальцами в панель. Ее резко откинуло назад, вжало в сиденье мощной неведомой силой. «Я сейчас умру... Я больше этого не вынесу...»
– Ты как там, малышка?
– Н-ничего... – с трудом выдавила она. На этот раз в ее шлем был вмонтирован микрофон.
– Открой глаза. Посмотри. Это для тебя...
Они летели высоко-высоко, и вокруг было только бескрайнее небо. Голубой простор... Далеко внизу чуть покачивались от ветра золотые кроны деревьев, крохотные квадратики дачных участков напоминали шахматную доску...
Рядом с ними, справа и слева, летели два вертолета: жених и невеста. По Иониной команде они разом открыли нижние люки, и наружу вырвались десятки разноцветных воздушных шаров, наполненных легким водородом.
Иона точно рассчитал момент. Вертолеты тут же стали отставать, не в силах угнаться за стремительным «Яком». Они плавно описали в воздухе круги и пристроились в хвост. А разноцветные шарики, вырвавшись на свободу, с облегчением взмыли вверх, уносясь все выше и выше... Это было похоже на фейерверк, только разноцветные искры не гасли, а плыли неспешно в бескрайнем ясном небе...
– Я люблю тебя! – крикнул Иона. – Я дарю тебе мое небо!
У Маши дух захватило от восторга. Это совсем не страшно, это красиво и необычно... Неужели и вправду все это великолепие – ей?
– И я люблю тебя... – взволнованно шепнула она.
– Что? Не слышу! Говори громче!
Маша засмеялась, с облегчением отпустила панель и огляделась по сторонам. Иона повернулся к ней.
– Держи штурвал! – взвизгнула Маша.
– Повтори, что ты сказала! – потребовал он.
– Я люблю тебя! – изо всех сил крикнула Маша.
Иона тряхнул головой и поправил наушники.
– Оглушительное признание, – нахально заявил он. – Всем внимание: вы слышали?
– Слышали!
– А то как же! – раздались по общей связи веселые голоса.
– Поняли теперь, что такое неземная любовь?
– Это когда двое болтаются между небом и землей?
– «Второй», отставить шуточки! – велел Иона. – Полная готовность...
Самолет плавно развернулся, сделал круг и вернулся к вертолетам. Теперь они вновь на какое-то мгновение оказались впереди. Из люков неспешно выплыли два огромных ярко-красных сердца и повисли в небе прямо перед глазами. На одном было крупными буквами выведено: «Маша», а на втором «Иона». Иона резко потянул штурвал на себя, и они взмыли вверх и пронеслись прямо над парящими сердцами. У Маши дыхание перехватило, холодная щекочущая волна разлилась по животу... а самолет все набирал высоту, забираясь за самые облака.
Она глянула вниз. Ничего... нет больше земли... только белая клубящаяся пена, словно мыльные пузыри... Ничего больше нет – они вдвоем во всем мире... И они вольны, как птицы. Ее охватил радостный азарт. Она летит! И не боится этой головокружительной высоты! Наоборот – ей хочется взмыть еще выше, навстречу солнечным лучам. Только оно не сумеет опалить ей крылья, как Икару. У нее прочная защита: серебристый металл и отважный летчик.
– Еще... – попросила она. – Еще...
– Не боишься?
– Нет!
– Тебе нравится?
– Спасибо! Это чудесно...
Иона довольно ухмыльнулся:
– Бери все, сколько сможешь... Мне не жалко... Хочешь еще вон то облако?
– Да!
– А это?
– Я не слишком жадничаю?
– Нет!
– Хочу!
Сколько они кружили в этом небе? В ее небе! Маша совершенно потеряла счет времени. Здесь, где царила бескрайняя бесконечность, время исчислялось не часами, а вечностью. Земное притяжение, всю жизнь имевшее над ней непреодолимую власть, вдруг утратило свою силу. Она преодолела его, оторвалась наконец от земной тверди, обрела свободу и незнакомую доселе власть – парить по собственной воле в воздушной стихии, покорять ее... И все это дал ей Иона.
Все новобрачные стремятся отправиться в свадебное путешествие, побыть наедине в новом незнакомом месте, оторваться от привычного уклада жизни и окунуться в рукотворную сказку. Но никому из них еще не пришло в голову совершить это путешествие в небо. Оставить внизу земную суету и затеряться среди облаков. Все влюбленные мечтают, чтобы их души соединились в вечном полете во вселенной, а они на самом деле – летят!
Глава 10
ПИР НА ВЕСЬ МИР
Длинные столы, покрытые льняными скатертями, были расставлены прямо в саду. Наливная антоновка и краснобокий ранет свешивались с тяжелых ветвей прямо над головами собравшихся на свадебный пир. При желании можно было протянуть руку и сорвать спелое яблочко с дерева.
Но не до простого яблочка, когда ломятся столы от невиданных яств. Пышный свадебный каравай изукрашен вылепленными из теста розами и магнолиями. Они, словно живые, сплетаются светлым венком на его темно-золотистой медовой поверхности. Разве это хлеб? Разве можно отважиться разрезать такую красоту и отправить в рот? Его целую ночь выпекали приглашенные мастерицы, тихо напевая обрядовую песнь:
Валю, валю каравай
С руки правой на левую,
В богатую сторону взойди, наш каравай,
Выше печи каменной,
Выше столба точеного,
Выше колечка золоченого...
А традиционный курник – давно позабытый современниками король пирогов? В его многослойной начинке и куриное мясо, и петушиные гребешки, и грибки белые, и каша гречневая, и яйца рубленые. Аппетитная золотистая корочка так и просится на язычок, а духовитый парок, поднимаясь над царь-пирогом, щекочет ноздри, дразнит, раззадоривает...
А перед женихом с невестою на почетном месте – крендель свадебный. По краям – кружева резные, поверху – фигурки лепные. Плывут два лебедя, два голубка воркуют, два бутона вместе сплетаются... В одной печи тесто пеклось, а все оттенки разные: и белые, как лен, и желтые, как янтарь, и коричневатые, как яшма самородная...
А там и гусь с антоновкой в белом вине запеченный, и поросята фаршированные, и кулебяки с рыбою, с грибочками, и расстегаи самые разные – чего душа пожелает. Осетры заливные огромные, краснорыбица со «слезкой», икра черная да красная в больших чашах серебряных, пампушки, ватрушки, пирожки... А уж солений да маринадов! И огурчики хрустящие, и грузди черные да белые, и капустка белоснежная... Слюнки текут, да глаза разбегаются. Исстари у нас гулять широко умели да покушать всласть любили. Особенно под водочку – чистую слезу, под питье медовое, забористое. Ну, а для тех, кто от благ цивилизации оторваться не в силах, – виски, коньяки, джины и шампанское.
Маша сидела во главе стола рядом с Ионой и пыталась осмыслить только что сказанные им слова. Оказывается, он хозяин всего этого великолепия. И огромный особняк, скрытый в Подмосковье от чужих глаз высоким забором, и аэроклуб со всеми этими самолетами, вертолетами – все это его... Маше такое богатство казалось просто невозможным. Так короли жили или принцы... Выходит, теперь и она принцесса? Иона сказал, что она тоже полноправная хозяйка...
В голове не укладывается... И почему он молчал до сих пор? Боялся, что Маша не человека выберет, а жизнь безбедную? Неужели он так плохо о ней думал? Хотя, наверное, встречались ему такие женщины, вот и опасался Иона неискренности, не хотел афишировать прежде времени свое истинное положение. Вон и у мамы вид слегка ошалелый. Она им квартиру свою предлагала, на дачу перебраться собиралась... а тут дом как замок. Наверное, стыдится теперь своего жалкого приданого... Но Иона принял его по обряду, словно безмерно щедрый дар... для бедной мамочки и вправду дорогой и щедрый... Она так гордилась этими тюками и коробками, вся сияла от счастья, передавая их будущей свекрови...
А свекровь через стол перегнулась, шепнула удивленно:
– А ты, Машенька, разве не знала раньше?
И подозрительный взгляд ее потеплел и смягчился. Сашенька с Ларисой и Вера Петровна совсем потерялись среди этого великолепия. Наверное, ругают Машу, что она скрывала. Они ехали в деревню на свадьбу, ожидали простого и привычного... А им официанты в расписных кафтанах прислуживают... Лариса прижимает к груди букет, который Маша бросила ей, выйдя из церкви. Теперь ее очередь свадьбу играть – примета такая. Хоть бы и Лариске наконец повезло! Маша и Сашеньке тоже желает счастья, но букет ведь один, на всех не поделишь. Пожалуй, уверенно себя чувствуют только мастерицы деревенские и друзья Ионы. На их конце стола настоящее веселье идет. А Костя, кажется, на Лариску поглядывает...
Пьют, едят гости, тосты говорят, счастья желают. Только молодым не положено. Они любовью своей сыты должны быть да теми поцелуями долгими, которых приятели и родственники требуют.
– Что-то вино горчит... – морщится то одна, то другая бабка.
– Горько! – тут же подхватывают все.
И Иона поднимает Машу и целует прилюдно, жарко, горячо... Кровь зажигается, голова кружится, ноги подкашиваются... И стыдно ей, и радостно. Она закрывает лицо фатой, прячет блестящие глаза, низко голову наклоняет, чтобы не видели, как щеки пылают, как дрожат губы, не насытившиеся заказным поцелуем. Музыка звучит, громкая, веселая. Ноги сами в пляс просятся. Костя Ларису пригласил, Серега Сашеньку. Повеселели девчонки. Сашка уже глазки Сереге строит, а Лариса зарделась, на плече у Кости лицо спрятала.
Деревенские гости такого гопака-трепака откалывают, что земля дрожит. И откуда прыти столько? Ведь божьи одуванчики, дунь – рассыпятся, а молодых за пояс заткнут.
– Этот танец мой, – шепнул Иона. – Ты еще никому не обещала?
Маша встала и вошла в круг, опираясь на его руку. Все расступились, пропуская их в центр, и зазвучала новая мелодия, нежная и волнующая.
Вальс это был или полонез? Трудно дать название тому танцу, который как вихрь подхватил и закружил Машу. Облаком летела за ней длинная пышная фата, уверенно прижимала ее к себе сильная рука Ионы.
«А ведь мы никогда раньше не танцевали, – подумала Маша. – Это в первый раз... Сегодня все будет впервые...» Ей вдруг стало страшно, что скоро кончится пир и они останутся наедине.
День угасал, догорал багровеющим закатом, мягкие сумерки опускались на землю. В саду зажглись маленькие разноцветные лампочки, развешанные по веткам яблонь. И тут бразды правления вновь взяла в свои руки Митрофановна. На ее плечах красовалась новая кашемировая шаль, поднесенная Ионой за удачное сватовство, и старушка то и дело поправляла на груди длинные мягкие кисти.
– День на убыль, заря догорела, пора молодым приниматься за дело, – громко заявила она. – Прощайся с девичьей вольностью, касатушка.
Полукруг певуний в сарафанах встал позади Маши и Ионы и затянул величальную:
Селезень по реченьке сплавливает,
Ванюшка Машеньку выспрашивает:
«Скажи, скажи, Машенька, кто мил тебе?»
«Мила-то мне милешенька матушка родна».
«Машенька, мила, мила, неправда твоя.
Неправду сказываешь, все ложь говоришь,
Свое сердце тешишь, а мое гневишь».
Сложный печальный мотив повторялся, его, словно эхо, подхватывали все окружающие. И тоска ледяной рукой вдруг сжала Машино сердце. Как приживется она в этом дворце? Как сумеет стать хозяйкой? Ой, разочаруется Иона, что выбрал такую простушку, застыдится перед друзьями, когда сменит Маша праздничный наряд на скромные платьица...
Селезень по реченьке сплавливает,
Ванюшка Машеньку выспрашивает:
«Скажи, скажи мне, Машенька, кто тебе мил?»
«Мил-то мне милешенек ты, господин».
«Машенька, мила, мила, то правда твоя истинная,
Все ты правду сказываешь, не ложь говоришь,
Свое сердце тешишь, мое веселишь».
Правда это, только Иона мил ей. Единственный на всем белом свете... А вот она... Станет ли для него тоже единственной? Или по слепой прихоти он взял ее в жены? А после первой же ночи разочаруется в ней, неопытной, неумелой... Ведь он знал многих женщин, ему есть с чем сравнивать...
Чьи-то руки сняли с Маши фату и принялись осторожно вынимать из волос жемчужные заколки. Тугие девичьи косы расплели, длинные пшеничные пряди свили жгутом вокруг головы и покрыли вышитым платком. Его надвинули низко, до самых бровей, крепко стянули сзади узлы, как положено замужней женщине. Она глянула в поднесенное зеркальце и сама себя не узнала. Взгляд больших карих глаз словно стал печальнее, уголки губ скорбно опустились, румянец поблек на щеках, лицо вытянулось, и только две крохотные ямочки напоминали о прежней Маше. Какой-то толстячок, похожий на Карлсона, поднялся на цыпочки и зашептал что-то Ионе на ухо, выразительно поглядывая на Машу.
– Уймись, Валерий, сам знаю, не маленький, – буркнул Иона.
Словно во сне Маша видела все остальное: как вели их к дому, как семенила впереди Прасковья Митрофановна, открывая дверь в опочивальню, как встряхивала она белоснежные простыни, застилая на Машиных глазах огромную двуспальную кровать, как сунула год матрац круто сваренное яичко и зашептала:
Понеси, несушка, приплод знатный...
Как скорлупушка тверда, так утробушка полна...
За плотно зашторенными окнами шумел, продолжался свадебный пир, веселились гости, гуляли от души... А Маша стояла на пороге ни жива ни мертва.
Митрофановна поднесла им на блюде вареную курицу и затворила за собой дубовую дверь.
Иона посмотрел на Машу и преувеличенно бодро сказал:
– Ну, теперь и мы попируем! Дурацкая затея не кормить молодых. У меня все мысли сейчас только о еде.
Он взял Машу за руку, подвел к этой пугающе большой постели и усадил на краешек. Сам сел рядом, расстелил на коленях вышитый рушник и смачно разломил курицу на две части. А правда, есть хочется ужасно. Маша только сейчас почувствовала, как голодна. Нежное куриное мясо само таяло во рту.
– Посмотри, я чумазый?
Маша глянула на Иону и невольно расхохоталась. Весь перемазался, щеки блестят до самых ушей. Ну и видочек! Она, наверное, не лучше! Хороши молодожены – сидят и жадно чавкают, вместо того чтобы любовью заниматься...
Они вмиг покончили с курицей и утерлись одним рушником. Иона выставил поднос за дверь, распахнул перед Машей еще одну дверцу, скрытую в стене шелковой кремовой драпировкой.
За ней оказалась огромная ванна, глубокая, как бассейн, с множеством краников и вентилей непонятного назначения. Мраморно-розовая раковина на высокой ножке, большое пушистое полотенце, два махровых халата на вешалке... Один большой, а другой маленький, как раз на Машу...
Иона повернул кран, и тугая струя ударила в раковину, они одновременно сунули под нее руки... И так уж получилось, что Иона умывал Машу, а она Иону, осторожно, чтоб не забрызгать торжественные наряды... Она жмурилась, чтоб мыльная пена не попала в глаза, а он крепкой ладонью обтирал ей лицо, как маленькой, и строго говорил:
– Не вертись. Ну вот, весь свой платок замочила. Снимай теперь...
Он стянул с ее головы тугой платок и нарочно растрепал скрученные жгутом волосы. Маша засмеялась и в ответ плеснула ему в лицо водой.
Страх отпустил, схлынул, только маленькая дрожащая капелька осталась внутри. Они наедине, и это любовное ложе ждет их тела, словно хищник, а ей вдруг стало легко и весело...
Глава 11
БРАЧНАЯ НОЧЬ
Я подошел к Маше, обхватил сзади руками тонкую талию и уткнулся лицом в спутанные пшеничные пряди волос. Я нарочно делал все, чтобы рассмешить ее, снять сковывающее напряжение. Я ведь по себе знал, что такое первое ожидание... Для меня оно обернулось полным фиаско, а для Маши должно стать самым незабываемым в жизни... И все теперь зависит от меня. Она не знала, что у меня тоже совершенно нет такого опыта. Моя щедрая судьба обделила меня только в одном: у длинной вереницы промелькнувших в моей жизни женщин я никогда не был первым. Может быть, я сам интуитивно выбирал себе таких, без лишних проблем, раскованных и легко идущих на близость, а может, фортуна распорядилась так, чтобы оставить маленькую завесу тайны для этой ночи...
Маша напряглась, как натянутая струна, пока мои пальцы осторожно расстегивали бесконечную череду крючочков, один за другим, от высокого ворота до бедер. Я изо всех сил старался сдержать нетерпение, а мне просто хотелось рвануть тонкий, покрытый плотным кружевом шелк, чтобы поскорее прикоснуться к горячему, напоенному солнцем телу... Я не должен торопиться, надо отвлечься... Один, два, три... Эта знаменитая модельерша, словно в насмешку, поставила на моем пути столько преград...
Иона обнял меня, его горячие губы быстро коснулись шеи... Щекотно... мурашки пробегают по спине от его неровного дыхания. Легкая дрожь под коленками... Страшно... И в то же время я мысленно подгоняю его. Зачем он тянет, продлевая эту муку ожидания? Уж лучше разом! Я ведь приняла решение. Я знаю, что должна принадлежать ему, и я хочу этого... А он все путается в застежках, и я не вижу его лица... А это очень важно, какое у него лицо? Вдруг на нем самоуверенная насмешка, вдруг он смотрит на меня по-хозяйски, как властелин на свою наложницу? Почему он молчит? Такая тишина вокруг... Две свечи у изголовья бросают неровные колеблющиеся блики на затянутые присобранными драпировками стены... И мечутся по ним длинные тени: одна большая, Ионина, а другая маленькая, какая-то жалкая... И мне кажется, что на самом деле я уже не здесь, перед ним, а в этом царстве теней. Там я настоящая, а здесь только мое отражение...
Это белое платье как броня. Я чувствую себя, словно в коконе, я вся опутана липкими нитями-паутинками, а под ними, глубоко внутри что-то зреет. Так гусеница затихает на время, чтобы произошло долгожданное перерождение. Но она-то знает, что по законам природы непременно разорвет свой тесный плен и выпорхнет наружу легкой прекрасной бабочкой... А какая незнакомая сущность появится, когда лопнет мой кокон? Эти кружевные вериги медленно сползают с плеч... В комнате тепло, откуда же вдруг озноб? Почему тело покрывается мелкими мурашками? Наверное, это некрасиво... гусиная кожа... бр-р... Его руки медленно поворачивают меня... Его лицо так близко, а я почему-то не решаюсь поднять глаза...
Ее ресницы трепещут, полуоткрытые губы подрагивают, нежный румянец, словно жар, разливается по щекам... Она вся – ожидание, вся – робость и смущение. Но в глубине этих карих омутов плещется огонь... или это золотые блики от пламени свечей? Она колеблется долю секунды и вскидывает на меня отчаянный взгляд.
– Знаешь... – с трудом выдавливает Маша. – Я... У меня еще никогда...
– Я знаю, любимая...
Огненный шар надувается и лопается у меня в груди. Я останавливаю ее слова поцелуем. Сколько раз я сегодня уже целовал их под шутливый отсчет и бурные крики наших гостей. Но сейчас они совсем другие, мягкие, податливые... Маша больше не косится испуганно, не делает попыток вырваться из моих объятий... Мы не выпили ни капли, а я пьян совершенно. И этот сладкий хмель идет от ее губ. И знакомый запах земляники... Я глотаю терпкую земляничную наливку и никак не могу утолить жажду...
Сколько раз я представляла себе, как это будет происходить. И никогда не могла дойти до конца, даже в самых смелых мечтах. Мне хочется, чтобы он выпил меня всю, без остатка, словно бокал осушил. Но не залпом, а медленно... до последней капли... И горячие губы отнимают у меня силы, все плывет и качается, весь мир стал таким зыбким и неустойчивым. А внутри будто волны накатывают, разбиваются о скалу, вскипают миллионами брызг... Они точат эту скалу, она медленно погружается в пучину... И теперь настоящий шторм вздымает гигантский вал... цунами... Земля больше не держит меня, разорвалась наша прочная связь, и я повисла в воздухе, невесомая, не ощущающая больше ничего на свете, кроме настойчивых и ласковых губ моего любимого... Впрочем, у меня есть опора – это его руки. Они сильные и надежные, они подхватили меня, словно в моем теле совсем нет веса... Я просто легкая пушинка на его руках... И мы плывем, летим вместе куда-то в неизвестность в сладком предчувствии чуда... Нет, мы не летим... Иона несет меня к кровати. Но я могу только догадываться об этом, потому что не вижу ничего, кроме его глаз. В них сейчас сосредоточен весь мир, в этих черных обжигающих каплях, бездонных, словно разверзшаяся бездна... Сейчас я провалюсь в нее, я не могу больше балансировать на краю, я растворяюсь... меня нет больше... это уже не я... Какой сильный запах роз... Откуда? Мягкие шелковистые лепестки прикасаются к спине... Когда он успел осыпать ими наше брачное ложе? Нет, не ложе – поляну в волшебном саду. Только там растут розы, не имеющие шипов... Какая-то незнакомая мне сила рвется наружу, навстречу его рукам. И томительный, разрывающий душу восторг от медленных ласковых прикосновений...
Сожми меня крепче, прижми к себе... мне хочется почувствовать твою силу, ведь я такая слабая... Как приятна эта слабость... Мне надоело быть сильной и независимой, я так от этого устала... Иона... Иван... Ванечка... Я шепчу это или мне только кажется? Твои пальцы чуть прижимают набухший сосок, накрывают всю грудь, спускаются ниже... И за ними вслед пробегает горячий ток, словно электрические разряды... Еще... дальше... мне совсем не стыдно, что я позволяю эти ласки... Я больше не стыжусь наготы... Посмотри на меня... Какой восторг и любовь в твоих глазах... Неужели это все мне?
Маша тихо стонет и шепчет мое имя... Она так прекрасна сейчас. Пшеничное золото волос, золотой отлив загорелого тела с двумя слепящими белизной полосками... Нетронутой белизной... Я первый, кому они раскрываются так доверчиво... Господи, я могу причинить ей боль! Прости меня, маленькая моя... Я чувствую себя просто чудовищем... Но и в этом тоже проявляется любовь. Знаешь, у нее много проявлений, и это таинство для двоих самый высший пик счастья... Просто ты еще не понимаешь этого... А твое тело само подается мне навстречу, напрягается, словно струна, выгибается вверх... И я медленно опускаюсь на него... Тебе не тяжело?
«Свеча горела на столе... Свеча горела...» Горят свечи у изголовья, упало на пол кружевное тонкое белье... И сейчас произойдет то, что я со страхом видела за этими мелодичными строками... Наверное, об этом можно писать стихи... Как жаль, что я этого не умею... Только какими словами я могу передать эти незнакомые ощущения? Судорожный жар внизу живота, дрожь Иониных пальцев, страх и нетерпение... Об этом не принято говорить вслух, это считается постыдным и неприличным... Но мне почему-то нравится такая интимная ласка, хочется продлить ее... нет... мне хочется большего... А может быть, так нельзя себя вести? Я ведь не знаю, как надо... Наверное, девушка должна скромно подавлять такие желания. Что он подумает обо мне?! Надо взять себя в руки... нельзя показывать свои сокровенные чувства... нельзя срывать с тайны последний покров... Нет...
Она словно опомнилась и посмотрела мне в лицо совершенно трезвыми испуганными глазами.
– Ты боишься?
– Нет... не надо...
– Хорошо... успокойся... я просто целую тебя... Так тебе нравится?
– Да...
Она крепко сжала колени. Она вся дрожит, как ребенок перед неведомой опасностью...
И я снова осыпаю поцелуями все ее тело, словно пытаюсь растопить ледяную царевну. И лед поддается... становится мягким и податливым, тает недоверие...
– Я люблю тебя... Ты моя единственная... Я ждал тебя всю жизнь...
Я сам не соображаю, что я еще шепчу в ее спутанные пряди... Только Машины руки крепко обвивают мою шею и прижимают меня к себе.
– Иона... Ванечка... Не слушай меня... Ты мой муж...
– Любимая...
Короткая острая боль, как спица, пронзила все тело. Кажется, я крикнула... Но он тут же закрыл мне губы поцелуем... Сильный, настойчивый язык разжал зубы, и я почувствовала во рту его вкус... чуть сладковатый, обжигающий... А боль отступила... только короткие толчки внутри рождали новые, незнакомые ощущения... Он слился со мной... Мы теперь одно целое: я и он... И мое тело послушно следует за его движениями... Такой странный завораживающий ритм... как неслышная мелодия... И ослепительный свет разливается внутри, заполняет меня всю... Я ничего не вижу, кроме ярких вспышек... Я парю в неведомом пространстве, поднимаюсь все выше и выше... дух захватывает, здесь совсем нет воздуха... ничего нет, кроме сверкающего сияния.
Ты моя... вся до капельки... Среди бело-кремовых лепестков роз появились алые, пунцовеющие по краям, окрашенные твоей первой кровью... Кровная связь, неразрывная и святая... Я каждой клеточкой чувствую, что ты создана для меня. Сам Бог назначил нас в пару друг другу.
– Тебе не больно?
Только тихий стон в ответ... стон облегчения...
– Ты бесподобная женщина...
И короткий счастливый смешок в ответ... Ты задыхаешься, хватаешь воздух пересохшими губами, а пальцы скользят по моему телу, жадно изучая его... Хотел бы я знать, каково это твое первое открытие... Я так старался быть осторожным, что теперь больше не могу сдерживаться. Я улетаю в карее золотистое небо... в твои глаза...
Это не сон, не бред... Я действительно обнимаю его, прижимаюсь всем телом... Мир опять обретает свои очертания, только в голове еще туман... Как странно знать, что теперь я женщина, а рядом со мной лежит мой первый мужчина... Нет, единственный... Он мягко целует меня и благодарно шепчет:
