Текст книги "Высший пилотаж"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Елки-палки, Иона! Ты должен! Ты же не импотент!
Марина вздрагивает всем телом, ногти впиваются мне в спину...
А я вижу Машу... Перед глазами пшеничные волосы... Они рассыпались по ковру... Желто-красные узоры, как цветущие люпины на дачном лугу...
– О! Еще...
Милая... Ты моя... Наконец-то я счастлив...
– Ты просто зверь...
Да, именно это я хочу тебе доказать...
– Подожди... – слышится прерывистый шепот. – Перевернись на спину... Открой глаза... Смотри на меня... Смотри...
Гибкое тело тугой струной откидывается назад, тонкие руки вскинуты за голову, на губах блуждает ведьмовская шальная улыбка...
Чужое лицо... чужое тело... откровенное и порочное, с обманчиво чистыми изящными линиями... Она оседлала меня, словно жеребца. Прекрасное приключение... Да совсем недавно я был бы горд и доволен: покорил очередную красотку...
Не то... Все не то. Не та! Противно... Я сам себе противен, будто в грязи извалялся. И почему-то скребет душу смутное чувство вины. Перед кем? Перед Машей? Разве я давал ей обет верности? Я ей не нужен... Я должен жить своей жизнью, а она у мужчины не бывает без таких пикантных моментов. Я ведь не евнух...
Вот теперь она закурила. Долго же держалась... Прошлась бесстыдно передо мной абсолютно голая с сигаретой в подрагивающих пальцах. Спросила спокойно:
– Ты пойдешь в ванную?
– Нет.
– Налей себе выпить, я скоро.
Марина подхватила халатик и неспешно скрылась за дверью. Она уже потеряла ко мне интерес. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить...»
Пожалуй, впервые в жизни я посмотрел на обнаженную красотку с отвращением. Кого я ненавидел больше: ее или себя? Надо было бы ненавидеть ту, из-за которой я оказался в этой квартире, пытаясь клин клином вышибить. Но... не получалось. Злость – да. Обида, даже ярость... А ненавидеть за что?
Может, Маша была права, что не захотела связываться с таким грязным чудовищем? Знала, что я могу цинично использовать женщину, не испытывая к ней абсолютно никаких чувств... Только не понимала, что она – исключение.
Я подхватил свои манатки, разбросанные по ковру, быстро оделся и стукнул в дверь ванной.
– Открыто! – сквозь шум душа крикнула Марина.
– Я ухожу.
– А... Тогда пока! Замок сможешь открыть?
– Чао, детка! – фривольно пробасил я из-за двери. – Ты была неподражаема.
Начал лгать, так ври до конца. Просто она хотела услышать нечто подобное, а разве мне трудно сказать? Язык не отсохнет.
В кабине стоял чужой резкий запах духов. Я опустил стекла, чтобы проветрить, и бессильно откинулся на спинку сиденья. Как будто меня выпотрошили, выжали, как лимон... Зверски хочется выпить. Может, вернуться в бар?
Ага, тебе одной мало? Хочешь продолжить развлечения? Вот уж повеселишься, просто до слез... Лучше завернуть в Столешников и взять... Джин? Коньяк? Да просто бутылку хорошей водки, чтобы выпить пару стаканов и отключиться. Чтобы память отшибло и даже воспоминания не осталось о пшеничных волосах и девушке по имени Марина... нет... Маша...
Глава 9
СТАРАЯ ДЕВА
Я недоразвитая. Каждый раз, когда я краем уха слушаю девчонок, поневоле заливаюсь краской. Тогда голову пониже, уткнуться носом в формуляр, сделать вид, что с головой ушла в работу... А на самом деле жадно ловить краем уха обрывки фраз, стараясь ничего не пропустить.
Как легко они щебечут на эти темы! А я завидую. Мне бы эту легкость и непринужденность!
У Сашеньки очередной хахаль. Ее просто распирает от желания поделиться. Как она может? Это ведь сокровенное... запретное... Я бы никогда не отважилась вынести на всеобщее обсуждение то, что происходит между двоими... Да мне и выносить-то нечего... А Саша возбужденно рассказывает Ларисе:
– Как пристал с расспросами! Кто до меня был? Расскажи... Ужас просто!
– А ты? – Лариса оглядывается и понижает голос.
– Ха-ха... Я ему: ты что?! Я ангел просто...
– А он?
– Не верит! Говорит: опытная... Ну, я губы надула. Говорю, не попрекай ошибками молодости. Был один козел, даже вспоминать не хочу... Вот ты – другое дело!
– Ага! – кивает Лариса. – Им польстить – так веревки вить можно.
– Нет, ну это же просто кошмар! – кипятится Сашенька. – Ведь главное, каждый вот так допытывается. Сами нашляются, а от нас требуют, чтоб себя для его светлости берегла. А правду скажешь – так глаза как полтинники: ах, ты гулящая! Лицемеры! А представь, если б я ему девочкой досталась? Небось тут же в сторонку свалил бы...
– Почему?
– Так если до него никому не понадобилась, так и ему не нужна, – резонно замечает Саша.
Да... у каждого свои проблемы. Я вот добереглась... И расстаться боюсь с таким сокровищем. А после того как девчонок наслушаюсь, так еще страшнее становится. Это уже на болезнь похоже: чем дальше, тем хуже.
Говорят, что с возрастом это сделать все труднее. Организм не может перестроиться. От боли можно сознание потерять.
Девчонки рассказывали о какой-то женщине, которая в тридцать наконец решилась. Так ей даже врача пришлось вызывать... прямо к брачному ложу... Господи, стыд-то какой! Вся «скорая» со смеху умирала...
А мне скоро двадцать семь. А вдруг и у меня так же? Уж лучше и не пытаться...
И потом, Сашенька, пожалуй, права. Мужчины ведь как рассуждают? Раз никого не было, значит, никому и не понадобилась. Не было желающих... Так сказать, второсортный товар... Это в молодости естественно. А я уже... старуха. Нет, правда... Помните у Лермонтова? «Она была уже старухой. Ей было двадцать шесть...» Теперь, когда я хорошо вижу, могу разглядеть в зеркало предательские морщинки в уголках глаз. Это оттого, что слишком много читаю...
Я вообще в последнее время боюсь зеркал. Мне кажется, что это не я, а незнакомая старая женщина, печальная и скорбная... Наверное, я скоро стану такой же, как она... с противно поджатыми тонкими губами, подозрительным взглядом и морщинистой шеей... У нее на лице написано, что ей ни разу не было дано узнать любовь, что она не стонала в мужских объятиях, не носила под сердцем дитя... Скоро это станет заметно и по моему лицу... Девчонки хихикают над нашей начальницей Верой Петровной, когда та начинает взахлеб рассказывать о своей кошечке. Дескать, мужика бы ей завести, а не киску тискать... А я молчу про свою Пусю. И про то, что вяжу крючком салфетки и что развожу рассаду... Типичный джентльменский... нет, стародевский набор.
Как у Сашки глазки заблестели, когда Иона встречал меня у библиотеки! Так и стреляла, как снайпер! А потом полдня шепталась с Ларисой и посматривала в мою сторону. И во взгляде ясно сквозило уважение! И я... я гордилась... Да, мол, и у меня есть... Просто я этого не афиширую... Это я напоказ скромница, а на самом деле – ого-го! Огонь! В тихом омуте черти водятся! Мне хотелось, чтобы они думали именно так.
А теперь интерес у девчонок угас. Конечно, красивый брюнет уже целый месяц не заглядывает. Наверное, они решили, что он сбежал от меня, как черт от ладана. И наверное, они на его стороне. По их мнению, мы слишком разные. Земля и небо... Вот уж удивлялись: что он во мне нашел? А я и сама не знаю.
Самое обидное, что девочки правы. Только у меня не хватает смелости открыто это признать и эдак легонько заметить в разговоре – да! сбежал! поматросил и бросил... Незачем им знать, что до «матрошенья» у нас так и не дошло...
Представляю, как Сашенька глаза бы выпучила! А Лариска со стула бы упала, если б я рассказала им все откровенно. Точно решили бы, что у меня не все дома. От своего счастья отказалась – ну, просто ненормальная! Клинический случай!
Они бы зубами и ногтями пытались удержать такого, как Иона. Я бы... тоже пыталась... если бы знала, что нужна ему, что он меня любит. А так... Лучше забыть. За месяц он обо мне даже не вспомнил. Если бы хотел видеть, нашел бы. И дачу знает, и домашний адрес, и библиотеку... Ведь сам разыскал, когда надо было... Теперь, значит, не надо... Легкой победы не получилось, а к трудностям такие баловни, как Иона, не привыкли. Да и кому нужны лишние сложности? Да – да. Нет – нет. И разошлись, как в море корабли.
Сиди, дуреха, со своей «проблемой», пока окончательно не завянешь. Другие небось сговорчивее...
Я без конца анализирую то, что произошло между мной и Ионой. Уже полный сумбур в голове, не разобрать, кто прав, кто виноват. И даже посоветоваться не с кем. Не с мамой же делиться вопросом взаимоотношения полов. А подруг у меня нет. Так, знакомые... У нас хорошие ровные отношения, можно книгу обсудить или политические события. Иногда у меня совета просят, любят, что я «раскладываю по полочкам»... А вот откровенности, интимной доверительности нет. Помните, как Наташа Ростова с Соней своими чувствами делилась? Нет у меня такой Сонечки. Да, честно говоря, и не сумею я требовать от подруги сопереживания.
Раньше всегда наоборот было. В школе я всегда всем помогала, выполняла функцию жилетки. Контрольную дать списать, посуду помочь помыть или в магазин вместе сходить, а потом часами выслушивать жалобы и глубокомысленно давать «умные советы». А вот в кино или на танцы всегда без меня бегали. Если у кого-то компания собиралась, то тоже без меня. Скучно, наверное, им со мной было. Какая радость, если кто-то сидит в уголке и глаза поднять боится. Все по углам целуются, а я как соглядатай... Наверное, дело не в девственности, а в чем-то другом, а это уже следствие первоначальной причины. Даже в детском саду я была сама по себе, играла в сторонке с куклой или в песочке копалась. Воспитательницы меня тоже как будто не замечали. Вспоминали только, если надо было смыться из группы, чтоб покурить или потрепаться. Тогда меня выволакивали из укромного местечка и ласково уговаривали: «Иди сюда, Машенька, иди, умница. Почитай детишкам книжечку». Я единственная из всех уже в пять лет бегло читала...
Как-то так само собой получилось, что я везде чувствую себя «чужой девочкой». Вот и Сашенька с Ларисой повернутся в мою сторону только за пару минут до начала обеда и то потому, что чай обычно завариваю я. Я запасаю мяту, мелиссу, чабрец, липовый цвет, сушу в тени на чердаке, раскладываю по коробочкам, колдую над чайником...
Ага... Лариса оглянулась.
– Маш, сейчас закрываем.
И я топаю в подсобку, включаю электроплитку, достаю свои припасы. Сегодня я даже на тортик расстаралась, у нас заведено перед отпуском устраивать маленький сюрприз. Правда, домашнее таскаем только мы с Верой Петровной, а девчонки предпочитают в палатке рулетик купить.
За чаем Саша, словно невзначай, интересуется:
– Ты одна в отпуск поедешь или?..
Я неопределенно пожимаю плечами и напускаю на себя загадочный вид.
– А куда собрались? – оживляется Лариса.
Если я скажу, что три недели, как сыч, буду сидеть на своей даче, то все это время мои сослуживицы будут усердно перемывать мне кости. Лучше опять таинственно промолчать.
– В Ялту? Или в Анталию?
– Какая Анталия с нашими доходами?
– Ну... если есть кому повезти... – наперебой судачат девчонки.
И тут Вера Петровна вдруг пристально смотрит на меня и удивленно спрашивает:
– Маша, а где твои очки?
Слава Богу, недели две прошло, как я не ношу свои огромные уродины, а они только заметили!
– Мне они больше не нужны.
– Неужели операцию сделала?
– Ты что?! После операции читать нельзя.
– Маш, ну расскажи, что за чудо такое?
– Вовсе не чудо. Просто я делала специальные упражнения, – скромно отвечаю я. – Каждый день по десять раз.
– А... – девчонки скучнеют. – И долго?
– Долго.
Все, что требует усердия и постоянства, их мало интересует.
Потом я мою чашки и слышу, как Лариса громко шепчет Саше:
– Как ты думаешь, она действительно с этим брюнетом собралась?
– Вряд ли, – хмыкает Сашка. – Я по глазам вижу. Нашу Машулю ни один мужик дольше часа не вынесет. Со скуки сдохнет.
Лариса фыркает и добавляет:
– Неужели она сама не понимает, что абсолютно несексуальна?
– Ну не дано человеку... – снисходительно говорит Саша.
Странно, что мне даже не обидно. Я ведь сама понимаю, что не дано. Другие под мужскими взглядами расправляются, хорошеют, а я скукоживаюсь, начинаю сутулиться, прятать грудь и совершенно не знаю, как себя вести. Мне кажется, что меня оценивают, словно товар на витрине, а потом обязательно поставят самый низкий балл.
Если бы случилось невозможное и я отважилась улечься с кем-нибудь в постель, то и там думала бы, правильно ли себя веду, как выгляжу, не считает ли он, что я позволяю слишком много...
И только ночью, во сне, я совершенно свободна от этого зажима. Ночью я вижу его... Уже несколько недель почти один и тот же сон. Иона ласкает меня, целует, а мне не стыдно, а приятно. И сладкая дрожь сводит ноги вроде судороги... Совсем как тогда, на летном поле...
Я твердо решила больше не вспоминать о нем, но над снами я не властна. А этот сон никогда не станет явью...
Глава 10
ВСЕ НА ПРОДАЖУ
Помидоры уже наливаются сочным красным цветом. Глаз радуется, когда каждый день отмечаешь, что тугие круглые бока их стали еще ярче. Солнце такое горячее и ласковое, что все живое торопится вобрать в себя его живительное тепло.
Маша привычно таскала тяжелую лейку, поливая по утрам и вечерам свой огород. Но обычного восторга оттого, что плоды ее усилий дают такие прекрасные всходы, не было в ее душе. Наоборот, все из рук валилось.
Иона так давно не появлялся, что мальчишки сочли «контракт» оконченным, забрав трех пушистых котят. Только Маша вкалывает, как лошадь.
Кому это нужно? Почему она приковала себя к этой даче, как каторжника к галерам? Что, она не может купить эти чертовы помидоры на рынке? И куда им с мамой вдвоем столько варенья? Вон прошлогоднее еще не доели. А цветочное буйство на клумбе просто вызывало раздражение. Маша даже перестала срезать букеты, и пышные головки георгинов и флоксов теперь вяли на корню. Маше казалось, что, ставя их в вазу, она словно сама себе цветы в подарок преподносит. Унизительно...
Дни в одиночестве тянулись медленно, и она уже с нетерпением считала, когда же кончится отпуск.
Мимо ее участка целый день топали по тропинке к пруду загорелые мальчишки и разморенные жарой дачники. Маша тоже загорела на огороде, но ходить купаться в грязной, взбаламученной множеством тел луже ей даже в голову не приходило.
Дачная жизнь стала тяготить, как обуза... А может, тому причиной было сознание того, что всего в каких-то двадцати километрах от их «Солнечного» расположен аэроклуб. И человек по имени Иона поднимается оттуда в небо, пролетает прямо над ее головой и смотрит на Машу сверху... вернее, свысока... И нет ему дела до россыпи крошечных дачных домишек, они для него не больше спичечной коробки... А люди как муравьи... И она, Маша, тоже не больше муравья... Не больше... Копошится на своих грядках в подтверждение вечной истины, что рожденный ползать летать не может...
– Мери, пойдем окунемся. Ты скоро совсем зачахнешь на своей фазенде.
Антон в белых шортах, с перекинутым через плечо полотенцем небрежно облокотился на ограду. Масленый взгляд блуждал по Машиной фигуре, будто забирался под тонкий сарафан.
Маша резко выпрямилась и метнула на Антона гневный взгляд.
– Проходи, не задерживайся.
– И с чего это мы такие злые? – протянул Белецкий с издевкой. – От тоски бесишься? Между прочим, от одиночества иногда с ума сходят.
У него еще хватает наглости как ни в чем не бывало разговаривать с ней! Как будто это не он наговорил гадостей Иоанну?! Кто, кроме Антона, мог выдумать такую пакость?
«Все соседи знают...» – выпалил тогда ей Иона. А подобное «знание» могло зародиться только в воспаленном воображении одного-единственного соседа.
Но если дать ему понять, что ей известно о наговоре, то Антон только обрадуется, что сумел ей насолить.
– Тебя от самого себя случайно не тошнит?
– Мери, я мужчина, приятный во всех отношениях. Одна ты этого не замечаешь. – Антон даже не обратил внимания на ее выпад, словно это цикада протрещала.
Маша отвернулась и снова склонилась к грядке. Но Антон был расположен продолжать беседу.
– А я вот с Кубы вернулся. На симпозиуме парился, – небрежно бросил он. – Ты скучала?
– Даже не заметила твоего отсутствия, – не поворачиваясь, отрезала Маша.
– У меня есть настоящий ром и куча интересных побрякушек, – небрежно протянул Антон. – Зашла бы в гости...
– Нет уж, спасибо.
– Тогда к себе пригласи.
Маша не ответила и демонстративно ушла в дом, плотно прикрыв за собой дверь.
Белецкий постоял у забора, потом хмыкнул и направился к озеру, насвистывая сквозь зубы. Маше он напомнил паука, который расставил сети и уверенно ждет, когда бедная мошка окончательно запутается. Тогда он отбросит церемонии, улыбочки, пассажи вокруг да около, а просто набросится на свою жертву...
Бр-р! Машу даже передернуло от отвращения.
И как Иона мог поверить ему? У Антона на физиономии написано, что он гнусная сволочь, бабник и трусливый мстительный гаденыш. А впрочем, это она сейчас видит, пообщавшись с Белецким пару лет. А сначала он даже обаял Машу обходительным ухаживанием и умными речами. Хорошо, что она привыкла держаться настороже с малознакомыми мужчинами. И, ничего не добившись, Антон отбросил маску и показал, каков на самом деле, – пошлый циник.
И что он так запал на нее? Никак не оставит в покое. Ведь Маша видела не раз, каких девочек привозил Белецкий к себе на дачу провести уик-энд... Настоящие супермодели в дорогих фирменных шмотках... Они расхаживали по участку в одних купальниках и подавали Антону в гамачок джин с тоником... А он развалился, как султан, и гордо поглядывал по сторонам: все ли видят, как приятно оттягивается господин Белецкий?
Маша выглянула в окно и, убедившись, что он ушел, вышла на веранду. Провела рукой по резным перилам, окинула взглядом свой ухоженный участок, на который положила столько сил... Ведь когда она вступила в наследство, здесь был затоптанный пустырь, с оставшимся от строительства мусором...
Жалко расставаться со сказочным теремком, будто специально созданным для принцессы Несмеяны. Жалко отдавать в чужие руки этот кусочек собственной, личной земли... «Что за мысли?! – одернула себя Маша. – С какой стати расставаться? Из-за того, что какой-то человек провел здесь пару дней, а теперь пролетает где-то в небесах? Слишком много чести!».
И тут же ответила себе: «Да, именно поэтому. Его нет, а как будто незримо присутствует... Куда бы я ни глянула – везде чудится. Так я просто с ума сойду, скоро начну с пустотой разговаривать».
– Ты с ума сошла?! – патетически воскликнула мама. – Продать дачу?! Отцовскую дачу! Нашу единственную память?
– Мама, ты же все равно туда не ездишь. Сама говорила, что глаза б твои ее не видели.
– Только через мой труп! – всхлипнула мама. – А впрочем, мне все равно... Я же ничего не решаю... Это твое... наследство...
Маша опустила голову. Даже через четверть века после развода, даже после его смерти мама продолжает любить отца... И пытается скрыть это от дочери, а может, и от самой себя...
Наверное, это похоже на ее чувство к Ионе... Он исчез из Машиной жизни, все равно что умер или ушел к другой, а для нее прошлое продолжает быть настоящим и все так же волнует.
Для мамы в резном деревянном тереме незримо присутствует отец, а для Маши – Иона...
– Мне просто надоело, – нарочно резко сказала Маша. – Что я, как старуха, на грядках копаюсь? Ты же там куста не посадила. Вот езжай и живи, если хочешь!
– Я не хочу! – тут же встрепенулась мама.
– Я тоже!
Они пристально посмотрели друг на друга.
– Лучше ремонт в квартире сделать, – грубовато продолжила Маша. – А потом поехать в Анталию. Хоть мир посмотреть...
У мамы мелко затряслись губы, и Маше стало мучительно жаль ее. Но себя тоже было жалко.
– Перекати-поле... – тихо сказала мама. – Вырви с корнем... все вырви... все продай...
Она молча встала, ушла в свою комнату и хлопнула дверью. Маша, стиснув зубы, слушала, как оттуда раздаются приглушенные рыдания и упреки. Какую безжалостную и бессердечную дочь она вырастила... ничего святого... все на продажу...
«Продается дача. Срочно. Недорого. Звонить по телефону...»
Маша прилежно оклеила листочками каждую станцию электрички, привокзальную площадь, да еще дала объявление в газету «Из рук в руки». Теперь она сидела дома и ждала звонков.
Мама демонстративно молчала, выходила только налить себе чаю и тут же уносила чашку в свою комнату. А оттуда громко говорила, словно сама с собой:
– Жара-то какая! Небось уже все цветы завяли... А помидоры давно ободрали да потоптали... – и вздыхала.
Маша пыталась читать, но буквы никак не хотели складываться в слова. Она по нескольку раз перечитывала страницу и не улавливала смысл. Мысли все время возвращались к покинутой даче и к Ионе.
Первый звонок раздался поздно вечером. Мама тут же вышла в большую комнату и села у телефона, слушая Машин разговор.
– Двенадцать соток? – бубнил в трубке мужской голос. – А гараж есть? Нет? Жаль, придется строить... И дом деревянный? Без канализации? Ну, это же перестраивать надо...
Маша представила себе, как рушится резной терем, как урчит бульдозер, сравнивая его с землей, и как вырастает на его месте уродливая махина с претензией на особняк...
– Нет, – жестко отрезала она. – Вам я не продам. Почему? Потому что!
Мама сухо кивнула:
– Уж лучше сжечь до головешек.
Еще через день позвонили с предложением снять дачу на месяц для семейства с четырьмя детьми.
– Я подумаю, – пообещала Маша.
Больше никто не интересовался. Телефон молчал. Конечно, кто хотел, купил в самом начале лета. Да и предложения сейчас явно превышают спрос. Всем нужны деньги, и мало у кого они имеются. Поэтому, когда через неделю женщина, хотевшая снять дачу, перезвонила, Маша тут же согласилась показать ей участок. Встретиться договорились прямо на станции у утренней электрички. Маша решила выехать накануне, привести все в порядок, а то пыли уже, поди, накопилось, сорняки осмелели...
То, что по участку будут носиться дети, даже радовало Машу. Пусть пообрывают ягоды, полакомятся помидорами, а резной сказочный терем им наверняка понравится. То-то у Белецкого глаза на лоб вылезут, когда вместо Маши он увидит за оградой громко вопящее семейство. А если у какого-нибудь самолета вновь случится неполадка в моторе, то на помощь ему бросится хлопотливая мамаша и куча детишек с облупленными носами.
Глава 11
ОЛУХ ЦАРЯ НЕБЕСНОГО
Горячий воздух с терпким сосновым ароматом стоял в бане.
Серега плеснул на каменку ковш воды, и густой пар с шипением рванулся вверх, обжег легкие, ошпарил кожу. Несколько мужских глоток разом выдохнули воздух и ухнули. В парной моментально стало нечем дышать.
– А кого веничком отхлестать? – весело поинтересовался Костя, окуная свежий дубовый веник в шайку с кипятком. – Тебе, Иона, припечатать?
– Валяй...
Иона растянулся на полке, предоставив ему свою спину для экзекуции. Костя размахнулся и шлепнул с оттяжкой, оставив на распаренной коже длинный красный след.
– О! – Иона крякнул. – В одно место не лупи. Сбоку теперь...
– Не учи ученого!
Костя охаживал его спину со знанием дела, не спеша, каждым новым ударом зажигая внутренний огонь в новом участке тела. А Серега, добавив парку, забрался на самый верхний полок и уткнулся лицом в отполированные телами доски.
Иона терпел до последнего, чувствуя, что еще немного – и он превратится в круто сваренного красного рака... а потом вскочил и с воплем вылетел из парной. Он с разбегу нырнул в вырытый рядом с банькой пруд и размашисто поплыл. Холодная вода будто иголками впивалась в кожу, омывая разгоряченное тело.
– У-у-у! – заорал за его спиной Серега и плюхнулся в пруд, взметнув вверх тучу брызг. Следом вылетел Костя и в изнеможении рухнул в воду.
– Что орешь как ошпаренный?
В ответ в прозрачном вечернем воздухе раздались виртуозные «народные выражения».
– Соловей! – хмыкнул Иона.
Вдоволь наплававшись, друзья выбрались на берег и голышом растянулись на мягкой траве, лениво выясняя, кому тащиться к холодильнику за пивом.
Пошли все вместе. Сначала по очереди влезли под прохладный душ, потом завернулись в махровые простыни и разлеглись под голубоватыми елками, словно римские сенаторы. В большом чугунном мангале тлели угли от сосновых поленьев. Костя споро нанизал на шампуры крупные куски свежей, чуть примаринованной свинины, сбрызнул белым вином и уложил на мангал.
Ну и запах... С ума сойти... Особенно если горло холодит ледяное пенистое пиво, а ему вдогоночку тут же отправляется крупная, приправленная укропом и лаврушечкой, уже очищенная креветка...
Иона больше, чем собственным клубом, больше, чем машинами и удобным домом, гордился вот этой банькой, поставленной на окраине его владений, прямо у опушки соснового леса.
Это была настоящая русская парная, а не какая-нибудь доходяжная сауна. Ее из отборной корабельной сосны ставил старый сибирский мастер, за которым Иоанн специально отправлял самолет. А просторный предбанник он конструировал сам, предусмотрев все, что только сможет пожелать душа, разнеженная хорошим парком. Там вокруг овального стола стояли мягкие кожаные диваны, огромный холодильник мог вместить пива на целую дивизию, а современная электроплита и микроволновка за считанные минуты гарантировали прекрасную закуску.
Но летом Иона с друзьями всегда выбирался на поляну, где рядом с мангалом они расстилали скатерть, а вокруг бросали надувные матрасы. Еще успеют насидеться под крышей в дождливую осень и снежную зиму. Даешь природу!
Солнце плавно опускалось за кромку леса, удлиняя стелющиеся по траве тени. Креветки сами таяли во рту, с молниеносной скоростью исчезая с большого мельхиорового блюда. За пивком пришла очередь водки, запотевшей в морозилке, острых маринованных перчиков, малосольных огурчиков и сочащихся алым соком крупных помидоров. А к ним и шашлык подоспел, розовато-коричневые куски аппетитно млели на шампурах, словно изнемогали от желания и умоляли о счастье быть немедленно съеденными...
Разлили по первой, сдвинули высокие серебряные стопки, крякнули от удовольствия...
Иона лениво жевал огурец, думая о том, что правильно сделал, позвав сегодня ребят попариться и расслабиться. Иначе сидел бы один, в телевизор пялился, или опять понесла бы нелегкая на поиски приключений...
Черт, до встречи с Машей нормальная жизнь была, не приходилось судорожно думать, чем занять вечер, чтобы не одолевали злые тоскливые мысли. Жил человек себе легко, вольно, свободно... а теперь словно подменили.
Как водится, после бани и водки разговор плавно свернул от обсуждения дел и самолетов к не менее важной и животрепещущей для каждого мужчины теме – женщинам.
– Ну облом так облом! – с возмущением рассказывал Серега. – Главное, я ж купился, как пацан! Такой прямо ангел с крылышками. Я ее по кабакам ночным вожу, букеты в корзинах с утра присылаю, а она глазками хлоп-хлоп, из машины выпрыгнет – и домой. Вроде, на «динамо» не похоже, звонка ждет, видит меня, аж сияет вся. Я думаю, малолетка неопытная, приручаю понемногу... А тут днем мимо ехал, ну и заскочил. – Серега выпил и, не морщась, раскусил острый жгучий перчик. – Она дверь открыла, покраснела, глазки забегали... Я ее плечом отодвинул, в комнату... а там парниша, биточек такой... брюки натягивает... А моя фея под халатиком тоже в чем мать родила... И диван у них разложен...
– Я бы врезал, – возмутился Костя.
– Да ну... – Серега усмехнулся. – Она лепетать начала, что ревность в своем бугае будила... А во мне ей машина нравилась и дорогие развлечения... Короче, я для души, а парниша для тела.
– Это что! – подхватил Костя. – Я не рассказывал, как полторы штуки баксов в борделе оставил?
– Ты где ж такой дорогой нашел? Или зараз по всем прошелся?
– Да в Италии сдуру ребята шепнули, что там по спецзаказу девственниц предлагают.
– А ты что, целок не ломал? – хмыкнул Серега.
– Да представь, не тянуло раньше. С опытными проблем меньше. А тут думаю, надо же все в жизни попробовать, что ради такого полторы штуки жалеть? Это ж у нее раз в жизни...
– Ну... – подбодрил Серега.
– Про сухой секс слышал?
– Слышал.
– Ну вот. Типичный случай. И стоны, и слезы, и кровь, все как положено. Классика. Дрожит, боится... Ну я себя просто орлом почувствовал. Еще сверху ей дал три сотни. Короче, понравилось. Через несколько дней опять туда пошел. И что вы думаете? Меня снова к ней приводят.
Серега заржал:
– Хорошая подстава.
– Ага. Ну я ей на смеси французского с нижегородским объяснил, что к чему. Она, оказывается, специальными травами так стерилизуется, что как терка вся шершавая внутри, а мужикам кажется, будто они и вправду первопроходцы. А остальное – спектакль. У них это бешеным спросом пользуется.
Иона слушал ребят и молча пил стопку за стопкой. На свежем воздухе после очищения баней хмель совсем не брал, голова была на удивление ясной.
– Я тоже недавно... – начал было он и запнулся.
Перед глазами встала Маша. Она смотрела на него широко раскрытыми испуганными глазами... Только что он прижимал к себе ее упруго напряженное тело, а потом вдруг она с силой хлестнула его по щеке...
Нет, это невозможно... Такого просто не бывает... Это Иона хватается за соломинку... Почему не бывает? Трудно сохранить такое сокровище до двадцати семи? Господи, идиот! Какое простое объяснение всему – и ее робости, и неподдельному страху в глазах, и смущению, и взглядам украдкой... А как она боялась дотронуться до его тела, когда ухаживала за ним... Иона до сих пор чувствует легкие прикосновения прохладных пальчиков, которые Маша тут же, словно обжегшись, отдергивала...
А эта привычка ходить, чуть ссутулясь, постоянно одергивая юбку... Будто прячет себя от нескромных взглядов... Ему и в голову не могло прийти, что у Маши просто не было еще в жизни мужчины, с которым она стала бы близка... Конечно, привык, что любая соплюшка уже имеет немалый опыт... А ведь она стесняется этого! Иначе сказала бы, объяснила свою реакцию... Но Маша ведь приходила к нему, заказывала полет... Для чего? Может быть, хотела объяснить? А он, как последний дегенерат, укатал ее до потери пульса!
Если бы он только понял это раньше! Тогда не полез бы под юбку, как молодой кобель, жадно и нетерпеливо... Он просто отпугнул этим Машу. Она не может довериться первому встречному, она бережет себя для единственного... И им мог бы стать Иона, если бы не повел себя, как самоуверенный, самовлюбленный идиот!
Ребята вгрызались зубами в сочные куски мяса, с нетерпением ожидая продолжения истории. Иона поглядел на них и вдруг улыбнулся.
– А я полный козел, мужики, – сказал он. – Сижу с вами водку пью, а должен быть совсем в другом месте.
Действительно, почему он до сих пор не нашел ее, не захотел все выяснить сам? Может быть... нет, наверняка... Маша ждет его...
