Текст книги "Мифы и легенды народов мира. Центральная и Южная Европа"
Автор книги: Татьяна Чеснокова
Соавторы: Ольга Петерсон,Е. Балабанова
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
В одно прекрасное утро молодой Ренар пошел к своему дяде Изегриму. Он казался накануне смерти: взор мутный, шерсть взъерошена, сам сгорбленный и угрюмый.
– Что с тобой, прекрасный племянник? – спросил его хозяин. – Ты, кажется, не в своей тарелке. Уж не болен ли ты?
– Да, я не совсем здоров.
– Верно, ты не завтракал?
– Нет, правда, я не ел, но у меня совсем нет аппетита.
– Полно, пожалуйста! Мадам Херсент приготовит тебе славную похлебку из почек и селезенки, и ты почувствуешь себя гораздо лучше.
Но не такого угощения ждал Ренар от дяди: его привлек к нему запах ветчины, и он успел уже высмотреть подвешенные к самому потолку три необыкновенно жирных окорока.
– Какие прекрасные окорока висят у вас, милый дядя! – сказал он Изегриму. – Да еще на самом виду! А что как увидит их кто из соседей?!
– Ну, так что же? Пусть смотрят на них те, кому никогда не знавать их вкуса!
– А если они попросят?
– Пускай просят, – я не дам ни кусочка никому на свете, будь то брат, кум или сосед.
– В таком случае я спрятал бы их подальше и всем рассказал бы, что у меня их украли.
– Пусть висят, где висят, – никому нет до них дела.
Замолчал Ренар, поел поданной ему похлебки, простился и ушел обдумать на свободе способ завладеть окороками.
Следующая ночь была темная–претемная, бурная и дождливая. Крепко спалось Изегриму и его жене под завывание ветра, и не слышали они, как Ренар, подкравшись тихонько к их замку, раскрыл крышу, побросав доски и солому на другую сторону рва, и через смастеренное отверстие легко снял с крючков все три окорока и, осторожно ступая со своею драгоценною ношей, вернулся домой. Тут разрубил он окорока на части и спрятал их под солому своего тюфяка.
Рассвело. Крупные капли дождя упали на нос волку и разбудили его. Протер он глаза и с удивлением увидал над собой серое небо: крыши как не бывало, а с ней и окороков! Возопил волк изо всех сил, вскочила и госпожа Херсент и стала метаться из угла в угол, не помня себя от страха. Едва–едва успокоил ее наконец Изегрим и объяснил в чем дело.
Потолковав, решили они, что в этой пропаже виноват, вероятно, Ренар, – и пошел к нему волк, хоть утро было раннее и все добрые люди еще спали. Застал Изегрим Ренара в постели. Лицо у него было сытое, веселое, а шерсть гладкая, так и лоснилась, – ничто не напоминало вчерашнего голодного лиса.
– А, милый дядя, добро пожаловать! Только что это? Словно бы вы не в своей тарелке! Уж здоровы ли вы?
– Будешь тут здоров! – пробурчал Изегрим. – Знаешь, мои окорока ведь украли!
– Ха, ха, ха! – засмеялся Ренар. – Или соседи надоели вам просьбами угостить их? Взялись–таки за ум, хвалю вас. Но только напрасно вы это мне говорите – лучше кричите громче на улице, чтобы всякий вас слышал.
– Но я говорю тебе правду: окорока украли у меня, без сомнения! И крышу раскрыли, чтобы стащить их!
– Ну, меня–то, вашего советника, вам уверять не нужно! «Жалуется лишь тот, – говорит пословица, – кому не больно». Но напрасно раскрыли вы крышу! Кто вам теперь поверит, что воры были у вас ночью, сотворили такое дело, а вы этого не слыхали? Не очень это хорошо вы придумали!
Рассердился Изегрим на Ренара, махнул хвостом и ушел от него, почти убежденный, что лис тут ни при чем, иначе поверил бы он, по крайней мере, пропаже.
Chantecler можно перевести по–русски как звонкоголосый.
[Закрыть]И О ТОМ, КАК НЕ УДАЛОСЬ ЕМУ ЕГО СЪЕСТЬ
Вся провизия вышла у Ренара, и пошел он промышлять новой. Долго ли, коротко ли шел он лесом и набрел на прочно огороженную ферму богатого крестьянина Констана Денуа. Знал Ренар, что водилось у него кур, гусей и уток видимо–невидимо, а кладовая ломилась от всякой провизии и разного мяса – свежего, соленого и вареного. Сунулся было лис с одной стороны, заглянул сквозь забор и увидал прекрасный фруктовый сад; сунулся с другой – скотный двор, огород и все прочее. Да злодей Констан не только забором, так еще и колючею изгородью окружил свою ферму. Никак туда не попасть! Улегся лис под изгородью, хвост просунул и машет им, а сам думает: «авось хоть цыпленок какой увидит хвост, удивится и подойдет, а я его и сцапаю». Однако никто не шел, как лис ни вертел хвостом. Но, лежа так, рассмотрел Ренар, что в изгороди один сук сломан и что пролезть, пожалуй, можно, если не побояться двух–трех царапин. Пролез он в эту щель, но, не рассчитав прыжка, так тяжело шлепнулся в огород, что напутал все пернатое царство – и разлетелись в разные стороны куры, утки и гуси. Б это время вспорхнул на изгородь петух Шантеклер, возвратившись из далекой экскурсии, и вдруг видит, что его царство, вместо того чтобы радоваться возвращению своего повелителя, удирает от него со всех ног.
– Куда, куда бежите вы, дуры, распустив крылья и вытянув шеи? – кричит он им и сам стремглав бросается за ними.
Пинт, самая умная из куриц, самая степенная и несущая самые крупные яйца, отвечает ему обиженным тоном:
– Мы не от глупости бежим, а от испуга! Сюда пробрался из лесу зверь и лежит в капусте. Я отсюда вижу, как шевелятся капустные листья.
– Вот вздор! Какой зверь может пробраться через нашу изгородь? Да к тому же разве нет меня с вами,
меня – вашего естественного покровителя и защитника? Не бегите же!
И с этими словами он взобрался на навозную кучу и с виду спокойно принялся клевать какие–то зерна. Но в глубине души он не очень–то был в себе уверен, и слова умной жены не выходили у него из головы. Взлетел он на крышу и там, обдумывая это дело, вскоре заснул. И привиделся ему странный сон: кто–то принес ему желтую шубу, мехом наружу, и насильно заставил его ее надеть, но когда он стал выбиваться из нее, ее белая, как слоновая кость, и, как слоновая же кость, твердая опушка жестоко сдавила ему горло. В ужасе проснулся петух и, забыв свое достоинство, побежал отыскивать свою подругу.
Пинт клевала траву как можно дальше от капустных гряд и, когда Шантеклер рассказал ей свой сон, еще раз предостерегла его. Но мужчины иногда храбры невпопад, особенно если они хотят повеличаться перед дамами. И Шантеклер так расхрабрился, что Пинт покачала только головой и сказала:
– Пусть будет, что Богу угодно, но остерегайся сегодня хоть до полудня, потому что лесной зверь все еще находится в нашем парке.
– Ладно, ладно! – нетерпеливо отвечал петух и отправился клевать свою навозную кучу. Но снова сон одолел его.
Лис слышал весь разговор супругов и с удовольствием узнал, что Шантеклер и не думает остерегаться, а потому, как только последний заснул, тихонько вышел из своей засады и одним прыжком очутился на изгороди, отделявшей, к его огорчению, навозную кучу от огорода. Но Шантеклер проснулся от его прыжка и мгновенно очутился по ту сторону кучи.
– Ай, ай, ай, Шантеклер! – заговорил лис самым сладеньким голосом. – Вы убегаете от вашего лучшего друга и кузена! Ведь мы двоюродные, и приятно встретить в вас собрата по ловкости и проворству; это, положительно, наша семейная черта!
Шантеклеру очень польстили слова незнакомца, но он прикинулся равнодушным и запел как можно громче.
– Хорошо, очень хорошо вы поете! – заметил ему Ренар. – Но я зверь откровенный и должен признаться, что мой дядя, а ваш отец, Шантеклер, пел еще гораздо лучше вас. Его голос был так звонок и тонок, что его можно было узнать за целую версту. Особенно удавались ему те песни, что пел он закрыв глаза. Уверяю вас, братец, я не последний знаток музыки и, право, лучшего певца никогда не слыхал!
При этих словах лиса Шантеклеру вспомнились предостережения жены, и в душе его шевельнулось было подозрение, но ему все же не хотелось ударить лицом в грязь перед названым братцем, а потому, закрыв один глаз и посматривая исподтишка другим, затянул он свое «кукуреку» со всеми известными ему переливами.
– Хорошо, даже очень хорошо! – сказал лис. – Однако далеко вам до вашего отца! Но, конечно, не всем же быть певцами первой величины! Может быть, в чем другом вы оставите его позади, – любезно прибавил он.
Закружилась голова у тщеславного петуха, закрыл он оба глаза, и уже самое звонкое «кукуреку» готово было вырваться из его горла, как лис, вдруг прыгнув на него, крепко стиснул его зубами. Пинт, издали наблюдавшая за беседой своего супруга с Ренаром, подняла тревогу; к ней присоединились и другие куры, и птичница, выбежавшая на этот шум, успела разглядеть Ренара, убегавшего с петухом в зубах. Изо всех сил стала она звать на помощь, и, сбежавшись со всех сторон, люди спустили собак. Лис что есть духу мчал по дороге с Шантеклером в зубах, лишь изредка оглядываясь на хозяина фермы и его огромного дога, несшихся впереди всех.
– На вашем месте, – сказал тут петух Ренару, – я воспользовался бы случаем поддразнить их. Пусть только крикнет Констан: «Лис уносит моего пету–ха!» – отвечайте ему поехидней: «Да еще из–под самого вашего носа и несмотря на погоню!»
Правду говорят, что на каждого мудреца довольно простоты, и хотя лис издавна известен как самый большой мошенник и обманщик, но на этот раз он решил последовать совету Шантеклера и, услыхав, что Констан кричит своим людям: «Бегите скорее – лис уносит моего петуха!» – отвечал ему: «Да еще из–под самого вашего носа!»
Но не успел он разинуть рта, как Шантеклер высвободился из его пасти и взлетел на высокую яблоню.
– Ах, прекрасный кузен! – запел он оттуда. – Времена–то, видно, переменчивы!
– Да будет проклят рот, говоривший, когда ему надо было молчать! – отвечал Ренар.
– Да будет проклят глаз, закрывшийся, когда ему нужно было зорко смотреть! А вы, прекрасный братец, все же бегите, если не желаете гулять по морозу без шубы!
Ничего не ответив, Ренар перескочил ров – и был таков, возвращаясь домой голодный.
А Шантеклер вернулся благополучно на птичий двор задолго до охотников и поспешил успокоить свое огорченное пернатое царство.
Наступил май. Леса оделись листвою; луга запестрели цветами; птицы запели свои весенние песни, – один лис грустно сидел в своем замке Мопертюи [2]2
В переводе: гадкая нора
[Закрыть]где истощились уже все припасы и семья его стонала от голода. Наконец отправился он на охоту, обещая не возвращаться без добычи. Он вошел в лес, оставив в стороне большую дорогу, – ведь известно, что дороги проложены не для таких, как он, – и после многих кругов и обходов очутился на цветущем лугу.
– Боже мой, Боже! Как хорошо здесь! – восклицал он. – Сущий рай земной! Кажется, не ушел бы с этого места, если бы только была здесь какая–нибудь добыча! «Но нужда и старуху подымет на ноги» – говорит пословица.
С этими словами он перескочил через светлый ручеек, пересекавший луг, и лег у самого берега в тени одиноко росшего бука. Наш Ренар был поэт в душе и не прочь помечтать о суете мирской, особенно на тощий желудок.
Случилось, что как раз в это самое время старый ворон Тиселин, ища чем бы поживиться, залетел на соседнюю ферму и, подметив, что молочница разложила сушить на солнце сыры разных величин и достоинств, выждал, чтобы она отвернулась, и мигом сцапал самый большой. Как ни бранилась старуха, сколько ни бросала в вора камнями, сыра ее – как не бывало. Взлетел ворон на крышу, крепко держа в когтях сыр, каркнул ей насмешливо пословицу: «Дурной пастух кормит волка» – и, отряхнувшись и расправив крылья, высоко поднялся в воздух, отлетел подальше и сел на тот самый бук, под которым мечтал Ренар. Принялся ворон за свой сыр. Клевал, клевал, клевал – и уронил корочку на голову Ренара. Вскочил лис, заметя ворона, – захотелось ему и сыром полакомиться, и главное – скушать самого Тиселина, потому что голод его ужасно мучил.
– Здравствуй, Тиселин, – сказал он ему улыбаясь, – как я рад тебя встретить! У меня ранено колено, и, пока я лежу здесь больной, хотелось бы мне послушать хорошего пения. А ты ведь мастер на это – весь ваш род славится этим искусством.
Очень понравились слова лиса Тиселину, и он сейчас же каркнул весьма увесисто.
– Хорошо! Только ты поешь хуже твоих братьев: верно, много ешь орехов и хрипнешь!
Захотелось ворону отличиться – забыл он о сыре и закаркал на все лады.
Упал сыр около лиса, а тот ни с места и говорит ворону:
– Не могу я встать: очень у меня болит колено; а вот сыр твой упал около меня, и запах его очень меня беспокоит. Это очень вредно для моей раны. Пожалуйста, унеси его подальше!
Ничего не подозревая, ворон слетел на землю, но, увидев лисьи глаза, струсил было и приостановился. Не выдержал голодный Ренар, кинулся на него, но промахнулся: ворон вырвался–таки, и только пучок перьев остался у него в зубах.
– Ага! – сказал ворон, мгновенно взлетев на вершину дерева, – Вот какой ты обманщик!
Лис словно сконфузился и стал уверять ворона, что это от боли его так шибнуло. Но кто бы ему поверил!
Однако лис ворона–то упустил, но сыр все–таки скушал и, оправившись, стал даже дразнить Тиселина, говоря, что сыр–то и полезен для его раны.
– А мне было бы всего полезнее с тобой не знакомиться! – каркнул ему ворон, высоко поднимаясь в поднебесье.
Не удалось Ренару поживиться и на следующий день. Голод стал его крепко мучить, и, беспокойно слоняясь по лесу, стал он жаловаться на судьбу. Вдруг завидел лис на суку синицу – хоть маленькая птичка, а все на закуску годится. И кричит ей Ренар:
– Здравствуй, кума! Сойди со мной поздороваться!
– Ладно, иди своей дорогой, кто тебя не знает? И когда это мы с тобой покумились?
– За что же ты так сердита? Не кумились так не кумились, а все же я к тебе с доброй вестью, за которую следует меня поцеловать.
– Ну, расскажи, какие такие принес ты вести?
– А вот какие: по приказанию льва все звери поклялись идти на войну в далекую землю, а здешних маленьких и больших зверей больше не трогать, – одним словом, заключить Божий мир, как и люди. Поцелуй же меня за эту хорошую новость!
– Боюсь, обманешь! Целуйся с другими!
– Не обману, даже глаза закрою!
Ренар закрыл глаза, а синица взяла высохшую длинную ветку с сухими листьями и стала водить ею вокруг морды лиса, словно это она сама порхала. Изловчился лис схватить птичку, – а во рту у него оказались сухие листья.
– Как ты неловок, Ренар! – сказала синица. – Ведь если бы я не отскочила, ты бы меня совсем убил, а между тем ведь заключен Божий мир и звери поклялись не проливать между собою крови. Не так ли?
Засмеялся Ренар и опять закрыл глаза. Но синица не тронулась с места: что ни говорил ей лис, она все молчала и внимательно вглядывалась вдаль, откуда приближались охотники со своими собаками. Уже близко были собаки, а лис их не чуял. И вдруг наскочила на него одна, другая, – и заметался Ренар, не зная, куда деваться.
– Не торопись! – кричала ему синица. – Ведь звери заключили Божий мир, так чего же тебе бояться?
– Да, но эти молодые псы могут не признавать мира, заключенного их отцами, – отвечал лис, – они же тогда были чуть не щенками.
Но спорить было некогда, и Ренар, опасаясь за свою шкуру, влез в глубокое дупло и там притаился, пока собаки и люди не пробежали вперед в погоне за скрывшимся лисом.
Это приключение случилось, господа, в то время, когда зима вступила уже в свои права и все запасы в семье Ренара уже истощились. Большая нужда наступила: нечего было есть, нечего купить, нечего продать. Выгнала эта беда лиса на дорогу; пробрался он придорожными кустами и лег на берегу реки у самого моста: авось, мол, пройдет или проедет кто мимо, и будет чем поживиться. Ждал он добрый час и вот наконец видит на дороге воз с рыбой, а мужики идут и разговаривают. И понял Ренар из их беседы, что рыбаки, отправившись на лов, целую неделю не возвращались на берег, – так много рыбы пригнало в море западным ветром, и что теперь они везли ее в город продавать. Много товару было на возу: были там и корзины с миногами, и ящики с угрями, и много маленькой рыбы в кулях и бочонках. Выскочил Ренар из своей засады, почуяв добычу, забежал перед кустами и лег на дороге, притворившись мертвым. Лежал он там с закрытыми глазами, с оскаленными зубами, затаив дух, ну – околел, да и только! Кому бы пришло в голову такое притворство!
Увидали мужики лиса, подошли, потолковали, взяли его за хвост, со всех сторон осмотрели и решили взять его на воз.
– Славная шкура у лисы, можно продать ее за четыре, не то даже и за пять серебряных су, а то так и себе либо жене пригодится! – сказал старший из них.
На том и решили – бросили лиса на воз, а сами пошли, рассуждая о ценах на рыбу, на меха и хлеб, о хозяйстве и всяких домашних делах. Слушая их, Ренар открыл осторожно корзину, где было, пожалуй, больше трех десятков сельдей, – съел их под шумок с большим аппетитом и, выбрав другую большую корзину, где было много угрей, прогрыз в ней отверстие и, просунувшись в него, выпрыгнул из телеги, ловко унося на шее всю корзину с угрями. Как выпрыгнул он, – сказать не умею, а как не побоялся он замарать около рыбы свою шубу, – и подавно! Однако один из мужиков пошел посмотреть еще раз на подобранного лиса. Глядь–поглядь – ни лиса, ни угрей, и корзина с сельдями – пустая! Догадались тут мужики, что попались в ловушку, стали искать лиса по дороге, думая: не уйдет он далеко с такою ношей. Куда там! Станет он их дожидаться! Пробрался лис кустами в лес, в свою нору, где ждала его мадам Ришё – верная его подруга и два его сына: Персехэ и
Малебранш [3]3
Percehaie можно перевести – Пролаз; Malebranche – Худое Отродье.
[Закрыть]. Побежали они навстречу отцу, в восторге от его нового костюма – корзины с угрями, и, впустив его, после обычных объятий крепко–накрепко заперли дверь.
И стряпня же поднялась у Ренара! – связывали рыбу, жарили, варили; угрей резали на кусочки, нанизывая на нитки, и развешивали коптить над очагом, иных солили впрок, часть отобрали к обеду. Все были заняты, все были в духе и все веселились. И вот голодный Изегрим, прогуливаясь и ища, чем бы поживиться, проходил мимо замка Ренара, заметил дым и почуял вкусный запах. Подошел он к окошку и стал смотреть сквозь ставни и разглядел угрей, висевших над очагом. Как быть? Попросить Ренара поделиться с ним? – Знал он, что лис останется глух к его просьбе. Войти с угрозой? – Но дверь заперта очень крепко, и никто его не впустит. Наконец решился он постучаться. Стучал, стучал, – никто не отворяет.
– Отвори, кум! – кричит волк. – Отвори: принес я тебе кучу новостей!
Ничего не отвечал ему лис, сразу поняв, в чем дело. Удивился волк, что никто не отзывается, но запах рыбы так был привлекателен, что он продолжал стучать все громче и громче. Наконец Ренар спросил, кто стучит.
– Свои, – ответил волк.
– Кто свои?
– Твой дядя и кум! Отвори, прошу тебя; очень нужно!
– Потерпи, пожалуйста, пока монахи не отобедают и не уберут со стола.
– Откуда взялись у тебя монахи?
– Да я поступил к ним на службу.
– Будто бы? Что–то это странно! Но если это так, то дай мне чего–нибудь поесть с их стола, – я умираю с голода!
– Надо их попросить. Но что я скажу, если они меня спросят, не пришел ли ты, чтобы вступить к ним на службу?
– Скажи, что я готов им служить!
– Но это будет неправда! А я не могу обманывать их.
– Почему же неправда?
– Не можешь ты браться за это, так как, обещав, ты должен будешь поклясться никогда не есть мяса!
– Что же вы–то едите?
– Сыр, молоко, рыбу; мы ловим здесь же неподалеку жирных и больших угрей.
– Хорошо, я не стану есть мяса, если вы мне покажете, где вы ловите рыбу.
– Нельзя показать, пока ты не принят на службу.
Видит волк, что никак не попасть ему в дом лиса, и стал просить, чтобы тот вынес ему чего–нибудь поесть. Подошел Ренар к очагу, взял два куска угря, один сам съел, а другой отнес волку и просунул ему в щель, говоря: «Жаль, что не пришел раньше, а теперь ничего не осталось, – все съели монахи!» Съел волк, и захотелось ему еще поесть такого сладкого кушанья. И стал он просить Ренара показать, где водится такая чудесная штука. Выбежал лис из норы и побежал вперед, а волку закричал, чтобы тот шел следом. Так дошли они до рыбного садка.
Дело было ночью перед Рождеством, в то время, когда христиане солят ветчину и готовятся к праздникам. На небе звезды так и горели; мороз был жестокий, и сажалка совсем замерзла, – осталась одна только прорубь, у которой мужики оставили ведро.
– Где же тут ловят? – спросил с удивлением волк.
– А вот погоди.
Дошли они до проруби, привязал лис ведро к волчьему хвосту.
– Опусти, – говорит он волку, – хвост в воду и подожди, пока рыба в ведро наберется, – тогда и тащи! Мы всегда так ловим.
Послушался Изегрим, сел на льдину и опустил хвост в прорубь. Сел и лис поодаль и тоже делает вид, что рыбу ловит. Прошло немало времени, и стал волчий хвост примерзать ко льду. Хотел было вытащить его из воды Изегрим, но лис отсоветовал. Прошел час, другой. Говорит лис волку:
– Ну, теперь нам пора убираться подобру–поздорову, а то рассветает: придет хозяин садка, – пожалуй, нам будет плохо!
Волк хотел подняться – не тут–то было! Хвост не пускает.
– Ну, прощай, кум! – закричал лис, убегая. – Долго сидел ты, видно, больно ты жаден! Вот теперь и кайся!
Тут бы волку рвануться сильней да удрать, хотя бы потеряв десятка три волос, а он ни с места! Кончилось тем, что один охотник, возвращаясь с охоты, увидал его и забил тревогу. Собрались люди и выпустили собак. Стал тут волк метаться, да что поделаешь? В то время как он едва успевал огрызаться от собак, прибежал хозяин с топором и ударил его сзади, да так неловко, что отрубил только хвост. Изегрим словно того и ждал, – почувствовав свободу, кинулся в лес и удрал со всех ног! С этого дня пустая ссора волка с лисом превратилась в ожесточенную войну.
