Текст книги "Мифы и легенды народов мира. Центральная и Южная Европа"
Автор книги: Татьяна Чеснокова
Соавторы: Ольга Петерсон,Е. Балабанова
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)
Прошла зима, распустился боярышник, начинали уже зацветать и розы. Недалеко было и до Троицы, когда благородный лев созвал всех зверей на общее собрание. Явились все, кроме обманщика лиса. На этом собрании Изегрим еще раз принес королю жалобу на Ренара. Король отвечал:
– Послушай меня, Изегрим, не поднимай ссоры, – не люблю я дрязг и сплетен: домашние неприятности не всегда могут разбираться судом!
– Государь, – вступился медведь, – Изегрим жив–здоров и на свободе, а потому при своей силе и могуществе и сам мог бы отомстить Ренару и отнять у него всякую возможность вредить кому бы то ни было. Но он не делает этого из уважения к только что заключенному Божьему миру, и вам, нашему повелителю, следовало бы предупредить малейший повод к возобновлению междоусобиц в среде ваших баронов. Изегрим жалуется на Ренара, – прикажите разобрать эту ссору судом, и виноватый должен будет удовлетворить обиженного и еще заплатить пеню вам, нашему королю. Велите вызвать Ренара из его замка Мопертюи. Я охотно приму на себя это поручение и сообщу ему о решении суда.
Поднялись в собрании споры и раздоры: одни находили, что для Ренара мало даже смертной казни, другие желали во что бы то ни стало избежать скандала.
После долгих пререканий наконец решили вызвать Ренара в суд, а если он не пойдет сам – притащить его силой. Однако король, недовольный таким крутым оборотом дела, выразил твердое намерение простить Ренара, если он только раскается в своих проступках.
Очень огорчило собрание такое решение короля, и Изегрим, грустно повесив хвост, отошел в сторону, как вдруг явилась во дворец целая процессия: петух Шантеклер, госпожа Пинт и еще три дамы, ее сестры – Русеет, Бланш и Нуарет. Все они сопровождали траурную колесницу с останками благородной курицы Копет. Не далее как накануне подстерег ее Ренар, оторвал ей крыло, перегрыз ногу и замучил ее до смерти. Король, устав от прений, собирался уже распустить собрание, когда явился этот кортеж. Пинт первая решилась заговорить:
– Господа, волки и собаки, благородные и милые звери, не отриньте жалобы невинных жертв! У меня было пять братьев, – всех их съел Ренар! У меня было четыре сестры во цвете лет и красоты, – все, кроме одной, достались Ренару! Дошла наконец очередь и до тебя, крошка моя Копет! Была ли на свете курица жирнее и нежнее тебя, несчастная моя подруга?! Что будет теперь с твоею неутешной сестрой? Да пожрет тебя огонь небесный, коварный лис! Не ты ли столько раз пугал нас до смерти и портил нам платье, забравшись в курятник?! И вот теперь пришли мы все искать у вас защиты, благородные бароны, так как сами мы не в силах мстить Ренару!
В конце этой речи, часто прерываемой рыданиями, Пинт упала без чувств на ступеньки трона, а вслед за нею и все ее сестры. Волки и собаки поспешили к ним на помощь и стали брызгать на них водой, после чего, приведенные в чувство, они побежали к королю и ки-
нулись ему в ноги; Шантеклер стоял тут же, орошая слезами королевские колени.
Глубокая жалость наполнила душу короля; с тяжким вздохом поднял он голову и, откинув назад свою гриву, испустил такое рычание, что все звери попятились от ужаса, а заяц – так того потом чуть не двое суток била лихорадка.
– Госпожа Пинт! – воскликнул король, свирепо ударяя хвостом по бокам. – Во имя моего отца, для которого я еще ничего не сделал, обещаю я вам вызвать Ренара. Тогда вы увидите собственными глазами и услышите собственными ушами, как наказываю я ночных воров, убийц и изменников!
По извилистой тропинке добрался медведь до укрепленного замка Ренара, хозяин которого в эту минуту сладко спал: рано утром он славно позавтракал крылышком каплуна, и теперь еще вблизи него лежала наготове жирная курица. Услышав голос Бриона, вызывавшего его во имя короля, лис сейчас же стал придумывать, какую бы расставить ему западню.
– Напрасно только заставили вас прогуляться, почтеннейший Брион! – крикнул он ему, полуотворяя слуховое окошко. – Я и сам собирался к королю, как только закушу этим прекрасным французским блюдом. Сами вы знаете, Брион, что даже при дворе вокруг богатого и знатного человека все толпятся с предложением услуг и угощенья; но иное дело бедняк: для него нет места ни за столом, ни у очага, и есть–то он должен у себя на коленях, отмахиваясь направо и налево от собак. Едва–едва перепадет ему, чем промочить горло! Так–то, почтеннейший Брион, и я перед отправлением в путь произвел генеральный смотр своей провизии и, позавтракав горохом с салом, заел это блюдо свежим медком.
Забыл тут Брион все старые козни Ренара.
– Медком?! – воскликнул он в увлечении. – Да я ничего не знаю заманчивее этого кушанья! Нельзя ли и мне им полакомиться?
Даже сам Ренар удивился, как легко поддался на его удочку почтенный медведь.
– Я был уверен, что найду в вас товарища, – продолжал он. – Мой сын может подтвердить, что я нашел пропасть меду не дальше как при входе в тот лес, что стережет лесничий Ланфруа.
Тут Ренар покинул свою засаду и вместе с Брионом отправился в лес, где лесничий Ланфруа, распилив с одного конца колоду, засунул в отверстие косяк, чтобы помешать дереву сомкнуться.
– Вот, милый мой друг Брион, – сказал Ренар, – запас меду спрятан в этом бревне: просуньте голову и кушайте на здоровье.
Брион поспешил засунуть морду в отверстие, а Ренар, изловчившись из–за его спины, выдернул косяк, и дерево, сомкнувшись, прищемило морду Бриона, огласившего воздух пронзительным криком.
– Видно, вкусен показался вам мед, что вы им так долго лакомитесь? – дразнил его Ренар.
Но при первом появлении Ланфруа рыжий негодяй сделал ноги! Прибежавший тем временем лесник принялся скликать соседей. Брион, видя себя в безвыходном положении, решил пожертвовать мордой и, изо всех сил упираясь ногами, выбрался из щели, оставив там кожу с ушей и щек. Преследуемый мужиками, едва успел он спастись от их вил и рогатин.
Не переводя духа, примчался он ко двору благородного льва и тут же упал на землю от истощения.
– Великий Боже! Брат Брион, – воскликнул король, – кто это тебе так удружил?
– Государь, – с трудом проговорил бедный Брион, – эту услугу оказал мне Ренар!
Яростно рычал благородный лев и, ощетинив свою ужасную гриву, нетерпеливо бил хвостом по бокам, произнося клятвы и проклятия.
– Брион, – сказал он, – этот ужасный рыжий злодей не может уже рассчитывать ни на какое снисхождение: нет для него достаточно жестокой казни! Я так с ним разделаюсь, что моего суда долго не забудет вся Франция. Где ты, кот Тибер? Ступай к Ренару и от моего имени потребуй его немедленно ко двору. Да посоветуй ему также захватить с собой и веревку, чтобы было на чем его повесить.
Не улыбалось это путешествие Тиберу, но волей–неволей пришлось повиноваться. Подходя к замку Мопертюи, принялся он читать молитвы всем святым и, подойдя к воротам, стал снаружи вызывать Ренара:
– Тут ли вы, господин Ренар? Отзовитесь!
«Тут, и на твою голову», – подумал Ренар.
– Добро пожаловать, Тибер! – продолжал он громко.
– Не сердитесь на меня, товарищ, за то, что я вам скажу: я пришел от лица короля, который вас ненавидит и страшно вам угрожает. Все при дворе на вас жалуются, а больше всех Брион и Изегрим. Один только остался у вас защитник – ваш двоюродный брат Гримберт.
– Послушайте, Тибер, – отвечал Ренар, – угрозы, к счастью, не убивают. Пускай их себе точат на меня зубы: я от этого не меньше проживу на свете. Я твердо намерен побывать у вас при дворе и посмотрю, кто посмеет на меня жаловаться!
– И умно сделаете. Я советую это вам от всего сердца. Но я страшно торопился и умираю от голода. Не найдется ли у вас для меня кусочка каплуна или курочки?
– Очень уже многого вы от меня требуете, друг Тибер! Я могу предложить вам только крыс и мышей, но мышей прежирных. Не хотите ли?
– Как, мышей? С величайшим удовольствием!
Конечно, голод отшиб в этот день память у Тибера:
не подозревая предательства, последовал он за Ренаром в село, откуда все куры переселились уже на кухню жены лиса.
– Проберемся между этими домами, – сказал лис Тиберу, – мы попадем там на чердак, где сложен овес и приготовлен вечный пир мышам. Вот дверь, через которую вы можете туда пролезть.
Все это были выдумки Ренара, и дыра вела в ловушку, приготовленную для него же самого – на случай, если он еще раз вздумает подбираться к курам. Не успел Тибер последовать совету Ренара, как почувствовал на шее петлю. Чем больше вырывался он, тем сильнее она его душила. В то время как он делал тщетные усилия, чтобы освободиться, сбежались хозяева, и Тиберу досталась добрая сотня ударов.
С громкими проклятиями явился Тибер ко двору короля. Там, упав перед королем на колени, он рассказал ему о своем неудачном путешествии.
– Поистине дерзость и безнаказанность Ренара необычайны! – воскликнул король. – Неужели никому не удастся предать в мои руки этого ужасного карлика? Я начинаю сомневаться в вас, Гримберт. Вы так
хороши с ним, что мне сдается, уж не сообщаете ли вы ему обо всем, что здесь происходит?
– Государь, я, кажется, никогда не давал вам повода заподозрить мою верность!
– В таком случае ступайте в Мопертюи и не возвращайтесь без вашего родственника.
– Государь, – сказал Гримберт, – положение моего родственника таково, что он не явится сюда, если я не покажу ему вашей грамоты. Но я знаю, что при виде вашей королевской печати он немедленно отправится в путь.
– Гримберт прав, – сказал король и сейчас же продиктовал кабану послание, а Бришемер скрепил его королевскою печатью.
Гримберт на коленях получил от короля запечатанное послание и отправился в путь.
С радостью бросился Ренар на шею Гримберту и повел его в свой дом. Гримберт со свойственным ему благоразумием передал свое поручение лишь после обеда, когда уже убрали скатерть.
В смущении взломал Ренар печать и, читая письмо, несколько раз менялся в лице. Не надеясь на пощаду, исповедался он в своих грехах и стал готовиться в путь.
На другое утро, на рассвете, обнял Ренар свою жену и детей, которых оставлял в великом горе.
– Не знаю, что со мной станется, – сказал он им на прощанье, – оберегайте наш замок и поддерживайте его: пока он в ваших руках, вам нечего бояться ни короля, ни его баронов. Через шесть месяцев осады они будут стоять перед его воротами с таким же успехом, как и в первый день, а провизии у вас хватит на несколько лет. Поручаю вас Господу Богу! Молите Его, чтобы я скорее вернулся.
Оба барона отправились в путь; перешли реку, прошли ущелье, поднялись на гору, потом спустились в долину и очутились, сами того не ожидая, перед богатою монастырскою фермой. На птичьем дворе спокой
но разгуливали куры. При этом виде забыл Ренар и о грозившей ему опасности, и о своем раскаянии и уже готов был пуститься на новые похождения, да посовестился Гримберта и скрепя сердце прошел мимо, но долго оглядывался на оставшееся позади пернатое царство.
Чем дальше шли они, тем больше волновался лис и уже начинал дрожать как в лихорадке. Но вот перевалили они через последнюю гору, и перед их глазами открылась долина, где заседал королевский суд. Когда они прибыли и велели о себе доложить, заседание уже было открыто.
Появление Ренара и Гримберта произвело сенсацию в собрании пэров. Не было зверя, который не горел бы нетерпением поддержать обвинительный акт; даже благородный пес Рунио беспокойно ворчал и лаял. Но среди всех этих шумных демонстраций Ренар с полным наружным хладнокровием и спокойным достоинством зверя, не знающего за собою никакой вины, вышел на середину зала и, окинув собрание гордым взглядом, сказал:
– Государь, вам кланяется тот, кто оказал вам столько услуг, сколько не оказали все присутствующие здесь бароны, вместе взятые. Меня оклеветали перед вами, и я так несчастлив, что до сих пор не мог еще оправдаться. Говорят, что, благодаря советам окружа–ющих вас льстецов, вы хотите приговорить меня к смерти. Это неудивительно после того, как король охотно слушает наветы бесчестных людей и отвергает советы испытанных своих баронов. Но я желал бы знать, на что жалуются здесь Брион и Тибер? Моя ли вина, что Брион был застигнут на месте угощения крестьянином Ланфруа и при всей своей силе не сумел от него защититься? Или что Тибер сам попал в ловушку, охотясь за мышами? Невеликодушно было, государь, призывать меня на суд теперь, когда года подточили мои силы, когда голос мой разбит от старости и мысли плохо вяжутся в моем ослабевшем мозгу, – невеликодушно было пользоваться моею слабостью! Но король приказал, а я повиновался! Беспомощный, стою я перед его троном, и в его власти теперь повесить меня или вести на костер, казнить или миловать. Но прилично ли мстить такому бессильному зверю, как я, и удобно ли казнить меня, не выслушав моих оправданий? Кто знает, к каким разговорам и толкам повел бы такой образ действий?
– Ренар, Ренар! – возразил ему король. – Ты мастер говорить и оправдываться! Но теперь твое время прошло. Сбрось же свою личину! Все это лисьи штуки! Тебя будут судить, раз ты этого требуешь, и мои бароны решат, как надо поступить с таким убийцей, негодяем, вором, как ты. Кто решится утверждать, что ты не заслужил этих названий? Пусть говорит, – мы будем слушать.
Тут Гримберт встал с своего места.
– Государь, – сказал он, – мы ответили на ваш призыв и пришли преклониться перед вашей справедливостью. Зачем же обращаетесь вы с нами так оскорбительно? Зачем не хотите выслушать ни обвинений, ни оправданий? Ренар пришел сюда, чтобы отвечать на возводимые на него жалобы, – предоставьте же ему полную свободу защищаться и всенародно опровергнуть общее обвинение.
При этих словах все собрание в негодовании поднялось с своих мест, но король предупредил беспорядок, приказав всем сесть, и сам стал читать обвинительный акт.
Долго длились допросы свидетелей и разбор дела. Наконец собрание постановило, что Ренар обвинен и уличен в предательстве и заслуживает виселицы. По приказанию короля на высокой скале была приготовлена виселица. Схватили Ренара и поволокли на гору; дорогою вдоволь потешились над ним все звери, все враги и даже те, кто никогда не были ему врагами. На что уж заяц, и тот бросил в него камнем, – правда, издали, когда Ренар почти уже скрылся из виду; но, к несчастью, лис оглянулся, и заяц со страху запрятался под изгородь и уж больше не появлялся.
У Ренара была в запасе еще одна уловка, и у самой виселицы он вдруг заявил, что должен еще открыть королю нечто очень важное. Король, делать нечего, согласился его выслушать.
– Государь, – сказал тогда лис, – сознаю я вполне, какой великий я грешник! По вашему приказанию ведут меня на казнь, но вы, конечно, не захотите помешать мне искупить свои грехи перед Богом: позвольте мне примкнуть к крестоносцам, – я покину страну и пойду к святым местам. Смертью в Сирии я искуплю свои грехи, и Господь вознаградит вас за ваше доброе дело!
Говоря это, лис припал к ногам растроганного короля.
Подоспел тут с речью и родственник Ренара, Гримберт, и ловко дал понять королю, что при всех своих преступлениях Ренар был все же необходим королю, как ловкий его слуга и помощник.
– Послушай, негодяй, – обратился к Ренару король, – сколько уж раз ухитрялся ты вывернуться из петли? Не должен бы я тебе верить! Ну, да уж так и быть. Но, клянусь головою, несдобровать тебе, если дойдет до меня еще хоть одна жалоба.
Даровав прощение, собственноручно поднял король распростертого у его ног Ренара. Принесли крест; Брион–медведь, ворча на слабость короля, укрепил крест на плече своего врага. Другие бароны, не менее раздосадованные, подали ему перевязь и посох странника.
С крестом на плече, перевязью на шее и ясеневым посохом в лапе, стал прощаться Ренар со всеми баронами и своими врагами, прося у них прощения и сам прощая им все причиненные ему беды и неприятности, и наконец удалился.
Выбрался лис за ограду и пошел вдоль плетня, как раз мимо того места, где укрылся заяц. Увидел заяц, что заметил его Ренар, и не помня себя от страха стал поздравлять его с избавлением от петли и высказывать свою радость по этому поводу. Но Ренар, вместо благодарности, поймал его за уши и, выразив готовность за ужином подкрепить его мясом свое изможденное тело, оглушил его ударом посоха.
Взобрался он со своим пленником на гору, возвышавшуюся над долиной, где находился еще в полном составе весь королевский суд, и крикнул громко, чтобы обратить на себя общее внимание:
– Я побывал уж в Сирии и повидался с султаном, который прислал вам поклон. Язычники так вас боятся, что бегут при одном вашем имени! Вот вам ваши доспехи!
И, сорвав крест, он отбросил его в сторону вместе с посохом странника и перевязью.
Между тем заяц успел у него увернуться, и, израненный, с распоротым боком, опрометью кинулся прочь и, прибежав на суд, упал в ноги благородному льву, жалуясь на Ренара.
– Господи Боже мой! – воскликнул в негодовании король. – Что сделали мы, освободив этого подлого мошенника! Господа бароны, бегите за ним, ловите его, и если вы его не поймаете, я никогда вам этого не прощу!
Надо было видеть, как наперегонки кинулись звери в погоню за Ренаром. Ренар же, видя бегущих к нему баронов, по развернутому знамени сразу понял в чем дело и, не теряя ни минуты, бросился наутек. По дороге удалось ему передохнуть в одном гроте, но королевские бароны, уверенные в успехе, и тут осадили его с кликами победы и радости, и Ренару пришлось покинуть свое убежище и снова бежать, изнемогая от усталости, через силу отбиваясь от настигавших его врагов.
Казалось, все кончено: сейчас его схватят и опять потащат к виселице.
Но тут завидел лис башни своего замка Мопертюи, и этот отрадный вид возвратил ему бодрость и силы. Еще одно отчаянное усилие – и он очутился в своем недоступном замке, где мог жить, ни о ком не заботясь, целые годы, где много было запасено всякой провизии и где радостно встретили его жена и дети и осыпали ласками и поцелуями. Белым вином обмыли они его раны и усадили его на мягкую подушку. Скоро подали и обед. Правда, не хватало в нем жареного зайца, но Ренар был так утомлен, что почти ничего не мог есть и ограничился одним крылышком курицы. На другой день ему пустили кровь, и вскоре он совершенно оправился.
Рассказ о том, что сталось дальше с Ренаром, составил бы еще целую книгу, и я отлагаю его до другого раза. Теперь скажу только, что со времени своего бегства Ренар так боялся королевского правосудия, что не решался иначе выходить из своего замка, как переодетый. То скрывался он под шапкою доктора, судьи или купца, под епископскою митрой и кардинальскою шляпой; то сменял он платье врача на придворный костюм; видали его даже в одежде монахинь, простых городских женщин и владелиц замков. Рассказывают, что побывал он и императором. И во всех этих образах исконный враг Изегрима успел наделать достаточно шуму. Глубокомысленный ли политик с виду, мудрец или философ, был он в душе все тот же изменник и лицемер, тот же враг спокойствия и мира, все тот же предатель, обнаруживавший–таки в конце концов краешек своего рыжего хвоста и со всех сторон подвергавшийся травле. Оттого–то и не смеет он более появляться в народе, и слухи о нем совершенно затихли в нашей французской земле. Ушел ли он за горы или серьезно отказался от мира, – ничего не известно. Но если кому–нибудь удастся открыть его убежище, мы покорнейше просим нам о том сообщить, чтобы мы могли прибавить к нашей истории новые рассказы о его приключениях.
ИСПАНСКИЙ ЭПОС
Сид Воитель
Пересказ Е. Балабановой и О. Петерсон в редакции Н. Будур
Гнев душил дона Диего Лаинеса, владельца имения Бивар, из славного рода Лиана Кальво, первого судьи Кастилии, когда думал он об оскорблении, нанесенном его благородному, богатому и древнему дому, ибо стал он слишком стар, чтобы взять на себя мщение. Не мог он ни спать, ни есть и, не поднимая глаз, сидел у себя в комнате, не смея даже выходить из дома, и избегал разговаривать с друзьями, опасаясь, как бы не оскорбил их позор его.
Наконец позвал он своих сыновей и, не говоря им ни слова, стал по очереди жать им благородные, нежные руки: не для того, чтобы по линиям их прочесть их судьбу – этот дурной обычай колдунов не был тогда еще введен в Испании, а для того, чтобы они сказали ему: «Довольно, государь! Чего желаешь ты? Выпусти нас, или мы умрем, ибо больно нам нестерпимо».
Надежда на успех почти совсем уже погасла в его душе, когда дошел черед до младшего его сына – Родриго. Но часто счастье находишь там, где совсем его не ожидаешь. С горящими глазами, как у тигра, полный гнева и отваги, обратился к нему сын его Родриго с такими словами:
– Выпусти меня, отец! Не ровен час, случится какая беда! Не будь ты отец мой, не стал бы я тратить слов: этою самою рукой растерзал бы на части; пальцы мои пронзили бы плоть, как кинжал или копье!
Обрадовался старик и заплакал от счастья, услышав речи, достойные не мальчика, но мужа.
– Сын души моей, – сказал он, – гнев твой успокаивает и радует меня! Эту угрозу, мой Родриго, исполни ты над нашими врагами: отомсти им за нашу честь, которая погибнет, если ты не восстановишь ее теперь!
И он рассказал об оскорблении, нанесенном его дому, и благословил сына и его меч.
Глубоко задумался Родриго: слишком он еще молод, чтобы отомстить за отца и убить графа Лосано. Слишком силен его враг, и много у него могучих друзей – целые тысячи астурицейцев в горах! Ему принадлежит решающий голос в кортесах короля Леона–Фердинанда, и рука его не знает себе равной в битве! Но все это ничто перед оскорблением, нанесенным роду Родриго, – первым оскорблением, нанесенным когда–либо потомкам Кальво! И стал Родриго просить справедливости у неба и у бранного поля, и перестал думать о своей молодости, потому что храбрый дворянин со дня рождения уже обречен умереть за свою честь.
Снял он со стены старинный кастильский меч, давно заржавевший без употребления, – и через час, не больше, месть над графом уже свершилась.
Горько плакал дон Диего, сидя за своим столом и подперев руками голову; слезы, горькие слезы текли из его глаз при мысли об оскорблении, нанесенном его роду. Но вот явился к нему Родриго с покрытою кровью головою графа Лосано. Дотронулся Родриго до руки отца и вывел его из задумчивости.
– Открой глаза, отец, и подыми голову! Теперь твоя честь спасена! Она воскресла к жизни, и пятно на ней смыто! Я отомстил за тебя, государь, потому что месть неминуема, когда правда на стороне того, кто бьется за нее!
Не сразу поверил старик и подумал было, что видит он это во сне. Но был то не сон. Поднял дон Диего отуманенные слезами глаза и узнал бледную голову своего врага.
– Убери эту голову с моих глаз, Родриго, сын моей души! – сказал он. – Как бы не стала она второю Медузой и не обратила бы меня в камень! Боюсь, что сердце мое не выдержит этой радости! О бесчестный граф Лосано! Само небо отмстило тебе: правое дело постояло за себя и укрепило руку моего сына! Садись же, сын мой, за этот стол! Садись на почетное место: тот, кто принес эту голову, должен быть господином в моем доме.
Через некоторое время пять мавританских королей с многочисленным войском явились в Кастилию. Прошли они мимо Бургоса и напали на Монтес–Ока, Бельфорадо, Санто–Доминго и другие города провинции Логроньо. Все грабили они на своем пути, уводили скот, забирали в плен христиан, мужчин и женщин, мальчиков и девочек. Совершив все это, с богатою добычей спокойно возвращаются они домой, потому что ни король, ни кто другой не решился выступить против них.
Узнал об этом Родриго, находясь в Биваре. Был он в то время еще очень молод: ему не было еще полных двадцати лет. Вскочил он на своего Бабиека, друзья его последовали за ним, и подал он клич по своим владениям – собралось к нему много народа. Осадил он мавров в замке Монтес–Ока и, победив их, взял в плен всех пятерых королей, отнял у них награбленную добычу и освободил пленников.
Оставшиеся в живых мавританские воины на коленях молили о пощаде, говоря:
– Сид! О Сид! Мой Сид!
Они говорили «Сид», что значит «господин», ибо никто из них не знал имени юного героя. С тех пор и называют Родриго де Бивар Сидом Воителем!
Поделив все отнятое у них между своими людьми, отвел Родриго пленных королей в Бивар и передал их своей матери. Она приняла их с честью, выпустила на свободу, и они признали себя вассалами Родриго де Бивар.
Молва о подвигах Родриго де Бивар разнеслась по всей Испании.
Король Фердинанд находился в Бургосе, когда явилась к нему Химена Лосано. Преклонила она перед ним колена и обратилась со следующею речью:
– Я дочь дона Лосано. Убил его дон Родриго де Бивар, и осталась я одна и беззащитна. Но он убил его в честном поединке, и я прощаю ему смерть отца. Но зато пришла я к тебе просить одной милости: дай мне его в мужья – пусть будет он мне надежною опорой и защитой!
Согласился король на просьбу Химены и вызвал Родриго к себе по важному делу. Получив письмо короля Фердинанда, сел Родриго на коня и отправился в путь с многочисленною свитой. Сопровождали его все дворяне, все его родственники и друзья счетом до трехсот человек; все имели хорошее новое вооружение, все были одеты в одноцветное платье. Сам король вышел к нему навстречу.
– Благодарю тебя за то, что приехал, – сказал он ему, – вот Химена Лосано просит тебя себе в мужья и прощает смерть своего отца. Женись же на ней, я сам прошу тебя об этом!
– С радостью исполню я приказание своего короля и господина, – отвечал ему дон Родриго, – как в этом случае, так и во всех!
По окончании свадебных празднеств попросил Родриго у короля позволения отправиться поклониться святому Иакову Испанскому: такой обет дал он перед свадьбой. Одарив его, отпустил король дона Родриго, прося вернуться как можно скорее, так как королю была в нем большая нужда.
Простился Родриго с Хименой и поручил ее своей матери. «Люби мою жену и заботься о ней ради меня», – сказал он. Взял Родриго с собою двадцать дворян и раздал много милостыней во имя Бога и Пресвятой Девы Марии.
Миновав половину пути, встретил он прокаженного, который сидел в такой глубокой яме, что не в силах был из нее выбраться, и кричал, прося, чтобы его оттуда вытащили. Услыхал его Родриго, слез с коня и помог ему вылезти из ямы; взял он его к себе на коня, привез на тот постоялый двор, где сам остановился на ночь, и разделил с ним свой ужин и свою постель. Но около полуночи, когда Родриго спал крепким сном, прокаженный так дунул ему в спину, что дыхание его, пронзив все тело Родриго, вышло из его груди. В страхе проснулся Родриго и, не найдя около себя прокаженного, стал звать своих людей. Пришли они с факелами, но прокаженного так и не нашли. Снова лег Родриго в постель и с беспокойством стал раздумывать о том, что с ним случилось, как вдруг явился перед ним человек в белых одеждах и сказал ему:
– Спишь ты или не спишь, Родриго?
– Я не сплю! – отвечал он. – Скажи мне, кто ты такой?
– Я Лазарь, Родриго, и пришел к тебе. Я – тот прокаженный, которого ты призрел во имя Господа Бога. Господь возлюбил тебя за это, и все, что ни предпримешь ты в своей жизни, все послужит к твоей славе. Будут бояться тебя все – и христиане, и мавры, и никакой враг не одолеет тебя!
Проговорив это, Лазарь исчез. Родриго встал и молился до утра.
Исполнив свой обет, вернулся Родриго к королю, милостиво принявшему его в своем дворце.
Вскоре произошла большая ссора между добрым королем Кастильским Фердинандом и доном Рамиро Арагонским: спорили они за город Калагарра, и каждый из них считал его своим. Согласились короли решить спор поединком и для того вызвать по рыцарю с каждой стороны: чей рыцарь победит, тому и владеть городом. Выбрал Фердинанд Родриго де Бивар, а Рамиро – храброго Мартина Гонсалеса.
Вооруженные, встретились они в открытом поле, и с первого же удара оба были ранены и оба сломали свои копья. Рассердились рыцари, и сказал Мартин Родриго:
– Будешь ты наказан за свою смелость и нахальство! Плохо кончится для тебя поединок: здесь, на этом поле, сложишь ты свою голову! Не вернуться уже тебе ни в Кастилию, ни в Бивар, и супруге твоей Химене не видать уже тебя около себя, несмотря на всю твою любовь к ней.
Рассердили Родриго эти слова, и с гневом возразил он:
– Правда, храбрый ты рыцарь, Мартин, и речь твоя очень смела! Но дело в том, что поединок поведется и закончится руками, а не злым языком. Победа во власти Божией, и Он дарует славу тому, кому будет Ему угодно.
И, кипя гневом, кинулся он на своего врага и нанес ему столько ударов, что сбросил его с коня. Тогда спешился дон Родриго, обезглавил противника и отер кровь со своего меча. Преклонив колена, вознес он благодарность Богу за эту победу и, обращаясь к судьям поединка, спросил:
– Что еще должен я сделать, чтобы Калагарра, за которую я бился, принадлежала моему королю?
И все отвечали в один голос:
– Ничего, храбрый рыцарь! Этою битвой доказал ты, что дон Рамиро не прав, считая Калагарру своею!
Поцеловал Фердинанд Родриго, который с этого времени стал первым человеком при его дворе. Сам король почитал его и любил больше всех других.
Был Родриго в Саморе, при дворе короля Фердинанда, когда явились туда послы пяти мавританских королей, побежденных доном Родриго де Бивар, и сказали ему, почтительно преклонившись перед ним:
– Добрый Сид, к тебе прислали нас твои вассалы – пятеро мавританских королей, чтобы передать тебе их дань. В знак своей любви посылают они тебе сто коней: двадцать – белых, как горностаи, двадцать – с рыжею гривой, тридцать – гнедых и тридцать – бурых: все навьючены различными дарами для тебя и драгоценностями для твоей жены Химены. Для двух твоих прекрасных дочерей посылают они два драгоценных яхонта, а на одежду двоих из твоих вассалов – два сундука шелковых тканей.
