Текст книги "Дети Грозы (Гильдия темных ткачей) (СИ)"

Автор книги: Татьяна Богатырева

Соавторы: Анна Строева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

   Не тратя времени зря, Хилл запрыгнул на шкаф и почти вышел из Тени. От взглядов гномов его прикрывал лишь легкий полог – оказалось, что управляться с Тропами на диво просто. И уже сверху Хилл принялся разглядывать кабинет. Шкафы, бумаги и прочее его не интересовало. Дверей, кроме входной, не было. Окно... окну он уделил самое пристальное внимание. Но тщетно: острые нити охранных рун выглядели много надежнее фигурной решетки.

   Западня. Настоящая западня. Шис дернул ввязаться в это дело!

   Поймав трусливую мыслишку за хвост, Хилл съежился.

   Хорош брат! Ты-то сидишь на шкафу и уж как-нибудь найдешь способ выбраться. Не сегодня, так завтра. А если бы пошел Орис? Дурной амулет выдал бы его, а сбежать от гномов он бы не смог. Лишь бы только брат не поперся на помощь! И не выручит, и сам пропадет. Вот Ёж порадуется... Ёж?

   Следующая ухваченная за хвост мысль показалась Хиллу очень интересной и многообещающей. Как это он упустил из внимания Седого Ежа? По плану тот должен был в суматохе явиться сюда и унести дракончика. Но вот он дракончик, а Седого Ежа ни слуху, ни духу. И подозрительная проницательность клерка. Наверняка Ёж испортил личину! Был же странноватый запах, словно паленой шерсти. Ну, точно. Простой план, как убрать сына Мастера!

   Дальнейшие мысли Хилл думал на зуржьем языке, и были они так же кровожадны, как зуржьи древние обычаи. И сводились по большей части к "убить и... убить!" От подсказок Тени: "зурги бы съели!" – Хилл отмахивался. Пока отмахивался.

   Ответный план подсказал дракончик, насквозь пропитанный магией. Сам по себе сплошная магия. Очень общительная магия – дракончик чуть не промурлыкал:

   "Тронешь меня, воришка, убью. Любого чужака, замыслившего дурное, убью".

   "А Седого Ежа?"

   "И Седого Ежа. И тебя. Всех вас убью. Давай, иди сюда. Дотронься!"

   "А тут достанешь?"

   "Поближе иди, поближе".

   Чувствуя, что сходит с ума, Хилл разговаривал со статуэткой и ждал. Скоро банк закроется, дру Милль пойдет домой. Значит, можно будет выйти с ним вместе. Только как бы еще прихватить каменную ящерицу?

   Как назло, время под прикрытием Тени ползло невероятно медленно. Гном за столом едва шевелился, а упавший лист бумаги планировал на пол чуть не час. К тому же, Хилла одолевал голод – очень странный голод. Его совершенно не привлекали мысли о еде, но сам гном казался таким теплым и вкусным...

   Хилл перебрал все зуржьи ругательства и начал вспоминать хмирские, когда случилось чудо. По магическим нитям в стенах пробежала дрожь, комната наполнилась басовой вибрацией. Дру Милль вскочил – то есть очень медленно оторвал зад от стула и очень медленно заковылял к двери, забыв на столе перчатки, такие же, как у охранников. Дверь очень медленно раскрылась перед гномом, пропуская невнятный сумбур голосов...

   Хилл уже не пытался понять, что там говорят охранники. Он чуял – шанс!

   Серый мир остановился и ждал, пока Хилл спрыгивал, натягивал перчатки, срывал с себя куртку. Нарисованные коротышки не успели вздохнуть, как Хилл ухватил дракончика, завернул в плотную ткань и понесся к выходу.

   "Эй, ты кто?" – недоумевал дракончик.

   "Хозяин", – отвечал Хилл.

   "Неправда! Ты другой", – спорил дракончик.

   "Тот, тот", – отбрехивался на бегу Хилл, удерживая статуэтку подальше от себя.

   "А сними перчатки, проверим, тот или не тот?"

   Хилл уже проскочил между замерших охранников, миновал послушно отворившуюся под перчаткой хозяина дверь, вторую дверь внизу лестницы...

   "Скоро проверишь, кто тебе тот, а кто не тот", – пообещал дракончику, выскочив в публичный зал. И чуть не рассмеялся: словно стая чаек, в воздухе зависли бумаги. Встрепанные, растерянные гномы и люди плавно взлетали и опускались в попытках их поймать. Под потолком клубился дым. А у самых дверей в служебные помещения Хилл обнаружил ряженого морячка – тот намеревался под шумок проникнуть в банк и поискать брата.

   Не замедляя бега, Хилл дернул Ориса к себе, в Тень, и потащил прочь. Только удалившись на полквартала и нырнув в чей-то сад, он остановился и отпустил брата.

   – Мертвый тебя!.. – начал зеленый Орис, едва вывалившись в нормальный мир.

   – Чшш! – зашипел Хилл и отодвинул от брата сверток. – Не трогай, если шкура дорога. А где Седой Еж?

   – Что случилось? – Орис судорожно пытался сориентироваться. – Что это?

   – Это ящерица, ничего не случилось. Нужно отдать Ежу. Тихо!

   Прижав палец к губам, Хилл прислушался. Пока они бежали от банка, показалось, что в сером киселе мелькнуло что-то...

   – Так. Значит, новая Рука Бога? – Из тени каменного забора вышел Седой Еж. – Поздравляю.

   От голоса Ежа Хилл вздрогнул: слишком похож на те голоса, в Ургаше.

   – Не понимаю, о чем вы, – ответил Хилл так же холодно. – Вот. План пришлось поменять.

   Он протянул Ежу сверток с артефактом. Но тот покачал головой и указал на землю.

   "Воришка. Убью", – зашипел дракончик, стоило Хиллу разжать руки.

   – Перчатки, – приказал Ёж, не приближаясь к свертку.

   Хилл с безразличным видом стянул рунные перчатки и кинул Ежу. Глубоко внутри кипела досада: так и не удалось отплатить той же монетой.

   Орис переводил настороженный взгляд с одного на другого, но не вмешивался. Хилл видел, что брат готов в любой момент броситься в драку: от Ежа несло смертью, словно из пасти гуля. Только когда Ёж растворился в Тени, держа дракончика подальше от себя, и запах опасности развеялся, брат чуть расслабился.

   – И что это было? – вполголоса спросил Орис.

   – Большие неприятности, – так же тихо ответил Хилл. – Он знал, что артефакт опасен. Знал, что мы идем вместе. Шис.

   – Похоже, мне крупно повезло, – усмехнулся Орис и тут же велел: – Домой, быстро. Успеем, пока Ёж занят, наше счастье.

   Хилл кивнул и первым перепрыгнул через забор. Орис последовал за ним, и они помчались к улице Серебряного Ландыша. Хиллу хотелось надеяться, что Ёж не рискнет убивать их своими руками, но после того, как западня не сработала – все может статься.

   – Ладно. Придется рассказать Наставнику, да? – Он не ожидал ответа: и так было ясно, что самим им не выкрутиться. – Шис.

   – Вчера, значит? Рассказывай.

   – Да. Он позвал...

   Хилл коротко, на ходу, рассказал брату о договоре и сегодняшней стычке. При этом он не забывал прислушиваться к каждому звуку и ежеминутно касаться Тени, проверяя, нет ли поблизости Ежа или Ласки сотоварищи. Он бы не удивился сейчас ни брошенному в спину ножу, ни арбалетному болту, ни камню с крыши. Похоже, Хиссу надоело ждать, и он устроил им с братом испытания на полтора года раньше срока.

   – Шис, – выслушав брата, прошипел Орис. – Надо было убить Волчка.

   – Надо было, – согласился Хилл. – Что делать будем?

   – Что Наставник скажет, то и будем.

   До улицы Серебряного Ландыша они, против ожидания, добрались спокойно. Никто их не подстерегал, не плевался отравленными иглами, не науськивал патруль.

   Суардцы мирно торговали, гуляли по освещенным жучиными фонарями улицам, пили чай с вечерними газетами на открытых террасах рестораций и бросали монетки в берет уличного скрипача. Единственным, кто проявил внимание к двум спешащим по своим делам юношам, был бродячий проповедник. У подножия статуи Варкуда Первого собралась целая толпа: святоша в потрепанном белом балахоне вещал усталым после рабочего дня ремесленникам и лавочникам о наступающей Тьме, проснувшемся Мертвом боге и забытых заветах предков. Горожане принимали деятельное участие в проповеди: то переиначивали его слова и смеялись, то сочувственно хлопали по спине и предлагали пива из своих кружек, то требовали вместе спеть про веселую вдову.

   – ...поздно будет! Воцарится на престоле отродье Ургаша, прервется род истинных королей! – надрывно закричал проповедник, хватая дюжего кожевенника за рубаху.

   Детина недовольно замычал и отпихнул мелкого святошу. Тот, не удержавшись на ногах, отлетел в сторону, прямо под ноги братьям.

   – Вставайте, почтенный.

   Орис ловко подхватил проповедника подмышки, поставил на ноги и хотел идти дальше, но святоша схватил его за рукав.

   – Погодите, юноши! Я вижу, Тьма еще не поселилась в ваших сердцах!

   Только сейчас Хилл разглядел осунувшееся темное лицо и нездорово горящие глаза проповедника.

   – Простите, почтенный, мы спешим, – ровно ответил Орис и отцепил сухую, похожую на птичью лапу, руку.

   – Идите на север! Святой человек покажет вам истинный путь к Свету! Не допустите осквернения отчизны отродьями Тьмы! – не унимался оборванец.

   – Сумасшедший, – пробормотал Орис, ускоряя шаг. – Да призрит его Сестра.

   Он осенил лоб малым Окружьем, Хилл последовал его примеру. Дурные, отдающие Хиссовым смрадом слова проповедника гудели и бились в голове, обещая продолжение неприятностей.

   Мастер выслушал Ориса и Хилла равнодушно, словно Посвящение без испытаний и ритуалов – самое обычное дело.

   – Никому, никогда. Даже... нет, особенно настоятелю Кирлаху, – распорядился он. – С учениками разберетесь сами, а Ёж вас не тронет.

   Хилла передернуло от обещания, сквозящего в тихом голосе Наставника. Не хотел бы он быть на месте Седого Ежа, если тот попадется на горячем.

   Глава 8. Та сторона

   ...вернется кровь Темного Хисса в Бездну, а кровь Светлой Райны – в Светлые Сады, и пребудет Равновесие до скончания времен.

Катрены Двуединства

   Рональд шер Бастерхази

   435 год, 21 день Холодных Вод. Суард.

   – До вечера, Ваше Высочество!

   Рональд распрощался с Ристаной, попытался еще раз прощупать Дукриста – но тот не позволил увидеть больше того, что желал показать сам.

   "Шисов ублюдок, – улыбаясь и кланяясь, думал Рональд. – Мне плевать, что за игру ты затеял. Ничего тебе тут не светит! Ристана моя. И Шуалейда будет моя".

   Мимолетное удовлетворение сменилось опасением. Не зря Дукрист явился за пять дней до праздника – и именно тогда, когда младший Ламбрук привез из Сашмира фрагмент дневника Андераса, ученика Ману Одноглазого. Ублюдок еще не успел наложить на тетради лапу, иначе бы не удержался, похвастал. Но сегодня же попытается. Не зря старший Ламбрук юлил!

   – Эйты, – мысленно позвал Рональд. – Топай в конюшню, вели заложить карету.

   Умертвие отправилось пугать конюхов, а Рональд привычно выругался на драгоценного учителя, чтоб его Мертвый порвал. Он ничего не имел против методы Паука Тхемши "научись сам или сдохни", но если бы старый кровопийца хоть иногда что-то объяснял и не прятал все мало-мальски ценные книги лучше, чем гномы прячут свое золото! Каждый раз, встречая Дукриста, Рональд почти жалел, что в роду Бастерхази уже семьсот лет рождаются исключительно темные. Уродись он светлым, его учителем бы стал Парьен – а при всех закидонах старик учил на совесть.

   Семь лет назад, только став Голосом императора, Дукрист был пустым местом: кроха силы, щепоть заклинаний, ворох амулетов, куча гонора и хорьковая хитрость. Теперь же этот мальчишка – что для мага каких-то двадцать восемь лет? – стал серьезным противником, недооценивать которого Рональд не мог себе позволить: за его спиной не стояли папочка-император и глава Конвента. Если бы Парьен не присматривал за своим птенцом денно и нощно, если бы Тхемши удосужился хоть намекнуть, как обойти наложенные им и Парьеном охранные заклинания – ублюдок Дукрист уже давно бы составлял пару Эйты.

   Этим отличным слугой Рональд обзавелся по случаю: Паук прислал ему "на практику многообещающего ученика", сиречь шпиона. Сын изнасилованной зургом селянки, волею Двуединых получивший изрядный дар, лез из кожи вон, выслуживаясь перед Пауком. Из него с годами мог бы получиться если не зеро, то уж шер-прим точно. Но дрессировать змею и повторять ошибки учителя? Увольте. Самое разумное, что Паук делал с ненадежными учениками, это превращал их в надежных слуг. А все ученики, способные со временем стать сильнее учителя, ненадежны по определению.

   В размышлениях Рональд дошел до галереи Масок. Оставшиеся до отъезда четверть часа следовало провести с пользой.

   – ...дело чести, Шампур! – доносилось из-за дверей.

   – Струсили?

   – Плаха за компанию – это слишком!

   Рональд остановился на миг, усмехнулся. Еще немного, и дуэль состоится, но с другими участниками. Только что толку, если Шампур нанижет на шпагу не светлого ублюдка?

   Распахнув двери, Рональд обвел сишеров тяжелым взглядом. Этой секунды ему хватило, чтобы прочитать всех троих: ничего интересного, кроме... танцы с Маской?! Шис! Неужели?..

   – Ваша Темность.

   Зифельд поклонился не так низко, как требовал этикет. Его дружки не стали рисковать и добросовестно подмели шляпами полы.

   – Вон, – почти не разжимая губ, велел Рональд.

   – Какого... – начал было возмущаться Шампур, но дружки не позволили ему снова полезть на рожон, с двух сторон подхватили под руки и вытащили из галереи.

   Звука закрывающейся двери Рональд не слышал. Он уже был там, в мире воспоминаний и призраков.

   – Зефрида? Ты здесь, я знаю! Иди сюда, Фрида!

   Тоска, пустота. Зеркала мутны, портреты мертвы.

   – Ваше Величество!

   Мысленный крик Рональда наверняка услышали все, обладающие хоть каплей дара. Но ему было наплевать. Оставив тело стоять перед портретом Мардука с женой, он чистой стихией метался по галерее, шарил по всему Риль Суардису в поисках сбежавшей королевы.

   – Зефрида! Прошу тебя, откликнись!

   Тщетно. Башня Заката оставалась запертой наглухо, на паркете галереи голубым туманом светились следы – совсем недавно она танцевала... она танцевала! Не с ним! С ублюдком светлым!

   Темное, жгучее пламя выло и билось, требовало: сжечь! Сровнять с землей проклятый дворец! Распять проклятого Дукриста на алтаре, вырвать из его глаз отражение её улыбки, содрать с кожей её прикосновение, вместе со слухом отнять звук её голоса...

   "Спокойно. Спокойно, – остатки рассудка еле удерживали готовую вырваться огненную бурю. – Если поддашься ревности, потеряешь все. Остановись. Остынь".

   "Умна сонн, умна химме сон..." – огонь и смерть, разметавшиеся по всем дворцу, резонировали чистыми обертонами ненависти, дрожали умной отрешения.

   "Умна сонн..." – пели зеркала, успокаивая темного мага.

   "Умна сонн..." – ожившие портреты королей и магов смотрели на него, напоминая о вечной Тьме за краем и о цене ошибки.

   – Смеешься надо мной... – Рональд сидел на полу, обхватив колени, все так же вперившись в юное лицо на портрете. – Думаешь, я еще недостоин. Слишком слаб, чтобы вернуть тебя... ты права, пока – слаб. Но... помнишь, я обещал тебе?

   Драгоценные крупицы воспоминаний плыли перед глазами.

   Вот он, едва вырвавшись от Паука – четыре десятка лет притворства и интриг, наконец, дали плоды! – приезжает в Суард, к месту службы полномочным представителем Конвента, его принимает королевская чета. Восторг, счастье, благословение богов: он нашел её, свою вторую половину! В сиянии воздуха и разума, в вихрях легендарного Сумрака – ласковая улыбка, нежность поверх оружейной стали... Прекрасная Зефрида. Супруга никчемного человечка, единственное достоинство которого – трон под седалищем. О, как хорошо он понимал её! Влюбить в себя короля, убить первую королеву, получить корону, вот достойная цель.

   Самые первые дни – мимолетные улыбки, короткие беседы, словно случайные встречи. Он не торопился, наслаждаясь новым, прекрасным ощущением. Мечтал о чуде Единения, о свободе от Бездны, о могуществе – одном на двоих.

   И совсем скоро – ошеломление, разочарование, ярость. Отвергла! Испуг, отвращение вместо радости и благодарности. Он не мог понять, почему? Естественный следующий шаг – отодвинуть ненужного больше короля, взять власть в свои руки. Принять помощь и любовь единственного достойного её, истинного шера. Вместе они бы правили Валантой несколько сотен лет, и трон унаследовали их дети – с Драконьим даром, а не водицей, в жилах. Никаких нарушений закона, никаких убийств: пусть бы Мардук дожил в мире и покое оставшиеся два десятка лет. Сущая мелочь для почти бессмертной пары.

   "Поймите, я люблю супруга!" – набор звуков, не имеющий смысла. Маг не может любить немага. Это против природы, против всех божеских законов. Рональд был уверен, что она играет, набивает себе цену. Что она все равно никуда от него не денется: боги назначили её – ему, не зря же её аура светится серебром предназначения. Он терпеливо сносил её капризы, всегда был рядом.

   "Оставьте меня, шер Бастерхази! Мне не нужны ни вы, ни власть, ни бессмертие! Я не буду вашим спасением от Ургаша – вам, темным, там самое место".

   Гнев красил ее несказанно. Особенно ярко Фрида злилась, когда он читал ей катрены Двуединства. Те самые, что звучали ему надеждой.

   Нет бездны без рая,

   Нет света без тьмы,

   Начала без края,

   Без лета – зимы.

   Спасенья – без жертвы,

   Без боли – любви,

   Без вечности – смерти,

   Без воли – судьбы.

   «Нет неизбежности без выбора, – всегда добавлял он. – Вы сожалеете о том, что променяли Свет на Сумрак и не обрели Равновесия, но лишаете меня надежды променять на Сумрак Тьму».

   "Вы избрали меня жертвой вашему бессмертию? Прелестно! Вся ваша любовь – тьма, страх и голод. Даже если бы я могла дать вам то, что вы хотите, не стала бы. Потому что вы чудовище, шер Бастерхази."

   Чудовище. В её устах это слово звучало страстью.

   – Видишь, боги не принимают тебя одну, без меня. Ты ведь жалеешь, что сбежала, правда? Подожди еще немного, моя королева. Совсем немного.

   Маски молчали, но Рональду не требовалось ответа. Он знал: Зефрида слышит и ждет.

***

   Карету с двумя гербами, королевским единорогом и конвентскими весами, горожане провожали полными любопытства и страха взглядами. Придворный маг слишком редко выезжал вот так, напоказ, чтобы стать обыденностью. На улице Второго Эльфийского Договора, тихой и респектабельной, карета остановилась у ворот с вензелями ЛЛ. Слуга на козлах, рядом с кучером, протрубил в рожок, ворота с тяжелым скрипом отворились – и на этом представление для широкой публики завершилось. Зато началось лично для торгового советника Ламбрука.

   Рональд подождал, пока Эйты откроет дверцу и опустит подножку, потом подождал еще минуту, оценивая диспозицию и давая возможность графскому дворецкому добежать до парадного подъезда. И только тогда неторопливо покинул карету и позволил любопытствующим в подробностях разглядеть свой ало-фиолетовый короткий плащ, элегантный черный камзол, массивную цепь белого золота с амулетом Конвента и тяжелую трость с набалдашником в виде ястреба, гербом Бастерхази.

   – Доброго дня, Ваша Темность! Соблаговолите пожаловать!

   Дворецкий кланялся чуть не до земли, провожая мага к распахнутым двустворчатым дверям. Всполошенный граф, едва успевший нацепить парадный камзол, самолично встречал нежданного гостя.

   – Какая честь, Ваша Темность! Мы польщены! Не изволите ли отобедать с нами? У нас сегодня кабанчик по-ольберски...

   Ламбрук тянул время, спешно пытаясь сообразить, как бы так сманеврировать между придворным магом и императорским бастардом. Оба представляли Конвент, оба могли доставить массу неприятностей. От тяжких раздумий граф взмок.

   – С удовольствием, милейший. Надеюсь, кроме кабанчика у вас найдется три буна крови девственницы. Диета, видите ли, – с серьезным видом отозвался Рональд.

   Граф побледнел, по виску его скатилась капля, но он не посмел её утереть.

   – Э... Ваша Темность... э... – замычал Ламбрук, спешно припоминая, есть ли у него в служанках хоть одна девственница, и отгоняя мысль о старшей дочери.

   Позволив графу поужасаться вдоволь, Рональд рассмеялся. Искренне, открыто, заразительно – так, что даже подслушивающие под дверьми лакеи разулыбались до ушей.

   – О, я вижу, до вас еще не дошла столичная мода, – Рональд похлопал облегченно вздыхающего графа по плечу. – Очаровательное название для подогретого бресконского с медом и корицей.

   Концентрация страха в особняке Ламбруков резко снизилась: призрак Ужасного Темного, жидкой бороденкой и узкими хмирскими глазками смахивающий на Великого Паука Тхемши, растаял. Вместо пожара и наводнения в гости к Ламбрукам явился прекрасно знакомый всему высшему свету "душка Рональд". Конечно, этот образ лишь отчасти сглаживал предубеждение против темных, да и просачивающиеся время от времени слухи о некоторых его приватных делах несколько не соответствовали роли. Но кто хочет обмануться, тот обманется.

   "И это – потомки великих магов, – с сожалением думал Рональд, отвешивая комплименты графским дочкам и целуя руку графине. – Ни капли Драконьей крови, даже на богами проклятую шерскую категорию! Куда катится этот мир..."

   Дожидаться обеда Рональд не стал. Кабанчик по-ольберски и модный столичный напиток привлекали его много меньше содержимого сейфа в графском кабинете. Тонкий аромат некромантии, источаемый свитками, однозначно говорил об их подлинности и о том, что Дукрист опоздал. Оставалось лишь убедиться, что нечитаемые письмена – нечитаемые для необразованных тупиц, не знающих даже простейшего перекрестно-зеркального шифра и старохмирского языка – содержат не любовные вирши.

   – С превеликим удовольствием, Ваша Темность! – улыбался и кланялся граф.

   После маленькой антрепризы он уже никак не мог отказать милейшему шеру Бастерхази в такой малости, как осмотреть привезенные сыном тетради. Не подарить – если в тетрадях есть что-то интересное, придется еще поторговаться.

   – Так вы говорите, они хранились у?.. – словно между прочим осведомился Рональд.

   – Мой сын выкупил их у последней из рода Саравенати. По ее словам, брат того самого Андераса приходился троюродным прапрадедом ее покойному мужу. Как жаль, мой сын отсутствует по делам службы. Но, если Ваша Темность желает узнать все в подробностях, он всего через полтора часа вернется из Торговой Палаты.

   – Вы прекрасно все рассказываете, советник. Продолжайте!

   – С этими тетрадями связано проклятие...

   Рональд вполуха слушал болтовню графа, стараясь не показать нетерпения. Столько лет он собирал по крупицам историю Школы Одноглазой Рыбы, выкупал или отбирал у несговорчивых дураков мемуары современников, письма, дневники, амулеты – все, что могло помочь воссоздать ритуал, с помощью которого Ману с учениками почти обманули Хисса. Рональд знал точно, что за ошибку совершил величайший темный последнего тысячелетия. Высокомерие всему виной: никто не молился Светлой Сестре за Ману искренне, и вместо свободы от Ургаша он получил вечное рабство.

   – ...они в плохом состоянии, Ваша Темность! – даже доставая тетради из сейфа, продолжал юлить и тянуть Ламбрук.

   – Не беспокойтесь, милейший, – Рональд еле удерживался, чтобы не оттолкнуть графа, не выхватить из его рук драгоценность.

   Наконец, четыре желтых, хрупких тетрадки с обтрепанными краями, исписанных коричневыми выцветшими каракулями, легли на стол перед Рональдом. "Какая из них? В какой – сокровище? Или все?" – страх, надежда, предвкушение смешались в дрожи пальцев, легко касающихся четырехсотлетней бумаги.

   – Осторожно! – нервно шепнул Ламбрук, когда Рональд открыл первую тетрадь.

   "Не мешай, ишак!" – заклинание, высушивающее мух, едва не сорвалось с губ, но Рональд снова сдержался, ограничившись злым взглядом. Этого хватило: Ламбрук сжался и затих в своем кресле.

   Глядя на знакомые каракули старохмирского, Рональд погружался в текст слой за слоем, разгадывая матрицу шифра, настраиваясь на перо в руке четыре сотни лет как почившего мага. Большая часть букв расплылась и стерлась, тетради хранились в слишком сыром месте, к тому же оболочку кто-то давно нарушил кривой попыткой прочитать текст. Но в руках умелого некроманта и мертвая книга заговорит, надо лишь восстановить из обрывков изначальное плетение.

   Тетради окутались привычным темным туманом возвращенного времени, из бестолковых штрихов начали вырисовываться буквы и всплывать лоскуты смысла:

   "...недели, как я ушел с Ману. Он так увлечен исследованиями, что не видит..."

   "...брат Ястреба идет на поправку. Странно, не думал, что мне удастся..."

   "...погиб Занге. В клинке остался лишь крохотный осколок души, без памяти и разума. Ману сказал, этот путь ведет в тупик. У нас недостаточно..."

   "...считает это выдумкой Слепого Барда. Для Ману существует лишь разум, воля и сила. Смешно было надеяться, что..."

   "...храм Карума. Мертвый дом мертвого бога, страшно..."

   "...говорит, что старый трактат надо запретить и сжечь. Все равно не понимают..."

   "...с тех пор как нашел кристаллы. Безумная затея, но я все равно пойду с ним. Может быть, когда-нибудь удастся вернуться в Сашмир. Ястреб получил вести из дома, их с братом считают мертвыми. Младший стал главой рода..."

   Рональд еле подавил дрожь. Значит, Ястреб Бастерхази не погиб в той стычке с имперскими светлыми. Слава Двуединым, ему хватило ума обезопасить семью. Но в самом тексте что-то странное, написано мужчиной, но пахнет женщиной. Разгадать бы!

   "...пишет в книге, не показывает..."

   "Утром идем в Ирсиду, Лас не может сдержать их сам, а Ману не хочет бросать ученика..."

   Из коротких строк, обрывков мыслей проступала история Ману Одноглазого и его Школы. Та сторона, что не изучается в гимнасиях: юным шерам не полагается знать, что злодей Андерас, жестокостью превосходящий самого Ману, родился светлым. И, похоже, не только это не изучается в гимнасиях – судя по дневнику Андераса, мятеж в Ирсиде поднял вовсе не Ману, а один из его учеников, Лас. И живым богом его назвали темные, а не он сам. Очень интересные дневники для историка, но ни слова о сути.

   С трудом вынырнув из времен молодости своей прапрабабки, той, что отдала его в обучение к Пауку, Рональд поднял взгляд на Ламбрука. Граф сидел, подняв плечи и сжав руки в замок, не смея моргнуть.

   – Что ж, благодарность Конвента вашему сыну обеспечена. Весьма ценные исторические документы, – не скрывая разочарования, сказал Рональд.

   Граф молчал – страх сковал его разум, а жалкий ошметок мага глубоко внутри него впал в животный ужас перед хищником и притворялся дохлым.

   "Шисов слабак!" – выругался про себя Рональд. Пришлось не меньше пяти минут потратить на комбинированную успокоительную иллюзию, чтобы советник не сошел с ума или не умер, упаси Светлая.

   – Выпейте, дорогой мой. Вы утомились, здесь так душно. – Рональд поднес ко рту графа бокал с коньяком и заставил выпить. – Простите, что воспользовался вашей добротой.

   В глаза графа постепенно возвращалась осмысленность, бледное до зелени лицо розовело. Вежливая чушь и горячительное делали свое дело.

   – Я что-то могу для вас сделать?

   Последние слова оказали на Ламбрука волшебное действие: он оживился и попробовал что-то сказать.

   – Да, дорогой советник? – От ласковой улыбки уже немели губы, но Рональд не мог себе позволить оставить графа недовольным. Только не тогда, когда он может нажаловаться Дукристу. – Вы про вашу старшую дочь?

   Старый проныра, даже при смерти не забывающий о шкурных интересах, кивнул.

   – Несомненно, сложный случай. Но... – Рональд сделал паузу, словно фокусник перед тем, как вынуть из шляпы живого гоблина. – Для вас, любезнейший советник, Конвент сделает все возможное и даже невозможное!

   Ламбрук оживал на глазах, послушно впитывая крохи собственной жизненной силы, рассеянные в воздухе и заботливо собранные для него Рональдом.

   – Ваша Све... Темность так добры!

   Рональд чуть не рассмеялся: граф не зря запнулся. Темный и доброта! Да, темным не свойственно подрабатывать целителями. Но правилам следую только неудачники.

   – Вы что-то говорили о барашке по-ольберски?

   – О да! – граф глянул на старинные напольные часы, показывающие без десяти минут три. – Самое время отобедать! Извольте, Ваша Темность.

   – Надеюсь, вы не возражаете, если я сейчас же заберу документы для Конвента? Они требуют особой осторожности, и так неподобающее обращение почти сгубило текст.

   – Разумеется, Ваша Темность. Счастлив служить Империи!

   В верноподданническом восторге графа пронзительной нотой звенела надежда на устройство судьбы дочери, и лишь глухим обертоном диссонировала опаска: он же обещал отдать бумаги Дукристу. Но для Конвента! Все равно же оба служат одному Императору, – успокаивал сам себя граф.

   – Его Всемогущество не забудет услуги, – помог ему утихомирить совесть Рональд.

   За обедом он присмотрелся к старшей ламбруковской дочке. Свежее, всего-то во втором поколении, проклятье сделало её абсолютно непривлекательной ни для мужчин, ни для женщин. Внешне она была хороша: с правильными чертами, стройна, в меру округла, ухожена, со вкусом одета. Но при взгляде на неё, если не подниматься над примитивным животным, коим и является обычный человек, возникало стойкое отвращение. Конечно, Рональд бы мог снять проклятие и подкорректировать ее ауру до нормального состояния. Даже, если постараться, наделить ее звериной притягательностью Ристаны. Но зачем портить такую прекрасную работу? Лучше использовать с толком.

***

   Ламбруки провожали Рональда с королевскими почестями и фейерверками эмоций. Старшая дочка графа сияла радостью пополам с недоверием: услышав, что красавец Зифельд, фаворит принцессы и мечта всех придворных дам, тайно влюблен в неё и попросил придворного мага высватать ему невесту, она сначала чуть не расплакалась, думая, что Его Темность издевается. Графиня разрывалась между острой потребностью немедленно похвастаться всему свету, опасением перед недовольством Её Высочества и предсвадебной лихорадкой. Ведь Его Темность просил объявить о помолвке на Весеннем балу и как можно скорее обвенчать молодых. Младшая дочка не могла понять, завидует она старшей сестре или радуется за неё, мысленно примеряла платье, как у Её Высочества на последнем балу, и строила глазки сестриному жениху.

   Один граф, улыбаясь и кланяясь, прятал опасения: слишком уж щедр магистр Бастерхази, и Дукрист непременно рассердится. Сын же просил никому не говорить о тетрадях и отдать только Дукристу. Но жена похвасталась подруге, а назавтра темный шер прислал письмо... шисовы игры магов! Хорошо хоть дочери будет жених. Дорогой жених – немилость Её Высочества весьма накладна.

   Когда Рональд, вручив Эйты шкатулку с дневником, принимал последние заверения в вечной признательности, в передней раздался звон колокольчика.

   Граф осекся на полуслове, графиня застыла статуей Тревоги.

   – Его Светлость маркиз Дукрист! – сдавленным голосом объявил дворецкий.

   – Какая приятная неожиданность, Ваша Светлость! – первым приветствовал его Рональд. – Досадно, что вы не успели к обеду. Отменный был кабанчик.