Текст книги "Дети Грозы (Гильдия темных ткачей) (СИ)"

Автор книги: Татьяна Богатырева

Соавторы: Анна Строева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

   Шерам условной категории выдается грамота с основным серым полем, кайма же обозначает наличие крови одного из Драконов.

Закон Цвета, Империя

   Дайм шер Дукрист

   435 год, 4 день Каштана, Риль Суардис.

   Дайм боялся. Снов Шуалейды, своей лжи, слишком сложной интриги. Впервые он так рисковал. Не фигурами на доске, а собой. Не приведи Светлая, Бастерхази удастся заполучить ведьму, и тогда за жизнь маркиза Дукриста никто не даст и ломаного динга. А если Шуалейда догадается, что его откровенность – та же игра, пожалуй, тогда проще чисто по-дружески попросить Рональда принести его в жертву Хиссу.

   "Куда не кинь, слепой игрок, – насвистывал Дайм старую солдатскую песенку, направляясь к башне Заката. – Мимо судьбы не промахнешься".

   В будущих покоях Её Высочества кипела работа. Мастеровые не замечали ни грозного свечения, ни хаотических завихрений стихий: для них это была обыкновенная дворцовая башня, разве что старые слухи, почти легенды, позволяли им требовать надбавки к жалованью и хвастаться женам своей храбростью.

   На этот раз Дайм не стал скрываться от слуг. Он с видом хозяина оглядел новую мебель, велел сменить занавеси на втором этаже, чтоб лучше подходили к обивке стен, кивнул распорядителю на третьем.

   – Все спокойно?

   – Все спокойно, Ваша Светлость, – поклонился тот.

   Дайм поднялся на последний этаж, оглядел голые стены.

   – Зефрида? – позвал тихонько.

   Никто не отозвался. Дайм пожал плечами и уже собирался уйти, как одна из плит потолка заскрипела и поднялась, открыв квадрат небесной синевы. Оттуда спустилась узкая кованая лестница, приглашая подняться на крышу. Взбежав по ней, Дайм оказался на огражденной низким парапетом площадке.

   – Ты все же пришел, – шепнул знакомый голос.

   Дайм огляделся, недоумевая.

   – Я здесь, – призрак грустно засмеялся.

   Наконец Дайм разглядел еле заметное в солнечном свете мерцание, в котором угадывался женский силуэт. Он поклонился, вмиг забыв все, что собирался сказать: оправдания и просьбы показались глупыми.

   – Я не скажу ей, не бойся. – Мерцание приблизилось, его щеки коснулась прохлада. – Увы, я больше не могу с ней говорить. Даже во сне. Но ты расскажешь ей, потом, что я любила её? Пожалуйста.

   Дайм тяжело сглотнул и кивнул.

   – Все, иди. Видишь, Линза реагирует на тебя.

   Низкое, за пределами слышимости, гудение где-то внизу подтвердило: пока Источник не приручен, магам здесь не место.

   Не тратя времени на этикет – все нужное они друг другу уже сказали – Дайм побежал вниз. Четвертый этаж, третий; гул нарастает; удивленные взгляды мастеровых; дверь; синие и лиловые потоки тянутся к нему, мешают бежать; прочь по коридору, за угол, дальше по галерее... Только удалившись от башни на полсотни саженей, Дайм облегченно вздохнул и утер лоб.

   "Надеюсь, Затран на месте, а Парьен не вздумает еще усложнить дело".

   Седлая Шутника – самому быстрее, чем ждать, пока жеребец нашутится с конюхом – Дайм мысленно составлял отчет. Разумеется, Лерма будет в гневе и потребует повторного консилиума. И, разумеется, потребует, чтобы следующий раз его возглавлял не Дукрист. А поздно! Теперь сводный брат в любом случае её не получит. Потому что мертвая принцесса ему ни к чему, а заставить шеру категории дуо выйти замуж, если она не желает – проще уговорить Драконов вернуться.

   Ристана шер Суардис

   Стоя посреди гардеробной, Ристана оглядела разбросанные платья и трех фрейлин с трясущимися губами.

   "Тупые криворукие клуши. Никакого вкуса. Никакого понятия о стиле".

   Запустив безобразным веером в ближайшую, потребовала:

   – Лазурное, с жемчугом.

   – Но Ваше Высочество собирались надеть его на бал послезавтра, – пискнула вторая фрейлина, пятясь.

   Ристана кинула на нее выразительный взгляд, и та, приседая и лепеча извинения, понеслась за платьем.

   Если бы можно было так же просто поставить на место бледную мышь – Шуалейду! Но девчонка слишком много о себе воображает. Как будто это её заслуга – дар! Боги зло пошутили, одарив никчемную девчонку и лишив благословения истинную дочь Суарда. Среди предков Ристаны не было проклятых темных, чистоте её крови позавидует сам Император! Разве она не достойнее, чем ведьмино отродье? О, если б был хоть какой-нибудь способ получить магию, Ристана бы не остановилась ни перед чем. Тогда бы не нужен был Рональд, тогда бы отец не посмел лишить её наследства. Тогда бы проклятые кобели, и темный и светлый, не смотрели на неё, как на ошибку природы.

   Вспомнилось, как на балу оба вились вокруг девчонки, будто та первая красавица. И на следующий же день хиссов сын заявил, что передумал её убивать. Ему, видите ли, нужна ученица – и от Шуалейды будет сплошная польза. Разумеется, темному будет и польза, и удовольствие – а после удовольствия он, воплощенное благородство, соизволит на девчонке жениться. И тот час вторая принцесса станет не нужна и неудобна. Темный забудет о ней... – взгляд Ристаны упал на перчатки, что подала фрейлина – как о никчемной тряпке!

   – Ты что принесла? – зашипела она. – Слепая?

   Выхватив длинные шелковые перчатки, расшитые серебром, Ристана хлестнула наотмашь. Девица, схватившись за лицо, замотала головой и убежала за другой парой, подходящей по тону.

   "Нет. В таком настроении идти нельзя. Злость и обида – удел проигравших, – подумала Ристана, подходя к зеркалу и придирчиво оглядывая себя. – А я выиграю. Темные, светлые, все равно. Королевская кровь не водица".

   Она улыбнулась зеркалу сначала надменно, затем тепло и очаровательно, и напоследок – строго. Примерка масок сделала свое дело: Ристана снова почувствовала себя полководцем. Для надежности перебрала план, позволила себе немножко помечтать: отдать девчонку темному и послушать вопли, когда тот будет её "учить". Если бы после этого Шуалейда гарантированно отправилась в Ургаш! Но нет. Девчонку не получит никто. Ни принц Лерма, ни темный Рональд, ни светлый Дукрист. Интриган-бастард и в этот раз сыграет на руку Ристане, что бы там себе не думал.

   Надев подходящий образ – строгого достоинства – она кивнула фрейлинам, позволяя сопроводить себя до столовой.

***

   Мажордом отворил высокие створки, отступил на шаг и объявил:

   – Ее Высочество Ристана Мерисса Ваном шера Суардис-да-Адан! – голос его был полон почтения и восторга: как и положено.

   Столовая благоухала любимыми отцом ирисами и полнилась возбужденными голосами, мужскими и мальчишескими. При появлении Ристаны разговоры стихли, все взгляды обратились к дверям. Ристана послала выверенную улыбку всем сразу и отдельный кивок – супругу.

   – Дорогая, вы, как всегда, прекрасны. – Ниль Адан, покинув герцога Дарниша, склонился над её рукой и поцеловал воздух в волоске от кожи.

   – Благодарю, дорогой супруг.

   Одарив первого советника сияющей улыбкой, Ристана встретилась с ним взглядом: ледяная пустыня. От руки супруга, светски предложенной даме, веяло той же стылой полярной ночью.

   Взгляд на остальных приглашенных не добавил радости. Узкий семейный круг сегодня оказался широковат: высокомерный тюлень Дарниш с меднолобыми братьями Фломами на радость принцу обсуждали тактику Марки и Хмирны в кампании сорокового года, а Дукрист снова вился вокруг девчонки. Сегодня ублюдок вел себя так, словно младшая принцесса – его собственность. А та смотрела ему в рот и сияла, как медный динг. От горячих взглядов, которыми обменивались голубки, стало тошно и горько.

   – Вы слышали, Ламбруки дали согласие на брак старшей дочери и Зифельда? – осведомился с милейшей улыбкой советник Адан. – Прекрасная новость, не находите, дорогая? Вскоре мы порадуемся продолжению славного рода. По прогнозам, следующий граф Зифельд получит благословение Света.

   – Чудесная новость, – равнодушно кивнула Ристана, подумав: "Как дали, так и заберут. А Зифельд, оказывается, дурак. Жаль, с ним было удобно". – Надеюсь, магистр Затран не ошибется по обыкновению.

   Продолжая улыбаться и обмениваться с супругом любезностями, Ристана искоса поглядывала на сестру и Дукриста. Зачем? Хотелось думать, что ради изучения противника. Но получалось совсем не то. Вспоминалось, как когда-то такими же влюбленными глазами смотрел на неё Ниль. Так же вился вокруг, ловил каждый вздох. Как давно это было.

   – Прелестно, дорогой, – отозвалась она на очередную шпильку. – Я поду...

   – Его Величество Мардук Галисто Жанкард шер Суардис! – раздался торжественный голос распорядителя.

   Разговоры оборвались: в столовую вошел король.

   Отец выглядел помолодевшим и довольным – под панцирем холодной решимости снова кольнуло. Все ее старания, все труды на благо Валанты не вызывали у него такой радостной улыбки, как вид мальчишки Кейрана. Словно он – единственный сын, а она, Ристана – вроде мебели. Словно она не билась на совете за снижение баронских податей, не проворачивала многоходовые комбинации, чтобы получить для валантских купцов право беспошлинной торговли в Лестургии и Ольбере, не вела длиннейшие переговоры с Маркой, дабы Владетель придержал обнаглевших пиратов. Разве она не достойна всей родительской любви? И разве Валанта не достойна правителя, что будет заботиться о стране, а не зеленого мальчишки, который за полгода пустит гоблину под хвост все её труды?

   – Доброго дня, дети мои, доброго дня, светлые шеры, – поздоровался король и обратил взор на чинно подошедшего мальчишку. – Тебе нравится в столице, Кей?

   Ристана не слушала, что тот отвечает. В ушах шумело, ломило виски. Нестерпимо хотелось, чтобы все вернулось, как было всего пару месяцев назад – без щенка, отнимающего у неё все, что только есть дорогого.

   – Позвольте проводить вас, – отвлек её голос супруга.

   Подав ему руку, она надменно прошествовала к столу. Пальцы горели так, словно она не дотронулась до мужской кожи, а взяла в руки ядовитого ската.

   За столом она была, как на иголках: Ниль сидел рядом и старательно избегал прикосновений. Впрочем, она тоже – но оба делали вид, что между ними полное согласие. Как всегда.

   – Ристана, Ниль, мы надеемся на ваше присутствие послезавтра в Опере, – отвлекшись от щенка, отец обратил внимание и на неё. – Вам понравится. Говорят, этот новый поэт написал чудесную драму. Заодно пресечем глупые слухи о разладе в нашей семье.

   – Разумеется.

   Ристана улыбнулась отцу, а затем брату. Но из отцовских глаз не ушла настороженность и грусть, а Дукрист с Шуалейдой и вовсе не сочли нужным притвориться, что верят в ее добрые намерения.

   Ну и пусть. При всем влиянии Длинных Ушей ему нечего противопоставить Рональду, кроме девчонки. А девчонка – мелочь: как ни прикрывали Флом и Бродерик её проделки в Сойке, Ристане не составило труда разобраться, что такое эта ведьмочка. Отчаянно везучее, сверх меры одаренное силой дитя, невоспитанное, избалованное и не имеющее представления о дворцовых интригах. Пора бы ей с ними познакомиться.

   Подавая соответствующие ожиданиям отца реплики, Ристана выжидала момент. От всеобщей любви уже сводило скулы, хотелось разбить что-нибудь со звоном и грохотом. Просто чтобы почувствовать себя вновь живой, а не расписным цуаньским болванчиком, умеющим только улыбаться и кивать.

   Наконец, король затронул нужную тему:

   – Я думаю, вы оба вполне сможете за две недели выбрать себе подобающую свиту, – обратился король к младшим детям. – По десяти юношей и девушек из благородных семей будет достаточно.

   – Конечно, отец, – начал щенок, но Ристана его перебила.

   – А почему только из валантских семей, отец? Его Высочество мог бы приблизить, например, племянника сашмирского посла.

   – Почему бы и нет, – кивнул король. – Если вы можете за него поручиться.

   – О, зачем я, отец? За него поручится маркиз.

   Дукрист приподнял бровь, но не удостоил ее ответом.

   – Маркиз? – переспросил король.

   Ристана удержала при себе снисходительную ухмылку: сдал отец. Лет пять назад он бы знал ответ заранее – и не спросил бы.

   – Конечно, отец. Маркиз проверил юношу снаружи и изнутри. Я уверена, глава Канцелярии не стал бы вступать в столь тесную связь с недостаточно благонадежными личностями. Не так ли, дорогой Дайм?

   Специально для девчонки Ристана представила, в какой позе Длинноухий вступал в связь с сашмирцем – и, судя по вспыхнувшим глазам, та прекрасно все поняла.

   – На взгляд Канцелярии, дорогая Ристана, сиб Лусаама совершенно бесполезен в качестве придворного Его Высочества, – равнодушно ответил Дукрист.

   – О, простите, маркиз, – усмехнулась Ристана. – Я думала, что раз вы проводите с ним столько времени наедине...

   – Дорогая, мы же доверяем маркизу, не так ли? – прервал ее Ниль.

   – Разумеется, дорогой, – сладко улыбнулась Ристана, делая вид, что отступает. – Как думаешь, мне стоит попробовать суфле?

   – Непременно, – не менее сладко улыбнулся супруг.

   – Мы так доверяем маркизу, что даже не спрашиваем, почему он привел Ее Высочество с прогулки лишь перед завтраком, – выпустила она отравленную стрелу: утренний разговор с Рональдом не пропал зря. – Голосу Императора виднее, чего стоит репутация Валантской принцессы.

   Тщательно пряча торжество, она окинула быстрым взглядом собравшихся. Ожидания оправдались: повисло молчание, от благостной идиллии не осталось и следа. Дарниш и Флом заледенели, мальчишки переводили растерянные и возмущенные взгляды с маркиза на Шуалейду. Дукрист одарил Ристану таким взглядом, что она помянула десятью добрыми словами Закон, дарующий царственным особам неприкосновенность. Девчонка замерла, не донеся вилки до рта.

   Один отец ласково улыбнулся ей, словно напроказившей малышке – так, что на миг стало мучительно стыдно. Как можно было подумать, что Суардис не знает, что творится в его Суарде!

   Звякнула упавшая вилка, и в мозг вонзился голос ведьмочки:

   – Ах, дорогая сестра, я так счастлива, что между нами воцарилось понимание! – вместо того чтобы смутиться и предоставить мужчинам разбираться самим, заявила она. – Ваше доверие – воистину благословение.

   Шуалейда осенила лоб светлым окружьем.

   Дукрист опомнился, спрятал злость и ответил тоном заботливого тирана, точь-в-точь как император Кристис:

   – Ваше Высочество удивительно верно понимает ситуацию. – Он кивнул милостиво и обратился к королю: – Ваше Величество, смею надеяться...

   – Мы рады, что Ваша Светлость взяли на себя обязательство обучать нашу дочь магии, – кивнул ему король. – Мы одобряем твой выбор учителя, Шуалейда.

   – Да, если Ваше Величество позволит, я бы хотел воспользоваться случаем.

   – Конечно, маркиз.

   Дукрист достал из-за пазухи свиток разноцветной бумаги: синие, лиловые, голубые полосы, серая кайма.

   – Сегодня Конвент подписал Цветную грамоту Её Высочества Шуалейды. – Он развернул свиток, показывая всем печать со знаком весов. – Вторая категория, три стихии, Сумрак. Позвольте поздравить Ваше Высочество.

   На миг Ристане показалось, что пол покачнулся. Дуо? Это вот недоразумение – той же категории, что Бастерхази?! И три стихии. Проклятье.

   – Сожалею, но Конвент не может дать благоприятного прогноза относительно будущей окраски дара, – с притворной скорбью продолжал Дукрист.

   Сестра что-то отвечала, и отец говорил что-то значительное и подобающее случаю. Но Ристана уже услышала все, что хотела. Лерма не получит Валанты! И Дукристу ничего не светит. Пусть один кон он взял, зато Ристана выиграет партию. Рональд теперь не получит девчонку – значит, придется ему её убить. И снова единственным ключом к власти будет она, Ристана.

   До окончания обеда Ристана была мила, покладиста и скромна. Настолько мила, что супруг забеспокоился и вызвался проводить её до покоев. Но поздно. Давно прошло то время, когда она была готова позабыть все на свете, лишь бы вернуть того Ниля. А сейчас – сейчас ей казалось, что тот Ниль приснился ей прекрасным солнечным утром, а на самом деле первый советник Адан не более чем хладнокровный зануда и лицемер, как и все прочие.

   – Благодарю, но не стоит, дорогой. У меня дела, – отмела Ристана лживый намек на мир и отправилась в Рассветную башню, будить Бастерхази: хватит ему грезить о сумрачной принцессе, детях-магах и Валанте.

   Шуалейда шера Суардис

   Шуалейда еле дождалась конца семейного обеда и последующего разговора с отцом. Как оказалось, Дукрист невесть когда успел заручиться его согласием на всё, вплоть до газетных статей о скандальной любви императорского бастарда и сумрачной принцессы – резонов своих отец не объяснял, но призрак брака с принцем Лермой и последующей смены династии в Валанте слишком давно висел над Риль Суардисом, чтобы надо было что-то объяснять. Зато, когда Дайм подтвердил – уже в кабинете, где отец устроил им небольшой допрос – что берет Шуалейду в ученицы, она чуть не взлетела от радости. О таком подарке она и мечтать не смела.

   За обедом, когда король заявил, что рад ее выбору, она испугалась: а вдруг Дайм скажет, что ничего подобного? Зачем ему еще и ученица? Но Дайм, казалось, обрадовался возможности официально объявить о своих обязательствах. И там же, в кабинете отца, они обменялись клятвами. О, если бы то были другие клятвы! Но об этом Шу запретила себе думать. Учитель и ученица – связь не менее крепкая, чем супружеская. И этого достаточно. Пока.

   Она не помнила, как закончился разговор с отцом, как возвращалась к себе. Ею владело бурлящее, щекотное чувство, что жизнь снова переменилась – который раз за последние дни! Но в этот раз определенно к лучшему.

   Все к лучшему! – хотелось петь и танцевать, будто она съела пыльцу циль. Хотелось убежать в Фельта Сейе и целоваться с Даймом. При воспоминании о прошлом вечере петь и танцевать хотелось еще сильнее. И совсем не хотелось думать о Линзе.

   Но, увы, вместо таинственного леса и нежных рук любимого этим вечером её ждала лишь собственная комната и стопки книг. А завтра...

   – Утром гномы доставят мраморный круг. На второй этаж, дальше они ни за какие деньги не пойдут, – расхаживая по комнатке, объяснял диспозицию Дайм. – Сразу после этого Его Величество вызовет Бастерхази, и мы продержим его, сколько понадобится.

   Шу слушала, кивала, уточняла – и смотрела на него. На узкие кисти, длинные подвижные пальцы: Дайм сопровождал слова резкими жестами. На густые брови – складка на лбу выдавала его беспокойство не хуже металлического отблеска ауры. На губы, жесткие и нежные одновременно – так хотелось коснуться их, убедиться, что пьяный вкус поцелуя не пригрезился...

   – Шу, что ты творишь, ради Светлой! – Оборвав речь на полуслове, Дайм повернулся к ней, взглянул прямо в глаза. – Подожди до завтра. Прошу тебя.

   Он подошел почти вплотную, протянул руку, но остановил в волосе от её щеки.

   Лишь отзвук вчерашней боли – но Шу хватило, чтобы опомниться и устыдиться.

   – В башне тебе не понадобится защитное заклинание. – Дайм жарко улыбнулся, опуская руку. – И, раз уж теперь я твой учитель...

   От недоговоренного обещания по телу Шу прошла горячая волна, закружилась голова и участилось дыхание. Завтра! Ради этого завтра она свернет горы!

   Глава 21. Баньши

   ...буде же нарушит Мастер Ткач закон Хисса, не судить его другим Мастерам, а испросить совета у настоятеля Алью Хисс, ибо его голосом говорит сам Брат.

Закон Гильдии Ткачей

   Келм бие Кройце, Волчок

   435 год, 5 день Каштана, Суард.

   – Хватит, – раздался голос Мастера.

   Он остановил тренировку ровно в тот миг, как Ласка в пятнадцатый раз за утро "убил" Волчка. Все шестеро учеников, как один, обернулись. Волчок глянул на небо: девять, на час раньше, чем обычно.

   – Завтракайте и выметайтесь в город. Вы должны вести жизнь обыкновенных горожан. Гуляйте, веселитесь – но чтоб через полчаса вас тут не было. И не появляйтесь до заката.

   – Да, Наставник, – отозвались все шестеро: руки сложены лодочкой перед грудью, поклон, взгляд в пол.

   Когда Волчок поднял взгляд, на заднем крыльце уже никого не было.

   – Ну, раз Наставник велел гулять, – многозначительно протянул Ласка и подмигнул Волчку. – Пошли к Лотти, боец, заслужил.

   – Молодец, Волчок, – снисходительно кивнул Угорь. – Сегодня я угощаю. Пышечками.

   Волчок еле подавил дрожь: в глазах что Угря, что Ласки читалось злое веселье. Решились. Шис их забери, они все же решились.

   – Эй, Свисток, – позвал Ласка.

   Сын Мастера обернулся с крыльца.

   – Пошли с нами. Пропустим по кружечке!

   – Не сегодня. – Свисток отвернулся и исчез в доме.

   – А, не достойны, – насмешливо пробурчал Ласка. – Нам же больше достанется!

   Про самых младших, собиравших по саду ножи, звездочки, деревянные мечи и прочие следы тренировки, Угорь с Лаской забыли. Как всегда. Впрочем, Игла и Простак предпочитали развлекаться поодиночке.

   – К шису завтрак, – неправдоподобно радостно заявил Угорь. – Последние дни праздника, а мы время теряем. Бегом, Волчок, пышечки заждались!

   Волчок кивнул и помчался переодеваться. По дороге заглянул на кухню: Фаина уже расставляла тарелки, а Орис, раздетый до пояса, вытирался полотенцем и рассказывал что-то о гитарах и менестрелях.

   – На меня, Ласку и Угря не надо. Поедим в городе.

   Фаина оделила его равнодушной улыбкой и кивнула.

   "Тьфу, чтоб вас, – думал Волчок, поднимаясь на второй этаж, обливаясь из кувшина и натягивая праздничную рубаху с синим кантом. – Ненавижу. Всю вашу Гильдию ненавижу. Нашли себе мелкую карту на размен, забери вас Хисс!"

   Позавчерашние слова Угря все крутились в голове: подстеречь одного, убить...

   – ...подстеречь одного, убить, – рассуждал Угорь, сидя на камне посреди сухого русла Свирели, там, где она впадает в Вали Эр.

   Для разговора он выбрал открытое со всех сторон место: весенняя вода спала, обнажив дно. Никому не нужная пустошь, разве что по утрам детвора пускает кораблики в ручейках, оставшихся от разлива.

   – Но Ёж запретил трогать... – возразил Ласка.

   – Лягушонка, – перебил Угорь. – Про Свистка речи не было. Или тебе непременно надо играть честно?

   Ласка пожал плечами. Волчок промолчал, сделав вид, что его это не касается. Какая честная игра, если Мастер нарушил Закон, а их приготовил на убой? Угорь глянул на Волчка и Ласку, и, убедившись, что никто не возражает, продолжил:

   – Надо выбрать время, когда Свисток один. Место – без свидетелей, и чтоб близко спрятать тело. Подойдет Фельта Сейе. Даже Мастер там ничего и никогда не найдет.

   – Днем на опушке полно народу, – сказал Ласка.

   – Рядом с Баньши никого не бывает. Боятся. – Угорь презрительно фыркнул. – Чернь.

   – Не обязательно Свисток пойдет той дорогой.

   – Другая длиннее. И другое место нам не подходит. Труп найдут даже в реке.

   – Значит, будем надеяться на удачу.

   – Удача – чушь, – отрезал Угорь. – Удача приходит к тому, кто готов действовать.

   Ласка кивнул, Волчок тоже.

   – А тебе, Волчок, самое ответственное. Пойдешь вперед, до развилки, и если покажется Лягушонок, дашь сигнал. Мы не можем рисковать: если хоть один уйдет... сами знаете. Лучше подождем другого случая.

   – Какой сигнал?

   – Выпь. Наш сигнал, что дело будет сделано – тот же. Выпь, один раз.

***

   «Выпь, один раз», – повторял про себя Волчок, стараясь не думать о том, что будет, если что-то пойдет не так.

   "А оно пойдет не так! – настойчиво лезло сомнение. – В самый неподходящий момент! Как тогда, на рынке".

   Волчок тряс головой, отгоняя страх и тошноту, но страх не отгонялся. Видение алтаря Хисса заслоняло свет, деревья казались колоннами храма, прошлогодние листья пахли кровью.

   "Даже если пойдет так, на что ты-то надеешься? – продолжал здравый смысл. – Даже если алтарь минует, останется Лягушонок. Зря Угорь не принимает его в расчет. Но ты-то знаешь, чего он стоит".

   Волчок остановился. Поднял взгляд: высоко-высоко, сквозь редкие прорехи в кронах, мелькали голубые, с белым кружевом, юбки Светлой Сестры. Помолиться? Жаль, не поможет. Услышит лишь Хисс – все они принадлежат Темному, с тех пор как стали учениками Мастера Ткача. А Хисс никогда и никого не отпускает. И даже если Лягушонок не убьет до Испытаний, Угрю и Ласке понадобится жертва для бога – кто, как не Волчок?

   "Почему, Светлая, ты оставила меня?"

   Светлая молчала, только ветер шелестел кронами.

   Хилл бие Кройце, Лягушонок

   Ветер шелестел в кронах: беги, Лягушонок, беги!

   Он бежал. Несся в зеленом полумраке леса, с одной мыслью: успеть! Что успеть, он не думал. Хилл вообще не понимал, что с ним творится – но с самого утра не находил себе места. Даже Черная Шера не смогла его отвлечь. Клайвер, промучившись полчаса с нерадивым учеником, велел ему пойти и завалить, наконец, ту девицу, из-за которой пальцы попадают мимо струн.

   "Если будешь отвлекаться из-за каждой юбки, музыканта из тебя не выйдет. Вот твоя единственная возлюбленная, – кивнул Клайвер на гитару. – Нет на свете её прекрасней, её верней и её ревнивей. Девиц много, а музыка одна!"

   Хилл кивал, но мыслями все равно был далеко и от Клайвера, и от девиц. Какие к троллям девицы, если мерещится смех Хисса? Хилл раз за разом гнал невнятные страхи, заставлял себя сидеть спокойно, прижимал непослушные острые струны, раня пальцы – Шера не собиралась так просто мириться с невниманием.

   Высидел до полудня. Пять раз заливал подушечки пальцев заживляющим бальзамом, сжимал губы, пока бальзам делал свое дело, и снова брался за гитару. Клайвер время от времени заглядывал на жалобные стоны Шеры, качал головой и уходил. А в полдень...

   В полдень Хилл понял, что нельзя медлить ни секунды. И все доводы рассудка, что Мастер мог продлить тренировку, дать Орису поручение, да просто брат мог повстречать по дороге сговорчивую милашку – всё заслонил смех Хисса и уверенность: с братом беда.

   Бежать, скорее! Может, еще успеет...

   Гитара обиженно зазвенела, брошенная на кровать. Скатываясь по лестнице, Хилл крикнул Сатифе:

   – Не ждите к обеду.

   Вылетел из лавки, не попрощавшись с Клайвером, и помчался к лесу.

   Он бежал, вглядываясь в прохожих – вдруг брат уже здесь? Но среди чужих и знакомых лиц не попадалось единственного, родного. Меж бардов, поэтов, мимов и зевак на опушке Королевского парка мелькнули широкие плечи, коротко стриженные черные волосы...

   – Орис? – позвал Хилл через головы горожан.

   Но прежде, чем стриженый обернулся, Хилл уже понял: не тот.

   Древние дубы насмешливо качнули кронами: беги!

   Полуденный свет и гул сменились зеленым полумраком и тишиной. Густая трава опушки – утоптанной дорожкой. Хилл прислушивался к лесу, всматривался в редких встречных. Прохожие шарахались, но Хиллу не было дела до их удивления и страха. Хотелось заорать на весь лес: Орис, брат! Перед развилкой он на миг задумался: через водопад Вдовьих слез или мимо Баньши? Ноги сами понесли по нехоженой короткой дороге. Не успел он преодолеть и половины пути до расщепленного дерева, как неподалеку раздался тоскливый, пронзительный вопль.

   Баньши? – окатило иррациональным страхом.

   Выпь, – одернул себя Хилл.

   Поздно, – оборвалось что-то внутри, оставив после себя глухую пустоту. – Теперь – точно поздно.

   Не обращая внимания на тошноту и темноту в глазах, Хилл добежал до древнего дуба, расщепленного молнией. Остановился под ним: запах ненависти, примятая трава, свежесломанные ветки подлеска. Поискал кровь – не нашел. Подавил неуместную надежду: жив?! Напомнил себе о семидесяти двух способах убить без крови.

   Следы. Запахи... Хилл искал ответ, но лес обманывал. Пах зверьем, пыльцой, лиственным соком и страхом, раздавленными жуками и ненавистью. И не пах смертью. Но Хилл видел следы. "Здесь были двое – говорили они. – Ждали, долго".

   Ждали, чтобы ударить в спину...

   Орис бие Кройце, Свисток

   ...удар в спину, боль, темнота...

   Бред и наваждение!

   Орис сморщился, словно от кислятины. Весенние праздники, неделя, когда даже свиней не режут! А все равно за каждым кустом мерещатся Угорь с Лаской. Шис бы их подрал.

   Тоскливо заорала выпь. Ежевичник слева от тропы дрогнул.

   Орис не успел подумать, какого шиса делает в дневном лесу болотная ночная тварь, как три звездочки вылетели из его руки и веером прошили ежевичник. А сам он откатился с возможной арбалетной траектории и затаился за толстым грабом, держа наготове нож.

   – Погоди меня убивать, – вместо свиста болта послышался шепот, сливающийся с шелестом крон. – Поговорить надо.

   Из-за сросшихся кленов, саженях в четырех от тех кустов, показалась открытая ладонь, пальцы сложились в знак "перемирие именем Хисса".

   – Волчок? Какого... – пробормотал под нос Орис и показал такой же знак.

   Тут же из-за клена показался сам Волчок, приложил палец к губам и метнулся к Орису. Показал глазами на тропинку, потом в глубину леса. Орис кивнул. Волчок, не тревожа лесной тишины, скользнул прочь: спина его была отличной мишенью. Через три десятка саженей он оглянулся, кивнул и исчез в высокой траве между валунами.

   – Ну? – Орис опустился рядом, не убирая ножа.

   Волчок приложил палец к губам и покосился в сторону тропинки.

   Орис прислушался: еле слышное шуршание, неправильный скрип ветки, не в такт ветру. Через несколько мгновений лес снова звучал, как положено. Те, кто шел мимо – ушли. Орис вопросительно глянул на Волчка. Тот пожал плечами, мол, чего тут объяснять, сам все понял.

   – Ты ж не просто так меня предупредил.

   – Твой отец может устроить меня к Кирлаху служкой, – Волчок не спрашивал, а утверждал. – Я не хочу лезть в ваши игры. И дохнуть на Испытаниях не хочу.

   Орис разглядывал его: легкомысленный игрок внезапно изменился. Повзрослел. Даже жаль, что не станет Рукой Бога – но он прав, шансов нет. Особенно теперь.

   – Я попрошу Наставника. Но не могу обещать, что он меня послушает.

   – Этого достаточно.

   Хилл бие Кройце, Лягушонок

   ...этого достаточно, чтобы убить. Всех, – шептал возникший на месте пустоты огненный острый ком. – Ориса нет, осталась только месть. К Хиссу Закон. Бог мести поймет. Ищи, Лягушонок, ищи!

   – Ну, что нашел? – ударил по ушам тихий голос... Ориса?!

   Хилл подпрыгнул, развернулся на звук, забыв про зажатый в руке нож.

   На тропинке, под дубом-баньши, стоял брат. Он улыбался радостно, словно увиделись после года разлуки.

   – Багдыр тебя... – беззвучно шепнул Хилл: голос пропал вместе с комом ненависти.

   – Идем скорее. Шис знает, что будет, когда они догадаются.

   Только теперь Хилл заметил Волчка за спиной брата. За один вздох он испугался, удивился, понял – и снова удивился.

   – Идем.

   Орис кивнул на тропу: шутки кончились, пора уносить ноги.