Текст книги "Дети Грозы (Гильдия темных ткачей) (СИ)"

Автор книги: Татьяна Богатырева

Соавторы: Анна Строева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

   От издевательской улыбки Дукриста ярость полыхнула с новой силой.

   Дайм шер Дукрист

   «Отличный способ – ловля на живца!» – подбодрил себя Дайм.

   – Ваша Темность не слышали последней поэмы шера Акану "Жареная Камбала, или падение Ману Темного"? Изумительные стихи.

   Не пытаясь даже выровнять дыхание, Дайм дразнил противника. Очень осторожно дразнил. Ровно, чтобы темный в азарте не вспомнил, что бывает с теми, кто ловит двух гоблинов одной сетью.

   – Не люблю стихов. Мне больше по вкусу его "Путевые заметки". – На губах придворного мага блуждала легкая улыбка, в руках танцевал бокал лорнейского.

   Вспучившись, вино взлетело над бокалом: "пустынный илебай", раззявив все шесть пиявочных ртов, метнулся к Дайму. Скользнул мимо, запутался узлом и сожрал сам себя. Детское заклинание, сплетенное на голых рефлексах, сработало: не зря Парьен учил сражаться не силой, а умением, и гонял до обмороков.

   "Зефрида, если ты еще слышишь! Поторопи дочь!"

   – ...примером мой Тюф. Как видите, то, что академики считают полной чушью, на самом деле... – В угольных глазах мерцало торжество: он уже забыл об осторожности, слишком слабой и близкой казалась дичь. – Жаль, шаманская метода при сочетании с чистой спектральной магией дает непредсказуемые результаты. Мало материала для анализа...

   Потолок плюнул лавой – Дайм еле успел закрыться Снежной Крепостью. Темный бил смертельными заклинаниями – видимо, светлый в подопытные не годился.

   "Минус год. Так моей жизни хватит на полчаса. Шу успеет".

   – ...правда, гоблинонежить требует особого обращения... – продолжал Рональд. Он открыто наслаждался игрой и видом стареющего и седеющего соперника.

   Дайм с трудом удерживался одновременно там и здесь, отвлекая темного и не давая Шуалейде соскользнуть за грань.

   "Скорее, Шу, скорее!"

   Словно в ответ, задрожали нити вероятностей, башни сошлись в унисонном ритме. Вспышка боли разодрала Дайма на две половинки. Одна – зверенышем на плече Шу, вторая – постаревшим лет на двадцать маркизом в гостиной темного. Тот Дайм, что был в башне Заката, вцепившись всеми когтями в плечо Шу, смотрел, как откидывается крышка ларца-мандарина, взлетает и открывается шкатулка, вылезает наружу черный ядовитый хобот... Тот Дайм, что играл с темным в кошки-мышки, со всхлипом вздохнул – Рональд на миг позабыл о нем: почуяв якорь близ Источника, рванулся в открывшийся канал.

   Выброс чистой энергии обжег Дайма, черно-алый туман застил свет. Спешно выставленный щит затрещал, но выдержал – унеся еще двадцать лет жизни. Рональд вскочил, повернулся на запад. Лощеный придворный исчез, уступив место хищнику. Его рабы упали мертвыми, отдав хозяину все до капли, по дворцу прокатилась волна паники, влилась смерчем в мага. Темный больше не думал о Законе.

   "Проиграл! Бежать! Последний шанс – пока он занят Линзой... – неслись мысли.

   Но Валанта? С Линзой Рональд получит все! – слабо сопротивлялся долг.

   Умирать, чтобы дать шанс Валанте? Чушь. Бежать! – требовал здравый смысл.

   Но Шу? Она погибнет или станет куклой темного! – трепыхалась совесть.

   Бежать, к ширхабу... – здравый смысл тянул скорее прочь.

   Цыц! – Дайм прекратил неуместный спор. – У нас есть шанс. А нет – я все равно не оставлю Шу".

   Он шепнул короткую формулу и со свистом втянул воздух: дальше некогда будет дышать. В груди раскручивалась тугая пружина последнего, тщательно упрятанного даже от самого себя заклинания. Мир подернулся дымкой, замедлился. Магия темного превратилась в четкую схему: нити, узлы, точки сопряжения... Вот оно! Удар – сюда!

   В тот миг, когда темное пламя взревело, влетая в башню Заката, магическая аура слетела с Дайма, оставив высохшего старика бессильно хватать ртом воздух.

   Последним, что видел Дайм-маг, была радуга. Слепящее разноцветье обвило одним концом Рональда, другим – его слугу-нежить. Между ними зависли песочные часы Равенства и Братства. Вся магия в пределах досягаемости заклинания хлынула в бездонную дыру умертвия: уравнять магистра и мертвеца. Слепящий шар ало-фиолетового огня с треском собрался вокруг Рональда, вспыхнул... и погас.

   "Получилось..." – выдохнул Дайм и улыбнулся обрушившимся безмолвию, серости и пустоте. Рональду придется забыть о желанной добыче: Часы связали его по рукам и ногам.

   – Багдыр`ца!

   Бастерхази обернулся, не в силах поверить, что светлый решился расстаться с даром ради... да ради чего угодно! В одном взгляде Рональда уместился трактат "Улыбка висельника, или о подготовке материала для сотворения умертвия высшей ступени", за особую жестокость запрещенный даже среди Красных Драконов.

   – Мечтай, – ухмыльнулся Дайм из последних сил.

   "Светлая, помоги ей! Пусть у Шу получится!"

   Теперь он мог только надеяться, что Шуалейда завершит ритуал раньше, чем Рональд сумеет развязать Пуповину. По сути, ему уже все равно – жизни осталось на считанные минуты. А дальше... сделать из императорского сына нежить не позволит Печать, зато сашмирский посол получит свое воздаяние кровью. Смерть – не страшно. Потерять магию, вот что хуже смерти. Не слышать, не видеть, не иметь возможности даже спрятать от врага боль и ужас.

   Дайм смотрел, как маг морщится, дергается, делает бессмысленные пассы, кричит – и думал: смешно! Но сил смеяться не было, да и не хотелось. Только отдохнуть в тишине и покое.

   Шуалейда шера Суардис

   Едва Шу коснулась шкатулки, та распахнулась, чуть не переломав пальцы, вырвалась и взлетела. Волна скрежета захлестнула Шу, отдалась болью, сбила дыхание. Черно-алый смерч с торжествующим воем закружил по комнате, нащупывая жадным ртом-воронкой добычу. Тут же в башню влетел поток смерти и огня, слился со смерчем, потянулся к Шу... Оцепенение сковало её, но лишь на миг. Источник взорвался лилово-голубыми щупальцами, пророс сквозь нее диковинным цветком. Потоки запели, наполняя ее непривычной, пьяной мощью.

   Она еле успела вздохнуть, как внутренности скрутило отчаянием, краски выцвели. Показалось – она древняя, одинокая старуха, в затылок которой дышит смерть...

   "Дайм? – крикнула она, уже понимая, что ответа не будет. – Ты где? Дайм!"

   Она дернулась проверить звереныша на плече, но рука натолкнулась на холодное стекло. Колба упала, брызнув осколками и темной кровью.

   "Дайм! – паника захлестнула Шу, требуя сровнять с землей хоть весь город, но найти любимого. – Где ты? Ответь же!"

   Ужас и боль потери взорвались в Шу, остановили сердце, вытеснили мысли, растворили её в фиалковой крови Источника. Тысячью побегов, тысячью щупалец она выметнулась из башни: найти Дайма!

   Сумбур звуков, запахов, ощущений закружил в красковороте и сложился в карту – подробную, словно на столе главнокомандующего. В одно мгновение она увидела Риль Суардис, пронизанный жилами магии – от толстых вен до тончайших капилляров – и два его сердца, две башни. Увидела легендарные Часы Равенства и Братства, четыреста лет назад остановившие Ману и позволившие завершить войну со Школой Одноглазой Рыбы. Увидела Дайма, ради нее отдавшего магию и жизнь, и Рональда, медленно, но верно распутывающего мудреное заклятие. Увидела бело-лиловые пятнышки на своих руках – последние капли дара, последние капли крови светлого, смешанные с ее кровью, и увидела исчезающе тонкую нить вероятности – еще раз изменить судьбу, а может, наоборот, выпрямить?

   Озарение прогнало панику и вернуло Шу в реальность: смерч почти добрался до нее, навис над головой.

   "Прочь, на место!" – велела Шу, указывая на центр опалового круга. Смерч промедлил, словно в недоумении, но воздушные потоки смяли его, скрутили тугой спиралью и вплавили в мрамор, вытянули ало-черные нити и завили в не ведомые ни одному гному знаки.

   "Сейчас, Дайм, продержись еще минуту! Я успею!" – просила Шу, вплетая образы в неустойчивую структуру Источника. Без рун, без слов, без символов, чистые постулаты: защита, помощь, исцеление для нее самой и светлых, последние два дня касавшихся мандариновой шкатулки. Почему-то вместо двух образов виделось три, но разбираться, почему один из образов раздвоился или откуда взялся еще один светлый маг, было некогда. Шу торопилась, пока не засохла кровь Дайма, напитать ее силой и жизнью.

   "Дайм, дождись меня!" – шепнула крохотному муаровому котенку в ладонях. Зверек приоткрыл бирюзовые глаза, зевнул... и, свернувшись клубком, уснул.

   Нить вероятности дрожала, готовая порваться, а Шу не могла понять, что делать дальше? Котенок жив только в ее руках. Оставить Источник до завершения ритуала? Но если порвется связь, бушующая магия разнесет весь Суард. Если рискнуть, бежать в башню Рональда – Часы Равенства выпьют до капли и звереныша, и ее саму, и Источник. А дождаться, пока Рональд расплетет заклинание – оставить Дайма беззащитным перед разъяренным темным. Двуличные боги, одной рукой дающие, другой отнимающие! Что же делать?!

   Шу замерла. Сбежать, спрятаться – только не выбирать! Слишком больно, слишком тяжела ответственность.

   Стон вероятностной нити пронзил острым страхом: поздно?! Промедлив миг, сделала выбор и потеряла его? Нет! Боги, нет! – рванулся из глубины души отчаянный вопль, красковорот потемнел, завертелся в безумном ритме...

   Шу сама не поняла, как оказалась около Рассветной башни. Под ногами звенела затухающим сердцебиением паутинка, резала кожу, не позволяя замедлить бег – сквозь загустевший воздух, сквозь дверь, сквозь жгучее безумие чужой магии, сквозь переплетения другой судьбы – к седому, высохшему старику с тускнеющими глазами цвета полуденного моря. Шу прорывалась вперед, ранясь об острые нити иных вероятностей, не обращая внимания на боль и страх. В ладонях, прижатый к груди, спал звереныш, не слыша треска разрядов и крика искореженного магией пространства. Единственное желание вело Шу: успеть, пока бьется сердце любимого, не позволить крепнущей вероятности стать действительностью.

   Почуяв живое тепло, Часы потянулись к ней, требуя делиться с братом жизнью и силой – Шу мельком глянула на трясущегося, гримасничающего полузурга, неспособного ни умереть окончательно, ни ожить, и снова устремилась к Дайму, не тратя времени на попытку создать для себя щит. Вероятности гудели, звенели, выли и стонали, запутанный узел дрожал, выпускал отдельные нити, таял... И таяли силы, утекали к нежити – только котенок в ладонях спал, подергивая ушком, защищенный золотым сиянием любви.

   – Дайм! – позвала она, отчаявшись пробиться сквозь бурление чужих стихий.

   Старик открыл тусклые глаза, и вдруг счастливо улыбнулся, поднялся и шагнул навстречу.

   Шу бросилась к нему, вскрикнула – нити распутанного Рональдом заклинания хлестнули, сдирая кожу вместе с аурой – и поймала падающего на подломившиеся колени Дайма за плечи. Упала вместе с ним, смягчая удар. Заглянула в мутнеющие глаза, чуть не закричала отчаянно, почувствовав, как покидает его жизнь. Уже не думая, не понимая, что делать, поцеловала, отдавая ему свое дыхание.

   Жар. Холод. Свет. Тьма.

   Мир завертелся красковоротом, отбросил раскрывшего черный клюв кракена.

   – Взываю к тебе!.. – сквозь бурление красок послышался хриплый голос Рональда, выкрикивающий знакомую до дрожи формулу.

   – Да изыдет! – Вместе со звонким ире-аль белое пламя вспыхнуло, прокатилось по всем закоулкам, и темный захлебнулся последними слогами.

   – Дайм? – не веря себе, Шу дрожащей рукой коснулась растрепанных каштановых прядей, заглянула в яркую бирюзу глаз...

   – Идем скорее, он сейчас опомнится! – светлый схватил её за руки, рывком поднял и потащил прочь.

   Не разбирая дороги, Шу побежала. Споткнулась на пороге, но Дайм подхватил её.

   – Быстрее, прошу!

   Мир вертелся бессмысленной каруселью. Шу не понимала, куда и зачем надо торопиться, но бежала, доверяясь руке светлого.

   – Шу? Милая, что с тобой? – из сумбура и тошноты выплыл голос Баль.

   – Ничего страшного. Просто устала, – отвечал голос Дайма. – Ей надо поспать.

   Шу улыбнулась, хотела успокоить подругу, но красковорот снова закружил ее и унес на тихий берег далекого океана, поющего нескончаемую колыбельную.

   Глава 23. Короткий путь в Ургаш

   – Везучие щенки. Если бы Кирлах не сказал «с сегодняшнего дня», валялись бы сейчас на алтаре и молили Хисса скорее вас забрать, – процедил Седой Ёж. – Проваливайте из моего дома. Вы под рукой Хисса, поэтому ни Мастер, ни кто из Гильдии до испытаний вас не тронет. Да, и не советую бежать сейчас. Когда Хисс позовет, или приползете в храм, или сдохнете.

   Ёж захлопнул за Угрем и Лаской дверь и отправился кормить псов: все, что мог, он сделал. Дальше все в воле Близнецов.

Из снов слепого Нье

   Хилл бие Кройце, Лягушонок

   435 год, 10 день Каштана, за три дня до новолуния. Суард.

   Четыре дня перед испытаниями Хилл, Орис, Простак и Игла провели дома. Мастер запретил им боевые тренировки, только упражнения для поддержания формы. Чтоб не взбесились от скуки, выдал карту Найриссы, Катрены Двуединства и Закон Гильдии Ткачей. Хилл робко заикнулся о гитаре, и, к удивлению, через считанные часы её получил. Правда, не Черную Шеру, но он был рад любой. Волчка в тот же вечер Мастер отвел в Алью Хисс – и ничего не сказал о его судьбе.

   На второй день после обеда Мастер отослал Фаину и дал последние наставления:

   "Сегодня Тень коснется вас, готовы вы к этому или нет. У вас будет трое суток, чтобы доказать Хиссу: вы достойны. Каждый из вас, кто войдет в Алью Хисс в ночь новолуния, станет мастером Теней.

   Вы попадете в Найриссу через портал в храме. Никто, кроме Посвященных, о нем не знает. Любой, кто попытается о нем рассказать, умрет – Хисс умеет хранить свои тайны.

   И последнее. Вы выйдете из храма нагими и безоружными, как Руки Брата. Помните: Темный будет искушать вас. Но ему не нужны слуги, поддающиеся искушению. Помните: за вами будет охотиться весь город, но вы не должны убивать без необходимости. Упивающиеся смертью и забывающие о долге слуги не нужны Хиссу.

   А сейчас всем спать. К полуночи мы должны быть в Алью Хисс. Да пребудет с вами Равновесие, дети мои".

   435 год. Ночь с 10 на 11 день Каштана, за три дня до новолуния. Найрисса.

   Портал оказался выложенным мозаикой терцангом в круге на полу Алью Хисс. Никаких кровавых ритуалов и заклинаний. Как только четверо претендентов вошли в храм в Суарде, Кирлах велел им раздеться и встать на окружность. Первыми встали Угорь и Ласка – они пришли в храм раньше. За ними последовали остальные четверо.

   – Готовы ли вы доказать Брату свою верность? – будничным тоном спросил Кирлах.

   Все шестеро согласно склонили головы.

   – Да пребудет с нами Равновесие, – сказал Кирлах.

   – Да пребудет Равновесие, – откликнулись претенденты, Мастер и два служки.

   Прежде чем храм весь, целиком, погрузился в Тень, Хилл успел разглядеть под капюшоном того, что стоял слева от настоятеля, знакомое лицо. В следующий миг Тень схлынула.

   – Идите и возвращайтесь через три дня, – все тем же будничным тоном сказал все тот же Кирлах.

   Все тот же храм, все тот же затоптанный тысячами ног терцанг в окружье... только ни Мастера, ни служек, ни Суарда. За распахнувшейся дверью их ждала Найрисса.

***

   Первыми покинули храм Угорь и Ласка. Едва настоятель замолчал, они сорвались с места и побежали. Хилл дернулся было за ними, но глянул на брата – и передумал. Пропустил Иглу и Простака, вышел с Орисом плечом к плечу.

   За порогом было холодно, пусто и... обыкновенно. Узкий серп месяца, россыпь алмазов на черном камзоле Брата, безлюдная площадь. Разве что в трех саженях от порога тускло светилась полоса камней. А перед чертой стояли в недоумении четверо: словно упершись в стену.

   – Орис, – шепнул Хилл. – Помни, что ты обещал.

   Брат кивнул, и они одновременно ступили на черту – и Хилл провалился в безвременье Тени.

   "Добро пожаловать в Ургаш, – шепнул ледяной ветер. – Кто из вас достоин служить мне?"

   Шепот бездны растекся по жилам отравой. Нестерпимо захотелось доказать божеству: я! Единственный достойный!

   "Достойный? Докажи. Убей, – манила и требовала Тень. – Ты мой лучший слуга. Остальные – жертвы. Иди ко мне!"

   Реальность задрожала, сместилась. Хилла окружила прозрачная, плоская серость – вместо храмов высились чертежи, вместо людей – силуэты мишеней. Самая четкая, самая угодная богу – ближе всех. Лишь протянуть руку и вынуть из оболочки пульсирующее ядро, отдать божеству...

   "Ты – моя рука. Действуй!" – торопила Бездна.

   Но Хилл медлил. Не понимал сам, как он смеет мешать богу получить то, что тот желает, но все равно – отшатнулся прочь, не обращая внимания на мгновенно превратившийся в скопище ледяных игл воздух.

   "Дерзкий слуга, – раскатистый смех божества выворачивал Хилла наизнанку. – Все равно будешь мой. А пока поиграем".

   Хилла вышвырнуло из Тени. Он упал на булыжник, едва успев сгруппироваться, откатился – удар, нацеленный в голову, пришелся вскользь по плечу. Рубанул ладонью по руке нападавшего, отскочил, оглядываясь: Угорь с Лаской исчезли, Игла, пошатываясь, бежал прочь, Орис, наоборот, к нему. А Простак с безумными, полными Ургаша глазами снова летел не него – убить.

   Хиллу понадобился всего один обманный бросок, чтобы вывихнуть Простаку руку и прижать его к брусчатке. И всего один взгляд, чтобы понять: Наставник был прав. Простак не был готов войти в Тень – душа его не нашла дороги обратно.

   – Идем, брат. – Орис протянул Хиллу руку, помогая встать.

   – Здравствуй, брат, – улыбнулся ему Хилл, задержав на миг его ладонь в своей.

   Они побежали прочь, не оглядываясь на два храма и тело первой жертвы.

***

   Вскоре они миновали квартал мертвых фонарей и наглухо запертых окон: перед новолунием жители кварталов близ храмов предпочитали не выглядывать за порог.

   Первым делом следовало добыть одежду и оружие. Несмотря на полуночный час, по улицам шаталось достаточно народу, особенно ближе к порту. Матросы, грузчики, докеры, сутенеры и мошенники всех мастей – любой костюм на выбор. Но братья повернули в сторону богатых кварталов. Пусть там немноголюдно, местным проще заметить посторонних и каждый час проезжает патруль. Зато не придется опасаться охотников за головами.

   Гардеробной братьям послужил один из ближних особняков. Перебраться через забор и напугать сторожевых собак до немоты было делом нехитрым. Влезть в окно кухни – тем более. Найти в спящем доме шкафы с хозяйской одеждой смог бы и ребенок, как и позаимствовать повседневные камзолы, кошель с марками и пару шпаг с кинжалами – шер был достаточно богат, чтобы день-другой не заметить пропажи. Метательных ножей у шера не оказалось, зато его повар обеднел на полдюжины кухонных. Там же, на кухне, братья запаслись провизией и мотком крепкой веревки. Так же незаметно, как вошли, они покинули особняк.

   Они загодя решили, что не будут прятаться по крысиным закоулкам. Уж там-то местные быстрее быстрого найдут чужаков и заработают свое золото – от приморских головорезов непросто уйти даже через Тень. Зато в каждом городе есть место, которого все воры, убийцы и мошенники избегают как огня. Главное, до него добраться.

   Десяток кварталов до площади Мудрых Черепах они преодолели без приключений, лишь раз спрятавшись в тени акаций от патруля. Когда на фоне звездных россыпей вырисовался шпиль магистрата, над крышами поплыл одинокий гонг: час ночи. С минуту они изучали покинутое всеми, кроме ночного сторожа, трехэтажное здание.

   – Третье слева, – Орис указал на чуть приоткрытое окно на втором этаже.

   – Жди две минуты, – велел Хилл и полез наверх.

   Бургомистр поскупился на серьезные чары: заклинание рассыпалось от первого же прикосновения Тени. Зато Хилл чуть не взвыл. Ургаш требовал крови и наказывал за сопротивление рвущей болью и тошнотой.

   – Что с тобой?

   Едва спрыгнув с подоконника в просторный кабинет, Орис бросился к Хиллу.

   – Ерунда, пройдет, – натужно улыбнулся он, отнимая ладони от раскалывающейся головы.

   – Поспи немного, я покараулю.

   Хилл не стал спорить. Забрался с ногами в глубокое кресло и закрыл глаза, предоставив брату изучать обиталище местного судьи: на рогатой вешалке болталась судейская мантия, на болванке возлежала высокая шапка с вышитым знаком весов, а шкафы ломились от папок и свитков.

   435 год, 11 день Каштана, за два дня до новолуния. Найрисса.

   Когда магистрат начал заполняться гамом и суетой, братья смешались с толпой. По коридорам сновали писцы, толкались озабоченные просители и тяжущиеся, шествовали из кабинета в кабинет чиновники. Адвокаты петушились перед клиентами, набивая цену, нотариусы с заткнутыми за уши вечными перьями объясняли что-то осоловелым от юридической абракадабры шерам и бие. Два провинциала, уткнувшиеся в потрепанные бумаги с кучей печатей и поминающие завещание, долю и отчуждение, никого не интересовали. Но, несмотря на уверенность, что охотникам не придет в голову искать их между приемной бургомистра и залом суда, Хилл все время был настороже.

   Им везло до самого вечера. Но за полчаса до закрытия ничейных шеров заприметил потрепанный стряпчий. Хилл заметил пройдоху чуть позже, чем следовало, и сразу понял – этот не отцепится. В острых глазках и скользкой улыбочке читалась необходимость в серебре и твердое намерение это серебро сегодня же добыть.

   – Сматываемся, – шепнул Хилл, и оба деловито направились к лестнице.

   Но шустрый человечек обогнал их и заступил дорогу.

   – Светлого дня благородным шерам! – вкрадчиво поздоровался он.

   – И вам не хворать, достопочтенный, – ответил Орис.

   Хилл едва не выругался: вот принесло! Этот наверняка не из Гильдии, но вдруг наводчик? Он еще раз ощупал толпу взглядом – никто больше не проявлял к провинциалам интереса.

   В этот момент распахнулись двери зала суда, выплеснув дюжину скандалящих торговцев. Хилл с Орисом, не сговариваясь, повернули к ним – заслониться, затеряться. Но щуплый крючкотвор оказался на диво нагл и липуч:

   – Я вижу, светлые шеры в затруднении. – Стряпчий ухватил за край бумаги. – Дело о наследстве, не так ли? – Орис выпустил бумаги, рассчитывая хоть на миг замешательства, но стряпчий уже уцепился за Хилла. – И, конечно, светлые шеры еще не нашли достойного представителя своих законных интересов.

   – Прошу прощения, но мы ждем достопочтенного Тисле, – перебил его Хилл, вспомнив промелькнувшее в разговоре адвокатов имя и понимая, что если сейчас отцепить клеща, тот заорет на весь магистрат.

   – Ай-ай... кто же вам посоветовал этого прохиндея? Не слушайте его. Вас надули, – вдохновенно вещал стряпчий, крепко сжав костлявыми пальцами отворот хиллова камзола и потрясая добытыми бумагами. – Ничуть не почтенный Тисле не выиграл ни одного дела о наследстве! К тому же он берет десять марок только за составление документов, а достопочтенный Мевис лишь пять, и еще один процент по завершении. И я не проиграл ни одной наследственной тяжбы! Вы понимаете, как вам повезло?

   Хитрая рожа Мевиса ничуть не походила на лик везения, но Хилл не видел способа отвязаться от стряпчего, не поднимая шума.

   – Да, конечно, нам повезло! – решился Орис. – Если достопочтенный Мевис поможет нам рассортировать документы за две марки, то нам не придется дожидаться достопочтенного Тисле.

   Стряпчий просиял: клиент торгуется – клиент попался.

   – Светлые шеры хотят меня разорить? Или желают лишить лицензии? Таких цен не бывает. Я и так, из чистой симпатии к благородным юношам, не возьму и динга сверх обязательной цены. Я даже совершенно бесплатно договорюсь с судьей, чтобы ваше дело рассмотрели завтра! Презренный Тисле промурыжит вас не менее трех дней...

   – Прошу прощения, достопочтенный Мевис, но мы вынуждены отклонить ваше любезное предложение, – расстроился Орис. – Мы не можем заплатить сразу пять марок. У нас осталось всего восемь, а ведь за проживание на постоялом дворе придется уплатить не меньше четырех. И еще марку на обратную дорогу в Кардалону. Так что больше трех никак...

   – Четыре марки? Надеюсь, сишеры не заплатили четыре марки наглому обманщику? О, что за люди, – искренне возмутился стряпчий. – Но, послушайте! Только никому не говорите, это против правил... – Мевис понизил голос. – Я не могу пройти мимо, оставив вас в столь затруднительном положении. Доброта меня когда-нибудь погубит. У меня есть комната. Конечно, это не очень удобно, я обычно принимаю в ней посетителей. Но для вас, светлые шеры, готов пойти на лишения. Семь марок, и вы получите и документы, и представительство в суде, и комнату. А по завершении дела выплатите мне процент – безо всяких расписок! Благородные шеры не обманут простого, честного Мевиса...

   Еще немного поколебавшись, братья согласились. Довольный Мевис, запрятав бумаги за пазуху – чтобы клиенты, упаси Светлая, не сбежали – повел их к себе.

   Слушая, как брат обрабатывает пройдоху, Хилл радовался, что все так удачно складывается, и тревожился – не слишком ли легко? Тревога зудела, вторя голосу Ургаша: здесь, сейчас... Тревога билась в висках, щипала мурашками. Хилл присматривался к прохожим, к рядам эвкалиптов, стенам и крышам. Болезненный укол – опасность! – заставил его пригнуться и толкнуть брата. Нож просвистел там, где мгновенье назад было горло Ориса, и воткнулся в плечо стряпчего. Второй нож Хилл поймал, оборачиваясь и выхватывая клинок: Угорь молча выскочил из-за толстого ствола, в одной руке шпага, в другой – дага.

   – Караул! – крикнул позади стряпчий, булькнул и замолчал: нож Ласки снова поразил не ту цель. Зазвенел клинок Ориса, встретившись со шпагой Ласки. Издали послышался топот стражи и ор:

   – Бросай оружие! Именем короля!

   Удар. Поворот. Еще удар, бросок – Хилл едва отбил дагу. Удар сверху, финт! Шпага Угря мелькала все быстрее, вокруг него густели лоскутья Тени. Мир терял объем, окрашиваясь красным. Ургаш звал: пора! Служи мне!

   Нет! – Хилл еле удержался, чтобы не поддаться зову. – Брата не отдам!

   Хисссс!.. – просвистела размытой полосой сталь. Хилл отпрыгнул. Поздно! Бок обожгло болью.

   – Стоять! Прекратить! – на вопли стражников сбегается толпа.

   Хиссс!.. снова свистит клинок. Прыжок, финт, в теле играет злая радость, заглушая боль. Звенит о камни шпага. Азарт в глазах Угря сменяется ужасом, дага падает – он обеими руками зажимает хлещущую кровь. Обмякает...

   – Добро пожаловать в Ургаш, Бахмал шер Занге! – довольно смеется божество и требует продолжения. – Служи мне, мальчик!

   Хилл оборачивается: Орис и Ласка летят в смертельном танце. Левая рука Ласки болтается, разлетаются траурные капли. Прыжок, звон стали. Снова звон.

   – Бросай оружие, – кричит стражник.

   Дюжина мундиров, не меньше, совсем близко. А за ними – зеваки и стервятники. Жадные глаза, рука за пазуху... Охотник за головами движется медленно – почти так же медленно, как стражники.

   – Свисток, беги! Клятва! – кричит Хилл, бросается между соперниками, еле успевает отвести непослушный клинок от брата.

   Он не успевает договорить – Орис уже бежит.

   Мир бледнеет, еще замедляется, но не замирает. Острие грани между Тенью и реальностью режет, вспарывает болью внутри, за ребрами.

   Неповоротливый Ласка насаживается на лезвие. Клонится к земле. Хилл отворачивается – вторая жертва принята. Горячими комками пульсируют еще жертвы. Одна, самая близкая, убегает – достать ее просто, очень просто. Клинок уже тянется... но нет, нельзя! Это потом. Потом! Не сейчас!

   Хилл сквозит мимо вялых стражников – божество не требует пока их крови. Рассекает сумбур толпы, раздвигая руки и тела, как водоросли на дне реки. Выбирает самый горячий ком. Вор быстр, быстрее всех: успевает оскалиться навстречу смерти, рвет связки, истекая болью. Выставляет нож. Запястье ломается с сухим треском, нож входит между ребер. Вор падает. Медленно, как осенний лист.

   Неподалеку призывно алеет второй охотник за головами. Достать его – пустяк, он успевает лишь шепнуть: Хисс!.. Хилл кивает падающему телу: добро пожаловать в Ургаш.

   Толпа шумит, колышется, люди в панике бегут и давят друг друга.

   – Хорошо летаешь, Стриж, – шепчет Бездна. – Стриж, мой слуга. Я дарю тебе имя. Догони, убей!

   Лед, кругом лед, и нет воздуха – нечем вздохнуть. Хозяин зовет. Боль рвет в клочья разум, уговаривает: сюда, здесь хорошо. Боль не пускает, держит на поверхности. Сквозь пелену полузабытья гремит колокол: опасность!

   Хилл вынырнул, осознал себя: я Стриж, Рука Бога.

   С трех сторон наступают стражники, выставив клинки и тесня к стене дома. Сержант не надрывается, требуя бросить оружие – он уже отдал приказ не брать Ткача живым. На миг стало смешно: если б стражники не боялись до дрожи, уже бы разделались с дурнем – нечего спорить с божеством.

   Стриж ухмыльнулся, взглянув в глаза сержанту. Тот побледнел, но не отступил. Тогда Стриж бросил шпагу сержанту под ноги, заставив его отшатнуться, и вспрыгнул на высокий подоконник.

   С грохотом посыпались цветочные горшки, зазвенело стекло, обдавая служак осколками. Стражники заорали что-то нецензурное и бросились – кто за ним, кто к дверям дома. Один даже метнул нож вслед, но он вонзился в деревянный пол.

   – Где лестница наверх? – спросил Стриж забившуюся в угол девицу.

   Та кивнула в нужную сторону, зажмурилась и уткнулась в передник.

   – Открывайте немедленно! Именем короля! – доносилось от двери вперемешку с грохотом сапог и руганью.

   – Не сметь, – шикнул на девицу Стриж, срывая со стола скатерть и прижимая к пылающему боку.

   Горожанка вздрогнула и съежилась, не поднимая глаз.

   Стриж устремился прочь – наверх, через чердак. Привычный способ не подвел. Дома так плотно примыкали друг к другу, что он легко бежал с крыши на крышу, вскоре оставив погоню позади.

   Все бы хорошо: стражники отстали, воров не видно. Еще бы пару кварталов, чтобы сбить погоню со следа! Но черепица скользит из-под ног, небо качается и слепит тремя солнечными дисками... и мошки, стаи мошек лезут в глаза... Крыша кренится...

   Запнувшись, Хилл упал на колени. Едва успел ухватиться за каминную трубу, чтобы не слететь вниз. Далеко-далеко вниз... на мягкий теплый лужок... на мягком лужке острый камень... зачем лег спать на камень? Он впивается в бок, до самой кости! Светлая, как же больно... или это кусаются осы? Все тело горит...

   Хилл встряхнул головой, разгоняя жужжащих ос.

   Крыша. По ним крыша. Под крышей дом. Дом в Найриссе... проклятье! Орис! Как же Орис? За ним теперь охотится вся городская стража. Рано дохнуть, надо помочь брату...

   Ругаясь и шипя, Хилл пополз к слуховому окну. Медленно, как придавленная гусеница. Далеко, как до самой Хмирны. Но он дополз. Протиснулся через окошко, свалился кулем на пол. Обругав себя еще раз, поднял голову: сквозь мутную пелену разглядел развешенное под стропилами белье и чистый, ровный, без единого укрытия пол. И перила – лестницу вниз. Снова выругался и пополз, уже не задумываясь, куда и зачем. Вокруг зеленел лес, журчал близкий ручеек и безжалостно жалили осы.