Текст книги "Хранители. Единственная (СИ)"

Автор книги: Таня Фрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Твоей смерти, – не мигая, с вызовом призналась она.

– Правда?

Повторять свой ответ девушка не собиралась. Она испепеляюще смотрела в глаза Уилла, еле сдерживаясь от дикого, непреодолимого желания врезать ему прямо здесь.

А он внезапно наклонился к ней, ведь был выше её на полголовы, и, грубо ухватив её за затылок, впился в её губы жадным поцелуем. Вот только Миранда тут же вырвалась и отскочила шага на два назад, не позволив этому углубиться.

– Серьёзно? – поперхнувшись, спросила она, неуклюже вытирая рот тыльной стороной ладони. Поцелуй был короток, но он же был и обжигающим, словно электрический разряд. И запоминающимся.

Мира отчётливо помнила эту секунду. Его горячие губы – напротив её, холодных, сухих, обкусанных.

Мира видела довольно чётко его лицо – растерянное, нахмурившееся, не понимающее. Того, что случилось.

Хотя… было ли это действительно непониманием?

– К чёрту, – проговорила Блум. А потом резко придвинула к себе его лицо и прильнула к его губам, параллельно принявшись расстёгивать пуговицы на его рубашке. Ощущая его руки, нагло заскользившие по её телу.

В эти минуты её совершенно не беспокоило, что она находилась наедине с убийцей брата. Неужели её не заботила кара? Это ведь грех – вот так относиться к убийце близкого человека. Но её это и впрямь не заботило. К чёрту такого Бога, который уже давно про неё забыл. К чёрту её собственные предрассудки. К чёрту прошлое.

К чёрту всё. Пусть он обогатится.

Ему ведь пригодится.

***

Сандра уселась в кухне, не сдерживая своих слёз. Они бежали по щекам, и она не успевала их утирать, да это было и незачем. Уж кого-кого, а их она заслуживала. Заслуживала, чтобы они не давали ей покоя, всё лились и лились, хитро крича: видишь, видишь, мы напоминаем тебе о том, что ты – последняя дура!

Так ведь оно и было. Она думала, что этот поступок уже остался в прошлом, что она с ним разобралась для себя. Это было одно сплошное недоразумение, которое не должно было произойти.

Вот только теперь это было не недоразумением. Это была катастрофа.

– Ты лгала мне, – тихо послышался голос. Маркуса. Там, в дверном проёме.

Сандра с усилием отняла руки от лица и посмотрела на него с мольбой.

– Нет, – закачав головой, заотрицала она. – Я не лгала.

– Тогда, в машине, – не слушал её он и продолжал говорить с отчаянием и глубоким разочарованием в голосе. – Да и всегда, впрочем. Ты говорила, что ждала этого. Того, что случилось тогда, вечером.

– Это так, – подтвердила Сандра. – Я ждала. Я всегда ждала. Я всегда о тебе думала, возможно, все эти пять лет нашего знакомства!

– Ты не сказала мне, что это был твой не первый поцелуй, – холодно отрезал Маркус, от чего девушка невольно вздрогнула.

Недосказанность – это тоже ложь, порой ещё более сильная и душераздирающая, чем простая выдумка.

Она поднялась со стула, попыталась приблизиться, хоть шаг сделать в его сторону, но он предостерегающе поднял руки вверх, отвернувшись в сторону.

– Маркус, – хрипло начала она. – Маркус, это…

– Что у тебя с ним? – отрывисто спросил он, не поворачивая головы в её сторону, будто бы она не заслуживала его взгляда. Да что там “будто”: теперь – уж точно не заслуживала.

– Ничего у меня с ним нет. Он мне никто.

– Тех, кто является никем, не целуют, – ехидно усмехнулся Маркус. – Вот так – зуб даю, что не целуют.

– Ты же меня знаешь, – тихо проговорила Сандра.

– Не могу теперь об этом даже и говорить.

Он сделал шаг назад. Ещё шаг. Девушка поперхнулась воздухом, которого не хватало. Она хотела закричать во всё горло: не смей уходить, стой, Маркус, я тебя…

И не кричала. Поздно было кричать. Теперь надо было разбираться с этой сварившейся кашей, имевшей горький привкус.

– Маркус, мы… – сделала она очередную попытку продолжить разговор, но тот покачал головой.

– Не сейчас, – сухо отрезал он. – Не сегодня.

А потом резко развернулся и вышел, оставив Сандру в одиночестве. Наедине с собственными слезами, собственной глупостью, с собой – той, прежней, ещё не знающей, что даже самые невероятные желания сбываются, если их не отпускать.

Наедине с пониманием одной ужасающей вещи.

Меньше всего на свете она хотела бы причинить боль Маркусу.

И она это сделала.

Не прошло и десяти минут, как раздался тихий стук по стенке: двери ведь в кухне не было. Сандра в надежде подняла голову, но тут же готова была её опустить от ноющей боли где-то там, в сердце, в душе: на пороге стояла всего лишь Мирабель, завязавшая свои волосы в лохматый хвостик, лежавший теперь на правом плече.

– Может, поговорим? – осторожно предложила она, поправив часики на левой руке. Вайтфейс не особо была рада её присутствию, её предложению, но разве у неё было, из кого выбирать? Можно было и поговорить, это бы уже ошибкой не было. Все ошибки, как казалось, остались позади. Поэтому она коротко кивнула, и Белль уселась за стол рядом с ней.

– Кастор Бэнкс, – будто бы пробуя имя на вкус, начала она, и Сандра сморщилась. – Кто он для тебя?

– Я не знаю, – сглотнув, ответила девушка, потом чуть-чуть подумала. – Друг, пожалуй.

– И много ты друзей в жизни целовала? – презрительно фыркнула девчонка. – Ты просто боишься признать, что он значит для тебя гораздо больше. Боишься признаться самой себе. В этом и заключается твоя проблема.

Мирабель говорила, растягивая слова и необыкновенно нахально улыбаясь, наблюдая за реакцией своей собеседницы. Но Сандру не особо её слова волновали.

– Я с Маркусом, – твёрдо сказала она. Хоть и понимала, что до этим Маркусом она вряд ли подразумевала того, кто от неё ушёл пару минут назад.

– Это я вижу, – тут же согласилась Белль. – Только кто сделал за тебя этот выбор? Он сам? – Она чуть подалась вперёд, опираясь руками на колени, и перешла на слегка зловещий шёпот: – Ты же его не выбирала.

– Выбирала! – поперхнувшись, тут же возразила девушка. Разговор этот ей начинал ой как не нравиться. Её будто бы пытались… переубедить?

Ну уж нет. Чего-чего, а этого Уотсон никогда добиться не сможет. Потому что по-настоящему правдивым можно быть лишь в чувствах, хотя и те умеют нагло лгать.

Всё время она думала не об этом жалком Сотруднике, которого даже из комнаты пыток выручать-то пришлось, а о Маркуса, который всегда был рядом, даже и не находившись близко. И это не могло измениться. Да Сандра и не думала о подобном варианте. Её всё устраивало. Тем более её устраивало просыпаться теперь с ним рядом. Чувствовать себя в полной безопасности рядом с ним. Ничего больше не боясь.

– Зачем ты пришла, Мирабель? – хмуро поинтересовалась девушка. – Чтобы позлить меня?

– Чтобы разобраться в тебе, – ответила та. – И помочь тебе.

– Мне такая помощь и в гробу не нужна, – холодно заметила Сандра. – Я не страдаю любовными путаницами. У меня всё вполне чётко и ясно. И я очень не хотела эту чёткость нарушать.

Вот только именно это ты и сделала.

– Может, это и не зовётся любовной путаницей, но что-то в тебе происходит. Ты что, не вспоминаешь, как о нём беспокоилась? – наигранно ошеломлённо спросила Белль. – Боялась, что он может умереть?

Сандра подняла брови, всё ещё глядя на свою собеседницу.

– Откуда тебе это известно? – медленно проговорила она.

– Нельзя было быть не в курсе этого, – поспешила отметить Мирабель. – Ведь ради этого устраивалась целая… операция спасения? А впрочем, зовите, как хотите. Просто они очень, очень выворачивают наизнанку, такие события. Показывают настоящее состояние души, так скажем.

– Чего ты от меня хочешь? – не воспринимая её слов, спросила Сандра. – Я не понимаю твоих намерений, Белль. Ты ведёшь себя странно. Разве непонятно, что своим разговором ты во мне ничего не изменишь?

Та смотрела на неё с сомнением, подставив руку под подбородок. Как будто бы в раздумьях.

– Понять, закрываешься ли ты от себя или от других, – протянула она в ответ. – Вы оба такие… странные. Не то, чтобы на вас было уж очень тошно смотреть, но становится вас жалко. Когда вы пришли вдвоём, но ты бросилась к Маркусу… Знаешь, сколько боли читалось на его лице? Знаешь, что он в этот момент чувствовал?

Сандра сжала под столом ладонь в кулак, впившись ногтями в свою кожу.

– Да пусть его хоть на сковородке в этот момент жарили, – выплюнула она, озлобленно сощурив глаза. – Меня это не колышет. Я не Санта Клаус и не исполняю чужие желания. Мне абсолютно не важно, чего он там так хочет. Я тоже много чего хочу. Только меня об этом никто не спрашивает.

– А что ты хочешь, даже во сне переплетать свои пальцы с пальцами Маркуса, по утрам просыпаться с чашкой кофе и лёгким поцелуем на губах, а засыпать далеко за полночь, совсем без одежды и в его уже слегка ленивых объятиях, правда? – не отставала Мирабель, задевая струны души Сандры всё больше и больше, всё сильнее и сильнее, надавливая на самые слабые участки. – А вдруг это не может длиться вечно? Вдруг в один прекрасный момент кто-то из вас… ну, скажем, двинется умом или совершит что-то, чего не планировал. Что тогда? Если сегодняшнее событие – это ещё не конец, то впереди тебя может ожидать ещё немало сюрпризов, не подумала?

– А с Бэнксом их, значит, не будет, так? – огрызнулась девушка. – Уходи. Убирайся вон, только чтобы я больше не слышала этих идиотских речей! Если ты смеешь думать, что для меня что-то мог значить тот злосчастный поцелуй, то ты меня совсем не знаешь. По-настоящему.

– Верно, Девушка-буря, – ухмыльнулась Белль, и ухмылка эта будто не свойственна была ей самой. – Не только Аманда Коллендж тебя не знает. Я тебя тоже не знал. Вот только складывается такое ощущение, словно бы и ты – тоже – себя не знаешь.

Сказав это, она встала, задвинула стул и вышла из кухни.

А Сандра смотрела ей вслед так, будто бы хотела прожечь на её спине дыру.

***

Джулия ушла в город и так и не вернулась на следующий день.

Кастора это немного напрягало. Хотя, может, она и вернулась, да не в этот сектор. Может, были у неё всё-таки в Бруклине дела. Может, была какая-то миссия от Аманды. Он не знал. Хотел ли знать?

Да, пожалуй, от такой информации бы не отказался.

Утром он по обыкновению пошёл чистить зубы, ещё не до конца проснувшись. Плеснул себе в лицо холодной воды, протёр его небольшим полотенцем, поднял взгляд на зеркало над раковиной.

И замер.

На зеркале была приклеена записка. И ничего особенно хорошего она в своём содержании и не несла. Касторы видел в своём отражении, как вмиг изменилось его лицо: напряглось, обомлело, будто бы спрашивало, онемев: всё? уже?

Потому что записка гласила следующее:

“Завтра.

Признайся.

Время истекло.”

А значит, у него уже просто не оставалось выбора. Оставалось только ждать. Чего?

Завтрашнего дня и того, что он должен был принести с собой.

Довольно-таки тяжело что-либо делать, когда понимаешь, что взорвал нечто, похлеще атомной бомбы. Например, собственную жизнь.

Слова значат многое, а поступки – всё. Всякая ложь в зеркале поступков снимает свою маску, потому что иначе – не может. А потом все эти сорванные маски горят адским пламенем, созданным из горьких, солёных слёз.

Лишь остатки ещё пока не затуманенного разума, где-то там, в глубине, напоминают о том, что вещи – не виноваты, что вещи портить – не нужно, ведь новые купить – сложно. Напоминают о том, что виновата она сама. Только вот этот разум не остановил её вовремя, позволив совершить эту ошибку. Разум надеялся на то, что она сообразила бы самостоятельно, когда надо остановиться.

Но она – не сообразила.

Сандра чувствовала себя разбитой. Даже несмотря на то, что разбилась она уже давным-давно, вернее, это её – разбили. Безжалостно бросили о стену, со всей силы, чтобы осколков получилось больше. Хотя правильная ли это была тактика?

Да, она была разбита. Вот только никто не учёл, что её осколки могут продолжать жить. Они и жили. Всё это время. Но они были хрупкими.

И теперь она разбивала их сама.

Прошлое чересчур сильно давило на настоящее, и теперь весьма отчётливо было понятно, что некоторые события влекут за собой отнюдь не радостные события. Теперь весьма отчётливо было понятно, что каждый свой шаг стоит продумывать, если не хочешь потом плакать и убиваться.

Жаль, раньше эта простая истина до своего получателя не добралась. А может, и добралась, просто быстро уехала обратно, до следующего вызова, как врач.

Она уже даже не понимала, что в ней плескалось сильнее: ненависть к себе, желание найти маму или неумолимое извинение, обращённое в сторону Маркуса, однако не произносимое ему вслух. Что её останавливало? Тот факт, что он отказался с ней сегодня разговаривать? Нет, это, скорее, была её простая отмазка.

На самом деле, ей попросту было невероятно стыдно, и перед собой, и уж тем более – перед ним.

Теперь она сидела на своей кровати, обняв руками остро торчащие колени и слегка раскачиваясь взад-вперёд, пытаясь унять воспоминания, которые не собирались идти прочь из её головы. Твёрдо понимала, что, если говорить по-честному, то она – тот самый человек, который в этой ситуации страдал меньше всех. Эдакая заноза, которая мешает всем, кроме себя.

В голове пролетел недавний диалог. Она сказала, что мир вокруг так изменился, а Маркус спросил её: может, это она сама изменилась? Нельзя было с этим не согласиться. Но в то же время теперь казалось, что в мире произошли глобальные изменения, а она так и осталась обычной ноющей девчонкой, не способной решить ни одну проблему, ничем не жертвуя. Теперь – не жертвуя даже собой. Она могла бы сказать, что выжила после всего, что произошло, но опять-таки: некоторые выживают после падения самолёта. Она – никуда не падала. Разве что в нору собственной глупости.

Она понимала, что она по-настоящему не страдала. Никто из её близких не был мёртв. Единственное потрясение – пропавшая мать. Да, это действительно хорошенько встряхивало её всякий раз, когда мысль об этом стреляла ей в голову. Мятежники сказали, что начнут поиски. Вот только знали ли они, где именно нужно искать? Сандре хотелось самой отправиться на поиски. Спасти маму. Она была уверена: её именно спасать уже нужно было.

Но в связи с этим желанием спасти она невольно вспоминала, как уже хотела так спасти одного человека. И во что это вылилось. Да, она посещала Кастора в больнице, видела, что с ним произошло, но по какой-то причине сейчас в ней вновь стали зарождаться те робкие мысли, подозрения, которые уже мерцали тогда, перед тем, как стало известно точно: его вытащили. Она стала думать: а вдруг это был розыгрыш? Вдруг его не пытали? Вдруг она ему доверилась, а он был врагом?

Не зря ведь он работал на Аманду Коллендж. И, наверняка, работает до сих пор. Иначе ему нельзя было бы уже быть живым. Интересно, как он вообще выкупил себе жизнь? Как Аманда не отправила его на погибель? Как он посмел вернуться в Штаб? И Сандра закрывал сглаза на тот факт, что это она ему позволила туда вернуться. Потому что у него всё равно ведь был выбор.

Да, он спас ей жизнь. Но это ничего не значило. Ей не была ценна эта жизнь, ничего бы особенно не изменилось, если бы тот Сотрудник выстрелил. Она не просила её спасать.

И теперь она действительно задумалась: а откуда ему было известно, что он появится именно в этом коридоре, именно в эту минуту, что её будут хотеть застрелить? Почему у него тоже нашёлся пистолет?

На чьей он, чёрт побери, был стороне?

***

Энсел успел порадоваться, что не выключил компьютер, когда он просигналил о приходе нового сообщения. Подлетели к ноутбуку, словно это сообщение могло быть связано с ним лично, словно оно было от кого-то родного, близкого, своего.

А на деле же это было сообщение, в котором отправителем числилась корпорация Хранителей. И это не могло не ввести в замешательство. Потому как ранее таких адресных писем мятежники ещё не получали, а сейчас и смысла сомневаться в том, что это было адресовано именно им, не имелось.

Джоанна тут же заволновалась, но твёрдо приказала:

– Открывай.

И тогда Хатбер кликнул по значку письма. Окошко распахнулось на весь экран.

“Всё ещё ищете предателя?

Он есть. И это – Связующее звено.”

– Пре-да-те-ля? – по слогам проговорила Уэсли.

И все почувствовали какой-то… страх. Даже Ричард. Даже Белль.

Предатель существовал. Предатель был среди них и знал, что его ищут. И кто-то подкинул им подсказку, которая, правда, ни на какие мысли так и не наводила.

– Что они хотят этим сказать? – возмутился Рейнолдс. – Что предатель связан со Штабом или что?

– Вероятно, Связующее звено – это какая-то должность, – осторожно предположил Энсел.

– И когда мы узнаем, кто на ней сидит, то именно этого человека мы и должны считать предателем, – закончила за него мысль Мирабель, и тот кивнул в знак согласия.

По идее, это было неплохим ходом – дать знать, кто именно сливал всю информацию. А ведь наверняка слито было немало.

Вот только стали бы так прямо говорить о таких вещах? Стали бы так прямо намекать на личность предателя?

Но таких сомнений в головах уже не возникало. Курс был намечен. Оставалось лишь следовать ему, довериться, чтобы впереди наконец-то увидеть долгожданную сушу и завопить: земля!

– Мы не можем узнать, кто так записан у Аманды? – спросил Ричард, задав первый умный вопрос за последнее время.

– Можно попробовать, – аккуратно ответил Хатбер. – Но я ничего не обещаю. Надеюсь, это понятно.

Он вдруг почувствовал, что в его руках теперь была их судьба, и лишь от его вычислений зависело, как пойдут дальнейшие дела. И к чему всё приведёт.

Про себя он знал твёрдо: он – не предатель. Хотя и сознавал, что было немало причин подозревать и его. У него был доступ к серверу, теперь он исчез. Он был на связи с недрами Штаба буквально двадцать четыре на семь, а теперь всё это слишком резко оборвалось. У него были нормальные отношения с Мирандой, а теперь она будто с цепи сорвалась и действовала непонятно, будто бы не соображая, что делала.

А могла ли она быть предателем? Могла ли она быть Связующим звеном? Он ведь е теперь совсем не знал. Что она представляла собой на самом деле?

Он видел её на Церемонии. Видел, что она была полна страха и ненависти. Он видел её на пороге её комнаты. И она его послала куда подальше. Да хоть в преисподнюю.

Искренне ли она говорила? Говорила ли действительно – она?

Энсел попытался войти в систему. Вот только она не поддавалась. Белль фыркнула, то ли недовольно, то ли сдерживая смех. Не было понятно. Да и понимать это уж точно не хотелось: другим готова занята была. Ни один пароль не подходил, защита теперь стояла убийственная. Преломить её никак не получалось.

Вздохнув, он закрыл ноутбук и развернулся к своим коллегам.

– Хорошо, – проговорил он. – Попробуем мыслить логически. Кто это может быть?

– Кто-то, принадлежащий Штабу, – предположил Грин.

– Или косвенно принадлежащий, – уклончиво сказала Мирабель. – Ну, например, кто-то из мятежников. Вы ведь то там, то не там, то снова там, как щенки.

Энсел нахмурился.

– Хочешь сказать, ты подозреваешь в этом кого-то из нас? – в лоб спросил он. Белль тут же подняла ладони вверх в сдающемся жесте.

– Что вы, я лишь выдвигаю версии, – хмыкнула она и опустила руки вниз.

– Кто бы это ни был, рано или поздно он снимет свою маску, – подытожила Джоанна. – Уверена, что это будет незабываемое зрелище.

Она замолчала, и больше никто и рта раскрыть не смел. Потому что не было ясно, что тут можно было сказать.

Действительно: им уже ничего не оставалось делать. Только лишь ждать. Ждать, когда все карты раскроются, когда выяснится, кто же их так нагло предал.

И когда они придумают этому человеку достойную расправу.

***

Москва

– Активность в социальных сетях по поводу произошедшего утихла на следующий день после события, – возвестил Князев Алине, вошедшей в кабинет. – Похоже, сыворотка работает безупречно.

– И передаётся воздушно-капельным путём, – отшутилась Глаголева, присаживаясь на стул. – Её ведь вводили не всем, а лишь пациентам больниц, верно?

– Истинная правда, – подтвердил он и взялся за какие-то бумаги. – Подозрительных сигналов так же не наблюдалось. Обстановка более-менее приутихла.

– Богомолова нашли? – изменившимся тоном поинтересовалась девушка. Алексей качнул головой.

– Нет.

Дальше разговор можно было не продолжать. Раз Виталий до сих пор был на свободе, значит, дело было плохо.

– Он может скрываться в какой-нибудь церкви, в монастыре?

– Очень в этом сомневаюсь. Дом его обыскали, следов его не нашли. За границу он не выезжал. Насчёт того, сбегал ли он из города, ничего не известно. Ясно лишь одно – он всё ещё в пределах Российской Федерации, а живой ли, мёртвый ли, в Москве ли, в Казани ли – это не известно.

Звучали эти слова вполне разумно. И, на удивление, они не могли не радовать. Всё-таки раз он всё ещё находился в стране, то с этим можно было работать. Можно было его выследить, можно было отыскать его последователей, можно было остановить его деятельность. Если постараться.

Вообще, он был сумасшедшим. Потому что смел идти против такой корпорации. Но разве уж не все фанатики безумны в той или иной мере?

А все сумасшедшие – довольно опасны. Они не знают страха и готовы идти напролом.

Глаголева устало зевнула. День задался не самый весёлый: куча работы с документацией, связанной с испытаниями, не отставала, а готова была поглотить целиком. Да и вечер уже был за окнами и на часах, но о каком вечера, о какой ночи, о каком вообще сне могла идти речь, если работа не отпускала?

– Завтра надо будет возобновить поиски, – твёрдо сказала она. – Его нельзя упустить, понимаешь? Нельзя.

– Он подорвёт нам репутацию, а заодно и правительству, – вторил ей Алексей. – Так что да, знаешь, я понимаю.

Вдруг дверь кабинета распахнулась, и вошла Маргарита с папками в руках. Подошла к столу и плюхнула на него весь принесённый материал.

– Распечатанная база всех тех, кому стёрли память, – сообщила она, вытирая пот со лба. – Не благодарите.

– И не будем, – усмехнулась Алина и подмигнула ей, подправляя свою причёску и открывая лежавшую сверху папку. – Как Кристина, готовится к школе?

Фролова улыбнулась, услышав вопрос, касавшийся её дочери.

– О да, закупаем товары. Рюкзак уже ей приглянулся, завтра приобретём. Обычный, на удивление, с цветочками. Я думала, она с какой-нибудь мультяшкой попросит, но нет.

Алексей тоже не сдержал улыбки. Рассказы о маленькой Крис всегда были здесь чем-то вроде солнечного лучика. Они давали надежду на движение вперёд. Девочка росла на их глазах, и это показывало, что с каким бы трудностями они не сталкивались, а жизнь всё равно бежит вперёд.

И жизнь ещё покажет, кто прав, а кто виноват.

В этом сомневаться было нечего.

***

Сон был. Сандра вырубилась в восемь вечера, проснулась в десять утра, только ощущения того, что она выспалась, не было.

Дом казался чересчур пустым. Если раньше, когда она оставалась одна, всегда знала, что рано или поздно вернётся мама или же придёт Маркус, если его позвать, то теперь оба варианта были проигрышными. Оба варианта отныне не существовали.

Но она хотела увидеть хотя бы второго. И это желание не улетучивалось.

Девушка сварила себе кофе, вытащила из холодильника творожок, взяла из хлебницы круассан, намазала его шоколадной пастой. Почему-то всё это настолько напоминало о потере, хоть и не вечной, двух дорогих ей людей, что чуть ли аппетит не отбивался.

Желудок недовольно заурчал, и она, не сдержав разочарованного вздоха, всё-таки отправила в рот чайную ложку.

После завтрака она отправилась чистить зубы, да так и застыла с зубной щёткой в руке, глядя на своё отражение. Несмотря на продолжительный сон, она выглядела так, будто бы не спала третьи сутки. Замученная, вымотанная. Чем? Собственными страданиями?

Она будто бы даже похудела. Вставать на весы, правда, было лениво и не особо интересно. Ну, будет она с массой пятьдесят пять, а не пятьдесят семь, и что с того?

В комнате её вдруг резко схватила головная боль. Такая, что девушка прижала руки к вискам, недовольно сморщившись. В голове будто зашелестели голоса, все они говорили что-то своё. Она разбирала лишь некоторые слова: ты лгала мне, предатель, ты себя не знаешь… Слишком много. Слишком больно всё это было слушать.

Сандра резко вскрикнула и встряхнула головой, подсел чего наступила тишина.

Она выдохнула и подошла к шкафу, невольно вздрогнув от воспоминания о том, как уже подходила к нему, а сзади слышала шаги. О том, что произошло после этих шагов.

Вот только больше она уже не могла выматывать себя этими мыслями, которые приносили ей столько боли, от которой хотелось обливаться слезами.

Именно поэтому она поехала туда, где эта боль началась, выявив в себе скрытные склонности к дикому мазохизму.

И дверь ей открыл Маркус. Сандра лишь удивилась, что он её тут ж не захлопнул у неё перед носом. С другой стороны, он довольно ясно дал понять, что он не хотел иметь с ней ничего общего вчера, а про сегодняшний день он молчал.

И всё же заговорить с ним она не решалась.

Удивлённо подняла брови и зашла в квартиру, пройдя мимо него.

– Какие новости? – будничным тоном поинтересовалась она. – Что вчера произошло?

– Выяснилось, что предатель – это Связующее звено, – объявила Джоанна, сидевшая в кресле. Также в комнате находился Джим, а ещё Белль сидела в углу со своим телефоном. Смотреть на неё Сандре словно было немного даже тошно. Потому она и не смотрела.

Предатель… Значит, всё-таки такой человек существовал. Значит, кто-то нашло пользовался ими, считая, что совершает нечто благородное. И как такое вообще могло быть? Кем надо было быть, чтобы посметь пойти на такое действие? Это был не просто обман. Это было полное убийство всякого доверия.

В ушах гудело. Видимо, от тишины.

Она присела во второе кресло и стала изучать глазами свои коленки. Она не понимала, зачем пришла. Возможно, это было нужно. Возможно, её привела сюда внутренняя интуиция.

И эта же интуиция, не затыкаясь, нашёптывала ей на ухо, что что-то должно было произойти. Сегодня.

Через час после ещё немного разговоров почти что ни о чём, а именно о состоявшейся Церемонии удаления, снова о сообщении, о корпорации в общих чертах, раздался звонок в дверь. На этот раз открывать пошёл Джим. Настороженно. Энсела быть здесь не могло: он был на работе. Снимал репортаж. Давненько он этим не занимался, вот, вызвали.

Так кто же это тогда был?

Ответ на вопрос был получен, когда в дверном проёме показался Кастор Бэнкс. Маркус нервно сглотнул, довольно слышно, Сандра готова была под землю провалиться, но, тем не менее, именно к ней он и обратился:

– Нам надо поговорить.

Девушка сощурилась.

– Тебе, может, и надо, а мне – не особо, – огрызнулась она и тут же заметила, как тот изумился, услышав от неё слова в таком тоне. Ах да, он же не был в курсе всего. Он же не был в курсе того, что днём ранее разбил её в щепки.

– Это важно, – тихо заметил Бэнкс. А потом Сандра почувствовала, как кто-то легонько подтолкнул её сзади. И прошептал:

– Иди.

И это был Маркус.

Она повернулась к нему, взглянула ему в глаза вопросительным взглядом, в то же время молящим о прощении. А он не был так холоден, как вчера. Он был спокоен. Кивнул в сторону Сотрудника, снова намекнув, что ей пора. Что он одобряет этот разговор.

И тогда она встала и пошла вслед за Бэнксом. В другую комнату.

Которая была предназначена для того же, для чего создаются кладовки: для склада.

Дверь закрылась. Комнату без окон тускло освещала лампа, висевшая под потолком.

Кастор прислонился спиной к старому шкафу и опустил голову. Потом поднял её, посмотрел на ожидавшую его действий Сандру и медленно зашагал по периметру. Та следила за ним, не понимая, к чему всё вело. О чём должен был быть этот разговор.

Наконец, он заговорил.

– Между Хранителями и Сотрудниками всегда существовала некая стена…

Кастор остановился, сложив руки за спиной и уставившись в стену. Сандра снова посмотрела на него, перед этим отвлёкшись на швабру и ведёрко.

– Но не между нами, – твёрдо возразила она и сама испугалась своих слов. Как сильно они звучали, какой подтекст могли ненароком нести за собой?

Он удивлённо развернулся.

– Ты так думаешь? А вот мне уже так не кажется.

Тишина ядовито зазвенела, оставляя в ушах неприятный привкус.

У девушки словно что-то ухнуло куда-то в пятки. Наверное, сердце. Наверное, душа.

– Почему ты в штыки принимаешь возможность нашей дружбы? – возмутилась она. – Я ведь хочу сделать, как лучше.

– Только это так не выглядит, – грустно фыркнул Бэнкс. – Потому что все настроены против меня, и это лишь идиот не видит.

– Но я…

– Ты, – оборвал он её на полуслове. – Ты делаешь вид, что хочешь сделать, как лучше. Но разве видны какие-то подвижки?

– Я не понимаю, о чём ты. О чём должен быть весь этот разговор. Уже второй день подряд я слушаю чёрт знает что, как будто бы я должна всё это понимать! – отчаянно воскликнула она.

Кастор поджал губу, с жалостью глядя на неё. С состраданием.

– Серьёзно, завязывай, – проговорила Сандра уже тише. – Ты ведь не ради этого пришёл. Не ради разрушения каких-то стен. Скажи, что привело тебя сюда, поведай это мне, и дело с концом. Это же так просто – сказать.

Он остановился возле шведской стенки. Опустил взгляд.

Его плечи вдруг затряслись: он то ли плакал, то ли смеялся. Нервно, вероятно.

Девушке вдруг стало страшно от этого зрелища. Она не могла предугадать, что же должно было последовать дальше. Какие слова.

Кастор медленно поднял голову, снова посмотрев на неё.

– Ты права, – оледеневшим голосом начал он. – Я пришёл не за этим. Я пришёл признаться. Тебе – потому что ты мне точно поверишь. И потому что ты должна это слышать, должна.

Он провёл ладонями по лицу. Готовился. Пытался немного успокоиться.

Не получалось.

– Скажи уже, наконец, – нетерпеливо попросила она.

– Я предал вас, – быстро проговорил он. – Я… да, я работаю на Аманду. Да, я выдал. Да, я следил за тобой. Я звено. Я.

И все эти слова словно резанули её ножом. Сразу по всем жизненно важным органам.

– Что? – переспросила Сандра, будто бы не расслышав, побледнела и сделала осторожный шаг назад. – Это… о Господи, так это ты. Ты был Связующим звеном, и… ты и есть Связующее звено.

Она задела стоявшую в углу швабру, и та со стуком опрокинулась на пол.

Кастор молчал, потупив взгляд. Гнев Сандры нарастал с каждой секундой, но самым обидным было то, что она не могла накинуться на него, не могла переломать ему руки и ноги, не могла врезать ему. Что-то мешало.

Он сказал всё это так просто, что в это попросту не верилось. Хоть и видно было: он вряд ли лгал. Он чуть не плакал. Что ж, ну и пусть, подумала одна часть Сандры. А вторая стремилась отрицать его виновность. Всеми возможными и невозможными способами.

– Это не ты, – покачав головой, стала отрицать она. – Не-ет, это не ты.