Текст книги "Ленин. Социально-теоретическая реконструкция"

Автор книги: Тамаш Краус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

5.2. На пути к «государству и революции»

5.2.1. Источники

Брошюра «Государство и революция» родилась нс на пустом месте, она была органической частью, следствием всей прежней теоретической деятельности Ленина. Как выясняется из первого плана произведения, Ленин серьезно задумался над тем, какой порядок изложения следует выбрать: «историко-догматический» или «логический».[641]641
  Ленин В. И. ПСС. Т. 33. С. 308.


[Закрыть] В конце концов он решил скомбинировать их – с перевесом «историко-догматического» метода. Определяющую роль в этом сыграли использованные им источники. Помимо трудов Маркса и Энгельса, он воспользовался в своем произведении главным образом работами Бернштейна, Плеханова, Каутского и Паннекука, однако к источникам «Государства и революции» следует отнести и всю историю интеллектуальной и политической борьбы в России с 90-х гг. XIX в. по 1917 г. Было бы неправильно оставить без внимания это последнее обстоятельство. Уже в книге «Что такое “друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?», опубликованной в 1894 г., Ленин, полемизируя с Михайловским, сделал попытку описать понятие историко-социального развития.

Как мы уже указывали, Ленин очень рано почувствовал, что – именно из-за зачаточности, полупериферийного характера русского капитализма и перевеса сельского хозяйства – в России, прежде всего в рамках народнического направления, утвердилась концепция крестьянского социализма, то есть утопической разновидности социализма, которая, разложившись, породила «пошлый мещанский либерализм», который «усматривает “бодрящие впечатления” в прогрессивных течениях крестьянского хозяйства, забывая, что они сопровождаются (и обусловливаются) массовой экспроприацией крестьянства». Либеральный социализм Михайловского и его сторонников, решительно повернувшись теперь уже против Маркса и русских марксистов, посвятил себя «охране экономически слабейшего», возрождению старых, отживших общинных форм, «благонамеренным мещанским прогрессам» и полемике с русскими марксистами, сторонниками «социальной революции».[642]642
  Там же. Т. 1. С. 183–184 и далее.


[Закрыть] Ленин выводил этот эклектизм народников (желание «“брать” хорошее отовсюду», начиная со средневековых общинных форм и кончая современной буржуазной свободой, равенством и просвещением) из субъективного метода тогда еще молодой науки – социологии, начавшей, как он писал, с утопии и дошедшей до самых пошлых либеральных предрассудков.[643]643
  Там же. С. 191.


[Закрыть]

В свое время Маркс и Энгельс, размышляя над судьбой крестьянских общин, также заметили, что вопросы социализма и революции соединились в русской революционной мысли.[644]644
  Подробнее об этом см.: Krausz Т. Pártviták és történettudomány. Глава 2 и 3.


[Закрыть] Но если Маркс видел некоторую возможность того, что русские общины смогут стать исходной точкой построения социализма в России, то первое поколение русских марксистов во главе с Плехановым относилось к революции как ученые-теоретики, не считало ее столь непосредственной практической задачей и было уверено в том, что общины вступили в конечную стадию разложения и больше не будут играть никакой положительной исторической роли. Их предшественники, т. н. революционные демократы, Герцен, Чернышевский, Добролюбов, не говоря уже о Ткачеве, Нечаеве, о русском бланкизме, непосредственно связывали свой «крестьянский социализм» с практической необходимостью революции, что выражалось в замысле свержения самодержавия и захвата власти с помощью путча, опирающегося на революционное меньшинство. Как мы уже видели в третьей главе, Ленин постарался соединить «позитивные элементы» обоих направлений со своими представлениями о социал-демократическом движении и его организационных формах. В отличие от Плеханова, он уже на рубеже веков подходил к российской действительности с точки зрения актуальности революции, но, в противовес «крестьянским социалистам», связывал ее исключительно с рабочим движением, а с 1903 г. постепенно пришел к мысли о своего рода блоке рабочего класса и бедного крестьянства, хотя при этом в своей концепции социализма он рассматривал проявлением настоящей зрелости те условия, которые сложились в Западной Европе.

На рубеже веков перед российским рабочим движением открылись новые перспективы, и это почувствовали даже немецкие социал-демократы (достаточно упомянуть К. Каутского или Р. Люксембург). Бернштейн с его «социальным государством» (в определенном смысле предвосхитив кейнсианское государство всеобщего благоденствия) отчасти унаследовал от Лассаля выработанную для капитализма идею «народного государства». Выступившие против них ортодоксальные (т. е. революционные) марксисты не отказались от традиции, идеала и практики непосредственной демократии и общинно-кооперативного хозяйствования.[645]645
  Конспектируя в «синей тетради» работы Маркса, Ленин в заметках на полях многократно ссылался на «суеверную веру в государство». См. Ленин В. И. ПСС. Т. 33. С. 172.


[Закрыть] С методологической и политической точки зрения это позже стало водоразделом между стоявшими на позициях «самоуправления» сторонниками Маркса и Ленина, с одной стороны, и социал-демократами, а также сталинскими и постсталинскими официальными коммунистами-этатистами – с другой стороны. (Этот раскол – mutatis mutandis – существует у современных левых во всем мире вплоть до наших дней).[646]646
  В Венгрии различные экономические теории, связанные с этим противостоянием, подробно описаны Ласло Тютё, который показал, что как Бернштейн, так и Сталин подходили к социализму с точки зрения отношений распределения и по существу приравнивали социализм к государственному распределению, исходя, таким образом, не из производства и разделения труда. См.:
  Tütö L. Gramsci és a gazdasági demokrácia kérdése.. In: Tanulmanyok Gramscirol. (Szerk.: Banyar Jozsef). MKKE Társadalomelméleti Kollégium.. Budapest, 1987. P. 85–111 (прежде всего p. 85–90).


[Закрыть]

После 1905 г. в европейском рабочем движении произошел поворот, в ходе которого стало ясно, что эпицентр революционного подъема переместился в Россию. Это, отчасти под теоретическим влиянием политически осторожного Плеханова, еще ранее было понято Лениным, который, как мы уже указывали в другом месте, достаточно рано начал подчеркивать возможную инициативную роль русской революции в деле европейской революции. На II съезде РСДРП в ходе дискуссии о партийной программе Плеханов и Ленин по вопросу о государстве и революции одинаково встали на позиции «диктатуры пролетариата» (тогда они уже употребляли этот термин Маркса). Однако с течением лет революция, «достижения которой должна была защитить диктатура пролетариата», становилась для Плеханова все менее существенным, более того, в годы войны – просто излишним вопросом, теперь Плеханов уже не говорил об актуальности революции.[647]647
  Об этом см.: Волкова Г. Исторический выбор // Ленинская концепция социализма. Издательство политической литературы. М., 1990. С. 69–70.


[Закрыть] Чем ближе была революция, тем более отдалялся от нее Плеханов. Точно так же обстояло дело и с Каутским, столкновение с которым было, однако, отложено до начала войны.

5.2.2. Советы: опыт 1905 года

Во время Первой русской революции Ленин даже на уровне каждодневного политического анализа проводил различие между практическими проблемами революции и социализмом как теорией и перспективой. Он решительно разделял явления революционного и послереволюционного периодов. «Профессионально-организационные» черты и политические функции органов народной самоорганизации, прежде всего, конечно, Советов, возникших в ходе революции, он рассматривал в качестве элементов, сплачивавших силы революции. В то время он считал советы органами революционной самообороны, факторами власти, отделяя при этом друг от друга отдельные этапы развития и характерные для этих этапов особые задачи. Например, после поражения московского вооруженного восстания в декабре 1905 г. на передний план вышла задача революционной самообороны. Приспосабливаясь к этому, Ленин считал вредным с точки зрения движения в целом псевдоконкретные «обещания» и утопические устремления, связанные с самоуправлением, не считавшиеся с реальностью и относившиеся к послереволюционному периоду (к обществу будущего), поскольку, как он считал, они отрывают внимание и энергию от революционной самообороны. Вместе с тем события 1905 года стали предвестием будущего в том смысле, что в ходе революции появились неизвестные ранее в русской истории самоуправленческие-самооборонные рабочие организации, советы, которые одновременно выполняли экономические, социальные, властно-политические, а иногда и военные функции на огромной территории от Петербурга до Иваново-Вознесенска. В самом начале ноября 1905 г., за несколько дней до приезда в Россию, Ленин написал о новых институтах революции, «советах рабочих депутатов», специальную статью «Наши задачи и совет рабочих депутатов».[648]648
  Ленин В. И. ПСС. Т. 12. С. 59–70. Ленин определил свою позицию как позицию «постороннего», сославшись на то, что он не является непосредственным участником событий и оставляет за собой право позже изменить свое мнение. Однако ленинский подход включал в себя такие методологические и теоретические моменты, которые содержали независимые от политических «случайностей» аналитические тенденции и которые могли быть использованы и применительно к дальнейшим периодам развития.


[Закрыть] Он принципиально отверг вопрос «Совет рабочих депутатов или партия?» и высказал мнение, что советы надо рассматривать как формы самоорганизации всего рабочего класса, больше того, антимонархических масс населения, что советы возникли как своего рода «профессиональные организации» пролетариата, которые не могут быть узурпированы ни одной партией. По его аргументации, у советов и рабочих и социалистических партий имеются разные задачи, и за ними стоят разные социальные группы. В то время Ленин еще видел в советах не социалистические, а именно революционные организации. «Может быть, я ошибаюсь, – писал он, – но мне (по имеющимся у меня неполным и “бумажным” только сведениям) кажется, что в политическом отношении Совет рабочих депутатов следует рассматривать как зародыш временного революционного правительства».[649]649
  Там же. С. 63.


[Закрыть]

Следовательно, он считал эти народные организации общероссийским политическим центром, для которого «не минус, а плюс», что в нем заседают не только социал-демократы. В советах Ленин видел доказательство того, что социал-демократы не хотят навязать России никаких экспериментальных идей, управление страной должно было органически перейти в руки созданных народом органов. «Мы не навязываем никаких нами выдуманных новшеств народу, – писал Ленин, – мы только берем на себя почин осуществления на деле того, без чего нельзя жить дальше в России……Мы опираемся всецело и исключительно на свободный почин, исходящий от самих трудящихся масс».[650]650
  Там же. С. 69.


[Закрыть] Ленин желал ослабления влияния эсеров в советах, однако этот тактический момент не противоречил его основному замыслу. Позже Ленин так оценивал роль советов: «В огне борьбы образовалась своеобразная массовая организация: знаменитые Советы рабочих депутатов, собрания делегатов от всех фабрик. Эти Советы рабочих депутатов в нескольких городах России все более и более начинали играть роль временного революционного правительства, роль органов и руководителей восстаний».[651]651
  Там же. Т. 30. С. 322. В статье от 4 июля 1906 г. Ленин, полемизируя с тогда уже арестованным, больше того, сосланным председателем Петербургского Совета Г. С. Хрусталевым-Носарем, не считал актуальным создание советов. По его мнению, во время революционной самообороны было бы ошибкой рисковать этими рабочими организациями, «передовым отрядом», подвергать их произволу властей. Соглашаясь с Хрусталевым, назвавшим Петербургский Совет «революционным парламентом революционного пролетариата», Ленин связал организацию советов с наличием определенных политических предпосылок и с определенным состоянием революционного движения. Там же. Т. 13. С. 287–290.


[Закрыть]

Меньшевистская «Искра» предложила в рамках тактики бойкота выборов в Думу немедленно организовать «революционное самоуправление» в качестве «возможного пролога восстания». Ленин видел этот вопрос иначе, собственно говоря, как раз наоборот: по его мнению, до революции проблематика революционного самоуправления (ее профессиональные и экономические аспекты) большей частью является преждевременной, только победоносное восстание может создать необходимые предпосылки самоуправления. «Организация революционного самоуправления, – писал Ленин, – выбора народом своих уполномоченных есть не пролог, а эпилог восстания… Надо сначала победить в восстании (хотя бы в отдельном городе) и учредить временное революционное правительство, чтобы это последнее, как орган восстания, как признанный вождь революционного народа, могло приступать к организации революционного самоуправления».[652]652
  Ленин В. И. Бойкот Булыгинской думы и восстание // Ленин В. И. ПСС. Т. 11. С. 172. (Впервые напечатано в «Пролетарии» № 12, 16 (3) августа 1905 г.). Несколько недель спустя Ленин снова поднял этот вопрос в заметке «К моменту», впервые напечатанной в «Пролетарии» № 18, 26 (13) сентября 1905 г.: «Поскольку Керченская дума самовольно раздвигает отведенные ей законом рамки думской компетенции, поскольку она принимает участие в общереволюционной жизни всего государства, – постольку она вступает на путь действительно “революционного управления”. Но где же гарантии, что это самоуправление обратится в “народное”? И следует ли нам, социал-демократам, выделять этот “кусочек революции”, как главный лозунг агитации, или проповедовать полную и решительную победу революции, невозможную без восстания»? Ленин В. И. ПСС. Т. 11. С. 273.


[Закрыть]

Как Ленин неоднократно подчеркивал в 1905–1906 гг., рабочее самоуправление не может существовать в рамках старого режима. Опровергая связанные с этим наивные надежды, он писал: «Революционное самоуправление при сохранении власти за царем может быть лишь одним из кусочков революции… Делать из него главный лозунг революционного пролетариата значит вносить путаницу и играть на руку освобожденцам (одной из фракций либералов – Т К.) …Мы не должны смешивать эту организацию войны, организацию восстания с самоуправлением. И по назначению своему, и по способу возникновения, и по характеру организация вооруженного восстания, организация вооруженной армии совсем не похожа на организацию революционного самоуправления».[653]653
  Ленин В. И. Земский съезд // Ленин В. И. ПСС. Т. 11. С. 279. (Впервые опубликовано в «Пролетарии» № 19, 3 октября (20 сентября) 1905 г.).


[Закрыть]

Ленин так комбинировал революционные лозунги: «созыв всенародного учредительного собрания временным революционным правительством, организация вооруженного восстания и революционной армии для свержения царской власти».[654]654
  Там же. С. 280.


[Закрыть] Следовательно, он считал уместной тактику бойкота Думы лишь до тех пор, пока сохранялась возможность вооруженного восстания и бойкот указывал революционным массам на незавершенность революционного процесса.[655]655
  В конспекте речи на III конференции РСДРП, проходившей 21–23 июля (3–5 августа) 1907 г., Ленин писал: «Бойкот вреден, как засоряющий глаза: превращение профессионального подъема в политический и революционный. Лишь тогда можно говорить о бойкоте». Там же. Т. 16. С. 473. В плане-конспекте резолюции в целом по вопросу об участии в выборах в III Думу он еще раз особо подчеркнул: «Бойкот был бы правильным лишь при всеобщем подъеме или при борьбе с конституционными иллюзиями…». Там же. С. 476.


[Закрыть] При сохранении самодержавия Дума означает «шаг в сторону буржуазной монархии», но ни в коем случае не является воплощением народных устремлений.

В 1907 г. дело буржуазно-демократической перестройки потерпело окончательное поражение, его основные цели были осуществлены в течение нескольких дней в феврале 1917 г. Но лишь после этого показалось другое лицо 1905 года, рабоче-крестьянская и солдатская революция, центральными органами которой снова, только уже на более высоком уровне, стали советы и осуществлявшие захват земли крестьянские комитеты. Следовательно, сама брошюра «Государство и революция» родилась вовсе не столь «неожиданно», как это часто думают. Уже в марте 1908 г. в статье «Уроки Коммуны» Ленин по существу обобщил совместный опыт Парижской Коммуны и Первой русской революции.[656]656
  Эта статья являлась записью доклада Ленина в Женеве, которая была опубликована в «Заграничной газете» № 26 23 марта 1908 г. Доклад был сделан 18 марта на интернациональном митинге социал-демократов, посвященном годовщине Парижской Коммуны. Там же. С. 451–454.


[Закрыть] Он остановился на двух ошибках пролетариата, который, во-первых, не осуществил «экспроприации экспроприаторов» и, следуя теории прудонистов и мечтая о «водворении высшей справедливости в стране», не овладел банками. «Вторая ошибка – излишнее великодушие пролетариата: надо было истреблять своих врагов, а он старался повлиять на них, он пренебрег значением чисто военных действий в гражданской войне…».[657]657
  Там же. С. 452.


[Закрыть] Принимая во внимание, что при подавлении Коммуны французская буржуазия, отложив в сторону всякие моральные соображения, подняла волну диких убийств, становится понятным, почему Ленин в период контрреволюционных репрессий в России задумался о возможных и ожидаемых задачах самозащиты пролетарской революции в будущем. В то же время он чувствовал, что русская революция будет способствовать международному распространению революции: Коммуна «всколыхнула по Европе социалистическое движение, она показала силу гражданской войны, она рассеяла патриотические иллюзии и разбила наивную веру в общенациональные стремления буржуазии. Коммуна научила европейский пролетариат конкретно ставить задачи социалистической революции».[658]658
  Там же. С. 453.


[Закрыть] По своему обыкновению, Ленин показал понятые им закономерности и исторический опыт в качестве общего опыта всего пролетариата, хотя значительная часть европейского и русского рабочего класса не помнила в 1908 г. о Парижской Коммуне.[659]659
  В связи с революцией Ленин писал, что русский пролетариат помнит уроки Коммуны. Было бы точнее сказать, что он снова разгадал эти уроки. Ленин был прав в том, что в вооруженном восстании (Красная Пресня) русские рабочие обобщили предшествующий опыт движений протеста. В другом месте Ленин усиленно подчеркивал находчивость российских рабочих, их умение воплощать в жизнь оригинальные формы общинной жизни. Там же. С. 453–454.


[Закрыть]

В начале 1917 г., в связи с рассуждениями Маркса в «Гражданской войне во Франции» об опыте Коммуны и о необходимости сокращения рабочего дня и «соединения производительного труда всех с участием всех в “государственном” управлении», Ленин, обратившись к опыту советов 1905 г., сделал следующее замечание на полях «синей» тетради: «Русская революция подошла к этому же приему, с одной стороны, слабее (более робко) подошла, чем парижская Коммуна, с другой стороны, показала шире “Советы рабочих депутатов”, “солдатских и матросских депутатов”, “крестьянских депутатов”. Это Nota bene”».[660]660
  Там же. Т. 33. С. 229.


[Закрыть] Следовательно, практическая проблема сохранения политического государства и вопрос возможных задач государства типа Коммуны уже в 1907–1908 гг. тематически появились в творчестве Ленина.

5.3. Философия октябрьской революции или критика современного государства и парламентаризма

Как и у Маркса, одним из кардинальных пунктов ленинской теории революции, исходной точкой социалистической революции было свержение и уничтожение политического государства, этого тысячелетнего института человеческого общества. Ленина со студенческих лет интересовал вопрос о государстве, «центральный вопрос любой революции». Последняя мысль в изменчивых исторических формах утвердилась уже в домарксистской российской революционной мысли (прежде всего у бакунистов и иных анархистов).[661]661
  Теоретически наиболее разработанная разновидность анархизма, которую можно связать с именем П. А. Кропоткина, имела прежде всего этическую ориентацию и поэтому не могла оказать влияния на рабочих-социал-демократов, стоявших на позиции классовой борьбы, не говоря уж о самом Ленине. П. А. Кропоткин противопоставил друг другу «взаимную помощь» и «взаимную борьбу» и оставил без внимания политику как относительно обособленную (аморальную) сферу деятельности, поскольку, по его мнению, этический императив, «склонность» рабочих к солидарности и кооперации, воплощается только в «гражданских» сообществах. Ср.:
  Kropotkin R: A kölcsönös segitség mint természettorvény.. Athenaeum. Budapest, 1908. Особенно p. 216 222.


[Закрыть] Однако, как уже говорилось, Ленин практически с самого начала вступил в борьбу с «крестьянской» и «национальной» утопией и подчеркивал классовый характер, социальный и всемирно-исторический аспекты революций.

По сравнению с Лениным, Ю. О. Мартов более взвешенно отнесся к наследию Бакунина и сформулировал в определенном смысле более «тонкие» аргументы против анархизма. В одной из своих статей, написанной в 1910 г., Мартов отметил, что, потерпев поражение в полемике с Марксом, которая велась в Интернационале в 60-х годах XIX века, и став самостоятельным духовным «вождем» анархистских движений, Бакунин в то же время принял экономические воззрения Маркса, суть «Капитала», точнее, его конечный вывод – необходимость «экспроприации экспроприаторов». Теоретико-методологический и практико-политический тупик возник за счет того, что, подобно Прудону, Бакунин «противопоставил экономическую организацию общества его политической организации»: по его мнению, в экономической сфере необходимо добиться равенства и справедливости, в то время как основная причина социального неравенства лежит в сфере политики, где господствует насилие. Поэтому Бакунин и анархисты считали своим главным противником государство и в его разрушении видели необходимое условие освобождения общества. Иначе говоря, они, как указал Мартов, поменяли местами причину и следствие. Осознание этой подмены привело Мартова к убеждению, что марксизм должен вытеснить анархизм из революционного движения.[662]662
  Мартов Ю.: Общественные и умственные течения в России. С. 23–25.


[Закрыть] Особенности исторического развития России отразились в том, что в конечном итоге анархистское мировидение и анархистский подход к политике (исходящий из того, что сфера политики якобы может быть оставлена без внимания и уничтожена одним ударом, как будто сфера политики и само государство не являются носителями капиталистических экономических и социальных отношений!), основанные на полном непонимании современного общества, укоренились прежде всего в определенных слоях крестьянства, отвергавших государственное принуждение, прежде всего на Украине, но затронули и рабочее движение. Главное состояло в том, что возможность и необходимость социалистической революции интерпретировались только в форме «народного бунта», при этом обходился вопрос о «сизифовой» работе по организационно-интеллектуальной подготовке такой революции.[663]663
  В СССР И. К. Пантин поместил бакунинское «наследие» в контекст европейской и российской истории социалистической мысли, сделав тем самым первый шаг к научному изучению этой проблематики: Пантин И. К. Социалистическая мысль в России: переход от утопии к науке. Политиздат. М., 1973. С. 240–244.


[Закрыть] В конечном итоге с конца XIX века становилось все более очевидным, что российский анархизм не способен осмыслить новую проблематику современного общества, однако в этом отношении он подготовил почву для других антикапиталистических революционных течений и пробудил от спячки относительно широкие группы общества.

В истории революций Ленина главным образом интересовало то, как удается рабочим хотя бы только на неделю или на месяц взять в свои руки управление своей собственной жизнью. С другой стороны, как уже говорилось в другой главе, он погрузился в научное изучение особенностей развития российского государства. Однако, даже несмотря на то что по образованию Ленин был юристом, его совершенно не волновали вопросы функционирования буржуазного государства, «институциональная социология» партий и бюрократических механизмов, в том числе и в интерпретации Макса Вебера. «Социология» буржуазного государства была для него наукой, функцией которой являлось не что иное, как защита, апология этого государства, подкрепленная научными аргументами. Ленин изучал современное буржуазное государство как наивысшую форму экономической и духовной эксплуатации. С точки зрения его теоретического подхода, функционирование и функциональные перебои в деятельности буржуазных парламентов, вся манипулятивная система парламентаризма были связаны с современнейшими формами капиталистического производства, вытекали из них. Для лучшего понимания этой проблематики необходимо помнить, что в 1910-1920-х гг. буржуазный парламентаризм был еще далек от своей современной формы, ему были свойственны такие явно антидемократические черты, как цензовый характер и иные ограничения избирательного права. В качестве примера напомним, что в Англии женщины получили избирательное право и право голоса только в 1928 году.

Во второй главе мы уже показали, что в процессе изучения капиталистической системы Ленин особенно выделил тот момент, что капитализм неизбежно и непрерывно сталкивается с демократией, ибо содержит в себе основополагающее противоречие между правовым равенством и социально-экономическим неравенством. Это противоречие капитализма пытаются «разрешить» с помощью всепроникающей системы «подкупов» и «купли».[664]664
  См.: Ленин В. И. ПСС. Т. 30. С. 97–98.


[Закрыть]

Согласно взглядам Ленина, основная разница между империализмом и домонополистическим капитализмом состоит в том, что при первом «власть биржи усиливается», крупные банки сливаются с биржей и поглощают ее, тем самым капитал ставит под контроль сферу политики, как если бы она была товаром или каким-либо другими рыночным явлением. Конечно, Ленин сознавал, что проституирование и коррумпирование буржуазной демократии подпадает под законодательное регулирование, то есть имеет свои границы. В то же время он подчеркивал, что эта узаконенная коррупция и проституирование, осуществляемое в масштабах всего общества, вытекают из «богатства», поскольку богатство трестов и банков может в полной мере осуществить власть финансового капитала даже «над чужой, то есть политически независимой, республикой». Следовательно, для Ленина буржуазная демократия означала не свободу, а «свободу подкупа», – такова была главная мысль Ленина по этому вопросу.[665]665
  Там же.


[Закрыть] В сентябре 1917 г. он сформулировал эту проблему следующим образом: ««Капиталисты (а за ними, по неразумению или по косности, многие эсеры и меньшевики) называют “свободой печати” такое положение дела, когда цензура отменена и все партии свободно издают любые газеты. На самом деле это не свобода печати, а свобода обмана угнетенных и эксплуатируемых масс народа богатыми, буржуазией».[666]666
  Ленин В. И. Как обеспечить успех Учредительного собрания. (О свободе печати). Опубликовано в газете «Рабочий путь» 28 (15) сентября 1917 г. См.: Ленин В. И. ПСС, т. 34, с. 209–210. «В самом деле. Возьмите хоть питерские и московские газеты. Вы увидите сразу, что по числу выпускаемых экземпляров громадное преобладание имеют буржуазные газеты… На чем основано это преобладание? Вовсе не на воле большинства, ибо выборы показывают, что в обеих столицах большинство (и гигантское) на стороне демократии, т. е. эсеров, меньшевиков и большевиков…. А число экземпляров выпускаемых ими газет наверное менее одной четверти или даже одной пятой по сравнению с числом экземпляров всей буржуазной прессы… Почему это так? Все прекрасно знают, почему…». Для борьбы с этим явлением Ленин предлагал ввести после завоевания рабочими власти «государственную монополию на частные объявления в газетах»: «Государственная власть, в виде Советов, берет все типографии и всю бумагу и распределяет ее справедливо: на первом месте: государство, в интересах большинства народа, большинства бедных, особенно большинства крестьян, которых веками мучали, забивали и отупляли помещики и капиталисты». Там же. С. 211–212.


[Закрыть]

В то же время Ленин рассматривал буржуазную демократию и с исторической точки зрения – как высшую форму господства капитала. По его мнению, о преимуществах «продажного и прогнившего парламентаризма буржуазного общества» стоит говорить лишь постольку, поскольку он открывает дополнительные возможности для развития рабочего движения, которое получает более широкое поле действия, чем при авторитарных, открыто диктаторских режимах. В этом смысле буржуазный парламентаризм имел в глазах Ленина лишь «исторический интерес», но не имел никакого будущего. Король – голый! В период революции в центре интересов Ленина находились отнюдь не узконаучные проблемы. К тому же опыт Первой мировой войны сделал очевидным, что главной задачей должно считаться политическое разоблачение парламентских демократий как режимов, ответственных за мировое кровопролитие.[667]667
  Для буржуазии выход из войны был нежелателен и по внутриполитическим соображениям. В 1917 г. для многих, от вождя буржуазно-либеральной партии Милюкова до Макса Вебера, была характерна точка зрения, согласно которой война – стабилизующая сила, «цементирующая сила патриотизма», которая сплотит руководимое ими общество. (Кроме этого, благодаря войне можно было удерживать крестьян вдали от дома, от движения по захвату земель.) См.: Думова Н. Г. Кадетская партия в период первой мировой войны и Февральской революции. Наука. М., 1988. С. 147–148.


[Закрыть] Следовательно, «праздная утопия», нацеленная на будущее главная идея «Государства и революции» не «висит в воздухе», а опирается на обстоятельную критику парламентаризма, с которой, конечно, можно спорить, но которую после 1917 года нельзя было смести со стола без единого слова.[668]668
  Авторы, представляющие «mainstream» исторической науки, уклоняются от этой критики, квалифицируя взгляды Ленина как «утопию», что, скажем прямо, некорректно как с методологической точки зрения, так и по существу. Сложившаяся в течение столетий форма функционирования западной парламентской демократиии, а также ее отлаженные механизмы и теории сравниваются с такими принципиально-теоретическими и ориентированными на будущее идеями, изложенными Лениным в его книге, как, например, новые формы соединения законодательных, исполнительных и правовых институтов и «общественный контроль» над ними. Ср.: Service R. Lenin. Vol. II. Р. 216–223.


[Закрыть]

В 1917 г. речь шла еще не о «глобализации», а о сложившейся в национальных и наднациональных рамках новой системе власти, рассматриваемой в экономическом и политическом смысле, об империализме, о власти монополий и финансового капитала. Характерное для этой системы государство именно в период Первой мировой войны получило новую всемирно-историческую функцию: функцию главного организатора, участника национальной экономики, «чудовища», готового уничтожить все что угодно во имя определенных интересов. В этом смысле интересно последнее предложение «Государства и революции», обосновывающее итоговый революционный вывод книги: «Извращение и замалчивание вопроса об отношении пролетарской революции к государству не могло не сыграть громадной роли тогда, когда государства, с усиленным, вследствие империалистического соревнования, военным аппаратом, превратились в военные чудовища, истребляющие миллионы людей ради того, чтобы решить спор, Англии или Германии, тому или другому финансовому капиталу господствовать над миром».[669]669
  Ленин В. И. ПСС. Т. 33. С. 119.


[Закрыть] По сравнению с предыдущими периодами это господство явно отличалось и концентрацией политической власти. В этой связи Ленин исходил не только из общего кризиса капиталистической системы, но и из конкретных «неполадок» в функционировании буржуазной демократии (бюрократизма, коррупции, паразитизма и т. д.), которые, по его мнению, могли упрочить возможности революционного переворота.

В своей точке зрения Ленин учитывал многообразие государственных форм, но, будучи пропагандистом и теоретиком революции, искал в них общее: «Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии»,[670]670
  Там же. С. 35.


[Закрыть] которая исключает возможность «восстановления» общественной формы собственности вместо капиталистической частной собственности или наряду с ней. Согласно его интерпретации, «парламентарный образ правления» – это не что иное, как борьба властных группировок за раздел «добычи» (за выгодные должности, экономические позиции и т. д.). В правовом и политическом отношении такая система не может быть поставлена под сомнение, поэтому в ленинской теории буржуазные демократии подчеркнуто представлены как диктатуры, и эта их особенность не может быть уничтожена без революции, без «разрушения бюрократически-военной государственной машины».

Опираясь на опыт Первой мировой войны, Ленин составил еще более уничтожающее мнение о парламентской демократии, чем прежде, поскольку видел в ней всего лишь институциональное выражение интересов капитала, свободу обычной покупки власти, чиновничьих местечек, прессы и т. д., систему манипуляции и обмана, которая служит подавлению сопротивления наемных рабочих в интересах обеспечения капиталистического производства, получения прибыли. В этом заключался один из важнейших аргументов в пользу требования замены совещающихся над головой общества парламентских «говорилен» «избранием работающих и отзываемых учреждений» на основании уроков Парижской Коммуны. ««Представительные учреждения остаются, – писал он, – но парламентаризма, как особой системы, как разделения труда законодательного и исполнительного, как привилегированного положения для депутатов, здесь нет».[671]671
  Там же. С. 32, 48.


[Закрыть]

Изучая функционирование буржуазного государства, Ленин пришел к выводу, что бедность практически исключает возможность воспользоваться плодами демократии. Речь идет не только о том, что беднота лишена возможности «купить» «блага» демократии, но и о том, что «современные наемные рабы… остаются настолько задавленными нуждой и нищетой, что им “не до демократии”, “не до политики”, что при обычном, мирном течении событий большинство населения от участия в общественно-политической жизни отстранено».[672]672
  Там же. С. 87.


[Закрыть] Важным аргументом в революционной программе, «философии» ликвидации политического государства было уничтожение «паразита-государства», которое должно было стать политической предпосылкой «экономического освобождения труда». Следовательно, у Ленина понятия государства и свободы интерпретировались как диаметрально противоположные, отрицающие друг друга.

Таким образом, с точки зрения революции в своей брошюре Ленин в методологическом и политическом отношении ставил перед собой главную цель преодолеть связанные с парламентаризмом «оппортунистические иллюзии», то есть ревизионизм Бернштейна и утопическую концепцию анархистов. По его мнению, первый под знаком, пользуясь современным понятием, «рыночного этатизма» отказался от идей Маркса и в отношении конечной цели, в то время как последние «лишь» упустили из виду ближайшую перспективу. Официальная социал-демократия II Интернационала подменила «свержение», «уничтожение» буржуазного государства лозунгом демократического и заботливого «народного государства», «совершенствования» буржуазной демократии (Бернштейн, Каутский, Шейдеман), представлением о буржуазном правовом государстве, руководимом социал-демократическим правительством.[673]673
  «Именно на примере Коммуны Маркс показал, что при социализме должностные лица перестают быть “бюрократами”, быть “чиновниками”, перестают по мере введения, кроме выборности, еще сменяемости в любое время, да еще сведения платы к среднему рабочему уровню, да еще замены парламентарных учреждений “работающими, т. е. издающими законы и проводящими их в жизнь”. В сущности, вся аргументация Каутского против Паннекука… показывает повторение Каутским старых “доводов” Бернштейна против марксизма вообще. В своей ренегатской книге “Предпосылки социализма” Бернштейн воюет против идей “примитивной” демократии, против того, что он называет “доктринерским демократизмом” – императивные мандаты, не получающие вознаграждения должностные лица, бессильное центральное представительство и т. д.». Там же. С. 115–116.


[Закрыть] Ленину демократия представлялась таким же эластичным понятием, как и Энгельсу, который в 1894 г. отметил, что в своих статьях 1870-х годов он употреблял слово «коммунист», а не «социал-демократ», потому что тогда даже и лассальянцы называли себя социал-демократами. В противоположность буржуазным мыслителям эпохи Ленин подходил к государству не только с политической, социологической и формально-правовой точки зрения. Он часто ссылался на то, что апологеты буржуазного государства оставляли в тени «финансовые», «экономические», «капиталистические», «помещичьи» функции государства, да и в революционном лагере не только анархисты, но и, например, эсеро-крестьянские течения не понимали того, что борьба с государством будет бесплодной, если не удастся или будет невозможно уничтожить его экономические основы. В соответствии с этим Ленин провозглашал, что, учитывая экономические и классовые функции государства, его можно будет «полностью» уничтожить лишь «после уничтожения классов социалистической революцией, как результат установления социализма, ведущего к отмиранию государства».[674]674
  Там же. С. 112.


[Закрыть]

В то же время Ленин нашел общий язык с анархистами по вопросу о революции как «событии», как «политической и теоретической необходимости», хотя при этом считал, что анархистское требование «полного и окончательного разрушения» государства равносильно отрицанию необходимости самообороны революции.[675]675
  Там же. С. 60. В другом месте он приводит следующие аргументы против анархистов: «У Маркса нет и капельки утопизма в том смысле, чтобы он сочинял, сфантазировал “новое” общество…Он “учится” у Коммуны… Об уничтожении чиновничества сразу, повсюду, до конца не может быть речи. Это – утопия… Мы не утописты. Мы не “мечтаем” о том, как бы сразу обойтись без всякого управления, без всякого подчинения; это анархистские мечты, основанные на непонимании задач диктатуры пролетариата, в корне чужды марксизму и на деле служат лишь оттягиванию социалистической революции до тех пор, пока люди будут иными». Там же. С. 48–49.


[Закрыть] В своей брошюре он посвятил отдельный раздел показу несостоятельности аргументации анархистов. Ссылаясь на Энгельса, Ленин подчеркнул, что с исчезновением «политического» государства не исчезнут все авторитеты, все виды подчинения, так как разделение труда, порождаемое техническим прогрессом, делает неизбежной временное сохранение иерархии, ведь в конце концов не могут же все, плывущие на судне в открытом море, быть кормчими.[676]676
  Там же. С. 60–61. В статье «Об авторитете» Энгельс писал, что анархисты «требуют, чтобы политическое государство было отменено одним ударом, еще раньше, чем будут отменены те социальные отношения, которые породили его». Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2 изд., т. 18. С. 304–305.


[Закрыть] Ленин отметил у анархистов ту же ошибку, что и Энгельс: они «хотят полного уничтожения государства с сегодня на завтра»,[677]677
  Ленин В. И. ПСС. Т. 33. С. 112.


[Закрыть] то есть отрицают «диктатуру пролетариата», «переходный период». Русские анархисты никогда не могли понять, что «уничтожение государства» начинается на производстве, в экономике. Повторяем, русские анархисты, как правило, добирались лишь до редукционистского понимания марксизма. Они не только не принимали марксистской экономической теории, но и обходили вниманием или называли «этатистской теорией» Марксовы мысли об истории и теории политических отношений, а также противопоставляли коммунистические конечные цели Маркса его политической и социальной теории. Похоже поступил с анархистами в России и Ленин. Несмотря на союз большевиков и анархистов, ориентированный на конечную «антигосударственную» цель, на их вооруженное сотрудничество против Деникина и на подвиги махновских повстанческих отрядов, как только были поставлены вопросы организации государства, формирования новой бюрократической иерархии, централизованного производства и традиционного разделения труда, большевики превратились в глазах анархистов в «предателей», а анархисты в глазах большевиков – в «бандитов», военное уничтожение которых было связано именно с тем, что анархисты не признавали новую государственную власть на контролируемых ими территориях.[678]678
  С точки зрения анархистов см. об этом: Аршинов П. А. История махновского движения (1918–1921). Дикое поле. Запорожье, 1995 с предисловием Волина (В. М. Эйхенбаума);
  Mahnovscsina. Az ukrajnai anarcho-kommunista mozgalom 1917 és 1922 között. Liberter. Budapest, é. n.;
  Махно H. Моя встреча и разговор с Лениным // Русская революция. Записки в трех книгах. München, 1977. С. 126–135;
  Дукельский С. ЧК на Украине // ВЧК-ГПУ. Документы и материалы. (Ред. Ю. Фельштинского). Издательство гуманитарной литературы. М., 1995. С. 135–222.


[Закрыть]