Текст книги "Воробьиная туча"

Автор книги: Такаши Масуока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Никто никогда и не узнавал. Во всяком случае, до тех пор, пока не становилось слишком поздно.

Каваками с трудом заставил себя выслушать Кумэ. У него никак не шел из головы доклад Хэйко. Какая ужасающая бойня! Убить в одночасье отца и сына! Корни и ветви уничтожены, и не рукою смертельного врага, а рукою безумца-родича. Неужто подобный кошмар стрясся на самом деле? Каваками решил, что может лишь надеяться на это – до тех пор, пока не получит подтверждения из других источников. Если же слухи правдивы, то ему воистину повезло, что Кумэ не удалось искалечить Гэндзи. Будет куда лучше, если клан Окумити сгниет изнутри, а не рассыплется от удара снаружи.

Каваками закрыл глаза и погрузился в размышления. В четырнадцатый год правления императора Гоёдззэя, двести пятьдесят лет назад, Рэйги, князь Минато, последовал за Нагамаса, князем Акаоки, и вместе с ним вышел на бой с армей Токугава. Рэйги верил, что Нагамаса вправду обладает даром предвидения. Клан Токугава обречен – так сказал Нагамаса. Я узрел это в видении. Нагамаса умер. Заслуженный конец для лжепророка. Рэйги, сражавшийся рядом с ним, тоже умер. Так же, как и его жена, его наложницы и все его дети – кроме одной-единственной дочери, которая была замужем за членом младшей ветви рода Токугава. Она была отдаленным предком Каваками. Эта история передавалась в семье на протяжении многих поколений, от матери к дочери, – а женщины пересказывали ее своим сыновьям.

Если бы не Нагамаса, предки Каваками и он сам были бы князьями Минато, воистину великого княжества, а не правителями Хино, великого более по имени, чем по сути.

Теперь продолжение рода Нагамаса зависело от одного-единственного человека.

От Гэндзи.

Погрузившись в молчание, Каваками всесторонне обдумывал самые унизительные и мучительные способы пресечь этот род.

Старк оказался гостем во дворце японского князя из-за десяти мертвецов.

Вторым мертвецом был Джимми Верняк. Настоящее его имя было Вера, Джимми Вера. Его прозвали Верняком по трем причинам. Во первых, Джимми не любил, когда его называли Верой. Во-вторых, он так ловко управлялся с картами, что никто не мог поймать его на жульничестве. А в-третьих, он оказался верной смертью для семи людей, встретившихся ему на пути. Джимми застрелил этих семерых – но они не входили в число тех десяти покойников, из-за которых Старк попал в Японию.

Старк узнал обо всем этом лишь тогда, когда Джимми Верняк уже был мертв. А умер он, в частности, потому, что Старк, в отличие от всех прочих людей, которых Джимми доводилось обыгрывать в карты, заметил, что тот жульничает.

А ну стой! – рявкнул Старк. – Ты зачем, сукин сын, спрятал нижнюю карту в рукав?

Старку тогда было семнадцать, и он гнал свое первое стадо из Огайо в западный Техас. У него болела голова, спина, руки, ноги, задница – одним словом, все, что могло болеть. Он страдал от сильных солнечных ожогов и еще более сильного похмелья. Но взгляд у него оставался таким же цепким, как и всегда, и потому Старк заметил, как этот сукин сын сунул карту в рукав. Туза пик.

Джимми Верняк смерял его холодным взглядом.

Мальчик, ты ва-аще знаешь, с кем говоришь?

А то! – отозвался Старк. – С жуликоватым сукиным сыном! Положь на место туза пик, засранец, или я тебе щас башку проломлю.

В ту ночь, когда он покинул сиротский приют, Старк именно это и проделал с Элиасом Эганом, ночным надсмотрщиком. Эган много лет издевался над приютскими мальчишками и избивал их – в том числе и Старка. Но с проломленной головой он уже никого не мог обидеть. Элиас Эган стал первым мертвецом.

Джимми Верняк был достоин своего имени. Прежде, чем Старк успел извлечь пистолет из кобуры, револьвер Джимми уже смотрел ему в грудь. И Джимми преспокойно превратил бы Старка в своего восьмого покойника, вместо того, чтоб становиться вторым на его счету, если б не его пристрастие ко всяким новомодным изобретениям.

Вместо того, чтобы пользоваться, как всякий приличный человек, пистолетом, стреляющим дымным порохом и заряжающимся с дула, Джимми Верняк носил шестизарядный револьвер «вулкан» с барабаном, проворачивающимся вручную. И это была вторая причина, приведшая его к смерти. «Вулкан» дал осечку. Когда один из зарядов не выстрелил, Джимми попытался провернуть барабан, но его заело. Пока Джимми возился с ним, Старк вытащил свой старый пистолет, приставил его к скуле Джимми и нажал на курок. Джимми Верняк был куда проворнее Старка, но старый пистолет Старка выстрелил, а новомодный револьвер Джимми – нет.

Третий, четвертый и пятый покойник были бандитами, считавшими, что их цена на рынке убийц возрастет, если они застрелят человека, застрелившего знаменитого Джимми Верняка. Первый из них с легкостью убил бы прежнего Старка. Но новый Старк был уже другим человеком. Разобравшись, кого именно он застрелил, Мэттью понял, что он не просто вышиб мозги из второго своего покойника, а совершил нечто большее. И что он, помимо всего прочего, превратил себя в мишень для всякого, кто желает заработать имя проворного стрелка.

Наилучшим в подобной ситуации было бы повернуть время вспять и не убивать Джимми Верняка. Этого Старк сделать не мог, а потому предпринял следующий по степени удачности шаг. Он принялся учиться быстро выхватывать свой пистолет, быстро прицеливаться и стрелять. Он тренировался подмечать бегающие глаза, напряженные плечи, неестественное дыхание, слишком громкое или слишком тихое. Он приучил себя не задерживаться на одном месте надолго. Он привык носить два пистолета – на случай, если первый даст осечку.

Когда третий покойник разыскал его в Пекосе, Старк уже был куда проворнее, чем Джимми Верняк в свои лучшие дни. Пятеро ковбоев и две шлюхи видели, как третий покойник умер, едва успев выхватить пистолет. Пятеро ковбоев и две шлюхи в кратчайшие сроки разнесли эту историю по всей округе. Возможно, они также несколько ее приукрасили. К тому моменту, как Старк приехал в Дэдвуд, его репутация сделалась столь устрашающей, что мертвецы номер четыре и пять объединились, решив выступить против него вдвоем. Но в их затее оказалось два слабых места. Во-первых, они начали стрелять с двадцати шагов – а с этого расстояния они не попали бы даже в стадо коров. А во-вторых, так уж случилось, что Старк тренировался стрелять в цель с двадцати шагов, причем ежедневно – с того самого дня, как он прикончил Джимми Верняка.

После Дэдвуда долго никто не решался бросить вызов Старку. Какой смысл связываться с человеком, выхватывающим пистолет так быстро, что даже не успеваешь уследить? С человеком, нажимающим на курок так быстро, что второй его противник падает замертво прежде, чем из раны первого начинает хлестать кровь? Который со ста шагов может всадить пулю в глаз? После Дэдвуда ковбои и шлюхи принялись рассказывать о Старке еще более красочные истории.

После этого Старк долго не стрелял ни во что, кроме мишеней. Его репутация сделалась такой здоровенной, что он сумел спрятаться за ней. Судя по рассказам, в Старке Стрелке было шесть футов восемь дюймов. Через правую глазницу у него был шрам от удара ножом. Старк был психованным, словно взбесившийся кабан, хлестал виски, никогда не ел, больше любил избивать женщин, чем трахать их, а трахал лишь после того, как избивал до полусмерти. Приезжая куда-нибудь, Старк говорил, что его зовут Мэттью, и его никто не узнавал. Люди предполагали, что знаменитый Старк должен быть куда более здоровенным и злобным.

Прежде, чем Старк встретил своего шестого мертвеца, прошло два года. Это был сутенер из Эль Пасо, не умеющий вовремя останавливаться. После этого Старку еще год не приходилось думать о покойниках. Он даже перестал стрелять по мишени. Он был счастлив и считал, что счастье будет вечным. Он ошибся. Он попрощался с Мэри Энн и девочками и отправился разыскивать покойников номер семь, восемь, девять и десять.

Седьмого мертвеца он разыскал в четырех днях пути к северу от мексиканской границы, в грязной дыре, напыщенно именовавшейся ла сиудад де лос Анджелес, «город ангелов». До города этой дыре было далеко, и если какой-нибудь ангел и вправду называл ее домом, сие божественное создание чрезвычайно хорошо маскировалось. Перед смертью седьмой покойник рассказал Старку, что остальные умчались на север, намереваясь добраться до тихоокеанского побережья и усесться на какой-нибудь корабль. Он рассказал это не потому, что возненавидел своих прежних компаньонов, и не потому, что умирал из-за дыры в животе, и не потому, что хотел искупить страдания, которые он причинил невинным жертвам. Он рассказал все это потому, что Старк, продырявив ему живот, прострелил ему еще и оба колена, и пообещал следующую пулю всадить в пах.

Восьмой покойник попытался убежать от него из бара в Сакраменто, и Старк всадил ему пулю сорок четвертого калибра в основание шеи – так, что голова слетела с плеч.

Девятый покойник застал Старка врасплох. Он поджидал его в сан-францисской гостинице, спрятавшись за дверью. Как мужик в пятьсот фунтов весом мог укрыться за этой дверью, было полнейшей загадкой, но Старку некогда было размышлять над нею. Его противник взмахнул здоровенным ножом боуи и чуть не вогнал десятидюймовое лезвие Старку в спину. Еще он умудрился выбить у Старка из рук его пистолет сорок четвертого калибра, так что Старку осталось лишь выхватить спрятанный револьвер двадцать второго калибра и всадить в девятого мертвеца пять пуль. Но тот продолжал идти вперед, размахивая ножом. Тогда Старк перехватил револьвер за ствол и огрел им противника, словно молотком, да так удачно, что проломил ему висок.

Десятым покойником предстояло стать одному из двух. Это будет человек, который год назад приплыл в Японию в качестве миссионера Истинного слова, – а если не он, так значит, сам Старк.

Одному из них придется умереть.

Монах, которого они называли Джимбо, вернулся в монастырь Мусиндо, когда день уже клонился к вечеру. Еще до того, как Сохаку увидел его, до настоятеля донеслись детские голоса. Куда бы Джимбо ни шел, его всегда сопровождала стайка детишек из соседней деревни.

Не уходи, Джимбо!

Побудь с нами!

Еще рано!

Зачем тебе эти травы? Ты же не собираешься их есть?

Джимбо, бабушка сказала, что ты можешь поужинать с нами! Тебе разве не надоела монастырская каша?

Расскажи нам еще какую-нибудь историю! Ну хоть одну!

Джимбо, расскажи еще раз, как ангелы Будды спустились из Чистой земли и указали тебе Путь!

Джимбо! Джимбо! Джимбо! Джимбо!

Сохаку улыбнулся. Последний голос принадлежал Горо, сыну местной дурочки. Он и сам был изрядно туповат. Здоровяк Горо превосходил размерами даже Джимбо, который был на голову выше и фунтов на пятьдесят тяжелее любого человека в провинции Ямакава. До того, как Джимбо появился в здешних краях, Горо стонал, кричал и вопил, но не разговаривал. Теперь же он обзавелся словарем из одного-единственного слова и пользовался им непрестанно.

Джимбо! Джимбо!

Хватит.

Джимбо подошел к воротам и увидел монахов с бамбуковыми шестами, окруживших оружейню. Настоятель Сохаку сидел в позе медитации перед забаррикадированной дверью.

– Идите домой! – велел Джимбо детям.

А что случилось?

Дайте посмотреть! Ну дайте же!

Спорим, это тот сумасшедший! Должно быть, он опять удрал!

Джимбо! Джимбо! Джимбо!

Заткнись, дурачок! Мы и так знаем, как его зовут!

Сейчас же идите домой, – сказал Джимбо, – или я завтра не приду в деревню.

Ну да! Если мы сейчас уйдем, то пропустим все самое интересное!

В прошлый раз сумасшедший перекинул трех человек через стену!

Джимбо строго посмотрел на детей.

Я и послезавтра не приду в деревню.

Ну ладно, ладно. Пошли отсюда.

Но ты же завтра придешь, правда?

Обещаешь?

Обещаю, – отозвался Джимбо.

Две самые маленькие девочки взяли Горо за руки. Если б здоровяк вздумал сопротивляться, они бы нипочем не сдвинули его с места. Но Горо всегда слушался женщин. Возможно, так в его непритязательном рассудке запечатлелись какие-то уроки, преподанные матерью. Когда девочки потащили его за собой, Горо беспрекословно подчинился.

Джимбо!

Джимбо смотрел детям вслед, пока они не скрылись за поворотом тропки, ведущей вниз, в долину. Он следил за ними, пока последний ребенок не исчез из виду. Настал час обезъяны, и сгустились сумерки. Пора было готовить кашу на ужин. Джимбо направился прямиком на кухню. Его не интересовало, что за суматоха царит в монастыре. Если ему нужно будет что-то знать, настоятель ему об этом сообщит.

Джимбо осторожно и бережно вымыл травы, собранные в горах. Вскоре в кашу станут регулярно добавлять мелко нарезанные зеленые побеги, чтоб придать ей более приятный вид и запах. За полгода, проведенные в монастыре, Джимбо утратил счет времени. Он не знал теперь, какой сейчас месяц и какое число. Правда, распознать времена года было нетрудно. Сейчас зима. Рождество бывает зимой. Возможно, оно даже сегодня. Джимбо больше не был христианином, но не видел ничего дурного в том, чтоб вспомнить о Рождестве. Будда и Христос говорили очень по-разному, но какой смысл они вкладывали в свои слова? На взгляд Джимбо, смысл отличался мало.

Джимбо, тебя хочет видеть настоятель, – сказал заглянувший на кухню Таро. Вместо монашеской рясы на нем была дорожная одежда, узкие брюки и кафтан. За пояс были заткнуты два меча. Неподалеку тихо заржала лошадь.

Джимбо прошел вместе с Таро к оружейне. Настоятель кивком подозвал Джимбо, а Таро сказал:

Отправляйся.

Таро поклонился, вскочил на коня и поскакал к воротам. Уже почти стемнело. Таро придется ехать ночью через враждебную территорию, соседнюю провинцию Ёсино. Джимбо мысленно вознес молитву за друга. Пусть его путь завершится благополучно.

Огромные металлические птицы плюются сгустками пламени, – донесся из запертого здания голос Сигеру. – Повсюду пахнет горелой человеческой плотью.

Тебе эти слова не напоминают пророчество, а, Джимбо? – поинтересовался Сохаку.

Я не знаю, как должно звучать пророчество, преподобный настоятель.

Я думал, что христианство – религия пророков.

Не знаю. Я не христианин.

Но ты был им, – сказал Сохаку. – Послушай, что он говорит. Это пророчество?

Пророки иногда бывают безумцами, – ответил Джимбо, – но не каждый безумец – пророк.

Сохаку фыркнул.

Я не безумец, и не пророк. В этом-то и заключается моя проблема.

Князь Гэндзи оставил совершенно четкие, недвусмысленные указания. Он велел незамедлительно вызвать его, как только его дядя начнет пророчествовать. Откуда он узнал, что дядя начнет пророчествовать? Очевидно, это тоже было делом пророчества. Или безумия. Насколько же проще быть вассалом господина, воспринимающего вчерашний день как прошлое, сегодняшний – как настоящее, и завтрашний – как будущее! Покойный князь Киёри по крайней мере был знающим, дисциплинированным воином. А его внук и наследник, с точки зрения Сохаку, уделял изучению пути самурая слишком мало времени и сил.

Сёгуна нет, – продолжал Сигеру. – Мечей нет. Сложных причесок нет. Кимоно нет.

Я решил, что это пророчество, – сказал Сохаку, – и оправил сообщение князю Гэндзи. Таро доберется в Эдо за сутки. В течение недели он должен будет вернуться, вместе с нашим князем. Ты встретишь его.

Заслужил ли я подобную честь? Ведь тем чужеземцем, о котором говорил князь Киёри, может оказаться кто-то другой, а вовсе не я.

Джимбо имел в виду пророчество князя Киёри о том, что в канун Нового года появится чужак, от которого будет зависеть выживание клана Окумити. Сохаку слабо верилось в это пророчество. Он вообще не испытывал особого доверия к пророчествам. Если князь Киёри и вправду мог так замечательно предвидеть будущее, что ж он не воспрепятствовал своему убийству? Впрочем, никто и не требовал от Сохаку веры в пророчества. Он него требовалось лишь исполнять приказы своего сюзерена. Но даже это было скользким вопросом. Насколько скользким – этого Сохаку еще не решил.

Ты – единственный чужеземец, знающий наш клан, – сказал Сохаку. – Новый год приближается. Так кто же еще это может быть?

В настоящий момент настоятеля куда больше интересовал Сигеру. Возможно, Сохаку удастся застать его врасплох и связать. В противном же случае, когда прибудет князь Гэндзи, они окажутся в чрезвычайно неловком положении. Ведь они же – лучшие кавалеристы клана. И вот они сидят под запертой дверью оружейни, а безумец, лепечущий всякую чушь, человек, которого они обязаны были охранять, не подпускает их к собственному оружию.

Я пойду приготовлю еду для господина Сигеру, – сказал Джимбо и, поклонившись, отправился обратно на кухню. Просто поразительно, как хорошо он за столь краткий срок изучил японские обычаи. Сильнее всего Сохаку поразило то, как быстро чужеземец усвоил их язык. Тоунсенд Гаррис, американский консул, прожил в Японии уже четыре года и до сих пор не знал японского, не считая нескольких слов, да и те он выговаривал с большим трудом. Сохаку слышал это собственными ушами, когда сопровождал князя Киёри в резиденцию дипломата в Эдо. Джимбо же всего за год заговорил так, что и не отличишь от японца.

Изуродовано все. От рождения. По случайности. По замыслу.

Сохаку продолжал слушать бормотание за дверью. Если он и не схватит Сигеру сейчас, то схватит завтра или послезавтра. Даже сумасшедшим нужно когда-то спать.

Чудеса шли сплошной чередой, чудеса видения, понимания и сил.

Он ходил вместе с Иисусом по водам.

Он стоял вместе с Моисеем перед горящим и не сгорающим кустом.

Он летел вместе с Гавриилом над полем Армагеддона.

Святой пыл вернул ему силы. Зефания проснулся в другом месте и обнаружил, что ему дана способность понимать японский язык. Изнеженный японский князь заговорил, и Кромвель благословлен был пониманием.

Почему бы нам не перейти в соседнюю комнату? – предложил Гэндзи. – Служанки позаботятся о мистере Кромвеле. Если что-нибудь изменится, они нас позовут.

Эмилия покачала головой.

Если он придет в себя, то его утешит, если я буду рядом.

Ну что ж, – сказал Гэндзи. – Значит, посидим здесь.

Хоть Кромвель и успел уже привыкнуть к чудесам, все же услышанное изумило его. Он даже не знал, что удивило его сильнее, – то, что Эмилия, подобно ему самому, поняла чуждую речь, или то, что князь понял английские слова, слетевшие с ее губ. Среди всех великих знамений и пророчеств это преодоление вавилонского проклятия было величайшим. Кромвель открыл глаза.

Эмилия улыбнулась ему. Почему по ее щекам текут слезы? Она позвала:

Зефания!

Кромвель попытался было сказать «Эмилия!». Но вместо слов рот его заполнила горячая жидкость.

О Господи! – воскликнула Эмилия и прижала кулаки ко губам. Она упала бы со стула, не подхвати ее Старк.

Гэндзи взял Кромвеля под мышки, приподнял и усадил. Рукав его кимоно почернел от темных брызг, летевших изо рта раненого.

Господин! – метнулся вперед Сэйки. – Пожалуйста, не прикасайтесь к нему! Вы испачкаетесь в нечистотах чужеземца!

Это всего лишь кровь, – возразил Гэндзи. – Точно такая же, как твоя или моя.

Старк почувствовал, как Эмилия, и без того уже напряженная от страха, напряглась еще сильнее. Девушка близка была к шоковому состоянию.

– Эмилия! – окликнул ее Старк, положил голову девушки себе на плечо и заставил ее отвернуться от Кромвеля. Чуть-чуть расслабившись, Эмилия обняла Старка, уткнулась лицом ему в грудь и заплакала. Старк вывел ее из комнаты. Где-то здесь неподалеку был небольшой садик. Надо отвести ее туда.

Пойдем. Здесь мы уже ничего не сможем сделать.

В коридоре, ведущем к садику, Старк и Эмилия столкнулись с двумя мужчинами. Встречные поспешно направились к той комнате, из которой только что вышли миссионеры. Оба они были при двух мечах, как самураи, но у одного была бритая голова, и облачен он был в очень скромную, и к тому же грязную одежду. Должно быть, он прибыл откуда-то издалека, и при этом очень спешил. Пыль, смешавшаяся с потом, превратилась в грязную маску на лице.

Нет, брат Мэттью, – сказала Эмилия. – Я не могу оставить Зефанию одного.

Брат Зефания больше не один, – ответил Старк. – Он сейчас в доме Спасителя, среди сонма праведников.

Сэйки был в ужасе. Этот захлебывающийся кровью чужеземец испачкал одеяния князя Гэндзи! Хуже того – он умер на руках у князя! Нужно немедленно позвать синтоистских жрецов, чтоб очистить князя! А потом нужно будет очистить еще и комнату – сразу же после того, как уберут тело. Постельное белье, мебель, циновки – все придется сжечь. Самого Сэйки это мало волновало. Для него любая религия была детскими сказками. Но кое-кто из его людей очень чувствителен к старым суевериям.

Господин, – произнес Сэйки, – вы уже ничем не поможете чужеземцу. Прошу вас, отдайте тело на попечение слуг.

Он не умер, – отозвался Гэндзи. – Он просто спит.

Спит?

Это невозможно! Сэйки присмотрелся поближе. Ужасающее зловоние, исходящее от чужеземца, вызвало у него тошноту. Но он увидел, что грудь раненого медленно поднимается и опускается, и услышал тихое посапывание.

Гэндзи передал Кромвеля Ханако и второй служанке.

Присмотрите за ним до возвращения доктора Одзавы. Если он начнет задыхаться, прочистите ему горло. Если придется – даже рукой.

Да, господин, – хором отозвались служанки. Они с трудом боролись со рвотными позывами. Но выказать хоть малейшее неудовольствие в присутствии князя – это было бы вопиющим нарушением этикета.

Взгляни-ка, как спокойно его лицо, – сказал Гэндзи, обращаясь к Сэйки. – Он видит целительные сны. Думаю, он выживет.

Это было бы чудом.

Он – христианин. Его религия – религия чудес.

Он еще не умер, господин, но вряд ли из этого следует, что он выживет. От него исходит зловоние смерти.

Возможно, нет. Думаю, он вряд ли мылся во время плавания. Может, отсюда и этот запах.

В дверях показался самурай из внешней стражи. Поймав на себе взгляд Гэндзи, он поклонился.

Господин, всадник привез срочное сообщение.

Приведите его.

Гэндзи сейчас с удовольствием снял бы окровавленную одежду и принял ванну. Ну что ж, придется с этим подождать.

Несмотря на скромную одежду и бритую голову, посланец был знаком князю. Его звали Таро. Полгода назад он вместе с еще двумя дюжинами лучших кавалеристов княжества Акаока и их командиром принял монашеский сан. Таро мог явиться лишь из нынешней своей обители, монастыря Мусиндо, и лишь с одной-единственной вестью. Гэндзи не нужно было выслушивать гонца, чтоб узнать, что он скажет.

Господин, – произнес Таро, и умолк на миг, переводя дыхание. – Господин Танака… – Он снова умолк и виновато поклонился. – То есть, настоятель Сохаку просит указаний.

Гэндзи кивнул.

Что сейчас творится в окрестностях?

В провинции Ёсино перемещаются крупные военные отряды, господин. Мне несколько раз приходилось уходить с дороги и прятаться.

Говори точнее, Таро, – строго заметил Сэйки. – Или тебя не обучали на разведчика?

Слушаюсь, господин. – Таро быстро произвел в уме какие-то подсчеты. – Пятьсот конных мушкетеров при четырех осадных орудиях движутся по главному тракту на юг, в сторону Внутреннего моря. Три тысячи пехотинцев, разбитых на три отряда, прошли ночью в том же направлении.

Прекрасно, Таро. Приведи себя в порядок и приготовься через час выехать обратно.

Слушаюсь, господин.

Ёсино принадлежит союзникам Курокавы! – прошипел Сэйки. – Эту провинцию отделяет от ваших владений лишь узкая полоска моря! Возможно, они они решили воспользоваться недавней кончиной вашего дедушки.

Сомневаюсь. Сёгун не даст дозволения напасть на Акаоку. Он слишком боится чужеземцев, чтоб без крайней необходимости рисковать вызвать какие-либо беспорядки внутри страны.

Нынешний сёгун – пустое место, – отрезал Сэйки. – Его титул главнокомандующего, побеждающего варваров, весит куда больше, чем он сам, четырнадцатилетний мальчишка. А советники его – трусы и глупцы!

Возможно, сёгуну не хватает мощи его предков, – согласился Гэндзи. – Но ни один властитель не позволит, чтоб его властью пренебрегали, да еще и так неприкрыто и нагло. Армия сёгуна до сих пор остается сильнейшей в Японии. И ни у кого, кроме него, нет военного флота, достойного этого имени.

На некоторое время он умолк, погрузившись в задумчивость.

На самом деле, это хорошие новости. Чем больше все будут заинтересованы событиями на юге, тем менее опасным будет путь на север.

Господин, но не собираетесь же вы отправиться в монастырь лично?!

Я должен. «Настоятель Сохаку просит указаний» означает, что произошли события, требующие моего присутствия. Не волнуйся, Сэйки. Я не стану путешествовать при полном параде. Это привлекает слишком много внимания. Я поеду инкогнито, вместе с Таро. – Гэндзи оглядел комнату. – И еще возьму Хидё и Симоду.

Услышав свои имена, самураи поклонились.

Да, господин. Благодарим вас. Мы приготовимся к поездке.

Возьмте луки, – велел Гэндзи. – Но никакого огнестрельного оружия и никаких доспехов. Мы едем на охоту. И чтоб одежда была без гербов.

Да, господин. Слушаем и повинуемся.

И с этими словами Хидё и Симодапоспешно вышли.

Сэйки, не вставая с колен, подался вперед и низко поклонился.

Господин, молю вас, подумайте еще раз! Всего лишь час назад на вашу жизнь покушались. Вашего чужеземного гостя тяжело ранили. Об этом уже знает весь Эдо. Кто же в такой момент отправляется на охоту? Это совершенно неправдоподобно. Никто в это не поверит.

А я не согласен. Моя репутация легкомысленного бездельника буквально требует такого шага.

Господин, хотя бы позвольте мне сопровождать вас! – взмолился Сэйки.

Не могу. Само твое присутствие придаст нашей поездке величайшую серьезность. То есть, мы получим прямо противоположный результат.

Один из самураев рассмеялся было, но тут же поперхнулся под гневным взглядом Сэйки и умолк.

А кроме того, – продолжил Гэндзи, который и сам с трудом сдержался, чтоб не рассмеяться, – ты нужен мне здесь, чтоб защищать наших гостей от любых нападений.

Он взглянул на Кромвеля. Даже под закрытыми веками видно было, как вращаются глазные яблоки раненого.

А где еще два чужеземца?

Во внутреннем садике, господин, – сообщил один из стражников.

Бумагу! – велел Гэндзи. Получив все письменные принадлежности, князь написал по-английски короткую записку.

«Дорогие мисс Гибсон и мистер Старк! Сожалею, но я вынужден ненадолго уехать. Я пришлю друга, который побудет с вами. Как ни печально, но ее английский еще хуже, чем мой. Но зато она позаботится обо всех ваших нуждах». Он вздохнул, удивляясь странным обычаям чужеземцев, но все-таки написал личное имя впереди родового. «Искренне ваш, Гэндзи Окумити».

После встречи с главой тайной службы Хэйко отправилась в свой домик, расположенный в роще Гинза, на восточной окраине Эдо, неподалеку от Нового моста и тракта Токкайдо.

Ваша ванна готова, – сообщила вместо приветствия Сатико.

Спасибо.

Хэйко быстро разделась, набросила на себя скромный халат и направилась в купальню. Она всегда мылась после встреч с Каваками, невзирая на время суток. Сегодня она ощущала еще большую потребность отмыться, чем обычно.

Собственный доклад породил в ее сознании такие картины, какие Хэйко предпочла бы позабыть. Ей несколько раз доводилось видеть дядю Гэндзи, Сигеру. На вид это был совершенно нормальный человек. Что за безумие заставило его перебить всю семью, включая единственного сына, прекрасного мальчика шести лет от роду? Поразил ли этот недуг его одного или он передавался в роду? Неужто и ее возлюбленный Гэндзи когда-то сойдет с ума?

Можешь ли ты подтвердить свой рассказ? – спросил ее Каваками.

Нет, господин.

Тогда все это не более чем догадки.

Все эти смерти случились на самом деле, господин. Слухи касаются лишь сопутствовавших обстоятельств. Уже было сообщено, что тесть Сигеру, Ёритада, погиб под лавиной, сошедшей с горы Тоса, и вместе с ним погибли все домашние, включая гостившую у отца дочь, Умеко, и троих ее детей. Как утверждается, когда они уехали, случайно вспыхнул пожар и уничтожил все поместье. На первый взгляд все это кажется чрезвычайно маловероятным, а на второй – чрезвычайно удобным, если там и вправду произошла бойня.

Иногда в жизни случаются и совпадения, – сказал Каваками.

Да, господин.

Это все?

Нет, господин. Есть кое-что еще. Прибывший сегодня утром чужеземный корабль чем-то заинтересовал князя Гэндзи. Корабль называется «Вифлеемская звезда». Князь не упоминал, что за груз доставил этот корабль. – Хэйко не боялась сказать что-нибудь лишнее. К настоящему моменту шпионы Каваками наверняка уже рассказали ему об этом корабле куда больше, чем она. – В час дракона он отправился в порт.

Человеческий груз, – ответил Каваками. – Еще несколько христиан из секты Истинного слова. Возможно, это свидетельствует о том, что князь Гэндзи вовлечен в какой-то христианский заговор.

Хэйко весело рассмеялась.

Чтоб такой человек, как он, участвовал хоть в каком-то заговоре? Гэндзи интересуют лишь женщины, вино и музыка! Если заговор и существовал, его, несомненно, устроил покойный князь Киёри. И с его кончиной должен был закончиться и заговор.

Но ведь Гэндзи увлекается еще и охотой, не так ли? Это – часть наших воинских традиций.

И снова Хэйко хихикнула.

Ваших традиций, господин Каваками, – возможно. Вы ведь истинный самурай. А князь Гэндзи всегда возвращается с охоты с пустыми руками.

Не следует чересчур полагаться на внешние признаки, – назидательно заметил Каваками. – Это может быть представлением, специально устроенным для нас.

Хэйки поклонилась с сокрушенным видом.

Да, господин.

Она сомневалась, что Каваками сам верит в то, что говорит. Скорее уж он считает, что клан Окумити, как и клан сёгунов Токугава, находится в последней стадии упадка. Дед, Киёри, был последним, кто походил на великих князей древности. Его сын, Ёримаса, пристрастился к опиуму и умер молодым. Его внук, Гэндзи, в общем и целом выглядел именно так, как описывала Хэйко. А Сигеру, единственный из ныне живущих Окумити, кого действительно стоило считать опасным, сошел с ума. Возможно, этого хватит, чтоб уберечь Гэндзи. Если он не представляет ни для кого опасности, то и убивать его незачем.

Девушка остановилась, не дойдя нескольких шагов до купальни. По коже у нее побежали мурашки – но не от холода. Над высокой прямоугольной бадьей с горячей водой поднимался пар. В кустах зачирикала какая-то птица. Все как всегда. Что же заставило ее насторожиться? Случайно или инстинктивно, но на ум ей пришло вполне определенное имя.

Кумэ, если ты выйдешь сам, я не стану тебя убивать, – сказала Хэйко. – Во всяком случае, сегодня.

Купальню заполнил громогласный нутряной хохот. Кумэ ступил на порог и поклонился.

Не гляди на меня так сердито, Хэй-тян, – сказал он, назвав девушку дружеским уменьшительным именем. – Я просто проверял твою бдительность.

И собирался затянуть проверку до того времени, когда я разденусь?