Текст книги "Воробьиная туча"

Автор книги: Такаши Масуока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Господин, я не могу, – стояла на своем Хэйко. – Это лишь добавит гнусости моим преступлениям.

Каким преступлениям? – поинтересовался Гэндзи. – Я что, мертв? Или искалечен? Или самые сокровенные мои тайны стали известны врагам?

Господин, я скрыла от вас свою истинную природу.

Гэндзи тяжело вздохнул.

Ты что, считаешь меня полным идиотом?

Господин?

Самая красивая гейша Эдо выбирает в любовники самого незначительного из князей. Исключительно из-за моей красоты, обаяния и остроумия. Разумеется. Как же иначе? Ты не находишь, что я был бы редким дурнем, если б не задумался, что за этим кроется?

Гэндзи поднял бутылку. Хэйко пришлось подставить чашечку – иначе сакэ пролилось бы на циновку.

Я знал, что ты работаешь на Вьедливого Глаза, – сказал Гэндзи. – Иначе и быть не могло. Этот человек терпеть меня не может. Я знал, что ты на него работаешь – и был уверен, что ты знаешь, что я об этом знаю. И знаешь, что я знаю, что ты знаешь. В конце-то концов, мы не дети и не чужеземцы. Для нас плести интриги так же привычно, как дышать. Мы, наверное, уже не можем без них.

Он жестом велел Хэйко пить. Гейша была так потрясена, что повиновалась. Князь забрал у нее чашку, и Хэйко налила ему еще.

Вы не можете закрыть глаза на мое предательство, – сказала Хэйко, – и не можете оставить его безнаказанным. Ваши вассалы перестанут вас уважать.

Разве я заслужил наказание?

Вы, мой господин? Конечно же, нет! Вы не сделали ничего дурного.

Тогда почему я должен наказывать сам себя?

Вы и не должны. Наказания заслуживаю я одна.

В самом деле? Ладно. Предлагай наказание.

Не мне это решать.

Я приказываю.

Хэйко поклонилась.

Мой господин, есть лишь два выхода: казнь или изгнание.

С одной стороны, ты – гейша и моя возлюбленная. С другой ты – нинздя и агент тайной полиции сёгуна. Как отделить одно от другого? Мы живем в мире, где разные виды верности постоянно сталкиваются друг с другом. И не непорочность, а природа равновесия обнажает нашу истинную суть. Я не нахожу никакой вины ни на тебе, ни на мне. Следовательно, мы оба оправданы.

Господин, вам не следует так легко прощать меня.

Гэндзи взял Хэйко за руки. Хэйко попыталась отнять руки, но он не отпускал.

Хэйко, посмотри на меня.

Но Хэйко не могла заставить себя поднять взгляд.

Наказание, которое ты предлагаешь, причинит мне неизбывную боль. Разве это справедливо?

Гейша не ответила. Гэндзи отпустил ее.

Так значит, любовь, о которой ты говорила, настолько слаба, что ты предпочитаешь умереть, – сказал он.

Мы с Кумэ были последними из нашего клана, – сказала Хэйко. – Как я могу позабыть о своей клятве и остаться жить? Я опозорю этим и его, и себя.

Если ты умрешь, моя жизнь превратится в жалкое, безрадостное существование. Как я могу вынести такой приговор сам себе?

У нас нет иного выхода. Такова наша карма.

А такова ли она? Кто еще в замке, кроме Старка, знает об этом?

Думаю, теперь уже все. Скверные новости разносятся быстро.

Я имел в виду – официально.

Кроме вас – никто, господин.

Значит, наилучшим выходом будет ложь, – сказал Гэндзи и ненадолго задумался. – Ты только делала вид, будто работаешь на Въедливого Глаза. А сама все это время сообщала обо всем мне. Даже сейчас мы разрабатываем планы, как с твоей помощью продолжать поставлять Каваками ложные сведения, чтоб убаюкать его мнимым ощущением всеведения. А когда мы будем готовы, мы захлопнем капкан и заставим Каваками совершить роковую ошибку.

Но это же смешно. Никто в это не поверит.

А им не обязательно верить. Достаточно будет, если они притворятся, что верят. И мы тоже притворимся. Хидё, Таро!

Обе половинки двери мгновенно разъехались.

Господин.

Пришло время рассказать вам о самой тайной моей стратегии, – сказал Гэндзи. – Входите и закройте дверь.

Господин.

Когда Гэндзи завершил свое повествование, самураи низко поклонились Хэйко.

Госпожа Хэйко, – сказал Таро, – позвольте поблагодарить вас за то, что вы так отважно рисковали жизнью. Мы во многом обязаны одержанной победой именно вашему мужеству.

Я молю богов и будд, чтоб они ниспослали мне хотя бы малую часть ваших добродетелей, – добавил Хидё.

Голоса их были ясны и тверды, но по щекам их текли слезы. Правда, оба самурая как бы не замечали их.

Интересно, сколько просуществовали бы самураи или гейши, не будь на свете кабуки? – поинтересовался Гэндзи. – Мы так любим мелодрамы…

Хэйко взглянула на него, и увидела, что в глазах у князя тоже стоят слезы. И это зрелище подорвало ее решимость.

Гэндзи! – воскликнула она – и ничего больше не смогла добавить, поскольку давно сдерживаемые слезы наконец-то хлынули наружу.

ГЛАВА 14
Сэкигахара

Когда атакуешь, дождись нужного момента.

Когда ждешь, будь наготове, словно валун, замерший на краю скалы высотой десять тысяч футов.

Когда нужный момент наступит, вложись в атаку, словно валун, рушащийся в пустоту.

«Судзумэ-но-кумо». (1344)

Когда Кудо не вернулся из гор, Сохаку не удивился. Он надеялся, что его союзники уничтожат Сигеру. Надеялся, но не рассчитывал на это. А вот что его действительно удивило, так это то, что на стороне Гэндзи сражались ниндзя. Сохаку был одним из трех главных военачальников княжества. Среди тех, кто следовал за знаменем с изображением воробья и стрел, никогда не было ниндзя. Во всяком случае, насколько было известно Сохаку. Мыслимо ли, чтоб это хранилось в столь строгой тайне, что даже он об этом не знал бы? Это казалось невозможным. Кудо узнал бы об этом и рассказал бы ему. Сэйки узнал бы об этом, и непременно выказал бы это, так или иначе. А обмануть всех троих не смог бы даже столь хитроумный человек, как князь Киёри. Или смог бы? А даже если бы и смог, соглашение распалось бы с его смертью. Договор с ниндзя держится лишь на личных клятвах.

И не может быть, чтоб Гэндзи нанял их самостоятельно. Он даже не сумел бы их отыскать. Его царство – сакэ и гейши, а не лазутчики и убийцы. Да и какой ниндзя положился бы на слово такого изнеженного слабака? Разве что они тоже купились бы на сказочку об его пророческом даре… Нет, ниндзя всегда трезво смотрят на мир. Их вокруг пальца не обведешь.

Значит, оставался еще один кандидат – и он внушал серьезное беспокойство. Каваками. Известно было, что среди сотрудников тайной полиции сёгуна ниндзя имеются. Неужели все это спланировал Въедливый Глаз, чтоб устранить их с Кудо и тем самым ослабить Гэндзи? Возможно, на самом деле он вовсе и не собирался включать их в число своих сторонников. Тогда, вероятно, Кудо мог погибнуть в ловушке, которую подстроил Каваками. Но это тоже маловероятно. Слишком уж просто и неразумно. Если б Каваками и вправду намеревался их предать, разумно было бы позволить Кудо убить Сигеру, подождать, пока Сохаку поможет схватить Гэндзи, а потом уже убить всех троих сразу.

Все это не имело смысла. Нужно разобраться, что же происходит, и поскорее, иначе его действия не принесут хороших результатов, – а ему придется действовать, причем скоро. У него меньше восьмидесяти человек. Его вассалы в Акаоке либо мертвы, либо они больше не его вассалы. Пока он не поймет, каковы же намерения Каваками, он не может рисковать и возвращаться в Эдо. Возможно, вместо защиты его там ждет арест и следствие.

По крайней мере, его семья в безопасности. Когда он ушел в монахи, жена с детьми вернулась к отцу – а его поместье находится на Кюсю, самом южном из четырех главных островов Японии. Там Сигеру до них не дотянется.

Нужно отринуть все надежды и страхи, дабы на душу его снизошел покой. И тогда решение сложится само собою.

В этих условиях осталось лишь одно место, куда он мог отправиться.

Монастырь Мусиндо.

Каваками мрачно глядел в свой телескоп на британские и французские военные корабли, вставшие на якорь в заливе Эдо. Немыслимая самонадеянность! Две недели назад они обстреляли город. И вот они снова тут, как будто ничего и не случилось. Нет, хуже! Чужеземцы ведут себя так, словно это они – пострадавшая сторона.

Некоторые из южных князей обстреляли в проливе Куросима торговые суда чужеземцев. В ответ англичане и французы разнесли их форты по камешку, а потом явились в Эдо, чтоб уничтожить дворцы этих князей. А поскольку их меткость ничуть не лучше их разума, чужеземцы разгромили весь район Цукидзи, без разбора. И что же, разве они раскаиваются? Как бы не так! Они требуют, чтоб им выплатили компенсацию за ущерб, нанесенный их торговым судам, чтобы князья, допустившие этот обстрел, принесли официальные извинения, и чтоб сёгун пообещал, что это никогда больше не повторится.

Все это внушало глубокое беспокойство. Но самыми оскорбительными были вести, полученные с переднего края. Когда британские моряки высадились на берег, мужество самураев, охранявших форты в проливе Куросима, бесследно испарилось. Увидев перед собой дисциплинированные отряды, вооруженные ружьями – а их к тому же поддерживала корабельная артиллерия, – самураи обратились в позорное бегство. Шестьсот лет назад их предки без страха встретили и разгромили монгольские орды хана Хубилая. А они бежали, даже не попытавшись принять бой. Воистину, в истории их народа, народа воинов, еще не было столь постыдного дня!

Сёгун оказался не в состоянии дать достойный ответ. Некоторые горячие головы выступали за объявление войны чужеземцам, причем всем сразу. Другие – более перепуганные, но не ставшие от этого более разумными, – твердили, что нужно немедленно выполнить все требования чужеземцев. Необходимо было прийти к согласию, и как можно быстрее, пока правительство не раскололось. И чтоб добиться согласия, сёгун пошел на беспрецедентный шаг. Вместо того, чтоб самостоятельно принять решение и издать по этому случаю соответствующий указ, сёгун пригласил всех князей – даже тех, которые не являлись его союзниками – приехать в Эдо, встретиться на заседании Совета и общими силами выработать ответ. По сути дела, он предложил своим исконным врагам, опальным кланам, еще со времен Сэкигахары мечтающим отомстить сёгунам Токугава, поделиться с ними властью. Тем самым готовилась почва для исторического примирения.

При одной лишь мысли о том, что это и вправду может произойти, Каваками делалось дурно. Тогда всем его тщательно разработанным планам по уничтожению клана Окумити придет конец. Хуже того – в нынешние смутные времена может оказаться так, что репутация провидцев поднимет Окумити на невиданную высоту – ведь толпа и без того мнит о них неоправданно много. Каваками представилось, как это будет.

Гэндзи прибудет на совещание. По ходу дела он бросит какое-нибудь замечание, а сёгун воспримет его, как ценный совет. Последуют некие действия. В результате случайности, часто происходящей с князьями Акаоки, результат окажется лучше самых смелых мечтаний. Сёгун, который в силу шаткости своего положения готов хвататься за соломинку, введет Гэндзи в число своих ближайших советников. Мстительный Гэндзи изобретет какой-нибудь повод, чтоб заставить сёгуна велеть Каваками совершить ритуальное самоубийство. Кавками всю свою жизнь верно служил сёгуну. Однако же, если его господину придется выбирать, он, конечно же, выберет Гэндзи. Каваками и сам поступил бы точно так же, будь он на месте сёгуна – если б поверил в то, во что поверит он. Главе тайной полиции замену найти нетрудно. А вот другого пророка еще попробуй найди.

Что за ужасный исход!

Хотя… Ничего ведь еще не случилось. И не случится никогда, если Гэндзи так и не доберется до Эдо. У Каваками оставался один, последний шанс. На этот раз ему придется действовать неофициальным образом. Ведь Гэндзи больше не преступник, и все обвинения с него сняты, раз действие Закона о смене места пребывания временно приостановлено. Однако же, страна охвачена беспорядками, а в такое время мало ли что может произойти…

Сохаку сообщил, что временно отводит свой отряд в монастырь Мусиндо. Сперва это известие взбесило Каваками. Теперь же он видел, что все складывается как нельзя удачнее. По дороге в Эдо Гэндзи придется проехать между Мусиндо и деревней Яманака. Решено – к нужному часу он явится в эту деревню в сопровождении своих личных вассалов. Их у него около шести сотен, все они вооружены мушкетами и все умеют с ними обращаться. Что ж, если хорошенько все обдумать, вполне возможно, что ему удастся добиться благоприятного исхода.

Но был у Каваками и еще один повод для беспокойства – правда, незначительный, – загадочное исчезновение его помощника, Мукаи. Каваками отправил уже трех гонцов в крохотное северное поместье этого тупицы. Ни один не вернулся. Все это было очень, очень странно. Неужели у Мукаи стряслось нечто столь серьезное, что он даже не имеет возможности ответить? Каваками вспомнил жену Мукаи – он видел ее несколько раз во время празднеств. Она была почти такой же невыразительной и некрасивой, как и ее супруг. То же самое можно было сказать и о двух его наложницах. Кажется, Мукаи держал их исключительно потому, что знатному человеку его ранга полагалось иметь не менее двух наложниц. Ни о какой всепоглощающей страсти тут не могло быть и речи.

Ладно. Рано или поздно Мукаи вернется, и окажется, что ему по какой-то очень важной и очень скучной причине понадобилось срочно съезить домой. Возможно, он по глупости своей воспринял разрешение сёгуна покинуть Эдо как приказ удалиться. С него станется. Он совершал бы подобные промахи постоянно, если б не наставления Каваками.

Так что Каваками выбросил своего помощника из головы. И без того множество неотложных дел требовало его внимания. Его шпионы продолжали следить за тем, что происходит в Акаоке. Хэйко по-прежнему делит постель с Гэндзи. Значит, вскоре он дождется своего счастливого случая.

Во-первых, я категорически не советую вам отправляться в эту поездку, – сказал Сэйки. – Во-вторых, если все-таки ехать, то непременно в сопровождении значительно отряда. Не менее тысячи человек. В-третьих, я настойчиво советую взять себе в спутники еще хотя бы одного князя – предпочтительно такого, который сохраняет нейтралитет. Тогда вероятность того, что по дороге мы попадем в засаду, уменьшится.

Благодарю тебя за искреннюю заботу, – сказал Гэндзи. – При других обстоятельствах опасность и вправду была бы настолько велика, как ты опасаешься. Но я еду в Эдо по приглашению сёгуна. А значит, нам обеспечен безопасный проход.

Десять лет назад это было бы правдой, – возразил Сигеру. – Но нынешний сёгун теряет власть над страной. Чужеземные корабли безнаказанно обстреливают его столицу. Его союзные князья, равно как и опальные князья, все чаще нарушают его повеления. А во многих провинциях даже княжеская власть ослабела. Сэйки прав. Вам не следует ехать.

Гэндзи повернулся к Хидё.

А ты как думаешь?

Господин, ехать вам или не ехать – это решать не мне. Но если вы решите ехать, то я согласен с господином Сэйки. Вам следует взять с собой большой отряд. Тысячи хватит, если вы отберете лучших.

Гэндзи покачал головой.

Если я двинусь к Эдо с тысячным отрядом, сёгун расценит это как проявление враждебности, и у него будут на то некоторые основания.

Поставьте его в известность, причем заблаговременно, – сказал Сэйки. – Скажите, что оставите своих людей за пределами города, но неподалеку от равнины Канто – на тот случай, если сёгун пожелает, чтоб они вместе с его войсками выступили против чужеземцев. Мы можем разместить их в монастыре Мусиндо.

Нам в любом случае придется туда заглянуть, – сказал Гэндзи. – Эмилия хочет посмотреть, в каком состоянии здание их миссии. Ты не знаешь – его хоть начинали строить?

Не знаю, мой господин. – Сэйки с трудом подавил раздражение. Он был безмерно признателен госпоже Эмилии за то, что она спасла князю жизнь. И все же он находил исключительно неуместным проявлять заботу о ее малозначительной миссионерской деятельности, когда обсуждаются столь важные вопросы. – Вы намерены позволить госпоже Эмилии сопровождать вас в Эдо?

Да.

Тогда я должен добавить четвертое замечание, – сказал Сэйки. – Я настойчиво советую не брать ее в эту поездку.

«Тихий журавль» сейчас отстраивают заново, – сказал Гэндзи. – Эмилии нужно присмотреть за некоторыми деталями. Она не сможет этого сделать, если останется здесь.

Сэйки скрипнул зубами.

Неужели в число ее талантов входит и дар архитектора?

Нет. Но нашим архитекторам потребуются ее советы касательно постройки церкви.

Церкви?

Я приказал, чтоб на территории дворца возвели небольшую христианскую церковь.

Что?! – ошеломленно переспросил Сэйки.

Сигеру рассмеялся – ко всеобщему удивлению. Он нечасто смеялся.

А почему это тебя так беспокоит, Сэйки? Тысячу лет назад буддизм был чужеземной религией. Ее занесли к нам миссионеры из Китая и Кореи. А теперь буддизм – такая же часть Японии, как и мы сами. Возможно, тысячу лет спустя то же самое скажут и о христианстве, которое сейчас несут к нам эти новые миссионеры.

Я не знал, господин, что вам присущ столь оптимистический взгляд на вещи, – только и смог сказать Сэйки.

Я научился этому у моего племянника, за время пути.

И вы считаете благоразумным брать женщину в путешествие, которое может оказаться столь опасным?

Не женщину, а женщин, – поправил его Сигеру. – Госпожа Хэйко и Ханако тоже поедут с нами.

Это еще больше ужаснуло Сэйки, но он сдержался, и лишь сказал:

В-пятых, я предлагаю отнестись к этому путешествию со всей серьезностью, какой оно заслуживает.

Хэйко скучает по Эдо, – сказал Гэндзи. – И не следует лишать Хидё возможности поскорее обзавестись наследником.

Наибольшая опасность не миновала, – сказал Сэйки, не позволив себе высказаться по поводу столь легкомысленных доводов. – Она все еще впереди.

И когда она настанет, мы встретим ее достойно, – сказал Гэндзи. – А до тех пор давайте не будем изводить себя ненужным беспокойством.

Сэйки поклонился. Какая, однако, насмешка судьбы: пережить такие опасности, и лишь затем, чтоб умереть во время обычной поездки в Эдо. Такова природа кармы. И Сэйки кланялся сейчас не только своему князю, но и карме.

Слышу и повинуюсь, мой господин.

Благодарю тебя, Сэйки.

Сколько человек мне следует взять?

Думаю, двадцати-тридцати вполне хватит. Мы не станем задерживаться в Эдо надолго.

Наши разведчики донесли, что Сохаку сейчас в Мусиндо, – подал голос Хидё. – Если он по-прежнему согласует свои действия с Каваками, даже тысяча человек, которых предлагает взять господин Сэйки, не окажется лишней.

Мусиндо будет свободно задолго до того, как Гэндзи доедет туда, – сказал Сигеру. – А лишившийся имени предатель вскоре не сможет согласовывать свои действия ни с кем, кроме голодных призраков.

Глазам не верю! – воскликнула Эмилия. – Сперва яблоневый сад, а теперь вот это!..

Они со Старком стояли посреди цветущего розария. Здесь были и белоснежные розы, и огненно-красные, и всех оттенков розового.

Недаром этот сад пользуется такой славой, – заметил Старк.

Эмилия вопросительно взглянула на него.

Хэйко сказала, что этот замок еще называют «Хранителем розового сада».

«Хранитель розового сада», – повторила Эмилия. – «Воробьиная туча». Такие поэтичные имена – а даны они крепости, предназначенной для войны.

Для самураев война – это и есть поэзия, – сказал Старк.

Похоже, Мэттью, после вашего путешествия с Хэйко вы стали намного лучше их понимать.

Ну, у нас была возможность поговорить, – отозвался Старк. И сжал зубы, решив, что не стоит больше об этом говорить. Хэйко сказала, что все расскажет Гэндзи. Может, и расскажет, а может, и нет. В любом случае, это ее дела, и его они не касаются.

В розовый сад их привела Ханако, после того, как Эмилия кое-как умудрилась объяснить, что ей хочется побыть на свежем воздухе. Ее комната была так забита всяческими столами, стульями и прочей мебелью, что там попросту нечем было дышать. Да и гостиная, которую она делила со Старком, была ничуть не лучше. А теперь слуги специально для них притащили в сад два кошмарных кресла, обтянутых плюшем. Надо не забыть рассказать Гэндзи про садовую мебель. Ему очень хочется не только получше выучить язык, но и вообще узнать об Америке как можно больше.

Она такая хрупкая… – сказал Эмилия. – Должно быть, ей очень трудно было переносить лишения пути.

Ничего, с ней все в порядке. – Старк попытался увести разговор в сторону. – У вас с князем Гэндзи было куда больше приключений, чем у нас. Если верить слухам, вы – ангел, сотворивший чудо, чтоб спасти жизнь князя.

Эмилия отвернулась – якобы для того, чтоб получше рассмотреть один дальний куст, а на самом деле для того, чтоб скрыть вспыхнувший на ее щеках румянец.

Ой, ну вы же знаете, что такое слухи. Кто-нибудь что-нибудь расскажет такое, чего и сам толком не знает, а дальше они разрастаются и вовсе до неузнаваемости.

Хэйко не похожа на сплетницу. Она сказала, что господин Сигеру сказал, будто нашел вас с Гэндзи в снежной хижине, которую вы соорудили. Вы вправду соорудили снежную хижину?

Это был просто шалаш из ветвей, котороый занесло снегом.

Она сказала, что князь Гэндзи сказал, будто вы согрели его и себя при помощи неких знаний, которым научились у эскимосов.

Никогда в жизни не встречала ни единого эскимоса, – отрезала Эмилия.

Да я и не думал, что вы их встречали, – согласился Старк. – Должно быть, Хэйко что-то неправильно поняла. Или я ее неправильно понял. Так как же это у вас получилось?

Что получилось?

Остаться в живых. Вы продержались почти двое суток во время метели. Что-то же вы сделали, чтоб не замерзнуть.

Шалаш защищал нас от ветра, – сказала Эмилия. Она не могла заставить себя солгать. Но и сказать правду она тоже не могла – видит Бог. Такой неловкости она не вынесет. – А потом образовались стены. Снежные, конечно, но все-таки стены. И внутри было значительно теплее, чем снаружи.

Я просто подумал, что хорошо бы знать, как действовать в такой ситуации, – пояснил Старк. – Мало ли, что еще случится.

Я уверена, что ничего такого больше не случится, – сказала Эмилия. Она прикоснулась к ярко-красной розе. – Интересно, что это за сорт?

«Американская красавица», – ответил вместо Старка Гэндзи.

Эмилия обернулась и обнаружила, что князь стоит рядом с ними. На лице его было написано столь откровенное веселье, что Эмилия ни капельки не сомневалась в том, что он успел услышать по меньшей мере часть их разговора. Увидев ее возмущение, князь немедленно изобразил более серьезную мину. Он подошел к цветку, заинтересовавшему Эмилию, извлек из ножен свой короткий меч и едва коснулся им стебля. Роза упала ему в ладонь. Гэндзи счистил шипы несколькими столь же легкими касаниями меча и с поклоном преподнес укрощенную розу Эмилии.

Благодарю вас, господин.

Странное название для японского цветка, – заметил Старк.

Его называют так только здесь, – сказал Гэндзи. – Одному из моих предков было… – Он хотел сказать «было видение», но вспоминил, что Эмилия очень беспокоится, если он так говорит, и вместо этого сказал: – был сон. На следующее утро он издал указ и повелел, чтобы отныне самые прекрасные розы, цветущие в замке, носили имя «Американская красавица».

Эмилии показалось, что объяснение Гэндзи подозрительно смахивает на очередную историю о видении, но в ней проснулось любопытство.

И что же ему приснилось?

Он так никогда этого толком и не рассказал. В тот самый день он вместе со своим воинством присоединился к клану Такэда. И был с ними, когда они напали на укрепления Нагасино. Пожалуй, это самая прославленная кавалерийская атака в нашей истории. Он погиб от огня вражеских мушкетов, как и тысячи других конных воинов. С тех пор никто больше не ходил в такую атаку.

Так это сон толкнул его на подобное безрассудство?

Да. Перед атакой он сказал своим вассалам, чтобы они отринули всякий страх. Появление «Американской красавицы» в стенах «Воробьиной тучи» возвещает окончательную победу нашего клана. Порукой тому его сон – так он сказал.

Но это же полнейшее безумие! – выпалили Эмилия и тут же прикусила язык. – Простите, господин. Я неверно выразилась.

Гэндзи рассмеялся.

Он попытался подогнать реальность под свои видения. С безумцами это бывает. К несчастью, у нас в роду подобные ошибки – не редкость. Равно как и склонность неверно истолковывать сны. Преемник этого моего предка издал специальный указ – в качестве напоминания и предупреждения.

Очень мудро с его стороны, – сказала Эмилия, пытаясь загладить свое неуместное замечание.

И было бы еще мудрее, если б он и сам не забывал руководствоваться этим принципом, – заметил Гэндзи. – Ведь он, поверив своим снам, выступил при Сэкигахаре против клана Токугава. Он погиб в той битве, наш клан едва не уничтожили подчистую, и сёгун до сих пор не доверяет нам, хотя официально мы и входим в число его советников.

Эмилия нахмурилась; в душе ее боролись сострадание и неодобрение.

Вот верное доказательство того, что эти сны и вправду не более чем сны. Библия говорит: «Пророчество же не для неверующих, а для верующих».

Возможно. Впрочем, меня это не очень беспокоит. Я вижу сны гораздо реже, чем мои предки.

И в тот же самый миг, как эти слова сорвались с его губ, мир вокруг померк, и Гэндзи обнаружил, что находится в другом месте.

Легкий ветерок овевал разгоряченное лицо.

Ветви были усыпаны белоснежными цветами, и воздух был напоен их сладким ароматом.

Яблоневая долина в цвету.

Должно быть, сейчас весна.

От царящей вокруг красоты у Гэндзи сжалось сердце, и на глаза навернулись слезы. Он был счастлив, и все же… Что еще за чувство наполняло его душу? Он не мог этого понять. Возможно, будущий Гэндзи это знал, а вот он нынешний – нет. Как и в прошлый раз, он очутился внутри личности, которой он еще не стал. Его руки – одна сжимала поводья, вторая лежала на рукояти меча, – не очень отличались от тех, которыми он только что поднес розу Эмилии. Значит, это не слишком отдаленное будущее – он еще не успел постареть.

Гэндзи дал волю коню, позволив животному идти, куда оно само пожелает. Он отправился в путь без конкретной цели. Он ждал. Но чего. Нетерпение заставило его соскочить с седла, и он принялся расхаживать взад-вперед. Потом он поднял голову и увидел ту самую ветку, на которой сидела Эмилия, когда он подарил ей эту долину. В тот же самый день Хэйко явилась к нему с исповедью. При мысли об этих двух женщинах Гэндзи улыбнулся.

Прекрасная гейша, знающая куда больше, чем ей следовало бы.

Наивная чужестранка, знающая лишь то, что ей хотелось знать.

Он подумал о них, и это снова напомнило ему о жестоких ограничениях пророческого видения.

Гэндзи сперва почувствовал, как дрожит земля, и лишь после этого услышал стук копыт – кто-то гнал лошадь галопом. Он взглянул в сторону выхода из долины, и увидел на склоне здание с островерхой крышей и примыкающей к нему колокольней. Колокольню венчал христианский крест. Мимо церкви Эмилии стремительно проскакал Хидё. Гэндзи не стал ждать, пока тот подъедет и сообщит ему новости; он вскочил на коня и помчался в сторону «Воробьиной тучи».

Во дворе было полно слуг. Завидев Гэндзи, они принялись кланяться. Не обращая на них внимания, он бросился в замок. И еще с дальнего конца коридора услышал долетающие из его собственной спальни вопли новорожденного. Ноги сами понесли князя туда.

Служанка поднесла ему младенца – показать. Но Гэндзи сейчас интересовала мать, а не ребенок. Он лишь скользнул беглым взглядом по пищащему комку, и собрался войти во внутренние покои. Но тут оттуда вышел доктор Одзава и закрыл за собою дверь.

Как она?

Роды были очень тяжелые, – сказал доктор Одзава. Лицо у него было мрачное.

Но ей ничего не грозит?

Доктор Одзава покачал головой и согнулся в поклоне.

Мне очень жаль, мой господин…

И при этих словах Гэндзи затопило одно-единственное, ни с чем не смешанное чувство. Горе. Он рухнул на колени.

Доктор Одзава опустился рядом с ним.

Князь Гэндзи, вы – отец.

Гэндзи был сломлен скорбью и даже не возражал, когда ему в руки вложили младенца. У ребенка на шее что-то поблескивало. И хотя слезы застилали глаза Гэндзи, он мгновенно узнал эту вещь. Он уже видел ее. Даже дважды.

В первый раз – в другом видении.

И во второй – в снежной норе.

Небольшой серебряный медальон, украшенный изображением креста и стилизованного цветка, – скорее всего, лилии.

Я же предупреждал вас, господин, что вам не следует перенапрягаться, – строго сказал доктор Одзава.

Гэндзи лежал на постели, в комнате, выходящей в розовый сад. Он не помнил, как здесь очутился. Но помнил, как терял сознание.

Я всего лишь беседовал с гостями.

Значит, вы беседовали слишком долго. Пожалуйста, господин, разговаривайте поменьше.

Гэндзи уселся.

Со мной все в порядке.

Люди, с которыми все в порядке, не падают без сознания.

Это было видение.

А! – понимающе протянул доктор Одзава и взглянул в сторону двери. – Ханако!

Дверь отъехала в сторону, и в комнату заглянула Ханако.

Да, доктор.

На лице ее было написано живейшее беспокойство, но она улыбнулась князю и поклонилась.

Принеси чай, – велел доктор Одзава.

Лучше сакэ, – возразил Гэндзи.

Чай, – твердо повторил доктор.

Да, доктор, – отозвалась Ханако и исчезла.

Рассказать тебе?

Как пожелаете, – сказал доктор Одзава. Он был главным доктором клана вот уж сорок лет. До Гэндзи его пациентами были Киёри и Сигеру. Одзава знал о видениях все. – Но, боюсь, я не смогу его истолковать. Мне никогда еще этого не удавалось.

Все когда-нибудь бывает в первый раз.

Не обязательно, мой господин. Некоторые вещи так и не происходят.

Гэндзи постарался как можно подробнее пересказать свое видение. Он ждал, что доктор Одзава что-нибудь скажет, но тот молча потягивал чай.

Это видение подобно первому, – сказал Гэндзи. – Оно ничего не проясняет, а лишь запутывает меня. Кто мать ребенка? Должно быть, это госпожа Сидзукэ из первого видения. На ребенка надели медальон матери. Но в первом видении госпожа Сидзукэ была жива, а я умирал, а здесь, похоже, все случилось наоборот. Неразрешимое противоречие.

Да, на то похоже.

Как по-твоему: я видел то, что произойдет, или то, что может произойти?

Все, чем ваш дедушка делился со мной, свершилось, – сказал доктор Одзава и сделал еще глоток. – Однако же, я знаю, что делился он не всем. Ничего из того, о чем говорил ваш дядя, не воплотилось. Пока что. Но с вами дела обстоят совсем иначе. У вас было два видения, и будет еще одно. И все. На мой взгляд, вам повезло куда больше, чем Киёри или Сигеру. Вам не грозит обрести слишком много ясности, или слишком мало. Скорее, ее будет ровно столько, чтоб усилить вашу бдительность.

Ты не ответил на мой вопрос.

Как я могу на него ответить? Разве я знаю будущее? Я не пророк, я всего лишь лекарь.

Ответ, достойный философа, – сказал Гэндзи. – Но бесполезный. А мне нужен совет.

Единственное, что я мог бы высказать, это мое скромное мнение. Я не решился бы назвать его советом.