Текст книги "Воробьиная туча"

Автор книги: Такаши Масуока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Было бы разумнее не останавливаться на ночь, – сказал Сигеру. – Те, кто разбежались, уже вряд ли вернутся. Однако же, не исключено, что нас могут нагонять другие преследователи.

Да, это было бы разумнее, – согласился Гэндзи. – Но это невозможно. Эмилия не в состоянии сейчас продолжить путь. Потрясение оказалось чересчур велико для нее.

Потрясение? – Сигеру взглянул туда, где сидела чужеземная женщина. – С чего бы вдруг ей испытывать потрясение? Она должна бы радоваться. Ведь схватка казалась соверешенно неизбежной.

Она не привыкла видеть, как люди лишают себя жизни, – пояснил Гэндзи. – Во всяком случае, при помощи мечей. Возможно, смерть от огнестрельного оружия не подействовала бы на нее так сильно.

У Сигеру не хватило терпения продолжать этот спор. Вместо этого он перешел к другому, более важному вопросу.

Некоторые из этих самураев носили герб князя Ёсино. Это означает, что вскорости он узнает о нашем местонахождении, а возможно, и о направлении, в котором мы движемся. А значит, в самое ближайшее время об этом узнает и сёгун, поскольку Ёсино всегда было в союзе с родом Токугава.

Не обязательно, – возразил Гэндзи. – Я очень сомневаюсь, что эти самураи встретились с ведома и согласия своих сеньоров. Они действовали по собственной воле. Тем самым они, формально говоря, совершили измену. А может, не формально, а на самом деле. Они не станут рассказывать о встрече с нами – ведь тогда им придется также сознаться в преступлении, которое обернется смертью и для них самих, и для их семей. Так что нам ничего не грозит.

И тем не менее, – сказал Сигеру, – нам следует, хотя бы из предосторожности, сделать петлю: проехать дальше на север, а у монастыря Мусиндо свернуть на запад. Так нам придется провести в пути лишних два дня, но зато нас труднее будет перехватить.

Тут к ним подошли Хидё и Хэйко.

Господин, шалаши готовы, – доложил Хидё.

Спасибо. Я буду нести стражу первым, Сигеру – вторым, а ты – третьим.

Но, мой господин, вам вовсе не нужно исполнять столь низкие обязанности, – попытался было возразить Хидё.

Нас всего трое. Если я не возьму на себя свою часть обязанностей, вскорости вы с Сигеру устанете настолько, что будете ни к чему не пригодны. Я буду нести стражу первым.

Да, мой господин.

Хэйко улыбнулась Гэндзи.

Что тебя развеселило?

Всего лишь праздная мысль, мой господин.

И что это за праздная мысль?

Мы ведь поедем дальше на север, верно?

Да, на расстояние еще двух дней пути. И что?

А не на севере ли расположен знаменитый неприступный замок семейства Мукаи?

Гэндзи попытался схватить Хэйко, но не сумел. Гейша со смехом увернулась.

Вернись!

Одну минутку, мой господин.

Хэйко подошла к чужеземцам и поклонилась.

Эмилия, Мэттью. – Она указала на один из шалашей. – Мы остаемся здесь на ночь. Пожалуйста, постарайтесь отдохнуть. Возможно, нам не представится больше такой возможности до тех самых пор, пока мы не доберемся до замка князя Гэндзи.

Спасибо, Хэйко, – отозвалась Эмилия.

Девушка улеглась и укрылась несколькими одеялами. Старк и Хэйко сидели рядом с ней до тех пор, пока она наконец не заснула. Когда же Хэйко поднялась, чтоб уйти, Старк остановил ее.

Кто были эти люди?

Хэйко покопалась в памяти, выискивая подходящее слово.

Преступники.

Почему они убежали, вместо того, чтобы наброситься на нас?

Они узнали господина Сигеру.

Но их было две дюжины, а у нас – всего четверо мужчин.

Да, – кивнула Хэйко. – Их было слишком мало, и они об этом знали. Потому и разбежались.

Старк решил, что Хэйко не поняла его вопроса. Иначе почему ее ответы были лишены всякого смысла? Не бывает такого, чтоб две дюжины человек удирали от четверых.

А почему те двое покончили с собой?

Они извинялись за свои грубые слова.

Извинялись, значит. Проткнув себя собственными мечами.

Да.

А что они такого сказали, что им пришлось так извиняться.

Непочтительные слова, – ответила Хэйко. – И с моей стороны было бы очень непочтительно их повторять. – Она поклонилась. – Спокойной ночи, Мэттью.

Спокойной ночи, Хэйко.

Старк не спал почти всю ночь. Он слышал приглушенный смех Хэйко. Потом проснулся дядя князя и исчез в лесу. Несколько часов спустя он вернулся, и на стражу встал Хидё. Старк хотел было предложить свою помощь, но не стал. Не хватало еще случайно кого-нибудь оскорбить, а потом извиняться посредством самоубийства. Он должен жить – до тех пор, пока не умрет Этан Круз.

Ты вправду веришь в то, что сказала? Насчет Мукаи?

Верю. Вспомни, как он смотрел на тебя. Как произносил «мой господин». И как часто это повторял. «Мой господин». При каждой возможности – как будто, произнося эти слова, он обладал тобою.

Предки Мукаи бились рядом с моими предками в сражении под Сэкигахарой. Этим и объясняется его верность.

Если ты и вправду так считаешь, значит, ты наивен, как едва-едва созревшая девочка-крестьянка.

Гарда с воробьями хранилась в его семье на протяжении поколений.

Это он так сказал. Но он с тем же успехом мог купить ее в какой-нибудь лавке. Сэкигахара – повод, а не причина. Любовь всегда изыщет путь.

Чушь какая. И ничего смешного тут нет! Прекрати хихикать.

Ты прав. Я не должна смеяться. Мне следовало бы сердиться.

Это почему еще?

Да потому, что тебя считают более красивым, чем меня. По крайней мере, некоторые.

Мукаи не влюблен в меня.

Когда-нибудь, когда ты будешь жить в холе и неге в этом его замке, стоящем над бушующим северным морем, ты поймешь истину.

Нет, мир настолько не выродится. Во всяком случае, при моей жизни.

Это пророчество, мой господин?

Ночью прошел сильный снег, и поутру равнину Канто укрыло толстое снежное одеяло. Сидя в своем кабинете в замке Эдо, Мукаи смотрел, как мир делается белым. Гэндзи был где-то там, среди этих равнин – преследуемый беглец. Мукаи представил, как молодой князь страдает от непогоды, и у него сжалось сердце.

Он пытался добиться, чтоб именно ему поручили перехватить Гэндзи, но Каваками взял это на себя. И вот теперь он сидит в Эдо и ничем не может помочь тому, кого любит больше жизни. Есть ли судьба ужаснее?

Мукаи взглянул на гарду, которую держал в руке. Воробьи, летящие над волнами. Некогда, именно увидев в лавочке Сэами эту цубу, Мукаи осознал природу чувств, которые он испытывал к Гэндзи. До того момента он не понимал сути непрестанного беспокойства, терзавшего его с прошлой весны. Мукаи думал, что он, как и все вокруг, беспокоится из-за усиливающегося влияния чужеземцев в Японии. А на самом деле он той весной впервые увидел Гэндзи.

А вот следующий князь Акаоки, – сказал Каваками, указав на группу людей, стоящих перед сёгуном. – Когда старик умрет, их род можно считать прервавшимся.

Мукаи взглянул туда, куда указывал Каваками, и увидел юношу, столь прекрасного, что эта красота лишила его дара речи. Он понимал, что должен что-то сказать, как-то дать понять, что разделяет мнение Каваками, но язык отказался ему повиноваться.

Вот так оно все и произошло. Казалось бы, ну что такого случилось? Но в тот вечер, пока Мукаи прислушивался к спору о пагубных ценностях чужеземцев, жизнь его впервые начала обретать смысл.

Главная цель чужеземцев – счастье, – сказал Каваками.

Трудно в это поверить, – заметил князь Нода. – Никакое общество, основанное на столь ограниченной, столь эгоистичной идее, не просуществует дольше нескольких поколений – да и то вряд ли.

Мне неведомо, сколько они просуществуют, – сказал Каваками. – И, тем не менее, это правда.

Конечно, чужеземцы странны, – сказал князь Кубота, – но не могут же они быть

странными настолько!

Так записано в их верховном законе, – сказал Каваками. – Счастье объявляется правом, обещанным каждому.

Каждому лично? – спросил Мукаи.

Каваками раздраженно взглянул на своего помощника. Ему полагалось слушать и восхищаться, а не задавать вопросы. Мукаи виновато поклонился. Успокоившись, Каваками – тем вечером он чувствовал себя особенно великодушным – ответил:

Да, каждому лично.

Какое извращение! – заметил князь Нода.

Мукаи мысленно согласился с ним. Несомненно, иначе как извращением эту идею не назовешь. Цель существования общества – порядок, а единственный способ достичь его – подобающее устройство общества. Без этого нет цивилизации. Каждый должен знать свое место, принимать его, и вести себя в соответствии со своим положением. Счастье. Ну и идея! Мукаи охватило возбуждение – но тогда он счел его праведным негодованием, ибо именно такое чувство предписывалось его положением.

А потом он увидел эту гарду, и что-то в нем сломалось, и что-то вырвалось на волю. И не успев осознать, что же это было, Мукаи заплакал.

Мой господин, – забеспокоился лавочник Сэами, – вам нехорошо?

Летящие воробьи. Филигранное изображение на стали. Но эти воробьи были свободны – Мукаи за всю свою жизнь не изведал такой свободы.

Красота Гэндзи.

Его собственное уродство.

Бессмысленность порядка.

Счастье. Незамутненное, личное, эгоистическое счастье. Думать о себе и забыть обо всем остальном. Нет, даже лучше: раствориться в блаженстве необузданной любви. Если он будет вместе с Гэндзи, он исчезнет, и останется один лишь Гэндзи, бесконечно прекрасный.

Мукаи плакал, а Сэами стоял рядом, беспомощно заламывая руки.

Мукаи спросил, сколько стоит цуба, и заплатил, не торгуясь. Он с радостью заплатил бы и вдвое больше. Цуба навела его на мысль. Он придумал себе предка, сражавшегося под Сэкигахарой вместе с кланом Окумити. Так у него появился повод встретиться с Гэндзи наедине.

И вот теперь, глядя на падающий снег и крепко сжимая в грубоватой ладони гарду с воробьями, Мукаи принял важнейшее в своей жизни решение.

Час спустя он покинул замок Эдо и направился в свои владения, лежавшие на берегу Японского моря. Род Мукаи не входил в число знатнейших, и у него было всего две сотни вооруженных вассалов. Но это неважно. Он соберет их всех и поднимет знамя клана Окумити, с воробьем и стрелами. Если молодой князь умрет, то и ему незачем жить.

Мукаи подумал, что они могли бы погибнуть вместе, и в сознании у него возникла картина, исполненная почти непереносимой красоты. Он не смел и надеяться на подобное счастье. И все же такая возможность существовала. Они могут умереть в объятиях друг друга, и кровь любви сделает их обоих прекрасными в возвышенный миг смерти.

Сердце Мукаи исполнилось радостного жара. Он даже позабыл о зиме.

Отринув стыд, Мукаи признал истину, котрую ощущал теперь в самой глубине души.

Чужеземцы правы. На свете нет ничего важнее счастья.

Сохаку и Кудо ехали прямо по снежной целине.

Вот они, – сказал Кудо.

Впереди показалась большая поляна; не ней встали лагерем две тысячи самураев. Посреди лагеря возвышался шатер командира. Примерно четвертая часть отряда помимо обычных мечей и копий была вооружена еще и мушкетами.

Они не выставили часовых, – заметил Кудо. – Непростительная беспечность.

Но сейчас нет войны, – возразил Сохаку. – И кроме того, кто посмеет напасть на войско сёгуна совсем рядом с Эдо?

Едва лишь они вошли в шатер, их бурно приветствовал Каваками, красовавшийся в полном доспехе.

Господин Кудо, преподобный настоятель Сохаку – добро пожаловать!

Благодарим вас за то, что вы согласились встретиться с нами при столь необычайных обстоятельствах, господин Каваками, – сказал Сохаку.

Пустяки! Не хотите ли выпить сакэ, согреться?

Спасибо, с удовольствием.

Надеюсь, вам удалось покинуть Эдо без особых затруднений?

Да, благодарю вас. – Сохаку осушил предложенную чашку. Слуга немедленно наполнил ее вновь. – К сожалению, мы вынуждены были убить людей, которых вы приставили следить за дворцом. Иначе наш отъезд прошел бы слишком гладко, и это неизбежно вызвало бы подозрения. Мы пока что не можем поручиться за верность всех наших людей.

Понимаю, – кивнул Каваками. – Именно этого я и ожидал. И потому приставил к слежке наименее ценных своих людей. Следовательно, можно сказать, что мы обменялись услугами. – Он поклонился, и Кудо с Сохаку поклонились в ответ, как равные равному. – Какими силами вы располагаете?

Это было второе испытание. Первое они прошли, явившись в лагерь к Каваками в одиночестве, без телохранителей. Теперь им предлагалось назвать численность и вооружение их отряда.

Сто двадцать самураев, – без колебаний отозвался Сохаку. – Все верхом, все вооружены мушкетами, у каждого по двадцать зарядов.

И все они – ваши наследственные вассалы?

По большей части – да, мои или Кудо. Около дюжины – прямые вассалы клана Окумити.

Каваками нахмурился.

Не будет ли разумнее устранить их без промедления?

Видите ли, сложилась щекотливая ситуация, – пояснил Сохаку. – Наши люди – самураи старой закалки, приверженцы традиций. Если они заподозрят меня в трусости или тайных происках, это непоправимо подорвет их отношение ко мне. И в этом смысле убийство дюжины человек, преданных своему господину, отнюдь не пойдет на пользу.

Но их присутствие в ваших рядах таит в себе огромную опасность, – настаивал Каваками.

Совершенно с вами согласен. Сегодня днем я объявлю, что отныне моя верность принадлежит сёгуну, и обосную это необходимостью объединить все силы страны против угрозы чужеземного вторжения. Я скажу, что мы должны позабыть обо всех прежних распрях и союзах, как это сделали наши предки шесть веков назад, когда над Японией нависла угроза монгольского нашествия. Я скажу, что мы с господином Кудо, к глубокому нашему прискорбию, убедились, что князь Гэндзи никакой не пророк, а обычный безумец, как и его дядя, господин Сигеру, чьи чудовищные преступления прекрасно известны нашим людям. Слепое подчинение им – не верность, а трусость. Истинная верность заключается в приверженности идеалам древности, воплощавшимся в нашем покойном князе, господине Киёри. Мы должны спасти честь дому Окумити, введя регентское правление. Необходимо взять князя Гэндзи под охрану и опеку, и впредь действовать от его имени.

Ваше красноречие неподражаемо, преподобный настоятель. Не покинь вы духовную стезю, вы, несомненно, привели бы многих своих прихожан к битоку.

Вы слишком добры, господин Каваками. Я уверен, что вы, как истинный самурай, ничуть не хуже меня могли бы раскрыть суть наиглавнейших добродетелей.

Что же будет с теми, чьи сомнения не рассеются, несмотря на ваши блестящие объяснения?

Мы с почтением отнесемся к их преданности, хоть они и отдали ее недостойному князю. Им будет позволено отбыть в Акаоку. – Сохаку принял из рук слуги очередную чашечку сакэ. – Как вы думаете, удастся ли хоть кому-нибудь из них ускользнуть от ваших людей?

Глубоко в этом сомневаюсь.

Вот и я тоже.

Остается решить, что делать с господином Сигеру, – сказал Каваками.

Он убил князя Киёри. Мы поступим с ним так, как надлежит поступать с убийцами.

Каваками кивнул.

Великолепно. Однако же, меня все-таки беспокоит одна из частей вашего плана.

Пожалуйста, поделитесь со мной своим беспокойством.

Живой князь Гэндзи будет представлять из себя серьезную опасность, даже находясь под стражей. Его репутация провидца, какой бы обманчивой она ни была, глубоко укоренилась в общественном сознании.

Сохаку улыбнулся.

К несчастью, хоть мы и будем пытаться спасти ему жизнь, князь Гэндзи погибнет в результате недоразумения. Мы отвезем его останки в «Воробьиную тучу», дабы там с почетом захоронить.

А вскоре после этого, – сказал Каваками, – сёгун объявит о присвоении вашему дому княжеского достоинства и передаст вам власть над Акаокой. Господин Кудо, как самый доверенный ваш вассал, получит надлежащие земельные владения и денежное содержание.

Благодарим вас, господин Каваками.

Они снова обменялись поклонами, но на этот раз Сохаку и Кудо поклонились значительно ниже.

Отсюда мое войско двинется маршем по прибрежной дороге. Вероятно, князь Гэндзи попытается пересечь Внутреннее море где-нибудь западнее Кобэ. Я буду ждать его там.

Он очутится там только в том случае, если сумеет ускользнуть от моих кавалеристов, – сказал Сохаку. – Я перехвачу его в горах, у деревни Яманака. Прежде, чем отправиться любоваться журавлями он сказал, что постарается присоединиться к нам у этой деревни.

Я отправлю двадцать лучших наших стрелков по следу князя Гэндзи, – сказал Кудо. – Мы сделаем все, что только сможем, чтоб застрелить господина Сигеру прежде, чем он покинет горы.

Каваками приподнял чашечку с сакэ.

И пусть боги будут благосклонны к тем, кто воистину обладает добродетелью.

Не обращая внимания на подступающую к горлу тошноту, Таро и Симода решительно работали веслами. Они то рушились вниз с гребня волны, то следующая волна нависала прямо у них над головой. Во всяком случае, так им казалось. Если их крохотную лодчонку захлестнет – а похоже было, что это может произойти в любое мгновение, – они обречены. Вокруг, насколько хватало взгляда, раскинулось бесконечное море.

Впрочем, если бы где-то на горизонте и виднелась земля, они все равно не смогли бы ее разглядеть. Они почти ослепли от беспрестанно летящих в лицо соленых брызг.

Таро наклонился к Симоде.

В какой стороне Акаока?

Что? – переспросил Симода, не расслышав вопрос за неумолчным грохотом волн.

Мы правильно плывем?

Понятия не имею. Как ты думаешь, он сам это знает?

Сидящий за рулем Сэйки являл собою воплощение уверенности.

Надеюсь, что да.

Боги погоды, морей и бурь милостивы к нам, – сказал Сэйки. Волна ударила в борт и окатила сидящих в лодке людей. Они уже промокли, несмотря на промасленные плащи поверх обычной одежды. Сэйки, не выпуская руля, принялся второй рукой вычерпывать воду. Время от времени он подтягивал парус.

Таро – промокший, замерзший, измученный морской болезнью – никак не мог совладать с терзавшей его дрожью.

Значит, боги как-то очень странно выражают свою благосклонность. Похоже, мы на волосок от смерти.

Но верно и другое, – сказал Сэйки. – В таком бурном море нас никто не заметит. Патрульные суда сёгуна не смогут нас найти.

Сэйки вырос на море. В беззаботные дни юности, когда он еще был всего лишь самураем низкого ранга, не отягченным особой ответственностью, он провел множество счастливых часов в бурных водах у мыса Мурото, охотясь на китов вместе с местными рыбаками, товарищами его детских игр. Когда гигантские животные огибали мыс, рыбаки подплывали на баркасах к какому-нибудь киту, запрыгивали к нему на спину и всаживали копье в мозг. Если удар был хорош, кит доставался им. Если плох – они доставались киту. Копейщик падал в океан и тонул, а раненый кит устремлялся в открытое море и увлекал баркас за собой. Обычно рыбакам удавалось обрезать веревку, привязанную к копью, и вернуться домой. Но некоторые исчезали навеки.

Гребите сильнее, – велел Сэйки. – Держитесь под углом к волне.

Если им повезет и восточный ветер продержится еще некоторое время, не превращаясь в бурю, через три дня они доберутся до Акаоки. Пятсот человек будут готовы к выступлению немедленно. А через две недели все войско будет готово к войне. Сэйки надеялся, что князь Гэндзи сумеет продержаться до этого момента.

Еще одна огромная волна ударила в борт лодки.

Сэйки выбросил из головы все мысли и принялся следить за морем.

ГЛАВА 10
Иайдо

Катана служит оружием самурая с незапамятных времен. Задумайся над тем, что это означает.

Наш клинок заточен лишь с одной стороны. Почему? Да потому, что если прижать катану к руке тупой стороной, она превращается в щит. Меч с двусторонней заточкой для этого не пригоден. Может настать такой день, когда в гуще битвы ты окажешься обязан жизнью тупой стороне меча, а не отточенной. Пусть же это напоминает тебе о том, что нападение и защита суть одно.

Клинок нашего меча не прямой, а изогнутый. Почему? Да потому, что при кавалерийской атаке изогнутый клинок намного эффективнее прямого. Пусть же этот изгиб напоминает тебе, что самурай в первую очередь конный воин. Даже сражаясь пешком, веди себя так, словно ты сидишь на бешеном боевом скакуне.

Добейся, чтоб две эти истины стали частью твоего существа. Тогда ты проживешь жизнь достойно и сумеешь умереть с честью.

«Судзумэ-но-кумо». (1334)

Луг и воздвинутый на лугу невысокий помост были очищены от снега. Вокруг помоста были устроены небольшие навесы для зрителей. Все было готово.

Воздух сейчас бодрящий, но не холодный. Ветер достаточно силен, чтоб наши знамена красиво развевались. Благодаря пасмурному небу, свет не слишком ярок. Превосходные условия, мой господин.

Хиромицу, князь Ямакавы, радостно кивнул.

Да, пора начинать.

И он занял место главного судьи под восточным навесом. Главный управляющий двора уселся на место второго судьи, под западным навесом, а командир кавалерии и командир пехоты расположились к северу и к югу от помоста.

Такова была одна из традиций княжества Ямакава: в начале каждого года князь, самые значительные его вассалы и лучшие фехтовальщики княжества покидали замок и на два дня отправлялись в расположенный неподалеку лес, чтоб провести состязания по иайдо. Женщины и дети на эти состязания не допускались. Это правило было установлено давным-давно, чтоб избавить семьи самураев, принимающих участие в турнире, от ненужных страданий. В былые времена все состязания проводились на настоящих катанах, с заточенными клинками. И хотя удар полагалось фиксировать, чуть-чуть не доводя до тела, возбуждение, старые обиды, стремление заполучить награду или показать себя с наилучшей стороны в присутствии князя зачастую приводили к кровопролитию, увечьям и даже смерти.

Конечно же, катаны в этом состязании больше не использовались. Их давно сменили синаи, тренировочные мечи из расщепленного бамбука. Двести пятьдесят лет мира нанесли тяжкий урон боевому духу. Таково было одно из ныне принятых мнений. Другое, которого придерживался и Хиромицу, гласило, что мирные годы сохранили все, что было ценного, и отсеяли ненужное.

На этот раз в состязании собирались участвовать тридцать два самурая. Проигравший выбывал, а победитель переходил в следующий круг. Значит, до второго круга дойдут шестнадцать человек, до третьего – восемь, до четвертого – четыре, и в конце концов двое оставшихся определят, кто из них станет победителем и получит в награду боевого коня, великолепного жеребца-трехлетку.

Хиромицу уже совсем было собрался подать сигнал к началу состязаний, когда к нему подбежал один из часовых.

Мой господин, – тяжело дыша, произнес он, – князь Гэндзи с отрядом просит у вас дозволения проследовать через ваши владения.

Князь Гэндзи? Разве он не в своем дворце в Эдо?

Очевидно, уже нет.

Пригласите князя сюда. Для меня он – всегда желанный гость.

Либо Гэндзи покинул Эдо с дозволения сёгуна, либо без такового. Если он уехал без дозволения, Хиромитцу выгоднее было не знать об этом, а потому он и спрашивать не стал. В любом случае, о том, чтоб он отказался встретиться с Гэндзи или запретил ему проехать через свои владения, не могло быть и речи – ведь они были давними союзниками. Не то, чтоб они были так уж хорошо знакомы. Вовсе нет. Но их предки вместе сражались под Сэкигахарой. Во всяком случае, предки Хиромицу по отцовской линии оказались среди побежденных. А родственники со стороны матери входили в число победителей, самыми видными из которых были предки нынешнего сёгуна. Тем самым Хиромицу, строго говоря, являлся также союзником семейства Токугава. Такое положение вполне устраивало мягкого, не страдающего излишним честолюбием князя Ямакавы. История его клана требовала от Хиромицу относиться с величайшим почтением к обоим сторонам, и в то же самое время давала ему основания отказаться от участия в междуусобной войне, приближение которой с каждым днем казалось все более вероятным. К счастью, его княжество было небольшим, не располагало особыми богатствами, было расположено в стороне от вероятных полей сражения и не контролировало никаких важных дорог. А значит, его нейтралитет не ущемит ничих интересов.

Широко улыбаясь, Хиромицу вежливо вышел навстречу гостям. И сразу увидел много такого, что его удивило. Прежде всего князь удивился тому, что отряд состоял всего из шести человек. Слишком маленькая свита для князя, отъехавшего так далеко от дома. Во-вторых, из этих шести человек лишь трое были самураями. Еще там было два чужеземца, мужчина и женщина, нелепые на вид – впрочем, в этом они ничем не отличались от прочих чужеземцев. Но как они очутились здесь, в глубине страны, вдали от тех районов, где им разрешалось бывать? Пожалуй, они бы заинтересовали Хиромицу сильнее всего, – если бы не последний член отряда. Это была женщина такой невероятной красоты, что Хиромицу не мог поверить своим глазам. Разве может существовать на этом свете подобное совершенство?

Добро пожаловать, князь Гэндзи!

Хоть Хиромицу и не знал князя Акаоки в лицо, он без труда угадал, к кому ему следует обращаться. Гэндзи ехал первым, а по бокам от него ехали два самурая, и одним из этих самураев был Сигеру. Хиромицу недавно доложили, что прославленный дуэлянт был убит собственными родичами при неких скандальных обстоятельствах, но, очевидно, этот доклад не соответствовал истине.

Добро пожаловать, господин Сигеру. Вы прибыли как раз вовремя – прямо к началу нашего ежегодного состязания по иайдо.

Мне очень жаль, что наше появление нарушило ваши планы, – сказал Гэндзи. – Но мы не станем вам мешать и сразу же отправимся дальше.

О, прошу вас, не спешите так! Останьтесь и полюбуйтесь на состязания. Конечно, моим людям далеко до ваших прославленных воинов. Однако же, они сделают все, что в их силах, а большего ни от кого и требовать нельзя.

Благодарю вас, князь Хиромицу, – отозвался Гэндзи. – Мы с радостью воспользуемся вашим гостеприимством.

Разумно ли это? – спросил Сигеру.

Мы намного оторвались от погони, – ответил Гэндзи. – Некоторым из нас очень не помешает отдохнуть.

Он повернулся к женщине, остановившейся у него за спиной. Женщина низко поклонилась.

Разрешите представить вам госпожу Майонака-но Хэйко.

Знакомство с вами – честь для меня, госпожа Хэйко. – Вот уж целый год всякий, кто приежал из Эдо, непременно рассказывал о новой знаменитой гейше. Но действительность превзошла все описания. – Ваша слава проникла даже в нашу глушь.

Я недостойна подобной славы, мой господин.

Голос ее был мелодичен, словно перезвон колокольчиков. Хиромицу в онемении уставился на гейшу, и лишь через пару секунд сообразил, что стоит, разинув рот. Смутившись, князь повернулся к своему управляющему и увидел, что тот потрясен не меньше него самого.

Этот чужеземный господин – Мэттью Старк. Госпожа – Эмилия Гибсон. Они приехали, чтоб помочь построить здание миссии неподалеку от монастыря Мусиндо.

Хиромицу вежливо поклонился чужеземцам.

Добро пожаловать. Приготовь места для наших гостей, – велел он управляющему.

Слушаюсь, мой господин. И для чужеземцев тоже?

Для всех спутников князя Гэндзи.

Мой господин, а как же быть с правилом, запрещающим присутствие женщин?

Считайте его временно отмененным, – сказал Хиромицу, помогая Хэйко сойти на землю. – Князь Гэндзи, прошу вас, станьте вместо меня главным судьей. А господина Сигеру я попрошу занять место западного судьи, взамен моего управляющего.

Вы чрезвычайно любезны, князь Хиромицу, – сказал Гэндзи. – Но нам хотелось бы просто полюбоваться на состязания, не принимая на себя груз ответственности. Если я правильно понимаю, у вас принято биться об заклад, споря, кто станет победителем?

Хиромицу весело рассмеялся.

Истинная правда! Но вы находитесь в чрезвычайно невыгодном положении. Вы не знаете, кто из моих людей на что способен, а потому вряд ли сумеете угадать, на кого ставить.

Он и без того находился в превосходном расположении духа, а присутствие Хэйко привело князя в еще более приподнятое настроение. Хэйко взяла у слуги чайничек с сакэ и наполнила чашечку Хиромицу. Одного лишь изящества ее движений хватило бы, чтоб опьянеть без вина.

Я хотел поставить на одного из моих спутников, – сказал Гэндзи, – если, конечно, вы разрешите ему участвовать. Думаю, это было бы чрезвычайно занятно.

Все веселье мгновенно покинуло Хиромицу.

Если господин Сигеру пожелает участвовать в состязаниях, я могу сразу объявлять победителя. Мои люди ему не соперники.

Мой дядя терпеть не может бамбуковые мечи, – сказал Гэндзи. – Не думаю, чтоб он согласился пользоваться ими.

Совершенно верно, – кивнул Сигеру. – Лишь стальной клинок способен прорубиться к истине.

Князь Гэндзи, я не могу этого допустить! – сказал Хиромицу, намеренно не стараясь скрывать свои чувства. – Я не хочу начинать новый год, развозя трупы вдовам и сиротам!

Вам и не придется этого делать, – сказал Гэндзи. – Ибо я и не предлагаю вам ничего подобного. Несомненно, небеса сурово покарали бы нас за подобную жестокость. Я имел в виду вовсе не моего дядю, а этого чужеземца, Старка.

Что? Вы, должно быть, шутите?

Ничуть.

Князь Гэндзи, мои люди сочтут это вопиющим оскорблением. Пусть они не так прославлены, как ваши самураи, но все же они самураи. Как я могу просить их испытывать свое искусство в споре с подобным человеком?

Я не стал бы обращаться к вам с таким предложением, если б не считал возможным поставить на чужеземца, – сказал Гэндзи. – Я обещаю сто рё золотом тому, кто победит Старка. Более того, я готов предложить вам любой заклад на ваше усмотрение. Я уверен, что Старк выиграет состязание.

Никогда прежде Хиромицу не испытывал подобного потрясения. Очевидно, в роду Окумити безумие сделалось наследственным. И что же ему делать? Нельзя же пользоваться тем, что Гэндзи сошел с ума! Ведь приз, который он предлагает, сто рё – это в десять раз больше годового жалования рядового вассала. Но если отказаться, Гэндзи может воспринять это как оскорбление, а Хиромицу вовсе не хотелось его оскорблять – особенно когда рядом с Гэндзи мрачный, смертоносный и столь же безумный Сигеру. Сложное положение!

Если Старк не сумеет победить всех, кого вы против него выставите, то в следующий раз, когда вы приедете в Эдо, вы сможете провести неделю с госпожой Хэйко. За мой счет. Вы согласны, госпожа?

Хэйко улыбнулась Хиромицу, потом скромно потупилась и поклонилась.

Получить плату за время, проведенное с князем Хиромицу – значит получить двойное вознаграждение.

Э-э… Ну что ж… – протянул Хиромицу. Неделя с Хэйко. Конечно, надеяться на то, что за это время меж ними расцветет обоюдная привязанность, ведущая к более прочным узам, – это слишком смело с его стороны. Слишком. Однако же, и такое возможно. – Если не возражаете, я хотел бы поговорить с моими людьми. Все равно нам не обойтись без их согласия.

Конечно-конечно. А тем временем, поскольку я всегда уверен в лучшем и не сомневаюсь, что они согласятся, я займусь подготовкой моего бойца. Вы не одолжите мне пару синаи? И позвольте мне предложить дополнительное поощрение для ваших людей. Всякий, кто согласится состязаться со Старком, получит десять рё, вне зависимости от того, выиграет он или проиграет.