Текст книги "Темные сказки Лайкарры (СИ)"

Автор книги: Таисс Эринкайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Темные сказки Лайкарры

Пролог

Не доверяйте женщинам

– Господи, ты лишил меня всего. От меня ушла жена, от меня отвернулись дети, меня уволили с работы и выгнали из дому... За что мне все это, Господи?

– Ну не люблю я тебя, не-люб-лю!

Философская притча

   Умеет ли ветер говорить? Может ли видеть? Правда ли, что бесплотные духи танцуют в его тугих струях, играют с его потоками? Кто знает...

   Сколь много он мог бы рассказать, ведь только ветер не знает преград. Сколь многое мог бы объяснить... Но у него не спросишь.

   Порыв ледяного ветра пролетел над крышами, вспарывая плотный, застоявшийся воздух мегаполиса, насквозь провонявший бензином, мусором, дешевыми духами и чем-то еще, трудноуловимым, но столь же неприятным. Так могла бы пахнуть злоба, имей она аромат, так воняла бы зависть... Но ведь они не пахнут, да?

   Впрочем, вольному ветру нет дела до людей и их эмоций. Он летит, он расправляет свои призрачные крылья, тихо смеется в трубах и воздуховодах, ласково играет с занавесками, яростно кричит, разбиваясь об острые углы огромных, бестолково расставленных бетонных монстров-домов. Стихия танцует... Стихия знает все...

   Недалеко от шумной, тонущей в свете фонарей и неоновых вывесок магистрали, между старыми, чуть покосившимися уже домами, построенными в начале прошлого века, есть один переулок. Маленький, какой-то весь кривой и жалкий, он плотно стиснут кирпичными стенами. Не переулок даже, скорее, вход во внутренний двор. Если свернуть в него, не побоявшись резкого запаха нечистот, что просто таки бьют в нос еще за десяток шагов, то попадешь в обычный дворик, с покосившимися скамейками и разрисованной детской площадкой, хронически переполненной помойкой и кучкой гаражей-ракушек. Ничего примечательного, таких в этом городе сотни. Танцующий ветерок скользнул через двор и полетел дальше...

   В тени гаражей, подальше от редких освещенных окон, стоял небрежно припаркованный автомобиль. Огромный внедорожник темно-зеленого окраса нелепо прижался к хлипким жестяным коробкам, словно пытаясь спрятаться. Водитель машины нервно курил, выдыхая дым в приоткрытое до половины окно, и периодически поглядывал на светящиеся часы на приборной доске. Половина первого. Пустота.

   В тишине двора тихий цокот каблучков-шпилек прозвучал барабанной дробью. Водитель вздрогнул, торопливо затушил сигарету в пепельнице и вышел из машины. Мелко дрожащие руки он спрятал в карманах кожаного жакета.

   Через двор, судорожно озираясь по сторонам, к незнакомцу спешила невысокая девушка. Плохое освещение явно действовало ей на нервы, но она продолжала быстро цокать каблучками. Свет одинокого фонаря на мгновение выхватил из потемок ее четко очерченный силуэт. Ладная фигурка, пушистые волосы, на свету блеснувшие куньей рыжинкой, деловой костюм по последней моде. Ждать такую – счастье для любого мужчины. Или почти для любого – тонкие губы ее кавалера презрительно сжались. Но это мог бы заметить только ветер, если бы захотел. Да только он уже давно улетел по своим ветреным делам.

   Девушка торопливо прижалась к мужчине, запуская озябшие ладошки под его куртку. Он, чуть наклонившись, что-то едва слышно шептал в ее волосы. Любой, кто увидел бы их, стыдливо отвернулся, не смея подглядывать за столь трогательным, столь нежным счастьем. Да и некому было смотреть. Молодые влюбленные же, словно опомнившись, сели в машину – мужчина галантно придержал дверцу, давая своей подруге усесться – и уехали прочь, стремясь затеряться среди равнодушных огней большого города. Сытым зверем заурчал мотор дорогого автомобиля, едва слышно прошелестели по асфальту шины – и влюбленная пара исчезла из мрачного безликого дворика, оставив его досматривать свои серые, холодные сны. И никто не услышал их разговора...

   *****

   Длинные ногти, накрашенные нежно-перламутровым лаком, слегка царапнули смуглую кожу. Я лишь усмехнулся, глядя, как морщится Фил – он терпеть не может, когда его щекочут. Особенно во время секса.

   Ковер на полу хозяйского кабинета, служивший нам кроватью, пах табаком и почему-то медом – я хорошо это ощутил, пока разгоряченный любовник вжимал меня лицом в этот самый ковер, не давая вырваться, раз за разом подчиняя и заставляя меня постыдно умолять: "Еще!". Секс с Филом – это как самый лучший наркотик. Тебе кажется, что ты струна, что звучит под требовательными пальцами мастера, издавая стон истинного удовольствия. Тебе грезится, что ты хрустальная чаша, до краев полная серебристой родниковой воды...

   Позже, когда схлынула страсть, а нас накрыло волной сладкой, тягучей истомы, я перебирал его шелковистые волосы, лениво рассматривая следы собственной серебристой помады на его губах и высоких скулах. Хорошая помада, водостойкая, лениво подумал я. Придется помучиться, вытирая ее...

   Телефон зазвонил неожиданно. Закричал резким хриплым голосом Сандры Насич, ударил электрическим разрядом по расслабленным нервам.

   – Не бери, – тихо попросил я, но он уже встал, потянулся красивым смуглым телом и неторопливо продефилировал в другой конец кабинета – туда, где надрывалась крохотная трубка.

   – Слушаю, – лениво мурлыкнул он, нажав на кнопку приема. С полминуты внимательно слушал собеседника, затем все тем же расслабленным голосом отозвался: – Да понял я, понял, – и прервал соединение.

   – Что-то случилось? – спросил я любовника, наблюдая, как он пересекает комнату по направлению ко мне, все такой же нагой и прекрасный, как греческий бог.

   – Да так, парни из охраны благодарили за прелестное зрелище, – пожал плечами он.

   – Какие парни? – тупо переспросил я.

   – Марек, вон камера висит, – очень серьезно отозвался Фил.

   Я резко обернулся, высматривая предательское устройство. Не может такого быть, чтобы в кабинете шефа все просматривалось, не может...

   Удар по затылку я просто не почувствовал. Бархатная тьма сомкнулась вокруг меня...

   *****

   – Ну что же ты, Марек? Нехорошо это, неправильно, – назидательный голос ввинчивался в виски, отдаваясь тягучей болью где-то в глубине черепа. – Это не по-нашему, у своих воровать.

   Я с ощутимым трудом открыл глаза. Абсолютно зря это сделал, как оказалось – яркий свет резанул по зрачкам не хуже ножа, а в голове словно взорвалась маленькая Хиросима. Больно-то как! Воспаленное сознание мгновенно нарисовало картинку в духе избитых бульварных книжонок и гестаповской романтики: светящую мне в лицо лампу и невидимого "собеседника", ведущего допрос. Теперь осталось понять, что ж такое произошло и за что меня так? Ведь я ничего не сделал...

   Все оказалось гораздо проще. Никаких тебе допросных, никакого тебе гестапо. Когда я все-таки смог совладать с собственным телом и открыл глаза, то обнаружил следующую картину. Я сижу, в чем мать родила, у какой-то стенки, судя по температуре, кафельной – лопатки основательно закоченели. Скорее всего, туалет или душевая – у дальней стены я заметил что-то типа кабинок. Ну да, точно, туалет для персонала на подвальном этаже. Бывал тут пару раз... Далее. Нахожусь я в этом сортире, понятное дело, не один. Соседнюю стенку, задумчиво попыхивая сигаретой, подпирает Фил, полностью одетый и очень серьезный. На мой недоуменный взгляд он отвечает лишь едва заметной презрительной гримасой и отводит глаза. Нет, ну что происходит? У кабинок, поглядывая по сторонам, стоят два здоровенных амбала-охранника. А напротив, присев на корточки и участливо глядя на меня, словно я его нашкодивший любимый внук, сидит немолодой седой мужчина с мягкой улыбкой и ледяными глазами серийного убийцы. Мой шеф, тот самый, в кабинете которого мы... Меня прошиб холодный пот.

   – Так что, Марек, – мягко спросил начальник, – расскажешь, как ты дошел до жизни такой?

   – До какой? – просипел я, теснее вжимаясь лопатками в холодную стену. А начальник-то, по ходу, агрессивный натурал. Сейчас нам как впишут за наши художества...

   – Ах нехорошо как, – покачал седой головой хозяин, все еще изображая строгого родителя. – А ну расскажи, сладкий мой, где товар? – так, стоп, при чем тут товар? Он что, злится не из-за того что мы с Филом в его кабинете делали?

   – Как это "где"? – изумился я. И правда, очень странно, работал же по схеме, все как всегда...

   – Ты мне зубы не заговаривай! – напускная забота слетела с шефа, как не по размеру подобранная маска. Из-под нее на меня зло смотрел голодный, очень раздраженный зверь. – Где товар, Марек? – он не кричит, но я вжимаю голову в плечи и готовлюсь к удару. Страшно.

   – Но, Егор Эдуардович, я же его привез, как вы велели, – начинаю лепетать я, еще плотнее прижимаясь к холодной плитке. Серые глаза шефа выворачивают душу наизнанку и меня колотит лишь от представления того, что может сделать со мной этот человек. – Отдал Тиму, – шепчут непослушные губы.

   – Товар ты, паскуда, Тиму отдал? – пощечина настолько сильна, что меня опрокидывает на грязный пол, звон в ушах сменяется набатом, но мне парадоксальным образом становится чуточку легче. Лучше пусть бьет, чем так смотрит. А начальник начинает кричать, с каждым словом всаживая мне под ребра носок дорогущего лакированного ботинка: – Ты хоть знаешь, что привез, гнида?

   – Товар... – хрипло шепчу я, сплевывая кровь из прокушенной губы. Пытаюсь приподнять голову, но встречаюсь со взглядом Фила и снова утыкаюсь лбом в заплеванный кровью пол. Его глумливая усмешка бьет куда сильнее обозленного начальника.

   – Сахар ты привез, засранец, гомосятина тупая! – все еще разоряется Егор Эдуардович, но больше не бьет. До моего плывущего сознания с трудом доходят его слова, но когда я их все-таки осознаю, я даже нахожу в себе силы сесть. От удивления. Это как же так? Ничего не понимаю...

   Видимо, на моем лице проступило столь искреннее недоумение, что мне поверили. По крайней мере, хозяин успокоился и уже совершенно другим голосом сказал:

   – Так, давай по порядку. Как ты встретился с курьером?

   – Как всегда, – прошептал я. Похоже, меня не убьют, скользнула радостная мыслишка. – Приехал во дворик, подождал, пока придет курьер. Сел с ней в машину, забрал товар, расплатился. Высадил ее в трех кварталах, у метро, как и было приказано...

   – Хорошо... – вот не нравится мне его тон, настолько не нравится, что весь оптимизм пропадает. Ведь самым дорогим местом чую, что мои неприятности избитыми ребрами не ограничатся. – А как курьер выглядел?

   Вопрос поставил меня в тупик. Я тупо уставился на начальника, судорожно пытаясь припомнить внешность девушки-курьера. Почему-то память подкатывала незначительные детали вроде того, что на этот раз у нее были очень красивые, явно дорогие часы, а вот туфли она скорее всего купила на сезонной распродаже – такие вышли из моды еще весной... Короче, всякая чушь, а на вопрос отвечать надо.

   – Егор Эдуардович, да ведь постоянный курьер-то, – тихонько промямлил я, вжимая голову в плечи. – Женщина, невысокая, пушистые рыжеватые волосы, чуть курносый нос, веснушки... Ну не знаю, как еще описать.

   – Грудь хоть какого размера? – со вздохом спросил начальник, глядя на меня, как на неизлечимо больного.

   – Э-э-э-э... – я замялся. Можно подумать, меня интересовала ее грудь! – Простите, не обратил внимания.

   – Педик.

   Это грубое слово, которое он просто таки выплюнул, не произвело на меня абсолютно никакого впечатления. На меня вдруг накатила такая апатия, что стало безразлично все вокруг. К тому же, ничего нового он мне все равно не сказал, точно такую же ненависть я видел когда-то в глазах родного отца.

   – Так вот знай, Маречка, – снова изменившиеся интонации его голоса вкрадчиво ввинчиваются в уши, находя дорожку сквозь кокон апатии, туда, где в животном ужасе бьется мое "Я", – что та баба, с которой ты работал, уже три недели как преставилась. И я знать не знаю, кто тебя, лопуха голубого, так прокатил, но я это узнаю, Маречка, веришь? – змеиный шепот начальника отдавался, казалось, по всему телу, неприятным зудом пощипывал обнаженную кожу.

   – Да, Егор Эдуардович, – покорно прошептал я, готовясь к самому худшему. Интуиция не подвела.

   – А вот ты – прищурился, словно целясь, шеф, – не узнаешь.

   Ну вот. Я же чувствовал, что этим кончится. Я уже готов... Опровергая мою внутреннюю браваду, прозвучал неприятный голос начальника:

   – Фил, разберись тут! – и мое спокойствие разбилось вдребезги, разлетелось осколками острого грязно-серого стекла. Нет, только не он, пожалуйста, кто угодно другой! Но удаляющийся шеф не слышал моей внутренней мольбы, да если бы и услышал, не обратил бы внимания.

   Фил, мой Фил, сладко улыбнулся, неторопливо достал пистолет из подмышечной кобуры и прицелился. В меня. С такого расстояния даже косой попадет... Господи, как же умирать не хочется! Только не я! Только не со мной! Вот бы оказаться где-то далеко-далеко...

   Выстрел!

   А умирать не больно, еще успел подумать я...

1675 год от Войны Сил

Западная граница Аллирии, г. Твиг

   Холодно.

   Я почти не чувствую тела, лишь противный, сковывающий холод. Он вцепился в само мое "Я", заставляя забыть, не двигаться, не быть... Он убивает куда вернее пули. Он действует куда тоньше, чем самый сильный яд. Вот она какая, оказывается, смерть. И нет ни рая, ни ада. Лишь этот вездесущий холод, поселившийся глубоко в костях...

   Раздавшийся совсем рядом со мной грубый мужской хохот убил философский настрой в зародыше. Ну какие тут возвышенные мысли, когда прямо у тебя над ухом кто-то громко ржет, а его собеседник чуть заплетающимся языком пытается продолжить так рассмешивший товарища рассказ:

   – И вот, короче, решили они засаду степнякам устроить...

   – Подожди, святоши? Да гонишь ты, поди, – не соглашается хохотун. Раздается тихое ругательство и характерный журчащий звук – у меня над головой кто-то решил справить нужду.

   – Да орчанку мне в жены, если вру! – запальчиво отозвался второй. – Короче, залегли они в засаду, дай, думают, пощиплем степнячков-то. А то уж больно разжирели, со своими хуторами посеред Пустоши. Ждали-ждали, потом чу! Едет кто-то, – рассказчик замолчал, выдерживая паузу.

   – Да не томи уже, раз начал, – нетерпеливо буркнул второй. – Да покороче!

   – А если короче, так то не степняки оказались, а сидхийские контрабандисты.

   – Хорош заливать! – не поверил хохотун.

   – Мамой клянусь! – интересно, он там изобразил широко известный в узких кругах жест "век воли не видать", или это только мечты моего больного воображения? – Мне Севка Рвач сказывал, он с ними ходил.

   – Да если б то сидхэ были, думаешь, ушел бы твой Севка? – журчание прекратилось, но менее скептичным хохотун не стал.

   – Говорю ж тебе, как есть они! – вот сейчас он должен бить себя кулаком в грудь. О, есть контакт, характерный глухой звук имеет место. Хм, интересно, почему я так спокойно это все воспринимаю? Даже чувство юмора прорезалось...

   – О, гляди, жмурик! – внезапно охрипшим голосом сказал второй, и порывавшийся еще что-то сказать мужик сначала заткнулся, а потом очень громко зашептал:

   – Уже и обобрали, смотри. Ничего не оставили, засранцы! – он в сердцах плюнул. Об этом мне подсказал не только звук, но и что-то мокрое, с тихим ляпом шлепнувшееся на мою закоченевшую спину.

   – Может того, святошам скажем? – неуверенно предложил хохотун. Сквозь полуприкрытые веки пробился лучик света, показавшийся ослепительным. Наверное, он светит мне в лицо, пытаясь получше рассмотреть.

   – Ты шо? – не поверил своим ушам другой мужик. – Ость, тебе жить надоело? Пошли, а то еще скажут, что это мы его порешили. Тебе охота церковникам потом доказывать, что это не ты, а какая бесь залетная?

   – Да ни в жисть, валим отсюда.

   Бодрый топот сообщил, что колоритная парочка собеседников меня покинула, оставив наедине с вялыми мыслями. Ничего конкретного в голову не приходило, одни вопросы без ответов.

   Итак, что мы имеем? Во-первых, я, наверное, все-таки не умер, иначе почему здесь шастают какие-то явно подвыпившие мужики, гадят и плюются? Во-вторых, где это "здесь"? В-третьих, о чем эти двое таком говорили? Какие святоши? Какие сидхи? Из "Звездных войн", что ли? Дарт Вейдер? А нет, они, кажется, сказали "сидхэ". А это что за звери? Оу, сколько вопросов... И да, в-четвертых. Кстати, единственное утверждение, разнообразия ради. Если я сейчас же не встану, то таки умру! От холода!

   Привести тело в вертикальное положение мне удалось даже не с надцатой, а со сто надцатой попытки. Я закоченел, руки и ноги не гнулись, а когда мне все-таки удалось встать на четвереньки, то стало колотить так, словно у меня припадок. Когда же я смог заставить конечности двигаться и все-таки встал, держась за осклизлую каменную стену, и огляделся, то... а ничего! Не видно толком ни черта, темно, холодно и сыро. А еще воняет. Посреди этого незнамо чего нахожусь я, голый, грязный и побитый. Вот и все наблюдения. Хотя постойте...

   Глаза чуточку привыкли к окружающему мраку и я смог разобрать, что нахожусь, скорее всего, в каком-то переулке. Стенка, о которую я опирался, вроде как кончалась в нескольких метрах впереди. Шатаясь и ежесекундно цепляясь за каменную кладку, я добрался до угла строения. Судя по всему, я вышел на какую-то улицу – на противоположной стороне в окружающей меня темноте проступало что-то еще более темное, видимо, дома, а над ним виднелась полоска звездного неба. Больше ничего различить не удалось. Но если я хочу выжить, то должен двигаться, иначе замерзну...

   Приходилось предпринимать титанические усилия, чтобы продолжать движение, но я все равно упрямо полз вдоль стены куда-то вправо – отлипнуть от нее было выше моих сил. Холод не желал отпускать, вдобавок, проснулась боль в избитых, а возможно и сломанных ребрах.

   Почему-то стало немного светлее. То ли я привык к темноте, то ли утро скоро. Ну не может же тут быть полярная ночь, правда? А, черт, где все-таки это "тут"?! Короче, как бы там ни было, я смог теперь рассмотреть, что таки действительно передвигаюсь по какой-то улочке, довольно узкой и извилистой. С двух сторон ее стискивали двухэтажные каменные дома. Большинство из них стояло впритык друг к другу, поэтому я и мог беспрепятственно ползти дальше вдоль стены. Иногда попадались двери из плохо оструганных досок. Окошки в этих домах были на высоте свыше двух метров от земли и в скудном освещении виднелись исключительно как густо-черные провалы на темно-сером фоне зданий. Вот и все. Хотя нет, не все! На противоположной стороне улицы вырисовалась подворотня, из которой исходил тусклый, но все-таки свет. Туда, скорее!

   Перебрался на другую сторону я с трудом, но ведь смог же! Шатаясь, падая, часть пути и вовсе преодолел на четвереньках, но я же молодец! Так, а теперь посмотрим, что там у нас такое светится...

   Это оказался фонарь. Обыкновенный себе фонарь, то ли керосиновый, то ли еще более примитивный уличный светильник. Улочка, на которую я вывалился, в отличие от предыдущей, оказалась освещена. Угу, аж двумя лампадами – вторая светлячком виднелась где-то на противоположном окончании улицы. Ну да и за такой свет спасибо.

   Теперь можно было оглядеться, что я и проделал. Мдя, лучше бы шел дальше в потемках, подольше бы прибывал в счастливом неведении. Да, тут действительно двухэтажные дома, мне не показалось. Действительно каменные. Добротные такие. Средневековые, вашу мать! Пятнадцатый век, не позже!!! Я знаю, не даром же я в архитектурном три года задницу протирал! Черт, да что происходит-то?!

   Внезапно в голове что-то словно щелкнуло и я все понял. Каюсь, в свое время увлекался фэнтези, много читал про "попаданцев"... Вот и дочитался! Вот мне и сказка! Это все объясняет. И то, что я еще жив, и архитектурку эту допотопную, и странные речи мужиков из подворотни... И даже то, что я эти самые речи понял. Все! Я попаданец, вашу влево и растак! Попал, значится...

   Стало смешно. Нет, не так. Стало истерически смешно. Я со всхлипом сполз по стенке и громко, с подвываниями, заржал, ни капли не заботясь о том, что меня могут услышать. Я в другом мире, ха! Умора! Теперь мне, по законам жанра, предстоит этот мир спасать. Весь. А то иначе зачем я сюда попал. Ах да, помниться, в придачу к спасению мира мне еще полагается принцесса. Эльфийская. От этой мысли я заржал еще громче. Интересно, и на кой ляд мне принцесса? Я вообще с женщинами как-то не ахти...

   – Чего ржешь? Уже всех баньши распугал, – тихий женский голос подействовал лучше ведра холодной воды. Я заткнулся, подавившись очередным истерическим смешком.

   От густой тени отделился еще более темный силуэт. Рядом со мной присела на корточки женщина в бесформенном черном плаще. Видимо, это та самая принцесса, подумал я и снова хихикнул.

   – Так чего шумим? – недружелюбно поинтересовалась девушка, откидывая капюшон. Хм, я погорячился. Это девочка. Ей максимум шестнадцать.

   – Да так, смешинку проглотил, – все еще хихикая ответил я, рассматривая новую почти знакомую. Темные волосы, насколько можно судить, светлая кожа, лицо странное, но в целом красивое. В ответ на мою фразу девушка недоуменно приподняла темные бровки.

   – Слушай, подруга, а ты часом не эльфийка? – спросил я. А что, хочу принцессу! У принцесс обычно есть знакомые принцы. Прекрасные, ага.

   – Почти, – усмехнулась девушка.

   – А я попаданец, будем знакомы, – я жизнерадостно протянул ей руку.

   – Нет, парень, ты не попаданец.

   – Не понял, – я даже руку отпустил от недоумения. Что за недружелюбная принцесса попалась?

   – Ты покойник.

   В полумраке ее глаза сверкнули бордово-красным. В следующий миг меня накрыло тенью ее плаща и я еще успел понять, что, похоже, принц отменяется. А потом стало больно, словно кто-то ударил меня в шею острым ножом. Но я же не умру, правда? Я же не...

   *****

   – Уф и гадость же! – вампирша украдкой сплюнула и вытерла губы рукавом плаща. – И откуда он только взялся такой? Висик, если у меня будет несварение, вини во всем этого засранца.

   – Ты его поэтому убила? – хихикнул коротышка.

   – Ой, да ну его! Таким отравиться – раз плюнуть. В его крови такой букет всякой дряни, что меня, похоже, развезло, – пытавшаяся встать с земли девушка качнулась, стремясь обрести равновесие.

   – Это потому, что попаданец, – авторитетно заявил коротышка. – Они там все такие... порченные.

   – Из другого мира, что ли? – вампирша выгнула дугой смоляную бровь.

   – Ну да.

   – И что им в своем-то не сидится? – пробурчала девица и, опираясь о плечо спутника, нетвердой походкой пошла куда-то вглубь темных городских улиц.

   На грязной брусчатке осталось лежать обнаженное тело молодого мужчины с разорванным горлом.

Часть 1. Фигурки на доске

Сидхийские будни

Ведьмино счастье -

Любить вампира

И целым миром

Одной владеть!

Полынья, "Ведьмино счастье"

1649 год от Войны Сил

Горы сидхэ

   – Какой занятный экземпляр... – томно произнесла изысканная красавица-сидхэ, разглядывая нечто сквозь окошко тюремной камеры. – И как давно это здесь обретается?

   – Пятый день, сударыня, – подобострастно кланяясь, ответил ее спутник. Девушка невнятно хмыкнула и вернулась к созерцанию "экземпляра".

   – Интересно... – нежно мурлыкнула она. Мужчина мгновенно покрылся липким потом. – А почему мне об этом никто не доложил?

   Смотритель тюремного блока попытался унять мелкую нервную дрожь. Под этим ее "никто" явно подразумевалось "лично ты". И если он сейчас ответит неправильно, то лучшее, на что можно рассчитывать – это смерть.

   – Моя госпожа, – неуверенно пролепетал он, найдя, как ему показалось, верный выход из сложившейся ситуации, – начальник уровня приказал не беспокоить вас по пустякам, да и вообще запретил говорить кому-либо об этом... существе.

   – Ах, ну раз "по пустякам", – девушка ласково улыбнулась, мечтательно сощурив глаза, и смотритель вовсе перестал дышать, отчаянно желая оказаться где-нибудь на другом конце Дома, пусть это даже будет Бестиарий. Нежить и прочая нечисть всяко безопаснее, чем разгневанная Госпожа. – Лормэ, будь так любезен, позови господина начальника сюда.

   Не веря своему счастью, мужчина тихо пролепетал: "Будет исполнено" и, пройдя спиной вперед положенные пять шагов и почтительно поклонившись своей спутнице, резко развернулся и со всех ног кинулся выполнять приказ. Еще бы ему не радоваться! Смерть прошла в двух шагах, но не заметила его.

   Тайхэ, глава Третьего Дома сидхэ Тар?эари, презрительно усмехнулась. Мысли этого низшего были столь очевидны и примитивны, что это даже не казалось забавным. Тупая преданность и дикий страх за свою шкуру – что может быть банальнее? Вот начальник уровня – тот куда как умнее. Но, похоже, он решил затеять собственную игру, раз утаил появление столь ценного пленника. А значит, проживет он недолго.

   Тайхэ славилась жестокостью и непредсказуемостью даже среди своего отнюдь не ласкового народа. Прекрасная, как и все дети Риэн, хрупкая белокожая шатенка с огромными сиреневыми глазами, она казалась маленькой и неопасной, но кому, как не темным эльфам знать, что внешность обманчива? Госпожа Третьего Дома была достаточно молода, но уже завоевала себе славу тонкого политика, расчетливой интриганки и безумного вивисектора-экспериментатора. Гротескные чудовища, результаты ее неуемного "любопытства", с завидным постоянством вырывались из надежной тюрьмы-лабиринта (или же их выпускали?) и наводили ужас на нижние уровни поселений сидхэ, уничтожая все и вся. И далеко не сразу милых монстриков удавалось обезвредить. С некоторых творений Тайхэ боевая магия скатывалась, как вода с пресловутого гуся.

   Задумчивый взгляд шатенки снова обратился к пленнику. Прикованный к стене короткими цепями из сплава с лунным серебром мужчина казался сломленным и обессиленным, но Тайхэ прекрасно знала, что это не так. Изуродованное многочисленными ранами, синяками и ожогами тело уже не могло регенерировать; бархатная смуглая кожа скрылась под слоем крови и грязи, но все равно притягивала взгляд каким-то внутренним мерцанием. Лица было не разглядеть из-за гривы спутанных волос, некогда, бесспорно, красивых, а ныне грязных и сбитых в сосульки и колтуны. Замысловатую татуировку в виде плети неизвестного колючего растения какой-то энтузиаст, похоже, пытался срезать вместе с кожей, но не преуспел, лишь основательно подпортив мастерски выполненный рисунок. Мрачноватую картинку довершал едва различимый ди?аргиновый ошейник и такие же браслеты на предплечьях узника. Но все это было не важно. Тайхэ отчетливо понимала, что за существо попало к ней в руки. А еще ей очень хотелось испортить жизнь тому идиоту, которому пришло в голову так нерационально использовать столь редкий и ценный генетический материал.

   В конце плохо освещенного тюремного коридора раздались тихие шаги. Сидхэ едва заметно усмехнулась в темноту. Кто-то хотел поиграть? Да будет так. И не жалуйтесь потом.

   Из-за поворота показался начальник уровня, неспешно шествующий за тюремщиком. Последний семенил на несколько шагов впереди, не переставая подобострастно кланяться высокому начальству, но в опущенных долу глазах мелькало неприкрытое злорадство. Еще бы, ненавистный начальник имеет все шансы не выйти из этого коридора живым.

   – Моя госпожа, для меня высокая честь служить вам, – степенно изрек начальник уровня и поклонился хрупкой девушке. Изысканность манер, велеречивость приветствия и грациозность поклона выглядели несколько нелепо в стылом подземном коридоре, но для общества сидхэ были нормой. Да и не может низший сидхэ приветствовать Госпожу Дома иначе, чем по старинному этикету. Не положено.

   – Ах, оставьте, Зарель, – серебристым колокольчиком рассмеялась Тайхэ, шутливо замахав ладошкой на вновь прибывшего. – Скажите мне, что это за создание поселилось в данном помещении? – она игриво приподняла бровь и лучезарно улыбнулась. Если бы он знал ее получше, то уже бежал бы без оглядки, в безнадежной попытке спастись. Немногие знали эту ее черту. Если Тайхэ начинала быть ласковой и любезной с низшими, значит, очень скоро кто-то из этих низших лишится головы. Или, что еще хуже, попадет в лабораторный блок в виде подопытного материала.

   – О моя госпожа, эта тварь не стоит вашего драгоценного внимания, – все-таки почуявший какую-то опасность Зарель решился сыграть свою игру до конца. Пленник был важен для достижения его собственных целей.

   – Все же я настаиваю, милейший, – любезная улыбка стала еще слаще, – удовлетворите мое любопытство.

   "А ведь она знает, – с тоской подумал сидхэ, – не может не знать. Но будет играться и тянуть нервы, пока не получит свое".

   – Госпожа, это – вампир. Насколько я понял, один из высших. Абсолютно никчемная тварь, – вежливый поклон. "Удавись, сука".

   – Как интересно... Высшие – весьма редкие гости наших подземелий. А не скажите ли, любезный, откуда у вас такое чудо? – личико Тайхэ выражало настолько искреннее любопытство, что он невольно поверил ей. Возможно, ей и вправду всего лишь любопытно... Зарель набрал в легкие побольше воздуха и, многозначительно гладя на девушку, произнес:

   – Мой старинный приятель (вражина, каких поискать) презентовал мне сей образец (предварительно порядком его искалечив) как знак крепости нашей дружбы (а также желания сделать со мной то же самое, что и с эти упырем). К сожалению, подарок...э-э-э, несколько испортился, пока его доставил ко мне, – Зарель склонил голову, словно и впрямь сожалел о случившемся.

   – Какая неприятность! – кукольное личико просто лучилось сочувствием и сожалением. – Это столь неприятно, когда подарки ломаются. Я полагаю, вы не сообщили мне об этом существе, чтобы я не расстраивалась? – чуточку печали, капельку наивности во взгляд – и начальник уровня внутренне расслабился, решив, что буря миновала.

   – Именно так, моя госпожа. Я ни в коем случае не желаю причинять вам беспокойство.

   – Вы так любезны, мой друг, – снова засмеялась Тайхэ, и начальник окончательно убедился в собственной безопасности. Он не видел, как за его спиной бледный, словно полотно, смотритель тюремного блока старался слиться со стеной коридора. Вот он как раз принадлежал к тем немногим, кто знал милую манеру хозяйки говорить со смертниками.

   – Милый Зарель, а вы можете показать мне эту тварь поближе? – неожиданно попросила Тайхэ, чуточку склоняя голову к плечу. Сама святость и невинность, которой движет лишь извечное женское любопытство.

   – Конечно. Все, что пожелает моя госпожа, – учтиво поклонился мужчина, подумав: "Чтоб он тебя сожрал, сука! Вот бы удобно получилось".