Текст книги "Тень великого колдуна (СИ)"

Автор книги: Светлана Шумских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Есть одна байка про мерзопакостного кота, который, сколько его ни прогоняли, ни продавали, ни сбрасывали в мешке в воду, ни отвозили в лесную чащу, все равно возвращался домой. Видимо мое сознание тоже имело дурную привычку постоянно возвращаться в это несчастное тело. Впрочем, возвращение было приятным. Тепло. Светло. Мягко. Кто-то заботливо поправляет одеяло и гладит по голове. Вероятно, в такие моменты первым делом вспоминаешь о маме. Но мне вспоминать некого. Матерью мне был Сайтас. Матерью, отцом, злобной уродливой сводной сестрой, капризным младшим братом, строгой училкой, ворчливым дедом, вредной свекрухой, и занудным соседом. Среди моих знакомых катастрофически мало тех, кто бы предпочел гладить меня по голове, а не снимать с нее скальп. Гёт, в глаза, словно песка насыпали. Сплошные размазанные пятна.

– Таким образом, поверхностная реверберация от данного заклинания в процентном отношении составит…

От испуга мозг разом навел такую резкость, что, при желании, можно было бы со ста шагов попасть белке в глаз. Темная заостренная мордочка с острыми ушками как раз заглядывала через круглое окно напротив. Но увеличение популяции одноглазых белок сейгеш интересовало меня меньше всего. У окна стоял Хозяин. Увидев, что я очнулась, он замолчал, поправил съехавшие на нос очки и улыбнулся, небрежно махнув ладонью. Белка, оказавшаяся на самом деле бортовым самписцом[38]38
  Бортовой самописец – одно из изобретений Сайтаса. Имеет вид маленького крылатого зверька с проворными пятипалыми лапками, предназначен для запоминания и последующего увековечивания мудрых мыслей Хозяина на различных носителях. Используется на летающих кораблях, то бишь шемах. Старая версия включала функцию самоуничтожения, впоследствии замененную на стирание памяти.


[Закрыть] понятливо кивнула и оперативно смоталась с глаз долой.

– Умбра, деточка моя! Как же ты меня напугала…

Зато ты меня больше не напугаешь. Даже этими своими новыми благодушными улыбочками.

– Эту песню мы уже слышали. Где Тим, где Асеер? Что с Шушуней?!

– Грубишь. – Колдун присел на далекий край огромной кровати, заставив меня инстинктивно поджать колени под самый подбородок. – Значит, уже почти выздоровела. Не волнуйся, твои любимцы дрыхнут… без задних ног. Да шучу я, успокойся. Ноги на месте. Двое суток тебя караулили. Только к полудню заснули. В соседний отсек переместил. Девочка осталась во дворце. Она уже почти оправилась от подчиняющего заклинания. Руководит восстановительными работами… .обещала навестить сразу, как освободится… смотрю, ты уже успела обзавестись целой семьей…

Закончив эту странную обрывистую тираду, Хозяин водрузил очки на макушку, помассировал переносицу, и долго молчал, потирая ладони.

– Не молчи, древний идиот! – Внезапно вклинился знакомый ворчливый голос. – Опять тебя развезло, дуралей плешивый.

Справа от колдуна появилась возмущенная Стрекоза. Я ужаснулась, и в то же время восхитилась ее идиотскому нахальству. Тут одна интонация тянула на малоприятную и весьма скоропостижную кончину. А может, душа просто устала влачить свое вредное существование.

Однако вместо того чтобы испепелить нахалку на месте, Сайтас неожиданно смутился. Потупился, как нашкодивший послушник перед настоятелем храма. Было дико видеть его таким. Взволнованным. Смущенным. Растерянным. Вопреки здравому смыслу, я даже почувствовала укол жалости. Да что же к ушам удужьим происходит?

– Что тебе нужно?

* * *

– Морской воздух оказывает благотворительное влияние на организм. Самое время потрепать по загривку Диайский залив. – Теперь голос Хозяина был нарочито весел и резок, его бросало из крайности в крайность. – Сейгеш там самый разгар лета. В Тарзилеге, куда мы как раз держим курс, прекрасные живописнейшие виды, в которые легко впишется твоя художественная мастерская, и богатые почвы, идеально подходящие для моего коллекционного сада, не говоря уже о чудесных гротах для лаборатории…

– Я спросила…

– Думаю, если с позволения императрицы активно задействовать местное население, то новый замок получится построить лет так за…

– Сайтас!

– Давай, скажи ей! – Хищно сузила глаза Стрекоза. Мой колдун показал ей кулак, но вредная душа только пренебрежительно надула щеки, поводя пухлым плечом. Старая грымза очевидно кокетничала. А гнусный хрыч явно старался ей угодить. Жаль, что эти двое не встретились раньше. Они идеально друг другу подходили. Как молот и наковальня, понос и золотуха. В этот момент я внезапно и окончательно перестала бояться.

– Раньше я думал, что ты самое неудачное из моих творений. – Заговорил Сайтас. – Производственный брак. Сбой в процессе. С заданиями ты всегда справлялась идеально, но эти твои самостоятельные вылазки, воровство моих вещей, шуточки, от которых у прислуги волосы на голове дыбом вставали. Вечные попытки выйти за рамки, нарушить правила. Поиски истины, справедливости, красоты и прочей ерунды… все это жутко меня раздражало. Я даже несколько раз был недалек от мысли тебя утилизировать… но… когда ты исчезла из моей жизни, я понял, что ты была не просто спесивой тенью, в тебе отражалось все лучшее, что было во мне, все, что я когда-то любил и про что успел забыть много столетий назад… Умбра, если бы у меня была дочь, я бы хотел, чтобы она была похожа на тебя…

Он поднял глаза, и в них тусклым блеском отразилось отчаяние.

– Ты меня ненавидишь? – Спрашивали они.

– Тебе не нравится Тарзилега? – Спросил он.

К горлу подкатил горький комок. Я вдруг отчетливо поняла, что обладаю властью над этим человеком. Такой же, как он надо мной. Все-таки мы две половинки одного целого, а уж как и во что там все дальше сложится, лучше не думать…

– Нет…  – Одними глазами ответила я. Это было правдой. Я его никогда не ненавидела. Я всегда ненавидела только себя.

– Нет, почему, нравится. Только не в качестве постоянного места проживания.

Колдун торжествующе поджал губы, и тут же быстро добавил, закрепляя результат.

– Вы могли бы навещать старого больного колдуна время от времени. Ты и твоя семья.

– Хватит уже называть их моей семьей. Мы просто…

– Хватит уже врать. Не повторяй моих ошибок, Умбра. Ты же любишь этих детей, как собственных. А они тебя. Вы нужны друг другу. А если ты надумаешь опять трусливо сбежать и бросить их, как в прошлый раз…  – Он нехорошо улыбнулся, приоткрыв губы, снова став похожим на себя прежнего. В прозрачных глазах плеснулась крупная зубастая рыбина. – Тогда я с тобой поговорю особо!

Я сочла за лучшее промолчать, предчувствуя, что прежние придирки злого колдуна были цветочками, и это превращение в доброго заботливого волшебника еще вдарит по моей жизни годовым запасом бахчевых.

– О материальной стороне дела можешь не волноваться. Я лично позабочусь, чтобы у вас все обстояло благополучно. – Душевно допел Сайтас. И вдохновленное выражение его добродушной морды мне весьма не понравилось. Уж если Хозяин загорался какой-то бредовой идеей, то отдавался ей целиком, уступая в разборчивости средств и деликатности разве что несущейся на всех парах горной лавине или тропическому урагану. Этот позаботится. Да помогут нам боги…

– Кстати, а что с мальчиком? – Вклинилась Стрекоза, бесцеремонно прервав токование колдуна о нашем счастливом будущем под его куцым, но крепким крылом. И опять ей, нахалке, ничего за это не было.

– А что с Тимом? – Спросила я, радуясь перемене темы.

– Причем здесь Тимхо? Я говорю о своем мальчике, об Асеере! – Лайдэ-дзи сентиментально сцепила пальцы, не обращая внимания на иронические ухмылки. – Я привязалась к нему, как к родному. Вежливый. Послушный. Хозяйственный. Между прочим, он хорошо готовит. На арфе умеет играть. А уж как красиво поет… только разве же это, кто знает? Подойти даже бояться. Но я их понимаю. И тебя понимаю, сама такая была. Девушкам все блестящее, красивое нравится, а тут немощь бледная, глаза красные, удужьи. Волосы, точно инеем выбелены. Одним словом, урод…

– Он не урод! Асеер самый…  – Я прикусила губу и потупилась, понимая, что выдала себя с головой.

– Ну-ну, – угрожающе нависла Стрекоза, припирая меня к подушкам. – Признавайся, я ведь все вижу. Он тебе нравится?

– Нам ты можешь все рассказать. – Мягко поддержал ее Сайтас.

– Больше, чем живопись. – Отпираться было стыдно и бессмысленно. Прятать чувства от этих двоих – все равно, что прикрываться мочалкой в общественных купальнях. – Только никому не говорите!

В этот момент дверь открылась, впуская объект обсуждения в компании кучерявого ученика. Я умоляюще поднесла ладони ко рту. Колдун и Лайдэ-дзи понимающе закивали. А потом, как ни в чем не бывало, обернулись к Асееру и в один голос объявили.

– Она сказала, что тоже тебя любит!

Повесилась тишина. Сердце сжалось, ожидая, что вот-вот произойдет нечто непоправимое. Например, что он развернется и уйдет. Или, упади небо, рассмеется. Или скажет что-нибудь обидное. Или глупое. Но Асеер ничего не сказал. Только легонько подтолкнул Тима в спину, и они продолжили наступательное движение, как ни в чем не бывало. Мальчишка тут же плюхнулся на ковер, охотно подставив лохматую макушку под мою ладонь. Дингир-ур медленно склонился над одром, заставив все внутри замереть. От раны осталась только тонкая розовая полоска поперек лица. Скорее всего, этот шрам уже никогда не исчезнет, но с ним охотник нравился мне даже еще больше, если такое, конечно, возможно. Я зачарованно потянулась навстречу. Именно в такие моменты герои баллад сжимают друг друга в жарких объятиях и сливаются в страстном поцелуе под проникновенное треньканье арфы. Тренькнули натянутые нервы. Дингир-ур взял меня за подбородок, потрогал лоб, деловито, чуть сжимая пальцами кожу, повернул мою голову вправо-влево, поочередно оттянул нижние веки с возмущенно вытаращенных глаз, и, удовлетворенно хмыкнув, присел рядом, обняв вместо меня подушку. Неудержимо захотелось наплевать на свидетелей, выдернуть из-под этого наглого мешка с костями проклятый мешок с перьями и придушить первого вторым. Какой позор, я ревную его к своей же подушке. Обманутая героиня душит коварного изменника своей более удачливой соперницей. До такой развязки еще не додумался ни один виршеплет.

– Мы уже приземлились в Тарзелеге! – Радостно поведал Тим, не обращая внимания на мое помрачневшее лицо. – Мы только что встретили повара. Они отправились накрывать стол на берегу залива. Сайтас сказал, можно пожить на корабле, пока ты не поправишься. А еще он обещал научить меня управлять шемом, правда же?

– Правда. – Кивнул колдун. – Можем начать сразу после ужина, если, конечно, твой учитель не возражает.

– Не возражает. Считай, что у тебя каникулы.

Выпущенный на волю мальчишка тут же вцепился в Сайтаса, аки голодный волчище в агнца. Скоро комната наполнилась свитками, пыльными томами, разноцветными трехмерными моделями компонентов корабля и гнусавым голосом ораторствующего колдуна. На меня его гнусавые монологи всегда действовали, как обух по голове. Глаза стали закрываться сами собой. Из полудремы лишь изредка выдергивали восхищенные возгласы Тима и пререкания Сайтаса и Стрекозы. Последняя в шемах разбиралась, как свинья в достижениях суконно-камвольной промышленности, но упорно мнила себя специалистом по всем вопросам, и не упускала возможности вставить свое острое словцо. Из темноты выскакивали отрывки сюрреалистических картин.

Бранящаяся Стрекоза.

Колдун с мальчишкой ползают по ковру, тыча пальцами в развернутый чертеж – со стороны это выглядит так, словно они охотятся за тараканами. Бранящаяся Стрекоза с видом полководца указывает, куда ползти.

Сайтас и хохочущий Тимхо висят вниз головой. Бранящаяся Стрекоза требует, чтобы они немедленно спустились.

Раскрасневшийся Сайтас вдохновлено ораторствует. Срекоза оппонирует. Оставленный без прсмотра Тим тянется к висящему в воздухе черному ящику.

Комната заполнена густым дымом. Из дыма раздается дикий хохот, выглядывает крокодилий хвост, сверкают молнии. Кто-то низким гортанным голосом напевает непристойные частушки.

Потом все внезапно исчезает.

Появляется Стрекоза. Она трясет в воздухе кулачками и ругается, но из ее рта не вылетает ни слова.

Сайтас победно улыбается и грозит Тиму пальцем. Тим густо краснеет.

Когда я снова проснулась, в комнате никого не было. Гладкое совершенство ночной темноты нарушала только синяя заплата окна, пришпиленная острыми булавками звезд. А вдруг ничего вообще не было? Асеер, Шушуня и Тим лежат мертвые в разрушенном императорском дворце. А вдруг никого из них в моей жизни вообще не было. Вдруг все это мне просто приснилось… и теперь я снова проснулась в своей старой комнате в замке колдуна. Кровь в моих жилах застыла, превратившись в острый безжизненный лед. Никогда мне еще не было так страшно… и так холодно…

Рядом кто-то тихо зевнул и потянулся.

– Кажется, мы проспали ужин. – Сказал он хриплым ото сна голосом, и холод сбежал, трусливо поджав хвост. Я повернула голову. Щека уткнулась в мягкие шелковистые волосы. Надо же, а на вид, они казались такими грубыми.

– Прости. Сам не заметил, как заснул. – Асеер широко зевнул, скомкав последнее слово. – Я пойду, а то еще не побрезгуешь, на голодный желудок.

– Не волнуйся, ты не в моем вкусе. – Фыркнула я. – На ужин предпочитаю хорошо прожаренных праведников с бокалом горьких слез прекрасных непорочных дев или на худой конец запеченных в собственных доспехах рыцарей без страха, упрека и нехороших заразных заболеваний…

– Удивительно, как ты протянула до столь преклонных лет, на такой жесткой диете. – Дингир-ур потянулся, заложив руки за голову. – С праведниками и прекрасными непорочными девами в этом году, как никогда туго. Даже самые радикальные адепты черных культов переходят на козлов и черных петухов. Зато рыцарство напротив переживает расцвет. Вот как раз недавно в пограничном королевстве Флавии был образован новый орден «Слепой отваги». Три десятка рыцарей поклялись на развалинах фамильного замка своего сюзерена… который, кстати, сами в пьяном угаре и разнесли… что ни ветер, ни боль, ни опасность, не заставят их разомкнуть правый глаз, пока не падут стены города Тарзилега, попирающиего святые флавийские земли. То есть перекрывающему все пути контрабанды дешевого имперского вина.

– И что? – Искренне заинтересовалась я.

– Героев вел магистр Жан Базил дэ Торэдо Отважный. Как полагается старшему, он принял двойной обет, распространив его на оба глаза. Поэтому путь рыцарей был труден и долог. Наконец, разнеся для тренировки еще несколько родных сел и трактиров, орден двинулся на штурм вражеского города. Впрочем, ободряющий душ из горячей смолы и град стрел быстро заставили взглянуть на ситуацию трезвым глазом. Атака едва не захлебнулась еще в самом начале, когда высокородный магистр Торэдо по невнимательности своего оруженосца упал в ров с водой. Дальше дело пошло не лучше. Баллисты, осадной амуниции магических артефактов или хотя бы хорошего запаса провианта отважные рыцари с собой не захватили. После нескольких неудачных атак, большинство из которых к восторгу защитников даже не достигали крепостных стен (магистр постоянно норовил увести наступление не в ту сторону, а рыцарский кодекс не позволяет оставить своего господина) нервы у нападающих начали сдавать. В дружных рядах то и дело разгорались скандалы и вспыхивали междоусобные потасовки. Ближе к полудню на крепостных стенах стало не протолкнуться. Осажденные азартно болели за полюбившихся героев, делали ставки, покупали пиво и пирожки у вездесущих лоточников. К вечеру большая часть отряда еле передвигала ноги, но никто ни на мгновение не нарушил священный обет, чему активно способствовали вдохновленные речи магистра и заплывшие от синяков веки. И только поздней ночью, когда орден лишился своего предводителя, расшибившего лоб о камень, на общем совете было решено совершить стратегический маневр в сторону близлежащего леса. Всем известно, что рыцарь и отступление – понятие несовместимые, поэтому рыцари сели в засаду в приграничном флавийском погосте, грабя и третируя местных жителей, в тайне надеясь дождаться, когда стены Тарзелеги падут под напором какого-нибудь страшного урагана, коррозии или хотя бы за ветхостью лет.

Я бурно возрыдала над печальной судьбой благородных рыцарей. Смеяться сил уже не было. Перед глазами так и стояла реалистичная картина: темная южная ночь, крепостные стены Тарзилеги, сверчки, и грязные патлатые мужики с загадочным прищуром, втихую выковыривающие цемент из каменной кладки.

– Флавийские менестрели строчат баллады о многолетней героической осаде Тарзилеги, а пограничные крестьяне – жалобы королю Рудуарду Мудрому, моля урезонить прожорливую банду «кривых разбойников», но король не решается открыто пресечь великий подвиг, опасаясь гнева других рыцарских орденов. В прошлом году императрица Белогорья получило секретное послание от соседского правителя с просьбой о помощи. Шушельга обещала поддержку, но до сих пор отгораживается более важными делами. Кстати, чтобы получить благословение свыше, некоторые братья по оружию решили дать еще и обет молчания. Представь, как тебе повезло. Настоящие рыцари всего в паре шагов отсюда. Полузрячие, безмолвные, откормленные на отобранных крестьянских харчах, да еще и разрешенные к отлову главами обоих государств. Лучше не придумаешь. Подкараулишь их по одному. Так и быть, я подержу, а ты в это время…

– Все, прекрати! – Застонала я, хватаясь за левый бок. – У меня, по-моему, сердце прихватило.

– Вот. Будешь знать, как притворяться бессердечной тварью.

– Сутяга!

– Ханжа.

– Брюзга!

– Симулянтка.

– … Асеер…

– Да? – Его голос мгновенно стал серьезным.

– Мы с тобой должны того…

– Того? – Вкрадчиво переспросил охотник. Таким тоном, что я залилась краской по самые уши.

– Серьезно поговорить. – Сказала и тут же пожалела. На самом деле у меня не было ни малейшего понятия, как и о чем следует говорить в таких ситуациях. Ну, точно, опять все испортила. Лучше бы молчала.

– Будем клясться друг другу в вечной любви и давать священные обеты? – Саркастично улыбнулся Асеер. – Давай. Ты какой глаз выбираешь, правый или левый?

Я хрюкнула, уткнувшись лбом в его плечо, представив реакцию местных жителей, когда они узнают о появлении еще одного кривого ордена. Смех в два счета вытеснил неловкость. Упади небо, как же легко с этим человеком. Свободно.

– Кстати, Асеер по-шумберски означает предсмертный крик. Но ведь это храмовое прозвище. Как тебя зовут на самом деле?

– Мама и сестра называли меня Тильхор. Если хочешь, ты тоже можешь меня так называть.

– Тильхор. Тиль. Облако. Тебе очень подходит. – Похвалила я. – Давно хотела тебя спросить. Но всегда было как-то неудобно… .

Дингир-ур рывком подтянул меня к себе так, что мы оказались лицом к лицу. Подушка просто посинела от зависти.

– А теперь?

Я, молча, провела кончиками пальцев по тонкому полумесяцу шрама. А теперь…

Теперь мне было и море по колено, и горы по плечу и даже Сайтас со Стрекозой, нагло подслушивающие под дверью, до лампады.

Эпилог

Всемогущий властелин Ританской империи торжественно шествовал к выходу, так ослепительно сверкая драгоценностям, шелками и оружием, что следующей за ним свите приходилось невольно прищуриваться. Можно было подумать, что император напялил на себя сразу всю казну из опасения, что ее сопрут в его отсутствие. Только войдя в живой коридор из стражников, властелин отважился вытереть выступивший на лбу пот и, наконец-то, перевести дух, равнодушно скользнув взглядом по нависающим над его головой алебардам. Оставшаяся за спиной тринадцатилетняя девочка страшила его намного сильнее, чем какая-то толпа воинов и магов, замершая в полной боевой готовности. Юный кедошим Аджой гордо расправил плечи, принимая полагающийся грозный вид, и тут же малодушно опустил глаза, чтобы проверить, что золотой орел «за отвагу» действительно висит на его груди. Стоящая напротив него наставница Ерия только понимающе улыбнулась кончиками губ. Всего за пару месяцев дослужиться с должности рядового грузчика до места в личной охране императрицы – в такое действительно трудно поверить.

Когда двери за делегацией закрылись, повелительница поднялась, потягивая затекшие крылья. Стража мгновенно опустилась на одно колено, склонив головы. Стоять остались только старейшины и первый советник Ханой, тут же налетевшие на императрицу с вопросами и предложениями. Ерия тайком подняла глаза на повелительницу, и уже не смогла заставить себя отвести взгляда. Сверкающие белизной крылья создавали сказочный ореол вокруг хрупкой фигурки, разгоняя ночной сумрак не хуже пляшущего в каминных пастях пламени. Совершенство. Воплощение красоты, мудрости, могущества. Рядом с ней сорокалетняя магичка чувствовала себя маленькой неуклюжей девочкой Видимо, похожие чувства испытывали и почтенные старцы. Хватило одного движения брови, чтобы старейшины замолчали, стыдливо потупившись, словно святые, уличенные божеством в подпольном изготовлении атеистической литературы. Только первый советник настойчиво продолжал что-то бубнить, возмутив Ерию до глубины души. Да как он смеет донимать Великую своими пустыми соображениями, ведь императрица отчетливо дала понять, что все уже решено?!

– Ты понимаешь, что это Ританский договр поставит в опасность тысячи жизней? – Тихо спросил Ханой, грозно нависая над царственной макушкой презрительно отвернувшейся госпожи. – Они не пешки в твоей игре, они живые существа из плоти и крови. Ты не можешь так поступить!

– Я все могу!

– Я против. Совет старейшин тоже. Ты должна учитывать наше мнение.

– Вы заговариваетесь, господин первый советник. Не припоминаю, чтобы брала у вас кредиты. – В этот момент, разглядывая посеревшее от страха и бессилия лицо обычно бесстрашного и остроумного мужчины, Шушельга упивалась своей властью, как никогда. – Остановитесь. Вы, может быть и, первый советник, но не последний. Между прочим, как раз вчера освободилась должность управляющего имперскими птичниками. Безмозглые курицы и надутые индюшки найдут вас крайне интресным собеседником.

Разговор стал принимать опасный оборот. Ханой кожей чувствовал на себе горящие возмущением и злорадством взгляды других ан'геллу. Еще бы, этот богохульник посмел перечить их обожаемой повелительнице. Но все дело было в как раз том, что сам Ханой любил повелительницу ничуть не меньше их, даже больше. Только в отличие от остальных, понимал, что великой императрице нужнее не повиновение, а воспитание. Ей бы не помешала хорошая порка. Но кто решится поднять руку на богиню? Ханой точно знал, что никогда на такое не осмелится, хотя руки временами жутко чесались.

– С вашего позволения, великая императрица, – с достоинством поклонился мужчина. Черные волосы шелковым пологом закрыли мертвенно бледное лицо. – Я предпочитаю управлять безмозглыми курицами или надменными индюшками, нежели трудится под началом одной из них.

– Пошел вон!

Даже бывалые воины втянули головы, испытывая чувства схожие с суеверным ужасом древних людей, услышавших раскаты грома небесного. Ханой медленно, с достоинством повернулся. С огромным трудом персилили оцепенение и сделал первый шаг. Дальше дело пошло легче, хотя коленки по-прежнему дрожали.

– Нет! Ты за это заплатишь! – Голос догнал его у самой двери. – Стража, схватить бывшего первого советника!

Это было худшее из унижений, это был конец. Ханой застыл соляным столбом, не веря своим ушам. Время шло, но стража почему-то не торопилась исполнять приказ. Никто из воинов и магов даже не пошевелился, а возмущенными взглядами советник испепелялся плохо. На какое-то мгновение вокруг сгустились тени, и вот в самом центре неожиданно возникла темная фигура.

Лицо императрицы просветлело.

– Умбра! Ты вернулась! – Ханою даже показалось, что девочка не удержится и с диким визгом бросится на шею незваной гостьи. Но вместо этого она отшатнулась назад, словно увидела нечто ужасное. – Я не хотела… честное слово… я же не знала, что так все получится! Я не виновата… я… я все-таки императрица и не обязана ни перед кем отчитываться!

Тень приподняла бровь. Шушельга нервно вскинула руки. Из ладоней вырвалась сияющей энергии… и тут же бесследно растаяла. Гостья невозмутимо взяла кончиками пальцев массивный медальон на груди, потерла о край черной кожаной куртки, и, полюбовавшись своим отражением, подняла глаза на императрицу, пораженно хватающую воздух ртом.

– С позволения вашего величества, у меня к вам важный государственный разговор. И будет лучше, если он пройдет без лишних свидетелей. Сами понимаете…

– Ты этого не сделаешь! Я импертрица! – Визгливо закричала повелительница Белгорья, становясь похожей на обычного перепуганного ребенка. – Стража!

– Значит так, козявка, считаю до трех. – В голосе женщины отчетливо запела сталь. – И раз…

– Не посмеешь!

– Два.

Они с вызовом посмотрели друг другу в глаза. Наконец, одна не выдержала, и обреченно опустила плечи.

– Все вон! Оставьте нас.

Летописцы и ученые потом столетиями спорили, какой разговор произашел тогда между Повелительницей Белогорья и таинственной посетительницей, но все единогласно сходились во мнении, что именно он стал причниной отмены Ританского договра. После этого императрица правила долго и справедливо, прославившись за свой кроткий нрав и доброту. Империя вошла в золотую эпоху процветания. В народе поговаривали, что в тот день с неба в божественном сиянии спустилась святая, сниспослав на Повелительницу великую мудрость и неземную благодать.

Император Ханой, присутсвоваший при легендарном событии, предпочитал отмалчиваться, и на все распросы лишь загадочно улыбался. За божественное сияние он поручиться не мог. Но перед тем как за его спиной закрылись двери, прекрасно расслышал щелчок расстегиваемой ременной пряжки.