Текст книги "Тень великого колдуна (СИ)"

Автор книги: Светлана Шумских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Мне оставалось только вежливо помахать рукой стремительно удаляющемуся затылку.

* * *

Репейное поле вплотную подходило к тропинке, почти закрывая проход округлыми широкими листьями. Вызревшие корзинки соцветий, затянутые тонкой серебристой паутинкой, вглядываясь в безоблачное закатное небо. Я последовала их примеру и тут же горько пожалела, что у меня нет с собой красок и кистей. Закат был прекрасен.

Так и простояла вдохновленным столбом, пока последний краешек солнца не скрылся за щетинистым хребтом леса, и только потом мечтательно вздохнула. Обязательно вернусь сюда завтра. С холстом, красками, кистями и прочим необходимым скарбом. Отличный пейзаж получится. Между прочим, здесь навалом красивых видов. Меня никто не подгоняет и не контролирует. Сама себе хозяйка. Так почему бы не отвлечься от бесплодных поисков и не посвятить время чему-нибудь полезному?

Воодушевившись подобным образом, я даже позволила себе то, что обычно не позволяла никогда. Потому что не умела. Но душа требовала, и, набрав полную грудь прохладного пряного воздуха, я затянула лиричесекую балладу о прекрасной царевне соколе. Сия баллада была недавно услышана мной в дорожной харчевне, полюбившись неглупым сюжетом и красивой переливистой мелодией. Я как раз подошла к тому моменту, где отважный герой обнаруживает, что подстреленная им в шутку птица, на самом деле его возлюбленная. Момент был трагичный, и требовал большой самоотдачи. Пришлось даже остановиться, иначе бы не получилось вытянуть куплет до конца. Когда я почти что уже взяла самую высокую ноту, из ближайших кустов с диким воплем выскочило нечто лохматое. Неведомое существо споткнулось, выронило мешок с репейными корешками, и бухнулось на колени прямо передо мной, оказавшись всего лишь перемазанным в земле пареньком. Ну вот, опять за старое. Странные они какие-то все в этой деревне. Сразу и не поймешь, что от них ожидать.

– У-у-у! – Жалобно пробасил он, тыча в меня пальцем.

– Ну, чего тебе нужно, блаженный? – Я еще не растеряла романтический настрой, но уже начинала понемногу сердиться. – Утку? Удавку? Удило?

Он ожесточенно замотал головой, так, что выбившиеся из косы волосы захлестали по загорелым щекам.

– У-у-у…

– Ужин? Урожай? Укроп? Усы? Урюк? Углярку? Уху? Унты? Ушастого ежика?

– У-у-ходи! Уходи в Дрыздень и больше не возвращайся!

Вот дела. Может, бестиарий у местных кашцехлебцев что-то вроде любимой настольной книги, а сегодня творческий вечер, посвященный памяти Забиры Ойро? В отместку я предложила декламатору альтернативный маршрут, немного витиеватый, но не менее увлекательный и уж точно куда более познавательный, чем прогулка в село на южной окраине Волчьего Лога.

– Обалдеть! – Резко охрипшим голосом констатировал этот ненормальный, вытаращившись на меня самым глупым образом.

Я тоже вытаращилась на него, пытаясь понять, что мне показалось странным во внешности этого чудака. Черные кудри, собранные в косу. Искристые янтарные глаза. Располагающее к себе мужественное лицо, сильно повзрослевшее за два года, и от этого казавшееся совсем незнакомым.

– Умбра, как ты меня напугала! – Тимхо Митич улыбнулся своей эксклюзивной обворожительной улыбкой, развеяв мои последние сомнения. – А я думал, что ты экимму, или как там ее… гурах-и… а, не важно! Честно говоря, выглядишь, словно только из-за загробной плиты вылезла. Да еще так жутко вопила. У меня аж кровь в жилах застыла!

– Ногу ушибла. – Чувствуя, что краснею, я опустила голову и развела руки в стороны, окидывая себя критическим взглядом. Да, бабкина рубаха вкупе с разгромом амбара очень своеобразно дополнили мой милый облик…

В следующее мгновенье Тимхо с радостным гиканьем повис на моей шее. От неожиданности я так и осталась стоять в позе огородного пугала.

– Обалдеть! Мы с Шушуней всегда верили, что ты вернешься! Я знал, что ты нас не бросишь!

– Тим… погоди…  – Я смущенно кашлянула, отстраняя парня на расстояние нормального разговора. Боги, как он умудрился так вымахать за два года? Скоро и на меня будет сверху вниз поглядывать.

– Слушай, Митич, ты, что здесь делаешь?

– Исполняю свою мечту!

– Прослыть лучшим в империи пропольщиком лопухов?

Паренек проследил за моим насмешливым взглядом, красноречиво задержавшимся на горстке рассыпанных по дороге корешков, и уязвлено передернул плечами.

– Стать лучшим в империи охотником за чудовищами! Я выслежу логского оборотня и прославлюсь на все Белогорье, как самый…

– Быстрый бегун или изобретатель самого гиджского способа самоубийства.

– Умбра, прекрати! Почему ты всегда все омрачаешь?

– Потому что я тень. Тим, ты понимаешь, что еще слишком молод, чтобы в одиночку управиться с оборотнем?

– Гильгамеш победил своего первого монстра еще в колыбели, а мне уже восемнадцать весен! К тому же я не один, мне помогает учитель. Он один из самых лучших охотников в целом мире, и когда-нибудь я займу его место.

– Лучше найди свое. – Сквозь улыбку проворчала я, потрепав его по макушке. Наставник в корне менял дело. С моей души прямо упал камень, здоровый такой булыжник. – И кто этот упорный, терпеливый и оптимистичный трудяга, который добровольно втянулся в черную кабалу твоего обучения?

– Он… он… ! – От гордости и обожания у Тимхо прямо перехватило дыхание. – Он научил меня драться на мечах, стрелять, метать нож, ставить ловушки…

Да, а помнится, когда-то он говорил с таким же восхищением обо мне…

– … читать следы, готовить магические зелья, различать нежить…

А что ты хотела, Умбра? Сама решила уйти из их судьбы. А теперь, когда нашелся тот, кто заботой и добротой заслужил их любовь, начинаешь злиться. Это глупо.

– … плести поисковые чары, определять направление, рыбачить, строить плот…

Место в человеческом сердце не должно пустовать. Кто-то заполнил эту пустоту за тебя. Интересно знать, кто…

Я отвела взгляд от вдохновлено бормочущего мальчишки, и только теперь заметила высокого мужчину, неподвижно стоящего по пояс в репейнике, опираясь на древко лопаты. Наверняка, это и был тот самый несравненный учитель, сумевший так быстро заграбастать мое место в сердце Тима. Камень, упавший с души, внезапно застрял где-то в горле, перекрыв дыхание.

– … видеть в темноте, прыгать через голову… Умбра? Ты куда? Подожди, давай поговорим!

Но разговаривать я не собиралась, как и останавливаться.

* * *

Свеча была зажжена чисто символически, чтобы не оставаться наедине с тьмой.

Или нет, небольшая поправка. Наедине с собой.

Я ожесточенно откидывала в сторону вещи, мешавшие добраться до цели. Самой еще было непонятно, зачем он мне так срочно понадобился. Но одно было точно, если я сей же геш не увижу его, просто помру от разрыва сердца, отзывающегося в груди гудящими толчками. Наконец пальцы нащупали мягкую рифленую кожу перевязи. Наконец то.

С тех пор, я не доставала его ни разу. И теперь по мере того, как клинок выскальзывал из ножен, из прошлого возвращались давно позабытые запахи, звуки, образы, чувства, мысли…

Свежий, наполненный пряным ароматом цветов ветер. Тихий шум волн. Круглая, невероятно огромная луна. Я стою на четвереньках на границе между водой и берегом и таращусь на сапоги охотника, потому что взглянуть ему в лицо нет ни сил ни смелости. Всегда страшно глядеть в лицо смерти…

Меч с нетерпением выскальзывает из ножен. Совершенный, прирожденный убийца, такой же, как его хозяин. Говорят, что с момента посвящения и до конца жизни каждый охотник получает только один меч – символ возмездия и чести. Потерять оружие для клана храмовых убийц, значит признать свою трусость. Дингир-ур может оставить на поле боя друга, может остаться сам, но оружие не оставит никогда… .

Холеное, заточенное лезвие с чувством превосходства поднимается над моей головой. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Уже ничего нельзя изменить. В последний момент я трусливо зажмуриваюсь, стараясь отрешиться от всего происходящего, хотя это еще никому не помогало.

Свист рассекаемого воздуха. Обрывистый хруст где-то совсем близко. Возможно, что как раз в районе моих шейных позвонков.

– Спасибо тебе. – Его низкий голос пробирает до сердца, а смысл слов пронизывает насквозь не хуже металла.

Я не верю своим ушам, поэтому широко распахиваю глаза и…  обмениваюсь ошарашенным взглядом со своим отражением на серебристой полоске клинка, вогнанного в песок перед самым лицом. Какого беса? Поднимаю переполненный безумием и недоумением взор на охотника, вернее то место, где он только что стоял. Там уже никого нет.

До сих пор не понимаю, что это было. Больной бред перегруженного сознания? Сон? Сумасшествие? Но меч охотника-зу лежал на моих ладонях, подтверждая реальность воспоминаний. Что тогда? Пощада, прощение, благодарность… за что? Не верю. Дингир-ур не такой человек, он вообще не человек, и все человеческое ему чуждо. Кроме ненависти. Конечно же, скорее всего это какая-то игра, хитрая комбинация, чтобы заставить меня мучиться и страдать, перед смертью. Подарить мне жизнь, а потом отнять все самое дорогое… начиная с Тимхо…

Из груди вырвался горький стон. Ложь! Все это ложь. Умбра, кому нужны твои страдания? Да если бы он захотел, ты бы в полном объеме получила их еще там, на берегу Нефритового Озера, когда беспомощная и униженная валялась в его ногах. Уж кто-то, а храмовые охотники всегда знали толк в пытках. Ты просто врешь сама себе. Тебе не хочется верить, что Асеер оказался достаточно сильным, чтобы простить, поверить и начать новую жизнь. Потому что у тебя самой этого никак не получается. Не хочешь верить, что Тимхо мог стать самостоятельным и больше не нуждается ни в твоей помощи ни в советах. Потому что все это время жила лишь надеждой, что нужна кому то на этом свете. Ничего, скоро он станет настоящим охотником и будет сотнями крошить таких как ты по лесам и буеракам. Страшно тебе. Поэтому и придумываешь всякую ерунду. Поэтому ты постоянно врешь. Хватит.

– Внученька, у тебя усе в порядке?

Я по-звериному ощерилась, порывисто разворачиваясь на голос.

– Никакая я тебе не внучка! Все это ложь! – Частичная трансформация зажгла в глазах дикое зеленое пламя, пальцы сжались вокруг рукояти меча.

– Та, знаю. – К моему удивлению бабка даже не подумала пугаться или расстраиваться, лишь плотнее укуталась в шерстяной платок, поджав бескровные губы. – У мени сроду не было внучков. Потому как никогда не было детей.

– Боги, но зачем же тогда…  – Пораженно прошептала я себе под нос. Невероятно, но безнадежно глухая перечница без труда уловила мое сбивчивое бормотание.

– Зачем, зачем…  – Прошамкала она, качая головой. – Скучно одной то, да и трудно ужо самой по хозяйству справляться. А на тебе еще пахать и пахать.

Вот дает! У меня вырвался нервный смешок. И я ведь действительно все это время безропотно надрывалась с рассвета до заката, как каторжник в рудниках, при этом мучаясь от чувства вины и искренне считая себя коварной обманщицей, воспользовавшейся доверием наивной беспомощной старушки! Представляю, как она веселилась, когда я пыталась до нее докричаться, повторяя все по три-четыре раза. Кто же знал, что слух у бабули острее, чем у дикой рыси. Полагаю, что и ругательства, которыми я ее костерила, тоже не остались без внимания.

– Мне… выезжать?

Глашира подошла ближе, быстро провела желтым растрескавшимся пальцем по лезвию меча, который я все еще сжимала в руках. Шершавая ладонь на мгновение коснулось моей руки.

– Добрый клинок, добрый. – Довольным голосом похвалила она, и уже на пороге, не оборачиваясь, сухо добавила.

– Можешь оставаться.

* * *

С восходом солнца я уже была в сарайчике, в котором бабка обычно проводила утреннюю дойку овец перед тем, как выгнать их на пастбище. Во-первых, было на что поглядеть, потому как бабкин метод дойки отличался изобретательностью и даже изобиловал акробатическими трюками. Первым делом бабка запирала дверь на засов, потом залазила на овцу задом наперед, обхватив ее руками и ногами, и в таком неудобном положении умудрялась как-то пополнять ведерко. И это все со слабым зрением, почти в полной темноте, действуя исключительно на ощупь.

Во-вторых, мне очень хотелось с кем-нибудь поговорить.

– Бабушка Глашира, может вам помочь? – Я долго обдумывала, как начать разговор, рассматривая императорское кольцо, подвешенное к шее на шнурке, чтобы не пугать простой народ без надобности. Решилась подать голос только на третьей овце. Получилось слишком громко и неожиданно, но старушка в очередной раз удивила меня своей выдержкой. Ни вскриков, ни резких движений. Лишь недовольное покачивание головы и ворчливое. – Уж без тебя обойдусь. У меня скотина нежная, чужие руки не признает.

– Понятно. А давно вы в Серых Ивах обосновались?

– Ой, давно, не помню уже. А чаво спрашиваешь?

– Места у вас красивые. – Окончательно загрустила я. Разговор все никак не клеился.

– Красивые. Леса да болота, болота да леса. – Глашира отвлеклась от своего основного занятия, чтобы затянуть узел на косынке. – Говори чаво нужно или проваливай, не мешайси тут.

– Мне бы посоветоваться…

– Ась? Посоветоваться? С выжившей из ума зловредной древней каргой?

– Ну, тот пень мне сильно на нервы действовал…

– Та ладно. – Неожиданно легко отмахнулась старушка. – Так меня половина деревни кличет. Так что давай, спрашивай. Внученька.

– Вам когда-нибудь случалось разочаровываться в жизни?

Бабка надолго замерла, беззвучно шамкая губами, будто не поняла вопроса.

– Ой, святой Ухты, насмешила. Ты хоть знаешь, об чем говоришь то?

Я многозначительно промолчала, позволяя собеседнице самой осмыслить всю глубину моей жизненной трагедии.

– Знаете, порой мы не в силах бороться с обстоятельствами, и если уж судьба кого невзлюбила, то…

– Замуж тебе пора. Вот что. Детишек побольше, и некогда будет разочаровываться то.

– Мне и одной неплохо. – Огрызнулась я, разочаровавшись в качестве бабкиной советоспособности. Гиджская была идея.

– Одной завсегда плохо. – Серьезно сказала бабка. – Ты уж мне поверь. Я ведь раньше точь-в-точь, как ты была. Молодая, красивая, гордая и глупая. Всякое у меня в жизни случалось. Да все не по мне было. Оттого-то одна и осталась, что все по себе мерила.

– А что, нужно мерить по другим?

– Нужно. Потому как, чем больше отдаешь другим, тем своя жизнь полнее делается. А для себя копить, только пустоту настаивать.

– Ерунда. – Убежденно заявила я. – Бескорыстное добро лучше либо вообще не делать, либо продавать подороже. От людей все равно никакой благодарности не дождешься.

– Так тебе любовь нужна или благодарность?

– И то и другое. Хотя, конечно, больше то, чем другое. – Я основательно задумалась. – Кстати, а откуда вы так хорошо разбираетесь в оружии?

– Ась?

– Я спрашиваю, где вы научились разбираться в оружии?

– Не слышу ничаво! Чевой-ты там шепчешь?

Наверное, глухота, как и память, у хозяйки была сугубо избирательная. Догадавшись, что со мной просто не хотят больше разговаривать, я вежливо попрощалась, и отправилась к старосте за обещанной картой.

* * *

Старосту я застала на пороге собственного дома. Опухшие веки, и стойкий пивной запах, убедительно говорили о том, что хозяин только-только добрался до родового гнезда. Мой визит пришелся как раз вовремя, потому как сразу за порогом обнаружилась хозяйка со скалкой наизготовку.

Пришлось громко объявить, что приехала столичная чиновница по важному государственному делу и даже предъявить кольцо. Я еле удержалась чтобы не прочитать бесогонный экзорцизм – такое жуткое зрелище представляла собой разгневанная жена Сашия. Но императорский перстень подействовал безотказно, жажда расправы уступила долгу примерной подданной. Боруся (так звали эту милую селянку) выгнала многочисленных детей во двор, сноровисто накрыла стол, и оставила нас со старостой наедине, отправившись разбираться с соседкой, пришедшей вершить возмездие над старостиным котом, задушившим ее цыпленка. Во дворе затрубили зычные, пробирающие до костей голоса. Можно было подумать, что во дворе соревнуются два отряда тугоухих горнистов.

Несмотря на скандальный нрав, готовила Боруся просто сказочно. До таких высот не добирались даже лучшие повара Сайтаса, а он считал себя столь же великим гурманом, как и колдуном. Мы ели молча, потому что от угощения просто нельзя было оторваться. Чудом спасенный Саший нащупал на столе домашнее вино, и теперь прямо таки светился от счастья.

В конце концов, почувствовав, что скоро лопну, я с сожалением откинулась на спинку стула, принявшись рассматривать подаренную старостой карту. Следовало признать, Саший оказался отличным топографом. Талант не пропьешь… и не переспоришь. Я с трудом оторвалась от интересного поворота скандала. Боруся перешла к наступлению, требуя компенсации за «самого ласкового и любимого мурлыку», цинично отравленного «издыхающим болезным куренком».

– Скажите, а кто-нибудь в курсе, где точно происходили нападения в последнее время?

– Ну…  – Староста задумался, почесав блестящий затылок. – Я тут отмечал кое-чего на одной из своих карт… вот глядите, черными крестами.

– Можно мне ее забрать на время?

– Для вас, госпожа расследователь, все что угодно! Через неделю вернете?

– Конечно. У меня еще вопрос, что вы знаете о мужчине и пареньке, что живут в доме у озера?

– Ну, мужчину Асеером зовут, наружность у него, конечно, не приведи господь, а так мужик хороший, ладный, не конфликтный. Только на солнце без плаща не выходит, ожогов боится. Бабы интересуются, да он пока бобылем живет. Паренька, вроде бы Тимом кличут… или Тимхом… про него ничего плохого не могу сказать, золотые руки. Все мастерит чего-то, изобретает. Вон мельницу нам так справил, что она теперь вдвое больше муки за день дает. Короче, если у вас что сломалось, смело к нему идите, все может! И денег не берет. Чем занимаются, не знаю, хозяйства не ведут, скотины не держат, в лесу все пропадают. Приехали к нам в начале лета. Живут у деда Богдоя. Ну что еще…

Староста замолчал, подозрительно прислушиваясь. Я тоже насторожилась. Уж больно тихо стало во дворе. Они что там поубивали друг друга?

Тут дверь распахнулась, и в дом, тяжело дыша, ввалился незнакомый рыжеволосый мужчина, из-за его спины выглядывали щекастые, пышущие здоровьем и любопытством лица Боруси и ее соседки.

– Беда. – Сразу выпалил он низким, охрипшим от бега голосом. – На дальнем ельнике оборотень всю семью вырезал.

Староста резко вскочил из-за стола, больно саданув меня локтем по лбу. Я не возражала, тупо наблюдая, как из опрокинувшейся бутылки на белоснежную скатерть выливается яркое неприятно красное вино.

* * *

Дальний ельник, как ему и полагалось, располагался довольно далеко. Добрались туда только к полудню. Злосчастный дом принадлежал семье проповедника новой веры. Вера эта заключалась в отрешении от всего и мира и гнала своих приверженцев на поиски самых глухих и безлюдных мест, не особо заботясь о старой мудрой истине. Там где нет людей, очень скоро объявляются нелюди.

Они лежали прямо в доме. Сам проповедник, совсем еще юный паренек с простым веснушчатым лицом и по-детски удивленными голубыми глазами. Его молодая жена, хрупкая темноволосая девушка, судя по небольшому животику, так и не дождавшаяся ребенка. И еще старая женщина, свекровь. Кровь…

Казалось, весь дом погряз в крови. Жутковатое зрелище, а запах…

Характерный сладковатый душок, смерть, кроваь и стаи мух. Даже у видавшего виды и нюхнувшему жизни Сашия комок к горлу подкатил, заставив помянуть нехорошим словом кулинарные таланты жены.

Мужики вынесли тела, сложили их на телегу, и теперь усердно заливали впечатление от увиденного прихваченным с собой самогоном. Староста тоже было решил присоединиться, но, тут ему явился утренний образ Боруси со скалкой, подействовавший не хуже божественного откровения. Сонм мучеников Сашия откровенно не привлекал, поэтому ряды праведников на время пополнились новобранцем. Чиновница осталась в доме, и, от нечего делать, Саший решил пока за ней приглядеть. Девушка подметила целостность дверных петель и засова, закрытые ставни на окнах. Медленно прошлась по комнатам, суеверно обогнула пустую, так и не пригодившуюся колыбельку, заглянула в нетронутые тарелки с засохшей кашей, задумчиво провела пальцем по свечному огарку в центре стола, окинула Сашия задумчивым взглядом, и только потом вышла на свежий воздух. Осмотрела землю вокруг дома, досадливо тряхнула черными волосами. Да уж, слишком поздно спохватилась. Если там и были какие-то следы, мужики давно затоптали их своими ножищами. К тому же вчера вечером шел дождь.

Рыжеволосый купец Теуш, от самогона тоже отказался и, теперь со сдержанным интересом, наблюдал за передвижениями столичной чиновницы. Его жена приходилась троюродной сестрой Боруси. Староста сразу почувствовал родственную душу и достойного собеседника.

– Я же говорил ему, перебирайся к нам, в Ивы. Как-никак, мать старая, скоро дети пойдут. Что им в глуши делать то? – Посетовал он. – Так нет, уперся, как баран. Не силком же его тащить… эх…

– Вот-вот. – Охотно поддержал разговор Теуш. – Мы с братьями к ним в начале каждого месяца заезжали, продукты кое-какие привозили. И ведь каждый раз предупреждали – слишком уж далеко забрались, случись что, помощь не подоспеет! А он, мол, меня небо бережет. Сберегло вон…

– Надеюсь, в округе больше нет приверженцев новой веры? – Внезапно вмешалась чиновница. Вот же пронырливая девка, староста даже не заметил, как она подкралась. С испугу даже забыл, что хотел сказать.

– Нету. – Ответил менее впечатлительный купец, приседая, чтобы затянуть шнуровку на сапоге. – Раньше отшельник на болтах один жил, да в позапрошлом году от старости помер.

– Понятно…  – Она развернулась, на ходу разворачивая карту. Едва заметно провела над листом указательным пальцем. Староста с любопытством глянул ей через плечо и окончательно утвердился в правильности решения, завязать с выпивкой. По крайней мере, на сегодня. А то уже чертовщина всякая мерещиться. Ему почудилось, что с кончика девичьего пальца на карту спрыгнула маленькая красная искорка, а в следующий миг на бумаге появилось ярко алое пятно.

* * *

Ярко алое солнце медленно опускалось за горизонт. У меня, опять, как назло, не было с собой ни красок и ни кистей, ни времени за всем этим бежать. Зато за спиной шумно топтался и вздыхал староста в компании бородатого кузнеца Клюпа и деда Шповника.

– Да как же это людей по-человечески и не похоронить? – В десятый раз спросил Саший.

– Завтра похороните. – В десятый раз повторила я. – Пусть пока в леднике полежат. Сначала дождемся вашего лекаря. Нужно, чтобы он осмотрел тела.

– Да на что там смотреть лекарю-то? И так видно, что они мертвые!

Одна картина заменяет тысячу слов, то же дает один хороший удар в морду. Я с трудом заставила себя оторваться от созерцания заката и посмотреть в мутные глаза старосты.

– Ну, нужно, значит нужно…  – Стушевался он, отступая за широкую спину кузнеца. – Скоро уж Лумий подойдет.

Поскорей бы. Поскорей бы поговорить с умным человеком. Есть вероятность, что он осматривал других жертв, и теперь сможет пролить свет на эту запутанную историю. По характеру и форме ранений хороший лекарь может рассказать многое и об убийстве о самом убийце. Главное задать правильные вопросы.

– Яви ми зрак лица своего, яко глас твой сладок и образ твой красен. Мед истачають устне твои, и послание твое аки рай с плодом! – Жизнерадостно произнесли у меня за спиной.

Обернувшись, я нос к носу столкнулась с тем самым тощим черноволосым типом, недостающим элементом веселой троицы, которая встретилась нам с кадушкой в самый первый день нашего пребывания в Серых Ивах.

– Живота прошу, был увлечен вельми, в оно же время твориху седалище в своем жилиште. Только молот подвогнул, гонец пришедши, весть благую возвезтивши.

– Что он сказал? – Сдавленно спросила я у старосты. В прошлый раз я списала необычную манеру речи на счет сильного злоупотребления спиртного, но теперь лекарь выглядел трезвым, как стеклышко. Может, у меня с головой не все в порядке?

– Говорит, раньше прийти не мог, занят был. Только табурет мастерить собрался, а тут Вежек примчался. Вы не обращайте внимания, он же иностранец, из ихнего заморского храма, язык наш лет десять учил, старался. Только потом уж выяснилось, что по старым книгам. Ничего, мы уж обвыклись.

– Пошто госпожа останки возжелаху? – Деловито вклинился лекарь. Я беспомощно посмотрела на старосту, и тот быстро перевел.

– Он спрашивает, зачем вам понадобились мертвецы?

– Скажи ему, что я хочу знать, когда они были убиты и каким образом.

– Да будет вам! Он и сам все понимает! – Громко расхохотался кузнец. Наверное, он легко находит общий язык с лошадьми. Веселый парень, ржет после каждой фразы.

– Понимает. – Кивнул Лумий, также как я, поморщившись от зычного кузнецкого хохота. – Добро. Очи мои узреть жаждут. Сколько человецех вкупе?

– Трое… и народившийся ребенок. – Кажется, у меня понемногу стало получаться расшифровывать его изречения.

* * *

Лекарь вышел из ледника уже затемно, старательно вытирая руки полотенцем, и не давая мне открыть рта, сразу спросил.

– Паки были останки в жилиште алебо в кущах дерев?

– В жилиште… тьфу ты, то есть в доме.

– Жилище отверзте пребываху?

– Отвер… да, дверь была открыта, замок не сломан, я сама проверяла. И давайте уже ближе к делу!

– Въструбим, яко во златокованыя трубы, в разум ума своего и начнем бити в сребреныя арганы возвитие мудрости своеа!

Я бросила несчастный взгляд на мужиков, но те только пожали плечами, мол, сама разбирайся. Слава богам следующая тирада была уже более понятной.

– Раны можаху нож анебо плоския длинныя кохти также зубья наносивши три нощи вспять алибо четыре. Токмо аз не ведати, што сие за зверь бысть. И жилище отверзте пребываху…

Я с вновь проснувшимся интересом взглянула лекаря. Луний понял, что я уловила его мысль, и многозначительно кивнул. Волчьим когтям до ножей далеко. От клыков, как правило, остаются другие следы. Оборотень, что решил соригинальничать и воспользовался ножом? Маловероятно. Также как и предположение, что кто-то из домочадцев, услышав рычание чудовища или голос незнакомого человека, гостеприимно распахнул ему дверь. Значит, что они знали этого человека… или не значит. Это же другой мир, кто знает, какие здесь оборотни. Может, они все поголовно ходят с именными кинжалами и умеют подражать чужим голосам…

Видно, лекарь пришел примерно к такому же выводу, потому что азартный блеск в его глазах поугас.

– Малую толику разумею. Аз бо есмь, аки она смоковница проклятая: не имею плода покаянию; имею бо сердце, аки лице без очию; и бысть ум мой, аки нощный вран, на нырищи забдех! – Покаянно произнес он, но тут же снова оживился. – Оште! Убивец троих человецех сердце и печень забравши. Пошто?

– Для этого вида нежити, сердце и печень настоящие деликатесы. Сытый оборотень может не заинтересоваться всем телом, выбрав только самое вкусное.

– Убивец уж ходит окрест на круги своя. – Хмуро подытожил Лимий. – А кто суть сие есть, мы не ведати.

– Страхи-то какие рассказываете, едрена выпь! – Хохотнул купец. – Тепереча точно не засну!

Староста и дед Шповник поддержали его согласными кивками.

Мужики с ослиным упорством, не слушая возражений, проводили меня до самой калитки. Я не торопилась входить в дом, просто стояла во дворе, вглядываясь в серную громаду леса, поднимавшуюся сразу за забором.

Никак не давали покоя слова лекаря о том, что раны могли быть нанесены не только волчьими клыками, но и человеческим оружием. Волки-обротни… странные отношения у людей с волками. Что-то сродни дикой смеси из страха, зависти, нездорового любопытства и необъяснимого магического притяжения. Древние люди, селившиеся кланами, часто выбирали животных своими покровителями. Ни один зверь не был столь почитаем охотниками и воинами, как волк. Мощь, скорость, свирепость, выносливость и хитрость – вот что непреодолимо влекло одного хищника к другому. Мне сразу вспомнилась волчья морда, вышитая на плаще Асеера.

На восточной окраине Шумбера проживал племя, члены которого искренне считали себя детьми волков. Их воины шли в бой с голыми руками, надев волчьи шкуры и, предварительно накушавшись ритуальных галлюциногенных грибочков. Не всем после сражения удавалось снять эти шкуры. Некоторые превращались в кровожадных двуногих зверей, без разбору бросавшихся на людей и скотину. Таких либо изгоняли, либо убивали.

Слишком долго человечество прикрывалось звериной шкурой, чтобы безнаказанно совершать бесчеловечные поступки, на которые не осмелился бы и самый лютый хищник. И вот, природа потребовала свою законную плату, вместе с набежавшими за столетия процентами. Безумие охватило людей, словно моровое поветрие. История помнит множество случаев, когда, возомнив себя волками, люди убегали в лес, жили там и охотились точно дикие звери, не гнушаясь нападением на себе подобных. Так возникло большинство легенд об оборотнях. На самом деле перевертышей очень мало. Причиной тому, людская ненависть и, как ни странно, любовь. Смешанные браки между оборотнями и людьми не редкость, в результате на свет появляются совершенно нормальные человеческие дети. Оборотничество проявляется крайне редко, и лишь через несколько поколений. Иногда человек даже не догадывается о своей сущности, пока не увидит полную луну или не услышит протяжный волчий вой…

Тут я потеряла нить рассуждения, потому что по всей деревне разом взвыли собаки, словно предупреждая о какой-то одним им ведомой угрозе. Интересно, почему бабка не держит собак? Мало ли кто подкрадется из чащи… тем более теперь, когда убивец шастает тут, как у себя дома.

Я зыбко повела плечами и вдруг уловила среди деревьев какое-то быстрое, смазанное движение. В десяток шагов преодолела весь огород. Перемахнула через изгородь. Неподвижно застыла, выжидая. Гнетущая ночная тишина вперемежку с пронзительным воем никак не давала сосредоточиться, и здорово давила на психику. К моей гордости, у того, кто сидел в лесу, нервы сдали первыми. Раздался хруст ломающихся веток, и шелест потревоженной опавшей листвы, словно этот кто-то целеустремленно ломился вглубь леса.

* * *

Я рванулась следом, но тут же чуть ли не с головой окунулась в лужу, зацепившись ногой за торчащую из земли корягу. Нет, ерунда. Так я его не догоню. Нервы у него, конечно слабые, зато ноги сильные. Вон как быстро драпает.

Оставалось либо повернуться и отправиться спать, либо…

Стыдно признаться, но за все это время я еще ни разу ни рискнула переступить Порог.

Наполовину из-за опасения, что Сайтас каким-то образом сможет выследить меня, наполовину из-за страха неизвестности, ведь никто не знает, во что я теперь превращусь после полной трансформации…