Текст книги "Тень великого колдуна (СИ)"

Автор книги: Светлана Шумских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– А от твоих картин есть?

Я перестала ухмыляться и заткнулась, чувствуя, как каменеет лицо под испытывающим взглядом охотника. Злобно нахмурилась. Побарабанила пальцами по столу. Поерзала на стуле. Обреченно ссутулилась.

– Я самая мерзкая и склочная баба на свете.

– Не обольщайся, до Боруси или Глаширы тебе еще далеко. – Он был абсолютно серьезен, но глаза светились колючие смешинки. – Зато ты уверенно опережаешь Стрекозу и Лианю с приозерной улицы.

У меня вырвался смешок.

– Это та бабка, которая бросается гнилой картошкой? У нее меткий глаз.

– И крепкая рука. Говорят, в молодости она воевала наемницей где-то на севере.

Мы примолкли, погрузившись в воспоминания о прогулках по приозерной улице. Приглушенный двумя стенами храп деда Богдоя вполне сошел за мурлыканье большого кота и ничуть не раздражал, а даже создавал атмосферу домашнего уюта. Я прижала ладони к горячей кружке, разглядывая плавающие в ней листики и палочки. На вкус декокт мне понравился больше, чем на вид. Сочетание зверобоя, малины, ромашки, с приятной кислинкой дикого винограда. Кстати, Асеер сегодня выглядел не лучше своего варева. Непривычно суетливый, какой-то рассеянный. Несуразный. Вон, зачем-то опять полез на полку за сухарями, хотя только что их туда сам убрал за ненадобностью, точнее ненадкусываемостью.

– Так. – Я перехватила его взгляд, кивнув на место рядом с собой. – По-моему, мы отвлеклись от главной темы разговора. Куда подевался Тимхо?

– Мы на днях немного поспорили. – Неохотно поделился дингир-ур. – Тим собирался наняться охранником в обоз Теуша до Городца, мне эта идея не понравилась. Он сделал вид, что послушался моего совета, а потом сбежал, прихватив Стрекозу. Оставил только записку. Якобы он уже взрослый, хочет отдохнуть от занятий и прикупить кое-какие вещи.

– Вот подлец! – Возмутилась я, заслужив одобрительно-сочувственный кивок охотника. – Мог бы забежать ко мне, я бы ему тоже пару заказов сделала.

Одобрительный кивок завершился осуждающим взглядом исподлобья.

– А что такого, Асеер? Паренек просто хочет стать самостоятельнее, денег заработать, завести новых друзей. Не понимаю, чего ты волнуешься. Стрекоза о нем позаботиться. Ты же знаешь, этот меч остудит любую горячую голову и отразит любое холодное оружие.

– Но не магическое.

От неожиданности я сделала слишком большой глоток. Кипяток опалил глотку и сгустком нестерпимого жара ухнул куда-то под ребра.

– Чего!?

– В последнее время в лесу по ночам происходит что-то странное. Я чувствую энергию огромной силы. Трудно объяснить… даже не знаю на что это похоже…

– На злобный черный туман. В быту зовется треклятым упырем и прогоняется освященными кольями… хотя можно попробовать бабок с подойниками…

– Упырь? – Дингир-ур категорично качнул головой. – Нежити способной концентрировать магию, тем более в таком количестве, не существует.

– Я, например, очень даже существую. Может это необычный упырь, штучное издание. Это же не наш мир. А, как говорится, со своими упырями в другой мир не ходят.

– Умбра, если бы здесь был упырь, я бы об этом знал. – Процедил Асеер тоном престарелого царя, которому намекнули, что одна из его любимых жен на самом деле переодетый камнетес.

– Похоже, ты сдаешь, старичок, теряешь хватку. Я видела и туман и упыря собственной персоной, как тебя. Так что не волнуйся, упыри нападают только ночью. Когда выехал обоз?

– Сегодня с рассветом.

– Вот видишь! Вечером они будут уже в Городце, переночуют и к закату уже вернуться.

– Знаю. Но у меня дурное предчувствие…

– Что же ты не отправился следом?! – Раздраженно прошепелявила я, трогая языком обожженное небо. Ну и гад ты, охотник. Нет бы промолчать. А так и сам извелся, и у меня теперь душа не на месте.

– Тимхо и так злится, что я забочусь о нем, как о маленьком. Если он узнает о слежке, то может решить, что я ему не доверяю и наделать глупостей. Учителю нельзя терять достоинства перед учеником…

– А игигам все равно терять нечего. Правильно?

– Я такого не говорил.

– Зато подумал. Так и быть, вечером у меня дела, а утром сразу поеду на встречу обозу. Можем поехать вместе, чтобы тебе было спокойнее. Если что, скажешь Тиму, что просто не доверяешь мне и следишь, чтобы я не наделала гнусностей.

– Думаешь, он в это поверит?

– Нет – По здравому размышлению признала я. – Я бы на его месте сразу заподозрила коварный сговор нянек. Заброшенное здание на пустыре. Густые черные сумерки. Горящие свечи. Склонившиеся над столом зловещие фигуры в чепчиках. В их глазах пляшет бесовское пламя, а в руках трепещутся свежевыстиранные накрахмаленные пеленки, и корчится в муках плюшевый зайка.

– У тебя больное воображение. – Посетовал Асеер, пряча улыбку за сцепленными в замок пальцами.

– А у тебя его вообще нет. Нет в тебе творческой искры. – Я не удержалась от соблазна и пару раз стукнула его по лбу в надежде высечь упомянутую искру. Стук отозвался в пустом охотничьем лбу громким эхом. Ладно, на счет эха я пошутила, просто кто-то заколотил в дверь. Только это и спасло меня от немедленной расправы.

– Тим! – Закричали мы, бросаясь к засову. Ну, точно же, купец решил не бултыхаться в грязи, а отложить поездку до заморозков. Еще бы, вон как все дороги развезло!

На правах финалиста в коротком забеге я распахнула дверь и от неожиданности отступила назад, больно стукнувшись затылком о подбородок конкурента. На пороге топталась невысокая тощая фигура в черном плаще.

– Госпожа расследователь? – При виде меня дед Шповник тоже отшатнулся, но потом нащупал взглядом охотника, и смущенно улыбаясь, занял исходную позицию. – К вам сегодня Пацек не заходил?

– Нет. – Качнул головой Асеер. – А он собирался?

– Кто ж его знает…  – Обреченно повторил за ним Шповник. – Ну, тогда я пойду. Прощевайте.

– Всего хорошего. – Охотник прикрыл за ним дверь, и многозначительно посмотрел на меня сверху вниз.

– Ты куда-нибудь спешишь, Умбра?

– Нет, а что?

– Может, составишь мне компанию до вечера?

– Спасибо, но нет. Я лучше пройдусь немного.

– Тебе неприятно мое общество?

– Асеер, – я прямо посмотрела ему в глаза. – Ты ненавидел меня. Ты пытался меня убить. Не оригинально, но, согласись, накладывает некоторый отпечаток.

Охотник нахмурился, сдернул с вешалки плащ, и, не глядя, точным отлаженным движеньем, швырнул мне. Хваленой игигской реакции хватило только на то, чтобы нелепо вскинуть руку, наматывая на кулак летящую в лицо ткань. Если бы это был кинжал, хрипела бы уже на полу. В луже крови.

– Всего хорошего, Умбра.

– Так за тобой утром заезжать?

– Не нужно. Сам разберусь.

– Асеер, ты чего обиделся, что ли? Асеер!

Но дверь уже захлопнулась, оставив меня в раздосадованном одиночестве.

* * *

– Вы опоздали. Все уже собрались и ждут только нас. – Сказал оборотень, вильнув хвостом. Хотя, если выражаться точнее, не сказал, а очень громко подумал. Нежить очень редко может похвастаться достаточно развитыми голосовыми связками, и чаще пользуется разновидностью телепатии, облекая слова и предложения в мыслеобразы. Но привычка – страшная сила. При разговоре волк раскрывал и закрывал пасть, хотя оттуда не вылетало ни звука. Забавно. Я и сама не могу никак отучиться имитировать мимику во второй ипостаси, в которой у меня и лица-то толком нет.

Мы продрались сквозь какие-то терновые кущи или пущи и выбрались к небольшой каменистой гряде, прямо у входа в аккуратно оформленную круглую пещерку. Внутри казалось холодно и сыро, будто в брюхе морского змея. Важно сидящая вокруг стола нежить несколько портила сходство – никакой змей бы никогда и ни за что не согласился жрать такую гадость. Да, такое скопление нечисти в одном месте можно увидеть нечасто. Игиги прибегают к общению друг с другом только в крайних случаях.

Здесь было, отчего впасть в истерику юной селянке и где разгуляться Забире Ойра: стая перехихикивающихся нетопырей-кровососов, смердящая тиной старуха-водяница, двое мрачных бородатых домовиков, скромно приютившийся с краю скелет, в которого какой-то сумасбродный колдун вселил неприкаянную душу, и бриллиант коллекции – упырь. Поджарый, мощный, лысый, но с полинялой бороденкой, грязными когтями и длинными желтыми клыками, торчащими из нижней челюсти двумя потухшими свечками. Выяснять отношения на глазах у публики не хотелось, поэтому я благоразумно затаила зло, отложив разборки до конца совещания.

– А вот и наши блудные агнцы. – Упырь кивнул нам с таким царственным видом, что, увидь его какой охотник на нежить, непременно бы пал ниц и принялся на коленях молить об аудиенции. – Мы как раз перешли к основной теме собрания, вынудившей нас сплотиться против общего врага. Бургомистр, пожалуйста.

Оборотень вежливо кивнул ему и продолжил.

– Всем вам хорошо известно, что в лесу появилось нечто странное. Оно убивает людей и нелюдей на нашей территории. Уже семеро нетопырей… да, всего? Тогда извиняюсь, пятеро нетопырей, болотная гидра, целое гнездо гарпий. Так больше продолжаться не может. Нужно понять, кто или что скрывается за этим черным туманом! Есть версии?

Я вежливо, но непреклонно отобрала свою руку у предвкушено распахнувшей пасть водяницы, вытерла о куртку и жестом примерного ученика подняла над головой. – Есть! Убийца – это он!

– Я-я-я?! – Упырь изумленно выпучил сплошь черные, сетчатые как у стрекозы глаза.

– А разве здесь кто-то еще умеет превращаться в туман?

– Но я не умею, дочь моя!

– Да умеете, умеете, не скромничайте.

– Откуда ты это взяла?

– Из сочинения Забиры Ойра!

После небольшой заминки со всех концов пещеры стали раздаваться сдержанные смешки и покашливания. Столь деликатная воспитанная нечисть попадалась мне впервые. Я почувствовала себя вахлаком на светском балу.

– Знаешь, Курц, – проскрипел упырь. – Мне уже не кажется, что твоя идея пригласить кого-нибудь со «свежим взглядом» была удачной. Как сказано в писании…

– Погодите отец, Ухты. – Возразил волк. – Она смыслит в магии и…

– Как ты его назвал? – Не поверила я, впиваясь взглядом в упыриную морду.

– Прости, дочь моя, я не представился. Святой отец Ухты Арх, урожденный Вельских Пущ, умертвие Логского Леса. Безвременно покоюсь в саркофаге монастыря собственного имени.

– Святой? – Подозрительно уточнила я.

– Святость есть устремленность к безгрешности и совершенству. – Упырь пожал плечами. – Жизнь и смерть мои были посвящены этому принципу и борьбе со злом. Только все те, с кем я боролся и те, против кого, уже давно на небесах. А я очнулся в каменном гробу со зверским чувством голода, который оказался для меня сильнейшим из всех поверженных врагов. Но вера была со мной, я боролся с искушением, молился, и одержал эту победу! В награду было мне послано откровение – небеса предначертали мне великую судьбу – уничтожать зло не во плоти, а в душах. Предназначение мое – нести свет во тьму, помогая обрести веру тем, от кого отвернулись люди, сама жизнь, но не боги! Я много трудился, искал, проповедовал и, в конце концов, обрел свою паству.

Когтистая лапа широким жестом обвела собравшуюся аудиторию.

– Для нас человеческая жизнь для нас бесценна. Мы возносим молитвы всевышним богам, вкушает лишь мясо и кровь зверья дикого, неразумного, постимся по великим праздникам, творим благо, и радуемся, глядя на дела рук своих. Радуетесь ли вы, дети мои?

– Радуемся. – Вяло вторил ему дружный хор голосов. Еще бы, последняя фраза больше походила на рык голодного льва.

– Веруете ли вы в искупление грехов наших?

– Веруем.

Упади небо. Святой упырь-проповедник. Есть в этом нечто восхитительно нелепое, этакая вещь в себе. Какой же ужас нужно внушать нежити, чтобы эти козлища превратилась в стадо агнцев, безропотно снося жесткую диету с заправкой из нудных проповедей?

– Но появилось это воплощение зла, Черный Туман, и страх поселился среди нас. Стали пропадать братья и сестры по вере. Двенадцать упырей, две гидры болотных, семиголовых, гнездо гарпии… тоже два…

– Тихо, не мешайте. – Поморщилась я, задумчиво теребя императорский перстень на шее. Все это походило на плохую театральную постановку, где вдрызг пьяные актеры перепутали все роли. Неужели меня так бездарно пытаются обмануть? А может быть, главное действующее лицо все еще прячется под колосниками за бутафорскими упырями и оборотнями…

– Тебя опять озарило прозрение, дочь моя?

– Нет еще.

– Тогда вот. – Ухты изогнул руку под немыслимым для человека углом, запустив ее в заплечный мешок, вытащил оттуда свернутый в трубку кусок кожи подозрительного происхождения и всучил мне. – Взгляни на эту карту, здесь отмечены места последних преступлений. Возможно…

Упырь настороженно умолк на полуслове, резко повернувшись мордой ко входу в пещеру. Послышался хлопанье крыльев, и в зал совещаний влетел здоровенный угольно-черный нетопырь.

– Простите, но встречу придется перенести. – Пропищал он, спланировав на стол. – Там такие дела творятся! Я самолично видел, как с запада что-то полыхнуло на пол неба, и взошла красная звезда. В серых Ивах вот-вот начнется переполох, о конце света уже заговорили. Как бы облавы не было. Там еще какого-то Пацека убили…

Может, нетопырь говорил что-то еще. Вероятно даже что-то важное. Наверняка, меня звали, что-то кричали, пытаясь остановить. Но я уже не слышала, сломя голову, несясь к дому лекаря.

Расчеты оправдались, и я выбралась из тени как раз, когда староста настойчиво постучал в дверь Лумия. За Сашием толкались мрачные мужики с косами и вилами, обступившие телегу с окровавленным телом Пацека и всхлипывающим над ним дедом Щповником.

– Странно. Спит что ли? – Пробасил кузнец, с энтузиазмом присоединяясь к старосте. Под его мощным кулаком дверь затряслась, словно в лихорадке. Зазвенели стекла в окнах. Но Лумий не открывал ни на стук, ни на крики, ни на откровенно наглые пинки в дверь. От толпы мрачных мужиков отделился Асеер, оттеснил старосту с кузнецом, и сделал остальным знак замолчать. Как ни странно, но его послушались. Я подошла ближе, почти вплотную к охотнику, только он, по-моему, этого даже не заметил. Как раз в этот момент изнутри раздался грохот и звон бьющейся посуды. Не раздумывая, мы одновременно налегли на дверь.

Внутреннее убранство дома поражало оригинальностью. Шкафы с книгами, банки, склянки, извилистые стеклянные трубки, две клетки с крысами на полу, чучело совы в углу, лошадиная голова на стене. Особенно поражали ноги в полосатых шерстяных носках, лихо отплясывающие в воздухе. Над опрокинутой табуреткой. Прямо перед лицами обалдевших гостей. Мы с дингир-уром вышли из ступора одновременно, интуитивно, не сговариваясь, взялись каждый за свое. Асеер подхватил тело Лумия, а я прицельным броском перерезала веревку.

К счастью, позвонки не были ни сломаны, ни смещены.

– Ну, как он, жив? – Спросил Саший, бухаясь рядом на колени.

– Жив. Кажись, очухивается. – Определил кто-то из набившихся в домик ивовцев.

– Дай святой Ухты вам трясцею болети! – Подтвердил его догадку висельник, открывая глаза. – Да избави мя от гостей безумных, яко серну от тенета, аки птенца от кляпци, яко овца от уст лвов… .

– Нет, вы поглядите только. – У кузнеца вырвался осуждающий смешок. – Взрослый, здоровый мужик а занимается всякой срамотой!

– Ащи полный протест имея. – Еще больше разнервничался Лумий. – Сие не срамота, а труд ученый езмь!

– Какой еще труд? – Я непроизвольно скривилась, хотя честно старалась не обращать внимания на жаркое дыхание селян, овеивавшее мой затылок запахами пива, чеснока и кислой капусты.

– Наверное, вот этот. – Асеер протянул мне свиток, испещренный записями и рисунками, изображавшими строение дыхательной системы человека. Из всего написанного мне удалось разобрать только заглавие «Действо и степени асфиксии».

– Ничего себе эксперименты! – Наконец дошло до меня. – И зачем вам оно надо? А если бы, правда, удушились?

– Псом бо и свиниам не надобе злато, ни сребро, ни безумному драгии познания. – Лекарь выдернул у меня из рук свой бесценный труд, и гордо отвернулся. – Бых мыслию паря, аки орел по воздуху, азм все предусмотревши. Воззри!

Я проследила за его указующим перстом, и как раз в этот момент мне на плечо куцей девичьей косой шлепнулся остаток веревки, пережженный прикрепленной к потолку хитрой установкой из свечи и пропитанного маслом шнура. А-а, понятно. Неплохо придумано, хотя все равно рискованно.

Запоздало вспомнили про Пацека. Лумий, к его чести, сразу сменил гнев на бурную деятельность, в ходе которой выяснилось, что Пацек жив, но находится в очень тяжелом состоянии. Из дома были изгнаны все, кроме воспрянувшего духом Шповника, ни за что не соглашавшегося оставлять внука. Народ еще немного потоптался во дворе, посудачил в свое удовольствие о логском оборотне, Пацеке, ценах на репу, красной звезде, конце света, и, окончательно успокоившись, разошелся досматривать сны. Остались только мы с охотником. Оглядевшись по сторонам, я незаметно зачаровала засов, и заглянула в дом.

– Простите, что потревожили. – Моя вежливая улыбка нее произвела на Лумия благоприятного впечатления. – Но мне нужно знать, что случилось с парнишкой.

– Утра ждать не можаху? – Лекарь быстро понял, что своими силами вытолкать наглую посетительницу у него не получится, и счел наилучшим выходом просто меня игнорировать. Зато дед Шповник отнесся к вопросу более внимательно. Тем более пережитое волнение требовало немедленного выхода.

– Об камни разбился. Как же он так, на ровном месте-то? – Старика еще здорово лихорадило. У меня весь день на сердце тяжело было. Чуяло оно, сердце-то.

Действительно, как Пацек при всей своей неуклюжести умудрился так расшибиться? Даже при активной посторонней помощи невозможно получить столь обширные ушибы и примечательные переломы. Ну не бывает таких синяков от простого падения! Разве что, если бы парень перед этим забрался на вековую сосну, которых в округе сроду не водилось… или если бы что-то приподняло его на пару десятков кушей, а потом резко отпустило…

– Пацек с самого утра куда-то запропал. Весь день его искал и только к ночи нашел, на выезде к городу. И чего его туда, дурня, понесло? Наверное, обоз ходил высматривать. Все беспокоился, не вернется ли. За суму эту все переживал…

– Суму? – Зачем-то спросил Асеер. Зря только спросил, дед Шповник даже ухом не повел в его сторону.

– Вы госпожа расследователь разберитесь, не мог этот паразит сам о камни головой! Эх, говорил я ему, точно сума эта проклятая была!

– Какая сума? – Опять прицепился охотник. Сдалась ему эта сума.

– Да уж история вышла накануне, не приведи святой. – Вздохнул старик. – Тогда на празднике Пацек мой не удержался и срезал суму какого-то почтенного господина, который следил за борьбой на шестах. Он ведь как хотел? Той же ночью вернуть, но потом, видно, запамятовал. Мы после народ расспросили, так узнали только, что из Городца он приезжал, хозяин сумы-то. Ну, и вещицы еще проверили, нашли платок с цветком вышитым. Нож затейливый трезубый, склянку пузатую и перстень толстый золотой с каменьями. Вещица приметная, поди, магическая, целого состояния стоит. Вот, думаю, хорошо бы в Городце поспрашивать, у кого такой видели, сразу хозяин бы и отыскался, или еще лучше – в ратушу отдать, бургомистру. Он говорят, человек честный. Вот… а тут Пацек с мальчишкой вашим на улице разговорился, и все, как на духу выложил. Тимхо ваш сам и предложил вещи хозяину передать, якобы он как раз сам в Городец собирался. А на утро мой остолоп как пошел обоз провожать, так с тех пор я его не видел… до самой ночи…

– Тимхо? – Внезапно отмерз Лумий. – Пригожий отроче, зрел днесь, помятую. Был еси внегда инцидент тот вечор. Аще имея вопрос по некому сосуду. Вельми желавши знать, што там.

– И что? – Резкий звеневший от напряжения голос Асеера заставил лекаря удивленно вскинуть брови, а меня инстинктивно потянуться к оружию. – Что там было?

– Азм узревши и возомниху – бысть сие зелие составом печень, сердце такожь кровишща…

Кровишща. Интересно, откуда у Тимхо эта гадость? Разве что речь идет про ту самую склянку из проклятой сумы Пацека. Странная рецептура для праздничного супчика. Подозрительно знакомые какие-то ингредиенты. Больше подходят для рациона нежити… старой и беззубой. Или, что еще вероятнее, для магического зелья. Похоже, некто из Городца тайно творит запрещенную волшбу на крови, скромно прикрываясь черным туманом и злой славой логского оборотня. Конечно же, наш Тимхо не дурак и тоже догадывается, где упырь зарыт. Ничтоже сумняшеся, мальчишка сбегает из дому с зачарованным мечом и отправляется в Городец не за новыми сапогами, и не баранками с маком. Этот доморощенный герой решает с помощью украденного скарба вычислить опасного буйно помешанного колдуна и в одиночку с ним разделаться, чтобы доказать, что он достоин звания настоящего охотника. С этим идиотом все понятно, а что со вторым?

Итак, первый идиот еще ничего не подозревая, мечтает о великих подвигах, а второй во всю творит злую волшбу, ответственно так творит, как все порядочные злодеи, маниакально, самоотверженно, упорно. Устает, конечно, куда без этого? Решает сходить на праздник, передохнуть, развеяться. Только расслабился, а тут раз – и все наработанное нечестным трудом исчезает в неизвестном направлении вместе с Пацеком. Бедолаге уже не до праздничного пирога. Он рвет на себе волосы, мечет из глаз молнии, пытаясь вызнать, кто осмелился на подобное. Только найти вора в разгар праздника все равно, что отыскать иголку в заднице лысого дикобраза. Но идиотам везет. Он каким-то образом узнает про Пацека и мрачным холодным вечером настигает его. Он не учитывает одного – Пацек тоже идиот, и даже не помышляет оставить себе дорогущие побрякушки. Порочащие колдуна вещи уже, давно едут по дороге в Городец, на встречу к позорному разоблачению своего хозяина. Обезумевший от ярости колдун вымещает злобу на Пацеке, и даже не убедившись, жив ли тот, бросается в погоню… в погоню. О боги, Тим!

Не успела я еще толком отойти от ужасного прозрения, как обнаружила, что уже нахожусь на улице и удаляюсь от дома лекаря со скоростью обезумевшего от волнения дингир-ура.

– Подожди! – Мне пришлось подкрепить слова упором на обе ноги и резким наклоном назад. Еще какое то время мы успешно изображали плуг и борону, пока Асеер не соизволил остановить и оглянуться назад.

– Быстрым спортивным шагом его уже не догнать. Даже бегом. Даже на самой быстрой лошади.

– Знаю. – Взгляд у него был потерянный и какой-то совсем беспомощный. – Что мне делать?

– Вызывать скорую игигскую помощь.

* * *

Ночной мрак сгустился, превратившись в клубок длинных извивающихся щупалец. Антрацитовый копошащийся шар быстро раздувался, покрываясь все новыми отростками, принимая форму огромного зверя, подобного которому охотнику еще никогда не приходилось видеть. Мощное, похожее на медвежье, тело. Три пары длинных когтистых ног. Пушистый хвост. Узкая, чуть загнутая вниз морда с треугольными ушами. Чудовище повернулось к дингир-уру, оскалив клыкастую пасть.

– Ну и как я тебе?

– Похожа на горбатую белку. – Без тени испуга ответил охотник.

– Это не подходящее имя для твари, которой предначертано войти в летописи, как самому жуткому порождению тьмы! – Ворчливо отозвалось чудовище. Черные провалы глаз раздосадовано сузились. – Последующие поколения должны содрогаться от страха, а не от хохота. Ладно, забирайся быстрее.

Зверь услужливо подогнул лапы и опустился на брюхо, помогая человеку взобраться в седло, которое росло прямо из звериного загривка.

– Готов?

– Готов. Только, Умбра…

Беловолосый хотел что-то добавить, но передумал. Чудовище неожиданно и неосязаемо перетекло в бег, сразу из лежачего положения. Деревья по обе стороны дороги стремительно поплыли назад, слившись в единую размытую полосу, а потом резко ухнули куда-то вниз, заставив охотника судорожно вцепиться в луку седла.

Тварь зачастила лапами по стволу и, мазанув на прощание верхушку чернильным хвостом, заскользила над лесом, едва касаясь ощетинившихся голыми ветками крон. Не было ни тряски, ни намека на дыхание, движение мышц или суставов. Только свист ветра в ушах, ощущение свободного полета и мутный свет красной звезды, пробивавшийся даже сквозь облака. Немного обвыкнув, дингир-ур ослабил хватку, и даже осмелился запустить ладонь в темно-серую, полупрозрачную шерсть, похожую на грозовую тучу. На ощупь шерсть оказалась такой же холодной и безжизненной, как лука седла, но в то же время мягкой и шелковистой. Казалось, выдернешь клочок из такой сказочной шубы, и он тут же растает в ладони.

– Эй, ты чего творишь? – Взвизгнуло чудовище, сбиваясь с размеренного шага.

– Экспериментирую. Слишком уж ты неправдоподобно выглядишь. Вроде бы ты есть, а вроде бы и нет.

– Лучше представь, как правдоподобно будет выглядеть твой оттиск вон та той скале!

– Извини. – Человек виновато улыбнулся. – Я не знал, что ты такая чувствительная.

– Я умею терпеть боль, я просто не ожидала!

– Почему ты раньше не использовала эту ипостась? Она намного быстрее, сильнее и выносливее, чем та, прежняя.

– Я должна тебе что-то объяснять?

Улыбка слетела с лица охотника, вернув ему прежнюю неподвижность каменной маски.

– Нет. – Ответил он после короткой паузы. Отрывисто. Холодно.

– Ну и все. – Тон в тон огрызнулось чудовище. Повисло напряженное молчание. Не надолго.

– Ночь – это одна огромная тень мира. – Ни с того ни с сего начала тварь. Спокойно, словно не неслась быстрее ветра, а травила байки, сидя у костра. – Став частью которой, уже трудно поверить в свою самостоятельность. Это не обычная тень, ограничивающая суть каждой вещи. Она уничтожает все границы, беспощадно стирая частности и личности, а поэтому опасна. Сайтас всегда предостерегал меня об этом. Я остерегалась, и всегда предусмотрительно ходила по краюшку тьмы. Тем более, хозяйская магия, как поводок, всегда удерживала меня от сумасбродных поступков, не позволяя сделать ни шагу дальше дозволенной границы. Но поводок оборвался…  Однажды нечто подобное мне довелось почувствовать в Нефритовом Озере. Но теперь я не гость, теперь я сама стала хозяйкой. Я больше не часть чужого отражения. Теперь я просто тень. Я просто тьма. Тьма – это Я.

– Что ты чувствуешь? – Тихо спросил человек. Тварь задумалась.

– Дикая свобода. Безграничное могущество. Бешеная сила. Кажется, я начинаю понимать Сайтаса. От такого действительно можно свихнуться… Ты первый, кому я это все рассказываю. И, скорее всего, последний. Заметил красную звезду?

– Да, она взошла сегодня в полночь.

– Фирменный знак Сайтаса, моего прежнего хозяина. Это значит, что он уже в этом мире. Рыщет по округе в поисках прежней собственности. Наверняка уже пустил по следу своих ищеек шаготтов.

– Шаготтов?

– Его последнее изобретение. Такие мерзкие летающие угри, похожие на клочки пены. Пролезут во все щели, найдут кого хочешь и где хочешь, даже если ты совсем не хочешь. Гады. Так что недолго мне осталось. Надеюсь, хоть Тима успеем отыскать… до того как Он отыщет меня…

Охотник долго молчал, нахмурив молочно-белые брови и прищурившись от встречного ветра.

– Ты не можешь так просто смириться.

– А что мне остается, бороться? С самым великим колдуном на свете?! – Тварь искренне расхохоталась. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Я знаю его, сколько себя. Если понадобиться, Сайтас разберет Белогорье по камешкам, в лепешку разобьет всех и вся, но получит, чего хотел.

– Посмотрим.

Чудовище иронично и вместе с тем удивленно покосилось за спину. Если забыть, что эту фразу произнес самый лучший и безжалостный охотник Шумбера, можно было решить, что она принадлежит запальчивому юнцу, пообещавшему соседской девице добыть голову дракона.

В конце концов, игнорировать радикально настроенную нежить, верхом на которой ты скачешь, весьма затруднительно.

– Ну что? – Тихо откликнулся он, обреченно склонив голову.

– Ты… предлагаешь… Мне… защиту?

Ночной мрак, длинные волосы и плотно надвинутый капюшон надежно укрывали лицо охотника от сторонних взглядов. Даже самый зоркий наблюдатель не мог бы заметить мелькнувшую на его губах хитрую улыбку.

– Нет. Бронирую место в первом ряду.

* * *

Осиротевшая ось опрокинутой телеги каким-то чудом не выткнула охотнику правый глаз, содрав длинный лоскут кожи ото лба до самого подбородка, а обод самого отвалившегося колеса ударил в висок, на пару гешей потушив свет красной звезды. Дингир-ур пришел в себя, зажмурился от стекающих ручейков крови, и медленно сел, ощупывая ноющий от удара висок. Падение было настолько неожиданным, что совершенно выбило его из колеи.

– Ты как, в порядке? – Голос принадлежал высокой девушке, склонившейся над Асеером. Он даже не сумел вспомнить ни одного стоящего ругательства, лишь злобно зарычал, отпихивая протянутую для помощи руку.

– Ну, извини, для поддержания новой ипостаси нужна постоянная концентрация. – Убедившись, что с ним все в порядке, она незаметно перевела дух. – А какая тут может быть к гёту концентрация, когда видишь такое…

Охотник поднялся, хмуро огляделся, и внезапно пошатнулся, едва не повторив падение, потому что тоже увидел. Такое могло привидеться только в кошмаре. Перевернутые телеги, рассыпанные кули с товаром, мертвые лошади, мертвые люди. И все это вперемешку с грязью, кровью, вывороченными кишками, опавшими листьями и зловещим светом красной звезды. Он бросился к лежащему неподалеку кучерявому мальчишке.

– Это не он. – Сухо опередил его ровный сухой голос. – Я проверила все тела и даже прочесала лес вокруг. Тима здесь нет. Меча тоже.

– Кто-нибудь выжил?

– Из людей нет. Только несколько лошадей… разбежались по лесу… только Тима нигде нет… .не мог же этот поддонок его забрать… . я вот думаю, может он где-то прячется или в поселок побежал за помощью… зачем ему мальчишка… что он будет с ним делать… он ведь еще совсем ребенок…

Асеер встревожено оглянулся. Уж слишком ровно и сухо звучал голос. Тень, стоявшая, горделиво держа спину, прямая и бесстрастная, как обычно, внезапно начала медленно оседать в грязь. Охотник выругался и бросился на помощь, ожидая увидеть торчащую из спины рукоять кинжала или древко стрелы. Но вместо того чтобы испустить дух, девушка закрыла лицо руками и громко, безнадежно разревелась. Известно много занятных и проверенных народом способов прерывания женской истерики: проигнорировать, хорошенько прикрикнуть, напугать, облить холодной водой, расплакаться самому, дать в лоб, надавать пощечин, оттаскать за волосы, вырубить, в конце концов. Широкий выбор, практически на любой вкус.

Дингир-ур тяжело вздохнул, осторожно поднял обезумевшую от слез девицу на руки, и зашагал по дороге в сторону Городца.

* * *

Я вздохнула и открыла глаза. Обычно с этого начинаются большинство глав в романах бездарных писателей и большинство неприятностей в моей жизни. Впрочем, вопреки укоренившемуся правилу, вид измазанного кровью покрывала, погруженной в зловещий полумрак комнаты, и дингир-ура старательно натачивающего меч у изголовья моей кровати не внушил мне должного пессимизма. Хотя для оптимизма еще также было рановато.