Текст книги "Перевертыши"

Автор книги: Стюарт Вудс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава 38

Лиз нашла Жермен в ее рабочем кабинете в гостинице, она приводила в порядок счета.

– Входи, детка, присаживайся, – пригласила Жермен. – Вид у тебя помятый, плохо спала ночью?

– Да, кое-как, – ответила Лиз, утопая в кресле.

– Ты все еще думаешь о своей находке у озера Уитни?

Лиз утвердительно кивнула головой.

– Все никак не идет из головы.

– И мне не удается отвлечь своих гостейот обсуждения этой темы, – посетовала Жермен, откладывая в сторону калькулятор и поворачиваясь лицом к Лиз. – Если им разрешить, они все кинутся на озеро фотографировать этого гатора. Пришлось приказать своим девушкам-экскурсоводам, катающим гостей по острову, чтобы они не давали им выходить из фургона в окрестностях озера. Мне не хватает для полного счастья, чтобы он сожрал еще и кого-нибудь из моих постояльцев.

Лиз невольно улыбнулась.

– Судя по их реакции на кончину Джимми, для твоего бизнеса это будет совсем неплохо, если гаторы сожрут кого-то из них.

Жермен рассмеялась.

– Может быть, ты и права.

Она что-то набросала на листке бумаги, лежавшем на прилавке.

– Подумай, кого из постояльцев можно послать пешком на озеро Уитни; у меня уже есть на примете один кандидат, вчера вечером он отослал обратно мое вино; пришлось все выпить самой, и сейчас я готова повеситься с похмелья.

– Бедная Жермен!

– Но это еще не самое худшее. Вчера уехал Рон, ему скоро в школу, я уже вся горю, что мне теперь делать?

– Бедная, несчастная Жермен! Она готова повеситься с похмелья и сгорает от неразделенной страсти!

– Вижу, мне не добиться сострадания у той, которая не испытывает недостатка в мужчинах. Кстати, как поживает мой маленький братец? Я не видела его уже несколько дней.

– Не знаю, – ответила Лиз.

– Ты его тоже не видела?

– Я видела его вчера вечером, но как у него идут дела, не знаю. Я впервые видела его таким подавленным.

– Ты уже знаешь больше меня. Я за всю свою жизнь никогда ни одного из них ни разу не видела подавленным. Они всегда были самыми счастливыми из известных мне людей.

– Жермен, вчера Кейр вселил в мою душу тревогу, и я не знаю, с кем, кроме тебя, мне поговорить.

– Выкладывай. Если в моих силах, помогу.

– Речь идет о словах, сказанных им вчера. Он заявил, что не может любить кого-то, не разрушая чего-то другого.

Жермен с изумлением посмотрела на Лиз.

– Это тебе сказал Кейр?

– Да.

– Никогда не слышала, чтобы Хэмиш или Кейр говорили нечто подобное, и если бы мне это сказала не ты, а кто-то другой, я бы не поверила. Во всяком случае, то, что я знаю о близнецах, не может объяснить подобных заявлений.

– Есть еще одно обстоятельство. Он сказал эти слова в связи с Джимми; создалось впечатление, будто он имеет какое-то отношение к смерти Джимми.

Жермен, ни произнося ни слова, смотрела на Лиз.

– Как ты думаешь, Кейр способен… Я хочу сказать, он был сильно расстроен отказом деда составить завещание. Он сказал, что если Ангес умрет, не оставив завещания, Джимми автоматически унаследует жирный кусок острова.

У Жермен был вид, словно она старалась решить, как лучше отреагировать на слова Лиз.

– Нет, – произнесла она наконец. – Не думаю, чтобы это мог сделать Кейр, как бы сильна не была его ненависть к Джимми. Хотя он прав насчет наследования.

– А что он говорил по этому поводу?

– Думаю, тебе лучше набраться храбрости и расспросить его самого.

– На это, боюсь, у меня не хватит смелости.

– Тогда оставь все, как есть, и научись жить со всем этим.

Лиз вздохнула.

– Есть еще один момент. Мне кажется, я внесла свою лепту… в то, что тревожит Кейра. До вчерашнего вечера я не говорила ему, как не рассказывала ни тебе, ни Хэмишу, хотя Ангес не брал с меня обещания хранить молчание.

– Не пойму, о чем ты говоришь?

– О том, что не так давно Ангес пригласил меня к себе на обед. Это случилось сразу же после визита к нему адвоката, конгрессмена и представителей Службы охраны лесов. После обеда он достал завещание и попросил меня поставить на нем свою подпись.

Глаза Жермен раскрылись от изумления.

– Выходит, он написал завещание? Ты уверена?

– Еще бы! Ангес сказал, что составил его самостоятельно, без помощи своего адвоката, полностью отдавая отчет в своих действиях, что и просил засвидетельствовать меня.

Жермен подалась вперед и спросила:

– Что в завещании?

– Не знаю. Видела только страницу, где полагалось подписаться свидетелям. Правда, Ангес сказал, что составил завещание таким образом, что Джимми не сможет тронуть рукой ни одного клочка острова.

– Теперь этот спорный вопрос не имеет значения. Главное, он составил завещание. Когда Джимми больше нет в живых, это обстоятельство, возможно, больше не является таким важным. Почему ты не рассказала мне об этом раньше?

– Я полагала, что с моей стороны это может быть расценено как вмешательство в семейные дела.

– Но ты же совсем не вмешивалась; просто выполнила то, о чем тебя просили. Вполне естественно.

– Знаешь, есть еще кое-что важное, и мне кажется, я опять сую нос в ваши семейные дела.

– Ну что ты, Лиз. Знаю, ты ему очень нравишься, однако, надеюсь, ты не рассчитываешь, что Ангес включит тебя в число наследников?

– Пожалуйста, на этот счет не волнуйся, Жермен. Знаю, что не отношусь к числу упоминаемых в завещании. Ангес сам сказал, что именно поэтому он и выбрал меня засвидетельствовать завещание, поскольку я самый не заинтересованный человек на всем острове.

Жермен наклонилась вперед и положила свою руку на руку Лиз.

– Извини меня, пожалуйста, знаю, что веду себя как лишенная наследства родственница, разговаривающая с пассией деда.

– Ничего, я понимаю твое состояние.

– Да, но, насколько мне известно, завещание должны подписать два свидетеля, верно?

– Да. Ангес сказал, что найдет второго.

– Интересно узнать, кого? Он прав, практически ты единственная из его знакомых, не упомянутая в завещании; наверняка он не забудет и о слугах.

– Есть еще одно обстоятельство, – медленно проговорила Лиз.

– Что еще на этот раз?

– На этот раз я действительно вмешиваюсь в ваши семейные дела; однако, если я не вмешаюсь, может получиться хуже. Прошлой ночью я не нашла в себе сил рассказать об этом Кейру. Подумала, что он слишком подавлен, чтобы правильно отреагировать на это известие.

– Послушай, дорогая, о чем ты говоришь?

– О Джеймсе Моусесе.

– Хочешь сказать, что он упомянут в завещании? Надеюсь, что это так, если учесть, сколько он всего сделал для деда.

– Джеймс, вероятно, будет играть более существенную роль в завещании Ангеса.

– Что ты подразумеваешь под более существенным?

– Ангес сказал мне, что Джеймс его сын!

Жермен переменилась в лице.

– Его… Что?

– Мне кажется, эта новость не была для тебя полной неожиданностью? Во всяком случае, между ними есть внешнее сходство.

Жермен прижала руки к груди.

– Неожиданностью? Дорогая моя, да это, пожалуй, единственное мощное потрясение, которое я перенесла за всю свою жизнь!

– Мне казалось, что каждый из вашей семьи должен был, по крайней мере, догадываться об этом.

Лиз увидела, что мозг Жермен постепенно начинал функционировать.

– Понимаешь, когда родился Джеймс, меня здесь не было. Родители в тот момент забрали меня с собой. А когда я вернулась на остров, Джеймсу было уже лет пять или шесть.

Лиз ждала, пока Жермен свыкнется с этой мыслью.

– О Господи! – внезапно воскликнула Жермен. – Слава Богу, что он все-таки написал завещание, потому что иначе…

– Кейр рассказал мне о завещании Элфреда Драммонда и о том, как делится состояние после смерти владельца.

– Первыми наследуют дети, затем внуки, – выдохнула Жермен.

– Итак, видимо, Ангес не хочет, чтобы произошло именно таким образом; в противном случае он просто не стал бы писать это завещание.

Жермен рассмеялась.

– До меня только что дошло… Джеймс Моусес мой… Ну и ну… черт возьми, я чуть было не сказала, что буду дядей обезьяны. Нет, я племянница обезьяны!

– Жермен!

– Извини, знаю, неприлично называть их обезьянами. Я просто немного вне себя от известия, что у меня объявился новый дядя.

– Ты расстроилась?

– Нет, просто ошарашена.

– Извини, что я так шокировала тебя. Мне казалось, что ты об этом догадывалась. Как ты думаешь, Хэмиш и Кейр знают?

– Возможно, они умнее меня.

– Итак, тогда почему бы тебе не рассказать об этом Хэмишу, а я расскажу Кейру.

Пожав плечами, Жермен согласилась.

– Хорошо.

Лиз встала, собираясь уйти.

– Жермен, твой дед любит тебя и близнецов; он не наделает глупостей за ваш счет, даже если он так же любит и Джеймса.

Жермен сидела, подперев голову руками.

– Боже милостивый, надеюсь, что нет.

Тем же вечером, услышав известие о вновь объявившемся дяде, Кейр остался совершенно равнодушным.

– Мне всегда нравился Джеймс. – Он пожал плечами. – Думаю, от того, что он оказался сыном моего деда, я не стану любить его меньше.

При этих словах он печально улыбнулся.

– Хорошо, что этого не узнает Джимми. Он бы убил парня.

Глава 39

В Майами было жарко и влажно, и Ли Уильямсу не очень это нравилось. Еще меньше ему нравилось то, что алиби Бэйка Рэмси оказалось практически безукоризненным. Ли проверил каждый шаг футболиста, но никак не мог доказать, что тот отсутствовал в номере с десяти часов вечера в пятницу до восьми утра в субботу. Во всяком случае, пока. Оставалось проверить аэропорт.

В первую очередь Ли обратился в Службу обеспечения воздушного движения Майами. Там он выяснил, что в интересующий его период времени не был зарегистрирован ни один самолет, совершавший перелет из окрестностей Майами на аэродром «Декалб Пичтри» в Атланте. Увидев разочарование на лице Ли, сотрудник Службы заметил, что существует категория самолетов, полеты которых не регистрируются.

– Любой легкий самолет может беспрепятственно вылететь в Атланту при соблюдении нескольких правил: наличие летной погоды и в случае, если пилот заявил о своем полете в зоне действия другого подразделения Службы обеспечения полетов.

– Короче, ваши слова можно понять, что такой полет пройдет незамеченным?

Служащий утвердительно кивнул.

– Полет может оказаться незарегистрированным, даже если пилот не предпринимает к этому никаких шагов. Если же он намеренно стремится избежать регистрации полета, он может указать фальшивый бортовой номер, или же поступить, как поступают торговцы наркотиками: отключить бортовую рацию и не вступать в контакт с диспетчерами Службы.

– Понятно.

– Интересующий вас человек летал туда и обратно?

– Да.

– В таком случае, ему необходимо дозаправиться горючим. Длина маршрута Майами – Атланта – Майами превышает радиус полета любого из известных мне легких самолетов. Разумеется, он мог купить горючее на любом аэродроме, лежащем по маршруту его движения. Они, кстати, работают круглосуточно.

Уильямс поблагодарил за предоставленную информацию и ушел. Теперь его единственная надежда была на ноги – ему предстояло проверить один за другим все аэродромы. Он забрался во взятую напрокат машину, включил на полную мощность кондиционер и тронулся в путь.

Он начал с северо-западной части города с аэродрома Тамиами, проверяя каждую чартерную службу и летную школу. Однако не установил ничего. Затем он отправился в международный аэропорт Майами, затем в Опа-Лок и другой, поменьше, именуемый Опа-Лок-Вест. Но нигде ему не удавалось отыскать следов самолета, который бы в пятницу ночью совершил полет в Атланту и обратно. Стоя около небольшого самолетика «бичкрафт» на летном поле аэродрома Опа-Лок-Вест, хмуря брови, Ли жаловался местному инструктору, к которому обратился с расспросами.

– Если бы я мог, я бы проверил все аэродромы в Майами.

Он смотрел на список проверенных аэродромов.

– Я ничего не пропустил?

– Так, посмотрим, – сказал молодой человек, – есть еще Дейд-Кольер.

– А это еще, черт подери, где такое? – спросил Уильямс, в который раз рассматривая карту.

– Да, это действительно загадочное место в Эверглейдес. Аэродром был построен исключительно для тренировочных целей; там посадочная полоса в десять тысяч футов длиной и установлена система автоматизированной посадки, а находится он вот здесь.

– В Эверглейдес посадочная полоса в десять тысяч футов?

– Да, если у вас есть желание, можете поехать туда и потренироваться сажать 747-й по приборам.

Уильямс снова поднял брови и спросил, как туда добраться.

Полтора часа спустя, дважды сбившись с дороги, он подъехал к воротам, возведенным посреди пустого поля. На вывеске значилось: УЧЕБНЫЙ И ТРАНЗИТНЫЙ АЭРОДРОМ ДЕЙД-КОЛЬЕР. Ли неторопливо ехал до тех пор, пока не показалась огромная взлетная полоса, от бетонной поверхности которой поднимается жар. Низкое здание диспетчерской производило впечатление покинутого, а на некотором удалении от него стоял единственный маленький двухмоторный самолетик. Никаких самолетов ни на земле, ни в воздухе не было видно.

– Дурацкая трата времени, – в сердцах воскликнул Ли, сжимая руль автомобиля. Затем, глубоко вздохнув, он двинулся по направлению к строению. Когда он подъехал, навстречу вышел человек.

– Чем могу быть вам полезен? – спросил он. – Этот аэродром не работает для частных лиц.

Уильямс показал удостоверение.

– Я пытаюсь отыскать следы небольшого самолета, совершившего в прошлую пятницу полет из Майами в Атланту, и меня интересует, сможете ли вы мне помочь.

– Мистер, никаких таких полетов на нашем аэродроме не совершается, – проговорил человек, качая головой. – Это летное поле предназначено исключительно для тренировочных целей; обычный самолет не имеет права взлетать или приземляться здесь без соответствующего разрешения властей округа, а за последние недели никто за подобным разрешением не обращался.

Уильямс скис. Рухнула последняя надежда. Он промок насквозь от пота, устал, был раздражен и полностью подавлен.

– Что ж, и на том спасибо, – поблагодарил он человека.

– Не стоит благодарности, – ответил тот, направляясь обратно в здание.

– Извините, – проговорил Уильямс.

Человек обернулся:

– Да?

– Если обыкновенные самолеты без разрешения не имеют права пользоваться этим аэродромом, а за последние недели никто не обращался за подобным разрешением, то тогда что такое вон там?

Уильямс указал на двухмоторный самолет, стоявший на некотором расстоянии.

– Что ж, вы, как говорится, попали в точку, мистер, – ответил человек. – Он появился на прошлой неделе, и никто понятия не имеет, что он тут делает.

– А почему бы нам с вами не сходить и не взглянуть на него?

Человек пожал плечами.

– Давайте.

Они сели в машину и двинулись к самолету.

– «Сессна 310», – сказал спутник Уильямса. – Неплохая машина.

Уильямс остановил машину и записал регистрационный номер самолета, выведенный двенадцатидюймовыми цифрами на фюзеляже. Оба вышли из машины и приблизились к самолету.

– Как же в него садятся? – спросил Уильямс.

– У него одна дверь с противоположной стороны.

Они обошли вокруг самолета, служащий аэродрома поднялся на крыло и заглянул внутрь.

– О-го, – проговорил он.

Он спрыгнул на землю.

– Пожалуй, дверь этого самолета следует открыть вам.

Уильямс точно так же забрался на крыло и заглянул внутрь. Кто-то лежал лицом вниз на панели управления. Вокруг кружились мухи, сквозь дверные замки просачивался запах разложения.

Уильямс соскочил с крыла.

– Думаю, мы позволим местному шерифу открыть эту дверь, – сказал он.

Спустя час из конторы аэродрома Уильямс докладывал капитану по телефону.

– Мне кажется, я нашел парня, который возил Бэйка Рэмси в Атланту и обратно, – сказал Ли.

– Что он говорит? – спросил Хейнс.

– Он не сказал ничего; он умер несколько дней назад от перелома шейных позвонков. Мы обнаружили его в самолете на почти заброшенном аэродроме, приблизительно в сорока милях от Майами.

– Вот те на, – проговорил капитан. – Послушай, один из парней проверил бумаги в Декалб-Пичтри и нашел, что один из самолетов заправлялся около трех часов утра в субботу. У меня есть его номер.

Капитан зачитал его Уильямсу.

Он совпал с номером, записанным Ли на бумажке.

– Есть! – воскликнул он.

– Можем мы привязать Рэмси к этому самолету?

– Сейчас окружной шериф пытается найти отпечатки пальцев, – он помолчал. – Но, капитан, у меня предчувствие, что они не найдут в этом самолете никаких следов Рэмси. Думаю, этот сукин сын вновь нас обскакал.

– Возвращайся домой, Ли, – сказал Хейнс. – Ты уже достаточно загорел под солнцем Флориды.

– Ты чертовски прав, – согласился Уильямс, изо всех сил стараясь подавить ярость и горечь поражения.

Глава 40

Лиз нашла Ангеса Драммонда на семейном кладбище, где студенты во главе со своим руководителем доктором Блейлоком вели раскопки. Стоя на противоположной стороне ограды, окружавшей кладбище, она наблюдала за ними. Они столпились вокруг большой ямы, из которой вылетали небольшие комки земли, выбрасываемые кем-то, кто находился настолько глубоко, что не было видно его головы.

– Он не поврежден! – раздался голос из могилы, потонувший в негромких аплодисментах. – Я могу просунуть руку под гроб, упоры гроба также сохранились.

– Это первый обнаруженный вами гроб? – спросила Лиз у девушки, стоявшей с краю.

– Да, – ответила взволнованная девушка.

– Что он подразумевает под упорами?

– Понимаете, – авторитетно проговорила девушка, – при похоронах поперек могилы кладут пару деревянных брусков, а на них ставят гроб. Таким образом гроб предохраняют от воды, которая может собраться на дне могилы; кроме того, упоры позволяют вытащить обратно веревку, на которой опускают гроб. Это могила относится к 1881 году, а в то время веревки были большой ценностью, особенно здесь, на острове, куда их приходилось завозить с материка.

– Бросьте мне веревку, – снова раздался голос из могилы, и тут же туда бросили два конца. Студенты начали возводить над могилой треногу. Когда они закончили, то повесили на ней блок, перекинули через него веревку и опустили ее конец в могилу.

Из могилы вылез студент и вытащил за собой деревянную лестницу.

– Все в порядке, можно поднимать.

Несколько человек взялись за конец веревки и принялись тянуть. Вскоре деревянный гроб, очень грязный, показался из могилы, и студенты осторожно на руках опустили его на землю.

Ангес Драммонд, наблюдавший за происходящим, стоя в стороне от могилы, подошел ближе и рукой очистил от грязи крышку гроба, затем достал носовой платок и стал вытирать им бронзовую пластину, прибитую к крышке гроба, пока на ней не проступила выгравированная надпись.

– Дороти Галавей Драммонд, – прочитал он вслух. – Тысяча восемьсот тридцать седьмой – тысяча восемьсот восемьдесят первый.

– Надпись соответствует указанной на могильном камне, – заметил доктор Блейлок. – Отлично, ну-ка давайте, принимайтесь за очистку гроба от грязи.

Студенты принялись работать мылом, водой и щетками.

– Гроб в отличном состоянии, особенно если принять во внимание, что сто десять лет пролежал в сырой земле, – сказал Блейлок.

– Это потому, что он сделан из живого дуба, – проговорил Ангес. – Перед смертью Элфред Драммонд приказал, чтобы ему приготовили гроб из древесины одного из дубов, росших на острове, и оковали свинцом. С тех пор каждый гроб, в котором хоронили Драммондов, делали именно таким способом. Готов поставить крупную сумму, что, когда вы доберетесь до гроба старого Элфреда, он также окажется не тронутым временем.

Теперь гроб стоял чистый, кое-где покрытый пятнами, его прочная древесина тускло поблескивала.

– Следов лака нет, – обратил внимание доктор Блейлок, проводя рукой по деревянным стенкам.

– Его и не покрывали лаком, – ответил Ангес. – Стенки гроба были натерты смолой тикового дерева.

– Может быть, мы откроем гроб, мистер Драммонд? – спросил Блейлок.

– Нет, ни в коем случае, – сказал Ангес. – Это не предусмотрено нашим договором, и я не хочу без нужды тревожить останки членов моей семьи. Дороти Драммонд доводилась мне бабушкой.

– Разумеется, я понимаю.

– Я хочу, чтобы ее останки без промедления были перенесены на новое место, – сказал Ангес. – Землю там уже освятили, а подобающую церковную службу мы совершим после завершения перезахоронения.

– Что ж, хорошо, – согласился Блейлок. – Молодые люди, грузите гроб на машину. Максимум осторожности.

Ангес повернулся и увидел Лиз.

– Доброе утро, дорогая, – обрадовался он. – Рад тебя видеть.

– Я тоже рада видеть вас, Ангес, – ответила Лиз.

– Ты приехала как раз вовремя, чтобы познакомиться с моей бабушкой, – он сделал жест в сторону гроба, который уже стоял в кузове грузовика.

– Насколько я слышала, в гробах есть нечто чарующее.

– Ты так считаешь? Тогда пошли, я немного очарую тебя.

Ангес повел Лиз с кладбища обратно к главной усадьбе. Вскоре они подошли к подсобным постройкам на заднем дворе дома. Ангес открыл большую дверь одной из них и пропустил Лиз вперед.

В комнатах было достаточно света, проникавшего через стеклянную крышу. Лиз сразу же ощутила сильный и приятный запах свежеструганного дерева. Они стояли в столярной мастерской, оснащенной мощным оборудованием, а также всевозможными инструментами, развешанными по стенам на специальных щитах. Некоторые инструменты выглядели очень древними. Вдоль боковых стен стояли штабели длинных досок.

– Мы редко спиливаем живые дубы, – сказал Ангес. – Они слишком долго растут, чтобы рубить их почем зря, на всякие безделушки. Однако иногда их валит или сильно ломает ураган, тогда мы забираем их и распиливаем на своей лесопилке в лесу, а доски складываем здесь для сушки.

Посредине комнаты на козлах стояли три гроба, один из них уже окованный металлом, два других – деревянные. На полу, в углу комнаты, стоял гроб совсем небольших размеров.

– Тут у нас имеется небольшой запас, – сказал Ангес, указывая на гробы. – Они пока не закончены, но, пожалуй, теперь самое время доделать. Джимми Уэзерсу гроб теперь не потребуется, а мне, похоже, в самом ближайшем будущем, да и Баку Моусесу тоже. Он будет похоронен вместе с нами на семейном кладбище.

– Для чего вон тот, детский гроб, в углу?

– Слава Богу, он не потребовался. Его сделали, когда мать близнецов была беременна ими. Мы были готовы к любому исходу родов.

– А вон тот, третий? – спросила Лиз.

– Всегда полезно иметь кое-что про запас, – сказал Ангес. – Кто знает, как сложится жизнь.

Лиз дотронулась рукой до боковой поверхности одного из гробов.

– Какой гладкий? – с удивлением произнесла она.

– Древесина очень плотная, почти как железо. Когда ее шлифуют песком, она долгое время остается гладкой, – немного помолчав, он добавил. – Этот для меня.

– На мой взгляд, он длиннее остальных, – сказала Лиз.

– Из-за своего роста я всю жизнь провел в постоянных поисках подходящей одежды, кроватей и многих других вещей, которые были бы мне впору, – объяснил Ангес. – Так что я не намерен терпеть тесноту в могиле.

– Ангес, – несколько смущенно обратилась к нему Лиз. – Я должна вам кое-что сказать.

– Давай, выкладывай прямо, без обиняков, – сказал Ангес.

– Когда вы пригласили меня на обед, когда попросили засвидетельствовать составленное вами завещание, тогда же вы рассказали мне и о Джеймсе Моусесе.

– Да.

– Хоть вы и не просили об этом, но у меня сложилось впечатление, что вам хотелось бы, чтобы все, что касается завещания и Джеймса, осталось между нами.

Ангес молчал.

– Если это действительно так, я приношу вам свои извинения, поскольку не оправдала вашего доверия.

– Каким образом?

– Жермен, Кейр и, вероятно, Хэмиш были сильно огорчены, что вы никак не составите завещание.

– Да, они довольно часто затевали этот разговор, – с некоторым раздражением проговорил Ангес.

– Мне их беспокойство казалось естественным, и когда ситуация достигла крайнего напряжения, я почувствовала необходимость рассказать им об этом.

– Ну и хорошо. Я и сам собирался сообщить им об этом.

– Очень рада, но боюсь, к несчастью, я также рассказала Жермен и Кейру, что Джеймс ваш сын.

Ангес усмехнулся.

– Не знаю, смог бы я сам сообщить им эту новость, но я рад, что ты это сделала. Иначе они узнали бы об этом при чтении завещания, и это известие было бы для них как гром среди ясного неба.

– Они и сейчас потрясены этим известием, – сказала Лиз. – Но все же, как мне кажется, не настолько, как если бы услышали эту новость во время чтения завещания.

– И как они отреагировали?

– Ничего такого, что могло бы дать основания для тревоги вам или Джеймсу. Оба восприняли это известие нормально, хотя Жермен поначалу была просто потрясена.

– Что ж, у них будет достаточно времени привыкнуть к этой мысли.

– Мне кажется, в их реакции большую роль сыграло то, что они любят Джеймса независимо от того, родственник он или нет.

– Знаю, однако я сам лишь совсем недавно позволил себе по-настоящему полюбить мальчика. В течение многих лет я и думать – не хотел об этом.

– Судя по тому, что они мне рассказали, смерть Джимми многое упростила.

– Да, это сущая правда. Уверен, что это маленькое отродье, узнав содержание завещания, начало бы строить всевозможные козни и чинить препятствия. Судебные дела тянулись бы долгие годы. Старый Голиаф оказал нам добрую услугу.

– Всем, кроме Джимми.

– Прости меня, о Боже, за то, что я плохо отзываюсь о мертвом, но должен сказать, я никогда не любил этого парня, еще с тех пор, когда он пищал, как комар. На протяжении всей своей жизни Джимми был источником проблем в семье. Его мать, моя дочь, была строптивой штучкой, неудачно вышла замуж и, слава Богу, у нее был только один ребенок. Она погибла в автокатастрофе в Джексонвилле, сев за руль в пьяном виде. Ее муж умер от пьянства несколькими годами раньше.

– У Джимми была жена.

– Должно быть, я предчувствовал; я оставил ей кое-что в завещании, оговорив, что Джимми не обладал правом контроля оставляемых ей средств. Она неплохая крошка, мне всегда было жаль ее.

Мимо них проехал грузовик.

– Итак, – сказал Ангес, глядя на карманные часы. – Думаю, мне следует отправиться взглянуть, как бабушку Дороти опустят покоиться на новом месте. Она умерла до моего рождения, так что я пропустил ее первые похороны. Ты пойдешь со мной?

– Конечно. Я рада, что облегчила свою душу и что вы на меня не сердитесь.

– Чепуха. Ты поступила так, как в данных обстоятельствах поступил бы любой здравомыслящий человек. И, – добавил он смущаясь, – ты сделала за меня то, на что у меня самого не хватало смелости. Теперь поехали, каждый на своей машине, чтобы тебе не пришлось отвозить меня обратно домой.

Из столярной мастерской они вышли под руку, и Лиз впервые за много дней чувствовала себя спокойно.