Текст книги "Трон Цезаря"

Автор книги: Стивен Сейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

«Мы знакомы?» – спросил я.

«Мы не знаем», – ответил он. «Вот почему я пришёл. Чтобы познакомиться с вами. Из вежливости».

Это было не очень-то понятно. «Вы знаете моё имя, я полагаю. Но я не знаю вашего».

Он хмыкнул. «Децим Юний Брут Альбин. Я назвал своё имя человеку у двери».

«Похоже, бедняга не может запомнить четыре имени».

«Тогда ему не следовало бы открывать дверь». Он снова хмыкнул, возможно, поняв, что невежливо одному человеку читать другому нотации о домашних рабах.

«Он действительно помнил «Брута». Поскольку я видел Марка Юния Брута только вчера, я подумал, что, возможно…»

«Другая ветвь семьи», – сказал он.

«Да, как и указывает Альбинус в конце».

«Но также он является потомком основателя Республики».

Я кивнул. «Честно говоря, мне кажется, ты больше похож на эту знаменитую статую, чем твой кузен Маркус.

Особенно с бородой.

Он прикоснулся к нему. «Это помогает мне сойти за галла».

«Вы часто это делаете?»

«Иногда».

«А, да, помню. Ты – избранник диктатора для управления Галлией. Мой сын говорит, что ты говоришь на нескольких галльских диалектах лучше, чем сами галлы».

Он сказал что-то, что, должно быть, было галльской пословицей, потому что, увидев моё непонимание, он перевёл: «Чтобы править курятником, нужно думать как петух». Галлы очень гордятся своими бойцовскими петухами.

«Кстати о Галлии, – сказал я, – мы оба были недалеко от Массилии несколько лет назад, когда Цезарь её осадил. Я оказался в ловушке за стенами. Ты командовал флотом, который уничтожил массилийское флотилия у берегов. Я видел часть битвы со стен города. Корабли в огне.

Изуродованные тела и кровь среди волн».

«Если вы думали, что с берега это выглядит ужасно, вам следовало быть в тот день на воде». Он одарил его нелепой улыбкой.

«Мой сын Мето тоже иногда так делает».

"Что это такое?"

«Улыбайтесь, вспоминая что-то ужасное».

Он пожал плечами. «Это волнение. В самом моменте есть ужас, но когда человек вспоминает, он вспоминает волнение».

«Я должен был думать, что все наоборот».

Децим Брут рассмеялся. Это был искренний смех, без тени злобы или иронии. «Цезарь говорил, что ты такой».

"Как что?"

«Глубокий, – назвал он тебя. – Прямо в самую суть. Практически философ».

«Полагаю, мне льстит, что диктатор считает мою личность достойной обсуждения, хотя и не могу понять, почему».

«Я спросил его о тебе. После того, как он сказал, что мы будем ужинать вместе. Всегда приятно узнать немного заранее. Поэтому я и заглянул. Просто мимоходом. Мы сможем поговорить подробнее за ужином».

«О чем, во имя Аида, ты говоришь?»

Он поднял брови. «О. Понятно. Приглашение ещё не пришло. Я думал… ну, очевидно, я ошибся. Я имею в виду, не вовремя».

«Если допустить подобную ошибку на поле боя, люди могут погибнуть».

Он плотно закрыл рот и расслабился только тогда, когда я улыбнулся.

«Разве Цезарь не предупреждал тебя, что я тоже могу быть довольно извращенным? Когда же этот обед, о котором ты говоришь?»

«Мне действительно не следовало бы говорить больше. Но я так и предполагал, что мы с вами будем на одном ужине послезавтра».

"Где?"

«Место проведения будет определено позднее».

«Как загадочно. С кем?»

«С Цезарем, конечно».

Я нахмурился. «Этого не может быть. Это как раз перед заседанием Сената. У Цезаря будет много дел. Он не станет тратить время на обед со мной».

«Возможно, я прибыл с новостями раньше официального приглашения, но я не ошибся в деталях», – это было сказано с убеждённостью военного. «Через два вечера мы оба будем обедать у Цезаря. Вместе с вашим сыном Метоном».

«Это меня уже не так удивляет. Мето, по крайней мере, может делать заметки для диктатора, но я буду совершенно бесполезен на таком ужине».

«Конечно, он делает это ради Мето».

"Что ты имеешь в виду?"

«Ваш сын очень важен для Цезаря. Цезарь желает воздать ему почести здесь, в Риме, перед отъездом на Восток.

И в честь тебя, как отца Мето».

«Я думаю, что то, что произойдет в Иды, будет достаточно почетно».

Он бросил на меня пустой взгляд и долго молчал. Наконец он резко вздохнул и кивнул. «Вы имеете в виду своё назначение в Сенат?»

"Что еще?"

«Тем не менее, я думаю, что вскоре мы станем товарищами по ужину.

В преддверии этого события я решил нанести визит и представиться.

Я подумал, что этот человек не только генерал, но и дипломат.

Оба эти умения были необходимы, когда речь заходила об управлении многочисленными племенами Галлии.

«Вот и виновный раб», – сказал он, глядя мимо меня. Я обернулся и увидел раба, который стоял у двери. Децим Брут выглядел так, словно ожидал, что я тут же изобью негодяя. Раб поймал его взгляд и вздрогнул, хотя рядом никого не было.

«Ещё один гость, Мастер. Ваш сын».

«Вряд ли стоит объявлять о Мето», – сказал я и через мгновение раскрыл объятия, чтобы обнять сына, когда он вошёл в комнату. Раб поспешно увернулся и быстро исчез.

Метон и Децим Брут приветствовали друг друга короткими кивками. Ни один из них, казалось, не был особенно удивлён, увидев

другое. Децим Брут, несомненно, предположил, что Мето передал мне приглашение на обед, а Мето, с плохо скрываемым неудовольствием, предположил, что его сюрприз был испорчен.

Децим Брут поспешно попрощался и покинул библиотеку, сказав, что сам уйдет.

«Он испортил мне сюрприз, да?» – сказал Мето.

«Боюсь, что да. Значит, это правда? Ужин с диктатором через два дня?»

Мето широко улыбнулся. «Я хотел сообщить тебе эту новость, но, возможно, к лучшему, что Децим Брут опередил меня. Ты не всегда любишь сюрпризы».

«Почти никогда. Для старика не существует такого понятия, как дружеский шок».

«Вы что-то цитируете?»

«Только мысли в моей голове».

«Но, папа, разве это не чудесно? Это будет очень официальный ужин, с множеством блюд и каким-то развлечением или декламацией – что-то очень особенное, говорит Цезарь, – но в то же время очень камерное мероприятие. Нас всего шестеро».

«Только шесть! После закуски у меня не останется слов для разговора».

«Чепуха. Ты лучший собеседник, которого я знаю. После Цезаря, конечно».

«Ты мне льстишь».

«Вовсе нет. У Децима была какая-то другая причина навестить тебя?»

«Он сказал, что это был визит вежливости, чтобы представиться перед ужином. Теперь, когда я об этом думаю, это кажется немного странным».

– Не совсем, папа. Это старая военная привычка – разведывать местность заранее. У Децима, несомненно, свои планы на ужин – просить Цезаря о политических услугах и всё такое, – и, никогда не встречаясь с тобой, он гадает, каким собеседником ты будешь. Сколько времени Цезарю ты отнимешь, какой тон будешь использовать? И так далее.

«Я же не какой-нибудь варварский галльский вождь».

На самом деле, Дециму было бы легче предвидеть поведение варвара из Галлии. Цезарь любит говорить, что Децим «стал галлом», подобно тому, как некоторые люди, как говорят, «стали греками», когда слишком привыкают к местным жителям и перенимают местные обычаи. Думаю, Децим чувствует себя немного чужаком, вернувшись в Рим. Теперь ему легко общаться с галлами. Общение с собратьями-римлянами требует усилий. Чем больше римлянин, тем больше усилий требуется.

И нет римлянина более римлянина, чем ты, папа. Кроме Цезаря.

«Опять ты мне льстишь!»

Он улыбнулся. «Помимо того, чтобы рассказать вам о приглашении на ужин, у меня была ещё одна причина зайти к вам».

"Да?"

По тому, как он оглядел маленькую библиотеку, а затем выглянул в коридор, убедившись, что нас не подслушивают, я понял, о чем он собирается спросить.

«Вы хотите знать, видел ли я кого-нибудь из этих людей из списка Цезаря или искал ли о них информацию», – сказал я.

«Да, папа».

«На самом деле да. Но мне нечего сказать по существу».

«Кого из них вы видели?»

Вчера я нанёс визиты Бруту, другому, и Антонию. Да, и Кассия я тоже видел, но лишь мельком.

Он был в доме своего зятя, когда я случайно зашел.

«Кто-нибудь еще?»

«Только Цинна, которого, безусловно, нет в списке Цезаря.

Ах да, и Децим Брут, которого только что не было в списке. Полагаю, Цезарь доверяет ему так же, как и вам, раз уж вы оба будете на этом званом ужине.

«Да, Децим – последний человек, которого Цезарь заподозрил бы в предательстве. А ваши впечатления?»

Я пожал плечами. «Если уж на то пошло, я бы сказал, что жёны представляют для Цезаря наибольшую опасность».

Мето фыркнул.

«Я совершенно серьёзно. Позвольте объяснить…»

OceanofPDF.com

XVIII

«Мне трудно рассматривать Брута как угрозу Цезарю, – продолжал я, – за исключением одного – того, что он теперь женат на дочери Катона и находится под её влиянием. Если Порция хоть немного похожа на своего отца, она ненавидит диктатора и всё, за что он выступает, и почти наверняка винит Цезаря в его самоубийстве. Катон никогда не забывает обид. Каков отец, такова и дочь?»

«Катону не обязательно было умирать, – сказал Метон. – Он мог бы сдаться. Цезарь простил бы его».

«Возможно. Но Катон предпочёл почётную, по его мнению, смерть бесчестию подчинения тирану.

Многие уважают Катона за это, независимо от того, были ли они на его стороне или нет. Как вы помните, когда Цезарь во время своего африканского триумфа продемонстрировал кровавое изображение Катона, потрошащего себя ножом, многие были оскорблены, и не только его сторонники.

«Возможно, некоторые посчитали, что эта фотография безвкусна…»

«Я был там, Метон. Я слышал освистывание. Конечно, я не знаю, насколько сильно Порция влияет на своего мужа. Но есть ещё и тот факт, что сам Брут – племянник Катона, а его мать – его сестра. Сервилия – грозная женщина по любым меркам. Помнишь, что я говорил о Катоне и его обидах? Каков брат, такова и сестра?»

Метон нахмурился. «Ты говоришь так, будто Катон представляет угрозу Цезарю из загробного мира».

«Это лишь один из способов сказать это. Мёртвые действительно имеют привычку мстить живым. Конечно, как только Цезарь отправится в Парфию, азарт новой войны вытеснит горечь старой. Никто не вспомнит о мёртвом Катоне, если Цезарь вернётся с живым парфянским царём в цепях, чтобы его провели на очередном триумфе».

Эта идея заставила Мето улыбнуться.

«А еще есть Фульвия», – сказал я.

«Еще одна женщина».

«Да, и я подозреваю, что она даже более грозная, чем Порция или Сервилия».

«Даже Фульвия не смогла настроить Антония против Цезаря».

«Нет? Думаю, она имеет даже больше власти над мужем, чем Порция над Брутом. И ею движет нечто более сильное, чем любая обида: амбиция. Я имею в виду грандиозное, потрясающее мир амбициозное честолюбие, которым обладает сам Цезарь. Амбиция, которая превосходит браки и военные союзы, разочарования и смерть. Амбиция, которая лишь крепнет всякий раз, когда её пытаются реализовать».

«Ты заставляешь Фульвию звучать почти сверхъестественно, как Фурия или какая-нибудь колдунья из мифов, вроде Медеи».

Я приподнял бровь. «Я бы ничуть не удивился, если бы она занималась колдовством. У неё также есть целая армия шпионов и информаторов, которых она знает и лелеет уже много лет, с первого брака с Клодием».

«Но могла ли Фульвия настроить Антония против Цезаря?»

«У этих двоих были свои взлёты и падения. Антоний, должно быть, разочарован, что не сопровождает Цезаря в Парфию».

«Вместо этого ему выпадет честь управлять Римом».

«Что он уже делал раньше, не совсем по нраву Цезарю, что и привело к последнему расколу между ними. Если бы Антоний выступил против Цезаря, Фульвия стала бы его могущественным союзником».

Мето задумался. «Ты тоже видел Кассия?»

«На короткое время, в доме Брута, кружа в воздухе своего маленького племянника. Он казался вполне безобидным, хотя и давал

У ребёнка кровь из носа! И Децим Брут, которого нет в списке Цезаря. И Цинна, – я вздохнул. – Цинна не только не представляет угрозы, но, похоже, готов сделать всё, что попросит диктатор, каким бы радикальным оно ни было. Вы должны знать о законе, который он намерен ввести от имени Цезаря, позволяющем диктатору брать столько жён, сколько он пожелает.

Метон улыбнулся. «Этот закон, вероятно, станет первым законопроектом, по которому сенатор Гордиан будет вынужден проголосовать».

Я простонал. «Возможно, меня введут в должность только к концу дня, после того, как закон проголосуют».

«Подозреваю, что ваше введение в должность состоится раньше, так что не рассчитывайте пропустить голосование. Цезарь любит проверять лояльность нового сенатора как можно скорее».

«И голосование в пользу этой меры, безусловно, станет испытанием!»

«Но я думал, Цинна – твой друг».

«Цинна – мой собутыльник. То, что мы иногда выпиваем по бокалу вина, не означает, что я хочу поддерживать его политические амбиции, какими бы они ни были. Я даже никогда не читал его стихов».

«Неужели?» – Мето недоверчиво посмотрел на меня. «Но папа, как это возможно? Все читали «Жмирну».

«Нет, Мето, не все, потому что я не читал».

Он откинулся назад и уставился на меня, искренне ошеломленный.

Он оглядел полки вокруг нас. «Среди всех этих свитков нет ни одного экземпляра «Смирны»? Говорят, Цинна – величайший из ныне живущих поэтов».

«Ты тоже так думаешь, Метон?» Мой сын, будучи писателем и помогая Цезарю описывать его военные походы, имел твердые убеждения как в поэзии, так и в прозе.

«С уходом Катулла, да. Я знаю, Цезарь так думает».

«Удивляюсь, что у диктатора есть время читать. У меня его нет. Я до сих пор не дочитал «Галльскую войну» Цезаря».

Несмотря на мою любовь к Мето, я иногда находил его совместные работы

с Цезарем немного нудно, со слишком большим количеством подробностей об осадных машинах и рытье траншей и других подробностях войны.

«Тогда, клянусь Геркулесом, папа, отложи Галльскую войну и займись Смирной. Хотя…»

"Да?"

«В конце концов, тебе это может не понравиться. Возможно, не в твоём вкусе».

"Как же так?"

«Во-первых, язык. Очень витиеватый и нарочито туманный, перегруженный замысловатыми метафорами и устаревшими словами. Он прекрасен на слух, но зачастую труден для понимания.

В чём заключалась критика Цицерона? «Некоторые поэты уделяют больше внимания звуку, чем чувству».

«Значит, не все согласны с вами и Цезарем относительно величия Цинны?»

«Цицерон, возможно, и не считал Цинну великим, но он всё же его читал. Язык, безусловно, сложный. К тому же, учитывая ваши взгляды на определённые темы… ваше глубокое понимание правильного и неправильного…»

«Какое отношение это имеет к Цинне?»

«Папа, ты хоть представляешь, о чем идет речь в «Змирне»?»

Тон Мето был одновременно раздраженным и грустным.

«Нет, честно говоря, понятия не имею».

«Инцест».

Я был ошеломлён. «Что ты имеешь в виду под инцестом?»

«Ну, в данном случае, между отцом и дочерью. Ты знаешь, кто такая была Змирна?»

«Конечно, я слышал о ней. Есть греческий город с таким названием, хотя я обычно вижу его написанным с латинской буквой «С».

Вместо греческой «З», и я не уверен, что город как-то связан с девушкой. Что касается её истории… – Я покачал головой. – Что-то связанное с миррой? Кажется, я припоминаю, что слово «мирра» каким-то образом произошло от «Змирна»…

«Папа, какая же у тебя, должно быть, путаница в голове». Мето откинулся назад и скрестил руки. «Жмирна не уникальна и даже не необычна – я имею в виду тему инцеста. Это часть целого».

жанр инцест-стихов – запретная и обычно трагическая любовь между отцами и дочерьми, матерями и сыновьями, сестрами и братьями».

«Трагично?»

«Обычно кто-то умирает или подвергается метаморфозе богом во что-то нечеловеческое, как это происходит в Змирне.

”

«Смерть или метаморфоза?»

«И то, и другое. Но серьёзно, папа, ты никогда не читал Парфения? Или Эвфориона? Или…»

«Серьёзно, Мето, нет. Для меня это всего лишь имена.

Я же говорил тебе, сынок, у меня нет времени читать современную поэзию.

Его лицо просветлело. «Ну, теперь я знаю, что подарить тебе на день рождения. Он ведь приходится на двадцать третий день этого месяца, верно?»

"Я так думаю.…"

«Вы не уверены?»

«Кто-нибудь ещё уверен в дате его рождения после всех этих махинаций Цезаря с календарём? Он добавил шестьдесят дней к году своих триумфов, а это означало, что мой следующий день рождения отложился на шестьдесят дней, и мне исполнилось шестьдесят пять за шестьдесят дней до наступления двадцать третьего дня месяца Мартиуса в прошлом году. Благодаря Диктатору даже день рождения человека больше не его собственный».

«Напротив, папа. Исправлением календаря Цезарь вернул каждому человеку его законную дату и время года.

Помните, как сильно старый календарь отставал от настоящих времён года? Старый календарь потерял шестьдесят дней, так что ваш день рождения приходился на настоящий месяц януарий, неважно, что календарь гласил март. Но в прошлом году, благодаря Цезарю, двадцать третье марта наступило как положено.

«Тем не менее, казалось довольно странным, что человеку может быть, скажем, тридцать лет в один день и двадцать девять на следующий, если его день рождения случайно выпадает на полночь того дня, когда Цезарь добавил дополнительные шестьдесят дней».

«Ты просто несёшь чушь, папа. Но раз ты не доверяешь новому календарю, я не буду ждать до двадцать третьего, чтобы вручить тебе подарок. Мы пойдём и купим его прямо сейчас».

«Куда идти?»

«Разве тебе не нужно купить новую тогу?»

«Мне сказали, что я должен купить её у некоего Мамерка и ни у кого другого. Но вы не можете купить мне тогу».

«Я не собираюсь этого делать. Я знаю, где находится этот магазин, на улице, где есть ещё несколько очень эксклюзивных заведений.

– включая самого престижного книготорговца в Риме. Я куплю тебе «Смирну» в подарок, и ты прочтёшь её сегодня вечером.

«Чепуха, я могу купить его сам».

«Не будь нелюбезным, папа». Это сказала Диана, которая случайно проходила мимо двери и остановилась, чтобы заглянуть. «Тебя так трудно найти – человека, которому ничего не нужно, потому что ему ничего не нужно. Если Мето знает книгу, которая может тебе понравиться, обязательно сделай так, чтобы он купил её для тебя. Как называется? Не уверена, что правильно расслышала».

«Змирна» – очень известное стихотворение папиного собутыльника Цинны. Ты слышал о нём?»

«С двумя детьми и мужем, о которых нужно заботиться, у меня остаётся ещё меньше времени на поэзию, чем у отца. Может быть, ты прочтёшь мне её вслух, папа?»

«Или, возможно, нет», – сказал я, – «учитывая суть вопроса».

«Что именно?»

«Неважно. Пойдём, Мето? Нам ещё нужно за покупками».

OceanofPDF.com

XIX

Если на улице Железных Торговцев когда-либо и были торговцы скобяными изделиями, то они давно ушли, вытесненные растущей арендной платой. Улица находилась недалеко от Форума, со стороны Субуры, самого густонаселённого, грязного и опасного района Рима. Какой-то спекулянт недвижимостью придумал, что если отгородить северный конец улицы стеной, так что она больше не будет выходить в Субуру, то на улицу Железных Торговцев можно будет попасть только с Форума. Стена была возведена, и исчезли мелкие воришки, пьяницы и нищие, которые больше не могли в любой момент сбежать в дебри Субуры. Их место заняли мускулистые рабы, которые слонялись по улице, стараясь выглядеть незаметными, присматривая за клиентами и охраняя дорогие товары своих хозяев.

Я намеревался сначала зайти к портному, чтобы закончить с покупкой тоги, но Мето так хотел приобрести «Жмирну», что я позволил ему отвести меня прямиком к продавцу книг в самом конце улицы, рядом со стеной.

В магазине пахло чернилами, папирусом и древесной стружкой.

Вдоль стен тянулись полки с ячейками, заполненные свитками.

Некоторые из них были просто скручены и перевязаны лентами, а другие были намотаны на штифты с ручками из дерева или слоновой кости.

«Книгодержатели из слоновой кости!» – пробормотал я. «Кто может позволить себе такую роскошь? Какие слова оправдают расходы?»

«Ручки из слоновой кости говорят не столько о книге, сколько о человеке, её покупающем», – сказал сморщенный человечек за прилавком. Его проницательные глаза глядели с морщинистого лица, окаймлённого огромной бородой, не такой седой, как моя. Я достиг того возраста, когда многие пожилые люди, которых я встречал, ещё не были такими старыми, как я.

«Я Симонид, владелец этой лавки», – сказал он. «Мы предлагаем книги на любой вкус и кошелек. Книги для пожилых и молодых, для мужчин всех возрастов и даже для женщин. Как вы заметили, мы предлагаем ручки из слоновой кости, деревянные ручки или вообще без ручек; принесите свои валики, и мы наклеим свиток. Мы также предлагаем самые быстрые и точные услуги копирования в Риме».

Небольшие работы, например, письма или любовные стихи, можно выполнить, пока вы ждёте». Он указал на открытую дверь позади себя, через которую я видел нескольких писцов, склонившихся над небольшими столиками. Скрип стилусов по папирусу производил тихий, но ровный скрежещущий звук.

«Мы ищем конкретную книгу», – сказал Мето. «Стихотворение».

«Да?» – спросил Симонид. «Мы работаем со всеми лучшими поэтами, как латинскими, так и греческими».

«Змирна Гельвия Цинны».

«О!» – воскликнул коротышка. «Какой мудрый выбор ты сделал, решив посетить книжную лавку Симонида!

Это единственное место в Риме, где взыскательные читатели могут приобрести экземпляр «Смирны».

Мы являемся эксклюзивными переписчиками произведений Гельвия Цинны.

«Это факт?» – спросил я.

"Это."

«Я думал, что поэт хотел бы, чтобы его слова распространились как можно шире и были доступны в каждом книжном магазине».

«Некоторые поэты, может быть», – кисло сказал маленький человек, – «и все политики, это уж точно – они хотят, чтобы все

везде, чтобы прочитать каждое слово их мемуаров. Некоторые из этих книг я не могу никому отдать».

Я взглянул на Метона. Прежде чем он успел спросить, есть ли у книготорговца экземпляр «Гражданских войн» Цезаря, я перевёл разговор обратно к Цинне. «Но у тебя же есть экземпляр «Смирны»?»

«Надо будет проверить», – задумчиво сказал Симонид. «Как я уже говорил, некоторые поэты расхваливают свои произведения на каждом углу в Субуре, но Цинна – полная противоположность. Его творчество настолько изысканно, настолько сложно, что оно доступно лишь самым проницательным умам».

«Мне сказали, что Цицерон считает, что Цинна издает много звуков, но не имеет большого смысла».

«Звук Цинны – да, он восхитителен, не правда ли? Слышать эти слова вслух – значит поддаться своего рода музыке, песне, подобной пению сирен. Что касается смысла, то прежде чем Цицерон осмелится критиковать произведение Цинны, ему, возможно, стоило бы расширить свой словарный запас и заново познакомиться с некоторыми менее известными, но не менее мощными мифами.

Юпитер знает, что Цицерон подумает о будущей поэме Цинны.

«Выходит новая поэма Цинны?» – спросил я, желая узнать, что о ней знает продавец книг.

«В самом деле, есть!» – Симонид понизил голос и заговорщически посмотрел на нас. «Ходят слухи, что это новое произведение затмит даже «Жмирну». Поэт время от времени заглядывает в эту лавку и как-то раз проронил пару строк из будущей поэмы, словно дразня меня – каждая строка сама по себе возвышенна, так что можно только представить себе возвышенное величие всей поэмы».

«Что-то про Орфея, да? И про Пенфея?» – невинно спросил я.

Симонид недоумённо посмотрел на меня. «Правда? Цинна мне этого никогда не говорил. Он всегда очень осторожен в отношении темы, говорит, что не хочет, чтобы какой-нибудь другой поэт подслушал и украл его идею». Он склонил голову набок. «Кто ты такой?»

«Извините», – сказал Мето. «Мы забыли представиться.

Это Гордиан, сенатор Гордиан, и я его сын. »

Книготорговец бросил на меня оценивающий взгляд, и, хотя я не был в сенаторской одежде, он, похоже, поверил словам Метона. Глаза его заблестели.

– Но вы же спрашиваете «Змирну». Как я уже сказал, мне придётся проверить свой запас. Я не держу экземпляр на полках, чтобы покупатели могли свободно читать – даже в наши дни найдётся какой-нибудь невежда, который возьмёт «Змирну», пробежит пару строк, покраснеет и растеряется, а затем громко обвинит меня в продаже гадостей и разрушении общественной морали. Вы знаете таких – деревенщин, которые не читали ни одной книги со времён «Мемуаров» Суллы и забредают сюда только потому, что жёны послали их в город купить кулинарную книгу.

Симонид содрогнулся. «Но позвольте мне пойти и посмотреть…»

Он исчез в задней комнате. Мы с Мето рассматривали свитки на продажу. На одной из полок я наткнулся на пьесу Еврипида, которую никогда не читал и не видел в спектакле. Мне захотелось предложить Мето купить её мне в подарок вместо «Смирны», которая казалась мне всё менее привлекательной, чем больше я о ней слышал.

Метон тем временем был рад обнаружить целую полку, заполненную трудами Цезаря, среди которых были не только военные мемуары, но и ряд его речей и трактатов, включая «Против Катона».

Также были представлены некоторые из его юношеских произведений, поэма «Похвала Гераклу» и пьеса об Эдипе в стихах.

Симонид вернулся с широкой улыбкой на лице, держа в руках длинный узкий льняной мешочек. На шнурке, стягивавшем мешочек, свисала бирка, на которой я ясно различил красные буквы «ЗМИРНА» и «ЦИННА».

«Сегодня удача тебе благоволит, друг мой. Это мой последний экземпляр «Смирны». Главный писец сказал, что следующий экземпляр будет готов только в Апрельские иды».

Мето попытался схватить сумку, но я осторожно отклонил его.

«Конечно, Метон, нам не следует брать этот экземпляр. Если Симонид – эксклюзивный продавец и больше ничего не получит, тогда…

Целый месяц никто не сможет купить «Жмирну». Не стоит лишать Цинну нового читателя.

«Папа, ты новый чтец, – сказал Мето. – Разве ты не видишь? Этот свиток предназначен тебе. Судьба привела нас сюда сегодня».

«Что касается отсутствия товара на складе на некоторое время», – сказал Симонидис,

«Цинна не будет возражать. Он знает, что редкость добавляет книге привлекательности».

«Как же так?» – спросил я.

Цинна рад, что его слова доходят лишь до тех читателей, которые способны их по-настоящему оценить. Если такой особенной книги, как «Змирна», в какой-то день не окажется в продаже, такой читатель будет упорствовать, возвращаясь столько раз, сколько потребуется, чтобы заполучить уникальный объект своего желания. Он оценит его ещё больше за те усилия, которые пришлось приложить для его получения. Редкость и исключительность лишь добавляют таинственности произведению, и без того столь изысканному и изысканному.

«Представь себе прекрасную женщину, папа», – сказал Мето. «Если она отдаётся каждому встречному мужчине, разве она менее прекрасна? Нет. Но менее желанна? Почти наверняка. А теперь представь себе прекрасную женщину, которую тебе приходится ждать, и которая ждёт только тебя. Разве она не более желанна?»

Я покачал головой. «Наверное, я никогда не пойму великую литературу».

«Может, и нет», – со смехом сказал Метон. «Мне будет любопытно узнать, что ты скажешь о Смирне». Он взял свиток у Симонида.

Я вышел на улицу, пока Мето платил за книгу. После всех его разговоров о дефиците и искусстве я боялся, что Симонид запросит высокую цену, но Мето выглядел довольным, присоединившись ко мне на улице.

«Если бы я назвал вам первую цену, которую он назвал, вы бы упали в обморок», – сказал он. «Но когда я объяснил, кто я и кто вы – я имею в виду, по отношению к Цезарю, – он значительно снизил цену».

«Мето! Я бы не хотел, чтобы этот тип воспользовался тобой, но, с другой стороны, мне не нравится, что ты запугиваешь торговцев, упоминая диктатора».

«Папа, ты не понимаешь. Книги Цезаря приносят этому человеку много прибыли. Он сказал мне, что последний выпуск мемуаров – самый продаваемый товар из всех, что у него когда-либо были, и бояться, что товар закончится, не приходится, поскольку магазин снабжают его собственные переписчики. Симонид получает с этих продаж неплохую прибыль. Когда я объяснил, что участвовал в создании этих книг, он вполне разумно предложил мне более высокую цену – авторскую скидку, если хотите».

«Вы принимаете фаворитизм как должное, – сказал я. – Полагаю, мне тоже придётся привыкнуть к раболепию нижестоящих, когда я действительно стану сенатором».

Я намеревался пошутить, но Мето хлопнул меня по спине и сказал: «Вот это да, папа. А теперь посмотрим, какую выгодную сделку мы сможем заключить на твою новую тогу».

OceanofPDF.com

ХХ

Мы перешли улицу и вошли в заведение портного Мамерка. Просторный вестибюль был таким же пустым, как и загромождённый книжный магазин. Мамерк торговал только тогами, поэтому женской и детской одежды здесь не было, а на стенах висело лишь несколько образцов первоклассных изделий ручной работы. Пол был выложен мозаикой из зелёной, белой и чёрной плитки. Геометрический узор был едва заметным, чтобы не отвлекать от предлагаемых товаров, но выложен с изящным мастерством. Мы подошли к длинному прилавку, выложенному плиткой, геометрический узор которой повторял геометрический рисунок пола. Тихий магазин казался очень элегантным и пугающе дорогим.

У мужчины за стойкой были длинные рыжие волосы и тёмно-зелёная туника с длинными рукавами. Он что-то складывал и едва поднял глаза при нашем приближении. Его отчуждённость соответствовала элегантности обстановки, но Мето, взглянув на него, сразу понял, что это просто слуга, а не хозяин. «Мы пришли к Мамерку», – сказал он.

Клерк посмотрел на Мето из-под тяжёлых век: «У вас назначена встреча?»

«Мы – нет. Но нам нужен лучший мастер по пошиву тог в Риме».

«Невозможно, без предварительной записи». Мужчина потянулся за большой восковой табличкой, на которой был напечатан календарь месяца.

«Возможно, вы могли бы вернуться после Ид. Не в праздник, конечно…»

«Нет, нам немедленно нужен Мамерк».

Я отвёл Мето в сторону и сказал ему на ухо: «Сынок, я могу говорить за себя».

«Чепуха, папа. Думаешь, Цезарь когда-нибудь напрямую общается с прислугой? Нет, и тебе не следует. Я привык делать для него такие вещи. Позволь мне сделать это для тебя».

Мето говорил достаточно громко, чтобы клерк мог его услышать.

Мужчина внимательно посмотрел на нас, нахмурился, затем повернулся, чтобы распахнуть толстую деревянную дверь и исчезнуть в глубине заведения. На мгновение, пока дверь была открыта, элегантное очарование вестибюля было нарушено запахами, доносившимися из комнаты. Они были типичны для любой портняжной мастерской: запахи красителей, кипящих в металлических чанах, дым от горящего навоза и дерева, и лёгкий запах мочи, необходимого ингредиента в рецепте каждого валяльщика, очищающего шерсть до яркой, блестящей белизны.

Через несколько мгновений клерк вернулся, а за ним последовал высокий, чисто выбритый мужчина в тёмной тунике. Ожерелье и браслеты из серебра с лазуритом выдавали в нём богатого человека.

У него были седые волосы, и выглядел он еще надменнее, чем клерк.