Текст книги "Трон Цезаря"

Автор книги: Стивен Сейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

OceanofPDF.com

XXXVIII

Я вернулся домой и увидел возле дома очень богато украшенный носилки.

Ни нарядные носильщики, ни дорогие носилки не показались мне знакомыми, пока я не увидел золотую львиную голову, вышитую на красных занавесках. Это был один из любимых образов Антония, отсылка к Гераклу, который носил шкуру немейского льва вместо капюшона и плаща. Казалось маловероятным, что сам Антоний воспользуется таким транспортным средством. Он предпочитал ходить пешком. («Эти ноги созданы для того, чтобы ими пользоваться», – заметила моя восхищенная жена, увидев, как Антоний голым бежит по улицам Рима во время Луперкалий.) Когда я вошел в вестибюль, возбуждённый привратник открыл рот, чтобы заговорить, но я остановил его рукой. «Фульвия здесь», – сказал я.

Раб кивнул.

«Но почему, интересно?»

Раб непонимающе посмотрел на меня и пожал плечами, как бы говоря, что мотивы такой женщины, как Фульвия, ему непонятны.

«Это тоже выше моего понимания», – пробормотал я про себя. «Что, чёрт возьми, она здесь делает в такой день?» Мне и в голову не пришло, что она пришла повидаться не со мной, а с моей женой и дочерью.

Я услышал женский разговор. Когда я вышел в сад, Диана бросилась ко мне.

«Дочь моя, что здесь делают все эти женщины?» – спросил я, потому что вместе с Фульвией я видел много других знатных женщин.

одетые матроны, среди которых была Бетесда, которая безмятежно улыбалась мне, выглядя очень довольной собой.

«Папа, ты же не против? Это репетиция Либералии, и мы должны были провести её в доме Фульвии, но это просто невозможно, по крайней мере, так она говорит, потому что Антоний и множество других мужчин приходят и уходят, пытаясь организовать какую-то встречу – ну, ты можешь себе представить, почему».

«Да, могу. Что ты имеешь в виду под репетицией?»

«О, папа, ритуалы очень сложные и должны быть проведены безупречно. А Либералия уже завтра! Нам всем нужно гораздо больше практики, чтобы всё сделать правильно. Мы ведь не хотим разочаровать отца Либера, правда?» Она улыбнулась, словно не обращая на это внимания, но в её глазах я увидел стальную решимость.

«Разочаровывать твою мать – я имею в виду отца Либера, конечно, – это последнее, чего я хочу», – сказал я.

«Тогда вы не против освободить дом?»

"Что?"

«Вместе со всеми остальными мужчинами в доме. Всего на пару часов».

Я хмыкнул. Было ещё слишком рано для посещения таверны «Сладострастие», даже для меня, даже в такой день. Или всё-таки? «Это действительно необходимо?»

«Конечно!» – сказала Фульвия, которая услышала наш разговор и подошла ко мне.

«Добро пожаловать в мой дом», – сказал я, взглянув на неё свежим взглядом. После смерти Цезаря мне пришло в голову, что самой коварной и амбициозной смертной в Риме вполне может быть женщина, стоящая передо мной.

«Спасибо, Нашедший, но твоя жена уже нас приветствовала».

Она рассмеялась, увидев выражение моего лица. «Конечно, я тебя дразню. Но тебе придётся на какое-то время покинуть дом».

«Кажется, у вас очень хорошее настроение», – сказал я.

«Почему бы и нет? Либералия уже завтра».

Почему бы и нет? Цезарь мёртв, и никто не знает, какие ужасные вещи произойдут дальше, подумал я. «А состоится ли вообще Либералия? Надо подумать… в свете того, что только что произошло… и неопределённости…»

«В смутные времена единственное, что у нас есть, – это боги, – сказала она, – особенно отец Либер. Конечно, Либералия состоится. Возможно, нам придётся отменить публичное шествие, и мы можем не достичь всего, чего хотели бы…» Она посмотрела мимо меня, куда-то вдаль, и её голос затих.

«И каждый мужчина должен покинуть дом? Даже я?»

«Особенно ты. Любой мужчина, ставший свидетелем тайных обрядов, навлечёт на себя божественное возмездие. Я бы никогда не пожелал, чтобы гнев вакханок обрушился на тебя, Искатель».

Мне на мгновение вспомнилась поэма Цинны и Орфей с Пенфеем, обезглавленными и разорванными на части безумными поклонницами Вакха, также известного как Отец Либер. «Такое случается только в древних мифах, в наши дни – нет».

«Правда? Не будем испытывать волю бога, Искатель.

Вам действительно следует оставить нас, пока мы практикуемся. Ни один мужчина не должен быть свидетелем тайных ритуалов Либералии. Даже Верховный Понтифик… – Она замолчала, поняв, что говорит о Цезаре. Кто теперь будет Верховным Понтификом?

Я посмотрел мимо Фульвии на свою жену. Стоя среди толпы богатых на вид римских матрон из Палатина и их дочерей – теперь, как я с изумлением подумал, – она никогда не выглядела так счастливо. Я вздохнул. «Конечно, я сделаю, как ты просишь. Полагаю, я смогу придумать, чем занять рабов-мужчин на несколько часов. Интересно, какие части города будут безопасными? А мы с Давусом подумаем, куда пойти…»

Фульвия ласково коснулась моего плеча и даже наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку. «Как элегантно ты выглядишь в этой тоге», – сказала она. Если Бетесда была ей ровней, то я теперь ровня Антонию? Эта мысль казалась абсурдной…

Брут сказал бы так, но эта мысль вызвала шок

Я. Я всё ещё постепенно осознавала, какие глубокие перемены привёл в действие Цезарь, даровав мне право носить сенаторскую тогу, и кульминацией этих перемен стал поцелуй – от Фульвии!

* * *

Как и обещал, я придумал, куда отправить рабов-мужчин. Когда они рассеялись по улице перед моим домом, а дверь за мной закрылась, я отвёл Давуса в сторону.

«А ты, зять, отправляйся в таверну «Сладострастие» – если улицы достаточно безопасны – и посмотри, нет ли там моего друга Цинны.

Спросите его, есть ли у него какие-нибудь новости, и передайте ему, что я надеюсь увидеть его вскоре.

«Но разве ты не пойдешь со мной?»

«Нет. Мне нужно ещё кое-что сделать».

«Один? Разве я не должен быть с тобой ради безопасности?»

«Нет, Давус. Мне ничего не будет угрожать. Вернее, любая опасность, с которой я могу столкнуться, удвоится, если ты будешь там, и ни один из нас не сможет защитить другого».

«Твои слова загадочны, свёкор, – он серьёзно посмотрел на меня. – Понятия не имею, о чём ты говоришь».

«Хорошо. А теперь иди своей дорогой».

Итак, пробравшись в свой собственный дом (в каждом доме должен быть секретный вход, известный только его владельцу) и воспользовавшись определенными секретными ходами (построенными во время гражданской войны, когда стало разумным иметь укрытия в доме), я смог подняться на черепичную крышу и там лечь на место над садом, где залитые солнцем ветви высокого дерева с листьями скрывали меня от женщин внизу, хотя я мог видеть их, выглядывая сквозь листву.

Я сделал то, что сделал, повинуясь импульсу, и не без содрогания. С самого раннего детства каждому римскому мужчине глубоко внушается, что он ни при каких обстоятельствах не должен быть свидетелем тех религиозных обрядов, которые должны быть совершены, увидены и

Их слышали только женщины. Обряды Bona Dea – один из примеров. Первый муж Фульвии, Клодий, когда-то переодевшись девушкой, участвовал в этих церемониях и не понес немедленного возмездия, хотя некоторые предполагали, что его судьба на Аппиевой дороге стала смертельным, пусть и отсроченным, наказанием богини. Нарушать тайну любых обрядов, связанных с Вакхом и его поклонницами, было особенно опасно, учитывая, как погиб такой злодей, как Пенфей, разорванный на части разъярёнными менадами, включая его мать.

Как я мог оправдать столь нечестивый поступок? Во-первых, я был стариком. Сколько ещё жизни во мне оставалось, чтобы какой-нибудь бог мог меня отнять? Во-вторых, мне просто было любопытно – представится ли мне когда-нибудь ещё такая возможность?

Тем не менее, я с нарастающим трепетом наблюдала, как женщины в саду внизу, во главе с Фульвией, начали свою практику. Сердце билось так громко, что я едва слышала их пение.

То, что я увидел в течение последующих двух-трех часов, наполнило меня не чем иным, как… разочарованием.

Неужели этот набор подпрыгивающих танцев (таких, какие можно увидеть на любом углу улицы в Риме, исполняющих группу маленьких девочек), повторяющихся песнопений (сопровождаемых оглушительной музыкой пронзительных флейт, звоном тамбуринов и стуком цимбал) и банальных заклинаний (ритмичных гимнов, которые не мешало бы отполировать Цинне) – все это составляло тайные обряды Либералии?

Я ожидал чего-то хотя бы слегка шокирующего или даже очень шокирующего, какого-то неслыханного возбуждения, от которого у меня волосы встанут дыбом, или божественного откровения, настолько потрясающего, что оно заставит меня внезапно воспламениться.

(Каким ударом это было бы для общественного положения моей жены, если бы ее новоиспеченный муж-сенатор вспыхнул, сидя на крыше, нарушив тем самым тайну последовательниц Вакха!)

Предположительно, ритуал должен был состояться в саду Фульвии, куда мужчинам вход воспрещён. Центром ритуала был установленный посреди моего сада расписной деревянный идол юного безбородого Вакха с рогами, растущими из густых локонов. В одной руке бог держал вертикальное копьё, увитое плющом, а в другой – гроздь деревянного винограда. Вместо ног фигурка заканчивалась шестом толщиной примерно с моё предплечье.

Этот шест был вмонтирован в любопытный механизм с различными металлическими шестеренками. Когда некоторые женщины тянули за верёвку, идол медленно поворачивался, чтобы по очереди оказаться лицом к каждому из молящихся. Должен признать, это устройство немного нервировало, особенно во время вращения. Движение было то плавным, то прерывистым, то грациозным, то прерывистым.

Лицо идола было настолько реалистичным, что всякий раз, когда я его видел, я чувствовал легкую дрожь.

Женщины надевали костюмы из оленьих шкур, расшитые золотыми бусинами, и повязки на голову, украшенные драгоценными камнями.

Зажгли кадильницы с миррой, и сад наполнился благоуханием.

Мирра, подумал я, – остатки слёз Змирны!) Принесли чаши с водой, и состоялась церемония, связанная с омовением деревянного жезла, который несла каждая женщина, и обёртыванием его плющом. Сам идол был тщательно вымыт с пением молитв. Фульвия объяснила, что сначала нужно исполнить перед статуей этот танец, затем тот, потом ещё один, и ещё один.

Все песни были о Вакхе, особенно о его смерти в младенчестве и последующем возрождении. Существует множество версий этой истории. В той, которую пели женщины в моём саду, младенец Вакх был ребёнком Юпитера и Прозерпины, супруги Плутона. В типичном порыве ревности жена Юпитера, Юнона, послала отряд титанов уничтожить незаконнорождённого младенца, которого они заманили игрушками, а затем злобно разорвали на куски и пожрали. Юпитер поразил титанов молниями, обратив их в прах; всё, что осталось…

Вакх не съел своего крошечного сердца. Но Юпитеру этого было достаточно, чтобы оживить младенца-полубогова. Юпитер поместил сердце в чрево Семелы, которая родила Вакха во второй раз. Поэтому дважды рождённого бога также называют Биматер, дитя двух матерей.

Я забыл ту часть, где титаны разрывают маленького Вакха на куски. Я вспомнил новую поэму Цинны и понял, что спустя долгое время после смерти Вакха обезумевшие последовательницы Вакха должны были подвергнуть той же участи Орфея, а затем и нечестивого Пенфея, разорвав их на части, хотя ни одна из этих жертв не возродится. Наверняка есть какая-то связь между тем, как был убит младенец Вакх, и тем, как его последователи позже убили Пенфея, какая-то нить разума, связывающая эти странные, кровавые смерти.

Я вдруг понял, как появились определенные слухи о тайном женском поклонении Вакху, а именно, что в своих ритуалах эти современные менады не только приносили в жертву животное (некоторые говорили, что младенца), разрывая его на части руками, но и пожирали жертву, поедая сырую плоть в оргии кровопролития и расчлененки.

Возможно, вакханки древности и практиковали подобные обряды, но в моем саду ничего даже отдаленно похожего не происходило.

Вместо этого я видел множество подпрыгиваний, поклонов и пируэтов. И поскольку это была репетиция, различные элементы церемонии повторялись снова, снова и снова – а я был заперт на крыше, боясь сбежать, чтобы грохот отвалившейся черепицы не выдал меня. Не разорвут ли меня вакханки внизу в клочья? Я сомневался, но Бетесда будет унижена, возможно, даже исключена из группы. Я не смел пошевелиться, и поэтому все эти бесконечные повторения репетиции внизу стали для меня наказанием.

Несмотря на мой падающий интерес, я был рад заметить, что поведение моей жены и дочери было выше

упрек. Они держались с достоинством и изяществом, и другие женщины, казалось, принимали их как равных.

Фульвия, которую я давно знала как прирождённого лидера, проявила себя таковой и на этот раз. По всем вопросам остальные женщины обращались именно к Фульвии. Они подчинялись ей без колебаний.

Время от времени я замечал кошку Баст, сидящую на краю крыши напротив меня и поглядывающую вниз. Будучи самкой, её не изгнали из дома, но она держалась на расстоянии от молящихся внизу.

Банальным я назвал этот ритуал, а потому разочаровывающим для запретного наблюдателя, ожидавшего чего-то опасного. И всё же… два-три раза за эти часы, и всего на мгновение, словно фигуры, увиденные вспышками молний во тьме, женщины в оленьих шкурах внизу казались уже не женщинами, а чем-то иным, не совсем человеческим, невыразимо древним, первобытным, зловещим. В то же мгновение деревянный идол Вакха, казалось, вращался не благодаря механизму, а двигался по собственной воле.

Но, как я уже говорил, это странное искажение моего восприятия случалось всего несколько раз и очень ненадолго; оно появлялось и исчезало в мгновение ока. Я приписывал эти галлюцинаторные вспышки сильнейшему стрессу предыдущего дня, недосыпанию и врождённому религиозному стыду за то, что я делал. Они не имели никакого отношения к Дионису – по крайней мере, так я себе говорил.

OceanofPDF.com

XXXIX

В первый день после смерти Цезаря Рим был подобен человеку в лихорадке, он метался, ворочался и бормотал в бреду.

В бесчисленных домах по всему городу бесчисленные мужчины (и, несомненно, многие женщины) спрашивали себя и друг друга: что случилось, как, кто это сделал, почему и что теперь делать? И бесчисленные ответы давались, обдумывались, отвергались или принимались лишь временно, пока не возникала какая-нибудь новая идея, вопрос или страх, и лихорадочный бред не закручивался всё глубже. Сколько ложных слухов было распространено, сколько преступлений, больших и малых, совершено, сколько заговоров и контрзаговоров зародилось в тот день?

Пока я наблюдал за Фульвией и репетицией Либералий в моём саду, Лепид проводил народное собрание на Форуме, используя свои войска для поддержания порядка. Это собрание сильно отличалось от предыдущего.

Ораторы осудили убийц. Некоторые требовали отмщения за Цезаря и говорили, что Лепид должен приказать своим солдатам штурмовать крепость убийц. Лепид, прекрасно осознавая незаконность присутствия своего легиона в городе, отказался усугубить преступление массовым убийством на священном холме Капитолия. Этот холм предоставлял прекрасные обзорные площадки для наблюдения за собравшимися на Форуме. Что думали Брут, Кассий и остальные, наблюдая, как один оратор за другим…

другой превозносил добродетели Цезаря и осуждал его убийц?

В конце концов Лепид разогнал собрание. Он расставил свои войска в различных ключевых точках города, а затем отправился к дому Антония, вероятно, прибыв примерно в то же время, когда Фульвия вернулась домой с репетиции в моём саду.

После долгих обсуждений Антоний, Лепид и другие собравшиеся решили не предпринимать никаких действий против убийц Цезаря, по крайней мере, пока. Сначала следовало добиться законного решения.

Антоний отправил в Капитолий послание с предложением созвать экстренное заседание Сената на следующий день. Хотя Брут и другие убийцы отказались спуститься с Капитолия, они согласились прислать своих представителей.

Посланники с обеих сторон прочесывали город, предупреждая своих друзей в Сенате о встрече на следующий день; каждая сторона надеялась собрать как можно больше сторонников.

В какой-то момент того вечера Антоний и Фульвия отправились в Регию. Они выразили соболезнования Кальпурнии, а затем перешли к более практическим вопросам. Полагаю, Фульвия руководила беседой, что, должно быть, требовало исключительного такта.

Став консулом, Антоний хотел, чтобы Кальпурния передала ему контроль над государственными документами Цезаря. Она согласилась. Затем, каким-то образом, Кальпурнию удалось убедить передать Антонию контроль над огромным личным состоянием Цезаря, составлявшим четверть миллиона фунтов серебра.

Подобно тому, как лихорадка иногда временно утихает, так и в ту ночь в Риме воцарился тревожный мир, позволивший его жителям на время погрузиться в забытье сна.

OceanofPDF.com

ДНИ ВОСЬМОЙ, ДЕВЯТЫЙ И ДЕСЯТЫЙ:

17, 18 и 19 МАРТА

OceanofPDF.com

XL

Заседание сената на второй день после смерти Цезаря состоялось в храме Теллуса, недалеко от дома Антония.

Мето настоятельно рекомендовал мне присутствовать: «Тебе не придётся говорить, папа.

Но ты должен явиться. Ты должен заявить о своей прерогативе полноправного сенатора. Покажи, что ты имеешь право присутствовать там так же, как и любой другой». После паузы он добавил: «Этого бы хотел Цезарь».

Диана также высказалась: «И представь, папа, вместо того, чтобы наблюдать со стороны, как ты делал всю свою жизнь, ты можешь на самом деле увидеть, каково это – быть внутри Сената.

О, как я тебе завидую! Ты будешь делать то, чего я никогда не смогу сделать.

Бетесде не нужно было говорить. Она выразила свою волю выражением лица, не допускавшим никаких возражений.

Ради них я надел тогу и направился в храм Теллуса.

* * *

Когда я вспоминаю те дни между смертью Цезаря и его похоронами, в моей голове вертится путаница речей.

Речи в Сенате, речи на Форуме, речи на улицах. Слова, слова, слова – бесконечные слова, такие же однообразные и тягостные, как танцы и песнопения на репетиции Либералии.

На первом заседании Сената после смерти Цезаря я проскользнул внутрь как можно незаметнее. Я стоял в самом незаметном месте, какое только мог найти, чувствуя себя почти так же, как накануне на крыше, скорее шпионом, чем участником. Я спрятался даже от Цинны, которого видел лишь издали. Я ничего не сказал. Я только наблюдал.

Первыми выступили те, кто выступал в защиту убийц Цезаря.

Они предложили Сенату объявить Цезаря тираном и объявить публичную благодарность людям, освободившим город от его незаконной диктатуры. Кроме того, во избежание возможных репрессий, убийцам Цезаря следует предоставить безусловный и безотзывный иммунитет от судебного преследования. А как же священные клятвы, данные убийцами защищать Цезаря? Эта клятва, по их словам, была дана под давлением и, следовательно, недействительна.

Ораторы громко выступили против этих идей, утверждая, что убийц следует судить как убийц. Но таких людей было на удивление мало, и их речи получили лишь разрозненную поддержку. Идея мира без Цезаря уже укоренилась в умах людей.

Новая реальность обязывала каждого думать о собственном благе в будущем. Цезарь был мёртв, и никакое решение Сената не могло этого изменить. Месть убийцам лишь разжжёт бесконечные вендетты их многочисленных и могущественных родственников. Рим пролил достаточно крови в гражданской войне.

Антоний выступал против объявления Цезаря тираном. Если его диктатура будет объявлена незаконной, то из этого следует, что все его публичные акты станут недействительными, как и акты всех назначенных им должностных лиц. Все государственные земли, которые Цезарь даровал своим ветеранам, должны быть конфискованы государством. Более того, все назначения Цезаря на магистратуру, некоторые из которых были назначены на пять лет позже, станут недействительными. Сотни людей, которым предстояло стать всеми должностными лицами, от преторов до наместников провинций, будут…

Лишённые обещанных им должностей. Государство погрузится в хаос. Насилие неизбежно.

Антоний предложил тройной компромисс. Во-первых, должность диктатора, давно учреждённая для чрезвычайных ситуаций и рассчитанная на год, должна быть полностью упразднена. Тиран или нет, Цезарь станет последним диктатором Рима. Во-вторых, убийцам будет предоставлен иммунитет от судебного преследования.

В-третьих, все назначения, указы и декреты Цезаря останутся в силе. Верховная власть Сената будет восстановлена. Наступит мир, а не кровопролитие.

Обе стороны палаты единогласно одобрили компромисс Антония. Возражали лишь самые упорные и мстительные приверженцы. В условиях почти полной паники и полной неопределённости Антоний указал путь к восстановлению порядка и хотя бы видимости единства. Он был государственным деятелем того времени. На Капитолий были отправлены гонцы, чтобы сообщить об этом убийцам и призвать их спуститься из своей крепости.

* * *

Для меня это был знаменательный день: я стоял среди своих коллег-сенаторов, слушая дебаты Цицерона, Антония и Писона, знаменитого ученого тестя Цезаря.

И всё же, оглядываясь назад, я яснее всего помню сцену, произошедшую у храма Теллуса, после того, как были получены на удивление благоприятные ауссы, и до начала собрания. Пока я стоял на ступенях, не решаясь войти, гадая, не бросит ли мне кто-нибудь вызов, Цинна, претор…

– прибыл другой Цинна, как я всегда его называл.

Не будучи одним из убийц, но поддерживая их дело, он осмелился спуститься с Капитолия, чтобы выступить в их защиту.

Поднимаясь по ступенькам, он заметил меня и, казалось, собирался заговорить – бросить мне вызов? – как вдруг я услышал голос, выкрикивающий его имя: «Цинна! Смотри, вон он! Это Цинна!»

Я взглянул на площадь перед храмом и увидел небольшую, но очень разгневанную толпу, несущуюся к нам. Я отпрянул, не понимая, что происходит.

К счастью, солдаты Лепида были на месте и поддерживали порядок.

Они спешно выстроили оцепление у подножия ступенек и сдерживали толпу.

Мужчины издевались и грозили кулаками. «Смотрите!» – крикнул один. «Этот трус носит преторианскую тогу, ту самую, которую он снял вчера».

«Что с тобой, Цинна?» – крикнул другой. «Ты лакей Цезаря или нет? Предашь мертвеца, но удержишься за работу, которую он тебе дал? Стыдно!»

Под защитой солдат Цинна стоял на ступенях, ухмыляясь и делая грубые жесты толпе, что ещё больше разжигало её гнев. Кто-то бросил в него туфлю, от которой он ловко увернулся.

Цицерон случайно оказался неподалёку. «Клянусь Геркулесом, – крикнул он Цинне, – залезай внутрь, глупец, и побыстрее! Перестань разворошить осиное гнездо!»

Нахмурившийся претор неохотно подчинился. Цицерон последовал за ним по ступеням. Если Цицерон и заметил меня, то виду не подал.

Это был второй раз за два дня, когда претор Цинна был вынужден отступить перед разъяренной толпой после того, как подстрекал сторонников Цезаря и намеренно сделал себя объектом их ярости.

* * *

Заседание сената было прервано, и его члены отправились на Форум, где состоялось публичное заседание. Народу были разъяснены компромиссы, достигнутые сенатом. Убийцам было предложено спуститься с Капитолия и обещано, что им не причинят вреда. Но Брут и Кассий хотели большего, чем просто обещания; они потребовали, чтобы Лепид и Антоний…

Они отдали им сына в заложники. Они так и сделали, хотя сын Антония был ещё совсем младенцем. (Одобряла ли мать мальчика, Фульвия, это решение? Конечно, должна была, поддавшись политической целесообразности.) Убийцы спустились с Капитолия. Чтобы продемонстрировать стабильное и мирное правление государства, два консула, Антоний и Долабелла, публично пожали руки Бруту и Кассию.

* * *

В тот вечер, только после того, как я поел и начал готовиться ко сну, я вспомнил, что сегодня был день Либералии, которого моя жена и дочь ждали с таким нетерпением.

Бетесда сидела в нашей спальне. Диана стояла позади неё, расчёсывая волосы матери серебряной щёткой – занятие, которое она любила с детства. Когда я спросил, как прошли ритуалы, жена пожала плечами.

«Ни лучше, ни хуже, чем ожидалось. Репетиция прошла на должном уровне. Не было допущено ни одной ошибки. Ничего, угодного богу, не было упущено». Она выглядела задумчивой. «Но я видела, что Фульвия была не совсем довольна. Во-первых, пришло меньше верующих, чем обычно».

«Но, конечно, этого следовало ожидать. Многие женщины, должно быть, заперлись дома, боясь выйти».

«Да. Возможно, это объясняет. Но Фульвия словно ожидала чего-то, чего не произошло. Она казалась…

расстроенный."

Диана кивнула в знак согласия и продолжила расчесывать волосы матери.

«Но вы говорите, что ничего не было упущено».

Бетесда кивнула. «Всё равно…»

«Возможно, Фульвия была слишком отвлечена, чтобы уделить все свое внимание Либералии, и поэтому день был испорчен

Её. Это был очень важный день для Энтони. Её будущее и его будущее висели на волоске. А ещё нужно было передать её маленького сына в заложники.

«Варварская практика!»

«Вы говорите как истинная римская матрона, моя дорогая жена. Но на самом деле это очень по-римски. Все древние, могущественные семьи соперничают, вступают в браки, а иногда и воюют друг с другом. Обмен наследниками для обеспечения безопасности и достойного поведения – это как раз то, что им кажется нормальным. Передача состоялась ближе к вечеру, но Фульвия, возможно, знала об этом задолго до этого и весь день нервничала. Возможно, именно это, а также все остальные её тревоги, вы приняли за разочарование. Уверен, вы с Дианой и всеми остальными женщинами прекрасно справились и не дали ей повода для стыда. Что скажете, Диана?»

Диана склонила голову набок и перестала расчёсывать волосы матери. «Всё, что ты говоришь, имеет смысл, папа. Но мама права. Разочарована, а не отвлечена или полна страха».

– именно так сегодня выглядела Фульвия. Разочарована. Как подумаю, как ей понравилась вчерашняя репетиция…

ну, разница была как день и ночь».

Я покачал головой. «Лишь бы вы двое не винили друг друга…»

«Не думаю!» – довольно высокомерно сказала Бетесда. «Никто не вёл себя с большим энтузиазмом, чем моя дочь».

«Или моя мать!» – настаивала Диана. Они улыбнулись друг другу и переплели пальцы, а Диана поцеловала мать в щеку.

По крайней мере в одном доме в Риме царила настоящая гармония.

OceanofPDF.com

XLI

На следующий день на заседании Сената отец Кальпурнии, Писон, потребовал публичного оглашения завещания Цезаря. Писон был не только тестем Цезаря, но и назначен Цезарем хранителем его последней воли и завещания. Само существование такого документа вызвало такой большой интерес, что Сенат удовлетворил просьбу Писона.

Писон также просил устроить своему зятю государственные похороны, что было весьма редкой честью. Насколько я помню, такие похороны удостаивались только Суллы. Он тоже был диктатором, продержавшимся дольше положенного года, но Сулла добровольно отрёкся от власти и умер своей смертью. Справедливо или нет, но его сторонники, победители в последней гражданской войне, провозгласили Суллу восстановителем и спасителем Республики, достойным государственных похорон. Почему же Цезарю была оказана такая честь?

Писон утверждал, что любая похоронная процессия по Цезарю, какой бы частной она ни была, неизбежно привлечёт огромную толпу, и страсти накалятся. В качестве предостерегающего примера Писон напомнил Сенату о похоронах мужа Фульвии, бунтаря Клодия, состоявшихся всего восемь лет назад. Это было, казалось бы, частное мероприятие, которое привлекло огромное количество людей на Форум, а затем вылилось в беспорядки, в результате которых здание Сената было сожжено дотла. Хотя бы ради общественной безопасности, Писон утверждал, что похороны Цезаря должны быть организованы и проведены государством, используя Форум в качестве места проведения…

Войска Лепида (нелегально или нет) поддерживали порядок. Сама кремация должна была состояться на Марсовом поле.

Антицезарская партия изначально была против идеи публичных похорон, особенно Кассий, который яростно выступал против неё. Но, получив от Сената иммунитет от судебного преследования (который некоторые убийцы истолковали как признание того, что смерть Цезаря была благом), они опасались, что сопротивление похоронам, желаемым его семьёй, выставит их мелочными и мстительными. Чтобы сохранить мир со сторонниками Цезаря (включая ветеранов его легионов, которые теперь стекались в город), они согласились на государственные похороны. Антоний попросил разрешения произнести публичную речь, и это разрешение было предоставлено.

В другом предложении Сенату предлагалось подтвердить статус Цезаря как бога. Хотя в Италии Цезарю не поклонялись, в некоторых отдалённых провинциях, более благоприятных для такого поклонения, он фактически признавался богом. Если бы Сенат не поддержал его божественный статус, легитимность установленных им в этих провинциях статутов была бы подорвана. Чтобы обеспечить верховенство римского права на всей территории римских владений, Сенат подтвердил, что Цезарь является богом.

Я стал свидетелем убийства не просто человека, а божества.

Не менее удивительно, что тот же самый совещательный орган, который провозгласил его богом, постановил, что убийцы этого бога освобождаются от суда и наказания. Эти суматошные дни после смерти Цезаря были полны парадоксов.

* * *

В то время, когда проходили заседания Сената и публичные собрания на Форуме, велись тайные переговоры между главарями убийц и наиболее влиятельными сторонниками Цезаря. (Молодой внучатый племянник Цезаря и его протеже Гай Октавий был вдали от Рима и не играл никакой роли, хотя Писон присматривал за ним

(интересы.) Самым важным соображением для всех заинтересованных сторон было то, что все должно было происходить законно, в соответствии с волей Сената и согласием народа Рима.

Оглядываясь назад, можно было бы подумать, что весьма примечательным и подтверждающим силу его государственных институтов является тот факт, что в первые опасные дни после смерти Цезаря Рим не погрузился в кровавую бойню.

* * *

Накануне похорон Цезаря Метон пришёл ко мне домой. Он был в тёмной тунике, в трауре, словно был членом семьи Цезаря. Я почти не видел его с утра после убийства. Он был занят организацией похорон, постоянно курсируя между Регией, где тело Цезаря было выставлено на всеобщее обозрение, и домом Антония и Фульвии, где готовились сами похороны.

«Возможно, завтра ты меня вообще не увидишь, папа. Возможно, я буду помогать Фульвии, следить, чтобы всё шло по плану».

«Фульвия?»

«Да. Это Фульвия следит за деталями. Антоний не разбирается в таких вещах. Он всё время расхаживает взад-вперёд по саду, репетируя надгробную речь. Видели бы вы их двоих за работой. Фульвия время от времени отрывается от своих дел, чтобы что-то сказать по поводу речи, а Антоний хмыкает и кивает, а затем меняет тему речи под себя».