Текст книги "Рейдеры Нила (ЛП)"
Автор книги: Стивен Сейлор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
XIV
– Тети! – прошептал я. – Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала? Где Джет? – Я попытался сесть, но почувствовал странное головокружение.
– Я не знаю, куда делся мальчик, – сказала она. – Но я видела, как он выходил из комнаты несколько минут назад, и я восприняла это как намек.
– Что ты делаешь здесь?
– Присоединяюсь к тебе, Марк Пекуний. Или мне следует называть тебя просто Марк? Разве это не римский обычай – обращаться по имени, когда двое людей становятся … близкими друзьями?
Насколько я был обеспокоен, она уже подошла достаточно близко. Я снова попытался сесть, и снова мне помешали странное ощущение в голове и слабость в конечностях. Меня снова накачали каким-то зельем, на этот раз Тети? Было ли это стандартной практикой египетских трактирщиков усыплять своих гостей, чтобы затем воспользоваться ими?
– Тети, я плохо себя чувствую.
– Ах, ты устал, вот и все. – Немного свежего воздуха придаст тебе сил. Она подошла к маленькому окну, открыла ставни и распахнула их. При лунном свете я разглядел ее более отчетливо.
Она была полностью обнажена.
Я сглотнул. В горле пересохло и першило. – Я закрыл это окно, чтобы не залетали мухи, сказал я.
– Мухи? – Она засмеялась. – Все мухи спят, глупый ты человек.
– Ты впустишь сейчас влажный ночной воздух. Я привык спать в городе у моря, а там всегда свежий целебный морской бриз. Воздух в Дельте душный и влажный, особенно ночью, когда с берегов рек и болот поднимаются удушливые испарения. Мне кажется из-за этого я чувствоваю себя таким вялым и не в духе?
Несмотря на мои возражения, Тети оставила ставни открытыми. Она отошла от окна и неумолимо придвинулась ближе.
Честно говоря, меня не совсем отпугнули ее ухаживания. Вид ее обнаженной фигуры при лунном свете действительно что-то пробудил во мне – если не совсем похоть, то, по крайней мере, трепет любопытства. Тети не была Венерой, по крайней мере, не такой, какой греки и римляне
любят изображать богиню любви, с тонкой талией и изящной грудью. Она больше напоминала те архаичные изображения, которые я видел в некоторых храмах во время своих путешествий, богинь плодородия, у которых были пышные бедра, грудь и ягодицы. Увидев Тети раздетой, никто не мог сказать, что она не была крепким образцом женственности. И если кому-то нравятся подобные вещи, в ней было многое, что могло понравиться.
Но то, что она собиралась сделать, было для меня просто невозможно. Для этого было две причины.
Первой причиной была Бетесда.
Как у актера в пьесе, у меня возникло желание прижать тонкое покрывало к подбородку и закричать: – «Нет, Тети! Я не могу этого сделать! Мое сердце принадлежит другому!» – Хотя я и прикрывался простыней, я держал рот на замке. Каким бы степенным римлянином я ни был, все мои инстинкты протестовали против публичного заявления о своих чувствах к рабыне, даже если единственным присутствующим человеком, слышавшим это, была Тети.
Откуда взялся этот импульс – сохранять верность Бетесде? Быть целомудренным вряд ли можно назвать римской добродетелью, по крайней мере, не для мужчины; хранить верность можно было бы, только в том случае, если женщина – твоя жена, но Бетесда таковой не была и, конечно же, никогда не могла ей стать. Я был мужчиной – свободнорожденным, неженатым гражданином Рима – так что же мешало мне предаться небольшому безобидному флирту с доступной женщиной, если я того пожелаю?
Моя проблема заключалась в другом: я не желал этого и не сделал бы этого, даже если бы Тети была похожа на Елену Троянскую. Действительно, чем красивее соблазнительница, тем больше я бы от нее шарахался. Таково было внутреннее состояние моего мужского достоинства. Какое бы волнение я ни испытывал при виде желанной женщины – я видел немало таких в Канопусе – оно сразу же превращалось в мысли о Бетесде, и эти мысли приносили мне не удовольствие, а боль.
Оставалась ли она мне верной мне за все время нашей разлуки? Даже если бы это было ее желание, не навязался ли ей какой-нибудь насильник? Неужели это сделали с ней несколько насильников? Оставила ли меня Бетесда? Неужели она забыла меня? Прилагала ли она какие-либо усилия, чтобы вернуться ко мне? Увижу ли я ее когда-нибудь снова? Была ли она вообще еще жива?
Одна мучительная мысль повлекла за собой другую, и все началось с вида привлекательной женщины. Так малейшая дрожь желания привела меня не к похоти, а к несчастью. Я больше не мог доставлять себе удовольствие. Мои естественные инстинкты извратились, и все из-за того, что поэты называют «любовью». Любовь сделала меня евнухом.
Я никак не мог объяснить все это Тети, когда она обнаженная стояла рядом и ухмылялась мне. Поэтому я просто ничего не сказал.
Была и вторая причина, по которой прихоть, которую желала получить Тети, никак не мог состояться. В любой момент меня могло сильно стошнить.
На моем лбу выступили новые капли пота. Вены на висках застучали, а в голове зажужжал миллион мух. Мои руки стали липкими. Живот скрутило судорогами. Моя грудь вздымалась. Горло перехватил спазм.
Когда волны тошноты захлестнули меня, я понял, что, должно быть, был отравлен. Может быть, Тети подсыпала мне в еду любовное зелье и перепутала дозу? Была ли она хладнокровной убийцей и воровкой, как Крокодил?
Скорее, подумал я, во всем виновата курица.
Никогда не ешь курицу с чужой кухни: так говорил мне мой отец. Казалось, что чем дольше я был вдали от него, тем меньше прислушивался к его мудрым советам и тем в большие неприятности попадал.
Я откинул льняную простыню. Увидев меня обнаженным и покрытым потом, Тети приняла этот жест за приглашение. Когда она попыталась забраться на кровать, я попытался проскользнуть мимо нее, и наши конечности переплелись. Любой бог, случайно взглянувший на нас сверху вниз, должно быть, от души посмеялся бы над такой гротескной пародией на акт любви, со всей этой бьющейся плотью и отчаянными стонами.
Наконец, я высвободился и подбежал к окну. Я высунул голову наружу как раз вовремя. Все мое тело вздымалось и сотрясалось в конвульсиях.
Прямо подо мной я услышал жалобный вопль. Это был Джет. Он отполз от окна на четвереньках. Когда он закончил, то посмотрел на меня с несчастным выражением лица. – Ты тоже? – спросил он. А затем, словно в насмешку надо мной, его тоже начало рвать.
Так вот почему он покинул свой пост у двери – рвотные позывы, должно быть, поразили его всего за несколько мгновений до того, как поразили меня.
Довольно долго нас обоих мучила тошнота. Джет оставался все там же, на четвереньках, пока я высовывался из окна. Постепенно позывы утихли, затем вернулись, затем снова стихли.
Вытирая рот, Джет заговорил слабым голосом: – От чего это, как ты думаешь...?
– Курица, – сказал я.
Он кивнул, затем снова забился в конвульсиях. Казалось поразительным, что внутри такого маленького человечка могло быть столько всего, что требовало выхода наружу.
Наконец моя тошнота утихла, оставив меня слабым и измученным. Я обернулся и увидел, что Тети исчезла из комнаты. Ее оттолкнула моя болезнь, или ее тоже начало тошнить?
Как бы то ни было, я был рад, что меня оставили в покое, когда я, пошатываясь, пересек комнату и упал обратно в постель. Я поморщился, когда моя голова коснулась не мягкой подушки, а твердого, набитого мешка с сокровищами. По крайней мере, проблема с рубином дала мне пищу для размышлений, помимо моих физических страданий, и я обнаружил, что, сжимая мешок, постепенно, порывисто возвращаясь в царство тревожных снов.
Я встал на рассвете. Джет вернулся в комнату и занял свое место на полу перед дверью. Я разбудил его локтем и сказал, чтобы он пошел и приготовил верблюда, чтобы мы могли немедленно отправиться в путь.
– Но я не знаю, как снаряжать верблюда, – пожаловался он.
– Ты же видел, как я вчера надевал на него снаряжение, и даже помог мне его снять. Можешь хотя бы наполнить бурдюки водой.
– Что, если эта зверюга меня укусит?
– Я же говорил тебе, верблюды никогда не кусаются. А теперь беги.
Я направился на кухню, где уже жужжало великое множество мух. Девушка-подавальщица встала и спросила, не хочу ли я немного фиников или миску фарины с козьим молоком. Мой пустой желудок требовал, чтобы его покормили, но я осмелился съесть всего несколько корок черствого хлеба и глотнуть прохладной воды.
Появилась Тети, одетая в просторную ночную рубашку из льна, такого прозрачного, что я мог видеть каждые чувственные изгибы и впадинки ее тела. Судя по ее жизнерадостному поведению, она совсем не была больна. Не похоже было, чтобы и служанка была больна.
– Марк Пекуний, – сказала она, раскрывая руки, чтобы сочувственно обнять меня. – Ты чувствуешь себя лучше сегодня утром?
– Слабым, но более-менее здоровым.
– И ты останешься еще на одну ночь, чтобы у меня был шанс отправить тебя из Саиса с лучшей оценкой моего дома? – Слова были формальными, но ее трепещущие глаза говорили о другом.
– Увы, Тети, я должен немедленно уйти. Пирамиды взывают ко мне.
– И как я могу сравниться с ними? – вздохнула она, положив руку на свою вздымающуюся грудь.
– Не беспокойся о прошлой ночи, – сказал я. – Я не мог и мечтать о более теплом приеме.
– Ах ты, красноречивый римлянин! Может быть, на обратном пути ты ...?
– Возможно.
– Здесь тебе всегда будут рады, Марк Пекуний. Теперь вам с мальчиком понадобится еда в дорогу. Возможно, в глиняном кувшине еще осталось немного вчерашней курицы ...
Мой желудок скрутило: – Нет, нет, Тети, вчера я прикупил кое-что из провизии, и уверен, что по дороге мы не проголодаемся.
– Как пожелаешь, Марк Пекуний.
Я рассчитался с ней за ночлег, затем вышел на задний двор, чтобы помочь Джету. К моему удивлению, он уже приладил попону к верблюду. Я проверил все ремни и другие приспособления и увидел, что он проделал отличную работу. Он даже наполнил бурдюки водой. Мне оставалось только надежно спрятать мешок с сокровищами, и мы могли отправляться в путь.
С того места, где мы стояли, за гостиницей, мне была хорошо видна улица, которая проходила перед заведением. Когда мы готовились, я увидел фигуру, приближающуюся к гостинице, но он не заметил меня. Я лишь мельком увидел этого человека, но в его длинной седой бороде было что-то знакомое. Я услышал, как он постучал во входную дверь.
– Тети! – позвал он. – Тети, ты проснулась?
Я сразу узнал его голос. Это был Хархеби, старший представитель отцов города Саиса, с которым я играл в «Бороду фараона» в гостинице «Голодный крокодил» .
Я повернулся к Джету: – Старайся вести себя очень тихо и оставайся на месте, – прошептал я.
– А что такое?
– Неважно. Просто оставайся здесь, пока я не вернусь.
Я прокрался вдоль стены гостиницы и подобрался как можно ближе ко входу, оставаясь вне поля зрения. Тети вышла наружу, чтобы поприветствовать своего посетителя. По тому, как они разговаривали, я понял, что Хархеби и Тети были знакомы и хорошо знали друг друга.
– Как прошла твоя поездка в Александрию? – спросила Тети.
Хархеби издал грубый звук. – Царь ничего нам не дал! Он оказался нам бесполезен – и, если верить сплетням, ему недолго осталось сидеть на троне.
– Ах, кстати, об Александрии...
Я резко вздохнул, думая, что она собирается упомянуть меня. Но Хархеби перебил ее.
– Вчера поздно вечером мы вернулись в Саис, проехав весь день.
– Но вот, а ты уже встал ни свет ни заря.
– Потому что мне нужно кое-что сказать всем, и я начну с тебя, Тети. На обратном пути из города мы остановились в местечке под названием Канопус. Что за отвратительная воронка порока в этом городе! Полно проституток, питейных заведений и игорных притонов.
Какой лицемер! Когда дело доходило до распития пива и заключения пари, Хархеби проигрывал мне партию за партией. Теперь, когда он вернулся в Саис, он стал играть роль честного отца города.
– Это, должно быть, ужасное место, – сказала Тети тоном, который свидетельствовал о том, что она с удовольствием послушала бы больше.
– Ужаснее, чем ты можете себе представить, потому что, когда мы проснулись, проведя ночь в одном из этих мест, что мы обнаружили, кроме того, что несколько гостей были убиты.
– Убит? А, великая Исида! Расскажи мне побольше.
– Жертвой стал богатый торговец из Набатеи. Мальчику, путешествовавшему с ним, и двум телохранителям также перерезали горло.
Тети ахнула: – Но кто мог это сделать? И почему?
– Убийцей был один из других гостей. На рассвете он умчался на украденном верблюде, прихватив с собой все деньги, которые были при набатейце, а также кольца бедняги. Он также забрал ожерелье с рубином.
– Ожерелье с рубином?
– Рубин, сказочный драгоценный камень, стоящий целое состояние. Преступление было настолько дерзким, что отцы города Канопуса назначили награду за этого убийцу и пообещали вознаграждение за возвращение ожерелья.
– Этот убийца, ты говоришь, был один? Как одному человеку удалось справиться с четырьмя жертвами?
– Он не просто человек. Он римлянин! Воистину, они, должно быть, самые кровожадные люди на земле. Я никогда больше не останусь под одной крышей с римлянином.
– Ты говоришь, он римлянин? – тон Тети внезапно стал ровным.
– Да, молодой римлянин, приехавший из Александрии с мальчиком.
– С ... мальчиком, ты говоришь? И они вдвоем путешествуют на верблюде?
– Да. Никто не уверен, в какую сторону они поехали, но есть шанс, что они направлялись сюда, в Саис. Я предупреждаю всех в городе, особенно владельцев гостиниц, быть начеку в поисках этого монстра.
– А если он появится?
– Мой совет был бы убить его на месте, как ты бы убила опасную змею! Затем отправь его голову в Канопус и потребуй награду. За возвращение рубинового ожерелья также предусмотрено очень щедрое вознаграждение.
– Это точно?
– Да. Конечно, он может никогда не приехать в Саис; я не хочу излишне тревожить тебя, Тети. Даже если он действительно приедет сюда, каковы шансы, что он остановится в твоей гостинице?
Последовало долгое молчание, во время которого я затаил дыхание.
Наконец я услышал вздох Тети: – Ну, в моей гостинице такого человека не было.
– От тебя я рад это слышать. Но будь начеку, Тети. Этот римлянин убил однажды и может убить снова.
– Похоже, он настоящий мужчина.
– Опасный человек, Тети!
– Да, действительно.
– Ну, мне пора, предупредить всех остальных в городе. Прощай, Тети.
– Прощай, Хархеби.
Я быстро прокрался к задней части здания. Я вытащил мешок с сокровищами из верблюжьей попоны, сунул руку внутрь, вынул кое-что, затем положил его обратно.
– Что происходит? – спросил Джет.
– Я расскажу тебе позже. А сейчас держи рот на замке!
В задней двери появилась Тети.
– Марк Пекуний ... – начала она с пораженным выражением лица.
– Ничего не говори, Тети! Я подбежал к ней и прижал палец к ее губам. – Нет слов для такого расставания. Увы, то, что могло произойти прошлой ночью, не произошло – боги смотрели сверху вниз и завидовали нам, Тети! Но я обещаю, что не забуду тебя. И чтобы ты меня тоже не забывала, я хочу тебе кое-что подарить.
– Подарок... для меня?
– Да, Тети. Тебе он должен понравится? – Я достал кольцо, которое достал из сумки. Ободок был из серебра, а оправа из лазурита.
– О, Марку, оно прекрасно!
– Думай обо мне, когда будешь надевать его, Тети.
– О, Марк, я так и сделаю. —Ее лицо вспыхнуло, на глазах выступили слезы. Она закрыла лицо руками и повернулась к двери. – Ты не должен видеть, как я плачу, Марк. И ты должен уходить – немедленно! Скоро тебя будут искать все в Саисе. Уходи, Марк! – Она вбежала внутрь.
Джет посмотрел на меня так, словно хотел сказать: – о чем, черт возьми, это было?
Я заставил верблюда опуститься на колени, взобрался на животное и помог Джету усесться позади меня. – Домой! Домой! – закричал я.
Джет, который больше не мог держать рот на замке, завизжал от смеха, когда верблюд поднялся. – Фортуна снова показывает, как она тебя любит! – воскликнул он.
– О чем ты говоришь?
– Прошлой ночью я подумал: как ужасно, что римлянин так заболел. Какое отвратительное зрелище ты представлял! Но это был способ Фортуны спасти тебя.
– От чего?
– От той бегемотихи! Разве не так ты назвал ее вчера? Дружелюбная бегемотиха? Как было бы ужасно, если бы бегемотиха Тети поступила с тобой по-своему. Но Фортуна нанесла тебе удар, и поэтому ты избежал такой ужасной участи. И все же я не понимаю, почему ты наговорил ей всю эту тарабарщину и подарил ей это кольцо ...
– Клянусь Геркулесом, Джет, говори потише! Что, если она тебя услышит?
Когда мы отъезжали от гостиницы, я оглянулся и увидел Тети, стоящую на пороге. Ее руки были крепко скрещены, а на заплаканном лице застыло хмурое выражение. Услышала ли она оскорбление в свой адрес? Возможно, нет, сказал я себе. Возможно, она просто расстроилась, увидев, что я ухожу.
Но когда мы завернули за угол и скрылись из виду, я увидел, как она сняла с пальца кольцо с лазуритом и бросила его на землю.
– Хархеби! – крикнула она. – Хархеби, вернись!
– Домой! Домой! Домой! – крикнул я и натянул поводья, понукая верблюда идти быстрее.
XV
Так я стал разыскиваемым человеком и преступником, мчавшимся через Дельту с обещанной наградой за мою голову.
Хархеби, должно быть, не спешил устраивать погоню, или, возможно, он послал людей из Саиса в неправильном направлении, думая, что я направляюсь вверх по реке, как я и сказал Тети. В любом случае, ведя верблюда быстрым шагом, мы выбрались из Саиса без происшествий.
Как только я смог, я съехал с главной дороги, с этого момента старался держаться как можно больше боковых дорог. Я обходил города, думая, что так безопаснее спрашивать дорогу и покупать провизию в невзрачных торговых лавках. Я опасался искать убежища в какой-либо гостинице, поэтому мы спали в любом уединенном месте, которое находили. К счастью, ночи были сухими и мягкими, но каждое утро я просыпался в отчаянии. Необходимость заставляла меня отклоняться от указаний маршрута, данных мне Тафхапи, и в результате я часто терялся в догадках и не был уверен, каким путем идти дальше. Найти «Гнездо Кукушки» вообще было непростой задачей; теперь я боялся, что никогда этого не сделаю.
Какой идиотское положение я попал!
И все же день за днем мы неуклонно продвигались вперед, все дальше и дальше проникая в сердце Дельты. Вялое настроение этого места начало успокаивать меня. Низкие, пустынные холмы чередовались с болотами и илистыми отмелями. Вялые ручьи и стоячие лужи кишели насекомыми. Гиппопотамы стали обычным явлением, как и крокодилы. Поскольку Нил находился недалеко от своей нижней точки, переправы, которые в другое время года нужно было преплывать на пароме, можно было легко преодолеть на верблюдах, если не увязнуть в грязи.
Однообразие Дельты чередовалось с неожиданным великолепием. Однажды утром, где-то в глуши, мы набрели на огромное мелководное озеро, населенное тысячами длинноногих птиц с великолепными клювами и крыльями нежно-розового цвета, похожими на внутреннюю поверхность морской раковины. Пока мы наблюдали, большая их стая поднялась в воздух, покружилась над нашими головами, а затем снова вернулась на место, после чего взлетела другая стая. Озеро превратилось в арену постоянного движения, некоторые птицы исполняли свой воздушный танец, в то время как другие собирались стаями на воде.
– Фламинго! – закричал Джет.
– Ты видел этих птиц раньше?
– Только на картинках в храмах Ра. Никогда не думал увидеть настоящих. Интересно, увидим ли мы еще и феникса?
– Но, феникс существует только в легендах.
– Да, нет! Они живут в Дельте. Все так говорят.
Кто я такой, чтобы ему противоречить? До того утра я не знал, что существует такая птица, как фламинго. – Прекрасно! – Прошептал я, и все то время, пока я наблюдал за розовыми птицами, я чувствовал умиротворение в этом странном, уединенном месте.
По мере того, как мы продвигались вперед, и никто из встреченных нами по пути, казалось, не обращал внимания на молодого римлянина и мальчика, путешествующих на верблюде, я начал терять бдительность. Казалось, что я опередил все слухи о себе и мальчике. Возможно, если мои преследователи думали, что я отправился на юг, новости об убийствах на Канопусе никогда не достигнут внутренней Дельты.
Мое отчаяние тоже начало отступать, потому что я начал думать, что мы, возможно, действительно приближаемся к «Гнезду Кукушки». Всякий раз, когда я разговаривал с местными жителями, я старался поговорить о бандитах в непринужденной форме, выражая естественное любопытство проходящего мимо незнакомца. Многие из, которых я встречал, отказывались о них говорить, как будто боялись их мести за это, но другие свободно беседовали о бандитах, пиратах, ворах и похитителях людей, населявших Дельту. Многие говорили об этих злодеях с оттенком восхищения или даже благоговения, как будто они были какими-то героями.
Однажды я оказался в маленькой дремотной фактории, расположенной на берегу Нила, недалеко от которого, согласно Тафхапи, можно было найти «Гнездо Кукушки». День был теплым, но навес вдоль одной стороны ветхого здания давал тень, а несколько простых скамеек обеспечивали места для сидения. Как это типично для подобных торговых точек, рядом с владельцем болтались несколько местных жителей, завсегдатаев, которые, вероятно, проводили большую часть дня, праздно сидя в тени, потягивая пиво и с удовольствием болтая с любым случайно проходящим мимо путешественником. Среди них был беззубый седовласый египтянин, настолько обветренный солнцем, что казалось, его вырезали из куска черного дерева, и такой морщинистый, что я с трудом мог разглядеть глаза на его лице. Его звали Хепу, и он очнь интересно рассказывал о бандитах.
– В то время, когда я был молод, в Дельте жили бродячие банды преступников, – сказал мне Хепу. Он перевел взгляд на Джета. – Еще мальчиком, не старше тебя, малыш, я мечтал присоединиться к ним и пожить их жизнью. Но довольно скоро мой отец выбил из меня эту дурь! – Он хихикнул при воспоминании.
– Но зачем кому-то хочется стать преступником? – Спросил я. Это был не праздный вопрос, учитывая ситуацию, в которой я оказался.
– Лучше спросить, зачем мужчина должен стремиться к законопослушной жизни фермера или торговца, с голодными детьми, которых нужно кормить, с женой, которая его ругает, и царскими сборщиками налогов, которые доводят его жизнь до нищеты? А бандиты живут свободной жизнью людей, без всех этих забот.
Владелец торговой точки, его звали Менхеп, рассмеялся. Он был приземистым мужчиной с широкими плечами и крепкими конечностями. Макушка его головы была совершенно лысой, но бахрома волос над ушами была стального цвета и кудрявой, как шерсть ягненка. – Старый Хепу всегда несет чушь о том, какую замечательную жизнь ведут бандиты. И все же он сидит здесь день за днем. Я не вижу, чтобы ты сбегал, чтобы присоединиться к банде Кукушонка, Хепу.
Я навострил уши.
– Это потому, что я слишком стар, – сказал Хепу. – Они бы меня не взяли. Банда Кукушонка набирает только молодых и трудоспособных или мужчин, обладающих какими-то полезными навыками, и такой парень, как ты, Менхеп, может представлять для них интерес.
– Я? Какая польза бандитам от лавочника?
– Ты умеешь считать деньги! – Хепу рассмеялся. – И с тех пор, как твоя жена умерла, у тебя нет женщины, которая удерживала бы тебя, и ты все еще молод и силен.
– Так может показаться только такому старику, вроде тебя. – Менхеп вздохнул. – На мой взгляд, вот этот римлянин выглядит молодым и сильным. – Он дружески хлопнул меня по плечу.
Хепу кивнул: – И он, должно быть, говорит на латыни. Это умение бандиты могли бы использовать.
– Каким образом? – спросил я.
– Представьте, что корабль терпит крушение на берегу – кораблекрушения случаются чаще, чем ты думаешь, – и бандиты забирают груз и уводят выживших. Среди их пленников несколько богатых римлян. Похитителям обязательно понадобится кто-нибудь, кто сможет перевести их требования о выкупе.
Другой собеседник, которому было почти столько же лет, сколько Хепу, бросил на меня косой взгляд. – И если бы некоторые из этих римских пленников были женщинами, бандитам понадобился бы кто-нибудь, кто уговорил бы их снять одежду – на латыни!
Хепу задрал нос: – Напротив, как правило, бандиты очень уважительно относятся к любой женщине, которую они захватывают.
– Правда? – спросил я, думая о Бетесде.
– Если женщина бедна, бандиты, скорее всего, просто отпустят ее из милосердия. Если она рабыня, с ней будут обращаются как с добычей и продадут при первой возможности … или ее даже могут освободить. Если она кажется богатой и за нее можно будет потребовать выкуп, бандиты станут держать ее в плену, но обращаются с ней с большой осторожностью. Среди этих мужчин существует свой кодекс поведения, и этот кодекс гласит, что ни одна женщина, рабыня или свободная, богатая или бедная, не должна подвергаться жестокому обращению. Любой бандит, нарушивший это, обычно изгоняется.
Хепу знал, о чем говорил? Мне бы хотелось ему верить.
– И как же бандиты живут без женского общения? —спросил я.
– Они обходятся без этого … счастливчики! – Хепу фыркнул. – Ни одна женщина не живет с бандитами и не путешествует бок о бок с ними. Туда допускаются только мужчины … и какой это, должно быть, рай! О, осмелюсь предположить, что у некоторых из них есть возлюбленные в деревнях тут и там, или они посещают публичные дома, когда приезжают в город, чтобы потратить свои барыши. Но женщинам не разрешается жить среди них … и маленьким мальчикам тоже. – Он бросил взгляд на Джета. – Женщины и симпатичные мальчики не приносят ничего, кроме неприятностей.
– А мне кажется, что такие люди всегда живут с неприятностями, – сказал я. – Поскольку над ними нет верховенство закона, они должны постоянно сражаться, спорить из-за добычи, издеваться друг над другом, и, вообще, здесь сильный доминирует над слабым.
Хепу покачал головой: – Если бы они хотели такой жизни, они остались бы жить в обычном мире! Ты что, не слушал, когда я говорил, что бандиты следуют строгому кодексу поведения? – За добычу они не дерутся. Они делят все, что им достается, поровну – таковы их правила.
– И что, каждому мужчине достается одинаковая доля? – спросил Джет.
– Просто так.
– Даже вожаку? – Джет, казалось, был очарован такой идеей.
– Особенно вожаку! Как, по-твоему, обычный человек становится вожаком шайки бандитов? Все выбирают его голосованием. Если главарь когда-нибудь обманет их, злоупотребит ими, или потребует особых привилегий, достаточно скоро он окажется без головы, и бандиты выберут нового вожака, который их возглавит их. Это не так, как в нашем обычном мире, где человек, стоит выше тебя всю твою жизнь, потому что вы оба родились так, и ты не имеешь права голоса в этом вопросе. Да-а-а, бандиты живут более свободной жизнью, о которой большинство из нас может только мечтать.
– Но они платят за это определенную цену, – сказал я. – Они изгои. У них нет семей. Если их схватят, их повесят или распнут. А как насчет ужасных вещей, которые они совершают? Они убивают и грабят невинных людей, и они … они иногда похищают людей.
– Я никогда не говорил, что они не нарушают законов, – сказал Хепу. – Как ты думаешь, почему мой отец выбил из меня эту идею, когда я заговорил о том, чтобы присоединиться к ним?
Я задумчиво кивнул. – Ты говоришь так, как будто считаешь идеальной жизнью человека, живущего в обычном мире, но связанного с миром бандитов. Пользоваться лучшим из обоих миров.
– На самом деле, такие люди есть, – сказал Хепу. – Шпионы, разведчики, посредники. Люди, которые живут среди нас, с женами, семьями и постоянной работой, но которые также ведут двойную жизнь, общаясь с бандитами. И такие мужчины живут не только в Дельте. Говорят, банда Кукушонка настолько широко пустила свои корни, что у нее есть свои осведомители и филиалы вплоть до Пелузия на востоке и Александрии на западе – и даже дальше до Кирены.
– Но Кирена теперь римская, – сказал я, не подумав. Заявление римлянина вызвало холодные взгляды мужчин вокруг меня. – Я имею в виду, с тех пор, как умер старый Апион … незаконнорожденный брат царя Птолемея ... и оставил Кирену римлянам ... в своем завещании он ... Продолжая говорить, я только копал себе еще более глубокую яму.
– Как бы то ни было, – сказал Хепу, – говорят, что влияние банды Кукушонка распространяется даже на Кирену.
Я откашлялся: – Ты говоришь так, как будто эта банда Кукушонка – настоящее государство в государстве. У царя Птолемея одно правительство, а у бандитов другое, невидимое, но действующее бок о бок с законными властями.
– Именно так, – сказал Хепу.
– Итак, банда этого Кукушонка повсюду … и нигде, – сказал я. – Но наверняка у них есть какая-то постоянная база.
– Она называется «Гнездо Кукушки», – сказал Хепу.
—И где находится это «Гнездо Кукушки»?
Хепу рассмеялся, как и все остальные: – Это, юный римлянин, задал очень хороший вопрос, на который многие хотели бы получить ответ, включая агентов царя Птолемея.
– Так ты знаешь, где она находиться, Хепу? – спросил я.
– На самом деле не знаю. Как и любой мужчина здесь, я только осмелюсь предположить, иначе мы все здесь потеряли бы головы.
– Это далеко отсюда?
– Менее чем в дне пути отсюда, по крайней мере, так они говорят.
– Да, но в какой стороне? Я старался, чтобы мой голос звучал не слишком нетерпеливо.
– Все, что я знаю, это то, что, если ты повернешь на юг по вон той тропинке и будешь следовать по ней вдоль этого небольшого рукава Нила, тебе не придется далеко идти, прежде чем ты увидишь предупреждающие знаки.
– Предупреждающие знаки?
– Четкие указания на то, что тебе не следует идти дальше. Череп крокодила на палке ... ржавая цепь поперек тропинки ... шипы, торчащие из дорожного грунта. А если ты осмелишься зайти еще дальше, тебя встретят настоящие силки и западни – ямы, полные кольев, растяжек, заряженных самострелов, падающих сверху камней … Так говорят. Ни один человек не сможет найти дорогу к «Гнезду Кукушки» случайно.
– Я бы сказал, что ни один человек не доберется туда живым! – сказал Джет.
Хепу хихикнул: – Умный мальчик!
Я обдумал все, что рассказал мне старик, и почувствовал смесь надежды и страха. Бетесда, возможно, все еще жива и здорова и находится совсем рядом, но как мне до нее добраться, когда передо мной стояли такие ужасные препятствия?
Разговор перешел на другие темы – погоду, урожай, местные сплетни. Я спросил Менхепа, не может ли он порекомендовать место, где мы с Джетом и верблюдом могли бы переночевать. Он сказал мне, что примерно в миле к востоку есть деревня, где я мог бы остановиться, и где за очень небольшую плату мне предложили бы там ужин и позволили переночевать в маленькой пристройке за факторией. Поскольку на следующий день я намеревался отправиться на юг, а деревня была бы мне не по пути, я принял его предложение.
