Текст книги "Рейдеры Нила (ЛП)"
Автор книги: Стивен Сейлор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
XII
– Просыпайся! Проснись!
Кто-то громко шептал мне на ухо и тряс за плечо.
– Проснись, ты, слабоумный римлянин!
Мои веки, казалось, были приклеены. С огромным усилием мне удалось открыть их, затем при слабом свете мерцающей лампы я увидел лицо, которое преследовало меня в тревожных снах. Мне все еще снился сон или я бодрствовал? Я увидел привидение или самого мальчика?
– Джет? – спросил я.
– Т-с-с-с! Говори тише!
– Это действительно ты?
Он прищурился и сердито посмотрел на меня, как будто раздосадованный явной глупостью такого вопроса.
– Но … что ты здесь делаешь? – спросил я.
– Разбудил тебя, чтобы мы могли уйти как можно быстрее. Выбирайся из постели, сейчас же, если хочешь спасти свою шкуру!
Несмотря на мою растущую тревогу, я, казалось, не мог полностью проснуться. «Это все снотворное зелье – подумал я, – набивший мою голову паутиной и налив конечности свинцом». Мне удалось скатиться с кровати, практически упав на пол, затем, пошатываясь, я поднялся на ноги.
Джет сделал все возможное, чтобы поддержать меня. – Ты тяжелый, как гиппопотам, – пожаловался он, – но далеко не такой грациозный! А теперь пошли!
– Пошли куда?
– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Возьми этот мешок с собой. Он слишком тяжел для меня. Я и так тащил его, сколько мог.
Он имел в виду матерчатый мешок размером примерно с его голову, перевязанный сверху куском пеньковой веревки. Я поднял его. Вес был значительным, но не слишком тяжелым для взрослого мужчины, если перекинуть его через плечо. Изнутри набитой сумки я услышал скользящие, лязгающие звуки металла. – Что внутри?
– А что ты думаешь?
– Монеты?
– Да. Все, что ты потерял, и даже больше. А теперь уходим!
Я бросил мешок на кровать, затем моргнул и протер глаза. Медленно, урывками, мои чувства возвращались ко мне: – Джет! Одно дело – сбежать с тобой посреди ночи. Мне не следовало использовать тебя для ставки. Я не должен был позволить этому мужчине увести тебя из комнаты! О чем я думал? Если тебе удалось сбежать от него, молодец! Я сделаю все, что в моих силах, чтобы увезти тебя отсюда. Но если ты ограбил его ...
– Монеты твои!
– Нет, Джет. Я проиграл их в игре. Я был дураком и ...
– Так ты идешь или нет?
Я уставился на мешок: – Не знаю, что мне делать ... если я возьму только часть монет, а остальное оставлю. У нас должны быть деньги, чтобы прокормиться...
– Что бы ты ни делал, делай это быстрее!
Я попытался развязать узел и открыть мешок, но веревка была туго затянута. Голова все еще кружилась от снотворного, а неуклюжие пальцы отказывались мне повиноваться. Я разочарованно хмыкнул и оставил попытки развязать узел.
– Который час, Джет?
– Думаю, скоро рассвет.
Я вздохнул: – Если мне суждено сбежать, как вору, прихватив тебя и деньги, то лучше было бы сделать это посреди ночи, чтобы дать себе фору. Что, если набатеец проснется вместе с солнцем и увидит, что ты исчез вместе с деньгами, то пошлет за нами своих телохранителей.
– Нет, он этого не сделает.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что они все мертвы.
Долгое время я просто смотрела на него; – Кто мертв? – спросила я.
– Набатеец и его телохранители. И мальчик тоже.
У меня кровь застыла в жилах: – Джет! Что, во имя всех богов, ты натворил?
Он снова посмотрел на меня, чтобы показать свою досаду на такой глупый вопрос: – Это не я их убил, ты, полоумный! Посмотри на меня. Как ты думаешь, такой малыш, как я, смог бы одолеть двух телохранителей и взрослого мужчину? Длинноволосого мальчик, я конечно смог бы одолеть в драке, но ...
– Тогда кто ...? – но мой вопрос повис в воздухе, поскольку ответ был очевиден.
– Крокодил и его сыновья, – сказал Джет. – Не спрашивай меня, как они убили телохранителей. Я не видел. Я был в комнате с Ободасом и мальчиком, а телохранители были где-то снаружи. Но я знал, что они уже, должно быть, были мертвы, когда двое сыновей прокрались в комнату, в сопровождении Крокодила, потому что я видел, что у всех у них были кинжалы, и на этих кинжалах уже была кровь.
– Ты видел, как Крокодил и его сыновья вошли в комнату? – прошептал я.
– Потому что я был единственным, кто не спал.
– А, Ободас?
– Крепко спал. Как и мальчик. Ободас даже не проснулся, когда ему перерезали горло. Должно быть, на них подействовала та зеленая дрянь, которой Крокодил дал ему перед тем, как мы легли спать.
– Зеленая дрянь?
– Крокодил сказал, что это любовный тоник. Услышав это, Ободас сразу же начал его пить, но вместо того, чтобы возбудиться, моментально уснул. Он даже не снял своего головного убора.
– Это снотворное, – сказал я. – Крокодил тоже дал мне дозу того же отвара.
– Но мальчик потом проснулся. Он был в сознании, когда они... – Джет вздрогнул. – Ты не слышал, как он кричал?
Я резко вздохнул: – Кричал в ночи! Да, я слышала его крик, но подумал, что это кричал ... ты. Как так получилось, что ты все еще жив, Джет?
– Они собирались убить меня, но Крокодил сказал, что сначала они должны допросить меня, чтобы узнать о тебе побольше – откуда ты взялся, чем занимаешься и так далее. Пока Крокодил снимал драгоценности с Ободаса и прятал ценные вещи, двое его сыновей заткнули мне рот кляпом и связали. Затем они оставили меня лежать на полу, пока вытаскивали тела из комнаты. И я их больше не видел.
– Но как тебе удалось сбежать?
– Они плохо меня, связывая. Мне удалось высвободиться.
– И ты захватил этот мешок с собой ...
– Точно. И Крокодил со своими сыновьями, вероятно, вернутся в любой момент. Они увидят, что я ушел и что мешок пропал, и придут за тобой. Ты, наконец понял, полоумный римлянин, что нам немедленно нужно уходить!
Наконец, я полностью проснулся. Мое сердце бешено колотилось в груди. Я поднял мешок и перекинул его через плечо.
– Показывай мне дорогу, Джет!
Держа лампу перед собой, он вывел меня из комнаты и повел по коридору. В вестибюле он задул лампу. Я тихо открыл дверь. Вокруг было темно, только первые признаки рассвета едва освещали окружающий мир.
Воздух был свежим и прохладным. Нас окружал лабиринт из силуэтов листвы, в котором не проглядывался четкий путь к выходу из этого оазиса. Мы подошли к гостинице в темноте, с местным мальчиком, который привел нас сюда и я не запомнил маршрут.
– Сюда, – прошептал Джет.
– Ты уверен?
– Да. Так мы выйдем обратно на главную дорогу.
Я засомневался, но, поскольку у меня не было идей получше, я последовал за ним – и мгновение спустя споткнулся обо что-то большое и мягкое, лежащее у нас на пути. Когда я споткнулся, металлический звон мешка, перекинутого через мое плечо, показался мне громом в тишине.
Я восстановил равновесие и посмотрел вниз. То, о что я споткнулся, было телом, лежащим на спине. Лицо трупа было скрыто глубокими тенями, но по бороде я принял его за телохранителя, который сидел за спиной Ободаса, пока мы играли. Запекшаяся кровь на его перерезанном горле тускло блестела.
Пораженный тишиной, Джет взял меня за руку и настойчиво потянул вперед.
Тропинка плотно заросла мелким кустарником и травой, которые почти не издавали шороха, когда мы проходили мимо. Песок под нашими ногами был хорошо утоптан и плотно утрамбован. Тем не менее, я задерживал дыхание при малейшем шуме и держал мешок как можно ровнее.
Мы вышли из густо затененного участка и внезапно увидели мягкий свет лампы, той самой лампы, которая висела над столом за игрой в «Бороду Фараона», а теперь Крокодил поднял ее, чтобы осветить рытье неглубокой могилы.
Практически у наших ног, сваленные в кучу, лежали трупы Ободаса и мальчика. Мальчик все еще был одет в свою ярко-красную тунику, которая была покрыта темно-красными пятнами, особенно на шее, но с Ободаса сняли его набатейские одежды и головной убор. Один из сыновей Крокодила надел эту странную одежду, в которой стоял в яме и выгребал землю.
Другой его сын голыми руками соскребал грязь с ямы, в то время как Крокодил стоял над ними и светил им лампой. В ее зловещем сиянии я увидел лица всех троих и с трудом подавил вздох. Их черты больше не имели даже отдаленного сходства с человеческими. Они были похожи на кошмарных монстров с головами чудовищ.
– Копайте глубже – сказал Крокодил. Звук его голоса был похож на нечто среднее между хихиканьем и шипением. —Яма должна быть достаточно большой для всех четверых. Глубже, копайте, ребята … и быстрее! Как только мы здесь закончим, мы вернемся в гостиницу и позаботимся об этом лежебоке римлянине и его маленьком извивающемся рабченке. А когда рассветет, мы отправим этих трех простаков из Саиса восвояси. И тогда...
– Тогда мы пересчитаем монеты, а, папа? – спросил его сын с лопатой.
– И наденем кольца на наши пальцы, и по очереди померяем то красивое ожерелье с рубином? – спросил другой.
– Рубиновое ожерелье для вашей сестры, мальчики. С таким приданым она может выйти замуж за представителя самой богатой семьи Канопуса. Но пока продолжайте копать. Глубже и быстрее!
Джет потянул меня за руку, пытаясь увести обратно тем путем, которым мы пришли. Медленно и молча, с колотящимся в груди сердцем, я отошел от места, освещенного горящей лампой.
Мы с Джетом вернулись по своим следам, пока не нашли еще одну тропинку, которая ответвлялась в другую сторону. Когда мы вышли на небольшую поляну, я споткнулся о следующее тело – труп второго телохранителя. К ближайшей пальме были привязаны верблюды набатейцев, с которых на ночь сняли снаряжение для верховой езды, но которое было аккуратно свернуто и сложено рядом. Там также было несколько кожаных бурдюков, наполненных водой и небольшим количеством еды, готовых к погрузке на верблюдах.
Я еще никогда не встречал верблюдов, которые мне нравились, или, которым нравился я. Но я научился ездить на них верхом. Я быстро снарядил самого сильного на вид зверя и среди попоны нашел место для мешка с монетами. Произнеся слова, которым меня научили в свое время, я убедил зверя опуститься на колени. Я придержал его, а затем потянулся за Джетом, который отступил назад, вне пределов досягаемости.
– Что случилось? – спросил я.
– Я никогда не ездил на верблюде.
– Тогда это будет твоя первая поездка на нем. Счастливчик.
– А, он не кусается?
– Никогда не кусался. И он даже не плюются. Верблюд – самое доброе и послушное из всех существ.
– Ты лжешь!
– Ты предпочел бы остаться здесь и закончить вот так? – Я указал на труп телохранителя. Наступавший рассвет показал теперь весь ужас зияющей раны на его горле.
Джет вскарабкался на верблюда и уселся позади меня.
– Домой! Домой! – Я хмыкнул и натянул поводья. Верблюд фыркнул и поднялся во весь рост. Джет взвизгнул и крепко вцепился в меня. – Домой! Домой! – Повторил я, и мы двинулись ровной рысью, оставив оазис и гостиницу «Голодный крокодил» далеко позади.
Последние звезды исчезли. Дорога перед нами и чахлая растительность по обе стороны с каждой минутой становились светлее. Когда солнце вот-вот должно было взойти и начать светить нам в лицо, мы направились к Нилу.
XIII
В тот день я старался преодолеть как можно большее расстояние между нами и «Голодным Крокодилом».
Я почувствовал запах реки задолго до того, как мы ее достигли – богатый, плодородный, влажный, заостренный рыбой запах Нила и наносной почвы его широкого устья, настолько мощный и всепроникающий, что все время, пока мы оставались в Дельте, этот запах преследовал меня повсюду в любую секунду, и днем, и ночью. Все на мне – моя одежда, мои волосы, даже моя кожа – пропиталась бы этим запахом.
Следуя маршруту, подсказанному Тафхапи, когда мы достигли первого рукава Нила, я повернул на юг, и поехал по дороге в сторону Саиса.
Движение на дороге было редким. Когда мы остановились перекусить в придорожной гостинице, мы были единственными посетителями. Когда нам пришлось переправляться через реку, мы были единственными пассажирами на пароме. Это самое спокойное время года не было ни сезоном сбора урожая и ни сезоном торговли. Растущий страх перед бандитами также обескураживал путешественников. Я чувствовал себя довольно заметным, когда ехал на верблюде с Джетом позади себя – но заметным для кого? На протяжении долгих отрезков пути в поле зрения не было ни одного человека.
Недалеко от Саиса, во время перерыва, чтобы размять ноги и справить нужду на берегу реки, я решил затронуть деликатную тему.
– Ты знаешь, Джет, что я сожалею о том, что сделал на тебя ставку.
Он пожал плечами: – Это была моя идея.
– Да, Джет, но ты ребенок и раб, в то время как я свободный человек. Это было мое решение, и я считаю его плохим.
– И все же в конце концов все получилось хорошо.
– Неужели это так?
– Конечно. Разве мы не здесь, вдали от этого ужасного места, не стоим в приятной тени этого платана, добавляя воды в Нил? Я все еще раб, да. И ты все еще полоумный римлянин. Но разве мы оба не живы? И разве у тебя нет сумки, полной сокровищ?
Я медленно кивнул: – Да, все это правда...
– Даже то что я сказал, что ты полоумный? – Он хихикнул.
Я прикусил язык: – Но я должен задаться вопросом ...
– Ты хочешь знать, воспользовался ли мной набатеец.
Я вздохнул: – Да.
– Потому что, если он это сделал, без ведома или разрешения моего хозяина, то Тафхапи тебя накажет.
– Нет, Джет. Меня беспокоит не Тафхапи.
– А-а-аа, это из-за меня ты беспокоишься? Но я, ведь, часть собственности, на которую ты поставил, чтобы заполучить этот рубин?
Я снова прикусил язык: – Да, Джет.
– Я уже рассказывал тебе, что произошло. Ободас выпил снотворное, думая, что это любовное зелье, и все.
– Он сразу заснул?
– Сразу же как только выпил настойку он захрапел, даже не успев раздеться, а из уголка его рта текла слюна.
– Значит, он не сделал тебе ничего плохого? Когда я услышал этот крик посреди ночи...
– Это кричал тот другой мальчик с перерезанным горлом.
– Теперь я это знаю. Но в то время...
– Ты подумал, что это я. – Он поднял бровь. – И все же ты не прибежал, чтобы меня защитить.
– Меня накачали снотворным, Джет, так же, как и Ободаса.
Он ухмыльнулся: – Полагаю, мне нужно было рассказать длинную историю о пытках, которым он меня подвергал, от которой у тебя волосы встали бы дыбом, и обо всех ужасных вещах, которые он заставляли меня делать, просто чтобы посмотреть на твое лицо. Но это было бы ложью. Он запрокинул голову и рассмеялся. – Как, должно быть, могущественна эта твоя богиня Фортуна и как она, должно быть, тебя любит!
После моего глупого поведения в гостинице, когда я все время думал о Бетесде, я считал себя самым несчастным из людей, а не самым удачливым. – Почему ты так говоришь, Джет?
– Подумай об этом сам. Если бы ты выиграл тот финальный раунд, а вместе с ним все монеты и ожерелье с рубином, то Крокодил и его сыновья пришли и убили бы тебя ночью – и меня тоже, поскольку я был бы с тобой в комнате. Вместо этого мертв набатеец, а ты жив, и вот мы, счастливые, в пути, с таким количеством сокровищ, о котором ты и мечтать не мог. Если бы ты выиграл, то потерял бы все. А, проиграв, ты выиграл.
Я кивнул, затем вздрогнул.
– Что ты только что сказал о сокровище?
– Его больше, чем ты мог и мечтать!
Я посмотрел через реку, осматривая далекий берег. Затем подошел к дороге и посмотрел по сторонам. Никого не было видно. Я вытащил мешок из верблюжьей попоны, затем поспешил обратно в наше уединенное место у кромки воды, развязал веревку и заглянул внутрь мешка.
Я резко вздохнул, затем застонал от смятения.
В моем растерянном состоянии и в нашей отчаянной попытке быстрее сбежать из гостиницы я не смог точно понять, что было в мешке. По какой-то причине я думал, что внутри были только монеты. Действительно, монет было великое множество – но это было еще не все.
Дрожащими пальцами я запустил руку внутрь и вытащил ожерелье с рубином. Оно было ослепительным при свете лампы, но при дневном свете оно блестело еще ярче. Багровый камень сверкал в пятнистом солнечном свете так ярко, что казалось, внутри него пляшет пламя.
Я заглянул внутрь мешка и увидел множество драгоценных камней – лазурит и бирюзу, сердолик и сапфир – на кольцах, которые Крокодил и его сыновья сняли с пальцев мертвеца.
Я сидел на берегу реки, качая головой. – Катастрофа! – Прошептал я. – Это наши погибель и бедствие!
– Что случилось? – спросил Джет. – Почему ты так несчастлив? Ты же теперь богатый человек!
– Скорее всего, я мертвец.
Джет нахмурился.
– Разве ты не понимаешь, Джет? Если бы я взял только монеты, это было бы одно дело. У любого мужчины может быть полный мешок монет, даже у меня. Но рубин? И все эти кольца? Они клеймят меня как вора, точно так же, как если бы у меня на лбу было клеймо. Мужчинам отрубают руки или того хуже, за кражу всего лишь хлеба. Что со мной будет, если агент царя или какого-нибудь местного магистрата остановит нас и найдет драгоценности?
– Ты не беспокоился об этом, когда делал ставку на меня за рубин.
– Потому что я плохо соображал. Эти сокровища – проклятие, а не благословение!
Я отвела руку, чтобы бросить ожерелье с рубином в реку, но Джет схватил меня за предплечье обеими своими маленькими ручонками.
– Тогда отдай его мне, если оно тебе не нужно! – закричал он.
– И обрушить проклятие на ребенка?
– Почему ты говоришь, что оно приносит несчастье?
– А какую удачу оно принесло набатейцу?
Джет медленно отпустил свою руку и отступил назад. По выражению его лица я понял, что он представил себе Ободаса таким, каким мы видели его в последний раз, лежащим обнаженным с перерезанным горлом рядом с вырытой для него могилой.
– Но почему какой-либо агент царя должен останавливаться и допрашивать тебя?
– Крокодил может навести их на наш след. Когда эти деньги и драгоценности исчезли, что помешает ему сообщить о краже властям, показать им трупы и обвинить меня в убийствах?
– Но … он не знает, куда ты направляешься.
– Да, это правда. Но ... – Я почувствовал укол страха. – Он знает мое имя! Разве ты не помнишь? Я же представился ему у входной двери.
Джет нахмурился: – Да, в то время я тоже об этом подумал.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, обычно все путешественники на постоялых дворах всегда называют себя вымышленным именем и рассказывает о себе ложь. Даже такой ребенок и раб, как я, знает это. Не спрашивайте меня почему, поскольку я сам никогда не лгал, но так все люди делают. И когда я услышал, как ты сказал: «Меня зовут Гордиан, и я из Александрии», я подумал, что это очень странно. Интересно, этот римлянин хоть немного понимает, что он делает? Но, конечно, я ничего не сказал. Кто я? Всего лишь Джет, ребенок и раб, как ты мне постоянно об этом напоминаешь.
Не в первый раз за время нашего путешествия я почувствовал желание придушить его.
Долгое время я сидел на берегу реки и смотрел на рубин, очарованный танцем красного огня внутри, когда поворачивал камень так и эдак, чтобы запечатлеть блики солнечного света на воде.
Я прищурил глаза, пока не увидел только огненное мерцание рубина, и внезапно у меня возникло видение Бетесды в рубине ожерелье, фантазия настолько прекрасная, что у меня на глазах выступили слезы, и настолько убедительная, что я подумал, не может ли это быть предчувствием будущего.
Я принял решение. Я бы отнес рубин Бетесде, или позволил рубину привести меня к ней.
Я положил ожерелье в мешок, завязал веревкой и вернул сокровище в укромное место среди верблюжьей попоны.
Таким образом, некоторое время спустя мы прибыли в сонный городок Саис. Были ли мы похожи на двух отчаянных разбойников в бегах, несущих драгоценности, украденные у мертвеца? Или просто на двух усталых путешественников, слегка ошеломленного молодого римлянина и еще более молодого мальчик-раб? «Мне не за что чувствовать себя виноватым»,– твердил я себе, и я пытался соответствующим образом составлять свои реплики, пока мы покупали еду и провизию на рынке.
Когда пришло время искать жилье на ночь, я выбрал самую неприметную гостиницу, которую смог найти, на дальнем конце города. Это было скромное строение из глиняных кирпичей, обмазанных грязью. К моему облегчению, женщина, открывшая дверь, больше напоминала дружелюбного бегемота, чем голодного крокодила. Вдова Тети была женщиной средних лет с белозубой улыбкой. Поскольку день подходил к концу, и оказалось, что мы будем ее единственными гостями на ночь, она пригласила нас чувствовать себя как дома. Единственным человеком в гостинице была молодая служанка, стройная и молчаливая, в то время как ее хозяйка была пухленькой и разговорчивой.
Помня о замечании Джет, я представился не как Гордиан, а как Марк Пекуний, младший сын римского бизнесмена из Александрии, и сказал ей, что совершаю увеселительную поездку вверх по реке, чтобы увидеть пирамиды. Мой отец однажды сказал мне, что, если тебе нужно выдать себя за того, кем ты не являешься, придумай себе историю простую, правдоподобную и легко запоминающуюся.
– Почему, «Пекуний»? – прошептал Джет, когда мы вели верблюда к месту ночлега среди загонов для овец и коз и небольшого курятника позади гостиницы. Повсюду нас преследовали мухи мухи.
– Это имя, которое я только что придумал, от латинского слова, обозначающего богатый.
– Ты его придумал?
– Если тебе приходится называть вымышленное имя, – однажды сказал мне мой отец, – убедись, что оно уже не принадлежит кому-то, у кого могут быть еще большие неприятности, чем у тебя. Что может быть безопаснее несуществующего имени? – Думаю, ни один египтянин не заметит разницы. И Пекуний – хорошее имя для владельца этого рубина. Правда я представления не имею, что мне делать с этим мешком сегодня вечером? Может показаться подозрительным, если я буду постоянно носить это с собой. Полагаю, он может остаться в нашей комнате, пока вдова будет кормить нас, а когда я лягу спать, то использую его вместо подушки, хотя обычно я предпочитаю что-нибудь помягче.
– Я думаю, такая подушка навеет тебе прекрасные сны о богине Фортуне, – сказал Джет. – Ты должен рассказать мне больше о ней и о том, как я должен поклоняться ей.
– Ты, Джет?
– Разве она не спасла нас обоих от Крокодила, а меня – от когтей этого ...
Я поднял палец, чтобы заставить его замолчать, потому что к нам направлялась вдова. Ее пышные груди покачивались в одну сторону, а бедра – в другую. В одном из ее кулаков болтался цыпленок со свернутой шеей. Тети остановилась перед нами и с гордостью продемонстрировала тушку. Вокруг нее роились мухи.
– Она перестала откладывать яйца, так что пришло время ее упокоить, – сказала она.
– Ты сама свернула ей шею? – спросил Джет.
– Да. Я бы позволила тебе посмотреть, малыш, если бы знала, что тебе это будет интересно. Что ты предпочитаешь, Марк Пекуний, сочные бедра или пухлую грудь? Я обещаю, что они будут такими же нежными и вкусными. Тети бросила на меня похотливый взгляд и начала выщипывать из курицы перья.
– Что бы ты ни приготовила, я с благодарностью приму.
– О, что за манера у вас говорить такими словами! Я слышала о вас, римлянах, и о ваших скользких язычках.
– Мы известны своими выступлениями, – признался я.
– Что ж, пойдемте посмотрим, что я смогу приготовить для тебя и мальчика. Перья полетели во все стороны. – Мой покойный муж всегда хвастался, что я была лучшей кухаркой в Саисе. У такого молодого парня, как ты, должно быть, разыгрался аппетит, весь день сидя высоко на верблюде и обхватив его горб своими сильными бедрами.
– Да, я очень голоден, – сказал я.
– Хорошая еда вернет тебе силы. Возможно, она тебе еще понадобится.
– Для чего?
Она запрокинула голову и рассмеялась, а затем вразвалку удалилась в облаке перьев и роящихся мух.
Джет искоса взглянул на меня.
– Что? – спросил я.
– Я сбежал из Ободаса благодаря Фортуне. Но я не уверен, что даже Фортуна сможет защитить тебя от этой Тети.
Я нахмурился: – Что ты такое говоришь? Вдова по возрасту годится мне в матери.
– Ты никогда не ощущал прикосновений женщин постарше?
– Собственно говоря... Я вспомнил свой визит в Галикарнас и время, проведенное с другой вдовой; но Тети никоим образом не походила на красивую и обольстительную Битто. – Что ты вообще можешь знать о таких вещах? – Я шлепнул его по голове. – А теперь помолчи и помоги мне ухаживать за верблюдом. Здесь ужасно много мух, не так ли? Как только я отмахиваюсь от одного, тут же ее место занимает другая.
– Да, когда ты вернешь меня моему хозяину и он спросит у меня отчет, я назову это место «Постоялым двором тысячи и одной мухи».
Я рассмеялся и понизил голос: – Я подумал, что мы могли бы назвать его «Постоялым двором дружелюбного гиппопотама».
Позже Тети присоединилась к нам в маленькой общей комнате гостиницы, пока молчаливая девушка подавала нам курицу, нарезанную на мелкие кусочки и политую восхитительным соусом из молотых фиников и миндальной пасты. Тети задавала мне очень много вопросов. От более личных из них я, как мог, уклонялся, помня о своем обличье Марка Пекуния. Поскольку она никогда не выходила за пределы Саиса, она, казалось, мало что знала о мире, и практически все, что я рассказал ей о себе, правдивое или выдуманное, вполне ее удовлетворяло.
Однако она много знала о царской семье и с нетерпением ждала любых новостей или сплетен, которые я мог ей сообщить. Действительно ли царь был таким толстым, как все говорили? Народ потерял к нему всякую любовь? Правда ли, что его сын на острове Кос был похищен их двоюродным братом Митридатом? Дошел ли до меня слух, что существует член царской семьи, воспитанный в тайне, который может в любой день предстать перед народом и заявить права на трон? В конце концов я признался, что она, должно быть, знает гораздо больше о Птолемеях и их деяниях, чем я, невнимательный и не особенно наблюдательный иностранец.
После ужина Тети предложила, чтобы девушка-подавальщица спела для нас – очевидно, она не всегда молчала, – но я сослался на усталость и вместе с Джетом направился прямо в нашу комнату.
Я сбросил всю свою одежду и обнаженным лег на узкую кровать, накрывшись льняной простыней и используя мешок с сокровищами в качестве подушки. Джет взял настоящую подушку и спал на полу, прямо перед дверью. По его словам, так часто делалось, чтобы раб загораживал дверной проем. Эта простая предосторожность показалась мне вполне разумной.
И все же, каким-то образом, в какой-то темный час ночи к нам в комнату присоединился еще один человек. Я очнулся от тревожного сна, на лбу у меня выступили капельки пота, и я увидел нависающий надо мной неуклюжий силуэт.
