Текст книги "Президент от мафии"

Автор книги: Стивен Джозеф Кеннел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Глава 4
Тени

Райан стоял на улице у входа в Сенчери-Сити; его била дрожь. Проведя пятьдесят минут у психотерапевта, он чувствовал себя совершенной развалиной.

Через десять минут на своем «Карман Гиа» с открытым верхом подкатила Элизабет и просигналила ему. Райан быстро пересек залитый солнцем тротуар и сел в машину.

Элизабет уже лет десять служила у него секретаршей. Она всегда хорошо справлялась со своими обязанностями, и у нее было чувство юмора. Когда-то Элизабет, должно быть, была весьма привлекательной женщиной, но собственная внешность давно перестала интересовать ее. Свои длинные каштановые волосы она при помощи какого-то нелепого шнурка забирала в хвостик и носила мешковатые, лишенные всякого стиля платья. Ей было сорок с лишним, с мужем она давно развелась, детей у нее не было. Последнее время отношения между ними претерпели заметные изменения – не то чтобы они стали более дружны, просто изменилась субординация. Она чувствовала его слабость и начала пользоваться этим. Он терял контроль.

На Пико она повернула и выехала на 405-ю автостраду.

– Элизабет, я же говорил тебе, что терпеть не могу скоростные автострады. Поезжай через Калвер-Сити, договорились?

– Райан, это все вздор. Тысячи людей каждый день пользуются автострадами. Моя мать собирается приехать ко мне на ужин, а у меня еще пропасть дел. Если я поеду по улицам, то никогда не доберусь до дома.

До самой Санта-Моники они ехали по 405-й. Райан всю дорогу сидел, судорожно вцепившись в ручку дверцы, тщетно пытаясь совладать с нахлынувшим на него паническим страхом. Он не мог объяснить себе этого, но с некоторых пор автострады пугали его. Уже два месяца он не садился за руль. Стоило ему сесть в свой «мерседес» и включить зажигание, его охватывал ужас, от которого кровь стыла в жилах.

Еще год назад он был в состоянии не просто держать себя в руках, но и вести дела, поддерживать нужные знакомства и так далее и так далее… Он получал премии писательской гильдии, у него даже были две «Эмми». От прессы не было отбоя.

А потом погиб Мэтт, и все пошло наперекосяк.

С автострады Санта-Моники они переехали на Прибрежное шоссе. Подростком он занимался в этих местах серфингом, исколесил все побережье на своем «фольксвагене» с откидным верхом.

Он играл универсального принимающего за сборную Стэнфордского университета. На профессионала он не тянул, не хватало роста – тем не менее, благодаря футболу и внешности пляжного повесы он был общим любимцем в студенческой среде. Еще учась в выпускном классе школы, он выиграл литературную олимпиаду. Вместо того чтобы – как советовал отец – устроиться на спокойную работу в один из принадлежавших тому ресторанов, он попробовал писать сценарии для телевидения.

Через два года он продал свой первый сценарий и переехал в небольшой офис на студии «Юниверсал». Он прославился тем, что пек сценарии как блины. Он сколотил достаточное состояние, что позволило ему сделать предложение Линде, за которой он ухаживал еще будучи студентом. Она была обольстительна и у нее были светлые волосы, он был привлекателен и популярен – потребовался не один год совместной жизни, чтобы они поняли, что любят не столько друг друга, сколько ту идеальную пару, какой они казались в глазах окружающих. Некоторое время оба мирились с тем, что представляли собой лишь половинки чужих фантазий. Однако завести общих знакомых было недостаточно, чтобы сохранить семью. После гибели Мэтта семейная жизнь в глазах Райана утратила всякий смысл.

Они оставили за спиной Санта-Монику. Элизабет ничего не спросила об его фиаско на Эн-би-си. Должно быть, ей все было известно. Скорее всего, тамошние секретарши уже разнесли эту весть, и теперь она распространялась со скоростью лесного пожара – после нее от его репутации оставались лишь дымящиеся головешки, а впереди, точно обезумевшие от огня животные, неслись сплетни и лживые домыслы. В шоу-бизнесе неудачи прилипают к человеку подобно мокрому белью.

– Ты ничего не спросила о просмотре, – произнес Райан, чтобы отвлечь мысли от нависшего справа красного пикапа, за рулем которого сидел похожий физиономией на ящик пива огромный верзила; из окна торчала ручища с бицепсами, напоминавшими поделки из бивней африканских слонов.

– Я слышала, что ты угрожал вышибить из Марти Ланье мозги и что обозвал его еврейским педиком.

– Я не называл его еврейским педиком. – У Райана тошнотворно засосало под ложечкой.

– Так говорят. Что-то там из-за места для съемок.

– Ты должна всем позвонить. Сказать, что это неправда.

– Я уже пыталась. Но ты же сам знаешь, Райан – подобные вещи живут своей собственной жизнью.

Через полчаса они подъехали к его кондоминиуму – к северу от Малибу. Это был жилой комплекс в испанском колониальном стиле – с арочными дверьми и дорожками, выложенными красной керамической плиткой. Райан вышел из машины, и Элизабет, торопясь домой, сразу уехала.

Кондоминиум, в котором жил Райан, стоял на Брод-Бич среди песчаных дюн. Интерьеры отражали скорее вкусовые пристрастия Линды, нежели его. Всюду стояли заваленные каким-то хламом кресла, обитые французской набивной тканью с цветочным рисунком. Линда осталась в их большом доме в Бэль-Эйр, а он – здесь. Он предпочитал жить на берегу. Ему было невыносимо оставаться в том доме, в Бэль-Эйр – там, в холле наверху, до сих пор висели забранные в старинные рамки фотографии, с которых на него взирали они трое, еще до смерти Мэтта. О чем они думали… когда улыбались, стоя у подъемника на горнолыжном курорте… или на фоне «Линды», его пятидесятифутовой яхты, названной в честь бывшей жены? Ему казалось, что на этих снимках запечатлены трое чужих, незнакомых людей. И он сбежал из этого дома с его забранными в рамки осколками прошлого и уединился здесь, на берегу.

Увидев, что лампочка индикатора на автоответчике мигает, он нажал кнопку воспроизведения.

Сначала он услышал свой собственный – измученный, безжизненный – голос: «Привет, это Райан. Оставьте свое сообщение после звукового сигнала».

Гудок.

«Райан, это Джерри. Что, черт возьми, произошло на Эн-би-си? Мне уже шесть раз звонили. Позвони мне. Я ни хрена не понимаю в этом дерьме».

Его агент. Превосходно! Других сообщений не было. Как будто его уже ссадили с голливудского автобуса.

Почему так происходит?

Райан посмотрел в окно… На океанский берег, вспениваясь белыми барашками, набегали зеленоватые волны. Он рассеянно взял пульт дистанционного управления и включил телевизор.

– …дело не в рабочих местах и даже не в сокращении дефицита, – вещал человек с экрана. – Это трезвый экономический расчет, а не та «жвачка», которой нас пичкал Президент Коттон…

Коттон по состоянию здоровья принял решение не добиваться переизбрания.

Это был сенатор Пол Аркетт. Давали в записи его еженедельное обращение. Последнее время сенатор из Невады имел эфирного времени больше любого другого потенциального кандидата. Он еще не сделал официального заявления, однако, по всей видимости, все шло к тому. Райан помнил этого человека; он видел Аркетта двадцать лет назад, когда еще пятнадцатилетним мальчишкой приезжал к Мики Ало на День благодарения. Он не общался с Мики с тех пор, как не стало Мэтта. Он вдруг вспомнил щенка, которого подарили Мики, Рекса – как он весело трусил впереди всех, хватая ртом воздух… и как потом, уже бездыханный, лежал в траве, со снесенным черепом.

Райан выключил телевизор и вышел на веранду – солнце клонилось к закату, окрашивая океан в глубокие зеленые и красные тона. И вдруг, словно в мгновенной фотовспышке, перед его мысленным взором возник образ мальчугана – рыжеволосый, лет семи, он раскачивался на качелях, усердно подбрасывая ноги, чтобы взлететь еще выше. Он не мог вспомнить, где его видел – и видел ли, – и все же его преследовало странное ощущение, что мальчик ему знаком. Он не успел как следует вглядеться в него – образ исчез, оставив после себя чувство безотчетного страха. Райан никак не мог взять в толк, кто был этот мальчик. Он тяжело опустился в кресло и откинул голову.

Он уснул, и снова сны его были мрачные, зловещие. Будто он плавает вместе с Мэттом. Рядом, в воде, возникает черная тень, и, как это было уже не раз, его охватывает ужас. Тень бросается вдогонку за Мэттом, но тот лишь беззаботно смеется. Когда тварь-призрак проносится мимо, Мэтт карабкается ему на спину. Теперь он сидит на нем верхом. И вдруг черное чудище изворачивается и набрасывается на Райана… Тень нераспознаваема, непостижима, он лишь чувствует, что в ней воплотилось все зло, какое только доступно воображению. Его мертвый сын продолжает смеяться. «Папа, вот и мы». На мгновение ему кажется, будто он видит огромный глаз монстра, в нем какие-то зеленые и красные пятна – пестрый глаз… – и тут тень начинает терзать – пожирать – его плоть. Мэтт все еще заливается смехом. «Папа, тебе больно?» Райан просыпается. С минуту он не может понять, где он. Наконец, до него доходит, что он у себя дома.

Сотрясаемый дрожью, он идет в комнату. От смертельной усталости не чувствуя под собой ног, валится на диван.

Но ему страшно закрыть глаза.

Глава 5
Кандидат

Мики и его отец сидели в комнате Джозефа и смотрели по телевизору, как то, что осталось от бедолаги Пола, доставили в аэропорт Маккаррана в Лас-Вегасе. Как сообщил американцам Брентон Спенсер, ведущий новостей Ю-би-си, полиция Багамских островов высказала предположение, что сенатор вместе с Уорреном Саксом, своим консультантом по связям с прессой, поздно вечером отправился купаться и на них напали акулы.

Эйвон, жена Пола, была в трауре. Она плакала, когда из военно-транспортного самолета извлекали металлический ящик с останками Пола. Брентон Спенсер монотонным голосом говорил о политических заслугах покойного сенатора.

Мики равнодушно взирал на экран. Он ничего не сказал отцу о компрометирующих фотографиях, которые нашел в бунгало «Фламинго». Теперь это было ни к чему. Камера запечатлела Пола, Уоррена и миловидную креолку с Багамских островов, слившихся в экстазе анального секса. Мики разорвал карточки на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Они ему были не нужны и лишь служили лишним подтверждением того, как глубоко ошибался его отец насчет Пола. На экране похоронная процессия покинула пределы аэропорта – Мики выключил телевизор и подсел к отцу.

– Думаю, ты прав, – прохрипел Джозеф. – Этот губернатор Род-Айленда – как его там, Хейз Ричардс? – выглядит подходяще. Но надо действовать. Сейчас или никогда. У нас нет времени.

– Верно, но это не Пол Аркетт, – заметил Мики. – Пола мы знали с тех пор, как он стал губернатором. Хейз Ричардс – чужак. Нужен человек, который мог бы его контролировать, к которому бы он прислушивался. Кто был бы мозгом всей операции. Я тут присматривался и, кажется, нашел того, кто мог бы нам помочь. Он близок Ричардсу – они знакомы еще со школьной скамьи, – помогал ему с губернаторством. Если мы остановим свой выбор на кандидатуре Хейза Ричардса, он поможет заарканить его.

– Его имя?

– Альберт Джеймс Тигарден, – сказал Мики. – Все называют его просто Эй-Джей.

– Какие у тебя имеются подходы к этому Тигардену? – спросил Джозеф и зашелся в приступе кашля. Багровый от удушья, чертыхаясь, он принялся отхаркивать гнойную слизь в корзину для мусора. Мики кинулся за кислородной подушкой, но Джозеф досадливо отмахнулся, зверски вращая желтыми, как сухой ячмень, глазными яблоками.

– Я говорил с нашими людьми в Род-Айленде. У нас там были кое-какие операции со скачками, и они хотели зацепить Ричардса еще до его избрания губернатором. Тигарден вел его избирательную кампанию. Наши люди устроили большую вечеринку в одном из отелей в Провиденс. Были девки и много выпивки. В разгар вечеринки вошел один малый с кейсом и вывалил на кровать двести пятьдесят сотен. Пачки были запечатаны букмекерской лентой. Тигардену намекнули, что деньги предназначены для покупки эфирного времени на рекламу, ну и что он может распоряжаться ими по своему усмотрению. Этот недоносок стал набивать карманы, словно мальчишка на раздаче подарков в День всех святых. Кроме того, у нас имеется видеозапись, где он трахается с какой-то шлюхой. Словом, он по уши в дерьме.

В коротком списке кандидатов имя Хейза Ричардса теперь стояло на первом месте. Его нашел Малкольм Рашер, который прежде организовывал избирательную кампанию Пола Аркетта. В день, когда было найдено тело Пола, Мики устроил встречу с Кеном Венэйблом и Ги Вандерготом, двумя функционерами, которых семейство Ало посадило в штаб Аркетта. Те одобрили этот выбор.

Они сидели в отдельном кабинете в одном из принадлежавших Джозефу Ало ресторанчиков под названием «Мистер А» в Атлантик-Сити. Отдыхающие из соседней курортной гостиницы как раз начали стекаться на ужин. Сидя за перегородкой, они не обращали внимания на нараставший в общем зале гул. Кен Венэйбл разглагольствовал на политические темы, отчаянно жестикулируя при этом ножом, точно в воображении он разделывал на части демократических кандидатов. Тучный и неторопливый Ги Вандергот согласно кивал и хмыкал, не поднимая головы от тарелки.

– Мики, ты должен уяснить одну вещь, – вещал Кен, – а именно – демократы раздроблены. Они никогда не были едины. Их раздирают противоречия. На севере – либералы, на юге – консерваторы. На западе – вонючие интеллектуалы; на Среднем западе – работяги и те, кто рассчитывает только на пособия. Идеологический ералаш – и Малкольм считает, что в подобных условиях у нас есть реальный шанс… и я с ним согласен.

– Поясни, – сказал Мики.

– Да потому что при должном финансировании мы можем быстро вмешаться в гонку, особенно, когда в ней участвуют четыре-пять лошадей и нет реального фаворита… Пока остальные будут драться каждый за свой кусок пирога, мы сорвем весь банк. – Кен посмотрел на Ги Вандергота, словно ища его поддержки, затем продолжал: – Ладно, давай посмотрим, что происходит в стане демократов после ухода Пола. Все эти ребята уже заявили об участии в гонке и через неделю-другую все они будут околачиваться на ячменных полях Айовы и, оседлав трактора, рассуждать о дотациях фермерам – как будто им и в самом деле есть до этого дело… Словом, если мы хотим что-то поиметь, пора ввязаться. Возьмем Лео Скатини, переизбранного на второй срок сенатора от штата Нью-Йорк. У него хорошая репутация, крепкие организации на местах, к нему благоволит пресса. Пока он в лидерах. Он особенно голосист, когда речь идет о правах женщин. Думаю, Национальный демократический комитет теперь сделает ставку именно на него. Скорее всего, НДК рассчитывает, что он сможет противостоять вице-президенту Паджу Андерсону, кандидатуру которого – как нам известно – собираются выставить республиканцы. Далее мы имеем сенатора-демократа из Флориды Питера Дехэвиленда. Известный защитник окружающей среды, это его конек – подводное бурение, загрязнение атмосферы, ядерные отходы и все такое. Кроме того, он выступает против неконтролируемой иммиграции. Он завянет – разве что ему чудом подфартит в Айове и Нью-Гэмпшире. Малкольм того же мнения.

– Продолжай. – Мики достал блокнот и начал делать заметки.

– О'кей… Эрик Галлифорд по прозвищу Гиллиган, потому что похож на Боба Денвера. Демократ со стажем. Хьюберт Хемфри, конгрессмен из Огайо. Проповедует традиционный демократический вздор: профсоюзы, социальные гарантии, работа для всех, увеличение расходов. Обложит налогами даже покойников. Популярен в среде партийных ветеранов. Может представлять опасность лишь в том случае, если демократы – по каким-то причинам – предпочтут его, а не Скатини. Последний из заявленных кандидатов Бенджамин Сэвидж. Либерал из Калифорнии. Уже три срока в сенаторах. Как и все западные либералы зациклен на одном и том же: перестроить производство, как того требуют интересы общества; ужесточить наказание за сексуальные домогательства, защита животных, права «голубых», права женщин, бесплатное здравоохранение для каждого, легализация наркотиков…

Мики поморщился, однако его собеседники этого не заметили.

Кен отложил нож в сторону и откинулся на спинку стула.

– Такова диспозиция, – заключил он. – Дай каждому из этих ребят в руки по компасу – они не смогут договориться о том, где север. Малкольм считает, что всех этих «инсайдеров»[5]5
  Инсайд – игрок в футбольной и хоккейной команде, занимающий в линии нападения положение между крайним и центральным игроками.


[Закрыть] надо свалить в кучу и рассматривать их как одного противника. Все они одного поля ягоды. Следовательно, нам надо постараться найти такого кандидата, который не работал на высоких должностях, не успел засветиться в Конгрессе и не требовал увеличения жалованья. Мы остановились на кандидатуре Хейза Ричардса, губернатора Род-Айленда. У него за спиной нет опыта пребывания в законодательных органах, и к нему трудно придраться. Он фотогеничен. Кстати, у нас есть снимок…

Ван открыл портфель и извлек оттуда глянцевую фотокарточку, с которой на Мики смотрел обаятельный мужчина пятидесяти с лишним лет, точно сошедший с рекламного ролика – тронутые благородной сединой коротко остриженные волосы, волевой подбородок, голубые глаза.

– Второй срок губернатором. Все что от нас требуется – это найти человека, который бы наставил его на ум, чтобы он делал то, что нужно нам.

Мики понимал, что все упирается в этого человека. Именно это они и обсуждали с отцом два дня спустя. Похоже, что этим человеком должен был стать Эй-Джей Тигарден.

Мики вгляделся в лицо отца. Тот день ото дня терял силы… Глаза его по-прежнему излучали живую энергию, но он уже с трудом держал голову, и его донимали приступы кашля.

– Мики, завтра отправляйся туда. Поглядим, какой выйдет толк из этого губернатора.

Глава 6
Соломон Казоровски

Клуб был самым что ни на есть низкопробным, похуже иного вегасского подпольного притона. Издаваемый игорными автоматами звон и бесконечные реплики крупье сливались в один монотонный гул.

Тузди Ромер начинала танцовщицей в отеле «Звездная пыль». Она была семнадцатилетней длинноногой блондинкой. Однако с тех пор многое изменилось. Тузди имела неосторожность спутаться с владельцем одного игорного зала; с его легкой руки она сначала пристрастилась к наркотикам, а затем и вступила в союз жриц любви. Ей потребовалось лишь однажды прокатиться в такси, чтобы из дорогой экстравагантной проститутки превратиться в дешевую шлюху, которая промышляет в захудалых гостиницах по пятьдесят долларов за ночь. В бытность Соломона Казоровски шефом специального подразделения ФБР по борьбе с организованной преступностью в Лас-Вегасе, Тузди была его осведомителем в отеле. Правда, в этом качестве ей так и не удалось оправдать его надежд, но со временем между ними установились добрые приятельские отношения. На Рождество Каз – как его называли – неизменно подносил ей бутылочку «Дом Периньон». «Вот это класс», – неизменно замечала Тузди по этому поводу.

В Тузди угадывалась какая-то трагическая обреченность, и Каз не мог заставить себя особенно давить на нее.

Тузди родилась в бедной семье в одном из тех фермерских штатов, что непременно начинаются с гласной. Она пала жертвой собственных красивых ног, роскошной груди и нелюбознательности. И в свои сорок лет она по-прежнему проводила выходные валяясь в постели и разглядывая комиксы.

Однажды они с Казом сидели у него дома – с тех пор прошло лет десять, – выпили лишнего и со скуки – не столько повинуясь зову страсти, сколько будто бы желая продемонстрировать друг другу свою нормальную сексуальную ориентацию – занялись любовью под недремлющим оком старика Эдгара.

Это было ошибкой, и больше они никогда не позволяли себе этого, договорившись, что будут просто друзьями… и они по-прежнему оставались друзьями, невзирая на то, что девять лет назад Каза поперли из ФБР за то, что он слишком активно раскручивал связи клана Ало с губернатором Аркеттом и игорными заведениями Вегаса.

У него до сих пор не укладывалось в голове, как это произошло. Он повел свою мать ужинать в ресторан в отеле «Фламинго», и метрдотель – желая засвидетельствовать свое почтение – прислал ему на столик бутылку шампанского и баночку икры. Каз, который никогда в жизни не получал ни цента от мафии, дал маху – неожиданно для самого себя он принял презент. Возможно, ему просто хотелось покрасоваться перед матерью – выглядеть в ее глазах значительной шишкой. Так или иначе, он подставился, и преступный мир не преминул воспользоваться этим – Казу инкриминировали получение взятки в размере пятисот долларов. Ласвегасская пресса смешала его с грязью: в газетах появились разгромные статьи – его карьера оказалась утопленной в злополучной бутылке шампанского. Всю жизнь Каз мечтал быть «федом» (федеральным агентом) – неподкупным борцом за справедливость. Он понимал, что это наивно, и все же верил в правоту своего дела. Расправой дирижировал клан Ало – это они уговорили губернатора Пола Аркетта накапать на Каза его руководству. Он был вынужден сказаться больным и прежде срока подать в отставку, чтобы сохранить хотя бы половину пенсии. Жизнь пошла прахом. Все последующие годы в душе Каза тлела обида. Ведь хотя к отставке и приложил руку всемогущий Гувер, в жилах Каза по-прежнему текла кровь агента ФБР – он оставался начеку, а следовательно, был опасен.

– Управляющий, поганец, вечно норовит тебя потискать – у этого типа такой вид, будто он вырос в банке из-под майонеза, – ворчала Тузди. – Вонючая дыра, чтоб она провалилась. Костюмы не моего размера, трико врезается в задницу, а туфли приходится одалживать у Клоринды – а у нее нога на два размера меньше.

Тузди жаловалась на судьбу, коротая время в обществе Каза. Глядя на него, она не могла не отметить про себя, как он постарел за последние годы. Он продолжал носить чудовищной расцветки гавайские рубахи и выглядел лет на десять старше своих пятидесяти четырех. Руки у него были покрыты пигментными пятнами, свидетельствовавшими о больной печени. Видимо, он действительно тяжело переживал увольнение со службы.

– Что ж, Туз, тут ничего не поделаешь, верно?

– Точно, – с кислой миной согласилась она. – Ну да ладно, а ты-то как поживаешь? Слышала, тебе снова отказали в разрешении открыть практику.

Каз пытался получить лицензию частного детектива, чтобы иметь возможность вести дела, связанные с разводами, число которых в городе становилось все больше. К тому же всегда попадались подонки, на которых висело по несколько угонов. Как правило, это были молокососы, которые раздевали автомобили и продавали запчасти, чтобы купить наркоту. Казу отказывали в лицензии уже четыре раза – за годы, что он боролся с игорной мафией, у него появилось множество недоброжелателей.

– Собираюсь заняться торговлей подержанными автомобилями, – ответил он.

– Слушай, я, собственно, вот зачем хотела тебя увидеть, – сказала Тузди или просто Туз, как он ее называл. – На днях мне сказали одну странную вещь.

– Что же?

– Словом, у меня есть подружка, Синди Медина, мы с ней вместе выступаем в шоу. Ее сестра работает в офисе коронера.[6]6
  Должностное лицо округа, как правило, имеющее медицинское образование, обязанное засвидетельствовать смерть человека, предположительно погибшего насильственной смертью; в разных штатах назначается или избирается.


[Закрыть] Так вот, она говорит, что когда сделали анализ крови покойного сенатора Аркетта, реакция на ВИЧ-инфекцию была положительной.

В памяти Каза всплыли события десятилетней давности. Он всегда подозревал, что Пол Аркетт предоставлял клану Ало «крышу». Когда-то Каз обыскал апартаменты в отеле «Пески», в которых останавливался губернатор. Он не нашел ничего такого, что могло бы подтвердить его подозрения, однако в куче белья возле «джакузи» валялись скомканные мужские трусики. Бирка на них свидетельствовала, что они были приобретены в гостиничном магазине сувениров. Там Казу удалось выяснить, что трусы приобрел некто по имени Уоррен Сакс, а счет оплатил Пол Аркетт. Уоррен оказался консультантом губернатора по связям с прессой. Оба – Пол и Уоррен – погибли на Багамских островах на прошедшей неделе. Каз подозревал, что Пол находился в интимной связи с Уорреном, однако подтвердить или опровергнуть, что губернатор Аркетт бисексуал, никто не мог, поэтому дело замяли. Может, теперь ему следовало бы покопаться в этом – просто так, ради интереса. В конце концов, времени у него было полно, а в офисе коронера остались кое-какие старые связи.

– Спасибо, Туз. Ты прелесть и с каждым днем все хорошеешь, – сказал он, про себя отметив, что она выглядит изможденной и потрепанной.

– А ты с каждым годом все благороднее, как бутылочка доброго «Дом Периньон», – солгала она, подумав, что ему было бы неплохо сбросить вес и постричься.

Они перегнулись через стол и поцеловались, почувствовав исходивший друг от друга запах пота и виски. Когда они расстались, обоим взгрустнулось.

Каз вышел в холл; лишь на четвертый раз ему повезло – на его звонок ответил Чак Амато, судебно-медицинский эксперт. Он играл в гольф и ответил Казу по сотовому телефону.

– Это Каз.

– Черт, Каз, я играю в гольф. Я тебе перезвоню.

– Всего один вопрос. Ты «резал» сенатора Аркетта, когда его тело доставили сюда… два дня назад… верно?

– Слушай, Каз, мне некогда. Меня ждут.

– Пол Аркетт был ВИЧ-инфицирован – это правда?

Амато явно был не готов к этому вопросу. Каз услышал, как он глубоко вздохнул… затем в трубке установилось молчание.

– Откуда тебе это известно? – наконец спросил Амато.

– Держу нос по ветру.

– Слушай, все-таки он был нашим губернатором и сенатором. Не лучше ли оставить его прах в покое.

– В покое, говоришь? То есть, рыльце у него было в пуху? Этот тип всю жизнь спал с «голубыми».

– Я должен идти.

– Это следует понимать, как утвердительный ответ?

– Каз, не наседай на меня. К тому же, какая теперь разница? Он все равно мертв.

– Я знаю то, чего не знает никто. Поверь мне, разница есть.

– Да пошел ты. Если я немедленно не вернусь на площадку, мне запустят мячом для гольфа в голову. – С этими словами Амато отключился.

Каз понял, что попал в десятку. Он был единственный, кто знал, что десять лет назад Амато нелегально установил в доме Пола прослушку. Тогда Пол Аркетт время от времени трахался с Пенни Ало. Каз приберегал эту информацию до удобного случая, чтобы подбросить Джозефу. Но не успел – его подставили раньше.

Соломон Казоровски забрался в старенький «Шевроле Нова» серого цвета и не спеша покатил к отелю «Лейзи Дейз». По существу, это была обыкновенная ночлежка, обходившаяся ему в десять долларов за ночь. Он поднялся по лестнице к себе на второй этаж, сунул ключ в замочную скважину и открыл дверь. На полу валялся счет от так называемого управляющего. Это было напоминание о том, что он задолжал с оплатой за неделю. Каз не представлял себе, как ему удастся расплатиться – разве что продать «шевроле»… Он скомкал счет и завалился на кровать. Заскрипели старые пружины. На губах Каза играла мечтательная улыбка.

Как бы мне теперь прижать этих раздолбаев? – думал он. Лежавший на постели его новый товарищ по комнате, пятнистый черно-белый кот по кличке Джо, вопросительно поднял голову.

– Любопытно, поделился Поли этой новостью с Пенни или нет? – уже вслух произнес он. – Вот что было бы интересно узнать. Что, если Джозеф узнал и решил его убрать? – Кот сел, облизал лапы и замурлыкал. – Что, если пресловутое нападение акул – дерьмо собачье? – Безответные вопросы вращались в его мозгу, подобно грязному белью в прачечной.