355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стэн Барстоу » Рассказ о брате (сборник) » Текст книги (страница 10)
Рассказ о брате (сборник)
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:22

Текст книги "Рассказ о брате (сборник)"


Автор книги: Стэн Барстоу



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Никогда раньше Маргарет не встречала таких самоуверенных людей: мистер Суолоу со своими ярко – голубыми глазами, казалось, только и делает, что всех и вся оценивает, взвешивает, сортирует и раскладывает по полочкам. Иногда он любил поболтать и тогда по любому предмету высказывался самым решительным образом. О себе он особо не распространялся, хотя любил напомнить, что кое‑что повидал в жизни и знает людям цену. Все это вызывало у Поппи довольно ехидные насмешки. Как они общались, когда оставались вдвоем, Маргарет, конечно, не знала, но в присутствии Маргарет или Уилфа отношение Поппи можно было выразить словами: «Мели, мели, дорогой, только слышала я все это». Сам мистер Суолоу, казалось, ничего этого не замечал, вел себя ровно и спокойно, а в его манерах даже была какая‑то старомодная любезность. Незнакомый человек, случайно оказавшись в их доме, вполне мог бы решить, что это подобие мистера Мостина: ухаживал за своей будущей женой спокойно, с достоинством, много лет, потом женился, и в семье у него все так же прочно и спокойно.

Однако Маргарет с самого момента его появления в доме почувствовала нечто такое, что ей совсем не понравилось. Да и вежливость его не успокаивала, а скорее настораживала. Чувствовалось, что, несмотря на внешнее спокойствие, он способен на приступы бешеной ярости. Периоды болтливости сменялись у него полным молчанием, в это время казалось, что мистер Суолоу совсем не спит, а только за всем наблюдает. В такие дни дома нельзя было шагу ступить, чтоб не натолкнуться на него. Однажды Маргарет вернулась довольно поздно, в доме стояла полная тишина, и, когда во мраке темной прихожей неожиданно материализовался мистер Суолоу, она сильно напугалась. В другой раз она съела что‑то не то и ночью встала, чтоб пойти в ванную. Открыла дверь своей комнаты и замерла на месте: на площадке, ухватившись за перила и не двигаясь, стояла темная фигура. На Маргарет была одна пижама, она быстро пошла назад, в комнату, за халатом, а когда вернулась, Суолоу уже ушел. Уж лучше б он остался и обменялся с нею парой слов. Выйти из ванной тоже стоило ей нервного напряжения. На этот раз площадка была пуста, но тут на лестнице послышались шаги – Маргарет бросилась в комнату, заперла дверь па ключ и дрожа забралась в постель.

На какое‑то время Суолоу устроился разнорабочим на местную фабрику, но в ноябре то ли потерял работу, то ли бросил, во всяком случае, теперь он целыми днями слонялся по дому. С извиняющейся интонацией Поппи объяснила Маргарет, что у мужа от вредных красителей на руках развился дерматит и что скоро он устроится на другую работу – как только подвернется что‑нибудь подходящее. Именно в это время у супругов явно ухудшились отношения. Добродушное подтрунивание сменилось у Поппи тоном неприязненным и резким, Суолоу все выслушивал в холодном молчании. По вечерам накопившаяся за день желчь выливалась в открытые ссоры. Через стену неразборчиво доносились взвинченные голоса.

До Маргарет каким‑то образом дошли сведения, что Суолоу сидел в тюрьме. Раза два она попыталась вызвать Уилфа на разговор. Перед приездом Суолоу он сказал ей, что, как выяснилось, Поппи не вдова, просто не живет со своим мужем, тот работал где‑то на юге, а теперь они решили попробовать начать все сначала. Однако Уилф уклонялся от разъяснений. Она понимала: он не может обсуждать Поппи и ее мужа иначе как с позиции собственного интимного опыта, о котором Маргарет по идее не должна ничего знать.

Бедный Уилф! Потерять Поппи, и из‑за кого! Если б Маргарет немного хуже относилась к Уилфу и немного лучше к Суолоу, ситуация могла бы даже показаться ей забавной. Интересно, когда он узнал про существование мужа? Наверное, он заставил себя порадоваться за Поп – пи. Конечно, он привязан к ней, но у них не было будущего, и, пожалуй, даже к лучшему, что все так кончилось. На Уилфа эта перемена жизни имела благотворное действие: заставила полностью погрузиться в работу.

Ей нравилось, что под личиной несерьезности у него скрывается настоящая целеустремленность, уважение к собственному труду. Ей многое нравилось в Уилфе. Она чувствовала, в ней растет чувство привязанности к нему, и даже после того, как он, сходив с ней раза два в город, целиком занялся книгой и вроде не замечал ее, она все‑таки надеялась, что остался он жить в этом доме немножечко и из‑за нее, хотя, может, и сам не сознает этого.

Период его полной отрешенности от внешнего мира подходил между тем к концу. Когда они с Маргарет утром ехали вместе в город, он уже был более разговорчив, снова стал шутить. Когда же он предложит сходить куда‑нибудь вдвоем?

Уилф закончил роман за два месяца. Почувствовал прилив энергии, работал каждый день с семи вечера до полуночи, а иногда и до утра. Жаль было тратить целый день на то, чтобы зарабатывать деньги, но теперь он уже привык к этой своей двойной жизни, и в мозгу, даже когда высчитывал расценки, премии, надбавки, время прихода и ухода и подоходный налог, ни на минуту не прекращалась писательская работа. Он знал, что хозяева довольны им, и совсем не хотел, чтоб у них переменилось мнение. А вечером… Казалось, все то, что накопилось у него в душе с тех пор, как он взялся за роман, рвалось наружу, будто открылись ворота гигантской плотины, и уже невозможно стало печатать двумя пальцами – это задерживало и мешало, он хватался за ручку – и размашистые каракули покрывали страницу за страницей. Наутро он иногда и сам не мог разобрать, что написал. Внутренняя энергия заключительной части романа заставила вернуться к началу и, по существу, полностью переписать его. Ну и работа! Но он был счастлив.

С девяти утра до пяти тридцати вечера приходилось заниматься служебной рутиной, зато оставшееся время он уже не делил ни с кем. Маргарет почти не видел: разве что утром вместе шли на автобусную остановку, но и тут он был погружен в себя, стараясь с пользой провести эти последние минуты перед своим дневным заточеньем и кое‑что обдумать. Он знал, что она чувствует его состояние: весь ее разговор, а в еще большей мере тактичное молчание говорили об этом. Но вот Поппи, похоже, неверно трактует его желание ни с кем не общаться и сводит все к тому, что он больше не может уже проводить у нее время. Конечно, видеть, с какой небрежностью этот негодяй периодически напоминает о том, что он муж со всеми вытекающими отсюда правами, невыносимо, и Уилф подумывал о том, чтобы съехать. Он вынужден был признать, что раньше во многом сам себя обманывал. Суолоу сохранял над Поппи определенную власть, она, это отрицать невозможно, была им даже очарована. Ведь тогда, много лет назад, легко могла она освободиться от него, имея к тому все основания, но все годы держалась за этот брак, несмотря на зло, которое он ей причинил. Судя по всему, сохраняла надежду, что рано или поздно он вернется. Вместе с этой мыслью на ум приходило неприятное подозрение, что ты всего лишь подмена, бледная тень мистера Суолоу, мальчишка, услышавший слова любви, предназначенные настоящему мужчине.

Он полностью ушел в работу над книгой. Наконец настал момент, когда все ожило, и Уилф уже не просто на ощупь пробирался вперед, но отчетливо видел лежащую перед собой дорогу. Да и раньше, когда хорошо писалось, он испытывал радостные мгновения, но никогда прежде не переживал он ничего подобного. Теперь нашло настоящее вдохновенье, хотя очень не хотелось произносить подобные слова. Многое вспомнилось из прежней жизни, вспомнилось то, что было вроде бы бесследно забыто. Он по – новому увидел свой материал, почувствовал в нем единственно возможную и неизбежную логику развития. В отдельные эпизоды, написанные несколько месяцев назад, он вложил новый смысл и с увлечением, заново переписал целые страницы, урезывая, добавляя, вдыхая жизнь.

Уилф закончил книгу. Он сидел, откинувшись в большом кресле и вытянув ноги, и в каком‑то трансе и изнеможении глядел на лежащую перед ним на столе рукопись: триста семьдесят две страницы отпечатанного через два интервала текста.

Но кто станет печатать книгу? Конечно, у него нет того клокочущего таланта, какой был, скажем, у Лоуренса, но и его мир реален, характеры резки и суровы. Получилась хорошая книга! Он вскочил и начал бродить по комнате, изредка бросая на рукопись косые взгляды. На лице то и дело вспыхивала глуповатая счастливая улыбка – ничего он не мог с этим поделать.

18

Маргарет сидела в баре в холле гостиницы «Принц Уэльсский». Перед ней стоял джин и лимонная. В соседнем баре дела шли намного лучше, а здесь было спокойно и тихо. Яркий свет над головой освещал почти пустое помещение. В центре сидели полногрудая видавшая виды блондинка и худосочный мужчина с темным подбородком; она сбрасывала пепел с сигареты, на пальцах поблескивали кольца. У дальней стены разместилась группа из четырех парней лет по девятнадцать, двое в спортивных куртках, а у одного на шее желто – зеленый студенческий шарф – они пили пиво; по тому, как они сначала дружно наклонились вперед, потом откинулись назад и захохотали, она поняла, что они обмениваются анекдотами. У стойки бара стояли двое представительных мужчин, оба в дорогих костюмах, и договаривались о какой‑то сделке. Прошло еще несколько минут. В бар вошел Уилф. Увидел Маргарет, помахал рукой, потом показал пальцем на ее бокал и удивленно поднял брови. На лице его появилось такое милое, несерьезное выражение, что она улыбнулась в ответ и подняла бокал, чтоб он увидал – полный. Он опять махнул рукой, повернулся и пошел к бару. С кружкой пива в руке он направился к ее столику. Она смотрела на него: он был такой непривычно нарядный, в сером пальто реглан и новом костюме из темно – зеленого твида, купленном на январской распродаже.

– Привет, милая.

«Милая». Это ласковое слово он не задумываясь бросал всем: барменше, продавщице или девчонке с местной текстильной фабрики. Интересно, с каким нежным словом обратится он к любимой женщине? Он не из тех мужчин, которые станут называть свою подругу «дорогая».

– Давно ждешь?

– Да нет, минут десять. Смогла уйти только в девять.

– Однако они там на тебя насели. Три раза в неделю сидишь до вечера.

– Да это только пока запарка не кончится. А потом работа мне нравится. В конце недели платят сверхурочные, тоже хорошо.

– Да, монетки всегда нужны.

Маргарет вынула сигареты из сумочки, протянула ему одну. Он отрицательно покачал головой.

– Нет, спасибо. Вот разве сигару.

– Извини, конечно, но сигар у меня с собой нет.

– Пойду куплю.

Он с деловым видом сходил к стойке. Вернулся, снял с длинной сигары целлофан. Она зажгла ему спичку, и скоро вокруг них клубилось ароматное облако.

– Как пахнет приятно, – сказала она, вдыхая дым.

– Еще бы, каждая затяжка – два пенса.

– У тебя праздник?

– Нет, захотелось ни с того ни с сего.

– А что, прекрасная причина.

Ее забавляло, с каким важным видом оп курит сигару.

– Да, к сигарам я пристраститься очень даже не прочь.

– Сначала надо стать знаменитым писателем.

Он состроил рожу.

– Вот когда покутим!

– Ну, что твоя встреча? Собираются организовать клуб?

– Организовать‑то они организуют, но меня в нем не будет.

– Ах, даже так.

– Можешь считать меня самым что ни на есть наивным человеком. В общем, я ожидал слишком многого, а там, знаешь, такая публика – пишут одну чушь, статейки о содержании цветов на балконе – ну, ты меня понимаешь. Были там двое, хорошо зарабатывают на рассказиках для женских журналов. По сравнению с ними мои достижения выглядят бледно. Но ни единого серьезного человека.

– Что, одни женщины? – спросила Маргарет. Уилф кивнул:

– Как ты догадалась? Да, одни домашние хозяйки всех возрастов. В перерывах между пеленками и мытьем посуды строчат рассказы на больничные темы. Ты пойми меня правильно: на свете есть прекрасные писательницы, но эта публика просто ничего не смыслит! Я не встретил там никого, кто хоть читал что‑нибудь! Попробовал завести разговор о Лоуренсе, а на меня так вежливо смотрят – и молчат. Надеялся я встретить там, так сказать, родственные души, а чувствовал себя так, будто по ошибке забрел на курсы кройки и шитья.

– О себе ты им говорил?

– Всех опрашивали, собирали информацию, а когда дошли до меня, я сказал, что пишу роман. Что за роман? Ну, я ответил – обыкновенный роман. Тогда спросили, есть ли у меня опубликованные вещи, я им сказал: были радиопередачи и еще очерк в «Этюде». Они на это – н – да. Судя по всему, произвело на них какое‑то впечатление. Но тут одна девица, которая сидела рядом со мной и все время демонстрировала коленки, заявляет, что продала в журнал «Милая девушка» сразу шесть рассказов по пятнадцать гиней за штуку. После этих ее слов я сразу ушел в тень. Если в городе и есть настоящие писатели, они, думаю, сидят себе дома и не отходят от машинки. И если поразмыслить, оно и есть лучшее времяпрепровождение, а вся эта болтовня о писательском труде самому писателю никакой пользы не приносит. Главное – писать, а в этом ты одинок. Никто тебе не поможет.

– Ну, а общение с людьми – у которых такие же, что у тебя интересы, проблемы, – это же стимулирует работу, подталкивает: иди пиши!

– Эта публика не могла б меня подвигнуть на сотворение списка белья для прачечной.

– Больно уж ты нетерпимый и резкий.

– Возможно. А я всегда говорил: неудачи делают человека резким и нетерпимым. Легко быть великодушным, когда все хорошо.

Маргарет чуть не подпрыгнула от возмущения.

– Как ты можешь сейчас рассуждать о неудачах? Не рано ли? И вообще – почему неудачи? Рассказ прочли по радио, опубликовали, ты написал роман, настоящий роман, и он искренней, лучше всех книг, которые я читала в последнее время.

– О нет, вы говорите так лишь потому, что любите меня, – возразил он шутливо.

Она быстро опустила глаза. «Да, я тебя люблю», – захотелось сказать в ответ.

Отношения их достигли стадии платонической любви и застыли на этой точке. Она спрашивала себя: может, в манере ее поведения есть что‑то, удерживающее его на расстоянии? А может, она для него всего лишь приятель, который по случайности принадлежит к женскому полу? Ведь он даже ни разу ее не поцеловал.

– Я говорю тебе то, что любой сказал бы на моем месте. – Она подняла голову. – Помню, я тебе чуть глаза не выцарапала, пока ты согласился дать почитать. Но ведь из этого совершенно не следует, что я стану хвалить твой роман, если он мне не понравился.

– Ты знаешь, я очень ценю твое мнение…

– Спасибо. Ты ведь давно отослал рукопись?

– Два месяца назад. Точнее, восемь недель и три дня.

– По крайней мере, это значит, что книгу читают внимательно.

Он погасил остаток сигары, на какое‑то мгновенье у него помрачнело лицо, потом он сказал:

– А, черт, с тобой играть невозможно! – Засунул руКу во внутренний карман пиджака и достал конверт. – Сегодня пришло.

Она развернула письмо. Наверху страницы стояло: «Издательство „Томас Рэнсом лимитед“. Лондон». Дальше шел текст: «Уважаемый сэр, мы с интересом ознакомились с рукописью Вашего романа „Горькие рассветы“ и считаем, что роман написан умело, в нем хорошо очерчен сюжет, что, несомненно, свидетельствует об определенных писательских способностях. В особенности это относится к диалогам. Но, взвесив все свои возможности, мы пришли к выводу, что по своему содержанию, по тому, кого вы сделали главным героем, роман этот может быть рассчитан на слишком узкий круг читателей, ввиду этого мы не можем принять его к публикации. Благодарим Вас за присланную рукопись и возвращаем ее Вам отдельной бандеролью».

Маргарет, не зная, что сказать, прочла письмо еще раз.

– Но ведь не так плохо, – проговорила она наконец. – Они хвалят книгу!

– Ну, видят, написано грамотно, поэтому оказывают мне честь: пишут специальное письмо, а не просто возвращают рукопись. А в письме надо ж что‑то сказать, вот они и пишут, что я подаю надежды, – диалоги, видите ли, удались. – Уилф криво усмехнулся. – Никогда не чувствовал себя так мерзко. Понимаешь, потрачено два года на то, чтобы перенести все, что накопилось в душе, на бумагу, закончил и вижу – получилось. По крайней мере, ничего лучше я пока не написал. Отсылаешь, ждешь чуть не на третий день телеграммы. А вместо этого проходит два месяца и потом – вот тебе! – Он щелкнул пальцами.

– А почему ты послал им?

– Издательство небольшое, но они печатают хороших писателей, ну и издают красиво.

– Ты бы мог послать в более крупное издательство. Там возможностей больше, и они не побоятся опубликовать человека со стороны.

– Наверно, ты права. Но знаешь, хороший роман новичка напечатает любое издательство, а разбавленный Лоуренс никому не нужен.

– Это не разбавленный Лоуренс, а самый настоящий Уилф Коттон. Ты хочешь, чтоб издатели держались одного мнения, чтоб все были непогрешимы, но они ведь тоже люди! Откуда знаешь, может, Томас Рэнсом просто истратил уже те деньги, что выделены на печатанье новичков? И почему ты так уверен, что какой‑нибудь другой издатель не станет сам искать новые имена? Ладно, потерял два месяца. Однако какое это будет иметь значение через десять лет? Придумай‑ка себе псевдоним и отсылай роман в другое издательство. И перестань пускать слезу, в пиво накапаешь.

Минуту он размышлял, глядя на потухшую сигару. Потом сказал:

– Отошлю‑ка я его агенту.

– Я слабо себе представляю: это дорого?

– Да нет, поначалу ничего не стоит. Вот когда тот договорится с издателем, то есть продаст рукопись, то возьмет комиссионные, десять процентов, что ли. Насчет издателей ты права. Можно кому не надо отсылать до бесконечности. А агенты всех знают, следят за конъюнктурой.

– Отсылай завтра же. У тебя есть список этих агентов?

– Есть. В писательском ежегоднике все имена проставлены. Вернемся домой, я выберу. Нет, лучше даже сделаем так, ты выберешь за меня. Положимся на женскую интуицию.

– А я не очень везучая.

– Со мной тебе авось повезет. Черт, такое ощущение, будто стоишь перед кирпичной стеной и пытаешься кулаком ее пробить.

Она взглянула на его плотно сжатые губы, стиснутый кулак.

– Все устроится, не волнуйся. Через пару лет будешь вспоминать как о давнем сне.

Он посмотрел на ее руку, которая так легко легла на его кулак, потом взглянул в лицо.

– А ты правда веришь?

– Верю.

Он все смотрел на нее. Словно хотел увидеть ее насквозь. Она покраснела, подумав, что же он нашел в ее душе.

– Я рад, что у той тетки напротив не сыскалось для тебя комнаты.

– И я рада.

На улице шел дождь, резкий ветер тащил за собой, толкал в спину. Уилф взял Маргарет за руку, и последние сто метров до дома они уже бежали.

В прихожей, запыхавшись, они улыбнулись друг другу, Маргарет откинула волосы.

Он открыл дверь своей комнаты.

– Зайдешь?

– Да я хотела пойти наверх, переодеть чулки – совсем промокли.

– А ты их просуши на электрокамине.

Она зашла в комнату. Уилф помог ей снять пальто, включил электрокамин и придвинул к нему два кресла. Она села, провела руками по влажным ступням.

– Слушай, отвернись на секунду.

– Давай, давай, я пока поищу ежегодник.

Он стоял, отвернувшись, у полки, потом взглянул на лее: Маргарет вытянула ноги поближе к камину.

– Ну что, холодные?

– Как две льдышки.

Он бросил книгу в кресло, стал на колени, взял правую ступню.

– Дай потру. И правда, жутко холодная.

– Какие у тебя руки теплые! – Ощущая во всем теле трепет, она закрыла глаза.

– Так хорошо?

– Да, очень.

Он выпустил правую ногу, она поставила ее на пол. Уилф начал растирать левую.

– Мне всегда казалось, что ноги – самая некрасивая часть тела, но у тебя они чудо.

– Спасибо на том.

Он продолжал тереть и тереть, потом давление рук ослабло, и тут она почувствовала легкое прикосновение. Приоткрыла глаза: Уилф не шевелился, прижавшись щекой к ее ноге. Она поскорей закрыла глаза. Запрыгало сердце. Маргарет не знала, сколько прошло времени. Он позвал:

– Маргарет.

Она взглянула ему в глаза.

– Маргарет, – повторил он.

– Ты трезв как стеклыщко? – тихо спросила она. Слегка приподнялась, обвила рукой его шею. Они поцеловались, и поцелуй был не страстный, но долгий и нежный. Немного погодя Уилф осторожно отстранился.

– Не хочется нарушать романтику, но ведь так и сознание потерять можно.

Она подвинулась в глубоком кресле, освобождая ему место.

– Иди сюда.

Он устроился рядом, они обнялись, и она уткнулась лицом ему в шею.

– Ты только послушай, какой ветер.

– Угу.

– Явно, с крыши летят черепицы.

– Ну и пускай.

Резкие порывы ветра бились о дом, здание прямо‑таки дрожало под этим напором. Над головой упало что‑то тяжелое.

– Что это? – Маргарет подняла голову.

– Это Поппи выпихнула мистера Суолоу из своей постели.

– Ты знаешь, он у меня как‑то смеха не вызывает. Ты слыхал, как они ссорятся?

– Судя по всему, повторный медовый месяц подошел к концу.

– Бедная Поппи.

Они застыли, откинув головы на спинку кресла.

– Сегодня не хочется думать о несчастье других, – сказал он.

Она легко дотронулась до его глаз, потом провела пальцами по губам.

– А ты не хочешь еще раз поцеловать меня?

Она прижалась к нему влажными горячими губами.

Кто‑то открыл и с грохотом захлопнул парадную дверь. По полу потянуло холодным воздухом. Маргарет вздрогнула.

– Тебе холодно?

– В ноги дует.

– Погоди минутку.

Он вылез из кресла, снял с кровати покрывало, обернул ей ноги.

– Сейчас согреешься.

Она приблизила губы к его щеке и потом прошептав ла на ухо:

– Давай лучше ляжем рядом.

Он замер. Потом тихо спросил:

– Ты правда хочешь?

– Да… Ты знаешь, я не… но я… я так тебя люблю, я хочу, чтоб ты знал, как я люблю тебя.

– О, моя любимая, моя малышка. Думаешь, я не хочу того же? Хочу. Очень хочу. Но не сразу. Я буду ходить и вспоминать твои поцелуи. Я пойду с тобой в кино, буду сидеть рядом и держать тебя за руку, а потом в толпе ты поглядишь на меня, а я пойму, что говорят твои глаза. Я хочу тебя всю, но сначала я хочу надежду.

Она отвернулась.

– Знаешь, ты будешь не первым.

– Но и ты тоже не первая.

– Да, да, я знаю.

– О Поппи?

– Да.

– А я все думал, догадываешься ты или нет? Но там у нас все было по – другому.

– Да, если бы было так, как у нас, ты бы наверняка съехал. Со мной тоже раньше так никогда не было.

– Ты любила его?

– Мне казалось, что любила. Да, любила. Только он был женат, а я не знала об этом.

– И поэтому ты приехала сюда?

– Я была так расстроена, в душе кавардак. Нужно было уехать, прийти в себя. До приезда в Лондон я жила очень замкнуто. Мои дядя и тетка очень тихие и мягкие люди, бездетные, они взяли меня к себе, когда мне было девять. Большое событие – в их возрасте взять ребенка. Да еще такого, как я. Я была довольно резкая и грубая. Я даже ругалась. Был период, даже хотела стать мальчишкой: тайно дружила с компанией ребят.

Он спросил о жизни до Эмхерста и, когда она начала рассказывать, обнял ее и прижал к себе. Она рассказала обо всем: об отце, Лауре, брате и сестре. Пo – детски торжественным тоном, без всякой жалости к себе. И он удивленно понял, что под личиной сдержанной и немного холодной женщины прячется маленькая девочка, ищущая любви, любви, которой ей так не хватало в жизни. И вот он держит в объятиях эту девочку, а она доверчиво делится с ним своей болью.

– Поедем в воскресенье к нам домой? Я тебя познакомлю с мамой.

– А она не злая, твоя мать?

Он весело хмыкнул.

– Иногда и позлиться может. Но ты ей понравишься. Только не напускай на себя вид холодной неприступности.

– А у меня вид холодной неприступности?

– Не совсем, конечно. Но когда тебе кажется, что кто‑то посягает на твои права, ты сразу принимаешь вид высокомерной недотроги – этакая дочь пэра.

Она расхохоталась.

– Да, да, знаю. Я за собой послежу. Это у меня защитный механизм, я его выработала еще в Эмхерсте. Сначала трудно было там ужиться…

Она взяла его за руку, чтоб взглянуть на часы.

– Час ночи.

– В это время вся респектабельная публика давно спит.

– А мы с тобой тоже респектабельные. Можно сформулировать так: в своей холостяцкой квартире он отверг притязания юной особы.

– Слушай, пожалуйста, не надо. Я совсем не хотел проверять на себе свою моральность. У нас будет свой час, будет, когда надо.

– Я понимаю тебя, – ответила она. – А ты перед сном будешь думать обо мне?

– Не уверен, засну ли сегодня.

– И я буду думать о тебе. Утром я открою глаза, сначала решу, что ничего не изменилось, утро как утро, а потом вспомню…

Он нежно поцеловал ее и стал вылезать из кресла.

– Мурашки, чертовы мурашки.

Он попрыгал, стараясь восстановить в ноге кровообращение. Она тоже встала, поправила прическу и одернула свитер. Потом бросилась к нему, обхватила, всем телом прижалась, спрятав лицо у него на груди.

– Маргарет, любимая, что с тобой?

– Ничего, – ответила она еле слышно. – Я просто глупая девчонка.

– Ты испугалась?

Она кивнула не отрывая головы.

– Я тоже боюсь немного. Никогда не мог себе представить, что все будет вот так.

Она снова прижалась к нему, потом отодвинулась и стала надевать туфли.

– Ты пошлешь роман?

– Ну, делай свое дело. – Он протянул ей ежегодник, уже раскрытый на нужной странице.

– О боже, сколько их тут! Они ж не могут быть все хорошими. Ладно, как тебе понравится вот этот?

Он обнял ее за плечи и поглядел, куда указывает палец.

– Хорошо. Как только получу рукопись, отошлю по этому адресу.

Он вложил свой стиснутый кулак ей в ладонь.

– Вот здесь моя жизнь, – сказал он, – в моей руке. – Расправил пальцы и приложил ладонь к ладони. – Я отдаю ее тебе.

– Надолго?

– Это решать тебе.

– Ну а ты понимаешь, что ты мне сейчас говоришь?

– Я понимаю.

– Пойду… Спокойной ночи, любимый.

Он открыл перед ней дверь.

– Ой, я собирался включить тебе свет, а здесь все зажжено.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но не успел этого сделать, она отпрянула и повернула голову.

– Что такое?

– Мне показалось, я услыхала что‑то.

– Ветер.

– Нет. – Она напрягла слух. – Нет, не ветер, послушай.

Он услыхал, как на улице воет ветер и грохочет по крыше. Постукивала неплотно закрытая входная дверь, и по кафельному полу струился поток холодного воздуха.

Тут Маргарет снова схватила его за плечо.

– Вот, опять. Разве ты не слышишь? Наверху. Похоже… похоже, кто‑то стонет!

– Честно говоря, я ничего, кроме ветра, не слышу. Может, труба в ванной?

Она все еще держала его за плечо, но теперь уже не так крепко. Он сделал шаг по направлению к лестнице, она, ухватив его за руку, пошла рядом.

– Подожди меня здесь.

Он тихо поднялся по лестнице. Если там что‑то не так, придется придумывать объяснение, а то она не заснет.

На лестнице было темно, но дверь в комнату Поппи стояла открытой и внутри горел свет. Он постоял на площадке, прислушиваясь. Здесь, наверху, ветра почти не было слышно. Раз горит свет и открыта дверь, значит, Поппи не спит. Но где тогда Суолоу? Внизу тоже никого нет. Уилф сделал несколько шагов к двери и уже поднял было руку, чтоб постучать, как вдруг услышал тот самый звук, который Маргарет уловила, стоя там, внизу.

С бьющимся сердцем он открыл дверь пошире и вошел в комнату. Она была пуста, на столике горела лампа, постель неприбрана. Одеяло сползло на пол. Не до конца, а так, наполовину. В страшном прозренье, зная заранее, что он сейчас увидит, Уилф заглянул за кровать. Он хотел произнести имя, но издал странный гортанный звук. Застыв от ужаса, не отрываясь он глядел на эту руку, отчаянно ухватившуюся за край одеяла, на розовое тело в нейлоновых складках сорочки, на повернутое в сторону лицо и на… кровь… кровь, о боже, сколько крови!

Закружилась голова. Он выбежал и ухватился за перила, чтоб не упасть… Потом как во сне пошел вниз по лестнице. На нижней ступеньке сел, опустил голову.

– Набери… набери три девятки.

Почувствовал, что Маргарет куда‑то ушла. Через минуту встал, пересек прихожую и взял из руки Маргарет телефонную трубку.

– «Скорая» слушает.

Усилием воли заставил работать голову, сказал ясно и четко:

– Звонят с Кросс – парк, дом 587. Немедленно пришлите врача и полицию.

На том конце провода голос звучал размеренно и спокойно. Уилф дал нужные сведения, положил трубку и взглянул на Маргарет.

– Поппи. Не ходи туда, ради бога. Мы ничем не можем помочь. Они сейчас приедут.

Все плыло перед глазами.

19

В носке была дырка, и ее основная цель состояла в том, чтоб окончательно натереть его большой палец. Он поставил ногу на постамент фонаря, снял ботинок.

– Камешек попал? – спросила Маргарет.

– Нет, в носке дырка. Целая дырища.

– Что ж ты мне не сказал?

– Что за важность. И не тратить же тебе свое время на штопку моих носков.

– А почему бы и нет? Я отнюдь не возражаю.

– Будет время, надоест.

Он сжал ее руку, чувствуя, что теперь, решившись после долгих колебаний, она стала нервничать. Пожалуй, без него вообще не пошла бы сюда. Он развернул карту города и стал проверять по ней.

– Да мы уже почти пришли, – сказал он. – Вот, погляди… Где‑то тут, улицы через две, должна быть церковь.

– Вон она, – сказала Маргарет.

– А нам туда – в переулок напротив.

Настоящего шоссе в южной части города не было, а была лишь дорога через лабиринт зашарпанных окраинных переулков, мимо складов, фабрик и вспышек света – света города, который виден сквозь пустоту, оставшуюся от давно снесенных зданий. Сейчас самое спокойное время: рабочий день кончился, люди пока еще сидят по домам. Один за другим мелькали автобусы, подбирая на остановках немногочисленных пассажиров.

– Мы же могли на автобусе доехать, – сказал Уилф.

– Да какая разница, уже почти пришли.

– Вообще да. Ты как?

– Нормально.

Наконец смогли разобрать цифру на одной из дверей.

– Номер три. А четные с той стороны. – Он снова взял ее за руку, пошли через улицу.

– Лестница подметена, дверь недавно покрасили, – сказал Уилф. – И дома кто‑то есть.

– Так. Ну, ладно, – сказала Маргарет, – ты где будешь? В пабе?

– Я ж не могу пойти с тобой.

– Да, сначала я сама.

– Ну, хорошо, я в пабе на углу. Буду нужен – позови.

Какой бледной кажется она под светом фонаря! Он нагнулся и поцеловал ее.

– Удачи, любимая.

И он пошел вниз по улице, оглянувшись шагов через двадцать, чтоб махнуть ей рукой. Она уже стояла на ступеньках дома, перед нею открылась дверь.

В те времена, когда пабы перестраивали сотнями, этот остался таким, каким был, наверное, тридцать лет назад. Только подкрасят изредка да обои наклеят. Деревянная перегородка между двумя залами выложена цветным стеклом, вдоль всей стены стойка, пол покрыт выцветшим линолеумом, круглые столики.

Первый зал был пуст, а из соседнего доносился шум веселой компании ребят, игравших в дарты. Марку пива, которым здесь торговали в розлив, Уилф видел впервые, поэтому взял бутылку «гиннеса». Остался у стойки. Бармен зазвенел мелочью и отсчитал сдачу.

– Ну, как на улице?

Это был довольно полный седовласый человек, небольшого роста и в очках. Жилет расстегнут, рукава рубашки закатаны, видна татуировка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю