Текст книги "Разрушение прикрытия (ЛП)"

Автор книги: Стелла Римингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

  Оглядываясь назад, она предположила, что эта настойчивость, должно быть, исходила от ее родителей, которые, как и многие иммигранты в Великобритании, отчаянно стремились к успеху своих детей. Ее отец был преуспевающим фармацевтом в Кампале, пока Иди Амин внезапно не решил, что Уганда больше не нуждается в своем азиатском сообществе, и выбросил их всех. Приехав в Англию практически без имущества, ее отец обнаружил, что его профессиональная квалификация не переносится в Великобританию. Поселившись в Лестере, где жило так много иммигрантов из Индии, он сумел с помощью двоюродного брата купить крохотный магазинчик на углу, где продавались сигареты и газеты, и поначалу больше ничего.

  Практически сразу же, как только Жасминдер научилась считать, она начала работать в магазине со своими старшими братьями, складывая полки и подметая пол, и все школьные годы одной рукой брала деньги у покупателей, а другой делала уроки. К тому времени, когда ее отец умер несколько лет назад, крошечный магазин превратился в небольшую сеть продуктовых магазинов в городе, которой теперь очень успешно управляли ее братья.

  Однако, в отличие от ее братьев, никогда не было и речи о том, чтобы Джасминдер присоединилась к бизнесу. Она была умной девочкой и зеницей ока своего отца – не в силах возобновить свою профессию, он был полон решимости, что его младший ребенок преодолеет барьеры, которые он нашел в Великобритании. В тот день, когда она получила письмо от Дарема о приеме, ее отец провел весь день, с гордостью объявляя эту новость каждому покупателю, зашедшему в магазин.

  Время от времени она чувствовала себя виноватой за то, что разочаровала своих родителей. Ее отец не мог понять, почему она решила стать академическим юристом и работать в благотворительных организациях по защите гражданских свобод, а не зарабатывать большие деньги в городской фирме. Ее мать была озадачена ее неспособностью выйти замуж и родить им еще внуков. Сама Джасминдер не была уверена в том, что у нее будут дети. Она любила детей и была любящей тетей для отпрысков своих братьев, особенно для маленькой Али, девочки с глазами лани, которой только что исполнилось семь лет, и она была умна и полна энергии. Но она также прекрасно понимала, что быть матерью и делать успешную карьеру трудно; слишком часто обе роли могли пострадать.

  И все же Джасминдер знала, что разочарование ее родителей было незначительным по сравнению с их гордостью за нее. Даже сейчас, спустя годы после того, как ее мать переехала в Индию после смерти мужа, она по-прежнему внимательно наблюдала за карьерой дочери на расстоянии. Когда Джасминдер недавно дебютировала в программе «Время вопросов» , ее мать предупредила половину клана Капур в Пенджабе, чтобы они смотрели ее знаменитую дочь на BBC.

  Убирая пылесос, Джасминдер подумала, что на самом деле она не сэкономила себе времени, согласившись на то, чтобы Лоренц приготовил ужин в ее квартире, вместо того, чтобы пойти с ним в ресторан. Как только она вернулась домой, то поняла, что это место было еще больше похоже на бомбовую площадку, чем обычно. Ей понадобилось больше часа, чтобы привести его в презентабельный вид, и она надеялась, что он не заметит стопки бумаг, которые она спрятала за диваном, или не откроет дверь в шкаф в прихожей, куда она засунула два мешка с мусором, которые она забыла. выставить на сбор.

  Но ее беспокойство по поводу состояния дома рассеялось, как только появился Лоренц с большой сумкой в одной руке и букетом ранних нарциссов в другой. После того, как она нашла вазу, он спокойно приказал ей идти и продолжать свою работу, и к тому времени, когда он вызвал ее на кухню, она отметила шесть сочинений. Он приготовил грибной омлет с зеленым салатом, а на десерт был лимонный пирог и ваза с ягодами, а когда она села за стол, он налил ей из холодильника стакан «Сансера». Разговор протекал легко, пока они ели, и она была рада, что он не стал говорить о разводе.

  После ужина они перешли в гостиную выпить кофе. Казалось естественным сидеть вдвоем на диване перед камином. Он спросил ее о ее лекции, которую он уже сказал, что сожалеет о том, что пропустил ее, и она рассказала ему о враждебной реакции, которую она вызвала у некоторых слушателей Королевского колледжа. Она сказала: «Теперь я привыкаю к тому, что меня перекрикивали с обеих сторон. Люди видят вещи в таких черно-белых тонах. Они либо думают, что правительство намеревается шпионить за каждым нашим делом – чтением всех наших электронных писем, мониторингом наших страниц в Facebook и каждым сообщением в Twitter, – либо они думают, что никому не должно быть позволено носить хиджаб или бороду, что ничего делается, чтобы защитить нас, и нам нужны дружинники на каждом углу.

  – Я, конечно, преувеличиваю, но так иногда кажется. Большинство из тех, кого я встречаю, принадлежат к первому лагерю, и очень трудно убедить их, что есть разумная золотая середина». Она остановилась и сделала глоток кофе, внезапно почувствовав себя неловко. Вот она сидит рядом с красивым мужчиной в романтической ситуации, и ей приходится болтать о гражданских свободах. Она сказала со слабой улыбкой: «Извините за монолог. Я полагаю, что я пытаюсь донести мысль, что я не тот пламенный человек, которым меня считают».

  'Это нормально. И я не думаю, что вам следует слишком заботиться о том, что думают люди. Пока вы знаете, кто вы есть, это все, что действительно имеет значение. Я эксперт по заблуждениям. Внезапно он с комической точностью передразнил голос собеседника на званом обеде: « Частное банковское дело звучит совершенно очаровательно, мистер Хансен. '

  Джасминдер рассмеялся. На мгновение она задумалась, стоит ли ей рассказать Лоренцу о недавнем подходе охотника за головами. Розамунд Батлер изначально просила ее никому об этом не говорить, но в их личной встрече она сказала, что Джасминдер может рассказать об этом своим родителям или партнеру, если захочет. Поскольку ее отец умер, а мать была в Индии, и у нее не было партнера, она задалась вопросом, разрешено ли ей вместо этого иметь суррогатную мать. Но она сказала себе, что это не мог быть Лауренс, раз она его почти не знала…

  Он поставил чашку с кофе на стол и придвинулся ближе к ней. – Надеюсь, ты не будешь возражать, Жасминдер, – сказал он, когда его рука скользнула по спинке дивана за ее плечи, – но я хотел поцеловать тебя последние два часа, так что тебе лучше скажи «нет» прямо сейчас, если не хочешь, чтобы я».

  Утром, когда Лоренц покупал круассаны в пекарне через дорогу, а Жасминдер готовила кофе, она решила рассказать ему о приближении охотника за головами. Он сказал, что должен уйти сразу после завтрака, что было некоторым облегчением (она снова думала о работе), хотя часть ее хотела, чтобы он остался на некоторое время. Она чувствовала с ним легкость, которую никогда раньше не испытывала с другими бойфрендами, и все же он сохранял легкую отстраненность, что делало его даже в их недавно обретенной близости немного загадочным. Она чувствовала, что у Лоренца есть много такого, о чем она хотела бы узнать.

  Поэтому она рассказала ему о странном телефонном звонке и последующей встрече с Розамунд Батлер. «Она дала мне все эти формы для заполнения, если я решу подать заявление. Я не знаю, что делать.

  – Вы знаете, что это за агентство?

  'Нет. Однако на выбор их всего три: GCHQ, MI5 и MI6».

  – Вы уверены, что их только трое? – дразняще спросил он.

  – Если есть еще один, то он такой секретный, что им не нужен директор по связям с общественностью.

  Они оба рассмеялись. Лоренц положил нож на тарелку и задумался. – Вы должны быть польщены, знаете ли.

  'Почему это?'

  – Кто бы это ни был, они, должно быть, много думают о тебе, раз так подходят. В конце концов, вы не были публичным сторонником разведывательных служб.

  'Я знаю. Моей первой реакцией было то, что меня, должно быть, с кем-то спутали».

  'Я сомневаюсь. Должен сказать, я больше думаю о них, когда узнаю, что они готовы рассматривать тебя на этот пост.

  – Да, но стоит ли мне серьезно обдумывать это? Я не уверен, что это хорошая идея.

  'Почему нет?' Он снова ел, его глаза сосредоточились на тарелке.

  «Ну, знаешь, если я останусь верным своим убеждениям, это может обернуться катастрофой. Если я этого не сделаю – ну, я могу стать посмешищем. Люди скажут, что я продался, что я буду делать работу того самого дьявола, на которого всегда жалуюсь».

  Лоренц задумчиво посмотрел на нее. – Не знаю, Джасминдер. Жизнь не так проста. Иногда вам нужно немного поступиться своими принципами, чтобы достичь целей, в отношении которых вы принципиальны. Опять же, иногда вы должны стоять твердо. Я не могу вам посоветовать. Я не знаю, каким путем это пойдет. Но, на мой взгляд, стоит пойти дальше. В конце концов, если вам предложат работу, вы всегда можете отказаться».

  12

  К тому времени, когда Пегги вернулась домой с работы, она голодала. Ворочавшись прошлой ночью, она в спешке пропустила завтрак. Затем она быстро пообедала со своей новой подругой Джасминдер Капур, но это был всего лишь салат, и притом очень маленький, и поскольку разговор был таким интересным, Пегги почти ничего не заметила.

  Думая о еде и о том, что находится в холодильнике, она открыла дверь в квартиру, которую делила с Тимом в Масвелл-Хилл. Она нашла его в их маленькой кухне, уже готовившим ужин. У нее упало сердце. В последнее время Тим стал готовить изысканные вегетарианские блюда, которые, несомненно, были полезными, но вызывали у Пегги тоску по простым радостям жареной свиной отбивной или кусочку бифштекса.

  Сегодняшний вечер не стал исключением. Когда она подняла крышку кастрюли, в нос ударил сильный аромат тушеной капусты; осматривая блюдо, она также могла видеть морковь, лук и липкую массу, которая, как она предположила, была баклажанами.

  – Закрой крышку, – сказал Тим из раковины. – Ты выпускаешь весь пар.

  – Вкусно пахнет, – солгала она.

  «Я нашел рецепт в Интернете», – гордо сказал он, и Пегги подумала: «Конечно, нашла».

  Пока Тим готовил свой вегетарианский шедевр, Пегги вдруг вспомнила, что через час к ней придет гость. К ее удивлению, Джасминдер довольно застенчиво объяснила, что к ней обратились по поводу должности в правительстве, и она решила подать заявление, но призналась, что не понимает, как справиться с бесконечной бумажной работой, необходимой в процессе подачи заявления. Пегги хорошо представляла себе пугающую кучу бланков и пояснительных листовок, поэтому она с радостью вызвалась помочь Джасминдер в этом процессе – пригласив ее сегодня вечером принести бланки в квартиру.

  Она ничего не могла поделать с запахом капусты, но могла немного прибраться, поэтому прошмыгнула по гостиной, складывая журналы и взбивая подушки на диване. Она только что закончила, когда Тим позвал ее на кухню ужинать.

  Они сидели за маленьким столом, где и ели всю свою еду. Пегги без энтузиазма посмотрела на овощное рагу в суповой миске перед ней. К нему прилагается половина багета, хотя она знала, что это тот самый, который она купила два дня назад, и его действительно нужно превратить в панировочные сухари. Ей хотелось открыть бутылку вина, но в последнее время Тим стал трезвенником, и это казалось пустой тратой времени только для нее.

  'Как прошел твой день?' – спросила она, когда они начали есть.

  – Как обычно, – кисло сказал он. «Я преподавал метафизику, пока все студенты смотрели в свои айфоны. Я бы сказал, что это пролетело прямо над их головами, потому что все они были опущены. Он глухо рассмеялся.

  Пегги попыталась улыбнуться. «Некоторые из них должны быть заинтересованы. Я имею в виду, что они пришли в „Кингс“ не только для того, чтобы переписываться со своими друзьями.

  – Вы будете удивлены. Он возился с куском сухого багета. – Не то чтобы я мог их винить.

  'Что ты имеешь в виду?'

  «В наше время поэты-метафизики кажутся большинству людей совершенно неуместными. Это если они вообще о них слышали.

  – Я не знаю об этом…

  'Конечно, вы делаете. Я начинаю понимать, насколько все это несущественно».

  'Что?'

  «Я рассказываю людям о стихах, которые они никогда бы не прочитали по своему выбору, написанных людьми, о которых они никогда не слышали. Вот что несущественно.

  – Не глупи. Она никогда раньше не слышала, чтобы он так пренебрежительно относился к своей работе. «Конечно, они слышали о них и читают их по своему выбору, иначе они не были бы в вашем классе с самого начала».

  «Они просто хотят степень – лист бумаги, который даст им работу».

  – Не могу поверить, что никому из ваших учеников это не интересно. У тебя только что был плохой день. И у тебя есть собственная работа, которой нужно заниматься. Она уже отложила ложку.

  Он покачал головой, давая понять, что она не понимает. «Я мог бы написать величайшую в мире монографию о Джоне Донне, и это ничего бы не изменило. Ничего подобного.

  «Почему это должно что– то менять ? Почему вы не можете удовлетвориться тем, что напишете что-то новое и оригинальное, что людям понравится и, может быть, чему-то научит?»

  Он презрительно посмотрел на нее, а затем вернулся к своему рагу. Мрак опустился на стол. Тут она вспомнила о своей гостье.

  – Ко мне кое-кто придет.

  'Что теперь?' – спросил он, выглядя встревоженным.

  'Через некоторое время. Не волнуйтесь – вам не нужно их развлекать. Вы можете остаться в своем кабинете.

  'Кто это?' – спросил он обвиняюще.

  Она не смотрела на него. «Джасминдер Капур. Женщина, которая читала лекцию, к которой я ходил несколько недель назад.

  «Что, здесь? Ты, должно быть, шутишь. Она придет пообщаться с нами?

  «Это не общение. Она хочет от меня помощи. Она решила устроиться на работу в госслужбу – веришь или нет, к ней обратились – и она находит формы чем-то вроде кошмара. Я предложил помочь ей заполнить их».

  – Зачем ты это сделал?

  – Потому что она спросила меня, не хочу ли я. Как я мог сказать нет? Кроме того, она очень милая, Тим. Ты бы полюбила ее, если бы дала ей половину шанса. Она не то, что ты думаешь.

  Проигнорировав это, он спросил: «Она знает, на кого ты работаешь?»

  – Нет, я просто сказал, что был госслужащим в Министерстве обороны. Но я думаю, она могла догадаться. На ней нет мух.

  – И это ее не беспокоит? – спросил он.

  – Не похоже, – сказала Пегги, стараясь сохранять спокойствие. Она не любила ссор, особенно с Тимом. Они никогда их не имели. Она всегда думала, что он гордится тем, чем она зарабатывает на жизнь. Он знал, что она не может говорить о деталях этого, но раньше он, казалось, полностью поддерживал ее. Она не могла не спросить: «Тебя это беспокоит ? » Она обнаружила, что ее голос слегка дрожит.

  Он не ответил, а только устало покачал головой. Затем он сказал: «Если Капур претендует на работу в правительстве, то она еще большая фальшивка, чем я думал. Какой-то радикальный, – саркастически добавил он. Он сердито посмотрел на Пегги. – Не ждите, что я приму ее у себя.

  – Я не знаю, – запротестовала Пегги. – Я же сказал тебе – ты можешь остаться в своем кабинете. Тебе даже не нужно здороваться.

  – Не волнуйся, я не буду. Он казался необъяснимо разъяренным. – На самом деле, вы можете оставить это место себе.

  Он резко встал и вышел из комнаты. Пегги сидела за столом, ошеломленная, недоумевая, что она сделала, чтобы вызвать такую реакцию. Неужели так ужасно было помогать Жасминдер? Обернувшись, она увидела через открытую дверь, что на Тиме было пальто. Не попрощавшись, он вышел из квартиры.

  Пегги вздохнула и посмотрела на часы. Джасминдер будет здесь с минуты на минуту. Лучше бы она сварила кофе. Когда она встала, чтобы убрать со стола, то поняла, что ее руки трясутся. И она заметила, что Тим еще не доел свое рагу.

  13

  После ограбления Жасминдер стало неловко гулять по вечерам в одиночестве. Была еще только ранняя весна, и когда она вышла из метро Bounds Green, уже стемнело. Когда она пошла по адресу, который ей дала Пегги, она почувствовала уже знакомое покалывание в позвоночнике. За пределами станции улицы были хорошо освещены, по дороге проезжало множество автомобилей и фургонов. Вместе с ней из поезда сошло несколько человек, и, как обычно после ограбления, она была настороже в отношении тех, кто следует за ней. Она уже нашла дорогу к квартире Пегги еще до того, как покинула благотворительный офис в Кэмден-Тауне; она не хотела, чтобы ее видели консультирующейся со своим телефоном – это привлекало к себе внимание незнакомцев. Она не всегда была такой нервной. До штурма она ездила одна везде и в любое время, не задумываясь. Она злилась, когда думала, что эти мужчины изменили ее, и пугала ее.

  Сколько она себя помнила, она никогда не была в Масуэлл-Хилле, хотя это было недалеко от того места, где она жила. У него была репутация респектабельного среднего класса с улицами больших эдвардианских вилл, которые никто, кроме состоятельных профессионалов, не мог позволить себе купить в наши дни. Но Пегги, казалось, жила на самом краю его, там, где он сливался с районом маленьких магазинчиков и ветхих домов. Пока она шла, Джасминдер размышляла, что, должно быть, это один из районов, которые агенты по недвижимости описали как «созревшие для джентрификации». Дождь прекратился, и небо было ясным, хотя, как обычно, в желтой галогенной дымке Лондона звезды были едва различимы.

  Она почувствовала облегчение, когда наконец увидела название улицы Пегги и свернула по ней. Было очень тихо, больше никого не было видно. Затем впереди нее она услышала стук в дверь, и кто-то вышел из одного из садов. Ее желудок сжался от мгновенного страха, но когда человек прошел через дугу уличного фонаря, она расслабилась. Это был молодой человек, худощавый и неуклюжий, с вьющимися рыжими волосами, в студенческом пальто и кроссовках. Он выглядел смутно знакомым и даже отдаленно не угрожающим – вызывающим, но милым. Когда он приблизился к ней на тротуаре, она вежливо улыбнулась ему, но, к ее удивлению, он посмотрел на нее в ответ, когда проходил мимо.

  Она нашла дом Пегги; это был тот самый, из которого только что вышел молодой человек. Нажав кнопку вызова верхней квартиры, Джасминдер задумался, кем бы он мог быть. Судя по красочному описанию Пегги за ланчем, ее бойфренд Тим был доброй душой, ученым, настолько поглощенным своими исследованиями, что обычно не знал, какой сегодня день недели. Не тот человек, который смотрит на незнакомцев с враждебностью.

  Пегги втолкнула ее внутрь, и Джасминдер поднялась на два пролета по узкой лестнице на верхний этаж. Квартира оказалась просторной и удобной, с большой гостиной и кухней в стороне.

  – Какая милая квартира, – сказал Жасминдер, пока Пегги ставила кружки на поднос.

  – Тим нашел, – сказала она. – Мы здесь около года. Это хороший район и очень тихий – по крайней мере, он находится дальше по этой улице, в стороне от главной дороги.

  – Тим здесь?

  – На самом деле ты только что упустил его. Ему пришлось уйти.

  Значит, угрюмый мудак, мимо которого она прошла, был Тим. Как странно. Может быть, он был раздражен тем, что в будний вечер у него был гость. Джасминдер сказала: «Надеюсь, я не помешала вам провести вечер».

  – Вовсе нет, – сказала Пегги. – Давай выпьем кофе – или ты предпочитаешь бокал вина или травяной чай? У нас всегда огромный ассортимент необычных чаев. Тим не одобряет кофеин ни в какой форме. Думает, это разрушает клетки мозга.

  – Может быть, он и прав, но я не могу без него – так что кофе мне, пожалуйста, – сказала Жасминдер. «Хотя, увидев эту форму, вы можете подумать, что нам тоже нужна алкогольная поддержка».

  Пегги ухмыльнулась. Она знала форму. Она сама заполнила его не так много лет назад, когда присоединилась к МИ-6, прежде чем перейти в МИ-5, чтобы работать с Лиз.

  «Не волнуйтесь. Я уверен, что мы сможем взломать его, между нами. А там нас ждет бутылка вина на случай, если нам понадобится помощь.

  Они сидели на кухне, пока кофе не был готов, затем Жасминдер достала из сумки большой коричневый конверт и разложила его содержимое на обеденном столе.

  – Мне немного жалко просить тебя о помощи, – призналась она. «Это не значит, что мне семнадцать и я подаю документы в университет. Я уже заполнил множество форм. Но просто они кажутся такими разными – и они так много хотят знать. Одна из проблем заключается в том, что я на самом деле не знаю, хочу ли я на самом деле эту работу и хочу ли я рассказывать им все эти вещи о себе».

  – Что ж, давайте посмотрим на это. Я уверен, что когда мы разберем его, это не будет казаться таким уж плохим. Давайте начнем с этой части, – оживленно сказала Пегги, вытаскивая страницу с личными данными. – Вы родились в Великобритании? Джасминдер кивнул. – Родители родились здесь? Нет? Что ж, вам придется объяснить, когда и почему они пришли сюда.

  После того, как Джасминдер рассказала ей все об Уганде и Иди Амин, Пегги начала понимать, что все будет не так просто, как она думала. «Давайте просто объясним это в нескольких словах в том ящике, и если они захотят еще, они могут спросить вас об этом, когда придут брать у вас интервью для проверки».

  – Следующим они хотят узнать все о моих родственниках, – сказал Жасминдер. «Мои братья зарежут меня, если какой-нибудь человек в костюме в тонкую полоску придет в магазин, чтобы расспросить их об их политических взглядах».

  – Я не думаю, что они будут. Пегги вообще не была уверена, будут они или нет. – Думаю, они просто поищут их где-нибудь в какой-нибудь базе данных. И если они не террористы или организованные преступники, я не думаю, что они пойдут дальше. Что дальше?'

  Речь шла о близких личных отношениях. Была ли она замужем? Нет. Была ли она в отношениях? Джасминдер колебался. – Я не знаю, что здесь написать, – сказала она, слегка покраснев. – Я бы сказал «нет», но помнишь, я говорил тебе, что меня ограбили и как мужчина прогнал грабителей? Пегги кивнула. «Ну, с тех пор я иногда видел его, а на днях он остался ночевать».

  – Он собирается остаться? – спросила Пегги. «Потому что это, кажется, спрашивает о совместном проживании, и если вы видели его всего два или три раза, а он остался только один раз, я не думаю, что это считается. Нет, если только он не переезжает.

  'О нет. Я не вижу, чтобы это происходило. Он женат и ждет завершения своего развода, и ему нужно быть очень осторожным. Очевидно, ей нужны его деньги.

  – Ну, тогда я не думаю, что он подходит для этой формы. Если они спросят, когда придут брать у вас интервью, вы могли бы объяснить это, но я не думаю, что он имеет отношение к делу. Не так, как обстоят дела.

  'Это хорошо. Я все равно не знаю всех его подробностей, и мне было бы очень неловко спрашивать его. Этого достаточно, чтобы оттолкнуть любого человека, если он думает, что его запишут в бланке.

  – Это правда, – сказала Пегги. «Я должен был уведомить министерство обороны о Тиме, когда мы вместе сняли эту квартиру, и он был не в восторге от этого».

  Следующие несколько вопросов не вызвали у Джасминдер никаких проблем, пока они не коснулись банковских реквизитов. «Что они хотят знать о моем счете в банке и есть ли у меня ипотека, кредиты и все такое прочее? Я не хочу им говорить. Это не их дело.

  – Я думаю, они пытаются защитить тебя, – сказала Пегги. – Они хотят убедиться, что вас не шантажируют. Я полагаю, они также хотят убедиться, что вы не получаете средства из таинственного иностранного источника.

  – Вы хотите сказать, что они хотят убедиться, что я не шпион?

  'Ну да. Наверное, да, – сказала Пегги, вытаращив глаза. – Вполне может быть.

  Джасминдер покачала головой. – Как нелепо, – сказала она, добавляя подробности. «Как будто я сказал бы им, если бы я был».

  К тому времени, когда формы были готовы, было уже одиннадцать часов, и бутылка Каберне Совиньон была почти пуста. Последней проблемой было то, кого Жасминдер должна была выбрать в качестве своих трех судей. С работой и университетом проблем не было, но кого поставить для личной жизни?

  – Могу я вас поставить? – спросила она Пегги.

  – Нет, я так не думаю. Должен сказать, что я знаю вас всего несколько недель, и я уверен, что они не сочтут, что этого достаточно. У тебя нет друзей из школы или университета?

  – Ну, есть Эмма, которую я до сих пор часто вижу. Мы вместе были в Дареме. Она юрист, но настроена против истеблишмента, и если бы она знала, что я подаю заявление на работу в секретное государство, она бы подумала, что я сошел с ума. Она может отказаться отвечать на любые вопросы.

  – Почему бы тебе не спросить ее? Скажи ей, что ты проникаешь в тайное государство, чтобы заставить его изменить свои методы и стать более подотчетным.

  «Может быть, это то, что я думаю, что я делаю . Иначе с какой стати я претендую на эту работу? – спросила Жасминдер почти про себя, засовывая исписанные страницы обратно в конверт и кладя его в сумку.

  – Послушай, тебе уже слишком поздно возвращаться на трубу. Почему бы тебе не остаться? У нас есть свободная комната – это всего лишь кладовка, но кровать в порядке. Я не знаю, куда делся Тим. Я бы уже ожидал, что он вернется.

  – Я не останусь, спасибо. У меня завтра ранний старт. У вас есть местная фирма по производству микроавтобусов, куда мы могли бы позвонить?

  А через десять минут, обняв, поцеловав и поблагодарив, Жасминдер вышла из квартиры. Когда входная дверь внизу закрылась, Пегги зевнула. Это был долгий день. Она поставила чайник и заварила себе ромашковый чай, оставив кружку и пакетик с чайными пакетиками до тех пор, пока Тим не вернется домой.

  Но, как она обнаружила несколько часов спустя, когда ненадолго проснулась и потянулась в постели, в ту ночь он не вернулся.

  14

  Весна теперь была больше, чем просто намек. Туристические катера стояли на Темзе, а Лиз шла по набережной. Возле здания парламента садовник подстригал первую в этом году траву. В воздухе еще витала свежесть, но было ясно, что зима проиграла битву.

  Лиз пересекла Парламент-сквер, затем пошла по краю Сент-Джеймсского парка, пока не дошла до ступеней Герцога Йоркского, ведущих к террасе Карлтон-Хаус. Поднявшись на них, она свернула на Пэлл-Мэлл, мимо ряда зданий, похожих на мавзолей, в которых располагались одни из старейших клубов Лондона – Traveller's, The Reform, RAC, Oxford и Cambridge. Это была не территория Лиз; она чувствовала себя неуместной в районе, который, казалось, был заполнен мужчинами, похожими на Джеффри Фейна. Хотя в большинство этих клубов теперь допускались женщины, они не принадлежали Лиз к женщинам, и ей это место по-прежнему казалось преимущественно мужским.

  Она свернула на Сент-Джеймс-стрит, еще один мужской бастион клубов, мастерских по пошиву обуви и шляп и старомодных виноторговцев. Но в ресторане, куда она направлялась, где она договорилась встретиться с главным констеблем Пирсоном, было освежающе душно, с огромным передним окном, через которое прохожие могли видеть яркую современную мебель и стены, украшенные абстрактными фресками. Когда она вошла, ей пришло в голову, что она действительно очень мало знает человека, с которым собиралась пообедать.

  Они вместе работали над делом о терроризме в Манчестере сразу после убийства Мартина Сёра, но, оглядываясь назад, она поняла, что шок от его внезапной смерти поставил ее на автопилот, и ее воспоминания обо всем этом деле были смутными. Пирсон руководил операцией и продемонстрировал Лиз смесь сочувствия и такта, о которых она должна была знать только задним числом.

  Он уже сидел за столом. Когда Лиз подошла, он встал, чтобы поприветствовать ее теплым рукопожатием. Он был высоким – на пару дюймов выше шести футов – и худощавым, со светлыми волосами, которые были немного длиннее, чем помнила Лиз. Она также забыла, какой он красивый, с правильными чертами лица и поразительными зелеными глазами. На нем был легкий серый клетчатый костюм с голубым шелковым галстуком, украшенным маленькими бегемотиками. Он выглядел, подумала Лиз, крайне непохожим на полицейского.

  Пирсон сказал: «Я рад, что вы нашли время пообедать».

  'Рад тебя видеть. Что привело вас в Лондон?

  «Вчера было заседание Совета начальников полиции, – сказал он, – а сегодня утром я остался на подкомитете по борьбе с терроризмом».

  Лиз кивнула. «Сейчас есть о чем поговорить на этом фронте, – сказала она. Главные констебли со всей Великобритании регулярно собирались для обмена информацией и получения брифингов от внешних агентств о новых законах, новых методах, новых угрозах. В прошлом Лиз посещала пару из них.

  – Итак, – сказал Пирсон, – вы очень заняты работой в эти дни?

  Она была благодарна за вопрос. В последние месяцы так много людей сочли уместным начать разговор, спросив, как она себя чувствует, как будто только они додумались спросить; Хуже всего было, когда ее спрашивали, как она в своем «внутреннем я». В этих вопросах скрыт негласный вопрос: стало ли вам лучше ? Как если бы горе было болезнью, от которой нужно выздоравливать.

  – Да, довольно занят, – признала она. – Я вернулся в контрразведку. Он занят больше, чем я ожидал. Я уверен, что у тебя много на себя.

  Он улыбнулся. 'Ты можешь сказать это снова. Каждый раз, когда я начинаю думать, что справился со своей работой, что-то встает и сильно кусает меня».

  Подошел официант, и они сделали заказ, затем некоторое время небрежно болтали, отложив работу в сторону. Пирсон был намного спокойнее, чем крепкая фигура, которую она помнила по операции под Манчестером, и она обнаружила, что может расспросить его о нем самом, что принесло облегчение; ей надоело отбиваться от вопросов о себе. Оказалось, что он любил футбол и болел за «Манчестер Юнайтед», все очень предсказуемо (Лиз старалась не зевать), а также камерную музыку и более поздние альбомы Pink Floyd, которых не было. Он проводил большую часть выходных, когда не был при исполнении служебных обязанностей, гуляя по Озерному краю или помогая своему зятю, рыбаку, у которого была лодка в Саутпорте.

  «Это не похоже на большой перерыв».

  – О, это так, – сказал он. – Я не могу поймать мобильную связь, когда мы более чем в миле от берега. Это единственное место, где никто не может добраться до меня.

  Лиз рассмеялась. – Я полностью понимаю. Иногда мне хочется, чтобы мобильный телефон никогда не был изобретен. Ваше кажется идеальным решением.

  – Есть только одна проблема.

  'Ой?'

  «У меня морская болезнь». Он скривился, и Лиз рассмеялась. «Я пробовал все – от Драмина до коньяка, – но ничего не помогало. В любом случае, что ты делаешь, когда не работаешь?