Текст книги "Это рискованно (ЛП)"

Автор книги: Стелла Римингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

  «Аль Сафа, агент ITS? Тот самый, о котором Маккей рассказывал нам вчера?

  – Да, тот. Этот Мансур – и это, должно быть, довольно распространенное имя – идентифицирован как один из полудюжины сотрудников автомастерской на дороге Кабула. Судя по всему, аль-Сафа остановился там и посмотрел на какие-то подержанные автомобили. У пакистанского связного была пара парней на хвосте, и когда Аль-Сафа двинулся дальше, они высадили человека, чтобы составить список сотрудников».

  «И это все?»

  «Вот и все.»

  Уэзерби задумчиво кивнул. «Причина, по которой я спрашиваю, заключается в том, что по какой-то причине, которую я сейчас не могу понять, Джеффри Фейн только что позвонил мне и попросил держать в курсе».

  – О Мансуре? – удивленно спросила Лиз.

  «О Мансуре. Мне пришлось сказать ему, что в сложившихся обстоятельствах петли не было».

  «И?»

  «И это было так. Он поблагодарил меня и повесил трубку».

  Лиз позволила своим глазам блуждать по голым стенам. Интересно, почему Уэзерби позвал ее к себе в кабинет для разговора, который вполне мог состояться по телефону.

  – Прежде чем ты уйдешь, Лиз, все в порядке? Я имею в виду, ты… в порядке?

  Она встретила его взгляд. Он был тем, чьё лицо, как она ни старалась, так и не смогла вызвать из памяти. Иногда ей удавалось вспомнить каштановые волосы и глаза мертвого листа, иногда кривую асимметрию носа и рта, но четкое столкновение его черт ускользало от нее. Даже сейчас, стоя перед ним, он казался неуловимым. Как всегда, тонкая ирония пронизывала их профессиональные отношения, как будто они встречались в другое время и на какой-то иной основе.

  Но их никогда не было, и вне контекста их работы Лиз очень мало знала о нем. Была жена, у которой предположительно были какие-то хронические проблемы со здоровьем, и пара мальчиков в школе. Они жили где-то на реке – может быть, в Шеппертоне или в Санбери? Одно из тех мест Крысы, Жабы и Крота на западе.

  Но это был предел ее знаний. Что касается его вкусов, интересов или того, на какой машине он водил, она понятия не имела.

  «Я выгляжу так, как будто я не в порядке?»

  "Ты отлично выглядишь. Но я знаю, что этот бизнес с марципаном был непростым. Он очень молод, не так ли?

  «Да. Он.»

  Уэтерби наклонно кивнул. – Он также является одним из наших ключевых активов – или обещает быть – поэтому я отдал его вам. Вы расспросите его, ничего не говорите и дайте мне посмотреть продукт – я пока не хочу, чтобы он объявлялся.

  Лиз кивнула. – Я не думаю, что он еще зарегистрирован на радаре Фейна.

  «Давайте так держать. Нам предстоит долгая игра с этим молодым человеком, а это означает, что никакого давления с этой стороны не будет. Просто сконцентрируйтесь на том, чтобы заставить его прочно укорениться. Если он так хорош, как вы говорите, продукт последует».

  – Пока ты готов ждать.

  «Сколько потребуется. Он все еще думает, что пойдет в университет в следующем году?

  "Нет. Сказал он родителям или нет, я не знаю.

  Уэзерби сочувственно кивнул, встал и подошел к окну. Некоторое время смотрел на реку, прежде чем повернуться к ней лицом. "Скажите мне. Как вы думаете, чем бы вы занимались, если бы не работали здесь?»

  Лиз посмотрела на него. – Забавно, что ты спрашиваешь об этом, – наконец сказала она. Потому что сегодня утром я задавал себе более или менее тот же вопрос.

  – Почему именно сегодня утром?

  «Я получил письмо».

  Он ждал. В его молчании было что-то задумчивое, непринужденное, как будто у них двоих было все время мира.

  Сначала нерешительно, не зная, как много он уже знает, Лиз начала набрасывать контуры своей жизни. Ее беглость удивила ее; это было так, как будто она репетировала хорошо заученную легенду для прикрытия. Правдоподобно-даже проверяемо-но в то же время не совсем реально.

  Более тридцати лет ее отец управлял поместьем Бауэрбридж в долине реки Наддер недалеко от Солсбери. Он и мать Лиз жили в сторожке поместья, и Лиз выросла там. Однако пять лет назад Джек Карлайл умер, и вскоре после этого владелец Бауэрбриджа продал его. Леса и рощицы, из которых состояла спортивная усадьба, были проданы местному фермеру, а главный дом с подстриженными деревьями, теплицами и огороженным садом купил владелец сети садовых центров.

  Уходящий владелец, щедрый человек, поставил условием продажи, чтобы вдова его бывшего управляющего занимала сторожку бесплатно до конца своих дней и сохраняла за собой право купить ее, если пожелает. Пока Лиз работала в Лондоне, ее мать жила в восьмиугольном домике одна, и когда новый владелец поместья превратил Бауэрбридж-Хаус и его сады в специализированный питомник садоводов, она устроилась туда на неполный рабочий день.

  Зная и любя поместье, эта работа как нельзя лучше подходила Сьюзен Карлайл. В течение года она работала полный рабочий день в питомнике, а восемнадцать месяцев спустя уже руководила им. Когда Лиз приезжала к ней на выходные, они совершали долгие прогулки по мощеным аллеям и травяным аллеям, а мать рассказывала о своих надеждах и планах относительно детской. Проходя мимо сирени, ряды кремовых и лиловых рядов, воздух был насыщен их ароматом, она бормотала их имена, как литанию: Массена, Декэн, Белль де Нанси, Персика, Конго... Целые акры белых и красных камелий а также рододендроны – желтые, розовато-лиловые, алые, розовые – и сады восковой ароматной магнолии. В разгар лета каждый поворот был новым и головокружительным откровением.

  В другое время, пока дождь барабанил по стеклу и вокруг них поднимался запах сырой зелени, они ходили по железным дорожкам эдвардианских теплиц, и Сьюзен объясняла различные методы размножения, пока перед ними тянулись ряды черенков и саженцев. в перспективную бесконечность.

  Она явно надеялась, что в какой-то не слишком отдаленный момент Лиз решит покинуть Лондон и заняться управлением детской. Тогда мать и дочь будут жить в счастливой компании в сторожке, и со временем появится «нужный человек» – смутно воображаемая фигура, похожая на сэра Ланселота.

  Лиз ни в коем случае не была полностью против этой идеи. Мечта о возвращении домой, о том, чтобы проснуться в спальне, в которой она спала в детстве, и провести дни в окружении спелых кирпичей и зелени Бауэрбриджа, была соблазнительной. И она не возражала против красивых рыцарей на белых конях. Но на самом деле она знала, что зарабатывать себе на жизнь в деревне – это очень тяжелая работа, предполагающая сознательное сужение кругозора. При нынешнем положении дел ее вкусы, друзья и мнения были столичными, и она не думала, что у нее хватит метаболизма, чтобы иметь дело с сельской местностью на постоянной основе. Весь этот дождь, все эти властные женщины с их мелочным снобизмом и их полным приводом, все эти местные газеты, полные неновостей и рекламы сельскохозяйственной техники. Лиз знала, что, как бы она ни любила свою мать, у нее просто не хватило бы терпения на все это.

  И вот в то утро пришло письмо. Сказать, что Сьюзен Карлайл решила купить. Что она вкладывает свои сбережения, а также деньги, которые она заработала на питомнике, и выплату по страхованию жизни после смерти мужа в сторожку Бауэрбриджа.

  – Думаешь, она пытается заманить тебя туда? – тихо спросил Уэзерби.

  «На каком-то уровне да», – сказала Лиз. «В то же время это очень щедрое решение. Я имею в виду, что она может прожить там даром всю оставшуюся жизнь, так что она думает обо мне. Беда в том, я думаю, что она надеется на… – она поставила стакан и отчаянно пожала плечами, – соответствующий жест. И прямо сейчас я просто не могу думать в таких терминах».

  «Есть что-то в том месте, где ты вырос, – сказал Уэзерби. – Ты никогда не сможешь вернуться туда. Нет, пока ты не изменишься и не увидишь это место другими глазами. А иногда и не тогда».

  Судорожный стук схватил радиатор за его столом, и почувствовался слабый запах нагретой пыли. Горизонт за окнами был смутным на фоне зимнего неба.

  – Прости, – сказала Лиз. – Я не хотел обременять вас своими не очень важными заботами.

  – Это что угодно, только не бремя. Его взгляд, тронутый меланхолией, играл вокруг нее. – Тебя здесь очень ценят.

  Какое-то время она сидела неподвижно, понимая, что еще не сказала, а затем быстро встала на ноги.

  «В-вас повысили», – рискнул Дэйв Армстронг пару минут спустя, когда она вернулась к своему столу. «В-вас уволили. C-несмотря на жесткое официальное неодобрение, вы публикуете свои мемуары. Н-ничего из вышеперечисленного.

  – Вообще-то, – сказала Лиз, – я перебегаю в Северную Корею. Рай Пхеньяна в это время года». Она задумчиво поерзала в кресле. – Вы когда-нибудь говорили с Уэзерби о чем-нибудь, кроме работы?

  – Я так не думаю, – сказал Дэйв, задумчиво тыкая пальцем в клавиатуру. «Однажды он спросил меня, знаю ли я счет тестового матча, но я думаю, что это настолько личное, насколько это вообще возможно. Почему?"

  "Нет причин. Но Уэтерби – довольно призрачная фигура даже для этого места, не так ли?

  «Вы думаете, что он должен появиться в „ Большом брате знаменитостей“ ? В рамках новой подотчетности?»

  «Если вы понимаете, о чем я.»

  «Наверное.» Он хмуро посмотрел на свой экран. – Слова «Миладун Наби» для тебя что-нибудь значат?

  «Да, Миладун Наби – день рождения Пророка. Где-то в конце мая, я думаю.

  «Ваше здоровье.»

  Она обратила внимание на мигающую лампочку сообщения на ее стационарном телефоне. К ее удивлению, Бруно Маккей пригласил на обед.

  «Я знаю, что это ужасно быстро, – раздался вялый голос, – и я уверен, что вы уже заняты, но я хотел бы кое-что… обдумать с вами, если позволите».

  Она недоверчиво покачала головой. Это было так Шесть, намек на то, что день – и борьба с терроризмом – на самом деле превратились в одну длинную вечеринку с коктейлями. Малл? Она никогда не задумывалась. Она страдала, и она сделала это одна.

  Но почему нет? По крайней мере, это будет возможность рассмотреть Маккея с близкого расстояния. Несмотря на предполагаемый новый дух сотрудничества, Пятый и Шестой никогда не были бы безмятежными товарищами по постели. Чем лучше она знала своего собеседника, тем меньше у него было шансов перехитрить ее.

  Она позвонила по номеру, который он ей оставил, и он поднял трубку с первого звонка.

  «Лиз!» – сказал он, прежде чем она открыла рот. – Скажи мне, что ты можешь прийти.

  «Хорошо.»

  "Фантастика! Я приеду и заберу тебя».

  "Ничего страшного. Я могу легко…

  Его слова легко пронзили ее. – Вы можете быть на Ламбет-Бридж, ваш конец, в двенадцать сорок пять? Увидимся там."

  «В ПОРЯДКЕ.»

  Она повесила трубку. Это может быть очень интересно, но ей придется оставаться в тонусе. Повернувшись к экрану компьютера, она переключила свои мысли на Фараджа Мансура. Она предположила, что тревога Фейна возникла из-за его неуверенности в том, что покупатель поддельных водительских прав в Бремерхафене был тем же человеком, что и контактное лицо «Аль-Сафа» в Пешаваре. Он, вероятно, поручил бы кому-нибудь в Пакистане проверить автомастерскую прямо сейчас. Если они оказывались другими людьми, а Фарадж Мансур все еще ремонтировал джипы на Кабул-роуд, то мяч был честно и прямо на стороне Пятого.

  Скорее всего, это были два разных человека, а Мансур из Бремерхафена был экономическим мигрантом, который заплатил за проезд в Европу – вероятно, за какую-то адскую одиссею в контейнере – и теперь собирался перебраться через Ла-Манш. Вероятно, в одном из британских городов его двоюродный брат держал для него место шофера мини-кеба. Скорее всего, все дело было в иммиграционной службе, а не в разведке. Она разместила это в глубине души.

  К 12:30 она чувствовала странное предвкушение. Как назло, а может и нет, она была элегантно одета. Поскольку вся ее рабочая одежда либо промокла после стирки, либо томилась в куче химчистки, она была вынуждена вернуться в платье от Ронита Зилха, которое купила на свадьбу. Он стоил целое состояние, даже при продаже, и выглядел крайне неуместным для дневного сбора разведывательной информации. Чтобы сделать ситуацию еще более экстремальной, единственная обувь, которая подходила к платью, была из шелка в рубчик. Реакцией Уэтерби на ее появление было едва заметное расширение глаз, но он ничего не сказал.

  В двадцать часов на ее стол поступил звонок, который, как она подозревала, уже несколько раз прыгал по всему зданию. Группа фотографов, называвших себя наблюдателями за самолетами, была перехвачена полицией в районе, прилегающем к базе США в Лейкенхите, и служба безопасности ВВС США настаивала на том, чтобы их всех проверили перед освобождением. Лиз понадобилось пару минут, чтобы переложить ответственность на следственный отдел, но она справилась и поспешила из офиса в платье Зилхи, частично прикрытом ее пальто.

  Она обнаружила, что Ламбетский мост не был идеальным местом для свиданий в декабре. После прекрасного утра небо потемнело. Раздражающий восточный ветер теперь хлестал вниз по реке, волоча ее за волосы и заставляя мусор плясать вокруг ее шелковых туфель. Кроме того, мост был зоной без остановок.

  Она стояла там уже пять минут, глаза ее текли, когда серебристый БМВ резко остановился у обочины, и пассажирская дверь распахнулась. Под звуки гудков она быстро забралась на сиденье, и Маккей, на котором были темные очки, вырулил обратно в поток машин. В машине звучал компакт-диск, и звуки табла, ситара и других инструментов наполняли высокотехнологичный салон BMW.

  – Фатех Нусрат Али Хан, – сказал Маккей, когда они свернули на кольцевую развязку Милбэнк. «Огромная звезда на субконтиненте. Знаешь его вещи?

  Лиз покачала головой и попыталась привести в порядок взъерошенные ветром волосы. Она улыбнулась про себя. Этот человек был слишком хорош, чтобы быть правдой – идеальный представитель рода Воксхолл Кросс. Они уже пересекали мост, и музыка достигла кульминации. Когда они влились в пробку на набережной Альберта, динамики наконец замолчали. Маккей снял солнцезащитные очки.

  – Ну, Лиз, как ты?

  – Я… в порядке, – ответила она. «Большое Вам спасибо.»

  «Хорошо.»

  Она посмотрела на него сбоку. На нем была бледно-голубая рубашка с открытым воротом и закатанными наполовину рукавами, открывавшими простор загорелым и мускулистым предплечьям. Часы, которые выглядели так, будто весили не менее полкилограмма, были Breitling Navitimer. И у него была выцветшая татуировка. Морской конек.

  «Так!» она сказала. «Чем я обязан чести…»

  Он пожал плечами. «Мы разные числа, ты и я. Я подумал, что мы могли бы перекусить, выпить пару бокалов вина и обменяться мнениями».

  – Боюсь, я не пью во время обеда, – возразила Лиз и тут же пожалела о своем тоне. Она звучала сварливо и защищалась, и не было никаких оснований предполагать, что Маккей пытался быть более чем дружелюбным.

  – Прошу прощения за столь короткий срок, – сказал Маккей, взглянув на нее.

  "Без проблем. Я не совсем та женщина, которая обедает, если не считать сэндвича Thames House и пачки отчетов с камер наблюдения на моем столе.

  – Не пойми меня неправильно, – сказал Маккей, снова взглянув на нее, – но ты действительно выглядишь как человек, который обедает.

  – Я приму это за комплимент. На самом деле, я так одет, потому что сегодня днем у меня встреча».

  «Ах. У тебя есть агент в „Харви Николс“?

  Она улыбнулась и отвела взгляд. Огромная и нетерпимая громада здания МИ-6 возвышалась над ними, а затем Маккей махнул левой рукой в извилины односторонней системы Воксхолла. Через две минуты они уже сворачивали в узкий тупик у Саут-Ламбет-роуд. Подъехав к небольшому шиномонтажному и выхлопному центру, Маккей припарковал «БМВ», выпрыгнул из машины и открыл перед Лиз дверь.

  – Вы не можете просто оставить это здесь, – запротестовала Лиз.

  – У меня с ними небольшая договоренность, – беззаботно сказал Маккей, приветственно махнув рукой человеку в промасленном комбинезоне. «Только наличными, так что я не могу назвать это деловыми расходами, но они следят за машиной. Вы проголодались?"

  – Думаю, да, – сказала Лиз.

  «Отлично.» Взяв с заднего сиденья галстук цвета индиго и темно-синий пиджак, он закатал рукава и надел их. Он снял их только для поездки? – недоумевала Лиз. Просто чтобы она не считала его слишком чопорным?

  Он запер машину быстрым писком пульта. – Думаешь, в этих туфлях ты пройдешь пару сотен ярдов? он спросил.

  «Если повезет».

  Они повернули обратно к реке и, миновав подземный переход, оказались у подножия нового роскошного комплекса на южной стороне моста Воксхолл. Приветствуя сотрудников службы безопасности, Маккей провел Лиз через атриум в оживленный и привлекательный ресторан. Скатерти были из белого льна, серебряная и стеклянная посуда сияла, а темная панорама Темзы обрамлялась завесой из зеркального стекла. Большинство столиков были заняты. Когда они вошли, приглушенный гул разговоров на мгновение стих. Оставив пальто на столе, Лиз последовала за Маккеем к столику с видом на реку.

  «Все это очень мило и неожиданно», – искренне сказала она. «Спасибо за приглашение.»

  «Спасибо, что приняли.»

  «Я предполагаю, что немало из этих людей – ваша партия?»

  – Один или два из них, и когда вы только что прошли через комнату, вы повысили мою репутацию на несколько сотен процентов. Вы заметите, что за нами незаметно наблюдают.

  Она улыбнулась. «Я это отмечаю. Вы должны отправить своих коллег вниз по реке на один из наших курсов по наблюдению.

  Они изучили меню. Доверительно наклонившись вперед, Маккей сказал Лиз, что может предсказать, что она собирается заказать. Достав из кармана ручку, он протянул ее ей и велел отметить то, что она выбрала.

  Стараясь не дать ему увидеть, Лиз, держа меню под столом, отметила салат из копченой утиной грудки. Это была закуска, но рядом с ней она написала «в качестве основного блюда».

  – Хорошо, – продолжил Маккей. «Теперь сверните меню. Положи в карман».

  Она так и сделала. Она была уверена, что он не видел того, что она написала.

  Когда подошел официант, Маккей заказал стейк из оленины и стакан итальянского бароло. – А для моей коллеги, – добавил он с легкой улыбкой, кивая на Лиз, – салат из утиной грудки. В качестве основного блюда.

  – Очень умно, – сказала Лиз, нахмурившись. «Как ты это сделал?»

  «Засекречено. Выпей вина».

  Ей бы хотелось немного, но она чувствовала, что должна придерживаться своего заявления о том, что нельзя обедать. – Не буду, спасибо.

  «Просто стакан. Составь мне компанию."

  – Хорошо, тогда только один. Расскажи, как ты…»

  – У тебя нет допуска к службе безопасности.

  Лиз огляделась. Никто не мог увидеть то, что она написала. В поле зрения не было никаких отражающих поверхностей.

  «Весельчак. Скажите мне.»

  «Как я сказал…»

  – Просто скажи мне, – сказала она, одолеваемая раздражением.

  "Хорошо, я буду. Мы разработали контактные линзы, которые позволяют нам видеть сквозь документы. Сейчас я ношу пару».

  Она прищурила на него глаза. Несмотря на ее решимость оставаться объективной и рассматривать обед как своего рода разведку, она начала отчетливо злиться.

  – И знаешь, – продолжал он тихим бормотанием, – они тоже работают с тканью.

  Прежде чем Лиз успела ответить, на белую скатерть упала тень, и она подняла глаза и увидела стоящего над ней Джеффри Фейна.

  "Элизабет. Как приятно видеть вас на нашей стороне реки. Надеюсь, Бруно как следует о тебе позаботится?

  – Действительно, – сказала она и замолчала. Было что-то пугающее в попытках Фейна быть дружелюбным.

  Он слегка поклонился. «Пожалуйста, передайте привет Чарльзу Уэзерби. Как вы знаете или должны знать, мы очень уважаем ваш отдел.

  – Спасибо, – сказала Лиз. «Я буду.»

  В этот момент прибыла еда. Когда Фейн отошел, Лиз взглянула на Маккея и успела заметить выражение соучастия – или тень такого взгляда – между двумя мужчинами. О чем все это было? Наверняка не только тот факт, что один из них развлекал самку этого вида на ланче. Был ли в этом случае элемент надуманной работы? Фейн, казалось, не очень удивился, увидев ее.

  – Скажи мне, – сказала она. – Каково снова быть здесь?

  Маккей провел рукой по своим выгоревшим на солнце волосам. – Это хорошо, – сказал он. «Исламабад был захватывающим, но жестким. Я был там незадекларирован, а не входил в состав аккредитованной дипломатической команды, и хотя это означало, что я мог сделать гораздо больше в плане работы с агентами, это также было намного более напряженным».

  – Вы жили вне базы?

  «Да, в одном из пригородов. Формально я работал в одном из банков, поэтому каждый день появлялся в костюме, а вечером совершал светские обходы. После этого я обычно не спал всю ночь, либо допрашивая агентов, либо шифруя и отправляя отчеты обратно в Лондон. Так что, несмотря на то, что быть в самом конце игры было увлекательно, это было довольно изматывающе».

  «Что привлекло вас в бизнесе в первую очередь?»

  Улыбка тронула скульптурный изгиб его рта. «Наверное, так же, как и вы. Шанс практиковать обман, который всегда приходил сам собой».

  "Есть это? Всегда естественно, я имею в виду?

  «Мне сказали, что я солгал очень рано. И я никогда не ходил на экзамены в школе без шпаргалки. Накануне вечером я писал картографической ручкой на бумаге для авиапочты, а затем сворачивал в ручную трубку».

  – Так ты попал в Шестую?

  «Нет, к сожалению, не было. Я думаю, что они просто взглянули на меня, решили, что я достаточно хитрая штука, и втащили меня сюда».

  «Какую причину вы назвали для того, чтобы присоединиться?»

  "Патриотизм. В то время это казалось правильным».

  – И это истинная причина?

  – Ну, ты знаешь, что они говорят. Последнее пристанище негодяя и так далее. На самом деле, конечно, это были женщины. Все эти гламурные секретари министерства иностранных дел. У меня всегда был комплекс Манипенни».

  – Я не вижу здесь много Манипенни.

  Серые глаза весело забегали по комнате. «Похоже, что я ошибся, не так ли? Тем не менее, легко пришло, легко ушло. А ты?"

  – Боюсь, у меня никогда не было комплекса секретного агента. Я был одним из первых, кто ответил на вопрос: «В ожидании Годо?» объявление."

  – Как болтливый мистер Шейлер.

  «Точно.»

  «Как ты думаешь, ты пройдешь дистанцию? Оставайтесь дома, пока вам не исполнится пятьдесят пять или шестьдесят, или сколько вам лет? Или вы уйдете и присоединитесь к Lynx или Kroll или к одной из этих частных консультантов по безопасности? Или уйти и родить детей от торгового банкира?

  «Это альтернативы? Это мрачный список».

  Подошел официант, и, прежде чем Лиз успела запротестовать, Маккей указал на их стаканы, показывая, что им нужно еще. Лиз воспользовалась коротким перерывом, чтобы оценить ситуацию. Бруно Маккей был возмутительным флиртом, но он, несомненно, был хорошей компанией. У нее был гораздо лучший день, чем если бы он не позвонил ей.

  – Не думаю, что мне будет легко покинуть Службу, – осторожно сказала она. «Это был мой мир вот уже десять лет». Так оно и было. Она ответила на объявление во время своего последнего семестра в университете и присоединилась к набору следующей весной. Ее первые три года, время от времени прерываемые учебными курсами, она провела в отделении Северной Ирландии в качестве стажера. Работа – просеивание разведывательных данных, проведение расследований, подготовка оценок – временами была повторяющейся, а временами вызывала стресс. Затем она перешла в контрразведку, а через три года – или четыре? – ее неожиданно откомандировали в Ливерпуль, в полицию Мерсисайда, а затем перевели в отдел по борьбе с организованной преступностью в Доме Темзы. Работа велась неустанно, и руководитель ее отдела, суровый бывший полицейский по имени Дональдсон, совершенно ясно дал понять, что ему не нравится работать с женщинами. Когда в отделе, наконец, произошел прорыв – прорыв, за который в значительной степени была ответственна Лиз, – все стало выглядеть ярче. Ее перевели в отдел по борьбе с терроризмом, и она обнаружила, что Уэтерби некоторое время наблюдал за ее успехами. «Я бы очень понял, если бы тебе все это надоело», – сказал он ей с меланхолической улыбкой. «Если бы вы посмотрели на внешний мир, увидели бы награды, доступные человеку с вашими способностями, свободу и общительность всего этого…» Но к тому времени она была уверена, что не хочет делать ничего другого. «Я в деле на время», – сказала она Маккею. «Я не мог вернуться».

  Его рука скользнула по столу и накрыла ее. «Ты знаешь о чем я думаю?» он сказал. «Я думаю, что мы все изгнанники из собственного прошлого».

  Лиз посмотрела на его руку и большие часы Breitling на запястье, и через мгновение он отпустил ее. Этот жест, как и все в нем, был безмятежным и не оставлял следов неловкости или сомнения. Его слова вообще что-нибудь значили? У них было хорошо поношенное кольцо вокруг них. Скольким другим женщинам он сказал то же самое и точно таким же тоном?

  – Так что насчет тебя? спросила она. «Откуда вы в изгнании?»

  «Ничего особенного», – сказал он. «Мои родители развелись, когда я был совсем маленьким, и я рос, мотаясь туда-сюда между домом моего отца в Тестовой долине и домом моей матери на юге Франции».

  – Они оба еще живы?

  "Боюсь, что так. В грубом добром здравии.

  – И вы поступили на службу сразу после университета?

  "Нет. Я изучал арабский язык в Кембридже и поступил в Сити в качестве аналитика по Ближнему Востоку в одном из инвестиционных банков. Параллельно с ВАК занимался территориальной армией».

  «Что?»

  «Почетная артиллерийская рота. Бегает по Солсбери-Плейн и запускает взрывчатку. Хорошо повеселиться. Но через какое-то время банковское дело потеряло свой блеск, поэтому я сдал экзамен на министерство иностранных дел. Хочешь пудинга?

  «Нет, я не хочу пудинга, спасибо, и второй бокал вина мне тоже не очень-то и нужен. Я должен подумать о том, чтобы вернуться через реку.

  «Я уверен, что наши соответствующие боссы не будут возражать против небольшой… межведомственной работы по взаимодействию», – запротестовал Маккей. – Хоть кофе выпей.

  Она согласилась, и он сделал знак официанту.

  – Так скажи мне, – сказала она, когда принесли кофе. – Как ты увидел, что я написал в меню?

  Он посмеялся. – Я этого не сделал. Но каждая женщина, с которой я ел здесь, заказывала одно и то же».

  Лиз уставилась на него. – Мы настолько предсказуемы, не так ли?

  «На самом деле, я был здесь только один раз, и то с полдюжиной человек. Трое из них были женщинами, и все они заказывали то, что заказывали вы. Конец истории."

  Она спокойно посмотрела на него. Глубоко вздохнул. – Сколько тебе было лет, когда ты начал лгать?

  «Я не могу победить, не так ли?»

  – Наверное, нет, – сказала Лиз. Она одним глотком выпила наперсток эспрессо. – Но тогда меня не касается, с кем ты обедаешь.

  Он посмотрел на нее с понимающей полуулыбкой. «Возможно.»

  – Мне нужно идти, – сказала она.

  «Выпей бренди. Или кальвадос или что-то в этом роде. Снаружи холодно."

  – Нет, спасибо, я пошел.

  Он поднял руки в знак капитуляции и позвал официанта.

  За пределами неба была листовая сталь. Ветер трепал их волосы и одежду. – Было весело, – сказал он, беря ее за руки.

  – Да, – согласилась она, осторожно доставая их. «Увидимся в понедельник».

  Он кивнул, полуулыбка все еще была на месте. К облегчению Лиз, кто-то выходил из такси.

  10

  Дерсторп-Странд и в лучшие времена был унылым местом, а в декабре, как показалось Диане Мандей, наступил конец света. Несмотря на лыжную куртку из гусиного пуха, она дрожала, спускаясь с полноприводного чероки.

  Диана не жила в Дерсторпе. Красивая женщина лет пятидесяти с дорогими светлыми волосами и барбадосским загаром жила со своим мужем Ральфом в особняке в георгианском стиле на окраине Марш-Крик, в трех с половиной милях к востоку. Рядом с Марш-Крик было хорошее поле для гольфа, небольшой парусный клуб и Трафальгар. Продолжайте движение вдоль побережья, и вы доберетесь до Бранкастера и самого яхт-клуба, а в трех милях от него будет рынок Бернем, который с точки зрения привлекательности был почти как Челси-он-Си, с соответствующими ценами на жилье.

  В Дерсторпе не было свидетельств ни одного из этих преимуществ. В Дерсторпе был тематический паб в стиле кантри и вестерн («Ленивая буква W»), автобусный парк, мини-маркет Londis и обдуваемое ветром муниципальное поместье. Летом на берегу моря сезонно поселился фургон с бургерами без лицензии.

  За Дерсторпом, уходящей на запад к Уошу, находилась пустынная полоса побережья, известная местным жителям как Стрэнд. Примерно в миле по его длине стояло пять бунгало, построенных в 1950-х годах. В какой-то момент своей недавней истории, предположительно в попытке противостоять безжалостной монотонности природы, они были окрашены в веселые розовые, желтые и мандариновые цвета. Однако соленый воздух уже давно вымыл цвет и скрутил чешуйки краски с досок, вернув им выцветшую однородность. Ни у кого из них не было ни телевизионной антенны, ни телефонной связи.

  Дайан Мандей купила бунгало Strand годом ранее в качестве инвестиции. Ей они не нравились – по правде говоря, они вызывали у нее мурашки по коже, – но изучение доходов предыдущего владельца убедило ее, что они принесут солидную денежную прибыль при минимальных затратах и усилиях. Бунгало обычно пустовали поздней осенью и зимой, но даже тогда иногда появлялся орнитолог или писатель. Удивительно много людей, как ни странно это казалось Диане, жаждали почти ничего, что предлагал Стрэнд. Непрерывный шлепок прилива о гальку, ветер в солончаках, пустынный переход моря и неба – этого, казалось, было более чем достаточно.

  Надеюсь, они удовлетворят молодую женщину, стоящую теперь спиной к самому западному из бунгало. По-видимому, аспирант, работающий над диссертацией. Одетая в парку, джинсы и прогулочные ботинки и держа в руках справочник Совета по туризму, в котором Дайан рекламировала себя, она выжидающе смотрела на горизонт, когда ветер развевал ее волосы на ее лице, а море волочило серо-белую гальку перед домом. ей.

  Как женщина французского лейтенанта, подумала Дайана, которая давно питала нежность к актеру Джереми Айронсу, но моложе и не так красива. Сколько ей было лет? Может быть, двадцать два или три? И, вероятно, могла бы выглядеть вполне презентабельно, если бы удосужилась приложить усилия. Волосы нуждались в обработке – этот тусклый орехово-коричневый боб требовал внимания приличного колориста, – но основная структура была на месте. Не то чтобы девочкам в этом возрасте можно было что-то сказать; Диана пыталась с Мирандой, и ей откусили голову за старания.