Текст книги "Развод. Пусть горят мосты (СИ)"

Автор книги: Стася Бестужева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 16

Глава 16

Аптека на первом этаже торгового центра встречает меня стерильной белизной и запахом лекарств. Пока выбираю сироп от кашля для Даниила, мысленно подсчитываю расходы. Последние недели я трачу больше обычного… сначала оплата адвоката, теперь лекарства, завтра школьная экскурсия Ники... Но волноваться не о чем. На нашем семейном счету должно оставаться около четырехсот тысяч… те самые деньги, которые Павел не успел вывести до того, как я обнаружила его махинации.

– С вас три тысячи восемьсот сорок шесть рублей, – сообщает фармацевт, собирая мой заказ. Помимо сиропа я взяла витамины для обоих детей и новый тонометр для себя – последние недели давление скачет, неудивительно при таком стрессе.

Протягиваю карту, краем глаза замечая время на часах – через полчаса нужно забрать Даниила из школы. Он останется дома, пока я поеду с Никой на прием к ортодонту. График плотный, но выполнимый.

– Извините, но платеж не проходит, – фармацевт хмурится, глядя на терминал. – Попробуем еще раз?

– Да, конечно, – киваю, чувствуя легкое беспокойство. Может, проблемы со связью?

Она проводит картой снова, и снова терминал издает негативный писк.

– Карта отклонена, – говорит она. – Попробуйте другую или наличные.

Меня бросает в жар. Другой карты у меня нет, а наличных с собой только тысяча рублей – на такси до клиники ортодонта, если мы опоздаем на автобус.

– Извините, я... – начинаю я, но телефон прерывает меня звонком. Банк.

– Елена Викторовна? – женский голос звучит профессионально отстраненно. – Служба безопасности банка «Империал». Вы только что пытались совершить покупку?

– Да, но карта не работает...

– На вашем счете установлено ограничение. Доступ временно заблокирован.

Сердце пропускает удар.

– Какое ограничение? Кем установлено?

– Ограничение установлено вторым держателем счета, Федорковым Павлом Андреевичем, сегодня в 10:45. Причина: подозрительные транзакции.

Воздух застревает в горле. Павел заблокировал наш общий счет. В то время как я была на операции, он лишал меня доступа к нашим деньгам.

– Но... но это наш семейный счет, – говорю я, пытаясь сохранить спокойствие. – Я имею такие же права, как и он.

– К сожалению, в договоре указано, что любой из держателей может инициировать временную блокировку при подозрении на мошенничество. Для разблокировки требуется личное присутствие обоих держателей в отделении банка.

Мошенничество. Он обвиняет меня в мошенничестве с нашими общими деньгами.

– Спасибо за информацию, – выдавливаю я и сбрасываю звонок.

Фармацевт смотрит на меня с плохо скрываемым любопытством. В очереди за мной уже несколько человек, нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу.

– Извините, – я чувствую, как краска заливает лицо, – мне придется оставить покупку. Проблемы с картой.

– Ничего страшного, – кивает она, убирая мои товары под прилавок. – Бывает.

Выхожу из аптеки на деревянных ногах. Меня трясет – от унижения, от ярости, от осознания того, насколько беззащитной я оказалась. Все эти годы я работала, вкладывала в семью, доверяла мужу управление нашими финансами. И вот результат – я не могу купить лекарство ребенку, потому что Павел решил меня наказать.

Сажусь на скамейку у торгового центра, пытаясь собраться с мыслями. Нужно действовать, но как? Денег на такси до банка нет. Телефон показывает четыре пропущенных от Павла. Видимо, ждал моей реакции на свой «сюрприз».

Набираю номер Максима. Он отвечает после первого гудка.

– Лена? Что случилось?

– Извини, что беспокою, – мой голос дрожит, как бы я ни старалась говорить спокойно. – Павел заблокировал нашу карту. Я не могу купить лекарства Даниилу, не могу забрать его из школы... У меня буквально тысяча рублей наличными.

– Где ты сейчас? – его тон становится деловым, без тени осуждения или жалости.

– В торговом центре на Ленина. У аптеки.

– Жди, я буду через пятнадцать минут.

Он сбрасывает, не давая мне возможности возразить. Сижу, сжимая телефон, и пытаюсь справиться с волной унижения. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой беспомощной. Даже в студенческие годы, когда приходилось экономить на всем, у меня был контроль над ситуацией. А сейчас я – преуспевающий врач, мать двоих детей – сижу у аптеки, не имея возможности купить элементарные лекарства.

Телефон вибрирует от входящего сообщения. Павел.

«Нам нужно серьезно поговорить о твоих тратах. Мое терпение не безгранично. Отвечай на звонки».

Зажмуриваюсь, сдерживая слезы ярости. Ни намека на извинения, ни слова о том, что он лишил меня средств на лекарства ребенку. Только претензии и требования.

Еще одно сообщение, следом:

«Кстати, дети сегодня со мной. Я заберу их из школы. Не беспокойся».

Холод пробегает по спине. Он все продумал. Заблокировал счет, зная, что я не смогу даже доехать до школы. А теперь «великодушно» забирает детей, становясь героем в их глазах. Манипулятор. Абьюзер. Человек, с которым я прожила тринадцать лет, даже не подозревая, на что он способен.

Максим приезжает раньше обещанного. Выходит из машины, окидывает меня внимательным взглядом и молча протягивает конверт.

– Что это? – спрашиваю я, не двигаясь.

– Двадцать тысяч. На первое время. Не заем, Лена. Подарок.

– Я не могу...

– Можешь, – он садится рядом, и его присутствие действует успокаивающе. – Когда-то ты спасла жизнь моей дочери, помнишь? Аппендицит, перитонит. Я никогда не забуду, как ты оперировала всю ночь. Так что считай это благодарностью, если тебе так легче.

Медленно беру конверт. Он прав – два года назад Полина поступила к нам с запущенным аппендицитом, начинался перитонит. Я провела шесть часов в операционной, боролась за каждый миллиметр здоровой ткани. Но это было моей работой, моим долгом как врача. Я не ждала благодарности.

– Спасибо, – говорю тихо. – Я верну, как только разберусь с этим кошмаром.

– Не торопись, – он встает. – Ты уже звонила адвокату?

– Нет еще. Только узнала о блокировке.

– Позвони сейчас же. И давай я отвезу тебя в аптеку, потом в школу. У меня перерыв между операциями, час свободен.

Сажусь в его машину, ощущая странное облегчение. Не только от решения финансовой проблемы – от того, что я не одна в этой битве.

***

Офис Анны Громовой находится в старинном особняке в центре города. Высокие потолки, лепнина, антикварная мебель – все создает атмосферу солидности и надежности. Сама Анна – женщина около пятидесяти, с короткой стрижкой и внимательными глазами – кажется частью этого интерьера. Строгий костюм, минимум украшений, четкие движения.

– Значит, он заблокировал счет, – она просматривает выписки, которые я принесла. – А затем сам забрал детей из школы, не поставив вас в известность заранее.

– Да, – киваю я. – И прислал сообщение только когда знал, что я не смогу ничего сделать.

– Классическая тактика, – она делает пометку в блокноте. – Финансовый контроль плюс манипуляции с детьми. Создание образа «хорошего папы» и одновременно лишение вас ресурсов для сопротивления.

Ее спокойный, аналитический подход помогает мне тоже успокоиться. В этих стенах моя ситуация – не трагедия, а кейс. Проблема, которую нужно решить методично и последовательно.

– Что самое странное, – продолжаю я, – он никогда раньше не интересовался моими тратами. Я могла покупать что угодно, он только кивал, подписывая счета. А теперь вдруг заявляет о «подозрительных транзакциях».

– Ничего странного, – Анна откладывает документы. – Это не о деньгах, это о контроле. Раньше вы были под его контролем, поэтому траты не беспокоили. Сейчас вы вышли из-под контроля, и он использует финансы как рычаг давления.

Она права, конечно. И почему я сама не видела этого раньше? Как позволила превратить себя в безвольный придаток к «успешному мужу»?

– Что мне делать? – спрашиваю я, возвращаясь к насущным проблемам. – Я даже не могу оплатить брекеты Нике. А это двести тысяч.

– Для начала открыть отдельный счет. В другом банке, – Анна протягивает мне визитку. – Здесь все данные моего знакомого менеджера. Он поможет без лишних вопросов. Все ваши доходы должны идти туда, начиная с сегодняшнего дня.

– А как быть с нашим общим счетом? С домом, который в ипотеке?

– Этим мы займемся через суд, – она наклоняется вперед. – Но сначала скажите мне – правда, что начальный капитал для бизнеса вашего мужа поступил от продажи вашей наследственной квартиры?

– Да, – киваю я. – Бабушка оставила мне двухкомнатную в центре. Мы продали ее в первый год брака, вложили в строительную фирму Павла.

– А ваше имя фигурировало в документах компании?

– Изначально да. Я была соучредителем с долей в 40%.

Анна щурится, делая еще одну пометку.

– А сейчас?

– Не знаю, – признаюсь я. – Павел давно ведет все дела компании. Я подписывала какие-то документы пару лет назад, но, честно говоря, даже не читала их. Доверяла мужу.

– Это мы проверим, – кивает она. – Но подготовьтесь к тому, что вашего имени там уже нет. Мужчины вроде вашего мужа никогда не оставляют подобных зацепок. Он наверняка «вывел» вас из состава учредителей при первой возможности.

Ее слова вызывают новую волну тревоги. Если я больше не соучредитель компании, построенной на деньги от моей квартиры, то на что вообще могу рассчитывать при разделе имущества?

– Я была так наивна, – говорю тихо. – Все эти годы...

– Не корите себя, – неожиданно мягко прерывает меня Анна. – Вы не первая и не последняя женщина, поверившая человеку, которого любила. Я сама прошла через похожую ситуацию двадцать лет назад. Поэтому и стала семейным адвокатом.

Она протягивает мне файл с документами.

– Здесь план наших дальнейших действий. Во-первых, тщательный аудит всех финансов. Во-вторых, сбор доказательств его недобросовестного поведения – блокировка счета, вывод активов, манипуляции с детьми. В-третьих, составление иска о расторжении брака и разделе имущества. Все это займет время, но мы должны действовать методично.

– А как быть с детьми? – спрашиваю я, вспоминая сегодняшний случай. – Он может просто не вернуть их сегодня. Сказать, что им лучше с ним.

– Без решения суда он не имеет права удерживать детей против вашей воли, – отвечает Анна. – Если такое произойдет, немедленно звоните мне, будем действовать через полицию. Но, скорее всего, он пока не решится на такой шаг. Ему выгоднее создавать образ заботливого отца, а не похитителя.

Ее уверенность немного успокаивает меня. Я просматриваю документы, и в голове постепенно складывается план действий. Звоню своему главному бухгалтеру в больнице, договариваюсь о переводе зарплаты на новый счет. Потом, следуя совету Анны, связываюсь с ее знакомым банкиром и назначаю встречу на завтра.

Уже у выхода из офиса меня останавливает вопрос Анны:

– Кстати, а вы случайно не знаете, где сейчас находится оригинал свидетельства о браке? У многих моих клиенток эти документы таинственным образом «исчезают» перед разводом.

Замираю, пытаясь вспомнить. Наши документы всегда хранились в сейфе кабинета Павла. Сейфе, который я обнаружила пустым несколько недель назад.

– Боюсь, он мог забрать и его, – признаюсь я.

– Ничего страшного, – она улыбается. – Запросим дубликат в ЗАГСе. Просто хотела проверить, насколько серьезно ваш муж готовится к противостоянию. Судя по всему – очень серьезно.

***

К вечеру, когда я возвращаюсь домой после встречи с Анной, нервное напряжение достигает предела. Детей Павел так и не привез. На мои звонки не отвечает, на сообщения реагирует односложно: «Они со мной, все в порядке».

В восемь вечера, когда я уже готова звонить в полицию, у дома останавливается его машина. Выхожу на крыльцо, стараясь выглядеть спокойной, хотя внутри все клокочет от гнева и тревоги.

Даниил выпрыгивает первым – возбужденный, с новым игрушечным роботом в руках.

– Мама! Смотри, что папа купил! Он трансформируется в машину! А мы были в парке, а потом в «Макдональдсе», а потом в игрушечном! И мороженое ели!

– Здорово, – улыбаюсь я, обнимая его, хотя внутри все сжимается. Типичная тактика – задарить ребенка, накормить фастфудом и сладостями, стать «веселым папой» в противовес «строгой маме».

Ника выходит следом… тихая, напряженная. В отличие от брата, она прекрасно понимает, что происходит.

– Привет, мам, – говорит она, крепко обнимая меня. И шепчет на ухо: – Не волнуйся, я все поняла.

Моя умная, проницательная девочка. В свои двенадцать она видит манипуляции там, где восьмилетний Даниил видит только веселье и подарки.

Павел выходит последним, с наигранной улыбкой на лице.

– Вот, привез твоих детей, – говорит он, подчеркивая слово «твоих». – Накормленные, довольные, с домашними заданиями все в порядке.

– Спасибо, – отвечаю нейтрально. – Дети, идите в дом, я сейчас подойду.

Когда они скрываются за дверью, поворачиваюсь к Павлу. Его самодовольная улыбка говорит о многом – он считает, что выиграл этот раунд.

– Больше так не делай, – говорю я тихо, но твердо. – Не забирай детей без предупреждения. И не блокируй мой доступ к деньгам.

– Это не только твои дети и не только твои деньги, – парирует он. – Я имею такое же право решать, где они проводят время и на что тратить наши средства.

– Тогда почему ты не предупредил меня заранее? Почему не обсудил свои опасения насчет трат, а просто заблокировал карту, зная, что мне нужно купить лекарства Даниилу?

Он пожимает плечами, и в этом жесте столько пренебрежения, что я едва сдерживаюсь, чтобы не вспылить.

– Ты не отвечала на звонки. А дети были в надежных руках – с отцом.

– В следующий раз я обращусь в полицию, – говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Если ты заберешь детей без предупреждения или задержишь их допоздна, я заявлю о похищении.

Его лицо искажается от злости.

– Ты не посмеешь!

– Посмею, – отвечаю спокойно. – Я больше не та наивная женщина, которой можно манипулировать, Павел. Запомни это.

Разворачиваюсь и иду в дом, чувствуя, как его взгляд прожигает мне спину. Это объявление войны, и мы оба это знаем. Но впервые за много лет я чувствую себя не жертвой, а бойцом.

Вечером, уложив детей, сижу на кухне с чашкой чая и листом бумаги. План действий: завтра открыть счет в новом банке, изменить зарплатные реквизиты, начать поиски квартиры для аренды. Оставаться в одном доме с Павлом становится все опаснее – не физически, но психологически. Особенно для детей, которые оказываются между двух огней.

Телефон вибрирует от входящего сообщения. Максим.

«Как ты? Дети вернулись?»

«Да, все в порядке. Спасибо за помощь сегодня».

«Всегда пожалуйста. Помни, ты не одна в этой битве».

Перечитываю его сообщение несколько раз, и на душе становится теплее. Битва только начинается, но у меня есть союзники. И самое главное – у меня есть план.

Уже засыпая, слышу тихий стук в дверь спальни. Ника.

– Мам, ты не спишь? – шепчет она, просовывая голову в щель.

– Нет, заходи, – я включаю ночник, сажусь в кровати.

Она проскальзывает в комнату, забирается ко мне под одеяло, как делала в детстве, когда ей снились кошмары.

– Знаешь, – говорит она, прижимаясь ко мне, – папа сегодня расспрашивал о тебе. О том, не приходят ли к тебе друзья, не звонят ли мужчины.

Сердце пропускает удар. Он использует собственного ребенка как шпиона.

– И что ты ответила? – спрашиваю осторожно.

– Что это не его дело, – в ее голосе звучит такая решимость, что я невольно улыбаюсь. – И что если бы к тебе и приходили друзья, это было бы нормально, потому что вы больше не вместе.

Обнимаю ее крепче, чувствуя безмерную гордость и одновременно тревогу. Моя дочь защищает меня, хотя должно быть наоборот.

– Спасибо, милая. Но не нужно ссориться с папой из-за меня.

– Я не ссорюсь, – отвечает она. – Просто говорю правду. Он больше не имеет права указывать тебе, с кем общаться.

В этот момент я понимаю – какими бы тяжелыми ни были предстоящие месяцы, мы справимся. Вместе с моими детьми, которые оказались намного сильнее и мудрее, чем я могла представить.

– Я люблю тебя, Ника, – говорю, целуя ее в макушку. – Больше всего на свете.

– И я тебя, мам, – она зевает, устраиваясь поудобнее. – Можно, я посплю с тобой сегодня?

– Конечно, – отвечаю, выключая ночник.

В темноте, слушая ровное дыхание дочери, я думаю о том, что завтра начинается новый этап моей жизни. Жизни, в которой я больше не буду зависеть от мужчины, предавшего меня. Жизни, в которой мосты с прошлым действительно сгорят – но из их пепла возродится что-то новое. Что-то настоящее.

Глава 17

Глава 17

В половине одиннадцатого вечера, когда дети уже спят, а я сижу на кухне с ноутбуком, изучая документы от адвоката, раздается звонок в дверь. Резкий, настойчивый. Сердце пропускает удар – кто может приехать в такое время?

Через глазок вижу знакомую фигуру в темном пальто. Мама. Ирина Александровна стоит на крыльце с растерянным лицом, нервно поправляя сумочку через плечо.

– Мама? – открываю дверь, удивленная. – Что случилось? Ты же не предупреждала...

– Лена, – она входит, снимает пальто дрожащими руками, – мне звонил Павел. Я очень волнуюсь.

Внутри все холодеет. Конечно. Павел добрался и до неё. Расширяет фронт атаки, привлекает на свою сторону всех, кого может.

– Проходи, – говорю я, ведя её в гостиную. – Хочешь чаю?

– Нет, спасибо, – она садится на край дивана, не снимая туфли. – Лена, что происходит? Павел сказал... сказал, что ты... что у тебя серьезные проблемы.

– Какие проблемы? – спрашиваю осторожно, устраиваясь напротив.

Мама сжимает руки в замке, избегает моего взгляда.

– Он сказал, что ты стала... неадекватной. Что устраиваешь скандалы, обвиняешь его в чем-то ужасном. Что он боится за детей.

Каждое слово как пощечина. Мой собственный муж рассказывает моей матери, что я схожу с ума. И она... она поверила. Приехала не поддержать дочь, а проверить, действительно ли я неадекватна.

– Мам, – начинаю я, стараясь сохранить спокойствие, – а ты не подумала спросить мою версию событий, прежде чем делать выводы?

– Я... – она наконец поднимает глаза. – Конечно, я хочу услышать тебя. Но Павел так волновался! Он говорил, что не узнает тебя, что ты стала подозрительной, агрессивной...

– А что конкретно он рассказал? – спрашиваю, вставая и начиная ходить по комнате. Нужно двигаться, иначе я взорвусь от ярости.

– Что ты обвиняешь его в измене, – мама говорит это почти шепотом, словно сами слова причиняют боль. – Что требуешь развода. Что настраиваешь детей против отца.

– И ты решила, что он говорит правду?

– Лена, ну будь благоразумной! – мама встает, подходит ко мне. – Павел – успешный, состоявшийся мужчина. У него прекрасная репутация, он обеспечивает семью, заботится о детях. Зачем ему изменять? У него есть все!

Вот оно. Классическое непонимание того, как работает мужская психология. «У него есть все» – значит, он не может желать большего. «Успешный» – значит, порядочный. «Обеспечивает семью» – значит, любящий муж.

– Мам, у меня есть доказательства, – говорю я, подходя к ноутбуку. – Хочешь посмотреть их переписку? Фотографии с совместного отдыха? Документы на квартиру, которую он купил для неё на наши деньги?

Она морщится, отворачивается.

– Не надо. Это... это интимные вещи. Не мое дело.

– Не твое дело? – не верю своим ушам. – Мама, твоя дочь просит о помощи, а ты отказываешься даже посмотреть на доказательства?

– Я не отказываюсь! – она повышает голос, потом спохватывается, оглядываясь на лестницу. – Просто... может, ты что-то не так поняла? Может, эта женщина просто коллега, а ты...

– Что я?

– Ну, ты же знаешь, что иногда бываешь слишком подозрительной. Еще в институте ревновала Сашку ко всем подряд...

Саша. Мой бывший парень из студенческих лет, с которым мы расстались двадцать лет назад. Она и сейчас припоминает мне юношескую ревность, используя её как доказательство моей «неадекватности».

– Мам, мне тридцать шесть лет. Я врач, спасаю людские жизни, воспитываю двоих детей. Неужели ты всерьёз думаешь, что я придумываю измены мужа от скуки?

– Конечно, нет! – она подходит ближе, пытается взять мои руки. – Но последнее время ты такая напряженная, уставшая. Может, тебе показалось...

– Показалось? – вырываюсь из её рук. – Мне показались интимные сообщения? Показались счета за подарки, которые я никогда не получала? Показалась квартира на два миллиона?

– Тише, – шипит она, снова оглядываясь наверх. – Дети услышат.

– Дети и так все знают! – говорю я, не сдерживаясь. – Павел водил их к своей любовнице! Заставлял хранить секреты! Покупал их подарками и развлечениями, а потом рассказывал, какая мама плохая – всегда на работе, всегда уставшая!

Мама бледнеет, медленно опускается обратно на диван.

– Этого не может быть, – говорит она тихо. – Павел не мог... он же любит детей.

– Любит. По-своему. Но это не мешает ему использовать их как оружие против меня.

Долгая пауза. Мама смотрит в пол, и я вижу, как в её голове борются два образа – Павла-зятя, которого она знала тринадцать лет, и Павла-абьюзера, о котором я рассказываю.

– Покажи, – говорит она наконец. – Покажи эти... доказательства.

Сажусь рядом, открываю папку с документами. Сначала – скриншоты переписки. Мама читает молча, и с каждым сообщением её лицо становится все бледнее. Особенно болезненно она реагирует на слова Павла о том, что я «слишком занята пациентами, чтобы замечать что-то вокруг».

Потом – банковские выписки. Счета из ресторанов, которые я никогда не видела. Платежи ювелирному магазину. Перевод денег за квартиру.

– Господи, – шепчет мама, когда я заканчиваю показ. – Лена, я... я не знала.

– Никто не знал, – говорю я. – Павел умеет играть роль идеального мужа на публике. Проблема в том, что эта роль – именно что игра.

– Но почему он мне звонил? Зачем рассказывал, что ты... неадекватная?

– Потому что готовится к войне, – объясняю я. – Ему нужны союзники. Люди, которые поверят, что проблема во мне, а не в нем. Свидетели, которые в суде скажут, что я неуравновешенная мать.

Мама вздрагивает:

– Суд?

– Развод будет не мирным. Он уже начал прятать активы, настраивать против меня родственников, коллег. Распускать слухи о моем психическом здоровье.

– Но дети...

– Именно поэтому я борюсь. Чтобы защитить их от его манипуляций.

Мама молчит долго, переваривая информацию. Потом неожиданно встает, подходит ко мне, обнимает.

– Прости меня, – говорит она, и в её голосе слёзы. – Прости, что поверила ему, а не тебе.

Обнимаю её в ответ, чувствуя огромное облегчение. Наконец-то. Наконец-то кто-то из близких людей поверил мне, а не Павлу.

– Все в порядке, мам. Главное, что теперь ты знаешь правду.

– Что мне делать? – спрашивает она, отстраняясь. – Как я могу помочь?

– Просто поддерживай меня. И если он ещё раз позвонит тебе с жалобами на мою «неадекватность», скажи, что обсудила со мной ситуацию и все поняла.

– Обязательно, – кивает она. – А может, мне стоит самой поговорить с ним? Сказать, что знаю о его... о той женщине?

– Ни в коем случае! – быстро говорю я. – Это только навредит. Он поймет, что я показала тебе доказательства, и станет осторожнее. Пусть думает, что его план сработал.

Мама кивает, хотя вижу – ей хочется немедленно высказать зятю все, что она о нем думает.

– Знаешь, – говорит она задумчиво, – я всегда чувствовала, что с Павлом что-то не так. Слишком он... правильный. Слишком обаятельный с чужими людьми. Но думала, это просто особенности характера.

– Почему никогда не говорила?

– А что я могла сказать? «Дочка, твой муж слишком успешный и красивый»? – она грустно улыбается. – Ты была счастлива. По крайней мере, выглядела счастливой.

Была ли я счастлива? Или просто играла роль счастливой жены, как Павел играл роль идеального мужа? Иногда трудно отличить настоящие чувства от тех, которые, как нам кажется, мы должны испытывать.

– Мам, а ты останешься на ночь? – спрашиваю я. – Завтра суббота, можем с детьми провести день вместе. Им будет приятно.

– Конечно, – она гладит меня по волосам, как в детстве. – И знаешь что? Завтра пойдем к нотариусу. Оформим на тебя дарственную на мою квартиру. Если этот... если Павел попытается оставить тебя без крыши над головой, у тебя будет запасной вариант.

От её слов на глаза наворачиваются слёзы. Мамина двухкомнатная квартира в старом районе – не дворец, но это крыша над головой. И главное – это поддержка, конкретная, материальная поддержка, а не просто слова сочувствия.

– Спасибо, – говорю я, обнимая её. – За все.

– Это тебе спасибо, – отвечает она. – За то, что открыла мне глаза. За то, что не озлобилась на меня, когда я пришла с обвинениями.

Мы поднимаемся наверх. Устраиваю маму в гостевой комнате, приношу свежее белье, полотенца. Когда выхожу в коридор, вижу тонкую полоску света из-под двери Ники. Она не спит.

Тихонько стучу. Слышу шорох, потом:

– Войди.

Ника сидит в кровати с планшетом, но экран погашен – значит, не читала, а прислушивалась к нашему разговору с мамой.

– Привет, – говорю я, присаживаясь на край кровати. – Не спится?

– Слышала, как приехала бабушка, – признается она. – А потом вы долго разговаривали внизу. Громко.

– Прости, если разбудили.

– Не разбудили. Я не спала, – она откладывает планшет, смотрит на меня серьёзно. – Мам, бабушка поверила папе? Что ты... больная?

Моя проницательная девочка. Конечно, она все поняла.

– Сначала да, – отвечаю честно. – Но потом я показала ей доказательства, и она все поняла.

– Значит, папа звонил не только бабушке?

– Вероятно, нет.

Ника хмурится, и на её лице – взрослое понимание ситуации.

– Он пытается всех настроить против тебя. Чтобы если дело дойдет до суда, все сказали, что ты плохая мать.

– Да, – подтверждаю я. – Примерно так.

– Но у нас же есть доказательства! – возмущается она. – И я буду свидетельствовать! Расскажу, как он врал про "тетю Веронику", как заставлял нас молчать!

– Ника, – беру её за руки, – я очень ценю твою поддержку. Но ты ребёнок. Твоя задача – учиться, играть с друзьями, заниматься музыкой. А не участвовать в судебных процессах.

– А как же справедливость?

Справедливость. Такое простое понятие в детском восприятии. И такое сложное – во взрослом мире.

– Справедливость восторжествует, – обещаю я. – Но без твоего участия в качестве свидетеля. Взрослые разберутся между собой.

Она кивает, но вижу – не очень убеждена. В её возрасте хочется активно бороться со злом, а не сидеть в стороне.

– Мам, – говорит она вдруг, – а если папа предложит мне выбрать, с кем жить... что мне отвечать?

Сердце сжимается. Когда-нибудь этот вопрос неизбежно будет задан – судом, органами опеки или самим Павлом.

– Отвечай честно, – говорю я. – То, что чувствуешь сердцем. И помни – любой твой выбор будет правильным. Я буду любить тебя, что бы ты ни решила.

– Тогда я хочу остаться с тобой, – говорит она без колебаний. – А Данилка тоже. Он просто пока не понимает, что происходит.

– Возможно, – соглашаюсь я. – Но он имеет право на собственное мнение, даже если оно будет отличаться от твоего.

– Он не выберет папу, – уверенно заявляет Ника. – Папа для него как аттракцион – весело, но не каждый день. А ты... ты дом. Понимаешь?

Понимаю. И от этого понимания становится одновременно больно и радостно. Больно – потому что дети видят то, что должно было остаться скрытым от них. Радостно – потому что, несмотря на все попытки Павла меня дискредитировать, они остаются на моей стороне.

– Спи, милая, – говорю я, укрывая её одеялом. – Завтра у нас хороший день. Бабушка с нами, можем пойти куда-нибудь втроём.

– Втроём? – переспрашивает она. – А Данилка?

– Вчетвером, конечно, – смеюсь я. – Оговорилась.

– А папа?

– Не знаю. Посмотрим.

Выхожу из её комнаты и понимаю – сегодняшний день стал поворотным. Павел пытался привлечь на свою сторону мою мать, но добился противоположного эффекта. Теперь у меня есть ещё один надёжный союзник. А завтра – документальное подтверждение этой поддержки в виде дарственной на квартиру.

Ложусь в кровать, и впервые за много недель засыпаю спокойно. Битва продолжается, но я больше не одинока. И это меняет все.