Текст книги "Развод. Пусть горят мосты (СИ)"

Автор книги: Стася Бестужева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 13

Глава 13

Даниил нетерпеливо подпрыгивает у входной двери, то и дело выглядывая в окно. Ника сидит на диване с планшетом, делая вид, что полностью погружена в чтение, но я замечаю, как она периодически бросает взгляды на брата и хмурится.

– Мам, папа скоро приедет? – в десятый раз спрашивает Даниил, прижимаясь лицом к стеклу. – Он обещал в двенадцать!

– Скоро, солнышко, – отвечаю я, продолжая готовить обед. – Может быть, пробки на дороге.

Сегодня Павел забирает детей на весь день – торговый центр, кино, парк развлечений. Третий раз за последние две недели. Внезапное превращение из вечно занятого отца, пропускающего школьные концерты и родительские собрания, в заботливого папочку, проводящего каждые выходные с детьми, не осталось незамеченным. Особенно для меня.

Звук подъезжающей машины вызывает у Даниила восторженный вопль. Он распахивает дверь еще до звонка, выбегает навстречу отцу.

– Папа! Ты приехал!

Павел подхватывает сына на руки, кружит. Идеальная картина отцовской любви. Только я замечаю фальшивые нотки – наигранность улыбки, показную щедрость объятий. Он играет роль, и играет хорошо, но я слишком хорошо его знаю, чтобы поверить.

– Привет, чемпион! – Павел ставит Даниила на землю, взъерошивает ему волосы. – Готов к лучшему дню в твоей жизни?

– Да! – восторженно отвечает сын.

Павел входит в дом, оглядывается. Наши взгляды встречаются, и на мгновение я вижу в его глазах то, что скрыто за маской любящего отца – холодный расчет.

– Ника, ты готова? – спрашивает он, повернувшись к дочери.

Она медленно откладывает планшет, встает. Ни восторга, ни радости – только настороженность.

– Да, – отвечает она сдержанно. – Куда мы едем?

– Сначала в «Галерею», потом в кино на тот мультфильм, о котором ты говорила, а потом решим. Может, в аквапарк? – он подмигивает Даниилу, который снова начинает подпрыгивать от возбуждения.

– Мама с нами? – спрашивает Ника, и я вижу, как напрягается Павел.

– У мамы сегодня дела, – быстро отвечает он. – Верно, Лена?

Я не успела ответить, когда Даниил вклинивается:

– Конечно, у мамы дела! У неё всегда дела! А мы пойдем развлекаться, правда, пап?

Боль от этих слов такая острая, что я едва сдерживаюсь. Когда мой маленький мальчик начал воспринимать меня как вечно занятую, недоступную мать? Когда Павел вложил эту мысль в его голову?

– У меня действительно есть дела, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал нормально. – Но вы хорошо проведите время.

– Не переживай, проведем, – улыбается Павел. – Дети, возьмите куртки, на улице прохладно.

Когда они уходят собираться, он понижает голос:

– Не знаю, когда вернемся. Возможно, поздно. Не жди.

– Ты в курсе, что у Ники завтра контрольная по математике? – спрашиваю я. – Ей нужно подготовиться.

– Я помогу ей с подготовкой, – отвечает он с раздражением. – Я же не бесполезен в воспитании собственных детей.

Хочется напомнить, что еще месяц назад он не мог назвать имя учительницы математики. Или вспомнить, в каком классе учится Ника. Но я молчу. Эта битва не стоит того, чтобы вести ее при детях.

Они уходят – Даниил, прыгающий от счастья, Ника, бросающая на меня странный взгляд через плечо, и Павел, державший руку на плече дочери в жесте, который кажется не столько отеческим, сколько собственническим.

Дом погружается в тишину, пустоту. Я сажусь на диван, смотрю в окно на отъезжающую машину. Что ж, у меня действительно есть дела. Встреча с адвокатом, сбор документов, подготовка к предстоящей битве за детей. Но сначала позволяю себе пять минут слабости – сижу, обхватив колени руками, и плачу. От обиды, от злости, от страха. От понимания того, что Павел перетягивает детей на свою сторону, методично и расчетливо.

Телефон вибрирует, вырывая меня из горьких мыслей. Звонок от Максима.

– Привет, – его голос звучит тепло, обеспокоенно. – Как ты?

– Нормально, – отвечаю автоматически, потом спохватываюсь. – Нет, если честно, паршиво. Павел забрал детей на весь день. Очередной «лучший день в их жизни».

– Ты одна? – спрашивает он. – Хочешь, приеду? Полина сегодня у бабушки, я свободен.

Предложение так заманчиво. Не быть одной, поговорить с кем-то, кто понимает, кто не осуждает.

– Не хочу тебя напрягать своими проблемами...

– Лена, – перебивает он мягко, – ты не напрягаешь. Я приеду через полчаса. Если хочешь, просто посидим, посмотрим что-нибудь. Без разговоров о Павле.

– Спасибо, – выдыхаю я, чувствуя, как внутри разливается тепло благодарности. – Правда, спасибо.

Максим приезжает с пиццей и бутылкой хорошего вина. Мы устраиваемся в гостиной, включаем какую-то комедию, но особо не следим за сюжетом. Говорим – о работе, о Полине, о книгах, которые недавно прочитали. Обо всем, кроме Павла. И на несколько часов я забываю о предстоящем разводе, о борьбе за детей, о том, что мой муж сейчас, вероятно, настраивает их против меня.

Но реальность возвращается с звонком телефона. Даниил, возбужденный, счастливый:

– Мама! Мы в аквапарке! Тут так классно! Папа разрешил мне прыгнуть с самой высокой горки!

– Здорово, солнышко, – улыбаюсь я, представляя его сияющее лицо. – Веселитесь!

– Да! И тетя Вероника научила меня нырять! Она говорит, что у меня талант!

Время останавливается. Тетя Вероника? Она там, с моими детьми?

– Даниил, – стараюсь, чтобы голос звучал непринужденно, – тетя Вероника – это папина коллега с работы?

– Ага, – беззаботно отвечает он. – Она классная! И красивая! Она купила мне и Нике мороженое и сказала, что мы можем называть ее просто Вероника, без всякой «тети».

Внутри все холодеет. Любовница Павла проводит время с моими детьми. Знакомится с ними, завоевывает их доверие, покупает подарки. А я даже не подозревала об этом.

– Дай, пожалуйста, телефон папе, – прошу я, чувствуя, как дрожит голос.

– Он в бассейне с Никой, – отвечает Даниил. – А я с Вероникой в кафе. Она сказала, чтобы я позвонил тебе и не беспокоился.

Она сказала. Она разрешила моему сыну позвонить мне. Она играет роль заботливой женщины в жизни моих детей.

– Хорошо, солнышко, – каким-то образом сохраняю спокойствие. – Веселитесь. Увидимся вечером.

Сбрасываю и смотрю на Максима. Он уже все понял по моему лицу.

– Она с ними, – говорю я, и голос срывается. – Вероника. В аквапарке. Как будто они... семья.

Максим садится рядом, обнимает меня за плечи, и в этом простом жесте столько поддержки, что я не выдерживаю – утыкаюсь ему в плечо и плачу. От беспомощности, от ярости, от страха потерять детей.

– Он готовит их, – говорю сквозь слезы. – Готовит к тому, что она заменит меня. Создает новую семью у них на глазах, а я даже не знала...

– Лена, послушай, – Максим осторожно приподнимает мое лицо за подбородок, смотрит в глаза. – Он может привести сто Вероник, но ты – их мать. Этого никто не изменит. Никто не заменит.

В его словах – правда, которую я знаю умом, но сердце все равно разрывается от мысли, что в эту самую минуту мои дети плещутся в бассейне с женщиной, разрушившей нашу семью. И Павел преподносит это как нормальное, веселое времяпрепровождение.

– Что мне делать? – спрашиваю я, вытирая слезы. – Запретить ему брать детей? Устроить скандал? Поговорить с Никой и Даниилом?

– Сначала успокойся, – советует Максим. – Сегодня ничего не решай и не делай. Завтра поговори с адвокатом. Узнай свои права. А с детьми... да, нужно поговорить. Но осторожно. Не настраивать против отца, просто... объяснить ситуацию, насколько это возможно в их возрасте.

Он прав, конечно. Нельзя действовать на эмоциях. Нельзя втягивать детей в войну взрослых. Но как защитить их от манипуляций Павла? Как объяснить восьмилетнему мальчику, что милая «тетя Вероника», покупающая ему мороженое, – причина, по которой его родители больше не будут жить вместе?

Максим остается до позднего вечера. Мы говорим, пьем вино, смотрим фильм. Его присутствие действует успокаивающе – впервые за много дней я чувствую себя не одинокой в этой битве.

В одиннадцать вечера слышу звук машины. Они вернулись. Максим быстро прощается и уходит через заднюю дверь – не хочет создавать дополнительных поводов для конфликта. Когда входная дверь открывается, я уже сижу в кресле с книгой, делая вид, что спокойно проводила вечер в одиночестве.

Даниил влетает первым – раскрасневшийся, счастливый, но явно уставший.

– Мама! Это был лучший день! Мы катались на всех горках! И плавали! И ели пиццу! И смотрели мультик в кино!

– Здорово, – улыбаюсь я, обнимая его. – Ты, наверное, очень устал?

– Немножко, – зевает он. – Но было так весело!

Ника входит следом – тихая, задумчивая. В ее глазах – понимание, которого не должно быть у двенадцатилетней девочки. Она подходит, обнимает меня крепче обычного.

– Привет, мам, – говорит тихо. – Я скучала.

Эти простые слова заставляют мое сердце сжаться. Моя чуткая, умная девочка. Она видит больше, чем показывает.

Павел заходит последним, нагруженный пакетами с покупками.

– Отличный день, – объявляет он, словно отчитываясь. – Дети в восторге. Правда, ребята?

– Да! – восклицает Даниил. – Папа, мы же еще поедем в аквапарк? И Вероника поедет с нами?

Павел бросает на меня быстрый взгляд, оценивая реакцию. Я сохраняю нейтральное выражение лица, хотя внутри все клокочет.

– Конечно, чемпион, – отвечает он. – Обязательно поедем.

– Дети, пора спать, – говорю я. – Уже поздно, а завтра в школу.

– Я помогу им, – вызывается Павел. – Уложу, почитаю сказку.

Еще один пункт в программе «образцовый отец». Раньше он редко укладывал детей, предпочитая проводить вечера за бумагами в кабинете.

– Хорошо, – киваю я. – Ника, не забудь повторить математику перед сном.

– Я помогу ей, – снова вставляет Павел. – Мы все повторим.

Он поднимается с детьми наверх, а я остаюсь в гостиной, прислушиваясь к их голосам. Шум воды в ванной, смех Даниила, тихий голос Ники, спрашивающей что-то о завтрашнем дне. Нормальные звуки нормальной семьи. Только семьи больше нет, есть лишь её иллюзия, поддерживаемая для детей.

Глава 14

Глава 14

Сижу в кресле, листая книгу, не вникая в слова. Через час Павел спускается, останавливается в дверях гостиной.

– Дети уснули, – сообщает он. – Даниил так устал, что отключился на середине сказки.

– Неудивительно, – отвечаю нейтрально. – Насыщенный день.

Павел подходит к бару, наливает себе виски. Его движения расслаблены, уверены – он доволен собой.

– Им нужны такие дни, – говорит он, отпивая из стакана. – Веселье, развлечения. Слишком много напряжения в последнее время.

– Напряжения, которое создал ты, – не выдерживаю я.

Он хмурится, но быстро возвращает на лицо маску спокойствия.

– Давай не будем начинать, Лена. Дети только уснули.

– А мы и не начинаем, – пожимаю плечами. – Я просто констатирую факт. И еще один факт – ты берешь с собой Веронику, когда проводишь время с детьми.

– Она случайно оказалась в том же торговом центре, – отвечает он без запинки. – Встретились, она присоединилась. Ничего особенного.

Ложь. Такая очевидная, такая оскорбительная.

– Даниил сказал, что она учила его нырять в бассейне, – говорю спокойно. – Видимо, случайно оказалась и в аквапарке? В купальнике? Готовая давать уроки плавания?

Павел раздраженно ставит стакан на стол.

– Ладно, не случайно. Мы договорились встретиться. И что? Она хорошо ладит с детьми. Особенно с Даниилом. Он в восторге от нее.

– Конечно в восторге, – мой голос звучит горько. – Она покупает ему мороженое и разрешает прыгать с высоких горок. Классическая тактика.

– Какая еще тактика? – он начинает злиться.

– Тактика замены матери, – говорю прямо. – Ты готовишь детей к тому, что она займет мое место. Создаешь новую «семью» у них на глазах.

– Бред, – отмахивается он, но я вижу, что попала в точку. – Просто приятное времяпровождение.

– С женщиной, с которой ты мне изменял.

– Хватит, Лена! – он повышает голос, потом спохватывается, оглядываясь на лестницу. – Хватит драматизировать. Мы взрослые люди. Если ты не можешь смириться с тем, что я нашел другую...

– Смириться? – перебиваю я. – С тем, что ты разрушил нашу семью, а теперь хочешь, чтобы наши дети приняли твою любовницу как новую маму?

– Никто не говорит о новой маме! – шипит он. – Ты всегда будешь их матерью. Просто им нужно понять, что в моей жизни теперь есть другая женщина.

– В твоей жизни другая женщина была давно, – говорю я холодно. – Просто теперь ты не считаешь нужным это скрывать.

Он делает глубокий вдох, явно пытаясь сдержаться.

– Слушай, я не хочу ссориться. Не сегодня. Дети замечательно провели день. Давай не будем это портить.

– Я и не порчу. Просто хочу прояснить правила. Если ты берешь детей – только ты. Никаких Вероник.

– Это мое время с детьми, – возражает он, и в глазах появляется знакомый опасный блеск. – Я решаю, как его проводить и с кем.

– Тогда я тоже могу брать друзей, когда мы с детьми куда-то идем, – парирую я. – Например, Максима. Он отлично ладит с Никой и Даниилом.

Лицо Павла искажается от злости.

– Не смей впутывать в это Береснева!

– А ты не смей впутывать Веронику, – отвечаю в тон. – Или мы играем по одним правилам, или никак.

Мы стоим друг напротив друга, и в этот момент я вижу его настоящего – не заботливого отца, не успешного бизнесмена, а мелочного, ревнивого, расчетливого мужчину, готового использовать собственных детей как оружие.

– Знаешь что, – говорит он наконец, – это бессмысленно. Мы никогда не договоримся. Поэтому пусть решает суд.

– Пусть решает, – киваю я. – Я готова.

Он допивает виски одним глотком, ставит стакан на стол с такой силой, что тот едва не трескается.

– Ты пожалеешь об этом, Лена, – говорит он тихо. – Клянусь, пожалеешь.

– Иди спать, Павел, – отвечаю устало. – Завтра тяжелый день.

Он уходит наверх, а я остаюсь в гостиной, прислушиваясь к тишине дома. Война объявлена официально. И поле битвы – мои дети.

Поднимаюсь проверить, как они. Даниил спит, разметавшись по кровати, на лице – умиротворение. Подхожу к Нике – и замираю. Она не спит. Сидит у окна, обхватив колени руками.

– Милая, что случилось? – спрашиваю тихо, присаживаясь рядом.

– Я слышала, – говорит она, не глядя на меня. – Вас с папой. Ваш разговор внизу.

Сердце обрывается. Сколько она слышала? Как много поняла?

– Ника...

– Папа правда изменял тебе? – она поворачивается, и в её глазах столько боли, что я едва сдерживаю слезы. – С этой... Вероникой?

Хочется солгать. Защитить. Сказать, что она неправильно поняла. Но я не могу лгать своему ребенку.

– Да, – отвечаю тихо. – Правда.

Она кивает, словно подтверждая свои догадки.

– Я так и думала. Она сегодня... странно себя вела. Как будто знала о нас больше, чем должна знать папина коллега. И папа... он смотрел на нее так, как раньше смотрел на тебя.

Моя двенадцатилетняя дочь. Такая взрослая, такая проницательная. В этот момент я ненавижу Павла за то, что ей приходится через это проходить.

– Мне жаль, что ты это услышала, – говорю я, гладя её по волосам. – Взрослые иногда делают... глупости. Причиняют друг другу боль.

– Вы разведетесь? – спрашивает она прямо.

– Вероятно, да, – отвечаю честно. – Но это не меняет того, что мы оба любим вас с Даниилом больше всего на свете.

– Папа хочет, чтобы мы жили с ним, – говорит она, и это не вопрос. – Он сегодня спрашивал, нравится ли нам его новая квартира. Говорил, что там есть комнаты для нас. И что в его районе хорошая школа.

Новая квартира? Комнаты для детей? Он уже всё спланировал, даже не обсудив со мной.

– Ника, послушай, – я беру её за плечи, смотрю в глаза. – Никто не может заставить тебя жить там, где ты не хочешь. Ни я, ни папа. Когда придет время, тебя спросят, с кем ты хочешь остаться. И любой твой выбор будет правильным.

– А если я хочу остаться с тобой? – спрашивает она, и в её голосе слышится страх. – Папа не рассердится?

– Может и рассердиться, – отвечаю честно. – Но это не твоя вина. Никогда не будет твоей виной.

Она прижимается ко мне, обнимает крепко-крепко. Я чувствую, как она дрожит.

– Мам, – шепчет она мне в плечо, – Даниил не понимает, что происходит. Он думает, что Вероника просто папина подруга. Что мы все будем дружить.

– Я знаю, солнышко. Он еще маленький.

– Он сказал... – она запинается, – он сказал, что хочет, чтобы Вероника жила с нами. Потому что с ней весело, и она не устает, как ты.

Каждое слово как нож в сердце. Павел настраивает против меня даже восьмилетнего ребенка.

– Это нормально, – говорю я, скрывая боль. – Даниил видит только веселую часть. Парки, мороженое, игры. Он не понимает, что за этим стоит.

Ника отстраняется, смотрит на меня серьезно:

– Я не хочу, чтобы она была моей мачехой. Никогда.

– Ника, – я осторожно подбираю слова, – что бы ни случилось между мной и папой, он всегда будет твоим отцом. И если в его жизни появляется другая женщина... это не значит, что он любит тебя меньше.

– Знаю, – кивает она. – Но я не буду называть её «мамой». Никогда. И не позволю Даниилу.

В её словах столько решимости, что я не знаю, плакать мне или гордиться. Моя девочка встаёт на защиту нашей семьи, когда её отец разрушает её изнутри.

– Никому не нужно никого называть мамой, – говорю я, обнимая её. – А теперь ложись спать. Завтра важный день.

Она устраивается в кровати, я укрываю её одеялом, целую в лоб.

– Мам, – окликает она, когда я уже у двери. – Папа сегодня говорил по телефону. Думал, что я не слышу. Он сказал кому-то, что «документы почти готовы» и что «она ничего не получит». О чём он говорил?

Холод пробегает по спине. Павел продолжает свои махинации с имуществом, готовясь оставить меня ни с чем.

– Не беспокойся об этом, – улыбаюсь я. – Взрослые проблемы.

Она кивает, но я вижу, что не убедила её. Моя дочь слишком умна, чтобы не понимать, что происходит.

Выхожу из её комнаты, тихо закрываю дверь. В коридоре темно, только полоска света из-под двери нашей с Павлом спальни. Он ещё не спит. Вероятно, разговаривает с Вероникой, рассказывает, как прошёл день, планирует следующие шаги.

Глава 15

Пластиковый стаканчик с кофе согревает ладони. За окном кафе – дождь, серый, унылый, словно вторящий моему настроению. Посетителей мало… пара студентов в углу, уткнувшихся в ноутбуки, да пожилая женщина с книгой у окна. Я нервно поглядываю на часы. Максим опаздывает, что ему несвойственно.

Это была его идея – встретиться за пределами больницы, "на нейтральной территории", как он выразился. После того, как я рассказала ему о ночном разговоре с Никой, о планах Павла насчет "новой квартиры с комнатами для детей", Максим настоял на серьезном разговоре.

Звякает колокольчик над дверью. Максим входит, встряхивая мокрый зонт. Его взгляд сразу находит меня, и он улыбается – тепло, ободряюще. В больнице я привыкла видеть его в хирургическом костюме или белом халате, сейчас же, в темно-синем свитере и джинсах, он выглядит моложе, менее официально.

– Прости за опоздание, – говорит он, садясь напротив. – Полина забыла учебник, пришлось возвращаться.

– Ничего, – улыбаюсь я. – Как она?

– Нервничает из-за конкурса по скрипке на следующей неделе. Практикуется до мозолей на пальцах.

Его глаза теплеют, когда он говорит о дочери. Эта любовь, безусловная, глубокая, заставляет меня вспомнить, как Павел говорил о наших детях в начале – с той же нежностью, с тем же обожанием. Когда это изменилось? Когда дети стали для него просто продолжением его имиджа успешного человека, а не самостоятельными личностями с потребностями и чувствами?

Максим заказывает себе эспрессо, потом снова поворачивается ко мне:

– Как прошло утро? Павел все еще дома?

– Уехал рано, – отвечаю я, размешивая сахар. – Сказал, что у него важная встреча в Москве, вернется поздно. Странно...

– Что странно?

– Раньше он всегда сообщал подробности. С кем встреча, о чем, когда вернется точно. А сейчас – словно отчитался по минимуму и исчез.

Максим задумчиво смотрит в окно, будто выбирая слова.

– Лена, я пригласил тебя не просто так, – говорит он наконец. – Мне кажется, ты не до конца понимаешь, во что ввязываешься.

– О чем ты?

– О разводе с человеком вроде Павла.

Его тон становится серьезнее. Даже мрачнее. Словно он говорит не о бракоразводном процессе, а о войне.

– Я прошел через это, – продолжает он, не дожидаясь моего вопроса. – Пять лет назад. Когда Полине было шесть.

Я удивленно поднимаю брови. Максим никогда не говорил о своем разводе. Я знала, что он воспитывает дочь один, но детали всегда оставались за кадром.

– Ее мать, Алина, была... сложным человеком, – он делает паузу, подбирая слова. – Эгоцентричная, привыкшая получать все, что хочет. Когда я сказал, что больше не могу так жить, она обезумела. Не от горя – от ярости, что я осмелился уйти первым.

История звучит пугающе знакомо. Только в моем случае роли поменялись – это Павел не может смириться с мыслью, что я увидела его насквозь.

– Она превратила развод в войну, – продолжает Максим, глядя в чашку с кофе. – Распускала слухи в больнице, где я тогда работал. Говорила всем, что я алкоголик, что срываюсь на Полине. Подала заявление в опеку. Пыталась отсудить все имущество. Задействовала своего отца – влиятельного человека в определенных кругах.

– И что ты сделал? – спрашиваю я, чувствуя, как сжимается горло.

– Сначала растерялся. Не ожидал такой подлости. Пытался решить мирно, шел на уступки... – он горько усмехается. – Это была моя главная ошибка. Чем больше я уступал, тем агрессивнее она становилась.

Официантка приносит его эспрессо. Максим делает глоток, затем смотрит мне прямо в глаза:

– А потом я нашел хорошего адвоката. Женщину, которая сама прошла через абьюзивные отношения и знала все уловки. Она открыла мне глаза на то, что происходит. Сказала, что я имею дело не с бывшей женой, а с противником, готовым на все. И что единственный способ защитить себя и Полину – это играть на опережение.

– Что ты имеешь в виду?

– Документировать все. Каждый разговор. Каждую угрозу. Каждый случай манипуляции ребенком, и я тебе не просто так дал контакт Анны Громовой. Она лучший семейный адвокат, которого я знаю. Если кто и сможет защитить тебя от Павла, то она.

– Спасибо, – говорю я. – Хотя, честно говоря, я надеялась, что Павел одумается...

– Он не одумается, – мягко, но твердо говорит Максим. – Люди вроде него не меняются. Для них главное – контроль. А ты этот контроль нарушила, когда перестала закрывать глаза на его измены.

– Но ведь дети...

– Именно поэтому тебе нужно быть готовой ко всему, – он наклоняется ближе. – Павел будет использовать их как оружие. Уже использует. Эти походы в аквапарк с любовницей, эти разговоры о новой квартире... Он создает альтернативную реальность, где ты – помеха их счастью.

От этих слов меня бросает в жар. Я вспоминаю восторженный голос Даниила, рассказывающего о "тете Веронике". О том, как "весело с папой и ней".

– Что мне делать? – спрашиваю я, и мой голос звучит беспомощно даже для собственных ушей.

– Во-первых, начни вести дневник – записывай все, что говорит и делает Павел. Особенно в отношении детей. В-третьих... – он делает паузу, словно не уверен, стоит ли продолжать.

– Что?

– Проверь все финансы. Все счета, все документы на имущество. Сделай копии. Люди вроде Павла часто начинают прятать активы задолго до того, как объявляют о разводе.

Я киваю, вспоминая пустой сейф, обнаруженный несколько недель назад. Опустошенные счета. Ипотеку, о которой я ничего не знала.

– Уже поздно, – говорю я. – Он вывел почти все деньги. Взял кредит на наш дом без моего ведома. Подделал мою подпись.

Максим хмурится:

– Это серьезно. И противозаконно. Тем более важно поговорить с Анной как можно скорее.

– Я боюсь, – признаюсь внезапно. – Не суда, не развода. Боюсь, что он отнимет у меня детей.

Максим протягивает руку через стол, накрывает мою ладонь своей. Его рука теплая, сильная. Хирургические руки – руки человека, привыкшего брать на себя ответственность за жизни других.

– Он не отнимет, – говорит он с уверенностью. – Потому что ты будешь бороться. И не одна.

В этот момент что-то меняется между нами. Его взгляд задерживается на моем лице чуть дольше, чем обычно. Моя рука под его ладонью чувствует не только поддержку, но и что-то еще – более личное, более теплое.

– Спасибо, – говорю я тихо. – За все.

– Всегда пожалуйста, – улыбается он. – И знаешь что? Несмотря на весь кошмар, через который я прошел, сейчас я счастливее, чем когда-либо был в браке. Полина счастливее. Жизнь продолжается, Лена. И она может быть прекрасной даже после самого болезненного расставания.

Его слова дарят надежду – робкую, неуверенную, но все же. Может быть, он прав? Может быть, где-то за горизонтом этого кошмара ждет другая жизнь – спокойная, гармоничная, без постоянного напряжения и лжи?

– Я должна идти, – говорю, глядя на часы. – Скоро забирать детей из школы.

– Конечно, – кивает он. – И помни: что бы ни случилось, ты не одна.

Мы выходим из кафе под моросящий дождь. На прощание Максим неловко обнимает меня – быстро, почти украдкой, но в этом объятии столько поддержки, что я на мгновение прикрываю глаза, впитывая это ощущение защищенности.

– Позвони, если понадобится помощь, – говорит он, раскрывая зонт. – В любое время.

– Обязательно, – обещаю я.

Мы расходимся в разные стороны – он к своей машине, я к школе, которая в десяти минутах ходьбы. Дождь усиливается, но я не спешу укрыться. Есть что-то очищающее в этих холодных каплях, барабанящих по лицу.