Текст книги "Избранное"

Автор книги: Станислав Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)

***

Утром Вася Сивограков вышел на улицу и поел свежего снега. В голове сразу помутнело. «Недоспал я», – подумал Вася и спросил дворника:

– Как пройти на Среднюю улицу?

Стыдно же возвращаться домой, не найдя приятеля. Тем более что Средняя улица оказалась рядом, за углом дома, который стоял на попа. Вася свернул за этот угол, потом еще за один, а потом еще за один, а потом оказалось, что он ходит вокруг дома. «Недоел я», – подумал Сивограков и сел в сугроб.

– Скажите, как пройти на Среднюю, Вертикальную и Горизонтальную? – спросил он из сугроба пробегавшую девушку.

Она испуганно глянула на крышу дома и побежала к автобусу. Тогда Вася вылез из снега и подбрел к гражданину:

– Скажите, как пройти…

– На Среднюю улицу? – угадал гражданин. – Да ты, приятель, у меня еще вчера спрашивал!

Вася смутился и решил больше не спрашивать, потому что он уже не помнил, у кого спрашивал, а у кого не спрашивал. Пришлось читать на домах. Перед ним замелькали Поперечные и Счастливые, Прогонные и Веселые. В глазах рябило от коробок, лежавших на боку и стоявших торчком.

В полдень Вася перекусил снегом и поплелся по улице Промежуточной. Через час он плелся по улице Наличной. Через два часа брел опять по Промежуточной. Через три часа начало смеркаться. Вася решительно подошел к милиционеру и хрипло спросил:

– Как пройти в магазин?

Он вошел в булочную-кондитерскую и купил торт «Юбилейный» за три рубля шестьдесят копеек, а когда вышел, то уже было темно, как на рентгене. Желтая в ржавых потеках луна уже висела над жилмассивом. Но волк еще не выл.

Вася сразу нашел ту лестницу, где ночевал. Ложки у него с собой не было. Он встал на колени и, как поросенок из корыта, начал поедать торт…

Дней через пять в милицию поступило заявление жильцов, в котором сообщалось, что на лестничной площадке дома сто восемьдесят по Средней улице поселился неизвестный гражданин, который питается тортами системы «Юбилейный» за три шестьдесят и пьет горячий чай из паровой батареи, где прямо его и заваривает, вследствие чего в квартирах холодно, поскольку горячая вода им выпивается, а трубы забиты чаем грузинским по шестьдесят копеек за пачку.

После письма к вышеназванному дому подъехал санитарный транспорт и люди в белых халатах вывели гражданина с бурой щетиной на липких щеках и волосами, аккуратно смазанными кремом сливочным, ванильным.

На вопрос врача, не хочет ли он что-нибудь кому-нибудь передать, сладкий гражданин твердо ответил:

– Хочу передать привет. Архитекторам.

ЗЕМЛЯНИН

Лагушкин пришел с работы поздно – раз. По дороге заходил в «Прохладительные вина» – два. А вчера тоже в них заходил – три… И еще… В общем – четыре.

Поэтому он пугливо посматривал на жену и старался дышать в угол, чтобы не отравлять воздух в квартире. Жена стояла посреди кухни и развивала мысль о глобально-государственном проекте, который заключался в следующем: собрать всех пьяниц, посадить в пивную бочку и запустить в космос к чертовой бабушке на другую галактику. Лагушкин согласно кивал головой – ему хотелось обедать.

– Другие отцы дома помогают, детям уроки подсказывают, – безнадежно сказала жена. – А наш Димка вон сидит мучается…

Лагушкин понял, что есть шанс искупить вину. Ну, и пообедать. Он вскочил со стула и пошел в комнату.

Закатив глаза, Димка смотрел в потолок.

– Не решить? – ласково спросил Лагушкин, стараясь не очень сипеть.

– Как бы назывались люди, если бы они жили на планетах нашей солнечной системы? Задали написать…

«И тут астрономия», – подумал Лагушкин.

– Про Марс и Луну я уже знаю – луняне и марсиане, – сообщил Димка.

– Какая там, сынок, следующая планета? – поинтересовался отец и сел поудобнее.

– Плутон. Люди будут плутоны?

– Плутоны… – Лагушкин тоже закатил глаза, – Непонятно. Что они – плутовали, что ли? Лучше спиртоны. Или закусоны. Доходчивее.

Сын внимательно посмотрел на крупное рябиновое лицо родителя и неуверенно записал.

– Пап, следующий Меркурий. Меркуры?

– Знаешь, похоже на ликеры.

Димка хихикнул.

– Давай лучше – мадеры. Какая следующая?

– Юпитер. Юпитерцы?

– Ты скажешь… Похоже на питерцев.

– Ну, юпитцы.

– Ю-питцы, – размышлял вслух отец. – Питцы от слова пить. Тогда уж не юпитцы, а юпивохи. Поехали дальше!

Помогать сыну ему понравилось. А он-то думал, что это нудное занятие вроде бесед о циррозе печени.

– Планета Венера. Люди – венеры, да?

– Сынок, давай ее пропустим, – внушительно сказал Лагушкин. – Какая там на подходе?

– Нептун. Тут ясно – нептуны.

– Какие тебе нептуны?! Давай проще, чтобы народу было понятно. Непьюны! Чувствуешь? Не-пьюны. Сразу виден их моральный облик. Дальше.

– Дальше Сатурн. Значит, сатуры?

– Да понятнее! – вошел Лагушкин в раж. – Не сатуры, а самтресты. Дальше!

– Пап, надо и про Солнце. По-моему, солнцеляне.

– Не солнцеляне, а солнцедары. Ясно?! Солнце-дары! И все по девятнадцать градусов…

На другой день насупившийся Димка протянул Лагушкину записку от классного руководителя: «Уважаемый – т. Землянин! Немедленно зайдите в школу, иначе я поставлю вашему сыну два балла за сочинение».

– А что такое «балл», сынок? – спросил отец.

– Ну, для оценки… Вроде градусов, – объяснил Димка подоходчивее.

– И ты учишься на два градуса? – удивился Лагушкин. – Нужно на сорок! Надо за тебя взяться. Пойду-ка я в школу…

ИНТЕРЕСНЫЙ СЛУЧАЙ

Можно даже сказать – страшный случай, кроме загадочного, произошел в воскресенье с гражданином Зародышевым, который проживает там же, где он всегда проживал. Такое не с каждым случается, и правильно делается.

В воскресенье, как известно, кроме халтурщиков и домохозяек, никто не работает. Зародышев был ни тем ни другим, поэтому два законных дня в неделю ему вынь да положь.

Он проснулся, надел майку и вышел на балкон. На улице все оказалось на месте: солнце себе поднималось, микрорайон себе простирался, а очередь на домино уже себе стояла, будто на ночь и не расходилась. Зародышев вдохнул воздух, выдохнул углекислый газ и пошел мыться. Ничто еще не предвещало ничего.

За завтраком он спокойно съел тарелку студня и выпил чашечку черного кофе без молока. И решил поговорить с женой – теперь многие мужья разговаривают с женами, мода такая.

– Тася, не клади в студень много чесноку.

– Подележкины обои новые купили, – ответила Тася.

Пока все было тихо, как в ювелирном магазине. Поэтому Зародышев, пока тихо, надел воскресный костюм и пошел в ювелирный магазин купить серебряную позолоченную импортную зубочистку. Продавщица ответила, что импортных зубочисток нет, а есть наши. Только они не серебряные и тем более не позолоченные, а мельхиоровые. И называются они не зубочистки, а подстаканники.

Возвращаясь домой, Зародышев вдруг… Нет, здесь еще не случилось, вернее, случилось, но еще не здесь, а точнее – не случилось и не здесь.

Просто он вдруг встретил Федю Подележкина.

– Какого цвета? – спросил Зародышев.

– Да такого, неопределенного, несуществующего.

– С рисунком?

– Нет, с листьями.

– С какими?

– Да вроде лопухов.

Поговорив с Федей об обоях еще с часик, Зародышев вернулся домой и снял воскресный костюм. Пока ничего не предвещало того, что потом случилось.

На обед были щи кислые, студень и кофе черный без молока, натуральный, молотый. Пообедав, Зародышев надел воскресный костюм и решил еще раз поговорить с женой:

– Пойду пройдусь.

– Там большая очередь.

Пока еще ничего не случилось, можно было и постоять. Зародышев встретил своего лучшего друга, которого он встречал здесь каждый день, но не знал его имени, потому что не разговаривал – друг против друга десять лет играли, а не разговаривали.

Наигравшись, Зародышев пришел домой и снял парадный костюм. Пока воскресенье шло, как всегда ходило. Поэтому он решил поспать – пока. Зародышев лег на диван и два часа так нудно скулил во сне, что под балконом остановился школьник и крикнул:

– Не мучайте собачку!

После сна Зародышев попил чаю и надел выходной костюм. Он вышел на балкон: солнце себе закатывалось, микрорайон себе простирался, а доминошники составляли список на завтра.

***

Зародышев постоял, но пока все было нормально. Тот случай, которого он не ждал, еще не подоспел. Поэтому он снял парадный костюм и включил телевизор.

Показывали хоккей на клюшках. В первом периоде у судьи кончились шайбы – все улетели к зрителям. Во втором периоде кончились клюшки – хоккеисты их обломали об себя. В третьем периоде хоккеисты применили силовые приемы – удалили с поля судью за неспортивное поведение.

Посмотрев хоккей, Зародышев сел ужинать. Пока еще ничего не случилось, но что-то уже надвигалось – уже висело в воздухе то, которое надвигалось. На ужин был студень из ног коровы и кофе черный цельный с баранками.

После ужина он лег в постель и выключил свет. Без света сразу потемнело. И тихо стало, как ночью в ювелирном магазине… Что-то хрустнуло в углу… И вдруг…

Неужели вы серьезно думаете, что при таком стразе жизни может что-нибудь случиться?!

КРОКОДИЛЫЧ

Вообще-то его звали Кирилл Нилыч. Но дети любят сокращать.

Небольшую подсушенную фигурку не укрупнял даже толстый свитер – может быть, потому, что обвис и сбился сзади в курдюк. Кирилл Нилыч преподавал физкультуру лет сорок. Ходили слухи, что ему под семьдесят. Ребятам физкультура нравилась: можно было подурачиться.

Крокодилыч стал посреди спортплощадки, стянул свой утильный свитер и оказался в одной майке, сквозь которую заметно проступали ребра. Шея и грудь от сентябрьского ветра моментально посинели, и он сделался похожим на тех голубых цыплят, которые лежат под стеклом в магазине.

– Встали по-собачьи, – приказал Крокодилыч, – и все побежали три круга.

Ребята опустились на четвереньки и, отчаянно тявкая, заперебирали ладонями по грязной земле. Но двое не побежали.

– В чем дело? – сурово спросил учитель.

– У нас освобождение, справка от врача.

– Ни один умный врач не освободит от физкультуры. Марш на четвереньки!

Не пробежав и круга, девочка с тремя маленькими бантиками и одним большим поднялась на ноги и подошла к учителю:

– Кирилл Нилыч, я, кажется, укололась…

Он глянул на ладонь, дунул и громко спросил:

– А кто у тебя папа?

Ребята остановились. Двоечник Шухов даже зашевелил ушами, предвкушая речь.

– Разве у тебя папа английский султан? Или какой паша-оглы? Я знаю, он трудящийся человек, доктор наук. Почему же ты боишься наколоть ручки?

Девочка смущенно опустилась на четвереньки и брезгливо положила ладони в пыль.

– Побежали-побежали! – заторопил Крокодилыч.

После третьего круга ребята поднялись такими чумазыми, словно пахали землю носами.

– Теперь сняли верхнюю одежду. Сейчас мы проверим, зависит ли скорость бега от длины ног. Встаньте парами: длинноногий с коротконогим. Шухов, а ты побежишь со мной.

Ребята начали мериться ногами.

***

Директор школы задумчиво щипал подбородок и смотрел в ясные, часто мигающие глазки Крокоди-лыча.

– Кирилл Нилыч, в седьмом «А» на вашем уроке простудилось пять человек.

Учитель физкультуры довольно улыбнулся.

– Чему вы улыбаетесь, товарищ Пудяков? – официально поинтересовался директор.

Крокодилыч запустил руку в карман пиджака, сшитого не позднее тысяча девятьсот тридцатого года, достал бумажный рулончик и расстелил на столе.

– Что это? – удивился директор.

На длинной ленте были изображены носы, соединенные ломаной линией.

– График сморкаемости девятого «Б».

Директор неуверенно достал платок и высморкался.

– В пятом классе на физкультуре простужалась половина, – объяснил Крокодилыч, – в шестом – двенадцать человек, в седьмом – девять, в восьмом – пять, в девятом – два. В десятом совсем не будет.

И он ткнул в самый крупный нос.

– Ребята выросли, – пожал плечами директор.

– Нет, они закалились.

– Но родители жалуются.

– Все родители хотят вырастить из своих детей английских султанов, – разъяснил учитель физкультуры.

– С родителями мы должны считаться, – начал злиться директор. – И в Англии нет султанов.

– Султаны есть везде, – убежденно заверил Крокодилыч.

***

Возвращался из школы он поздно, потому что вел три секции, которые сам и организовал: легкой атлетики, волейбольную и самбо. Последняя секция приносила много хлопот: на прошлой неделе боролся с десятиклассником, и тот растянул ему ногу.

Крокодилыч проехал в автобусе двенадцать остановок и подошел к двери, дожидаясь тринадцатой. Здоровый парень с длинными немытыми волосами оттер его плечом и поставил на освободившееся место свою мясистую подругу.

– Чего же вы, молодой человек… – начал было Крокодилыч.

Но парень повернулся к нему и пропел довольно-таки сильным алкогольным голосом:

– Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет.

И уже без мелодии разъяснил:

– Ясно, папаша? Почет тебе есть, а дороги тебе нету.

Автобус притих. Потом всем показалось, что старик вроде бы этого парня перекрестил. И парень рухнул вниз, на ступеньки, где светилась маленькая лампочка. Он лежал задрав ноги в утюгастых ботинках и ошалело хлопал глазами. Так и вывалился на панель, стоило водителю распахнуть двери.

– Не будешь издеваться над песней, – проворчал Крокодилыч.

– Старый, а хулиганите, – опомнилась упитанная девица.

– А вам нужно обязательно заниматься гимнастикой, – заметил учитель физкультуры и пошел домой.

***

В спортивный зал Крокодилыч приходил всегда рано.

Он постоял на голове, покачался на брусьях, попрыгал через коня и забрался по канату к потолку. Тут и вошел гражданин с портфелем, хрустящим плащом на руке и заметным животом.

– Вам кого? – спросил Крокодилыч с потолка.

Гражданин вздрогнул и поднял голову:

– Учителя физкультуры.

Учитель физкультуры по-обезьяньи съехал вниз и, отдуваясь, подошел к солидному гостю.

– Я – Семыкин, – представился тот, – Вы моей дочке поставили в четверти двойку.

– Ага, – согласился Крокодилыч.

– Она же круглая отличница, – весело сказал Семыкин, как бы давая понять, что шутку с двойкой он оценил и дальше шутить нет смысла.

– Она не круглая отличница, – не согласился учитель.

– Как не круглая? – опешил гость.

– У нее двойка по физкультуре.

– Вот я и говорю, – терпеливо сказал Семыкин, – она круглая отличница, а вы ей испортили…

– Да не круглая она, у нее двойка по физкультуре.

Семыкин замолк, рассматривая плюгавенького старичка с юношеской фигурой и военной выправкой. Казалось, сейчас гость шевельнет животом – и учитель физкультуры полетит на мат.

– Или вы меня не понимаете, – медленно начал Семыкин, – или…

– Я – второе, – перебил Крокодилыч, – До свидания.

После ухода гостя физкультурник как ни в чем не бывало начал делать уморительные фигуры, выгибаясь колесом и просовывая голову между ног. Он покраснел, как волейбольные мячи, которые лежали в углу. Когда вошла учительница пения, Крокодилыч совсем завязался узлом и походил на громадного тритона.

– Ой! – вскрикнула учительница пения. – Кирилл Нилыч, директор просил передать, что девятый класс на ваш урок не придет. Они поехали на математическую олимпиаду.

От возмущения Крокодилыч развязался.

– Ничего удивительного, – философствовала учительница, – Вы же знаете, что наша школа с математическим уклоном. А мои соль-миноры и ваши опорные прыжки разве предметы?

Физкультурник только пыхтел. Она подошла к нему, положила на плечо белую весомую руку и капризно попросила:

– Крокодилыч, научите похудеть.

– Не хочу.

– Почему? – удивилась она.

– А вы спортом не занимаетесь.

Он пошел в учительскую, взял журнал и поставил девятому классу тридцать один прогул.

***

Директор школы опять щипал подбородок. Перед ним лежало письмо от администрации парка культуры и отдыха.

«На нашей территории произрастает большое количество траво– и древостойких растений. У нас имеется единственный в городе экземпляр лавра благородного, семейство Lavrusha (лавровый лист). В аллеях цветут розы и доцветают лавсонии. По дорожкам ходят голуби. Естественно, что на скамейках отдыхают от трудового дня влюбленные.

Но вот появляется учитель вашей школы Пудяков К. Н., который начинает приставать к влюбленным. Уговаривает их пробежать стометровку, чем, мол, сидеть зря, обнявшись. Сравнивает конечности разных пар для демонстрации мускулатуры… Предлагает бороться. Запевает спортивные песни. Затем раздевается до трусов и бегает вокруг клумбы, демонстрируя своим посиневшим худым телом антиэстетическую категорию. Притом сильно пыхтит. Но проделывает все это в трезвом состоянии.

Просим к Пудякову К. Н. принять меры».

– Пыхтите зачем? – глянул директор на учителя.

– Дыхание, – объяснил тот.

Директор отпустил подбородок и сел поудобнее – беседа предстояла долгая.

– Кирилл Нилыч, вы пожилой человек…

– У вас в доме есть лифт? – перебил физкультурник.

– Есть. А что?

– Поднимаетесь?

– Поднимаюсь, – удивленно подтвердил директор.

– А я на десятый этаж вбегаю по лестнице, хотя лифт тоже есть. Значит, вы пожилой, а я нет.

Директор, которому исполнилось сорок, забыл, о чем дальше и говорить. Он работал в этой школе три года, всех узнал и ко всем привык. Кроме этого Пудякова.

– Крокодил… э-э… Кирилл Нилыч, – сдерживаясь продолжал директор. – Неужели вы считаете, что можно сделать человека сильным, если он слаб от природы?

– А можно человека выучить математике, если тот слабоват мозгами от природы?

– Можно, – убежденно ответил директор.

– Правильно, – подтвердил Пудяков, – А из слабого человека, даже из Семыкиной, можно сделать сильного, здорового, высокого и красивого.

Он внимательно оглядел директора и добавил:

– Даже из вас.

Директор застегнул пиджак, чтобы скрыть емкую фигуру, и начал тяжело вспоминать, что же он хотел сказать дальше.

– Кирилл Нилыч, да неужели вы не слышали, что сейчас главными стали математика, физика, химия?

– Слышал, – спокойно подтвердил физкультурник. – Это неправильно.

Директор даже не возразил, только смотрел в сухое личико учителя и светло мигающие глазки.

– Неправильно, – подтвердил Пудяков. – Главный предмет – это физкультура и спорт. А потом уже ваши физики и математики. Кому нужны слабые? Производству? Армии? Жене-мужу? Допустим, у вас почечуй…

Директор заерзал, словно этот почечуй уже впился туда, куда надо.

– Пойдет вам математика в голову? – продолжал учитель. – Здоровье – это базис. А ваши математики – это надстройка. Дом без фундамента не построишь, а без спорта не вырастишь человека.

– В конце концов, у нас школа с математическим уклоном! – все-таки сорвался директор.

– Да хоть с психическим, а без спорта нельзя.

– Мы воспитали двух докторов математических наук! – крикнул директор и осекся. Он понял, чем сейчас ответит физкультурник.

Кирилл Нилыч гордо вскинул дубленое лицо и отчеканил:

– А мы воспитали тридцать восемь мастеров спорта, и в этому году их будет сорок!

– У-у, Крокодилыч, – буркнул директор и вцепился в свой подбородок.

ПУРВАН

Я стоял на центральном проспекте и ждал женщину, но еще ни одна женщина в мире не приходила вовремя. Поэтому я начал рассматривать других женщин, потом я принялся глазеть на винно-водочную витрину.

Когда и она надоела и я было уже собрался уходить, ко мне приблизился высокий мужчина с интеллигентной рыжей бородкой на удивительно красном, загорелом лице.

– Пурван? – спросил он на каком-то языке.

Я мгновенно порозовел от двух причин. Оттого, что иностранец обратился именно ко мне, как к самому интеллигентному из толпы. И оттого, что я не знал ни одного иностранного языка.

– Пурван? – повторил он.

«Француз», – пронеслось у меня в голове.

– Их бин хойте орднер, – сообщил я и зарделся окончательно, ибо в последний миг вспомнил, что такой фразой мы сообщали учителю в школе о своем дежурстве.

Француз удивленно смотрел на меня. Легкий запах хорошего коньяка, как аромат тонких духов, обволакивал его. Конец желтого яркого галстука был небрежно засунут в нагрудный карманчик пиджака. «Вот теперь какая мода в Париже», – мелькнула у меня мысль.

– Пу-рван! – по слогам сказал француз.

– Ай лав ю, – тоскливо ответил я.

Он взял меня за пиджак, притянул к себе, вдохнул бензин, выдохнул коньяк и уж совсем раздельно сказал:

– По рваному… скинемся?!

– Ах, по рваному, – наконец-то понял я и вытащил его галстук из своего нагрудного кармана.

НЕДЕЛЯ КАК НЕДЕЛЯ

Восьмилетний Асик (в свидетельстве о рождении: Аскольд) в понедельник слушал фантасто-приключенческую постановку. Он сидел перед приемником, вцепившись в кресло и приоткрыв рот. Когда же герой пьесы пробрался в морг, вскрыл череп покойнику и похитил его мозг, чтобы пересадить себе, Асик побледнел и покрылся испариной.

595

После спектакля он пошел на кухню и задумчиво спросил бабушку:

– Ты когда примерно помрешь?

– Это отец интересуется? – так и подскочила бабушка, скрипнув мясорубкой.

– Возможно, я твои мозги себе пересажу, – пообещал Асик, но тут же вспомнил: – У тебя же склероз… С твоими мозгами и в пэтэу не попадешь.

– Это отец говорит про мои мозги? – спросила бабушка, остервенело вертя мясорубку.

Асик не ответил, сравнивая мозги отца с мозгами матери и размышляя, какие из них подойдут. Ночью ему снился кошмар: якобы на уроке он поднял руку и попросил учительницу отдать свой мозг для пересадки. А учительница якобы покраснела и сказала, что ей стыдно признаться, но у нее в голове якобы не мозги, а ливерная колбаса.

Во вторник после школы Асик потихоньку взял папину книжку под названием «Яд в шампанском» и читал до самого ужина. Там одна женщина все подсыпала яды в бокалы своих мужей. Пять человек угробила. А так была тетя веселая, красивая и даже графиня. Ее поймал инспектор, который потом на ней женился. Ему не страшно: он не любил шампанского, а в чай или там в кисель она яду не сыпала – стеснялась.

Асик пошел на кухню.

– Бабушка, яды в магазинах продаются?

– Ядохимикаты-то? Продаются. Хлорофосы и разные дусты.

– Действуют мгновенно? – деловито поинтересовался он.

– Это смотря какое насекомоядное.

– Мне для человека.

– Тебя отец подослал? – насторожилась бабушка, переставая чистить кастрюлю.

Асик верил искусству. И верил взрослым. Если дядя написал про эту графиню, то так оно и было. Да и кто разрешит врать в книжках… Хотя Асику набежало всего восемь лет, у него уже имелись на примете люди, которых стоило отравить. Вот, скажем, Петька из пятого «Б», долбящий второклашек по темечку пальцем в наперстке. Придет он в буфет, возьмет бокал шампанского… Асик вспомнил, что шампанское у них не продают и Петька пьет только компот. И тут же понял графиню: действительно, сыпать яд в компот, в котором плавают сладкие абрикосы и груши, может только дурак.

В среду папа пришел с работы и весело предложил:

– Айда в кино!

– Айда, – согласилась мама.

– Айда, – схватил шапку Асик.

Но в кинотеатре висела табличка «Дети до шестнадцати лет не допускаются».

– Пустите, он же ничего не поймет, – начал уговаривать папа билетершу.

Его пустили. Фильм был про какого-то комиссара, который ловил какую-то мафию. Пока стреляли из пистолетов, Асик только вздрагивал и считал убитых. Когда начали строчить из автоматов – из них больше убьешь – он на время закрывал глаза. А когда дядя на экране догадался бросать трупы в бетонный раствор и замуровывать их в стены – Асик спрятался за плечи впереди сидящего и начал икать.

Дома он обедать не стал, а только согласился выпить молока.

– Бабушка, а кто такая мафия?

– Под нами живет, – сразу ответила бабушка.

Асик отставил молоко и тихо спросил:

– Она жуткая?

– Да уж лучше с ней не связываться.

Асик понял, что спокойная жизнь кончилась. У него даже нет пистолета, хотя, с другой стороны, против мафии не помешала бы и пушка. Он глянул в пол, под которым эта самая мафия, возможно, тоже сейчас пила молоко.

– Откуда же она у нас взялась?

– Приехали из Калининской области.

– А не из Италии?

– Кому такая злыдня нужна в Италии… Но капусту квасит хорошо. Как-то по-особому. Я так не умею.

– Ты про кого говоришь? – подозрительно спросил Асик.

– Как про кого? – удивилась бабушка. – Ты ж про Марфу спрашиваешь?

– Ну и теща! – в сердцах сказал Асик отцовским голосом и придвинул молоко.

– Научился! – тоже в сердцах сказала бабушка своим собственным голосом.

В четверг после ужина папа достал газету. Почитав с полчасика, он гмыкнул и заключил:

– Да… На Западе все больше употребляют алкоголь, никотин и марихуану.

– Зачем они употребляют алкоголь? – сразу оживился Асик.

Папа подумал и объяснил:

– Чтобы обалдеть.

– А никотин?

Папа размышлял дольше, пожевывая губами:

– Чтобы забалдеть.

– А марихуану?

Теперь папа окончательно задумался, с надеждой уставившись в газету.

– Чтобы подбалдеть, – наконец нашел он нужную приставку.

Асик представил жуткую компанию. Главарь Алка, вернее Алька по фамилии Голь – зеленый, худой, с синим носом и кольтом под мышкой. Член шайки Ника по фамилии Тин – толстый, но подлый. Их подружка Мари по фамилии Хуана – в брюках и с сумочкой, набитой ядами. Ночью останавливают людей в темном месте и балдят по голове.

Асик пошел на кухню поделиться:

– Бабушка, ты когда-нибудь балдела?

– Передай ему, что от балды слышу! – отрезала бабушка.

В пятницу папа включил телевизор и спросил:

– Хочешь увидеть настоящих мужчин?

На такой праздный вопрос Асик даже не ответил и только молча придвинулся к экрану.

Два настоящих мужчины оказались в трусах, майках и пузатых черных перчатках. Когда один настоящий мужчина ударил другого, Асик понял, что это есть бокс. Потом одного из них унесли – он оказался ненастоящим. Следующая пара тоже не додралась: врач запретил, потому что у боксера из правого угла ринга нос загнулся влево. Боксер третьей пары нарушил правила – пинал ногой лежачего. Боксер четвертой пары после удара по голове не упал, но никого не узнавал и ходил по рингу с блуждающим взглядом…

Досмотрев бокс, Асик подумал, что в школе за такое мордобитие вызвали бы милицию. И без всякой задней мысли поинтересовался у бабушки, которая лепила на завтра пельмени:

– Ты боксом когда-нибудь занималась?

– С твоим отцом, что ли? – начала уточнять она.

В субботу Асик уходил в школу, а папа с другими

охотниками был уже в лесу. Вернулся он вечером, обветренный, возбужденный и радостный. Поставил в угол ружье, скинул громадный, тяжелый рюкзак, вернулся на лестницу и внес разлапистый куст, который занял полпередней. Присмотревшись, Асик понял, что это рога.

– Лось был красавец, – сообщил папа. – Я свалил его одним выстрелом.

– Красавца-то жалко, – заметил Асик.

– Так ведь зверь, – улыбнулся папа.

– Он на тебя напал? – Асик понял, почему папа был вынужден стрелять в красавца.

– Да нет, я сам на него напал.

– Тогда ты зверь, – насупился сын.

Папа рассмеялся и показал на рюкзак:

– Мясо-то нужно.

– Кашей бы обошлись, – все-таки не согласился Асик и пошел на кухню, потому что в передней запахло мясом, порохом и кровью.

Бабушка чистила рыбу. Асик молча посидел рядом и неохотно сообщил:

– Папа с охоты вернулся.

– Зайчишку хоть застрелил?

– Он любит стрелять лосей, – объяснил Асик.

– Он не лосей любит стрелять, – оживилась бабушка. – Он меня бы с удовольствием застрелил.

Асик посмотрел ей в лицо: не шутит? Но он еще не был психологом, поэтому ничего, кроме рыбьей чешуи, на ее щеках не увидел. Асик вздохнул и логично возразил:

– Он же в тебя не стреляет.

– А знаешь почему? – Бабушка бросила рыбу и подбоченилась.

– Патронов жалеет? – предположил Асик.

– Потому что ему не дают на отстрел меня лицензию!

В воскресенье второй класс ходил в ТЮЗ – смотрели про Волка и Красную Шапочку. Когда Волк стал подкрадываться к Красной Шапочке, учительница зашептала ребятам:

– Сейчас он ее съест. Не пугайтесь, не бледнейте и не вскрикивайте…

Волк зарычал, заворочал глазами, защелкал зубами и облизнулся перед прыжком…

– Боже, какой наивняк! – сказал Асик и расхохотался на весь зал.

КОФЕ

Когда утром мне не хочется вставать, жена прибегает, по ее мнению, к магическим словам:

– Вставай, кофе уже сварен.

Я встаю, изображая плотоядную улыбку. И пью эту черную, горькую и чуть кисловатую жидкость, шумно отдуваясь – якобы вдыхаю аромат. Чашечки маленькие, кукольные, а зубы у меня металлические, поэтому пью осторожно, в одно касание, и не дай бог клацнуть по старинному фарфору.

– Божественно, – сообщаю я жене и для подтверждения глажу себя по желудку, в котором сразу начинается изжога.

– Вечером сварю еще, – обнадеживает жена, закрывая за мной дверь.

– Погуще бы, – воодушевленно прошу я, потому что вечером дома не буду.

В мастерской изжога разыгрывается сильней, и я думаю, что зря нет моды кофе закусывать. Например, селедкой или огурчиком.

Без четверти два ко мне подходит Валентина и сообщает:

– Сегодня ваша очередь варить кофе.

– О! – восклицаю я, загораясь якобы радостью: кофеварение в нашей мастерской считается торжественным обрядом.

Почему, интересно, чай кипятят, а кофе варят? Это же не суп и не сталь.

Хотя нас всего четыре человека, кофе кипятится, то есть варится, в пузатом полуведерном чайнике. Причем по-арабски. Это значит, что чайник дважды ставится на огонь. Всыпав кофе в бурлящий кипяток и оглядевшись, я опускаю в чайник небольшой кусок сухого клея. Безвредный, сделан из копыт.

Кстати, почему кофе «он»? Какао же «оно». Интересно, как это объясняют филологи?

Мы садимся за маленький столик, и каждый наливает себе по громадной чашке.

– Натуральный, – говорит Валентина: она это каждый день говорит.

– Свежепромолотый, – поддерживает Севка, прикидываясь гурманом, хотя однажды на моих глазах после ананаса слопал целую селедку.

– Потому что и без молока, и без сахара, – добавляет Клавдия Ивановна, хлебая импортный напиток, как суп.

– Его бы через соломинку, – замечаю я, потому что наступила и моя очередь сказать.

– Сейчас все пьют кофе, – пошла по второму кругу Валентина.

– Сегодня особенно густой, – восхищается Севка и бегает пальцами по чашке, пытаясь их отлепить.

– Какой аромат! – Клавдия Ивановна дергает носом, потому что кофе сильно пахнет студнем из копыт.

– А вы знаете, что собираются выпускать растворимый чай? – сообщает Валентина именно мне, как самому немодному.

– Не хватает только растворимого мяса, – нелюбезно бурчу я.

– Растворимое мясо есть, – без тени улыбки разъясняет Клавдия Ивановна. – Оно называется «бульонные кубики».

Мы заканчиваем кофепитие. Валентина начинает мыть чашки, недоуменно рассматривая их на свет: кофе вступил в реакцию с клеем, образовав что-то вроде коричневого полиэтилена, который намертво осел на фаянсе. Валентина еще долго скоблит чашки ножом.

После работы я иду к приятелю. Его жена усаживает меня в кресло и задушевно радует:

– Сейчас угощу вас кофе.

– Молотым? – как можно заинтересованнее спрашиваю я.

– Неужели зернами? – удивляется жена приятеля.

– Я хотел спросить: свежим?

– Неужели прошлогодним? – теперь удивляется сам приятель.

– Вернее натуральным? – пытаюсь уточнить я. – В смысле без гущи и без осадка?.. В общем, с молоком или без сахара? Точнее, угостите кофе, а не каким-нибудь там киселем?