Текст книги "Страшный суд"

Автор книги: Станислав Гагарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

– Будет ему хоть одеться во что, – усмехнулась и проговорила вслух молодая женщина. – Забавное кино, понимаешь, сказал бы товарищ Сталин. Ну и приемчики у моих коллег по Совету Зодчих Мира… Прямо как в сказке Пушкина «Руслан и Людмила». Только на сей раз жениха умыкнули…

XIII

Вечером 26 сентября 1993 года обстановка в России не разрядилась. Обыватель пребывал в информационной блокаде, ни хрена ему по теликуне сообщили, кроме того, что, дескать, краснопресненские затворники дурака валяют в Доме Советов, а ведь народ поддерживает «всенародно любимого» узурпатора и гауляйтера-наполеона.

Методом от противного можно было вычислить, что с поддержкой-то как раз и напряженка. Дважды, вчера и сегодня, толковали, что, дескать, поддерживает клятвопреступника Рязань… Нашелся там некий Молотков, глава администрации, с рожей ломехузистого типа. Но Рязань, при всем уважении к ней, это далеко не вся Россия!

Брожение и в стане Хасбулатова началось. Исправников побежал договариваться с Шахраем-мошенником о компромиссе. Электронные промыватели мозгов, вернее, засорители извилин, на все лады, толковали, какой у нас клятвопреступник добрый, зовет всех на работу, квартиры за депутатами оставляет, и тому, кто захочет уехать, аж на целых десять тонн контейнер для шмоток дадут.

Расчет был ясен: обыватель тут же ушки на макушку… Ё-к-л-м-н! – воскликнет оболваненный гражданин. Аж целых десять тонн… Это ж какую прорву вещичек наворовал в Москве народный избранник!

И все в подобном духе. Низость, пошлость, голый, рассчитанный на пещерные эмоции обман, безудержная, повальная низость и еще раз низость в кубе…

Сегодня за завтраком впервые в жизни возникла отчаянная мысль: а не уехать ли из этой подлой страны к черту на кулички?

И хотя прекрасно понимал, что ехать некуда, мы, русские, никому и нигде не нужны, и не поеду я никуда и никогда, а стало жутко. Вот до чего довели народ, что даже я, человек нестандартно мыслящий, умевший в годы хрущевского волюнтаризма и так называемого брежневского застоя читать официальную прессу между строк, вдруг перенес неприятие режима на тех, кого разнузданной пропагандой ложных ценностей этот режим лишает элементарного рассудка и здравого смысла.

И вовсе не народ виноват в том, что ни хрена не понимает, как ведут его даже не к диктатуре Пиночета, а к восточной людоедской сатрапии Пол Пота, а те виновны, кто обольстил его лживыми уверениями, что будут советские обыватели жить якобы по западному образцу, питаться «сникерсами», использовать мыло «камей», лакать спирт «ройял» и задыхаться заокеанскими сигаретами под девизом «Это настоящая Америка!»

Посмотрел вечером, как всегда поданые в скабрезных и издевательских тонах, так называемые, «Российские вести». Рвотный порошок – да и только… Все чаще звучит идея об одновременных выборах. Наивные простаки! Не только одновременных, но и даже декабрьских, назначенных «всенародным любимцем» не будет!

Задача состояла в том, чтобы разогнать законный парламент, ликвидировать Советскую власть, а там хоть трава не расти…

Но хватит личных эмоций. Вчера получил «Правду» за 24 сентября. Вот что пишет в ней главный редактор Геннадий Селезнев:

«Президент объявил о том, что крайние меры по отношению к высшему представительному органу России оправданы необходимостью покончить с политическим кризисом. Все неудачи гайдаровских реформ списываются на Верховный Совет. Все беды миллионов россиян – на плохую Конституцию. Серьезно ли это и на кого рассчитано? Давайте ответим на вопрос, а кто углублял и раздувал политический кризис?»

Далее следует горький заголовок:

И ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ ДЕМОКРАТИЕЙ ПО-РУССКИ?!

Ладно, места много эта статья, скорее заметка, селезневская не займет, и потому я даю ее целиком, пусть читатель не упрекает Одинокого Моряка в пристрастности и субъективности тона.

«Факты говорят о том, что Верховный Совет и оппозиция лишь успевали реагировать на разбрасываемые в их лица перчатки от президентских «рыцарей», – пишет Геннадий Селезнев. – Напомним лишь некоторые выпады. Зачем президент своим указом узаконил Конституционное совещание из своих соратников в параллель официальной комиссии, где сам же был председателем?

И спросил ли он согласие у народа на смену общественно-политического строя в России? По какому праву создавались ФИЦ, Совет Федерации, непредусмотренные ни в действующей Конституции, ни в законе о правительстве.

Почему в конце концов так грязновелась подготовка к референдуму 25 апреля, когда вся телерадиовещательная мощь вдалбливала людям нужное президенту: «Да, да, нет, да».

Логика действий президента и его команды такова, что они сами желали этого кризиса, сами разжигали его, советовались с вашингтонскими покровителями, делали все возможное, чтобы оправдать в глазах общественности выход неконституционного указа от 21 сентября.

Где, в какой еще точке мира есть президент, который месяцами не появляется в парламенте, не отстаивает свои взгляды, свою политику, не советуется с депутатами по назначению тех или иных ключевых правительственных фигур.

Тезис о политическом кризисе в России постоянно навязывался мировой и нашей общественности из-за рубежа. В средствах массовой информации США, Германии, Англии, Японии – наших исконныхроссийских врагов, добавлю я, Станислав Гагарин – и других стран особенно громко заголосили на эту тему с тех самых пор, когда депутаты «прокатили» Гайдара. Началась кампания по циничной дискредитации Советов.

Сегодня президент устранил лишь Верховный Совет, боясь тронуть местные, но понятно, что их судьба уже предрешена. Коробит Запад, коробит прозападных российских политиков само слово «Совет». Пока Советы, до тех пор и власть советская, а это, как известно, постоянное напоминание, откуда мы родом.

«Мэры», «префекты», «муниципалитеты», «санктпетербуржцы», «парламент», «президент» – это на их манер. А наши «Советы», «председатели», «колхозы», «совхозы», «милиция», «ленинградцы» – из прошлого, из неприемлемого Западом прошлого. Но как же нужно низко пасть, кем надо стать, чтобы вершить судьбу страны по чужим меркам?!

В указе президента говорится о каких-то декабрьских выборах, в какое-то федеральное собрание. Что это за орган, где закон о нем, в какой конституции значится Подобный высший представительный орган страны?»

– Лапшу вам вешают на уши, парни, – сказал по этому поводу Наполеон Бонапарт, нынешний друг русского народа. – Не будет никаких выборов вовсе… Жалкая профанация, мадам и месье!

«Что-то невнятное на сей счет президент пытался объяснить «случайным» прохожим по Пушкинской площади Москвы позавчера. Но, поскольку это был экспромт, недовольные пробкой автолюбители мешали Его Величеству сосредоточиться или выяснить у советников, как лучше ответить на неудобные вопросы, президент признался, что с Верховным Советом у него диалога быть не может. А ведь можно подумать, что вчера или два-три месяца назад диалог был.

Похоже, что сейчас, в условиях революционной целесообразности, нам и новую Конституцию преподнесут для экстренного принятия.

Возможно, в Вашингтоне, Лондоне, Бонне ее уже утвердили и давно знают о таком органе, как «федеральное собрание России».

– Они его и придумали, паршастые янки, – горько усмехнулся Адольф Алоисович.

«Потому так живо и поддерживают любые действия Б. Ельцина по узурпации власти, называя это «демократией по-русски». Но хорошо бы и нашим людям ознакомиться с тем, что нам кто-то говорит.

Хотя, как сказать, похоже, послушная и верящая во всевышнего правителя масса ничего о происходящем и грядущем уже знать не желает».

– Увы, но сермяжная правда в этом утверждении имеется, понимаешь, – заметил товарищ Сталин.

«Порой мне кажется, что тихое большинство обывателей с гордым именем россияне, отстранившись от политики, совершенно спокойно воспримут весть о том, что Россия – колониальное государство. Ну что ж, виват – или хеллоу!? – президент банановой республики».

Толково написал Геннадий Селезнев. И хорошо, что его корреспондент взял интервью у Александра Александровича Зиновьева. Этот текст я помещаю в романе без комментариев, они, как принято говорить, излишни.

У СИЛ СОПРОТИВЛЕНИЯ БОЛЬШЕ ШАНСОВ НА УСПЕХ

Корреспондент «Правды» Владимир Большаков попросил Александра Зиновьева высказать его точку зрения по поводу политического кризиса в России, вызванного решением Б. Ельцина распустить парламент. Вот что сказал автор известных книг «Зияющие высоты», «Гомо советикус» и «Катастройка»:

«Пора вещи называть собственными именами. От реальности все равно никуда не спрячешься. Повторяется ситуация августа 1991 года. Тогда на политической арене Советского Союза действовали силы разрушения и силы сопротивления. Первые поддерживались Западом, который ими манипулировал. В пропаганде их изображали силами демократии, хотя ничего демократического в них не было.

Вторые – силы сопротивления – изображались как коммунистические, хотя КПСС заняла по отношению к ГКЧП предательскую – увы! – позицию. Чем кончилась попытка ГКЧП остановить движение страны к гибели, общеизвестно.

Распался Советский Союз.

Власть в России захватили настоящие, подлинные путчисты во главе с Ельциным. Они и продолжали начатую Горбачевым предательскую линию на разрушение страны. Теперь уже – на уровне России.

Сейчас на политической арене России – те же силы разрушения и сопротивления. Первые – возглавляет, как и в августе 1991 года, Борис Ельцин. Их поддерживает и ими по-прежнему манипулирует Запад.

Силы сопротивления возглавляют А. Руцкой и Р. Хасбулатов. Но на Западе их называют «красно-коричневыми». Запад вообще готов именовать «демократией» все, что ведет к разрушению России. И, напротив, клеймить красно-коричневымивсех, кто этому противится.

На сей раз силы сопротивления имеют больше шансов на успех, чем в 1991 году. Но удастся ли это на деле, судить заранее не берусь. Все зависит от того, учтут ли они печальный опыт КГЧП или нет, сумеют ли избежать его ошибок. На карту поставлена судьба России.

На вождей сопротивления история возложила огромную ответственность. От их способности выполнить свой гражданский долг до конца зависит, сохранится Россия, как единая и независимая держава, или превратится в колонию Запада.

Если победу одержат опять силы разрушения во главе с Ельциным, произойдет дезинтеграция России, распад всех основ российского общества».

– Бог мой! Неужели мои земляки и соотечественники, неужели русские люди хотят этого? – с горечью спросил себя и читателей Станислав Гагарин.

XIV

Георг Вильгельм Фридрих Гегель в «Философии права», в записи лекции 1819–1820 годов, утверждает, что «нелепостью было бы навязывать народу учреждения, к которым народ не пришел в собственном развитии». Наш, как говорится, случай…

Выше, на той же странице Гегель говорит о том, что философия вычленяет из внешней действительности только простое, а многообразное сводит к единству.

Если мы посмотрим на то, что невооруженному глазу кажется гладким, через увеличительные стекла, то обнаружим невидимые прежде неровности, увы…

Вот так обстоит дело и с действительным сознанием: для него существуют единичности и сложности.

– Философия возвращает сутолоку действительности к ее простоте, в тихую обитель, свободную от этих интересов, – говорит Гегель. – Следовательно, она занимается своим делом не вне дел мира, но рассматривает в них субстанциональное…

Философия, – продолжает мыслитель, – признает право на личное, ибо даже в самых пестрых переплетениях чужеродных интересов все-таки… содержится всеобщее.

И последнее, наконец.

Философия чтит действительное как царство права.

Философия знает, что в действительном мире значимость может иметь лишь то, что заключено в понятии народ.

Ну что же, Папа Стив иначе и не полагал, хотя развернувшиеся после двадцати часов 21 сентября 1993 года события и отношение его собственного народа к тому, что произошло, посеяли в душе Одинокого Моряка великую печаль и сомнение: а действительно ли тот народ, к которому принадлежит Станислав Гагарин, так уж велик и мудр, как представлялось ему всегда?

Как можно дать так нагло себя оболванить? До каких пор можно оставаться столь долготерпеливыми, рядиться в шкуру блаженного Платоши Каратаева, умиляться компромиссной политикой Алеши Карамазова и пребывать в тихом идиотизме князя Мышкина?

Доколе?

Утром 27 сентября 1993 года я с пяти утра сидел за письменным столом, листал «Философию права» Гегеля, вновь и вновь задавая себе проклятые вопросы, еще со вчерашнего вечера положив отправиться к Дому Советов, чтоб собственными глазами увидеть происходящее, и, может быть, найти ответы на вечные проклятые вопросы.

О том, что он истинный, а вовсе не поддельный гетьман, Мазепа не рассказывал никому.

Войдя в контакт с боевиками из подпольной беспекищирых националистов, крайне недовольных вялостью рухаи покинувших движениедля крайних действий, Мазепа скрыл от них, что появился на У крайне, чтоб отомстить потомкам ненавистного ему Романова Петра.

Радикальные националисты, создавшие тайную боевую организацию, полагали Мазепу слепым исполнителем из одурманенных движениеммалороссов, потомком запорожских сичевиков, перекинувшихся вместе с гетьманом-однофамильцем на сторону шведа Карла Двенадцатого и поляка Станислава Лещинского, полагали Мазепу рядовым приверженцем, желающим теперь порадеть незалежной неньке.

Руководствовались тайные боевики исключительно тем, что Мазепа служил в Хмельницкой дивизии головастиком,имел, другими словами, доступ к верхней части ракеты, начиненной атомным зарядом.

О том, что старший прапорщик Мазепа считает себя законным гетьманом Украины не было известно никому: Тарас Романович намеревался объявиться народу лишь тогда, когда ненавистные кацапывернут Украине принадлежащие ей земли.

Для того и задумывалась операция, коей главари подпольной беспеки,не лишенные кое-каких исторических знаний, дали название «Батурин».

…Хотя и старался Мазепа обойтись без «мокрухи», стрельбы похитители боеголовки избежать не сумели.

Сержанта, правда, обер-прапор вырубил бескровно. Избавившись от спутника в кабине «царь-пушки», Мазепа выждал момент и неожиданно для тех, кто в заднем бронетранспортере сопровождал опаснейший груз, свернул вдруг вправо и покатил по асфальтированному отводку, соединявшему путь, по которому двигалось транспортное средство прежде, с рокадной дорогой ракетного позиционного района.

Передний бронетранспортер, ушедший на двести-триста метров по намеченной специальным маршрутом дороге, вдруг смешно, будто игрушечный, подпрыгнул, окутался дымом, и от него пришел звук минного разрыва.

Второй бэтеэрхотел было свернуть вслед за «царь-пушкой», но дорогу ему преградил невесть как выкатившийся поперек курса мазовский самосвал.

Упорная охрана сумела-таки организовать на подручных средствах кое-какую погоню за Мазепой, который спокойно себе катил на угнанном спецсредстве. Вот тут и пришлось обеспечивающим угон боеголовки террористам пострелять из автоматов, выпустить даже с пяток гранатометных зарядов, дабы охладить пыл погнавшихся за «царь-пушкой» преследователей.

Пыл охладили, никого из охраны мертвыми не положив, хотя четверо и приняли в собственную плоть пули тайных движенцев,получили ранения разных степеней ущерба.

К тому времени, когда были подняты по тревоге существенные силы охраны, в том числе и приданные дивизии в последнее время десантники из антидиверсионной роты, боеголовка с ядерным зарядом бесследно исчезла.

«Царь-пушку» нашли завалившейся в придорожную канаву, а вот заряда, который вручную могли перегрузить двое-трое крепких мужиков, нигде обнаружено не было.

Вместе с боеголовкой исчез и старший прапорщик Мазепа.

А еще через два часа в эфир вышла неизвестная радиостанция. Передача велась на волне Украинского радио, и когда ее засекли пеленгаторы, они показали, будто источник вещания находится чуть ли не в передающем центре матери городов русских.

Сообщение было коротким.

Подпольная Лига вольных строителей Великой Украйны потребовала от правительства объявить ультиматум России.

От старшей сестры требовалось не меньше и не больше, как передать Украине Краснодарский край с прилегающей к нему Ростовской областью.

– На бескрайних степях, лесах и в горах Кубани живут наши братья, – говорилось в обращении к киевскому правительству. – Запорожские сечевики, они были переселены в дикие земли московской тиранкой Екатериной и превратили этот необжитый край в цветущий сад, плодами которого пользуются бессовестные русские разбойники-кацапы.

– Кубанская земля принадлежит украинскому народу! – провозглашалось в обращении, которое было ультиматумом к собственному правительству. – Азовское море – украинское море! Россия обязана потесниться и вернуть то, что награбили русские у нашего народа…

Не согласятся москали отступиться миром – устроим для них вселенский атомный армагеддон! Взорвем ракетную боеголовку, упрятанную нами в одном из центральных городов России.

Украденная боеголовка находилась еще в пути, когда зловещая новость прокатилась по миру и ухнула тяжелым камнем в сознание людей планеты.

По временным масштабам атомная бомба достигнуть границ России еще не могла, разве что ее вывезли на реактивном самолете. Но полетов таковых зафиксировано не было.

Но все одно всполошились европейские государства, растерянно завякал нечто Дядя Сэм из Белого Дома, устроили словесную перепалку хвощи, драчи и перепечки с паляныцами в днепровской эрзац-говорильне.

И только московское горе-правительство молчало: было занято новым этапом бесконечной конституционной реформы.

XV

– Очумевшие хлопцы блефуют, – презрительно поводя рукою, сообщил Наполеон Бонапарт. – Моя служба информации клянется, что боеголовка с территории Украины не вывозилась…

– То так, – согласился с императором Александр Васильевич Суворов. – Сей народец, эти трусливые разбойники, у которых амбиции шире, нежели их пресловутые шаровары, большие мастаки по навешиванию соотечественникам и соседям лапши на уши. Но реален ли сам ядерный взрыв? Кто из нас корифей в физических науках?

Генералиссимус живо поворотился ко мне, остальные полководцы последовали его примеру, и Станислав Гагарин под взглядами Суворова и Сталина, Гитлера и князя Олега, Александра Македонского и Наполеона Бонапарта не то чтобы смутился, но почувствовал себя неуютно.

– Вы же роман, понимаешь, о стратегических ракетчиках написали, – укоризненно сказал, видя мою нерешительность, товарищ Сталин. – Потому и ответьте нам, жившим в старые и добрые времена, когда этой атомной пакости не существовало, можно ли с помощью украденной боеголовки произвести ядерный взрыв?

«Вроде бы можно, – подумал Станислав Гагарин. – А может быть и нельзя… Надо спросить Дурандина моего или Гайдука Сашу».

Вслух он спросил:

– Мне не верится, друзья и соратники, будто взрыв вообще возможен, что эти дюже воинственные незалежникипойдут на крайние меры.

– Одну крайнюю меру они уже предприняли, – возразил Александр Македонский. – Украли боеголовку… И один Бог знает, где находится она.

Наступила пауза.

И тут, как принято было сочинять в античных трагедиях или в более позднем готическом романе, дверь комнаты для заседаний в фирме на Пушечной отворилась и среди нас появился бог, то есть, я хотел сказать – мой давнишний знакомец, главный герой предыдущего романа, вечно странствующий по Вселенной Агасфер.

– Случайно знаю, – произнес, улыбаясь, явно довольный впечатлением которое он произвел, Вечный Жид. – В Киеве спрятана злополучная боеголовка… Здравствуйте, товарищи!

«И был осужден вечно скитаться на Земле до конца мира», – неожиданно вспомнилась мне прочитанная в некоем старинном manuscriptum фраза.

Признаться, я был обрадован появлением Агасфера, внешне выглядевшим все тем же молодым тридцатилетним субъектом, матросом с теплохода «Вацлав Воровский», на котором работал во время óно помполитом мурманский мой корефанИгорь Чесноков.

Десять месяцев провели мы с Агасфером, когда с пророками и вождем спасали драгоценную, понимаешь, жизнь «всенародно любимого» Значительного Лица, чтобы не дать ломехузамповода использовать его насильственную смерть для развязывания правовоготеррора.

Теперь «любимый» развязал его собственноручно.

Конечно, определенная часть соотечественников моих понимала, что бандитски нарушивший Основной Закон так называемый президент всего лишь зловещая ширма, за которой действуют иные, тайные силы…

Порою даже возникало мимолетное чувство сожаления к тому, кем так беззастенчиво манипулировали ломехузы.Но даже если мы знаем, что некто выпустил из клетки бешеного волка, натравил его на беззащитных овец, то поначалу надо безжалостно уничтожить взбесившуюся скотину, а уже затем искать тех, кто привел опасного безумца к власти.

«Они и привели, те, кто сидят сейчас запертые им в Доме Советов, – горько подумал я, в очереди с полководцами пожимая руку Агасферу. – За кого боролись, на того и напоролись…»

Вместе с тем тревожное чувство закралось в меня, когда возник на совещании Вечный Жид. Мне почудилась, неведомо как ощутиласьэта наша последняя встреча. «Агасфер, – со страхом подумал я, – перестанет скитаться по земле, ибо земли нашей больше не будет…»

Подобные мысли оформились зримо немного позднее, когда я теплым осенним днем выгуливал внука Леву по военному городку и раздумывал о продолжающемся парадоксе воплощения в мире реальном того, чего я ничтоже сумняшеся сочинял за письменным столом.

Идея рассказа о параллельном мире, которой я так гордился, она позволяла мне писать «Страшный Суд» двумя рядами одновременно, была теперь бессмысленной и безнадежной.

Реальный мир оказался похлеще сочиненного мною. И та причина, по которой во всамделишном мире отрешили от должности президента, была ныне куда весомей, нежели придуманная мною детская игра в созданную якобы ебээномтайную террористическую и кровавую службу.

Не были взорваны еще новые чернобыльныеобъекты, но за этим дело, увы, не ржавело, никто сейчас в России не сумел бы поручиться за собственное безопасное бытиё.

Я смотрел на весело бегущего рядом по лесу внука и с тоской думал: сумеем ли мы уберечь от грядущей опасности наших потомков? Стариков вот, ветеранов войны и труда уже не сумели… Даже хлеба им вдоволь не обещает преступный режим, управляемый друзьямис того берега океана.

Хреново было у меня на душе, когда показалась впереди на лесной аллее знакомая фигура.

Это был Иосиф Виссарионович.

На последней встрече вождей и полководцев в Киеве решили перебросить с Курил моего двойника: считалось – на Дальнем Востоке японцы выжидательно притихнут.

В помощь Стасу отрядили молодого македонского царя, остальных Агасфер разослал по регионам, дабы негласно воздействовать на тех, от кого зависела целостность России.

Бонапарт улетел к Горлову в Красноярск, Суворов взял на себя Поволжье, Гитлер выбрал южную часть России, Саша подался в Киев, а Сталин и ваш покорный слуга остались пока в Подмосковье, под рукою у Агасфера, вроде чрезвычайного резерва оперативного штаба.

…Лёва – архивежливый мальчик.

Он здоровается со всеми, кого встречает на улицах поселка, у дверей лифта, на лестницах и, тем более, на лесных дорожках.

Он и товарищу Сталину сказал приветливо «Здравствуйте», а когда я представил внуку вождя, объяснив, что это дедушка Сталин, Лев произнес привычно «А я Лёвка-мальчик», а затем внимательно посмотрел на просветленно улыбающегося вождя, озабоченно оглядел меня и, будто бы осознавая серьезность момента, по-деловому произнес:

– Хорошо, что ты здесь, дедушка Сталин… У нас уже есть в городке дедушка Ленин. Но тот дедушка каменный, а ты живой.

Надо ли говорить о том, что от наивных слов маленького Лёвы Иосиф Виссарионович был в восторге.

XVI

«Проклятые москали! – привычно подумал Мазепа. – Ужо я вам! Еще немного – и гореть вам с нечестивцем Петром в геенне огненной, затопчут вас и черный, и красный, и конь-блед из колесницы благословенного Иоанна!»

О том, что сам он торжественно отлучен от церкви и громогласно проклят с амвонов всех церквей Руси Православной, гетьман-предатель старался не думать. Но по ночам не мог уснуть, маялся, когда зримо представлял в горячечном воображении, как по указанию ненавистного ему Петра в Глухов собрались казачие старшины для избрания нового гетьмана.

Мазепа знал, что 7 октября 1708 года стародубского полковника Скоропадского единодушно избрали гетьманом Украины, вместо предателя, измена которого так поразила, ужалила в сердце Великого Петра.

Из Киева, Чернигова и Ярославля прибыли на выборы три архиерея и торжественным собором предали Мазепу проклятию. И в тот же день на площадь вынесли куклу – персону,как было указано в высочайшем указе – наряженную в платье бывшего гетьмана, принародно сняли с персонызнаки ордена Святого Андрея Первозванного, разжаловали и вручили палачу.

Старший прапорщик, вспоминая об этом, инстинктивно хватался за шею, будто и сейчас на ней лежала петля, которую набросил палач, а затем поволок куклу за собою по улице на глуховскую площадь, где вздернул персонуна специально для того водруженной виселице.

Операция по захвату боеголовки прошла успешно, ее укрыли на окраине малороссийской столицы и тщательно оберегали от постороннего глаза потаенное место, включив в персонал, опекающий бомбу, и прапора-шизофреника, полагая, что он пока еще нужен: кроме Тараса у подпольных движенцевракетчиков не было.

И потому обретался Мазепа подле украденной им боеголовки на правах вроде как няньки. Караульную службу гетьман не стоял, харчился за милую душу, от пуза кемарил,пытался рассказать усатым боевикам про Полтавскую битву и собственную роль при Карле, но хлопцев история не волновала, прапора они избегали и байки его никто не хотел слушать.

Тарас Романович не обижался, полагая охрану бомбы неразумным быдлом, рассеянно отрезал в кладовой, набитой провиантом, добрый кусище сала и одержимо жевал с паляныцею вместе, бормоча под нос строки из выученной им давно пушкинской «Полтавы».

– Давно замыслили мы дело, – исповедывался неведомо кому, проталкивая слова сквозь сало, Мазепа. – Теперь кипит оно у нас. Благое время нам приспело; борьбы великой близок час. Без милой вольности и славы давно склоняли мы главы под покровительством Варшавы, под самовластием Москвы.

Но независимой державой Украйне быть уже пора; и знамя вольности кровавой я поднимаю на Петра.

Готово всё: в переговорах со мною оба короля; и скоро в смутах, в бранных спорах, быть может, трон воздвигну я. Друзей надежных я имею: княгиня Дульская и с нею мой езуит, да нищий сей к концу мой замысел приводят. Чрез руки их ко мне доходят наказы, письма королей…

Ни королей, ни иезуитов у Мазепы конца Двадцатого века не было. Ничего, окромя бредовых измышлений больной психики и вполне реальной ядерной боеголовки, у которой и дневал, и ночевал Тарас Мазепа, заурядный обер-прапор из Хмельницкой дивизии, призванный, между тем, сыграть незаурядную роль в истории.

– Правительству и президенту Украины предъявить России ультиматум! – снова потребовали ультра-незалежники из подполья. – Пусть возвращает ридной ненькеКраснодарский край, где живут истинные украинцы, так называемые кубанские казаки, а заодно и Ростовскую область, ибо Азовское море испокон веков было морем украинским! Иначе – взорвем атомную бомбу…

Идея эта пришлась Мазепе по душе. Измаявшись от того, что не выполнил он собственных обещаний, данных им Карлу Двенадцатому – не поднял Малороссию против Петра, гетьман стал размышлять о двойной измене. И потому прислал к русскому царю полковника Апостола с предложением выдать Петру шведского короля и всех его главнейших генералов.

Но полковник Апостол показал Романову документы, из которых стало известно, что Мазепа замышлял и третью измену: намеревался отдать под руку Станислава Лещинского, польского короля, малороссийские земли.

А Петр возьми да и обнародуй мазепины тайные цидулкик предводителю шляхты, тут запорожцы и смекнули, чего стоит их бывший гетьман, партократ батуринского розлива.

– Он думой думу развивая, верней готовит свой удар, – проговорил Мазепа, проглотив разжеванный кусок сала, – в нем не слабеет воля злая, неутомим преступный жар…

Остановившись, Мазепа хотел произнести еще и знаменитые пушкинские слова о том, как луна спокойно с высоты над Белой Церковью сияет, но слов этих вымолвить ему не удалось.

Голова гетьмана-прапорщика возникла в перекрестие оптического прицела.

Тот, кто бережно наложил сейчас палец на спусковой крючок снайперской винтовки, не знал, что видит в оптике шального от расщепления психики субъекта, весьма похожего по анамнезу– истории развития болезни – на тех политических шизофреников, объявивших себя премьерами и президентами, которые устремились растаскивать по хуторским сусекам и собственным карманам огромное наследство Великого Союза.

Но тому, кто готовился нажать спусковой крючок, хорошо было известно, что перед ним один из тех, кто принимает участие в смертельном шантаже века. И товарищи помощника адмирала Нахимова, каперанга Стаса Гагарина, недавно еще дравшегося на самых дальних наших островах, его верные друзья из таинственного ВЗОРа, взяли сейчас в прицелы охранников украденной атомной бомбы и ждут, когда Стас Гагарин выстрелит первым.

Александр Македонский с группой захвата терпеливо караулил этот выстрел, чтобы первым рвануться в тайное хранилище и обезвредить ядерных шантажистов.

Когда молодой штурман прибыл на Украину, разведка посланцев Зодчих Мира установила уже, где укрывают боеголовку. Остальное было делом специальной техники и испытанных средств, которыми вооружили его группу надежных парней из Высшей Защиты оскорбленной России.

Пришелец из якобы застойногошестьдесят восьмого года потянул было за крючок, но гетьман-шизофреник метнулся от стола с недоеденным салом и скрылся на мгновение, продолжая декламировать пушкинскую «Полтаву».

Стас Гагарин вздохнул и расслабился.

«Ладно, – спокойно сказал он себе, – подождем малость, Одинокий Моряк… Недолго дергалась старушка… Ага!»

Движение недоевшего сало Мазепы продлило его подлую жизнь ровно на тридцать секунд.

XVII

Вместе с Отцом народов мы отвели Лёву домой, чтоб сдать на поруки Елене, товарищ Сталин подождал меня у девятого дома на улице Солнечной, затем предложил прогуляться мне с ним в Одинцово, где в гарнизонном Доме офицеров Агасфер оборудовал запасную для нас резиденцию в шахматном клубе.

Это была просторная, метров на сорок квадратных, комната-зала, уставленная столиками с клетчатой крышкой на каждом, и только два сиротливых стула ютились в помещении. Остальные, как и шахматные фигуры с часами, либо спрятали, чтоб не растащили, либо успели уже местные культуртрегеры разворовать.