Текст книги "Страшный суд"
Автор книги: Станислав Гагарин
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)
Философия моя допускала и крайние меры. Во имя порядка.
– Здравствуйте, Станислав Семенович, – широко улыбаясь, протянул мне широкую ладонь русский великий князь, в ней утонула моя узкая в кости рука. – Как пишется, как здоровье? Давление в норме?
Признаться, я был польщен последним вопросом. Е-к-л-м-н! Создатель Русской Империи, легендарный князь Олег интересуется артериальным давлением у малоизвестного члена Союза писателей!
Тут я немного, сознаюсь, растерялся, не сумел вовремя открыть рта и только кивнул, потом ответил: «В норме давление… Спасибо».
А внутри лихорадочно билась мысль: Как же мне называть его? Олегом вроде несподручно, ваше величество,тогда, в его время, еще не привилось, да и не монархист я вовсе, отчества же его не знаю, и никто не знает, хотя дома у Брокгауза еще раз посмотрю.
Князем разве его величать?
– Можно и князем, – благосклонно ответил, прочитав мои мысли, Олег. – А то и по имени просто. Сейчас я по возрасту лет на двадцать моложе Папы Стива, это с одной стороны. А с другой мы ведь с вами так даже и родственники вроде.
– Если по Рюрику разве, – улыбнулся я Великому Олегу.
– Рюрику довожусь родным брательником, увы, – сообщил мне князь. – Собственной семьей не обзавелся, потому как дал братану обет выкохать Игорька евонного, наследника, так сказать, престола.
– Так ведь это же открытие! – вскричал Станислав Гагарин. – Сколько копий сломали ученые, споря о происхождении Олега… А Вадим Кожинов, тот даже о двух Олегах мне давеча говорил.
– Вадим Кожинов прав, – сказал Олег, беря меня под руку и разворачивая на асфальтовой дорожке – знамение века! – харьковского села Старый Мерчик. – Но об этом после… Как вы в отношении соорудить по чашке чая? Опять же, свежим мёдом из кустовских ульев угощусь…
Что знал я о Вещем Олеге, кроме хрестоматийного «Как ныне сбирается… отмстить неразумным хазарам»?
В Брокгаузе и Эфроне помещены сведения о семи Олегах-князьях, кроме нынешнего моего знакомца, о котором сказано просто, как говорится, но со вкусом: «Первый князь киевский из рода Рюрика». И три столбца с четвертинкой убористого текста, половину которого занимает изложение его договоров, заключенных с византийской империей.
Но скупой пересказ того, как Олег за тридцать три года княжения основал Русскую Державу, продержавшуюся до наших дней, у Брокгауза с Эфроном тоже есть, правда, изложено без того святого пафоса, который уместно присутствует у Ивана Солоневича в «Народной монархии».
Теперь князь Олег, к судьбе которого я всегда испытывал особый интерес, а в последние месяцы тем паче, шёл рядом со мною по харьковскому селу, раскинувшемуся на тех землях, где Вещий гонял, вразумляя, оболваненных ломехузамиподданных хазарского кагана.
И мне вспомнилось толковое выступление прозорливого князя на том совещании, проходившем на Пушечной улице в Москве, на котором мне довелось побывать перед отъездом в Харьков.
Вещий Олег…
Эти слова были последними, которые я написал до знаменательного дня – 21 сентября 1993 года, когда с двадцати часов московского времени начался иной отсчет в жизни многострадального, униженного и оскорбленного Отечества.
Не знаю, смогу ли я когда-либо напечатать этот роман, не ведаю даже дадут ли его мне дописать – сообщаю об этом со всей определенностью и решимостью в шесть часов утра 23 сентября, в четверг, в день осеннего равноденствия, в день, когда надо будет помянуть годовщину смерти моей незабвенной матери – Евдокии Семеновны Ячменевой.
Всего-то прошло тридцать четыре часа с момента, когда на экране телевизора возникла самодовольная физиономия президента, безапелляционно заявившего, он объявляет 11 декабря выборы некоего федерального собрания, а Верховный Совет России и Съезд народных депутатов перестают по его, президента, собственной воле существовать.
Вот так, не больше и не меньше, скромненько и, как говорится, со вкусом, весьма дурным, надо сказать, вкусом, заявлено было о государственном перевороте.
И только спустя тридцать четыре часа я нашел в себе силы сообщить об этом в романе «Страшный Суд», в первой части его, которую символически назвал – «Гитлер в нашем доме».
…Вернулся я к роману только через несколько дней, в субботу утром, 25 сентября. Что случилось минувшей ночью, естественно, мне неизвестно.
Да и в минувшие дни страну накрыла глухая информационная блокада. По всем каналам телевидения – либо беспардонная ложь, извергаемая напрочь лишенными совести дикторами, либо разнузданные разглагольствования комментаторов типа Сванидзе, либо пошлые сентенции взглядовцаЛистьева о секс-технике и секс-бизнесе.
Духовный маразм достиг апогея.
В газетах за 22 сентября о ельцинском путче не было ни слова. «Правду» и «Советскую Россию» за 23 сентября я получил только вчера – на Власихе теперь газеты появляются на сутки позднее.
Под шапкой «Сентябрьский мятеж Бориса Ельцина» на первой полосе «Правда» поместила короткий хронометрарий событий.
21.09. 20.00. Б. Ельцин прерывает деятельность Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации.
24.00. Верховный Совет Российской Федерации прекращает полномочия Президента Б. Ельцина.
22.09. 00.25. Вице-президент А. Руцкой приступает к исполнению обязанностей Президента Российской Федерации.
00.25. Указ Б. Ельцина от 21 сентября № 1400 объявлен недействительным как противоречащий Конституции РФ.
12.00. Телеграммы с мест и обращения общественных организаций, поступающие в Москву, осуждают попытку государственного переворота.
19.00. Митинг защитников Дома Советов продолжается. Народные депутаты РФ собираются на Съезд.
Ниже следовал репортаж с Красной Площади – «В ночь, когда «Белый дом» стал Домом Советов», подписанный Василием Андреевым, Александром Головенко, Николаем Кривомазовым, Валентиной Никифоровой, Игорем Салтыковым, Сергеем Филатовым и Виктором Широковым.
Папа Стив намеренно не поленился и выписал имена мужественных журналистов из «Правды», которые нашли в себе достаточно духовных сил не скурвиться, не осквернить себя стремлением получить толику иудиных баксов,за которые продались их лишённые нравственных устоев коллеги.
На третьем канале шёл обзор зарубежных реакций, и выходило, что исконные – я бы даже сказал традиционные– враги России поддержали клятвопреступника и путчиста. Неужели русский народ до такой степени утратил национальное чутье, что не видит, кто враг ему, а кто друг? Впрочем, друзей у России никогда не было, нет и не будет…
Надо бы давно к этому привыкнуть, смириться и заботиться исключительно о собственных интересах.
Но последнего нам не дождаться, если у власти останется продажная клика отъявленных мерзавцев без чести и чувства сыновней любви к Отечеству.
«Советская Россия» поместила текст постановлений Верховного Совета России «Об исполнении полномочий президента РФ вице-президентом Российской Федерации Руцким А. В.» и «О прекращении полномочий президента РФ Ельцина Б. Н.».
И тут же сообщение о том, что Конституционный суд России признал действия и решения президента РФ, его обращение к гражданам России «не соответствующими Основному Закону страны», другими словами, антиконституционными.
Сейчас, правда, телевидение болтает о том, будто некоторые члены суда уже задним числом подняли хипиш:мы, дескать, выражаем несогласие. Но и при голосовании было четверо несогласных с неким мазепистым Витруком во главе, а десять остальных высказали своё «фэ» отступнику-президенту.
Текст ельцинского указа «Советская Россия» опубликовала полностью, пусть, мол, читатели разберутся… А у меня закралась тревожная мысль: не оставил ли этим Чикин лазейку для возможного отступления?
Ведь этот указ мусолили на экранах многократно… Ну да ладно. Поживем – увидим.
Репортаж «Ночью у Белого дома» подписали Надя Гарифуллина, Ю. Лакербай, Ю. Николаев и С. Турченко.
Словом, первая после ебээнскогопутча «Совраска» выглядела гораздо беднее «Правды», посмотрим сегодня, какими будут номера за 24 сентября…
Я говорил уже: на экранах творится чёрт знает что. Вчера сообщили, что арестован Станислав Терехов. Какие-то типы обстреляли милиционеров, пытались ворваться в штаб войск СНГ. История тёмная… Похоже на провокацию, навроде тех, что уже были с дорожно-транспортным происшествием на Садовом кольце в августе 1991 года, с погибшим милиционером на Ленинском проспекте Первого мая, когда в его смерти обвинили поначалу демонстрантов…
И это немудрено. Ведь само существование ВОРа – временного оккупационного режима – есть гигантская, планетарного масштаба провокацияломехузов против России – надежды человечества и Зодчих Мира.
Чего можно ждать от более мелких воров,если не гаденьких, омерзительных провокаций?
А если они еще и оплачиваются обильно долларами из-за океана… Да при наличии в столице тысяч и тысяч обезличенных, лишенных нравственного стержня маргиналов, духовных бомжей… Кое-кого из якобы задержанных налетчиков показали вчера с экрана. Я не поклонник теории Чезаре Ломброзо, но морды у них были бандитские, это точно… Впрочем, такие морды и у многих нынешних городничих, персонально не указываю, дабы не дать им повода вынуть у меня из кармана денежку за якобы моральный ущерб. В конце концов, Одинокий Моряк учился в юридическом институте и не даст поймать себя на якобы оскорблении и якобы клевете.
Но я отвлекся.
Отдушиной в блокаде, которую объявили русскому народу поборники якобы гласности и плюрализма, явились «Шестьсот секунд» Невзорова. В эти дни грозного орла ждали с нетерпением и душевным трепетом: дадут или не дадут Саше Невзорову выйти в эфир.
Пока, слава Всевышнему, выходил… И ободряюще улыбаясь, рассказывал правду. Вовсе не поддерживают Ельцина регионы, вовсе не пытались по команде Терехова проникнуть в штаб СНГ вооруженные люди, вовсе не сник и не смирился рабочий класс Ленинграда, который формирует боевые дружины для защиты Советов и посылает в поддержку отряд в Москву.
Мне неизвестно, как развернутся события в реальном мире. Мне подвластен лишь мир параллельный, в котором отрешение президента от должности я уже описал.
Но таинственный и жуткий парадокс заключается в том, что уж очень похожи эти миры, и придуманное мною, записанное на бумаге, через две-три недели становится реальностью, увы…
Одинокий Моряк завершил последнюю фразу и посмотрел налево, в окно, за которым высился кран, поднимающий панели последнего в районе Заозерной улицы жилого дома: места для новых строений уже недоставало.
Мне еще хотелось записать рассказ Димы Королева, который уже дважды ездил к Дому Советов, раздавал там спецвыпуск «Русского пульса» с рассказом о Товариществе Станислава Гагарина, рекламную листовку «Волшебная страна Папы Стива», наблюдал за теми, кто собрался на берегу Москвы-реки, а потом сообщал мне, каковы дух и настроение у находившихся там патриотов.
Доклады Дмитрия были оптимистичными, сам он искренне переживал случившееся, и вкупе с тем, что говорил с экрана Невзоров, это вселяло надежду.
Вещий Олег…
Именно на этих, теперь уже явно символических словах оборвался мой рассказ о встрече с русским великим князем, когда он предложил мне пройти в кустовскую хату и соорудитьтам по чашке чая.
«Далось им словечко соорудить, – насмешливо подумал я. – Оно характерно для лексики Папы Стива, но почему-то понравилось моим удивительным пришельцам…»
Соорудивс помощью мгновенно закипающего электрочайника Гены Кустова чаю, я принялся потчевать князя Олега душистым мёдом, который впервые в этом году накачал из собственных ульев мой зять – доцент Харьковского путевого института.
– Хорош медок, – нахваливал Вещий Олег. – Истинно русская еда, когда, значит, свежий хлеб со свежим мёдом…
Я смотрел на легендарного князя и думал о нем, собирателе земли русской, не находил внешнего сходства с товарищем Сталиным, но чувствовал в них духовных близнецов-братьев.
– Ну-ну, – сказал мне вдруг мой знаменитый гость и, хитро улыбаясь, заговорщицки подмигнул, – валяйте, Папа Стив, валяйте… Читателя вы ошарашить не боитесь, и это превосходно, Мастер! Тогда и напишите: князь Олег и товарищ Сталин – аристократы духа. И окажетесь правы. Истинный аристократизм именно в этом, в богатстве духовном, в идейном,если хотите. Наделить наследников таким могучим содержанием государственного духа, чтобы хватило его на тысячу лет, если не больше… Вот что!
– Вы сумели свершить такое! Но как это получилось у вас, князь? – просто сказал я.
Младший брат Рюрика открыто и доверчиво улыбнулся и напомнил мне ликом Валерия Гукова, доброго моего знакомца по Свердловску, только покряжистее был мой предок, могутнее, что ли…
– Частью по трезвому размышлению после чтения книг по античной истории, а читал я много, вызывая недоумение у моих в массе неграмотных, хотя и зело боевых соратников, – ответил после некоторой паузы князь Олег. – И, наверное, по наитию, руководствуясь, что называется, шестым или седьмым чувством державного свойства.
«Недаром тебя называли Вещим, – подумал Станислав Гагарин. – Ты предвидел, что строишь Великую Русь, возводишь ее на тысячу лет, и потому так заботился о том, чтобы уложить серьезный для подобного здания фундамент…»
– Знаете, Папа Стив, нынешние мои и ваши соотечественники закопались в куче ими же самими придуманных измови не видят за деревьями леса, – запив ложку меда чаем, проговорил неторопливо и степенно основатель Русского государства. – А ларчик открывается архипросто, Станислав Семенович… В геополитическом пространстве России всегда играл, играет и будет играть определяющую роль – вплоть до Страшного Суда! – русо-славянский этнос. Разумеется, русский этногенез, развитие русской нации, тесно связан и с друга ми народами, в первую очередь с евразийскими этносами, с их верованиями, традициями, бытом и культурой. Разве мало в нас от половецкого или, скажем, татарского, финно-угорского, например?
– Хватает, – согласился я с князем. – Есть даже и принесенное монголами китайское слово из трех букв…
– Вот именно, – усмехнулся Олег. – Об особенностях русской души уживаться с любым народом, не подавляя его физически и духовно, я достаточно хорошо ведал и прежде. Потому на этой национальной доминанте, позвольте мне употребить иностранный термин, хотя вы и не любите чужих слов в собственных сочинениях, на этой направляющейрусского национального характера я и начал собирание вокруг Киева славянских и иных земель.
Он вздохнул.
– Из Новгорода это сделать было географически несподручно, Папа Стив, – ответил князь Олег на мелькнувшую у меня мысль-вопрос. – Потому и пришлось спуститься вниз по Днепру, придумывая по дороге повод, как устранить мешавших моим государственным соображениям Аскольда и Дира. Пусть земля будет им пухом! Кстати, порой мы встречаемся друг с другом в Ином Мире, и братья полагают, что понадобись им для державных целей Новгород, они бы меня не пожалели…
А потом, в Одиннадцатом веке, на Руси был подписан федеративный договор, за что князя Ярослава с полным на то основанием назвали Мудрым.
Между прочим, уже тогда появились в руководстве Русского государства две своего рода партии, одна придерживалась поглядывания на запад, были-были и у нас собственные Козыревы и шахраи-мошенники, другие ратовали за развитие национальных особенностей, достижения благополучия и самостоятельности собственными, русскимисилами.
– Мне кажется, – заметил я, вклинившись в паузу, князь Олег обязательно останавливался на минуту, высказав ту или иную мысль, будто давал мне покрепче усвоить высказанное им, – мне кажется, что борьба тогдашних «западников» и патриотов довольно скоро стала не борьбой внутри России в поисках лучшего варианта ее развития, сколько сражением за обладание Русским государством.
– Намек, как говорится, понял, – усмехнувшись проговорил Олег. – Конечно, конечно! Прозападной шпаны и швали, прямых агентов влияния европейских наших врагов при дворах киевских князей, затем и московских царей, околачивалось предостаточно.
С этими просто и ясно. При выявлении – к стенке. Или на плаху… Можно и повесить, хотя последнего зрелища я не любил. Виселица – скорее западное новшество. Да…
Но были и добровольно заблуждающиеся. К сожалению, находились те, кто недопонимал сущности исторической и геополитической миссии России, заблуждался по поводу наиболее верной направленности русской политики, а это всегда, я подчеркиваю – всегда! – приводило Державу к кровавым разборками жутким трагедиям для народа.
Князь Олег снова замолчал, а я подумал о том, что на сию сложнейшую тему не токмо роман – серию книг из сотни сочинений можно и нужно написать…
– Свидетельства историков надо читать! – воскликнул вдруг с непривычной для него эмоциональностью сановный гость. – Скажи мне кто-нибудь, что хотя бы один из десяти нынешних государственных деятелей России, я не говорю уже о псевдовождях ублюдочного СНГ, прочитал «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, и я отдам тому месячную княжескую получку!
– По-моему, и из сотни один не прочитал…
– Это уж слишком, – недоверчиво глядя на меня, протянул Вещий Олег. – Неужели невежественность моих потомков дошла до подобных пределов?
– А то, – бесстрастно, привык к этому, сказал Папа Стив.
– Ну и ну, – покачал головой киевский князь. – А ведь только прочитав у Плутарха и у других авторов про деяния Александра Великого, я всерьез задумался над глобальным вопросом: почему его македоно-эллинская держава рухнула со смертью талантливого государственника и полководца?
– Она просуществовала некое время, породив недолгую эпоху преемников-диадохов, но быстро, увы, сошла на нет, – промолвил Одинокий Моряк. – Хотя Александр проводил в завоеванных государствах мудрую политику привлечения туземцев к государственной службе, благородно щадил побежденных противников и даже оставлял их на тронах. Впрочем, так поступали и русские цари в той же Средней Азии, например, где генерал Скобелев строил для местного населения школы и больницы, а солдаты генерала-строителя Жилинского прорыли те оросительные каналы в Туркестане, которыми так гордятся аборигены, напрочь позабыв, что живительную воду им провели воронежские и смоленские мужики в военной форме еще в Девятнадцатом веке…
Недолгая память у наших меньших братьев!
– Увы, – согласился со мною Вещий Олег. – Благодарности от них вам не дождаться никогда… Я всегда повторял и не устану говорить вновь: у России в геополитическом смысле нет и не может быть друзей!
Помните об этом всегда, русские люди!
Это вовсе не означает, что вы должны отторгать тех, кто просится к вам под крыло, под защиту, под державную руку. Но вошедший в русскую семью народ или народец обязанпри этом знать собственное место.
Никаких автономий, окромя культурной!
Как был прав в 1922 году мой друг и нынешний соратник Иосиф Сталин, по духу более русский человек, нежели ваши нынешние карликовые вожачки,когда предложил план культурной автономии для народов России!
Но упрямый козелСтарик упёрся авторитетными для тогдашней партии горе-интернационалистов рогами… И ни в какую!
Ошибка Сталина в том, что позднее, когда был наделен безграничной властью, вождь не воспользовался собственными возможностями и не провел давешнюю идею в жизнь.
А заложенная Лениным бомба рванула через семьдесят лет… Вот и пожинайте теперь парад суверенитетов, начатый очумевшим от постоянных потачек и собственного беспредела ебеэном,сепаратизм и оголтелый, доходящий до фашизма национализм придурковатых гетьманов.
Во что они мой родной Киев превратили!
Вещий Олег сплюнул, символически сплюнул в сердцах, поднялся из-за стола и вышел на крыльцо.
Я последовал за ним.
Упоминание в разговоре Александра Македонского напомнило мне совещание на улице Пушечной в Москве. Мне нравился этот парень, я многое читал об удивительном человеке, так многое успевшим за неполные тридцать три года, читал не только Плутарха, и всегда ломал голову над тем, что не давало покоя Вещему Олегу: а что упустил Александр, создавая новую державу.
– Двадцатый век – век мафии, – сказал тогда, на Пушечной, Александр Македонский.
– Из вашего исторического далека, понимаешь, вам виднее, Александр Филиппович, – хотя и уважительно, но с некоей ухмылкой, с явной подкавыкой, заметил Иосиф Виссарионович.
Вообще, я заметил, что Сталин относится к Александру Великому не только по-отцовски, разница в возрасте была столь очевидной, но и с особым пиететом, полагая молодого царя равным себе, по крайней мере.
– Но это же так очевидно, – пожал плечами белокурый гигант. – Ныне сама демократическая система тысячью невидимых и явных нитей повязана с так называемой организованной преступностью.
Видите ли, уже в принципе идеология демократически провозглашенных общественных ценностей, проповедь формальных прав личности, идеология казенной– назову ее так – демократии – есть структура, в которую без труда внедряется мафия. Согласитесь, что поймать структурированных разбойников, опираясь на формально действующий, а точнее бездействующий закон, не представляется возможным.
– Он прав, – вмешался Адольф Гитлер. – Побеждает тот, кто действует неформально… В прежней, добольшевистской России мафии не было… Почему? Тогдашняя Россия была правовымгосударством, а вовсе не тюрьмой народов, но власти умело сочетали правовые принципы с державными интересами.
Тогда князь Олег почти не вмешивался в общий разговор, и я не сумел бы по его нескольким уточняющим репликам определить точку зрения киевского государя на происходящее в нынешней России, хотя он, разумеется, готов был безоговорочно выполнять назначенные для него предписания Зодчих Мира.
XI
Хотя рассудок террориста и был поврежден, раздвоение личности, точнее будет сказать – расщепление,уже состоялось, но здоровая часть мозга, отвечавшая за принятие функциональных решений, работала чётко и по-деловому.
Одним из принципов, которые он положил в основу операции, было намерение избежать крови на первом этапе похищения ядерной боеголовки.
И это ему удалось.
Когда отстыкованную головную часть межконтинентальной баллистической ракеты, которыми была вооружена Хмельницкая дивизия, бережно уложили в специальное устройство, предназначенное для перевозки подобных смертоносных изделий,он поменялся местами с ни о чем не подозревающим водителем: почему бы не пустить за руль старшего прапорщика, который по инструкции должен сидеть рядом, он ведь и его, сержанта, учил ответственной работе в подразделении головастиков– так на ракетном жаргоне звали тех, кто отвечал за порядок в боеголовках.
Сложное транспортное средство, его называли ракетчики «царь-пушкой», осторожно пятясь, отползло от жерла многометровой шахты, в которой покоилась обезглавленная туша не страшной теперь МБР-сорок восемь.
На бетонном кольце, окружавшем боевую позицию, с задранным теперь зеленым квадратом люка «царь-пушка» развернулась и степенно покатила с приземистого холма, спереди и сзади сопровождаемая контрольно-охранными вездеходами.
Руководивший операцией майор Лебеденко смены водителей в кабине транспортного устройства не заметил, а если бы и увидел старшего прапорщика Мазепу за штурвалом, то разве что пожал бы плечами, подумав, что чудак Мазепа решил тряхнуть стариной, показать молодому сержанту, которого и обучал премудростям управления «царь-пушкой», как надо обращаться с техникой в столь деликатном деле.
Но Тарас Романович Мазепа чудаком не был. Крепко сдвинутый рассудком, обер-прапор полагал себя ни кем иным, как тем самым гетьманом, предавшим Петра и с помощью Пушкина оставшимся в истории России.
Теперь ему казалось, что он берет реванш и скоро отомстит московскому царю, взорвет украденной боеголовкой с атомной бомбой ненавистное Мазепе Московское государство.
Но даже гениальный безумец не в состоянии натворить для человечества бед, не имея соратников и подельцев.
Были они и у прапорщика Мазепы.
XII
Во второй раз самураев сбросили с Кунашира 31 августа 1993 года. Теперь десант был куда ожесточенней, с моря к подножию вулкана Менделеева нападавшие шли волна за волной, но защитники Русской Земли на крайне восточном форпосте остервенели не меньше, яростно отбивали атаки, а затем в рукопашной схватке гнали насильников до уреза воды, добивали безжалостно в извивающихся, будто змеи, зарослях морской капусты.
Молодой штурман, Стас Гагарин воспринимал участие в боевых операциях как привычное дело. Его обрадовало внезапное появление Веры, которая доставила из Южно-Сахалинска бригаду врачей-хирургов и груз медикаментов, противошоковых и перевязочных средств, а затем активно помогала развертывать полевые пункты оказания экстренной помощи раненым.
Оба они заняты были, что называется, по горло и видеться могли урывками только. Но после того, как наглый второй десант ополченцы, пограничники и казаки сбросили в море, злобная и завистливая соседка взяла, видимо, таймаут. О том, чтобы она отказалась от захватнических затей не могло быть и речи, Япония могла ждать и год, и десять лет, и век…
Но тишиной и возможностью встречаться Стас и Вера могли воспользоваться дня два, не больше. И слава Зодчим, молодые люди не знали об этом. Им попросту было хорошо вдвоем, и двойнику Станислава Гагарина из шестьдесят восьмого года не приходилось в присутствии Веры вспоминать о вселенском одиночестве, на которое был обречен.
Остров Кунашир – прелестное место на земном шаре. Плохо обжит, это верно, убогие дороги, примитивное жилье и дурное снабжение, неразвитое сельское хозяйство и полное отсутствие каких-либо здравниц, хотя здешние минеральные воды разнообразны и уникальны, потягаются по этой части с любыми курортами международного класса.
Про воды, омывающие остров, и говорить не приходится… Кто только не водится в курильских глубинах, бесчисленные рыбьи стада нагуливают здесь жир, а еще ламинария, морской гребешок, мидия и другие, еще далеко не освоенные русскими людьми деликатесы.
А какие удивительные леса, заросли курильского бамбука, гигантских лопухов высотою в два метра… И еще одно удивительное дерево, распространенное и на Хоккайдо с Хонсю, название его Стас Гагарин забыл, а Вере сознаться в этом постеснялся…
Двойник вообще поначалу несколько смущался в присутствии молодой женщины, что на Стаса не было похоже. Порой ему казалось, будто они сто лет знакомы с боевой подругой, а с другой – нечтоостанавливало его на некоей грани, отделяющей доброе знакомство от несколько более крупныхотношений.
Вера же вела себя со Стасом Гагариным ровно. Не останавливала его вполне естественных попыток уделить, что называется, повышенное внимание, знаки его принимала как должное, но и не поощряла штурмана к более смелым поползновениям, увы…
Во всяком случае, отношения Веры и Стаса развивались спокойно, без всплесков и чувственных перепадов. При этом из подсознания молодого штурмана всплывало порой ощущение, будто есть в той растущей теплоте, которую он уже явственно испытывал по отношению к Вере, есть нечто запретное, греховное, что ли… Этот сдерживающий фактор, хоть и не носил абсолютно цензурного характера, напоминал начитанному и достаточно эрудированному Стасу описанную в иных романах ситуацию, когда сын вдруг ощущал в себе влечение к молодой мачехе.
Конечно, здесь никакого эдипова комплекса не было и нет, хотя и отражённо, теневоон присутствовал тоже… Но ведь Стас не знал о том, кем была Вера в жизни старшего двойника!
Порою он вопросительно поглядывал на нее, будто хотел спросить о чем-то и не решался. А Вера отвлекала Стаса от излишних сомнений и дум, собственно говоря, она ведь и роль такую назначила себе сама, и положила не торопиться, не гнать лошадей, они в урочное время доставят влюбленных в необходимое место.
– Не искупаться ли нам в минеральных водах? – предложила однажды Вера, и Стас немедленно согласился: день был прохладным, и окунуться в горячие ванны на склоне вулкана было как нельзя кстати.
Неказистым казалось сооруженное погранцами, в полном смысле слова, доморощенное водное хозяйство, но главное было в том, что оно лечило,а к бытовым неудобствам русский человек привык.
Сбросив одежды, Вера и Стас забрались в запруду из камней, это и называлось ванной,где вода замедляла естественный ход, но всегда оставалась проточной, и штурман оставил на камне часы, чтобы не перележать ненароком, воды на Кунашире были по лечебной силе густыми.
Он вытянулся в горячей, под сорок градусов, запруде, чувствуя рядом стройное тело Веры, вздохнул неведомо чему и посмотрел на голубенькое, под скромный русский ситчик, небо, медленно плывущие на север облака, и подумал, что такое небо сейчас на Белгородчине или в Рязани.
– Тебе нравится Саша? – спросил вдруг Стас Гагарин.
– Какой Саша? – удивленно спросила Вера.
– Филиппович, который… Македонский.
– А почему ты спросил о нем?
– Не знаю… Может быть, потому, что он тоже прибыл спасать Россию, как адмирал Нахимов и партайгеноссе Гитлер. Хотел бы я с ним встретиться тогда. Ведь мы ровесники с царем Александром, я даже немного постарше сейчас, тридцать три года мне уже сравнялось…
– Бог даст – свидитесь, – нейтрально и осторожно ответила Вера.
– У меня есть о чем спросить великого полководца, – промолвил Стас Гагарин и безо всякой связи с предыдущей фразой спросил – Сколько же отмерила нам судьба пребывать на благославенном Кунашире?
– Двадцать четыре часа, дружище, – послышался рядом знакомый мужской голос. – Только одни сутки, начиная с этой минуты… Здравствуйте, камарады!
Штурман резко высунулся из воды, повернулся и увидел в метрах шести от себя, в другой каменной ванне-запруде Адольфа Алоисовича Гитлера.
Фюрер приветливо улыбнулся и традиционным жестом поднял голую руку.
Вера занесла руку над взъерошенной головой, свернувшегося под одеялом Стаса, издавна привыкшего спать в чем мать родила, а через сутки после встречи с Гитлером на острове изрядно заминусило,легонько и нежно провела ладонью по волосам, боясь разбудить усталого друга.
«Скоро ему в путь-дорогу, – подумала она, – только будить его не стану, пусть сразу возникнет там, где ждет его помощи Россия. Прощание с близкими расслабляет героев… Но стала ли я близкой ему теперь?»
И Вера печально, вовсе как земная женщина, вздохнула.
Она высвободила левую руку и посмотрела на часы. Уже пора… Вера склонилась над Стасом, легонько поцеловала в щеку, едва касаясь пробившейся уже щетины, и чуть слышно шепнула в ухо:
– До свидания, милый…
Стас Гагарин не пробудился.
Он пробормотал во сне нечто, принялся было поворачиваться на другой бок…
И вдруг исчез.
Опустевшее одеяло бесшумно легло на тощий матрац, приютивший их на эти сутки. Вера перевела взгляд на походный стул, на котором лежала одежда героя: одежды не было тоже.