Текст книги "Замок Древней (СИ)"

Автор книги: Станислав Конопляник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

– Мы предоставим жильё, – тут же нашлась Радя.

Пятеро рыцарей, все единодушно решили предать орден в одночасье, стоило им шагнуть за порог.

– Жилья недостаточно, – парировал Кинур. – Нужен именно храм.

И желательно с наставником, ставленным лично гроссмейстером ордена Лазурного Меча, проверенным, верным и требовательным.

– Жильё, переоборудованное под храм? – предложила Радя на полном серьёзе и Кинур лишь рассмеялся.

– Вы не понимаете, что такое святое место, уважаемые, – грустно резюмировал он. – Без святого места сила рыцаря ничем не больше силы обычного крестьянина, взявшего в руки меч.

– А как же тренировки, доспехи и отвага? – подняла тонкую чёрную бровь Радя.

Кинур вздохнул, нахмурившись.

Скажи он им правду, и как бы они отреагировали? «Кинур не может удержать своих людей в подчинении? За что он только еду получает?» Никто не принимает чужих ошибок. В особенности люди, которые не совершают ошибок. А не совершают ошибок лишь те, кто ничего не делает.

– Ничто не имеет смысла без веры, и только вера – ответ на все вопросы, – процитировал он Книгу Правил.

– Кажется там говорилось о чувствах и побуждениях, – промямлила Радя, – но допустим, это так. Голодные жители Аленоя не смогут с вами делиться едой, а деньги есть нельзя.

– У нас в руках печатный станок, – заявил Кинур. – Давайте отдавать людям больше денег?

Наступила тишина, в которой Йен переглядывался с Радей и качал головой. Радя, с серьёзной миной на лице смотрела в пустоту. Конечно, никто не станет прибегать к очевидному и простейшему из решений, потому что намного проще жаловаться на проблему, нежели её решать.

– Это не решает мою проблему и проблему моих людей прямо сейчас, – проскрипел де Григо. – Проблему прилегающих деревень, я уверен, так же не решает. И у меня есть претензия к Вам, уважаемая Натис, – обернулся старик к Раде. – Разве законы принимаются единолично?

Радя покраснела и задохнулась от оскорбления.

– Н-нет… Уважаемый сэр, де Григо, простите меня и гроссмейстера Кинура за нашу поспешную дерзость. Наше законодательство ещё не совершенно.

– Совершенно не совершенно, – продолжал возмущаться Йен. – Я требую отзыва закона на всей территории Аленоя!

– Но… – выдохнул Кинур.

И даже то малое, что он начал делать, нужно загубить на корню, не дав даже ростку взойти. Всё же придётся признать, что он споткнулся. Вставай давай, тряпка!

– Согласно Книге Правил, ордену положена десятая часть, уважаемый де Григо, – с угрозой в голосе произнёс Кинур.

– Пусть даже я не согласен с десятой частью, – проскрипел де Григо, – однако даже десятая часть платится за что-то. Соизволите ли Вы в таком случае, уважаемый де Банис, выполнить сей же частно, свою часть сделки?

Кинур открыл рот возразить, продумывая в голове стратегию с храмами, временем на строительство и ссылкой на то, что зимой строительство довольно проблематично, однако увидел хмурое лицо Ради.

– Я не хотела этого, но, похоже, выбора нет, – вздохнула она и в голосе её сквозила усталость. – Единолично такое решение, увы, принять нельзя и нужно созвать собрание старейшин.

Победа! В кои-то веки!

«Ага, не легко оторвать тощую жопу от кресла и взять на себя чуть больше, чем бумажку перенести с места на места?»

– К сожалению, уважаемые, – с ехидством произнёс Кинур, – но придётся именно так и поступить в таком случае.

Ввиду того, что Йен задержался здесь на довольно длительный срок, а Кинур при этом понимал, что такое имение без хозяина, решено было проводить собрание в АнНуриен Юндил. Гроссмейстер был не против такого положения вещей, тем более что он мог хоть половину ордена на время туда перебазировать для общей безопасности.

Оставшееся время они подготавливали документы, выводя строчку за строчкой. Кинур потребовал пригласить сюда своих герольдов, которым он лично доверит разнести послание о заседании. Йен нервничал, считая дни, когда послание будет разостлано и сколько ещё потребуется времени, чтобы окончательно решить со всеми деталями. А деталей была действительно уйма, и каждый пункт необходимо было обсуждать.

Кинур вышел довольный, но с гудящей головой. Холод вечернего Анатора ударил в голову молотом, в висках запульсировало. Гроссмейстер вдохнул полной грудью и отправился обратно в храм.

Утром он вернулся вновь к выкрашенной в красный двери муниципалитета. Трума всё так же без голоса проводил его к столу. Йен был беспокоен, но уже не так озлоблен. Радя так же стала мягче, но улыбка ни разу не коснулась её уст.

Впрочем это не говорит о том, что в разговорах не было напряжения.

– Какие же тогда у ордена, по Вашему мнению, обязательства? – Радя рубила с плеча. Хотя и вопросы задавала глупые. Будто она не знает, какие у ордена обычно обязательства.

– Это оплот веры и правды, чести и милосердия, – принялся говорить Кинур.

Радя нахмурилась:

– Вера, правда, честь и милосердие не являются государственными институтами власти, к пребольшому сожалению. Суд находится в юрисдикции господина Трумы и выбранных им судей здесь, в Анаторе. В деревнях же в роли судьи выступают старосты. Что же касается законов?

– Законы издаются здесь, – кивнул Кинур. – И законы должны издаваться бургамистрами, высокопоставленными членами общества, такими как гроссмейстер или войт ордена.

– Действующий бургомистр больше подходит, – заметил де Григо, указывая на Радю Натис.

Кинур сжал руки в кулаки, но оспорить это не мог.

– Принуждать аэльев исполнять закон в таком случае прямая обязанность ордена, – нашёлся гроссмейстер. Разговор шёл сложнее, чем ему казалось он должен идти. Радя на этот раз кивнула и даже улыбнулась. – А так же защита жителей Аленоя от всех угроз.

– Будь то внутренние или внешние, – уточнила Радя.

– И для этого нужен налог! – тут же ощутил почву под ногами Кинур. – Рыцарь без постоянной подпитки веры слаб. Пятеро моих людей в прошлом году умерло в Эрлоэну от обычной виверны, а в наше сложное время пятеро – это огромная утрата.

– Для обсуждения этого вопроса мы и созываем совет, – кивнула Радя, хотя не понятно было, соглашается она или нет.

– И это лишь внутренняя угроза. Что же касается внешней? – восторженно продолжил Кинур. – У нас менее ста рыцарей, и это всё, что мы можем сейчас предоставить в случае нападения демонов, а ведь по результатам разведки их насчитывается больше четырёхсот там, где у нас есть разведчики: Брума, Иэра и Штахт. Орден нуждается в новых рыцарях.

Радя взглянула на него внимательно, изучающе, как тогда в первый раз, когда он очнулся и его привели к ней. Когда она, сидя в своём кресле в кожаной куртке, в обществе книги и чадящей лампы, озвучила его судьбу, дала ему выбор и право решать.

– Стена защитит нас. Четыре сотни против сотни рыцарей – ничто. Воля Тираэля сомнёт врагов, тут беспокоиться не стоит, – заявила она.

В этот раз выбора и права решать не было.

– Воля Тираэля не безмерна, иначе достаточно было бы одного меня, – смирившись с поражением произнёс Кинур. Смирение в нём заканчивалось.

Вечером, лёжа в удобной кровати с сопящей под боком девицей из дома госпожи Тилле, он думал о словах Ради, и в нём поднимался, вскипая, гнев. Он вспоминал её слова, сказанные теперь, и сравнивал с теми словами, что говорила она тогда, и разочаровывался.

То было позапрошлое лето. Орден рыцарей пережил больше года, Лазурные Мечи были наточены и рвались в бой, и этот бой им дали довольно скоро. Глухой рокочущий звук рога он не забудет никогда. И этот трепет в груди, тяжесть надеваемых доспехов. Он помнил, как они ехали верхом по узеньким улочкам к единственным воротам. Как солнце светило ярко. Как нагревалась сталь. Как сияло знамя над головами. Как Святое Слово раскатывалось по улицам, произносимое громогласными капелланами, воспеваемое хором и во весь голос.

На высокой стене стояли арбалетчики, но они боялись даже высунуться, дрожа от страха. Даже Радя сомневалась его затее, хмуро глядя из тени стен. Кинур подъехал к деревянным створкам и потребовал открыть ворота.

Гулкий звук раздвигающихся каменных створок, ударившее в глаза солнце, стройный клин рыцарей в начищенных до зеркального блеска доспехах с развевающимися на ветру плащами с вышитыми лазурными мечами остриём вверх.

Глаза привыкли к яркому, слепящему свету. Впереди были маленькие алые фигурки вражеского войска, в середине которого возвышался исполинский демон.

– Тираэль с нами! – ревел один из капелланов.

Конница набирала скорость.

Кинур шёл первым, как и положено бесстрашному рыцарю Тираэля. Он рванул с пояса свиток, прошептал молитву и тот рассыпался в пепел, а доспехи Кинура принялись светиться лазурным светом, даруя благословение их бога. За ним повторили то же самое другие его рыцари. Их было пятьдесят девять. Ещё четыре капеллана и один знаменосец.

Стук копыт, тяжесть меча в руке, тяжёлый щит в другой руке, приближающиеся враги. Они были уродливы: с рогами и копытами, с выпученными буркалами глаз, с зубастыми пастями, некоторые двухголовые, некоторые трёхрукие. И враг не стал стоять, ринулся в атаку.

Кинур помнил, как его конь вонзился в строй врага, сшибая нагрудной бронёй зазевавшегося демона. Тот оказался под копытами и судьба его стала неизвестна. Кинур взмахнул мечом и тот с хрустом опустился на что-то твёрдое. Он поднял руку и опустил её на голову следующему, который уже замахивался мечом.

В голову что-то ударило с силой, гул в ушах добавился к скрежету и крикам сражения. Кинур крутанул головой, занося меч, и увидел копьё, разлетающееся в дребезги о лазурный доспех. Алая харя скалила зубы и что-то утробно рычала, подхватывая ещё одно копьё с земли. Кинур развернул коня, поднялся на дыбы и легнул копытом, в мясо разбивая лицо демону, но тот остался стоять. Тогда гроссмейстер взмахнул мечом, снося зазевавшемуся противнику часть головы вместе с рогом.

Что-то сбило его, выбило из седла, он повалился, сделал перекат, оказываясь спиной к спине с одним из своих. Весь в крови, рыцарь колол коротким копьём, принимая удары на щит. Сбоку от Кинура так же кипела битва, но там человек двадцать выстроились строем и сейчас пробивались к гроссмейстеру – конная атака захлебнулась.

Гроссмейстер глянул на небо и охнул: с неба падали, складывая крылья, алые тени, сбрасывая рыцарей с лошадей. Рыцари, по большей части, вставали, и продолжали давать отпор. Обезумевшие от битвы кони, хоть и обученные, но всё ещё способные испытывать страх, кинулись врассыпную, уходя с поля боя. Демоны же не щадили никого, метая в коней копья, рубя их топорами.

Перед Кинуром возник здоровенный демон, на голову выше не маленького Кинура, закованный в броню и с четырьмя руками, в каждой из которых он держал по мечу.

– Ты здесь главный? – задал он вопрос Кинуру грубым басом. – Имя мне Аазидар, и я буду последним, что ты увидишь!

Кинур не стал тратить время на слова. Сказать по правде, ему стало не по себе, и он выкрикнул слова благословления. Щит и меч его засияли и рыцарь сделал шаг веры в сторону своей смерти.

Демон взревел, опуская сразу два меча с двух сторон. Кинур закрылся от одного, рубанул мечом навстречу другой. Синяя вспышка на мгновение ослепила, а от удара меча о меч загудела рука до самого плеча. Кинур видел, как вырвался тяжеленный меч-бастард из руки демона, как он в недоумении уставился на пустую руку.

– Имя Тираэля вселяет ужас в сердца его врагов! – крикнул Кинур и кинулся вперёд.

Он рубанул с плеча и новая голубая вспышка расцвела в сознании. Боль была едва стерпима, но меч он свой не выронил. Второй бастард разлетелся на части, оставив в руке Аазидара лишь ручку. Демон ловко перекинул из левой нижней руки меч в правую верхнюю и рубанул сплеча, метя в голову. Кинур, будто по заученному, шагнул навстречу клинку и прингулся, делая выпад. Меч просвистел над головой, лишь вскользь задев шлем. Но и выпад цели не достиг, его Аазидар отбил латной перчаткой, взмахивая левой верхней рукой.

Кинур едва успел поставить щит. Ещё одна синяя вспышка, и клинок меча гнётся под тупым углом, но и Кинур скорчился тогда от боли, едва не завалившись на бок. Броня потухла, меч так же превратился в обычный кусок железа, щит вмяло, однако рыцарь был намерен продолжать бой, удобнее перехватив рукоять меча.

Демон решил иначе: отпрыгнув в сторону он взревел. Взмах могучих крыльев поднял его в воздух, а рокот поднялся над полем.

Демоны бросали копья и мечи и спасались бегством. Рыцари преследовали их до самой опушки леса, а после долго ещё искали своих убитых и раненых. В тот славный день их стало сорок семь, но то была славная победа.

На поле боя выехала Радя, верхом на вороном жеребце, подъехала к Кинуру, что склонился над погибшим с ужасной рваной ранов в районе шеи. Он оторвался от кровавого ужаса, посмотрел на неё, а она улыбнулась ему:

– Достойна победа ордена, не так ли, гроссмейстер Кинур де Банис? Взрастающая сила Лазурных Мечей поставит наших врагов на колени если не сегодня, то обязательно завтра.

И эти её слова до сих пор звучали в его сознании. «Сила Лазурных Мечей поставит наших врагов на колени», – слова лидера, безмерно преданного Аленою и понимающего суть вещей. Хочешь мира – готовься к войне.

И словно другой человек: «Нас защитит стена», – в словах сквозит неверие, страх и желание спрятаться. Когда же она стала такой? Когда из сурового солдата, которой он её помнил, превратилась в мягкотелого крестьянина, готового отсидеться в погребе, лишь бы его не трогали и всё оставалось как есть? И может быть они с Йеном всё же заодно?

Никогда не пускай в дела державы людей со стороны, – запоздало подумал Кинур, вспоминая сморщенное лицо старосты АнНуриен Юндил.

И ежели это так, ежели Йен пытается влезть в их с Радей дела, а Радя ему ещё и потакает, то другого пути нет. Кинур думал и обдумывал, и не нравилась ему эта идея, но не место мягкотелой девушке из грязного селянского сброда, которая потакает желаниям всех окружающих, на троне правителя Аленоя. И ежели нужно занять это место ему, Кинуру, на благо всех, чтобы создать движение, не погрязнув в однообразном сером ничего не делании, пусть даже занять это место и силой – он готов это сделать, на благо Аленоя и всех его жителей.

Каждый вечер Эдмунд ждал Радю и Йена в таверне, и каждый день сидел там один. Не то, чтобы компания самого себя ему не нравилась, но он начинал переживать, что же там такого случилось, что ни Радя, ни Григо не показывались в этом месте, куда они любили наведоваться если не каждый вечер, то через вечер.

Но Эдмунд бы терпелив. К тому же его распирало от любопытства, поэтому своим привычкам он не изменял, и в итоге был вознаграждён. В таверну гуськом зашла целая толпа, все в плащах накинутых на лица – не узнать. Лишь когда они принялись подсаживаться к столу Эдмунда и, ко всему прочему, двое крепких мужиков подтащили к ним ещё один стол, Эдмунд понял, кто есть кто.

Напротив него села Радя, слева разместился Йен, справа от Эдмунда уселся Трума, хмуро посматривая в сторону пьяных завываний из-за широких орочьих плеч.

Справа от Ради уселась красотка с золотистыми волосами и большой грудью, выпирающей из-под корсета. Портила её лицо лишь большая выпирающая родинка на носу, но острый подбородок, пухлые губки и тыковки-груди более чем скрадывали этот незначительный недостаток – это была Гертруда де Штольнбах собственной персоной – поставщик бумаги и новостей в самые дальние уголки Аленоя.

Напротив Йена сел Милфорт Ядковский, вместе с Йеном придумывал для Аленоя деньги и в его честь названа вторая номиналу валюта – Милфорт. Для маленьких денег Йенин, дальше Йен, после Милфорт и завершает это шествие Натис. Пухлый и добрый дядечка со слезливыми глазками, большим носом и лысиной почти до затылка, сложил свои пухлые ручки перед собой и мирно улыбался, переводя взгляд с Ради на Гертруду.

– Как твой голос? – обратился Эдмунд к Труме.

– Я с вами пить больше не буду, – надулся полуэльф, сложив руки на груди. Говорил он всё так же с хрипотцой, но уже хотя бы говорил.

Радя подняла бровь:

– Тебя никто не заставлял отбирать у бедолаги лютню и перекрикивать орков.

Трума покраснел и отвернулся, всё ещё бросая нервные взгляды на угол, из которого раздавались невнятные вопли.

– Как дела, подружка? – улыбнулась наконец Гертруда, обращаясь к Раде.

– Да вот, как видишь, – буркнула она, указывая на Йена. – Если бы не он, считай и не узнала бы о том, что налог на благо нашей великой армии хотят ввести.

– И всё же я не пойму, что в этом плохого? – подал голос Эдмунд. – Всё же пойдёт на благо, как гроссмейстер и говорит, он ведь не врёт.

– Да нет, как раз-таки не очень во благо, – перевёл свои слезящиеся глазки на Эдмунда Милфорт. – Понимаешь, контролируемая инфляция необходима для того, чтобы ввести необходимую массу денежных средств, чтобы иметь больше шансов на стабилизацию курса. Кинур же хочет уменьшить фактическое количество денежных средств на душу населения, создав искусственную дефляцию, а судя по разговорам, пускать в оборот их не собирается в ближайшее время, а значит это будут деньги, просто изъятые из оборота.

Оборот, деньги, дефляция, инфляция.

– Ничего не понял, – нахмурился Эдмунд.

Милфорт открыл было рот, но не успел ничего сказать.

– Мы уезжаем в скором времени, – заявила Радя, обращаясь к Эдмунду и тот вновь провалился в её бездонных карих глазах. – И Кинур тоже, и может быть ты. Если не уедешь (я ж не знаю, что там в ордене у вас), то следи пожалуйста, чтоб ваши сильно не бесчинствовали.

– Да такое ж бесчинствовали, госпожа Натис! – принялся возмущаться Эдмунд.

– А на прошлой пятерне кто лавку Таврику развалил и ещё тумаков навесить грозился? – прозвучал справа голос Трумы, который в конце дал петуха и полуэльф принялся прочищать горло.

Эдмунд принялся краснеть от стыда за весь орден.

– Не суди по себе, – улыбнулась ему Радя. – Ты хороший человек, но людей в орден берут прямо с улицы. А они могут быть ворами, насильниками, убийцами, просто бесчестным сбродом, который может меч держать. Вначале их нужно обучить: неофит, оруженосец, сквайр, а после лишь рыцарь. Верно?

– Верно, – с огнём в голосе согласился он.

– А у вас так есть?

Эдмунд растерялся. Он об этом не думал. Ведь он сам стал рыцарем, побыв в роли оруженосца два дня и ни дня не был сквайром.

Им принесли еду и выпивку. Трума сразу отставил свою кружку, отодвинув её на середину стола и попросив воду. Склонившись каждый над своей тарелкой все усиленно жевали. Эдмунд всё ждал, когда Йен начнёт дремать и нести всякую чушь, но старик был немного на взводе.

– А когда уезжаем? Дорогая моя, когда? – не выдержал он, обращаясь к Раде своим скрипучим голосом.

– Гертруда на день раньше приехала, значит завтра, – в задумчивости произнесла Радя.

– Ну и слава… А кому ж слава-то? Не Тираэлю – это точно. Ну его этого Тираэля в жопу с его сложностями. А знаешь почему? Спрашиваешь ты почему. Потому что, а как по-другому, вот почему, – пробухтел он. – Гертруде слава, – улыбнулся он и госпожа де Штольнбах улыбнулась в ответ. – И Чёрному, раз на то пошло, один чёрт я всё равно других богов не знаю.

– А как же Аэми и Аэти? – удивилась Гертруда.

Йен пожал плечами.

– Кстати, дорогая моя, я про Чёрного вспомнил. Столько воды утекло, что думал, что позабыл уже давно. Заходил один пустомеля ко мне в храм, одет был точь-в-точь как статуя в храме. Не поздоровался, не представился, с порога заявил, чтоб мы ждали какого-то спасителя по имени Гарри с прорвой народу и всех при оружии.

– Не звучит как мутное предсказание, – заметил Милфорт. – Звучит как план, – он нахмурился.

Радя пребывала в задумчивости.

– И ты думаешь, что есть шанс, что в АнНуриен нам на головы свалится целая армия во главе с каким-то Гарри? – сощурилась она.

Григо покачал головой, ухмыляясь. А вот Милфорт и Гертруда принялись доказывать, что в этом нет ничего странного, и люди постоянно в Аленой попадают.

– А что тебя в этом смущает? – толкнула в бок Радю Гретруда.

– Прорва народу при оружии могла бы сильно изменить ход дела, – задумчиво проронила Радя. – А особенно, если с этим Гарри удалось бы договориться. Слишком уж удачный расклад. Так не бывает – очень похоже на рояль в кустах…

Глава 10. Дарёный конь

Гарри

27-ой день ханты Жёлтых Листьев

– Эй, там, в кустах! Ты тут не замёрз? А, вижу, у тебя коврик с собой.

Это был Дима. Повеселевший и озабоченный.

– Староста приехал? – спросил я. Речь моя вновь начинала походить на ту, что была до этого. Плоть нарастала на щеке и губе, дико чесались зубы, хотелось содрать все бинты с лица, но я силой воли одёргивал руки.

Боль, что тьмой застилала сознание, постепенно отпускала. По меньшей мере моё сознание было при мне: воспалённое, тревожное, орущее на меня за причинённую боль, но при мне.

– Да, приехал. А ещё госпожа Натис, гроссмейстер Кинур, с ними хлыщ, помогавший нашему Йену вводить денежную систему в Аленое. А ещё с десяток рыцарей, а то и больше. Где мы их размещать-то будем? Ещё эта, как её, Штейнбах приехала, будет вести корреспонденцию. Что-то намечается и я приглашён.

Последнее он сказал без особого энтузиазма. Впрочем Дима всё же дышал свободнее, нежели раньше. Уже не нужны были обходы часовых, не нужно было рисковать жизнью, хоть он и числился начальником местной дружины.

– А вот меня никто не приглашал. Нужно срочно это исправить.

– Я вот поражаюсь, сколько в тебе энергии, – фыркнул Дима.

Я встал, отряхнулся, сложил коврик, поправил тёплый плащ и стал ломиться через кусты на дорогу. Дима рассмеялся.

– Я знаю, что над слепыми смеяться не принято, но ты нашёл единственный куст в этом поле, и, видать, не первый раз через него ходишь.

Я зашагал вслед за Димой, ориентируясь на его ауру.

– Вот мне чисто любопытно, как ты меня видишь? – раздался его голос.

– Для меня ты светишься, – отозвался я и остановился и принялся показывать рукой. – Там Марьяна, вон там Сеамни, вон там Курт, а там подозрительно много народу. Мы туда идём?

Дима, наверное, кивнул.

– Я не вижу, когда ты киваешь, – с досадой произнёс я.

– Да, к храму, – смутившись, отозвался он.

– И будем сидеть в храме?

– Я буду, а ты не знаю, – усмехнулся Дима.

В храм – это плохо. Я так старательно обходил его стороной, даже будучи с расщеплённым сознанием. Эх, и никуда ж не денешься, не уговоришь всех перенести сие мероприятие на открытый воздух. А что может случиться? Да очень многое. Меня определённо почувствует хозяин того места, а там дальше разверстые порталы, рогатые твари, Ишиан Рихар собственной персоной, или Седрик завалится в гости и увидит, что бить меня всё же можно и я вполне себе смертный. Нет, к такому повороту событий я был ещё не готов, но не смотря на напряжение и внутреннее сопротивление я понимал, что «готов» или «не готов» у меня не спрашивали и спрашивать не будут, а значит нужно идти.

Около храма толпились люди и именно люди: распрягали лошадей, привязывали их. Какие-то оруженосцы слонялись туда-сюда, стучали молотки, звучали команды, слышались хлопки натягиваемых и встряхиваемых тентов – раскладывали походный лагерь.

Довольно дисциплинированные, намного более дисциплинированные, чем те пятеро, что попали под моё командование после Димы. К тому же ещё и вооружены неплохо: на паре рыцарей я заметил сильные обереги от магии и оружия, временные активизируемые щиты и одноразовые чары.

Если их человек двадцать, то это будет два отряда по десять, довольно сильные и манёвренные, но на моей стороне огнестрел, а в условиях битвы в городе не составит труда держать дистанцию и вести партизанскую перестрелку. Разве что магия, которая защитит рыцарей от пуль, а она защитит, если я её не смогу снять. А ведь я смогу! Так что в случае вооружённого конфликта я был в выигрыше. Должен был быть.

Никогда ничего нельзя утверждать наверняка.

– Я знал, что ты будешь здесь, – раздался сбоку голос Леголаса. Единственный, ауру которого я перестал видеть, как только сюда попал. А с тем, что он ещё и подкрадывался обычно бесшумно, он перестал для меня существовать.

– Я не вижу твою ауру. Почему? – задал я прямой вопрос.

– Не лучшее время и место для обсуждения, – выдал эльф. – Тебе помощь нужна?

– Пока нет, но на всякий случай организуй прикрытие, – рассудил я. – Мне нужно, чтобы в случае чего у меня была возможность пустить кому надо пулю в голову, или стрелу, – сухо отозвался я, повернул голову в сторону эльфа и улыбнулся.

Я даже не был уверен, что улыбнулся Леголасу, потому что тот ничего не ответил.

– Что ты задумал? – в голосе Димы сквозила паника. – Ты хочешь устроить бойню?

– Успокойся. Просто прикрываю спину. Калеку всякий норовит обидеть, – я хохотнул.

– Это мирное заседание. Какие пули в головы? – взъелся Дима, но тут раздался скрипучий старческий голос.

– Господа, – словно колесо несмазанной телеги, словно медленно закрывающаяся дверь. Старый, с хрипотцой, могущий принадлежать здесь лишь Йену Григо. И аура износившаяся, с чёткими признаками старения в области первого отдела. И с алой пульсирующей печенью. О нём Дима отзывался как и обо мне: «гнилой труп, одной ногой в могиле», называя иногда его «живчиком». – Я так полагаю что Аннуриен претерпел некоторые изменения в моё отсутствие.

– Обосраться… – раздался женский громкий шёпот, выражающий восхищение и негодование одновременно.

Чем, интересно, вызвана столь бурная реакция?

– Изменения лишь в том, – стал разъяснять я, – что ещё одна часть деревни стала заселена. Аэльи эти пришли со мной, меня слушают и мне отчитываются, посему советую не скидывать меня со счетов. Моё имя Гарри, просто Гарри, без титулов, без фамилии, без прозвищ, – я задумался и добавил: – Обращаться на ты.

– Госпожа Радя, соизволите ли объяснить нам, почему этот труп заявляет о своих правах на место в совете? На каком основании? – пробасил другой голос.

Раздражение, обида, негодование. Самое простое предположение – кто-то уже заявлял право на место в совете, и ему это не понравилось. При этом сделал заведомо ложное предположение, сам же в него поверил и сам от этого разозлился. Замечательно.

Пока госпожа Радя подбирала слова, я решил, что ситуацию нужно скрасить.

– Нет, постойте, – поднял я руку. – Не место в совете. По крайней мере не на правах принимающего решения. Скорее на правах слушающего, – я улыбнулся и порвал губу, трогая её свободной рукой, от чего тут же потекли слёзы из скрытых за бинтами глаз, а в желудке началось извержение. – Хотелось бы знать новости из первых уст, – добавил я и сглотнул ком, подступивший к горлу.

– Здесь довольно желающих с подобной претензией, – пробасил тот же голос.

– С кем имею честь общаться? – я старался быть вежливым. От этикета у меня стало сводить зубы. Либо, конечно, это было побочным эффектом лечащего заклятья.

– Гроссмейстер Кинур де Банис, предводитель ордена Лазурного Меча и командующий армией Аленоя, – довольно спокойно и холодно отчитался рыцарь, но не без гордости в голосе.

Значит считает свой титул более чем заслуженным и не предаёт ему большого значения. Такого в раз не заставишь разувериться в себе, нервы у него покрепче, чем у Гридия должны быть.

– И всё же за мной целое поле ребят на краю деревни, так что имею претензию на данное право, – упёрся я.

– Согласна, – раздался приятный женский голос. В общем-то тот же, что недавно предлагал «обосраться» и ещё дней пять назад я бы не смог ей отказать в её предложении. – Меня зовут Радя, я низенькая, с красными волосами под каре и в лёгкой кожаной броне. – Наступила пауза. – Невежливо не представиться человеку, который не видит, – пояснила она. – Мы, между прочим, и так собирались помимо старост звать ещё и казначеев, кладовщиков и капитанов местных дружин, но среди тех, кому мы дали весть, никто не согласился участвовать. Только староста Грувааля согласился вначале, но после слёг с соплями.

– Если каждый желающий будет лезть в наши дела, Радя, эта страна развалится окончательно, – буркнул Кинур, и в чём-то я был с ним даже согласен. Именно поэтому я когда-то дал в челюсть Криону. Именно поэтому убил Гридия. И всё же он был не прав: я не кто попало.

– Позвольте с вами не согласиться, уважаемый магистр, – раздался ещё один женский голос. Приехать должна была Радя, её голос я слышал. С Агнес де Луиз я тоже общался на днях. Ни Марьяна, ни Луанна, и по стилистике явно никто из местных. А значит скорее всего это Штейнбах из местной корреспонденции. – Чем прозрачней налажены процессы, тем больше стабильность всего предприятия.

Гроссмейстер лишь фыркнул. Я бы тоже фыркнул, но боялся очередного самовозгорания, поэтому стоял молча.

– Прошу, не стойте на проходе, пройдёмте внутрь и приступим к делу, – прохрипел Йен.

Печень его была совсем плоха судя по разливающейся от неё в астрале грязи. Что с печенью творилось физически я знать не мог, но точно знал, что это физическое сейчас разрушает его ауру. Судя по разговорам Димы этот дед действительно много делает для АнНуриен Юндил. Если мне и выгодно было, чтобы он сыграл в ящик, то явно не сейчас.

Я отметил в памяти, что стоило бы его подлечить, когда сам вылечусь.

Ступив в храм я не почувствовал ровным счётом ничего, кроме лёгкой, едва исчезающей ауры намоленности, что была тут когда-то. Тонкий аромат той силы, что лилась потоками из Чёрного, сейчас был едва уловим даже для моего чуткого астрального нюха. Да и не произошло ничего из того, что могло бы. Меня никто не стал преследовать, никто не заметил, никто не забрал через портал и не лишил остатка жизненных сил.

Расселись мы на большом балконе второго этажа. Вполголоса переговаривались мужские голоса, скрипел Йен, перебрасываясь фразами, что-то кто-то подготавливал, но я ничего не видел и не мог. Для меня по прежнему была темнота и уже не такой сильный, но всё же довольно отвлекающий гул в правом ухе.

– Гарри, можно полюбопытствовать, ты всегда был слепым? – раздался голос прямо в правое ухо, заглушая гул.

Рядом сидела госпожа Натис и бесцеремонно со мной перешёптывалась в звуке шуршащей карты и лязгающих доспехов.

– Запах горелой кожи, волос и зубов только, кажется, вчера выветрился, – вместо ответа произнёс я.

– А чем это тебя так?

Судя по голосу она нахмурилась.

– Не важно. Не с дробовика… – отмахнулся я. Поразмыслив, добавил: – Хотя лучше уж с дробовика. Переживать не стоит, глаза я себе верну. Впрочем как и зубы, – уверил её я, вновь включая образ бессмертного.

Не так это было и просто, но говорить об этом нужно было просто. Сквозь боль, прострелы в позвоночнике, слипшийся кишечник и пульсирующую боль везде, где было хоть что-то живое.

– О, как интересно! Я говорю с сильным чародеем, моё почтение, – без толики сарказма заявила она.