Текст книги "Дождливое лето"

Автор книги: Станислав Славич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Решение за всех принял секретарь.

– Вы, – сказал он нам с Аликом, – идите смотреть свои скалы – это недалеко, километр, не больше. А мы будем принимать меры.

Отойдя метров на триста и оглянувшись, мы увидели, что секретарь с Матвеем тащат от кошары толстые жерди, а механик уже работает лопатой (тоже, наверное, нашлась в кошаре), освобождая машину от грязи.

– А где Леша? – подумал я вслух.

– В машине, – сказал Алик. – Он же в ботинках…

Сотни через две метров мы перевалили за гребень скалистого бугра и перестали все это видеть. Поднимаясь дальше вдоль гребня, старались выбирать щебенистые места. Мне было еще ничего: грубые башмаки с рифленой резиновой подошвой вели себя вполне прилично, но на Алика жалко было смотреть – то и дело скользил на склоне.

Открылось море. Оказывается, до него отсюда рукой подать. Впрочем, так повсюду на Керченском полуострове, да и вообще в Крыму, – в этом, может быть, одна из его прелестей. Едешь по степи час, два, три – виноградники, пашни, сады, пустоши, привыкаешь, словно ничего другого и не может здесь быть, и вдруг – море.

Скалы были в самом деле серо-голубыми. Они выглядели по-своему хорошо, но для нас, если по совести, не представляли, увы, интереса. Это сделалось ясно сразу. Мы с Аликом переглянулись и даже не стали об этом говорить. Прошли чуть дальше, надеясь увидеть что-нибудь еще, – пейзаж оставался все тот же. В этих скалах было что-то и от зубцов Ай-Петри, и от фигур выветривания долины Привидений на Демерджи, и от каменных столбов Кара-Дага, но там сочетание всяких чудес с бездонными пропастями и неповторимым ощущением простора рождает если не восторг, то изумление, здесь же мы испытали только вежливое и весьма умеренное любопытство. Что поделаешь…

Спрятавшись от ветра, закурили. Ветер, кстати, усилился. Этому можно было и обрадоваться: авось разгонит тучи, подсушит дорогу – пусть не для нас, мы еще сегодня уедем, но легче станет другим. Однако на душе было паршиво. Наверно, от разочарования, которое сделало бессмысленной, ненужной эту трудную поездку (сколько же людей мы впутали в нее!).

Возвращались к машине несколько иной дорогой и нечаянно наткнулись на заброшенное мусульманское кладбище. Задерживаться не стали, только глянули по сторонам: где-то неподалеку должны быть остатки, развалины деревни. Так и есть. Заросшие бурьяном и колючим кустарником фундаменты, следы улиц, обрушившийся, заваленный камнями колодец… Еще один рубец на теле многотерпеливой земли. Мне почему-то вспомнилось раскопанное археологами на Азовском побережье небольшое городище – я туда забрел случайно лет восемь назад. Судя по всему, то была забытая всеми греческими богами торговая фактория на самом краю (по тогдашним понятиям) Земли. Как и здесь, всего несколько домов. Следы поспешного бегства. От кого? Куда? А ведь жили себе люди, ловили рыбу, сеяли хлеб, стригли овец, растили детей, с надеждой или тоской смотрели, как и мы сейчас, на небо…

– Ну что? – встретил нас Матвей.

Секретарь с механиком тоже оторвались от работы. Толстой жердью они пытались приподнять машину.

Я растерялся. Сказать правду было невозможно, просто не поворачивался язык.

– Очень интересно, – ответил Алик. – Просто удивительно. Как раз то, что нам нужно. Летом приедем еще раз.

– Порядок, – сказал Матвей. – А теперь подключайтесь сюда, попробуем толкнуть козла. Заводи! – скомандовал он.

Леша сидел на своем месте водителя. Ботинки у него были сухие и чистые. Мы облепили машину. Пятеро здоровых мужиков – неужели ничего не сможем сделать? И-и-и раз, два – взяли! Ничего не смогли. Грязь летела из-под колес так, что скоро все мы были заляпаны, а толку никакого.

Секретарь сказал:

– Нужен трактор. Вы оставайтесь, ждите, а мы пошли.

– Нехорошо, – сказал Алик. – Мы будем прохлаждаться, а вы – выручать нас?

– Чё споришь? – возразил механик. – Через час вернемся с трактором.

Я глянул на приборный щиток машины: часы показывали пять. По зимнему времени уже вечер, однако было еще светло. Правда, ветер усиливался, и заметно похолодало. Изо всех щелей (а их в машине с брезентовым верхом хватает) противно дуло. Алик начал постукивать ногой об ногу, но продолжал твердить:

– Нехорошо с ребятами получилось…

– А с Матвеем хорошо? – не выдержал я.

– Бросьте вы ерунду, – вмешался Матвей. – Вы что, за уши кого-нибудь с собой тянули? Все в порядке. Нам еще домой на ужин поспеть нужно.

– Бензин кончается, – сказал Леша.

– Заправят, – успокоил Матвей.

Время тянулось ужасно медленно. Горизонт на юго-западе все еще светлел. Я повернулся к Алику:

– Твоя речь за столом все решила. Механик сразу растаял.

Матвей хмыкнул, и это, должно быть, означало: лучше бы он не таял.

Алик отозвался:

– Славный человек.

У него, по-моему, все были славные.

Ветер сдержанно гудел, обтекая машину. Похоже, что он только пробует силу, а по-настоящему разойдется позже.

– Я ведь тоже здешний, – сказал Алик. – Не совсем, конечно.

– Откуда?

– Из Феодосии. Помните, Волошин пишет о стариках, которые знали Гарибальди – он приходил в Феодосию юнгой на итальянских парусниках?

– Что-то припоминаю.

– У Гарибальди тетка была в Феодосии – торговала колбасой. Ее еще почему-то называли на немецкий манер – фрау Гарибальди.

– Да-да, читал.

– Так вот, эта фрау Гарибальди приходилась кем-то моей бабушке.

– Тоже итальянке?

– По-видимому.

В разговор влез Леша.

– Родственнички за границей? – сказал он с деланной строгостью.

Метель налетела неожиданно. Сначала послышался шорох, будто кто-то гладил брезент огромной, шершавой рукой, а вслед за этим ударил снежный заряд. Сразу стало темно, как бывает только ночью во время метели. Снег кажется черным, и ни тебе неба над головой, ни дороги под ногами, ни ясного понимания, что делать и куда идти. Леша включил фары, но их свет пробивался от силы метра на полтора. Не нужно было особенного воображения, чтобы представить себе нашу машину такой же одинокой в огромном мире, как лодка в океане или космический корабль на дальней трассе. Скорее наоборот – нужно было напрячься, чтобы поверить в близость людей и жилья.

Удивительные шутки проделывает с нами иногда природа. Одним мановением отбрасывает к тому одиночеству и беспомощности, которые испытывал человек разве что тысячу лет назад. Вот так же, помнится, я попал однажды с рыбаками в шторм. Крен доходил до критического, на койке не удержаться, с сейнерной площадки чуть не сорвало сеть. Считалось, что мы идем своим курсом, но куда нас несет и что с нами вытворяет погода, трудно было понять. День превратился в сплошные сумерки, а ночь – черт знает во что. Уже к концу первых суток я усомнился в самом существовании не то что порта, куда мы спешили, но и вообще берега, твердой земли. Сейчас, конечно, до такого было далеко, но буран ошеломил своей внезапностью и силой.

Шесть, половина седьмого – свистопляска не прекращается.

– Жди их теперь, – пробурчал Леша. – Сидят в тепле. Кому охота в такую погоду соваться в степь…

– Буран захватил их на полдороге, – сказал Алик. – Как бы не заблудились.

Меня это тоже тревожило. Ребята как будто крепкие и местность знают, однако мало ли что случается.

– Ждем до семи, – решил Матвей. – Если трактора не будет, свяжемся веревкой и пойдем пешком.

– В гробу мне снились такие прогулки, – заявил Леша. – Идите сами. Я машину не брошу.

– Сколько бензина?

– Четверть бака.

– Оставайся, – согласился Матвей.

Однако без десяти семь послышался рокот мотора. Сперва он промелькнул как бы случайной нотой в мощном гуле бурана, а потом сразу усилился и оказался вдруг рядом. Леша начал сигналить и зажег фары.

Как все сразу переменилось! К рыканью трактора присоединился негромкий, простуженный голос нашего «газика» (он что-то начал чихать). Огней горело столько, что хоть начинай киносъемки. Обрадованный, я выскочил на сверкающую снегом и словно дымящуюся дорогу и опять провалился по щиколотки в грязь. Матвей вылез вместе со мной. От трактора к нам спешил человек – это был секретарь.

– Может, поехали к нам? Заночуете у меня…

– Какой ночлег! Мне завтра с утра выступать на совещании. Да и время – восьмой час.

– Время детское, – согласился секретарь и крикнул Леше: – Трос есть?

– Цепляйте своим, – ответил Леша, не выходя из машины.

Секретарь замахал руками, и трактор двинулся мимо нас. Сзади у него тоже горела сильная фара.

Секретарь перебрался опять к нам, механик остался на тракторе. Тракторист, раскоряченной черной тенью мелькая в скрещении прожекторов, закрепил трос, дизель угрожающе взревел, и мы, покачиваясь, словно лодка на волнах, двинулись наконец в обратный путь.

– Вам повезло, – сказал секретарь, – трактор со второго отделения.

«Ага! – сообразил я. – Значит, довезет не только до этого села – нам и дальше по пути».

Минут через сорок остановились; секретарь стал прощаться:

– Счастливого вам. Извиняйте, если что не так.

Спрыгнул с трактора и подошел механик.

– Чё тоскуешь? – спросил Алика, он его явно отличал. – В такую погоду только песни кукарекать…

Матвей отошел с ними к трактору, из кабины вылез тракторист, о чем-то они недолго совещались, а потом секретарь и механик будто сгинули в метели. Несколько шагов, и нет человека. Я тревожно вглядывался в ту сторону, куда они пошли, – ничего не видно. Село, однако, было где-то рядом.

И опять мы послушно тащимся на буксире.

– Бензин будет, – сказал Матвей, усаживаясь рядом с Лешей.

– А дорогу сами найдем?

Вопрос резонный. Сюда-то мы ехали днем. И метель. Она, похоже, не собиралась утихать. Правда, заметно подморозило, но не настолько, чтобы дорога стала твердой. Значит, можно где-нибудь и застрять. А от второго села, куда мы теперь тащимся, до насыпного щебенчатого шоссе километров двенадцать. В обычных условиях это, конечно, пустяк, а сейчас пустяк ли?

Матвей понимал наши сомнения, поэтому и дал возможность помолчать, поразмыслить, а потом сказал:

– Я с трактористом договорился. Он нас и дальше потащит.

Фантастическая, нескончаемая ночь. Метет буран, ревет впереди трактор, незнакомый человек волочит нас на привязи по незнакомой дороге… Я почему-то вспомнил войну. Нет, не что-нибудь конкретное, а войну вообще. Она чаще всего у меня связывается с зимой, ночью и бездорожьем.

Что еще нас ждет сегодня? Я готов, кажется, к чему угодно. Село? Действительно, неожиданность. Как это мы умудрились не заблудиться? Какие-то баки. Бензохранилище? Нам ведь нужно еще заправиться. Остановились.

– Ведро есть? – спрашивает тракторист. Даже теперь, когда он подошел вплотную, его лица нельзя рассмотреть.

– Нет, – отвечает Леша.

Врет, скотина, – ведро в багажнике. Просто не хочет вылезать из машины на ветер. Вылезаем мы с Матвеем. Алика приходится уговаривать, чтобы сидел и не рыпался: он начал кашлять.

Тракторист тащит склеенное из автомобильной шины резиновое ведро. С заправкой возимся минут двадцать. Руки закоченели. Странно – мороз, должно быть, небольшой. Что значит ветер! Земля начала звенеть под ногами. Хорошо! Ветер забивает дыхание, норовит сорвать шапку (не дай бог – тут же унесет, не найдешь), вырывает из рук ведро. Видимости по-прежнему никакой. Уж лучше туман и оттепель, чем такой снегопад. Впрочем, кому что нравится…

Опять едем. Снова остановились.

– Что случилось?

– Забегу домой, переоденусь.

Да, конечно. Его лицо я не смог разглядеть, но то, что телогрейка покрылась коростой льда, было хорошо заметно. Неудивительно: целый день под дождем, а к ночи мороз. Если мы чувствуем себя не очень уютно, то каково же ему?

Кстати, который теперь час? Ого! Начало одиннадцатого. Значит, в пути все было вовсе не так гладко, как думалось. Восемь километров ехали два с половиной часа. Ну что ж, к утру, надо думать, Матвей как раз и поспеет на свое заседание. Интересно, что они собираются там обсуждать?

Бежит тракторист. Жует, кажется, что-то на ходу. Ах, как засосало в желудке!

– Ты помогай мне! – кричит тракторист. – Быстрее доедем.

Леша поднимает руку: понял, будет сделано.

Поехали.

Наш «газик» не просто тащится на прицепе, а медленно едет вслед за трактором. Трос слегка провисает. Стоит нам чуть-чуть застрять, как трактор тут же исправляет дело – легкий рывок, опасное место остается позади, и мы опять катим чуть ли не самостоятельно. Но не зарываться, не хорохориться! Вот Леша прибавил скорость, слабина троса увеличилась, а тут яма – мы застреваем, и немедленно следует жестокий рывок, от которого машина не то что скрипит, а стонет.

– Что ты делаешь? – чуть не плачет Матвей. – Раму порвешь, раму…

Видимости по-прежнему никакой. Качка усиливается. Похоже, что мы едем напрямик через поле, прямо по пахоте. Неужели сбились с дороги? Не хотел бы я быть сейчас на месте нашего тракториста…

Не могу понять – что меня тревожит? А ведь что-то тревожит уже несколько часов, с самого начала этого бурана… Ага! Вот! Поймал! О б р ы в  у  о з е р а. Может, потому и едем по пахоте, чтобы держаться подальше от него? Но если так, то позади почти половина дороги. Неприятное место – этот обрыв. Если случится падать, раза четыре успеем перевернуться.

Да, по времени вполне может быть половина пути, едем мы довольно резво. Предупреждающе мигнула задняя фара трактора. Что-то случилось? Останавливаемся. Обороты дизеля упали до самых малых. А ведь и ветер стал, кажется, чуточку полегче. Так что же случилось? С наветренной стороны послышался лай собак. Напряженно прислушиваемся: затих, затерялся в ветре и опять послышался. Недалеко село.

Неужели это  к о н е ц  самого трудного участка пути и дальше мы поедем своим ходом? Просто не верится и по времени как будто не выходит. Но в такую ночь все может быть, с этим я уже примирился. Интересно, как встретит нас шоссе? Заносами и гололедом? Новый снежный заряд смазал все звуки. Взревел дизель, и мы снова решительно двинулись вперед.

На этот раз в свете фар возникают какие-то строения. Как мы не натыкаемся на них и находим правильный путь? Наконец остановка. Тракторист соскакивает с машины и бежит к нам:

– Все, ребята, больше не могу…

– Конечно, конечно, – говорю я ему, полный благодарности и радости, потом поворачиваю голову и сначала ничего не понимаю, просто немею: я вижу бак, у которого мы час назад заправлялись бензином. Резиновое ведро, уходя, мы надели на кран, и теперь его раскачивает ветер.

– Не могу, ребята, пропадем… – Тракторист трясет головой, словно отделываясь от наваждения. – Детишек жалко – не могу… Заночуем у меня, а утро вечера мудренее…

Во всем этом я не пойму одного: зачем он просит нас, вместо того чтобы послать к черту? Конечно, остаемся – какой разговор! Все ясно: трактор и «газик» поставим во дворе. Это совсем недалеко, метрах в трехстах…

– Тут-то я уже не заблужусь, – находит силы пошутить тракторист.

Вот и прекрасно. Но одна просьба: может, подъедем по дороге к конторе? Тут ведь тоже есть контора? Матвею Ефимычу нужно позвонить, предупредить, что завтра может опоздать на совещание – у него назначено очень важное совещание. Да и жена беспокоится, сами понимаете.

Пока Матвей пытался проникнуть в контору (ничего из этого не получилось), мы с Аликом укрылись от ветра на крыльце соседнего дома – сидеть в машине стало уже невмоготу. Изнутри дома доносились какие-то показавшиеся странными звуки. Мы насторожились.

– Радио забыли выключить? – предположил Алик.

– А при чем тогда топот?

Алик решительно дернул наружную дверь. Впереди был темный коридор, но сквозь щели пробивался электрический свет. Музыка и топот стали слышнее. Мы открыли вторую дверь и остановились на пороге: в крохотном зальце деревенского клуба шли танцы. Гармонист сидел на сцене, а внизу кружились пары в сапогах, ватниках, пальто, платках и шапках. Пахло пылью и потом, было накурено и душно. Парней не хватало, и девушки танцевали с девушками.

– Да заходите, чего там… – говорил тракторист, приведя нас к себе, но мы все-таки разулись в прихожей – немыслимо было в таком виде идти в жилое помещение. Пальто и плащи тоже оставили здесь.

Мы едва ступили на порог, а хозяйка уже хлопотала. Как я понял потом, в доме были две комнаты, прихожая, маленькая верандочка и кухня. Но зимой отапливалась только одна комната (в ней спали дети) и кухня. Заглянул в эту комнату: занавешенное рядном (чтоб не дуло) окно, две кровати и шкаф. Обстановка спартанская. На кухне тоже стояла двуспальная кровать. Хозяйка перенесла сюда полуторагодовалого крепкого и круглого, как камушек, малыша. Он не проснулся, только начал смешно морщиться, оказавшись на свету. Сонная девочка лет десяти-одиннадцати перешла на другую кровать сама. Это были самый младший и самая старшая. Для нас освободили их место. Двое других детей оставались на своей кровати.

– Кому-то придется на полу… – полувопросительно сказала хозяйка.

– О чем говорить! Конечно! – воскликнули мы шепотом.

Этой женщине, судя по всему, было года тридцать два – тридцать три, но выглядела она старше. Удивительным было сочетание натруженных рук и нежнейшего, почти бескровного лица. Про такие лица говорят: все насквозь светится. Никаких ухищрений, которые придают иным современным женщинам подобие изящества и красоты, она явно не знала, ей было просто не до этих ухищрений, хотя они, наверное, и не помешали бы.

Я все пытался вспомнить, у кого из живописцев встречаются такие простые, некрасивые, но по-своему значительные женские лица. Не такими ли изображали средневековых мадонн? Что-то святое и истовое было в сочетании худобы этой женщины с налитостью, крепостью, румянцем спящего мальчика.

Рассмотрели мы наконец и своего виновато улыбавшегося тракториста. Умылись, сливая друг другу над ведром, перекусили за одним столом и, пожелав хозяевам спокойной ночи (хотя какая у них могла быть спокойная ночь – вчетвером, вместе с детьми, на одной кровати), удалились в отведенную нам комнату. Алик с Лешей легли на полу, а мы с Матвеем по-царски устроились на кровати. Она еще хранила тепло двух маленьких тел и пропиталась запахами детства – малыш не раз, видно, уделывался во сне, но сейчас нам было не до этого. Последнее, о чем я подумал, были танцы в клубе. А может, это уже приснилось мне, привиделось странным и фантастическим видением, наподобие тех, что встречаются на картинах Брейгеля или Босха.

Проснувшись утром, я услышал:

– Бо-ро-да…

– А у того усы…

– Фу! Рыжие…

Обсуждали меня с Аликом. Я улыбнулся и открыл глаза. С противоположной кровати смотрели две девчушки. Тут же они с деланным испугом нырнули под одеяло.

Тракторист позавтракал и уже натягивал телогрейку. Хозяйка расчесала волосы своей старшенькой и теперь заплетала ей косички. Потом оставила девочку возиться с братом (стоя на кровати, малыш звонкой струей прудил в горшок), а сама неслышно зашла в комнату.

– Пора, – сказала она детям. – Пора вставать.

Меньшую девочку она перенесла на кухню, а другая, как испуганный котенок, шмыгнула мимо нас вслед за матерью.

Однако нужно было и нам подниматься. Приятные открытия начались одно за другим. Во-первых, погода стояла изумительная. Ветер совершенно упал, снегопад прекратился, а легкий морозец держался, сушил землю. Солнце еще не взошло, но день обещал быть ясным, солнечным. Во-вторых, наши носки, обувь, одежда были высушены, а обувь и вымыта перед этим.

– Когда же вы встали? – изумленно спросил Алик, имея в виду, когда она успела сделать работу по дому да еще и позаботиться о нас.

Женщина молча улыбнулась. Только потом я понял смысл этой улыбки: наша хозяйка, но существу, и не ложилась больше, так, может, чуть прикорнула в ногах у мужа и детей. Мы легли в первом часу, а в четыре ей уже нужно было бежать на ферму доить совхозных коров; после этого дома нужно подоить собственную буренку, задать ей сена, приготовить теплое пойло и покормить кабанчика. Сейчас, управившись по дому, она опять торопилась на ферму.

– Кормов хватает? – спросил Матвей. Его, как всегда, заботили хозяйственные дела, особенно в общественном секторе.

Но вернемся к перечню приятных открытий. В-третьих, на плите стояла выварка с горячей водой. Жена механизатора, хозяйка понимала, что значит для шофера в морозное утро ведро горячей воды. Этому лодырю Леше везет – всегда о нем кто-нибудь позаботится. Впрочем, то же самое можно было сказать на сей раз и обо мне…

Мотор нашего «газика» послушно, без всяких уговоров завелся. Минут через десять мы тронулись. Чтобы не сглазить, о погоде и дороге (ох уж эта дорога!) помалкивали. Только когда выехали на асфальт, Матвей глянул на часы и удовлетворенно сказал:

– Успеваю.

– А что там у вас за совещание? – спросил я наконец.

– Ну как же! Смотр наглядной агитации. Проводим месячник с пятнадцатого января. А я зампред комиссии. Мне сегодня первым выступать, буду докладывать о мероприятиях. Кстати, за этот совхоз тоже нужно взяться. Ни плакатов, ни лозунгов… Черт знает что!

notes

Примечания

1

Стихи А. С. Славича.

2

Стихи А. С. Славича.

3

Стихи А. С. Славича.

4

Стихи А. С. Славича.

5

Имеется в виду Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5 сентября 1967 года, которым с крымско-татарского народа были сняты огульные обвинения в пособничестве немецким захватчикам.

6

Здесь необходимо пояснение: в 1968 году, когда писались эти «киммерийские» рассказы, упомянутые птицы еще были. Теперь их почти нет. (Примеч. авт.)

7

Здесь тоже необходимо напоминание о времени написания рассказа – 1968 год. Тогда еще у нас промышляли бычка и делали дешевые консервы «Бычки в томате». Теперь их тоже нет – ни бычков, ни консервов. (Примеч. авт.)