Текст книги "Полтава"

Автор книги: Станислав Венгловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Народ с радостью бросился исполнять приказ.

Петрусь предстал перед атаманом:

   – Батько! Прикажите отпустить сироту!

   – Ого! – удивился батько. – Маляр? Да узнаю, узнаю, подходи! Сироту? Кто запер?

   – Он! Ей-богу, он, маляр! – заорал рыжий Кирило, тоже бросаясь с объятиями.

   – Сироту Галю отпустите! – еле слышно промолвил Петрусь уже в крепких батьковых объятиях.

Гузь, не дожидаясь приказа, кивнул старой наймичке, стоявшей на крыльце со связкою громыхающих ключей, – она куда-то сходила, раскачиваясь на толстых ногах, и возвратилась с Галей.

   – Петрусь! – Галя прижалась к нему, словно к брату. Он не успел ответить и на батьков вопрос: «Твоя невеста? Славная дивчина!» Он смотрел в девичьи глаза. И Галя ничего не сумела поведать, потому что над панским двором раздался крик рыжего Кирила:

   – Сердюки на дороге из Гадяча! Полк!..

Чернодубцы посыпались из панского двора, таща за собою всё, что успели прихватить. Хотелось понадёжней спрятать.

Батько Голый не испугался. Не впервые встречаться с врагами. Но если целый полк... Властно крикнул:

   – Хлопцы! В дорогу!

Потом Петрусю:

   – И тебе надо с нами! Ничего не добился у гетмана... Девушку бери с собою, не обидим! А здесь может случиться по-всякому.

Гультяи выводили из конюшен коней, сбивая их в табун. На возы укладывали барахло, которое не успели унести чернодубцы.

Гузь зловеще глядел на всё происходящее с высокого крыльца, однако не сказал ни слова, помня предупреждения атамана.

Петрусь сдавил Гале руку. Бросился выбирать для неё коня.

3

Где-то уже пробовали голоса молодые петухи. Где-то ревел скот.

Выйдя из мужицкой избы, царь послал драгунские разъезды с приказом сержантам узнать, тщательно ли исполняют жители указ об оголожении местности.

Разъезды растаяли в тумане.

Перегоняют ли там скот, или же хозяевам безразлично то, что вот-вот приблизятся шведы?

Не один хлоп отдал под батогами Богу душу... Сколько их умерло в болотах на берегах Невы? Сколько, дураков, порублено и повешено за непокорность? Хоть бы и на Дону, где Булавин таки поднял новый бунт! На Дону теперь войска во главе с князем Василием Долгоруким, родным братом убитого бунтовщиками князя Юрия Долгорукого. Смута продолжается, хотя Булавина уже нет на свете. Даст Бог – родятся новые хлопы. Ценен среди них только тот, который научен военному делу. А ещё жаль утраченных пушек. Жаль больше прочего. Выплавить металл. Изготовить стволы. Изготовить новые ружья. Пушек мало вообще. Никите Демидову каждый день посылаются депеши: давай металл... Но где тонко – там и рвётся. Строго наказан генерал Репнин – будет другим наука. За плохое взаимодействие и взаимовыручку под Головчином, на реке Бабич, получил порицание и генерал Алларт.

Царь немного постоял в крестьянском дворе, убеждаясь, что здешние жители заранее оставили обжитые места. Огороды вытоптаны, поля сжаты. Везде кучи пепла. Много лошадиных и коровьих следов. Всё угнано в лес. В этом селе надёжный войт.

Между деревьями запылали полосы солнечного света. Лес просыпался. Свет добрался до пушек. Сверкающие стволы слепили глаза. Солдаты спали в пустых избах, во дворах, под заборами, на брёвнах, на траве. Пока нет команды – будут спать. Пусть день на дворе, пусть ночь.

Выйдя за ворота, сделанные из таких могучих брёвен, что за ними можно выдержать осаду, царь заранее подавал предупредительные знаки, чтобы часовые не драли понапрасну горло. Колонна, пробираясь лесами и болотами, не потеряла ни одной пушки и ни одного солдата. А в колонне три полка из дивизии фельдмаршала Шереметева. Они счастливо оторвались даже от конных разъездов супротивника. Солдатам – отдых.

Но куда направляется король?

Пока шведы стояли в Могилёве, царь следил за их действиями из городка Горки. Войско, заслоняя дороги на Москву, готово ежечасно выступить туда, куда направится супротивник. Шведы в первых числах августа, неожиданно переправившись через Днепр, двинулись на юго-восток, к городу Черикову. Избранное направление свидетельствовало, что умершего на допросе в Дзенцеловичах человека воистину прислал курфюрст Август: король Карл рвётся к Москве! Царь тотчас же двинул главные силы к городу Мстиславлю, одновременно опасаясь, что король каким-то образом очутился позади русских, как уже не раз получалось в Польше. Отряды лёгкой кавалерии, вместе с гетманскими казаками, рассыпались на огромных просторах, тревожа шведов на марше, поджигая строения, что служат им убежищами, мешая продвигаться вперёд, особенно на переправах. Вскоре стало известно, что король от Черикова повернул снова на север, пробует форсировать реку Сож. Однако шведская армия так растянулась по лесам, что никто достоверно не скажет, где её основные силы. Куда всё-таки рвётся король?

Гонцы привозят от кабинет-секретаря Макарова много бумаг, и на все содержащиеся в них вопросы необходимо дать ответы. А вести безрадостные. Из Санкт-Петербурга от Апраксина: шведский генерал Любекер, выступив из города-фортеции Выборга, дошёл до Невы, переправился на левый берег. Царская армия из-за своей малочисленности ожидает для битвы подходящего момента. Длинный путь преодолел корпус рижского генерал-губернатора Левенгаупта. Но если ударить неожиданно, с большими силами... Нужен перевес в силе, если вступаешь пусть и в незначительную стычку. Особенно теперь. Потому и даются приказы Макарову внимательно собирать самые ничтожные данные о корпусе Левенгаупта. И ещё гонцы привезли много бумаг. Царь отвечал собственноручно, иногда просто сбоку писал указание Макарову или Головкину да Шафирову, что следует отвечать. Теперь годилось бы поспать. Стоит лишь отведать дыма от крепкого турецкого табака...

В Санкт-Петербурге царь окреп, хотя долго болел: била лихорадка, прихваченная в болотистых лесах. Сил придавали встречи и беседы с Апраксиным, Шереметевым, но более всего – с Данилычем. Много морских миль пройдено с ними на военном корабле, построенном на санкт-петербургской верфи. В море шведскому флоту закрывает дорогу к новому городу фортеция на острове Котлин!

Ненароком задетое яблоко упало на носок ботфорта, и за расстёгнутый ворот рубахи посыпалась роса. Царь стряхнул капли движением головы, шевельнул короткими усами. Яблоко положил в карман, чтобы не досталось шведскому солдату. За селом, в лесу, раздался топот копыт. Солнце, такое весёлое вначале, уже окуталось тучами. Царь остановился. Неужели так быстро добрались сюда шведы? Топот привял за избами. Ещё через несколько тяжёлых мгновений из-за деревьев, высоко поднимая колени, выбежал дежурный офицер в больших для его ног ботфортах.

– Господин полковник! Гонцы... Князь Михайло Михайлович Голицын вступил в баталию с генералом Россом!

У царя дрогнуло колено, словно он зацепился каблуком за острый сук.

   – Не дело! Нет... Поменяй ботфорты. Эти тебе велики.

Офицер испуганно смотрел, как корчит царя болезнь. Царь будто даже забыл, что лично приказывал Голицыну и всем генералам бить любую шведскую колонну, как только она отделится от главных сил. А теперь... Страшно потерять самого зряшного солдата. Страшно потерять пушку. А более того опасался поражений новой армии. Поражения плохо влияют на войско. Да сумеет ли Голицын добиться виктории? Выдержат ли его солдаты напор железных шведских колонн? С усилием переставляя сведённую болью ногу, царь прошептал:

   – Поднимать колонну!

Через полчаса колонна заполнила лесную дорогу. Солдаты хмуро ругались в усы. Где приостановится телега с пушкой, провалившись колёсами в грязь, – там уже царь. Крикнет громогласно, спрыгнет с седла, вопьётся в колесо – и вот оно катится по сухому!

   – Вперёд! Вперёд!

Послышался пушечный рёв. Были среди солдат такие, кто уже прошёл с фельдмаршалом Борисом Петровичем Шереметевым Ингрию, а были и новенькие, хорошо подмуштрованные, но настоящего боя не нюхавшие.

   – Швед, братишки, дубасит!

   – С нами Бог!

Молодые солдаты настороженно прислушивались к выстрелам, ловили слова бывалых, следили, рядом ли царь. Что говорить, издревле крепка солдатская вера в то, что смерть держится подальше от царя, – а вот и он в расстёгнутом кафтане, в надвинутой на глаза треуголке.

   – Не трусь! Вперёд! С нами Бог!

Он повторял слова старых солдат. И это ещё больше придавало духу новобранцам. Не один человек упал, сбитый с ног царской нагайкой, но никто не жалел падающих. Всем понятно: наказанные поднимутся и пойдут, а наука запомнится им навсегда: не трусь!

Адъютанты доложили, что встретили драгунский разъезд, посланный на рассвете. Мигом привели жилистого сержанта. Он вытянулся:

   – Порядок, господин полковник! Скот загоняют в лес!

   – А там ты был?

   – Был, господин полковник! – Сержанту понятно где. – Наши держатся! Хоть пушек у них маловато.

   – Князь Голицын как?

   – Весёлый, господин полковник!

Пушечные залпы вдали стали более редкими. Царь заволновался ещё сильней. Дорога вывела на высокий холм. Прыткие адъютанты подали подзорную трубу. Солдаты не знали, что в неё можно увидеть, когда везде густые деревья. К тому же ещё дождь. Всё перемешалось под копытами и сапогами. Черной кашей пролегла тягучая дорога.

   – Остановить колонну!

Царь что-то увидел. Куда-то послал с полсотни черкасских казаков, а сам раскраснелся, словно головня, усы ощетинились, и, когда казаки снова показались на дороге, пришпорил навстречу коня. За казаками сунулась стена войска, по мундирам видно – нашего, слышался гомон, ржание коней, сверкали влажными боками пушки, – нет, так не идут после поражения...

Царь снова оказался на холме, на ходу, под присмиревшим дождём, читая бумагу, вручённую гонцом на белом от пены коне. За чтением круглое лицо светлело. Наконец царь затанцевал на коне перед колонной солдат.

   – Это дело! – закричал во всю мощь голоса, выворачивая нижнюю челюсть. – Виктория! Князь Михайло Михайлович Голицын под селом Доброе, пока прибыл король, убил ему три тысячи солдат! Взято шесть боевых знамён! Три пушки! Виктория!

Все забыли солдаты – бессонную ночь, непроходимые болота, тёмные леса, наполненные волками, и страшную усталость. Вдруг нарушился строй шеренг.

   – Ура! Ура! Ура!

А царь своё:

   – Дело! Можем бить шведов! Если бы здесь ещё артиллерия наша – и не такая была бы виктория!

Он хвалил, кажется, князя Голицына, но присутствующие понимали крик как похвалу и тем солдатам, которые под командованием князя добились виктории, без пушек, – быть может, тот боялся их брать с собою, чтобы не потерять! – хвалу тем, кто торопился на помощь, исполняя приказ, делая всё, заради чего существует на свете солдат, защитник отечества!

   – Какую тебе награду? – вспомнил царь о гонце, молодом офицере с веснушчатым лицом и светлыми добрыми глазами.

   – Пить! – ответил тот и покраснел до ушей.

Сверкнуло яблоко, недавно поднятое в лесном саду.

   – На. Ешь.

На яблоко упали капли дождя. Оно заиграло красками. Офицер не отваживался есть подарок.

   – Ешь! – повторил царь, уже видя, как белые молодые зубы жадно вгрызаются в красное.

Тем временем под радостные крики он рассуждал: «Вот так и нужно. Отрывать живые куски. Нападать среди болот. Чтобы они не использовали свою мощь и выучку». Он ещё ничего не решил, но уже окончательно удостоверился: Карл рвётся к Москве. Мысли вертелись вокруг корпуса Левенгаупта.

4

После Могилёва генералы с надеждой посматривали на карету с гербами на дверцах и с литерой «Р» на передней стенке. Граф Пипер может напомнить королю, что не стоит рисковать его драгоценной жизнью. Однако граф понимал бесплодность подобных предостережений. Его тёмная шляпа с высоким колышущимся пером и тёмный широкий плащ выделялись на фоне затянутого в синие узкие кафтаны воинства, потому что даже ближайшие его подчинённые, всякие помощники, писари, все, кто в походной государственной канцелярии, в государственном архиве, зажаты в полувоенную или даже военную одежду, имея за образец не своего начальника, пусть и первого королевского министра, а офицеров да самого короля. Граф особняком сидел на коне, одиноко торчала его голова из окошек кареты, щедро осыпанной золотом. Он по-разному обдумывал, какие последствия может иметь переход армии через Днепр. На Москву, как точно известно ещё от Гилленкрока, ведут три дороги: одна через Смоленск, славянскую твердыню, древнюю мечту викингов, а две другие пролегают где-то на юге, за лесами и реками. Пипер настаивал зимою и весною, что необходимо принять предложения московитского царя и дать правильное государственное устройство завоёванным землям. Он не разделяет королевской мысли, будто бы у Лещинского достаточно сил для объединения Речи Посполитой. Какие там силы, если король зевает при одном перечислении польских магнатов, имеющих собственные войска! Его величество надеется решить все проблемы в московском Кремле, как Александр Великий – одним ударом разрубить гордиев узел. Что же... Монарху не прикажешь... Граф теперь редко видел короля и редко слышал от него даже короткие фразы.

Но и Карл XII не мог удовлетвориться нынешней войной. Добравшись с войском до того места, где сливаются реки Вихра и Городня, полагая, что главные силы противника оказались от него на юге, бросился форсировать Вихру, но всё-таки наткнулся на сильное сопротивление и остановился. Того, что делал король в польских землях, повторить не удалось... Его не смущали отдельные просчёты генералов и даже потери, как под селом Добрым. Он никому о том не говорил, но именно на Вихре в горячей и смелой атаке со своими эскадронами он наткнулся на такой мощный огонь зеленоватых колонн, что эскадроны повернули назад. Короля оставили в чистом поле, на него уже бросились чужие всадники – отчётливо виднелись черкасские глаза под бараньими шапками! Неизвестно, знали ли царские слуги, кто перед ними, но в спешке они сбились в кучу. Он воспользовался неумелыми действиями противника и направил коня в противоположную сторону, под густые деревья, рискуя, правда, наткнуться на новых врагов, но всё обошлось хорошо. Бог привёл его к своим эскадронам. Офицеры и солдаты не увидели и признаков монаршего гнева. Король – воин. Удивило сопротивление московитов. Как если бы человек, нырнув в воду, наткнулся на твёрдый камень. Тогда подумалось ещё, что царь приготовил отборные войска. Много у него таких войск? Наверняка они сражались и возле села с непонятным названием – «Доброе».

Отдав коня драбантам, король какое-то время ходил по широкой тропинке, заложив руки за спину, и гонцы сбивались в толпу, ожидая, когда же их подведут к его величеству. Через полчаса король решил, что там были переодетые в московитские мундиры черкасы... К тому же фельдмаршал Реншильд, спрыгнув с мокрого от бега коня, начал рассказывать, как московиты удирали за Вихру в ином месте, как удалось захватить неповреждённый мост! Завтра его величество увидит сооружение, ведя армию на штурм укрепления на противоположном берегу... Король из-под высокого раскидистого дуба долго смотрел в подзорную трубу на дразнящие дымки, как уже привык глядеть на них ежедневно, как еженощно привык видеть зарева, всё сильнее и сильнее убеждаясь, что московиты в отчаянье не щадят и своей собственной земли.

Начинались сильные дожди. Болотистые места наполнялись водой. Не успевали высыхать мундиры. А зарева не унимались. Везде горело сухое, выстоянное, высушенное летним солнцем, – дерево и солома.

За речками Вихра и Городня светились на солнце рыжими боками свеженасыпанные редуты. В фортециях королю известно! – московиты обороняются упорно.

Укрепления в состоянии задержать наступающих. Задержать, когда следует как можно быстрее поразить врага в сердце.

С холма виднелся деревянный мост, о котором рассказывал фельдмаршал. Там толпились войска. Но почему-то не хватало уверенности, что их надо переправлять через реку. Из-за того, что за нею редуты?..

Под защитой дубовой кроны поставили королевскую белую палатку. Внизу слышался гул войска, дымили костры, а под огромным пологом о чём-то говорили генералы. Король не вслушивался. Дело генералов – исполнять приказы! Против своей воли он вслушивался только в слова фельдмаршала. Высокий и сухощавый, со страшным лицом, к которому никак не привыкнуть окружающим, хотя это лицо настоящего воина, Реншильд внимательно всматривался в такого же высокого, как и сам, короля, долго не начинал разговора, а если уж начинал, то всегда получалось, что он прочитал сокровенные королевские намерения. Теперь, когда у большинства генералов, наверно, готов совет поджидать всё-таки Левенгаупта – тот уже на Днепре, в Шилове! – особенно это советуют толстый Гилленкрок и дебелый Пипер, Реншильд решительно рубанул по-французски:

– Движение – наша сила! Манёвр – победа. Левенгаупт чересчур медлителен!

О захваченном мосте через Вихру фельдмаршал больше не упомянул. Генералы догадывались, что фельдмаршал не хочет видеть рядом с королём Левенгаупта. С военным авторитетом фельдмаршала может соревноваться только авторитет Левенгаупта. А монаршия благосклонность к молодым Лагеркрону и Спааре ему не угрожает: они исполнители, и только.

Слова Реншильда поразили короля тем, что он, король, произносил их мысленно уже тысячи раз. Реншильд говорил. Молодые генералы глядели на него восхищённо. Его величество удовлетворённо кивнул и вдруг промолвил, следя, как всегда, внимательно ли записывает слова своим серебряным карандашиком камергер Адлерфельд, сминающий острым подбородком белоснежное жабо, и хорошо ли слышит их пухлый духовник Нордберг, завёрнутый в чёрную сутану, на которой выделяются лишь узенький белый воротничок да большой золотой крест.

– Московиты кое-что перенимают. Но не им брать меня в плен. На этом направлении у них все войска. Пусть сторожат мосты.

Король не нуждался в советах, но генералов угнетала собственная неуверенность. Противник отступает в бескрайние леса да болота, а король по-мальчишески бросается в атаки. Ему не хватает развлечений. Ему осточертели любовницы. Некоторые из них уже раздарены генералам. В королевской постели теперь царит роскошноволосая Тереза. В её объятиях он забывает о самой могучей в Европе армии.

Граф Пипер, имея возможность отдохнуть от езды в карете и снова побыть возле короля, пальцем потирал толстый нос. Он много о чём догадывается, думали генералы. Через его руки проходят все государственные документы. Ему и легче думать. Он, цивильный человек, трижды на день меняющий белоснежное жабо, словно и не несёт в походе никакой ответственности перед короной за боевые действия шведской армии. А какими-либо гражданскими делами король пока что не занят.

Граф примечал, что после битвы на реке Вихре в королевской палатке ночами начали подолгу пылать свечи. Граф имел представление о высочайших заботах. Московиты так научились выставлять свои войска, что без упорного боя нет возможности продвинуться вперёд ни на шаг. Это здесь, а впереди фортеции. За лесами – город Смоленск... Граф опасался, что король может направить армию на Украину, как когда-то повернул её из Полыни в Саксонию.

Как-то король с утра пристально посмотрел на Спааре.

   – Вам недолго ждать, – сказал он, внимательно рассматривая из-за полога палатки дрожащий утренний туман над зелёным болотом, по которому, не опасаясь вооружённых людей, бродили красноногие аисты.

Лагеркрон и Спааре первыми получили по королевской любовнице. А те привезены из Польши и Саксонии – красавицы.

Присутствующие поняли услышанное как заверение, что Москве недолго оставаться без шведского коменданта. Неспроста у короля от бессонницы раскраснелись глаза и стали слегка дрожать белые длинные пальцы. Не случайно сказано: пусть московиты стерегут мосты...

Перед обедом его величество в самом деле решительно обратился к Лагеркрону, неотступно, вместе со Спааре, следовавшему за ним:

   – Завидую вам. Завтра выступаете. Во Мглине и в Почепе подготовите квартиры для моей армии.

Генералы облегчённо вздохнули. Нордберг и Адлерфельд склонились над записными книжками. У Понятовского сверкнули под кудрями глаза. Мглин и Почеп – города во владениях гетмана Мазепы! Значит, в армии не будет больше голода! Не будет и этой неспокойной жизни. Когда днём и ночью остерегаешься нерыцарских нападений московитских вояк.

   – Vivat! – не выдержал генерал Спааре, выбрасывая вверх шпагу.

Спааре был поддержан Понятовским, принцем Вюртембергским, потом всеми генералами. Только граф Пипер недовольно поморщился. Король поднял руку – он уже объяснял задание. Все стали прислушиваться, стараясь не думать о том, что Лагеркрон очень молод, очень гоноровит и самоуверен, в военном деле не одарён, а выдвинулся благодаря своей готовности любой ценой исполнить приказ. А впрочем, решили генералы, с таким поручением, как захват городов, где мало московитов, справится и Лагеркрон. Гетманские казаки с радостью передадут города в руки королевского генерала. Главное, король мудро решил зайти в Украину – вон о ней рассказывает неутомимый в разговорах красавец Понятовский... А дальше, вынуждены были снова гадать военачальники, глядя на карту, в которую тыкалась длинная королевская шпага, хоть король и не рассказывает о главнейших планах, армия пойдёт через Мглин и Почеп на Брянск, Калугу, выйдет на Москву за спиной у супротивника. И пусть дуется первый министр Пипер – он когда-то уже не советовал вступать в Саксонию. А что получилось? Триумф!

Лагеркрон чувствовал себя героем. Хлопал генералов по плечам.

Весть быстро распространилась по войску, в обозах, между маркитантами. И хотя простые солдаты мало интересовались, куда их ведут, мало и понимали куда, но радовались и они: впереди богатые земли.