Текст книги "Гроза над Русью"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Глава пятая
Трубит рог богатырский
Воины тяжелой переяславской дружины, схоронившиеся в дубраве, видели штурм. Многие горячие головы рвались в битву, но Жизнемир строго осаживал их:
– Всякому овощу свой черед, братие! Не приспело еще время наше. Козарин нонче горяч – руки обожжешь! Вот воевода Слуд пыл с него сымет, тогда и мы почешем степняков по спинушкам!
Дружинники хмурились, тяжело вздыхали:
– Много крови-руды русской прольется, покамест наши мечи в дело вступят.
– Еще более ее прольется, ежели вступят они не ко времени, – поддержал Жизнемира сотский Икмор. – Калина только варена сладка, а сырую в рот не возьмешь. Дай козарину свариться.
Неожиданно с вершины дуба раздался голос дозорного:
– Козары нахвальщика выставили! Аграмадный детина. Поболе тебя, Икмор, будет... Вона к стене поскакал... В рог трубит...
До дубравы долетел хриплый протяжный рев. Рог трубил все громче, и по силе его рева узнавалась сила поединщика. От трубного звука Ерусланова рога, к примеру, кони приседали и птицы устремлялись в поднебесье!
Дружинники вслушивались в звуки боевой музыки, чуждой русскому уху из-за своеобразной хрипоты и придыха.
– Громко шумит, да все ж не Еруслан, – сказал грузный пожилой воин.
– Где ж наш поединщик-то?
– Нету покамест.
Вражеский рог продолжал колебать воздух. Многие дружинники взобрались на деревья, чтобы увидеть поединок. Наконец сверху раздалось:
– Врата тверди открылись... Наш богатырь выехал. Только што-то копье тонко...
– Дак это Будила! – сообщил еще кто-то. – А што копье тонко, дак ратовище у него железное. Мичура-киевлянин ратовище то ковал.
– Знаем Мичуру! – раздалось вокруг. – Тож богатырь знатный!
– Мичура добрую оружию кует, – похвалил все тот же пожилой ратник. – У Будилы и секира Мичурой кована. Добрая секира.
– Ну, держись, козарин! На Будиле не первый нахвалыцик ломается!
– Однако приготовимся, братие! – сказал Жизнемир. – Настает и наш ратный час. Козары спиной к нам стали. Икмор, выводи своих по балке! Не шарят более дозоры козарские – все за перемогой глядят. Пройдешь неувиденным и отрежешь ворогу сакму в степь!
– А вон и все наши на вал высыпали. Воевода Слуд знамено подал, к битве зовет! – сообщили сверху. – Горят два заветных костра на стене, Жизнемир!
Икмор скомандовал, и три сотни пеших воинов с оборонными копьями в руках и щитами, откинутыми за спины, быстро и бесшумно исчезли в зарослях. Всадники остались на месте.
– Добро оружны вой русские по слову великого князя Святослава, – сказал, глядя вслед ушедшим, Жизнемир. – Молод князь, да ловок в измышлении ратном...
Да, великий князь Киевский Святослав, наследник боевой славы Олега Вещего, свято следовал заветам предков. Он создал сильное войско, отлично вооружил его. Неприхотливый к еде, неспособный к праздности, суровый и стремительный военачальник для дружины не жалел ничего – в жестокой брани или за столом братчинным славные богатыри были всегда рядом со своим вождем. Наверное, поэтому в войско Святослава стекались витязи из многих сопредельных стран, клялись в верности на оружии, а если умирали, то только с мечом, устремленным вперед – на врага! В ответ на клич своего предводителя отвечали они громогласно:
– Князь! Где усмотрим стяг твой, там и мы обнажим мечи наши! Основу дружины Святослава составляла тяжеловооруженная пешая рать. На поле боя он выстраивал ее, в зависимости от боевой Задачи, стеной до двадцати шеренг вглубь. Закрытая огромными, почти в рост человека щитами, выставив вперед копья, стена была несокрушимой в обороне и всесокрушающей в атаке. В тылу главной стены стояла еще одна линия воинов – в пять шеренг. Она была резервной и защищала от нападения стыла. Фланги охраняли тяжелые комонники и легкая дозорная конница.
Сам князь и его воеводы обучали дружинников боевому строю и четкому исполнению приказов. А по стремительности, с которой Святослав обрушивался на врага, с ним не мог сравниться ни один полководец того времени. Недаром современники прозвали его пардусом-гепардом.
Победы молодого военачальника изумляли всех скоротечностью битв и быстрым поражением противника, который в большинстве случаев превосходил силы Святослава в два, а то и в пять раз. Имя русского князя-витязя с невольным уважением и страхом произносили варяги, хазары, печенеги, византийцы. А германский король Оттон называл его своим братом и просил помощи в борьбе с утрами.
Войско руссов было оснащено катапультами, таранами, стрело-метами. Машинные мастера ловко управлялись с этими грозными орудиями при взятии вражеских крепостей и при защите своих.
Даже составленная только из ополчения русская рать не являла собой просто толпу вооруженных людей. Каждый русский город-крепость имел свою дружину и Воиново поле, на котором обучалось ополчение и проводились удалые потехи витязей. Три раза в год: весной, задолго перед пахотой: осенью – после уборки урожая и зимой – после праздника Коляды по всем городам Руси проходили военные сборы всего мужского населения, способного носить оружие. Выполнялось эте правило беспрекословно. С нерадивых князь строго спрашивал, а доблестных щедро награждал. Поэтому всегда и в короткий срок Святослав мог призвать под свой стяг весьма значительные военные силы...
Триста русских ратников, что ушли в тыл хазарам, были как раз тяжеловооруженными дружинниками пешего строя. Им предстояло закрыть узкий проход, где по левую руку обрывался крутой берег Трубежа, а по правую – далеко уходили глубокие рытвины и овраги. Тут всадники поневоле должны были сдерживать бег своих коней, чтобы круто повернуть вправо, а значит, мощь их удара значительно ослабевала.
Беспечность Хаврат-эльтебера сыграла на руку воеводе Слуду. Дозор из трех кочевников, еще недавно карауливший в этом месте, ускакал посмотреть поединок двух богатуров – Будилы и Абалгузи-пехлегана.
Когда ратники перекрыли узину, Икмор приказал части воинов Пройти на сотню шагов вперед и разбросать до самого заслона треугольные железные шипы. Другая часть ратников спустилась в балку и вбила в ее дно колья с заостренными верхушками.
Перед строем в дополнение к шипам руссы натянули веревочные сети с крупными ячейками. Густой высокий ковыль скрыл и эти ловушки.
На случай нападения с тыла Икмор отправил в степь дозор на скорых конях, а внизу, под крутым обрывом, стояли пять лодей, в каждой из которых сидело наготове по нескольку гребцов – на всякий случай.
Один из самых ловких витязей пробрался на две сотни шагов вперед, влез на дерево. Он должен был подать сигнал о приближении врага.
– Авось козарин, укушу, как прибежишь к моему шалашу! – рассмеялся довольный Икмор, потом вдруг сразу стал суровым, приказал ратникам осмотреть оружие и доспехи.
Передняя шеренга повернула щиты к фронту, и стена воинов стала похожа издалека на алую полосу, мерцающую по верху голубовато-белым огнем отточенных наконечников копий и островерхих русских шлемов...
Вторая линия гридей согнула тяжелые луки и завела тетивы на подзоры.
Икмор глянул в небо. Оно было серым от дыма и пепла. Пахло гарью. Тревожно каркали вороны...
О том, что нахвалыцик выехал в поле, Будила узнал за обедом. Угадывая, что ему предстоит поединок, он съел немного вяленой телятины и выпил ковш цежи с сытою[61]61
Цежа с сытою (др.-рус.) – квас, смешанный с медом; освежающий напиток из воды и ягодного сока.
[Закрыть]. Оруженосцы тем временем приготовили броню и оружие для поединка.
Когда раздался звук вражеского рога, Будила стал обряжаться в доспехи. С помощью Кудима Пужалы и Тимки Грача витязь надел поверх легкой кольчуги кованую пластинчатую броню с нагрудником и наплечием из цельныхлистов стали, пристегнул наручи, надел железные рукавицы. Закрепляя на нем поножи из кованой стали Кудим сказал почтительно:
– Можно считать, ты мой старшой брат, Будила Политович. Пристало ли тебе, искусному городнику и мастеру, тратить силушку молодецкую на заезжего нахвальщика? Дозволь мне потешиться во чистом поле. А коль моя голова падет, дак не жаль мужика-оратая, лапотника...
– Полно-тко, Кудим Ставрович. Вся Русь Святая стоит мужиком-лапотником. – Будила положил руку на плечо смерда. – А за приветное слово прими поклон, брат. Силушки ты неимоверной, слов нет. Да в поединке сего мало. Тут искус ратный нужон. На то он и поединщик, што науку боевую зело постиг. Силушкой единой его не сломать... Даст Перун повалить мне богатыря заезжего, дак обучу тебя потехе молодецкой. Тогда выезжай на любого нахвальщика. А теперь мой черед. Коня мне!
Два конюха, повиснув на удилах, с трудом удерживали рослого жеребца соловой масти. Конь пошатнулся, приняв на спину многопудовую тяжесть всадника. Будила не спеша надел поверх войлочной шапки кованый островерхий шлем, украшенный на яловце зоревым пером заморской птицы, застегнул у подбородка кольчужную бармицу и опустил на лицо широкую стальную стрелку. Богатырь прицепил к поясу секиру, проверил, легко ли вынимается из ножен длинный кинжал. Наконец ему подали знаменитое Мичурино копье и миндалевидный железный щит.
Жеребец лихо вынес Будилу к северным воротам крепости. На вечевой площади, около идола Перунова, витязь остановил коня. Вокруг горели костры. Волхвы в просторных белых хламидах, с посохами в руках приплясывали, крутясь, пели хриплыми голосами:
Грозный Перун – отец огня разящего!
Дай силы неодолимой сынам своим – русичам!
Изгони с земли нашей светлой ворога лютою
Испепели его стрелами огненными!..
Будила въехал в круг из костров и остановился возле идола, склонив голову. К богатырю вприпрыжку подскочил главный кудесник Перунов – тощий лохматый старик с безумными светлыми глазами. Длинным посохом, с конца которого стекало искристое пламя, очертил он крут. Конь испуганно шарахнулся в сторону, но Будила удержал его на месте, не давая переступить магическую черту.
Волхвы запели хором:
Боги могутные русские!
Кару свою на врагов наших
Вложите в копье богатырское!
В жертву возьмите силу вражью!
Жизни-лишите нахвальщика степного,
Бог наш разящий – Перун и присные его!
Дружинники, стоявшие вокруг, вторили волхвам. При последнем возгласе они враз ударили по умбонам щитов. Гром раздался окрест. В небо струями взметнулся огонь всех восьми костров. Волх вы жертвенными ножами одновременно отсекли головы восьми белым петухам, окропили кровью лицо идола и бросили тушки каждый в свой костер.
– Пер-рун-н!!! – гремело вокруг.
Будила поворотил коня и крупным галопом пустил его в поле через распахнутые настежь ворота, туда, где не переставая ревел призывно вражеский рог.
Глава шестая
За столом братчинным – речи ратные
Воеводы и бояре смело высказывали свои мысли, иногда дельные – это чаще, а иногда и такие:
– Выйти в поле, стать крепко, лечь костьми, но...
Или:
– Покамест хакан-бек по Руси шастает, спешно идти в глубь Козарии и...
Святослав внимательно выслушивал и тех и других. Быстрый ум его впитывал все, принимая или отметая услышанное. В голове князя тревожно металась мысль: «Дружины, ратников маловато...» И он решил послать гонцов в Древлянскую землю с приказом воеводе Свенельду – спешно возвращаться в Киев. Отправляя их с кня жеским знаком «особое значение», Святослав предупреждал.
– Ранее десяти дней Свенельд не поспеет на подмогу. А посему передайте ему, чтоб придя не бросался бы в сечу сломя голову, а обошел бы степняков тайно со стороны горы Щековицы по лесам и ждал моего знака. Пускай ничему не дивится, хотя бы весь Киев горел. – Повторил сурово: – Хотя бы горел весь Киев, без моего знака не наступать. Весть мне воевода пускай шлет с голубем. Возьмите в моей голубятке две пары. – И уже в дверях гридницы наказал в третий раз: – Упредите, чтоб тихо сидел в засаде, степнякам не раскрывал себя до поры. Пускай ждет знамена моего. А теперь скачите с поспешанием!
Вернувшись к столу, Святослав заговорил отрывисто и резко:
– Воевода Сфенкал, отведи торговые караваны от Киев-града в залив Вышгорода. Часу не медля! А там собери мне гостей русских и иных земель на вече. Хочу речь держать перед ними. Ступай!
Вышгородский воевода Сфенкал, смуглый лицом, широкобровый, среднего роста человек почтительно поклонился великому князю:
– Сполню, как велишь!
– Каждому из вас, – Святослав обвел взглядом соратников, – занять крепости на горах Киевских и стоять насмерть! В подмогу Асмуд и Вуефаст дадут вам оружных сторонников... И помните – не един Киев-град защищаем мы, но всю землю Святорусскую. Падет Киев-град, поляжем костьми мы, тогда погибнуть может Русскяя земля. Кто как биться будет, того Русь после сечи спросит... У тех, кто жив останется. А мертвые срама не имут! Поспешайте каждый к делу своему!
Военачальники встали, гремя оружием. Святослав сказал:
– Князь Улеб и тысяцкий Добрыня, повремените с уходом. Вы мне надобны еще.
Добрыня покраснел и решился поправить великого князя:
– Сотский яз...
– Тысяцкий Добрыня Малкович! – отрубил Святослав. Воеводы и бояре разом поклонились Добрыне, отдавая честь его доблести, а потом Святославу – за величание воина.
Когда все вышли, великий князь обернулся к Улебу, своему двоюродному брату. Были они одногодки. Играли в детстве вместе, и с юных лет сдружило их бранное поле.
– Как, бишь, зовут того искусного мастера, што машину хитрую измыслил? – спросил Святослав.
– Спирька Чудин, лодейный мастер.
– Покличь-ка его сей же час.
– Добро, княже! – Улеб вышел скорым шагом, позванивая серебряными шпорами.
Святослав подошел к Добрыне, положил ему руку на плечо, молвил тихо:
– Самое дорогое доверяю тебе, Добрыня. Сохрани сына моего Володимира и мать его, а твою сестру – Малушу. Скачи немедля в Будятино. Отправишь их в мой охотницкий погост. Да накажи Малу-ше строго, чтоб не встревала в бучу... Князь сделал паузу и продолжал уже голосом жестким и повелительным: – Соберешь ополчение из сторонников и поспеши на подмогу Киеву. В урочище Змеево за Дорогожичами устрой стан свой для ворога неведомый. Пошлю яз тебе туда коней и справу бранную, сколько смогу. Постарайтесь сами оружиться. Сказывали мне, что днями сверху приплывет дружина полоцкая с князем Рогволодом. Накажи ему словом моим, чтоб в Киев-град не ходил, а остался бы при тебе. С ним ударишь на степняка по знаку моему. А знамено принесет гонец от меня.
Когда Добрыня вышел, Святослав некоторое время молчал н задумчивости, потом ударил мечом по щиту. Вошел отрок.
– Ольгерд здесь? – спросил князь.
– Тута с двумя воями.
– Справу подай.
Отрок принес парадную одежду и помог князю обрядиться. Святослав сел на трон. Позади встали гриди-телохранители.
– Зови Ольгерда!
Дверь распахнулась. В гридницу твердым шагом вошел варяжский князь Ольгерд в длинном суконном плаще синего цвета, под которым позванивал пластинчатый с позолотой панцирь. Левая рука варяга упиралась в перекрестье рукояти тяжелого франкского меча. Голову венчал крылатый шлем с серебряной насечкой. Суровые немигающие синие глаза на морщинистом горбоносом лице смотрели прямо и гордо. Не дойдя пяти шагов до трона, Ольгерд остановился, выпятил грудь и, расправил правой рукой длинные седые усы, спросил громко:
– Зачем ты звал меня, конунг Гардарика[62]62
Гардарик – букв, «страна городов», так варяги называли Киевскую Русь.
[Закрыть]?
Свита Ольгерда – двое воинов в таких же плащах – стояла в полушаге за спиной вождя. Один из чих, лет сорока, с черными усами и бородой, стоял правым боком к трону, выпятив грудь и устремив пронзительный взор на Святослава. Другой воин, молодой и безусый, со светлыми до плеч волосами и румянцем во всю щеку, встал левым боком, скопировав позу своего старшего товарища.
Святослав поднялся с трона, подошел к Ольгерду произнес торжественно:
– Я ждал сынов Вотана[63]63
Вотан, Один – бог ветра и бурь в мифологии древних норманнов и германцев.
[Закрыть], доблестных и неустрашимых воинов сурового севера, как добрых друзей. Куда стремит тебя, князь Ольгерд, дракар твой?
– Боевая слава конунга руссов летит впереди его стяга. Мы рады лицезреть великого рыцаря. Я знаю храбрых богатырей Гардарика
– мы не раз ходили вместе под стены Миклигарда[64]64
Миклигард – так варяги называли Константинополь.
[Закрыть] и брали дань с ромеев. И я подумал: а не помочь ли мне конунгу Святославу мечом в трудную для Руси годину?
– Ежели так, то яз рад принять помощь столь проставленных воинов. Вот тебе моя рука, князь Ольгерд!
Военачальники обменялись рукопожатием. Товарищи Ольгерда продолжали стоять с непроницаемыми лицами. Только молодой воин покраснел от гордости.
– За добрую помощь яз своим кнмжьим словом обещаю каждому твоему гридю, князь Ольгерд, по двенадцать гривен серебра. Сотским твоим накажу заплатить по двадцать пять гривен. Ну, а тебе...
– А мне... скажешь одному, брат Святослав. Наедине, – поспешил перебить знатный варяг.
– Помимо всего, – продолжал Святослав как ни в чем не бывало,
– каждый твой ратник возьмет все что захватит в битве у ворога.
Лица варягов дрогнули и помягчели.
– Слава конунгу Гардарика Святославу Храброму! – воскликнул Ольгерд, и все трое иноземцев одновременно вскинули вверх правые ладони в железных рукавицах.
Конунг вполголоса сказал что-то своим товарищам. Те вышли и, вернувшись через минуту, положили к ногам Святослава широкий франкский меч в усыпанных жемчугом ножнах и тяжелый щит, обитый позолоченными бляхами.
– Прими наш воинский дар, властитель Руси! – щит и меч будут залогом нашей дружбы!..
– Благодарствую за честь, брат Ольгерд! – поклонился Святослав и подал знак отроку.
Вошли гриди. Князь принял из их рук два кинжала дамасской работы в ножнах, усыпанных самоцветами, и одарил ими спутников Ольгерда. Глаза варягов на миг алчно вспыхнули, но природная невозмутимость взяла свое – приняв дар, они с достоинством поклонились.
Ольгерду великий князь поднес кривой арабский меч в синих сафьяновых ножнах, затейливо украшенных рубинами и смарагдами. Кроме того, Святослав надел на плечи варяжского вождя красный плащ на собольем меху.
Ни один мускул не дрогнул на посеченном шрамами лице Ольгерда при виде столь богатых даров. Но Святослав почувствовал – доволен старый разбойник.
– Слава конунгу Гардарика Святославу Щедрому! – хором воскликнули варяги и по знаку Ольгерда вышли.
Святослав в свою очередь отослал отроков и телохранителей: русский и варяжский князья остались одни.
– Готов слушать твое повеление, конунг Святослав, – молвил Ольгерд, усаживаясь на предложенную великим князем скамью.
Глава седьмая
Поединок
Высыпавшие на стену русские ратники с любопытством наблюдали за вражеским нахвальщиком. Абалгузи-пехлеван, играя длинным копьем, словно тростинкой, бурей промчался неподалеку от стены, трубя нетерпеливо в костяной рог. Белый конь его летел стрелой, кося огненным оком и роняя пену со стальных удил.
Сверкал на солнце стальной кованый панцирь, огнем струилась по нему искусная позолота. За спиной, срываемый встречным ветром, развевался плащ из леопардовой шкуры. Блестел на голове заморского наездника островерхий литой шлем, обрамленный у края мехом черно-бурой лисицы. Иногда богатур ставил тяжелое копье на стремя у левой ноги, выхватывал из ножен широкий кривой меч и кричал громовым голосом:
– Эй, урусы! Что ж вы, как суслики при виде орла попрятались в норы спои?! Или нет среди вас славного богатура, который не побоится переломить копье о мой щит?! Или вы боитесь испытать удар моего меча?! Знать слава о вашей силе зря летает по степи легким перекатиполем! – и меч очерчивал сверкающий круг над головой иноземного силача.
Дружинники на стенах, особенно гриди Ряда Полчного, скрипе ли зубами от унижения. Многие порывались наказать хвастливого кочевника, но воевода Слуд сурово осаживал их.
Но вот загремели цепи, опустился дубовый мост, раскрылись крепостные ворота. Русский витязь выехал в поле.
Абалгузи-пехлеван помчался навстречу поединщику с поднятым вертикально копьем и мечом в ножнах. Не доехав двадцати шагов, он приложил к губам костяной рог. Раздался низкий хриплый рев. Конь Будилы попятился. Витязь вонзил шпоры в его бока и, набрав в легкие воздуха, затрубил в изогнутый медный рог.
Вражеский конь отпрянул, закрутился на месте. Да и жеребец Будилы в испуге поднялся на дыбы от режущего слух звона.
Поединщики осадили коней, съехались в пяти шагах. Русский витязь крикнул:
– Кто ты еси, богатырь заезжий? Как звать-величать тебя? Аль ты славы ищешь на чужой земле, аль полону со златом да серебром? Али кости принес нашим воронам?
Хорезмиец вздрогнул от могучего голоса, но собравшись, ответил с достоинством:
– Я Абалгузи-пехлеван. «Поражающий силой» – по-вашему. Я из знойной земли хорезмийской. Не славы ищу я, и злата звонкого мне не нужно. Мрака смерти ищу я! Да бежит смерть от копья моего... Назови себя славный богатур, чтоб знал я, за кого помолиться Аллаху после победы над тобой. Я имя твое начертаю на подвеске моего боевого пояса! Кто ты? Назовись, богатур урусов!
Городник ударил себя в грудь стальной рукавицей:
– Кличут меня Будилою! Имя мое ведомо богатырям Козарии. Я – защита от ворога, строю крепости на Руси святой!.. А пристаю ли нам, честной богатырь, свои копья ломать на виду у всех?! Ан побратаемся здесь, во чистом поле, перед силой Перуна Грозного! – И витязь повел рукой в сторону русской крепости.
– Нет! – вскричал Абалгузи-пехлеван. – Я дал клятву кагану-беки Ураку – сокрушать богатуров Урусии. Ну а если мне смерть предначертана жребием от твоей могучей руки, то пусть свершится неизбежное! Приступим во имя Аллаха!
– Честь и славу жизнью достойной держат! А што достойнее смерти в битве за землю свою?! Прочь улетай, дева Обида[65]65
Дева Обида – в мифологии древних руссов – дева с лебедиными крыльями, предвестница несчастий и смерти.
[Закрыть]! Перун да поможет мне! Приступим!
Богатыри разъехались на пятьдесят саженей, резко поворотили коней, повременили мгновение и бурей устремились друг на друга с копьями наперевес.
Хазарская рать выстроилась саженей за триста от стен Переяслава.
Русские дружинники и ополченцы вышли в поле и, пока величались поединщики, стали в шеренги. Впереди русского войска утвердились щитоносцы, позади – три ряда копейщиков, за ними ополчение. Стена русских воинов в восемь шеренг глубиной растянулась на добрых шестьсот саженей.
«Около трех тысяч, не более...» – отметил про себя Хаврат-эльтебер, радуясь, что наконец-то воевода переяславский вывел свои полки в поле, где хазарский бек думал легко раздавить их конницей.
За мгновение до того как поединщики ударились копьями, многие воины с обеих сторон невольно зажмурили глаза. Звенящий гром потряс окрестности. Копья попали в стальные щиты, и древко Абалгузи-пехлевана переломилось.
Кони проскакали вперед и, описав широкий полукруг, снова встали друг против друга.
Хорезмиец отбросил в сторону сломанное копье и выхватил меч, взметнув его над головой.
Будила тоже отбросил копье прочь, хотя его стальное ратовище оставалось таким же прочным, как и перед ударом острия о щит противника. Но городник не хотел преимущества для себя, считая, что так угодно Перуну.
Когда поединщики сошлись снова Будила отметил что щит врага сильно поврежден.
Хорезмиец замахнулся. Русс мгновенно принял лезвие на щит и резко, с разворотом рванул его вниз: обычно сталь ломалась от этого приема или противник бросал оружие. Но Абалгузи-пехлеван удержал меч, а дамасская сталь выдержала. И только рука богатура занемела. Городник с громким выдохом опустил секиру на голову врага. Тот успел закрыться щитом и, с трудом отразив тяжелый страшный удар, рывком послал свой меч в грудь русского витязя. Испытав мощь стального острия пластины брони прогнулись, но Будила не дрогнул и снова его секира взметнулась над головой.
– Ва-ва-ва-вай! Абалгузи-пехлеван покачнулся в седле! – в ужасе закричали хазары.
Щит хорезмийца после нескольких сокрушающих ударов русса разлетелся на куски. Однако богатур продолжал ловко отбиваться мечом. Сталь звенела, но держалась. Изловчившись, хорезмиец нанес косой удар по шлему Будилы. Тот не успел уклониться, и левая щека русса тотчас обагрилась кровью. Но городник ответил яростным поперечным ударом. Абалгузи-пехлеван пригнулся, секира задела навершие шлема, кольчужная бармица лопнула у подбородка, и шлем, соскользнув покатился по земле, бренча застежками.
Хазары завыли. Им показалось, что это не шлем, а голова их поединщика полетела в ковыль.
Кони врагов рвали друг друга зубами и, встав на дыбы, пытались достать поединщиков. Удар следовал за ударом. Звенели брони. Молнией сверкал меч хорезмийца. Не менее стремительно взлетала и падала секира русского витязя.
В какой-то момент, отражая натиск, Будила навалился всем своим весом на левое стремя. Подпруга лопнула и он оказался на земле.
Хазары радостно завопили...
Абалгузи-пехлеван замахнулся для решающего удара. Но конь русича недаром был прозван Лешим и не зря его обучали для боя. Он налетел на вражеского скакуна с такой силой, что хорезмиец не удержался и вылетел из седла. Через мгновение богатур уже стоял на ногах, готовый к бою. Меч его при падении отлетел в сторону, в правой руке пехлевана сверкал теперь узкий клинок длинного кинжала.
Будила, отбросив в сторону секиру, крикнул ему:
– Славно бьешься, Абулгас-богатырь! Ан померяем силушку молодецкую в честной борьбе? Кто на землю ляжет – тому и биту быть!
Абалгузи-пехлеван спрятал кинжал в ножны и молча ринулся на противника. Кони их, все в крови и пене, продолжали яростно биться. А хозяева застыли, намертво обхватив друг друга могучими руками. Сила противилась силе, и ловкость противостояла такой же ловкости.
Будила с детства, как всякий русич, увлекался борьбой. Валил на потешном поединке любого. Только одного Еруслана не сумел одолеть, но и тот не мог похвастаться, что положил городника на лопатки. А Еруслан – богатырь, каких поискать!
И сейчас Будила встретил достойного противника. Абалгузи-пехлеван знал толк в борьбе, силы был неимоверной, и когда они сошлись грудь в грудь, так сжал Будилу в объятиях, что у того перехватило дыхание. Но удары тяжелой секиры по щиту не прошли бесследно для хорезмийца – левая рука плохо слушалась его. Абалгузи-пехлеван стонал от боли, когда русич медленно, но неумолимо разрывал железное кольцо его рук.
Хорезмиец пытался ускользнуть от захвата, но вот наконец грозная сила богатура-нахвальщика стала уступать напору городника, привыкшего ежедневно управляться с многопудовыми кряжами. Русс обхватил врага, причем правая рука того оказалась в захвате. Левой, поврежденной рукой Абалгузи-пехлеван тщетно пытался оторвать от себя русса. Уступая силе, со скрежетом разошелся панцирь – рвались ремни и металлические застежки. Лицо чужеземного нахвальщика стало багровым, глаза затуманились. Он вдруг сразу обмяк. Будила оттолкнул его от себя, и пехлеван, словно тряпичная кукла, повалился в примятый ковыль. Мгновение – городник оказался на груди противника, вырвал из ножен кинжал и занес его для последнего удара.
– Вай-вай-вай! – вопили хазары. – Аллах отвернулся от нас!
– О небо! Тенгри-хан, где ты?!
– Пер-рун-н! – гремело в русских рядах.
Переяславцы мерным шагом двинулись вперед и прикрыли собой место поединка.
Будила ждал, когда Абалгузи-пехлеван откроет глаза, чтобы по обычаю узнать его последнюю волю. Но тот не подавал признаков жизни.
Подъехал воевода Слуд. Рассмеялся:
– На Руси лежачих не бьют! – Помолчал. – Дивлюсь яз тебе, Будила-городник. Вот и еще одного нахвальщика поверг. А он, почитай, на голову больше тебя будет... Знать, правда, земля Русская силы нам дает неодолимые. Слава тебе, витязь! Однако ежели осталась еще силушка молодецкая, то сядь на коня снова. Не столь меч твой надобен, сколько вид для устрашения ворога. Ты для них теперича хуже лешего! – И Слуд, обернувшись, крикнул зычно: – Эй, отроки! Коня витязю Будиле! Да поднимите его в седло с почетом, да поднесите ему добрый ковш хмельного меду – пускай вольется он в богатыря новой силой!
Отроки бросились исполнять приказание.
– А этого повязать! – указал воевода на поверженного Абалгузи-пехлевана. И засмеялся вдруг молодо: – Да приведите его в себя. Чать, наш городник не все косточки поломал молодцу заезжему. Ан гляди, как броню поломал железную. Снимите с него доспех сей и поставьте в гриднице. Яз потом его князю нашему Святославу свезу. Любит он этакие чудеса. Вестимо, и медведь не сумел бы так изломать железо...
Будиле подвели коня, подсадили в седло и поднесли чашу с медом. Городник обернулся, чтобы поблагодарить воеводу, но того уже не было рядом. Осушив ковш, Будила тронул было коня, но отрок остановил его:
– Повремени, Будила-богатырь. Воевода наказывал малость отдохнуть тебе.
– Пошто не ударят сразу по ворогу? – спросил городник отрока – Час приспел, пал дух козарский! Не медлить бы нам.
– Пресветлый воевода Слуд по-иному мыслит. Пускай козарин первым налетит. Сильно ударить он не сможет – страхом скован. А страх храбрости не товарищ! Вот тут-то мы его и опрокинем, а засада ударит в спину. Знак из дубравы был – Жизнемир готов к битве.
– Пожалуй, верно измыслил воевода. Хитер! – одобрил Будила и не спеша поехал к правому крылу своего войска.
Он был на полпути, когда услыхал нарастающий визг и вой – то хазарская конница лавиной устремилась на сомкнутые русские полки.
