355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Станислав Пономарев » Гроза над Русью » Текст книги (страница 13)
Гроза над Русью
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:48

Текст книги "Гроза над Русью"


Автор книги: Станислав Пономарев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятая
Похороны орла

Двое тургудов поддержали золотое стремя. Урак птицей взлетел в седло. В свои семьдесят лет он держался легко и свободно, движения его были быстры и не отмечены старческой немощью: нередко воины видели своего владыку впереди лихого отряда ал-арсиев с обнаженным мечом в руке. Видимо, и впрямь Урак собрался просидеть на золотом троне все время, отмеченное жребием.

Черный, как ночь, аргамак с места взял крупной рысью. Блестящая свита из тарханов, эльтеберов и тургудов отстала шагов на десять – каган-беки не любил, чтобы ему закрывали простор.

Воины только что закончили насыпать огромный холм поверх старого, скифских времен, кургана. На самой вершине аккуратным срубом уложены сухие березовые поленья, из березы же был сооружен высокий трон, на котором усадили труп ал-арсия, пронзенного в сердце стрелой. Стрела была та самая, что час назад сразила орла. Мертвая птица с распластанными крыльями покоилась на коленях казненного. Голова царя неба была поднята. Орел, даже мертвый, внушал почтение.

Черный аргамак Кара-Балаш вынес хозяина на вершину кургана. Внизу распростерлись ниц богатуры великого хазарского воинства. На стены крепостей Вышнеграда, Звенигорода, Детинки и Замкова высыпали руссы. Печенеги с любопытством придвинулись ближе, но, сообразив, что предстоит обряд поклонения Тенгри-хану, тоже пали ниц...

На фоне безоблачно-синего неба силуэт одинокого всадника на вершине кургана выглядел величаво. Каган-беки Урак, незаурядный актер своего времени (вспомним его плач по разбитому врагу перед посвящением), прекрасно знал цену этому спектаклю. И спектакль этот был рассчитан не на иудеев, мусульман или христиан, которых в походе участвовало не более трети, а на язычников – кара-хазар, буртасов и печенегов. Именно они подвластны культу грозного бога Неба и Небесного Огня – Тенгри-хана. Поэтому Урак пошел на то, чтобы казнить мусульманина, и не просто мусульманина, а ал-арсия воина гвардии. Чтобы решиться на это, даже кагану-беки надо было обладать немалой долей мужества...

Снизу видели, как всадник сошел с коня и стал на колени перед прахом орла. Тотчас с четырех сторон к вершине кургана полезли на четвереньках четыре жреца: грязные с безумными глазами и всклоченными волосами, с турьими рогами на головах, в мохнатых свалявшихся шубах, обвешанные бубенцами, астрагалами и цветными лентами. Были они нелепы и страшны. Один из жрецов держал чашу с водой, другой – чашу с зерном, третий – зеленую ветку, а у четвертого в руке полыхал факел.

Гулко громыхнули тысячи щитов, хрипло заголосили длинные деревянные трубы – карнаи, заревели печенежские сигнальные рога с изображением бычьих голов.

Жрецы поднялись на вершину. Каждый из них положил дары к подножию смертного трона. Каган-Беки снял с головы шлем с сапфиром и возложил на орла, потом поднялся во весь рост – гул щитов и вопли сигнальных труб и рогов смолкли. Жрецы лежали на животах около трона.

– О-о Бог Неба! – раздался в мертвой тишине зычный голос Урака. – О всемогущий Тенгри-хан! – он простер руки к солнцу. – Мы, черви земли, униженно молим тебя простить нас за случайную гибель сына твоего, дозорного Неба – гордого беркута!

В едином порыве все хазары и печенеги слово в слово повторили призыв кагана-беки к богу Неба. Все! И язычники, и иудеи, и христиане, и мусульмане! Потому что непочтение к Тенгри-хану могло повлечь за собой смертную кару. И за примером далеко не ходить – вон он, на вершине холма, со стрелой в сердце!

– О-о Бог Неба! Человек, дерзнувший поднять руку на святую птицу, идет к тебе для справедливого суда по воле всех нас, твоих смиренных рабов! Прими крылатого сына своего, царя всех птиц! Не гневайся на нас! Ниспошли нам благоденствие на этой земле и божественной волей своей дай нам мужество в битвах и победу над урусами!

Урак принял факел от жреца и положил его к подножию трона. Пламя быстро охватило сухое дерево. Каган-беки и жрецы отступили на семь ритуальных шагов.

От нестерпимого жара руки мертвого ал-арсия поднялись вместе с пылающим орлом. Казалось, что объятая пламенем птица машет крыльями, летя в неведомую даль. Добрый знак – Тенгри-хан принимает жертву! Кочевники радостно зашумели.

Вскоре в разгуле пламени уже нельзя было что-либо различить. Огонь хлестал вверх и в безветрии был похож на гигантский цветок, живой и веселый...

Вдруг толпа ахнула. Устремив персты вверх, люди вопили от восторга – над курганом, в голубой высоте, величественно парил беркут!

Многие истинно верующие в этот миг заколебались: аллах аллахом, а могущество древнего бога кочевников Тенгри-хана вот оно, налицо!

Когда костер прогорел, тысячи воинов без шлемов с опущенными головами чередой в несколько рядов пошли через вершину кургана, и каждый высыпал на прах орла и ал-арсия щит земли.

Каган-беки Урак сидел на тонконогом Кара-Балаше, погруженный в свои мысли.

...Более десяти лет спокойно смотрел он в сторону Урусии. Но страшного лесного медведя все время дразнил и тыкал копьем в бок жадный и свирепый тумен-тархан Харук. Один из его последних набегов на земли урусов был особенно жестоким. Десять тысяч воинов тархана на несколько дней осадили Куяву. Но в тот год никто из них не вернулся к своим очагам – тумен пропал без вести. Сам Харук возвратился только через три года, оплатив свою свободу десятью тысячами золотых динаров.

Тогда Урак не придал этой потере особого значения – Харук тархан всегда был дрянным полководцем.

Пять лет назад Харук решил, наконец, рассчитаться за давний позор поражения и снова вторгся в пределы Урусии. Через неделю незадачливый тархан принес на плечах своего разбитого воинства беду в земли Хазарии – урусы обрушили огонь и меч на хазарские станы. Впереди пяти тысяч закованных в броню богатуров ехал юный сын каганши Ольги – коназ Святосляб!

Крепость Чугир первой испытала на себе яростное возмездие – урусы не оставили от нее камня на камне. На следующий день рыжебородые богатуры осадили крепость Харук-хан. Хазары упорно сопротивлялись, могучая твердыня держалась. Узнав о малочисленном войске урусов, Урак послал на помощь осажденным тумен всадников под началом смелого и умного тумен-тархана Хаврата. Через десять дней кагану-бски донесли, что хазары наголову разбиты, а от Харук-хана остались одни головешки да груды закопченных камней. Что до коназа Святосляба, то он с богатой добычей, ведя в обозе пять тысяч пленных, не спеша возвращается в Куяву.

Каган не поверил гонцу и за черную весть собственноручно отсек ему голову. Но зря он поторопился – к вечеру на взмыленном коне прискакал сам Хаврат-эльтебер и подтвердил слова гонца. Голову тумен-тархана ценили выше, поэтому она осталась на месте.

Собрав двадцатитысячное войско, Урак сам возглавил набег на земли Урусии, с тем, чтобы примерно наказать юного коназа. Но неподалеку отПуресляба коназ Святосляб устроил многоопытному хазарскому военачальнику неожиданную ловушку, переманив на свою сторону сильный печенежский отряд. Хазарское войско было почти полностью истреблено, а сам Урак едва ускакал от беды с сотней тургудов.

Вот когда Непобедимый и Разящий не на шутку испугался. Он призвал жрецов, просил их, чтобы поведали они словами древних хазарских богов, какие беды грозят стране в будущем, что ждет его самого, откуда может нагрянуть беда. Жрецы вызвали из земли кровавый дым, вода окрасилась в багровый цвет: в мрачных клубах пара и дыма метались молнии. Ведуны предсказали скорую кончину власти Урака и страшные бедствия для всей Великой Хазарии.

– Беда грядет от захода солнца! – закончили они.

– Что дальше? – с тихой яростью спросил жрецов каган.

– Дальнейшее сокрыто от глаз наших завесой неведомого, – уклончиво ответили они.

– Я велю снести ваши ослиные головы! Палача сюда!..

Но когда появился палач с широким кривым мечом в узловатых руках, небо неожиданно раскололось с ужасающим грохотом, померк свет полудня, о землю шлепнулись крупные градины, никем доселе невиданные. Урак испугался зловещего знамения, гнев его мгновенно угас, и он униженно просил жрецов остановить бедствие.

Градины с детский кулак величиной покалечили множество овец на пастбищах около Саркела. Ледяные камни грозного Тенгри-хана обрушились на людей, и немало кочевников было жестоко ранено.

Урак поверил предсказанию. Но, будучи человеком смелым и деятельным, он решил бороться до конца: сокрушить страну ненавистных урусов и убить Святосляба, так много насолившего ему. А там – пусть исполнится воля богов, он безропотно примет свой жребий...

После поездки в Романию урусской каганши Ольги, в Куяву прибыли послы царя Константина, передали слова его:

– Я тебе много дарил, потому что ты говорила: «Как возвращусь на Русь, пришлю тебе богатые дары: рабов, воску, мехов и войско в помощь».

Как император одарил урусскую каганшу, Урак знал хорошо. Северную царицу во дворце ромейского властелина приравняли к высшей дворцовой знати, подарили полторы сотни золотых монет и серебряное блюдо. Каган-беки долго смеялся над жадностью Константина – Ольга, владеющая пределами, в два раза большими, чем Византия, могла бы всю столицу ромеев устелить драгоценными мехами. Его удивило, что урусская каганша вела себя в Кустадинии тихо, и только глаза ее вспыхивали иногда, словно у дикой кошки.

Урак заранее предсказывал, каким будет ответ ромейскому царю, и не ошибся. На притязания императора Ольга гордо ответила:

– Когда ты столько же простоишь у меня в Почайне-реке, сколько я стояла в гавани царьградской, тогда дам обещанное!

Стоит ли говорить о том, что послы Константина, прежде чем услышать ее ответ, простояли у крепостных ворот несколько месяцев и возвращались к своему повелителю уже по снегу.

Оскорбленный император ромеев прислал кагану-беки Ураку триста тысяч золотых динаров (поистине, жадный платит дважды!) и просил сосредоточить всю военную мощь Хазарии против Руси. Льстивый царедворец Калокир заверил Урака, что хазарам помогут печенеги (опять плати, император!).

Каган-беки Урак узрел в этом божественный знак судьбы – настало, наконец, время покончить с могуществом грозного соседа, вернуть Хазарии ее былую славу. Мысленному взору Урака представились несметные толпы колодников, со стоном прокладывающих рабские сакмы из Урусии, Мизии, Печенегии. Да и сможет ли после победы Урака над Урусией сопротивляться его грозным туменам и сама надменная Романия?

Каган даже глаза зажмурил – видения его были так ярки и красочны...

На третий год каган-беки Урак, сговорившись с печенегами, повел орды на Русь. Но поход сразу начался не так, как было задумано. Всего две недели его богатуры на земле урусов, и уже такие потери: четыре тысячи воинов остались только перед Пуреслябом. А разгром на реке Юзуг? Если бы не доблестный тумен-тархан Санджар-эльтебер, он сам наверняка попал бы в плен! – сохрани Аллах от этого... Неделю назад пять тысяч печенегов ушли через леса в обход Куявы, и до сих пор от них ни слуху ни духу.

Правда, вчера, наконец, удалось взять и разрушить крепость Язину, прорваться на поле Богатуров. Теперь огромное войско Урака стоит перед главными воротами Куявы, где засел сам каган урусон Святосляб. Завтра он должен быть сокрушен. Завтра, и ни днем позже! Нужна большая победа, она притягивает даже самых осторожных! Проклятый Пуресляб все еще держится, хотя богатуры Урака штурмуют его непрерывно. Харук сотнями кладет воинов под стенами этой крепости: он всегда был бездарным тумен-тарханом, не чета погибшему Хаврат-эльтеберу. Но умных беки мало, очень мало.

Вот тумен-тархан Альбаид, он способный полководец. Ему поручено взять богатый урусский город Чурнагив, и гонец сегодня принес весть, что дела там идут хорошо. Это радует...

Урак очнулся от своих дум. Последний воин бросал на вершину кургана свою долю земли. Каган тронул коня, остановился на вершине, слушая громовые клики своего войска...

Перед тем как войти в шатер, Урак велел позвать ишана[97]97
   Ишан (араб.) – глава мусульманской общины.


[Закрыть]
Хаджи-Мамеда. Тот явился тотчас, низко склонился. Каган сказал:

– Этого ал-арсия, который похоронен с орлом, надо сделать святым мученником во благо Ислама. Придумай, как это сделать, ведь ты побывал в Мекке и лицезрел священный камень Каабу. Любое действие должно служить нам на пользу, а не во вред. Я думаю, ты хорошо понимаешь это?

– Слушаю и повинуюсь, о Меч Ислама, – склонился ишан в поясном поклоне и хотел удалиться.

– Подожди! – остановил его Урак. – Сейчас начнется большой военный совет, и я хочу, чтобы твой лукавый ум был рядом.

Каган-беки подал знак, и на пороге шатра возник Сегесан-хан.

– Позови к дастархану печенежских бек-ханов... Да не забудь пригласить этого... как его? Да, хана Тарсука: он только что примчался с ордой своих головорезов.

– Слушаю и повинуюсь, о Непобедимый!

– Позови также визиря ал-арсиев Сарке. И Фаруз-Капад-эльтебера. Пусть придут все тумен-тарханы. Да не забудь о сильной охране – печенеги лукавы и коварны...

Глава шестая
Печенеги

Со стороны печенежского стана нарастал и ширился гул от топота тысяч копыт. Хазары всполошились. Сверкнули навстречу скачущей орде наконечники копий, нацелились стрелы. Но впереди скакал всадник со знаком кагана-беки, и хазары, склонив головы, расступились. Однако ал-арсии встретили печенегов плотным строем, ощетинились копьями – за десятью рядами пеших воинов, выстроились богатуры на рослых конях, держа в руках обнаженные кривые мечи.

– Стой! Во имя Шад-Хазара Наран-Итиля и кагана-беки Урака Разящего!

Вперед выехал нарядный всадник с простертой вперед рукой. Панцирь и шлем его сверкали позолотой и самоцветами, с плеч ниспадал плащ из шкуры тигра.

Печенеги остановились. В глазах диких скотоводов воспылала алчность – казалось, еще мгновение, и они бросятся на сверкающего всадника и обдерут его, как липку.

К визирю ал-арсиев Сарке-эльтеберу (а это был он) подскакал гонец и доложил:

– По зову кагана-беки Непобедимого и Разящего следуют доблестные бек-ханы Канглы-Кангара Илдей, Куря и Тарсук для совета и согласия.

Сарке-эльтебер снял шлем, сказал почтительно:

– Путь доблестным бек-ханам открыт для дружбы и согласия. – Он запнулся на мгновение и спросил: – Но почему так много охраны ?

– Чтобы нас не зарезали в шатре нашего брата, – бесцеремонно ответил рыжебородый Куря.

– Наша дружба не знает коварства, – возразил Сарке-эльтебер, подъезжая к великим князьям Печенегии.

– Наша дружба замешана на золоте, – ответил ему Куря, и зеленые глаза его на рябом, сером от грязи лице недобро блеснули. – А что держится на золоте, то всегда сдобрено салом коварства.

– Передай нашему брату бек-хану Ураку, – хриплым голосом поддержал Курю лохматый чернобородый всадник-гигант, – что охрана у шатра должна быть равна по числу батыров. Этим наш брат скажет о чистых, как синее небо, помыслах своих.

– Истину говоришь, доблестный коназ Тарсук! – весело подхва тил третий печенежский военачальник, молодой, сухопарый с насмешливым взглядом серых глаз и длинными, до плеч, каштановыми волосами, бек-хан Илдей. – Мы любим нашего брата кагана Урака, но честь не позволяет нам сидеть на совете с меньшим числом ханов, чем у любимого нами брата. – Он говорил мягко и закончил с доброй улыбкой. – Так и передай наше желание с почтением к здоровью Могучего.

– Да поторопись! – громыхнул Куря. – А то мы уедем к себе: Дела не ждут и на пустую болтовню у нас нет времени!

Сарке-эльтебер дал знак гонцу. Тот поскакал к шатру своего повелителя. Не доезжая пятидесяти шагов, соскочил с коня и остальной путь проделал пешком...

Если ал-арсии стояли молча, не шевелясь, то печенеги вели себя вольно и шумно, выкрикивали хазарам оскорбления, явно стараясь завязать ссору. Бек-ханы нарочно взяли с собой отборных воинов-забияк, не боящихся ни бога ни черта. Война – вот цель и смысл жизни этих людей: добыча – единственная страсть; буйное веселье – отдохновение от трудов бранных, к слову сказать, довольно редкое.

Оружие печенега было просто и незамысловато: длинное копье с листовидным наконечником, окованная железом дубовая палица с шипами, узкий прямой меч в простых ножнах. Редко у кого встречались щиты с закругленными краями.

Под каждым печенегом – низкорослый косматый конь, быстрый, как ветер. У большинства вместо седел – грубо выделанные коровьи шкуры. Кольчуг, шлемов, панцирей у них, как правило, не было. Только ханы да воины их личной охраны щеголяли в дорогих кольчугах и затейливых шлемах. Остальные были простоволосы. Их длинные, ниже плеч, рыжие, русые и черные свалявшиеся волосы от рождения не знали гребня. В сочетании с никогда не мытыми лицами они придавали печенегам дикий, устрашающий вид. В вырезах плохо выделанных овчин просвечивало грязное тело, на ногах красовались сапоги из той же овчины, только шерстью внутрь.

Непосредственные, словно дети, кровожадные, как степные волки, печенеги с удовольствием вызывали поединщиков на бой. К жизни и смерти они относились беззаботно и как-то весело, уважая только силу и лихой воинский прием. Вот и сейчас то один, то другой наездник отчаянно пролетал вдоль хазарского строя, едва не задевая за остро отточенные жала копий. Но хазары оставались невозмутимы...

Вскоре появился Сегесан-хан.

– Непобедимый согласен, – сказал он, – и считает справедливым ваше желание. У шатра пусть встанет один ряд ваших воинов, а по другую сторону – наши богатуры. В шатре будет семь наших тумен-ханов, можете взять с собой столько же. – Он поднял вверх руку. – Только печенеги и хазары должны поклясться своими богами – не заводить ссор, а недобрые мысли оставить за тысячу шагов от шатра Великого Совета тарханов!

Печенеги согласились и без излишних церемоний сойдя с коней, поклялись Тенгри-ханом и целовали лезвия мечей.

Хазары же призвали в свидетели Аллаха, так как все ал-арсии в охране кагана-беки были мусульманами.

Пятьсот тургудов Шад-Хазара, плотным кольцом окружившие шатер, клялись именем Моисея, ибо все они исповедовали иудаизм.

Ряды воинов выстроились друг против друга. Круг из ал-арсиев и тургудов со всех сторон охватил орду печенегов.

Бек-ханы с достоинством, поигрывая толстыми плетками, вошли в расписной шатер. Каган-беки Урак поднялся с золотого трона-колесницы, пошел им навстречу. Первому оказал почет Тарсуку, как старшему по возрасту, – обнял, коснулся сначала левым, потом правым плечом плеч печенега. Та же церемония повторилась с другими бек-ханами – Курей и Илдеем. Каждого в отдельности Урак подвел к мягким подушкам на краю громадного ковра, раскинутого перед троном. Рядом уселись четыре печенежских темника. Каган тоже сел, скрестив ноги, но не на трон, а у подножия его, дабы показать гостям, что считает их равными себе. Печенеги это заметили и оценили, гордо улыбнувшись друг другу.

Слева от своего владыки расположились четыре хазарских военачальника и предводитель совета при кагане-беки Сегесан-хан. Ишан Хаджи-Мамед сел рядом с Ураком – он был недоволен тем, что Непобедимый унизил себя перед грязными огнепоклонниками. Мулла моршил нос и отворачивался – от кочевых бек-ханов и темников пахло затхлым бараньим салом, потом и плохо выделанной сыромятной кожей. К счастью для ишана, печенеги не видели его гримас.

Глава седьмая
Согласие

Каган-беки Урак оглядел всех пронзительным взглядом круглых желтых глаз, молча кивнул головой. Сегесан-хан подал знак, и в шатер вошли шестеро плотных воинов с золотым подносом в руках. На подносе дымилась туша целого быка. Ноздри ханов вожделенно дрогнули. Вслед за подносом слуги внесли широкие фарфоровые чаши, поставили их перед каждым, начиная с Урака.

Следом были поданы деревянные бадьи с серебряными обручами – по шатру потек терпкий запах ромейского вина.

Слуги быстро и бесшумно сменяли друг друга, оставляя перед ханами заморские плоды, сухой виноград, вяленые дыни и комки желтого китайского сахара.

Хозяева и гости сидели молча, подозрительно косясь один на другого, и ни к чему не притрагивались. Урак кивнул, и Сегесан-хан, кланяясь, обошел гостей, попробовав от всех блюд. Каган-беки взял золотой ковш, зачерпнул вина и провозгласил:

– Я пью глоток этого солнечного напитка за дружбу, родившуюся под синим небом на страх урусам! Пусть наше согласие будет вечным, как звезды, и крепким, как утесы в соленом море!

– Пусть! – громко воскликнули печенеги.

– Во славу Аллаха, Могущественного и Милосердного! – поддержали хазары.

Урак отпил глоток вина и церемонно передал ковш бек-хану Тарсуку. Тот отпил и в свою очередь передал его Курс. Ковш медленно двигался по кругу, пока не вернулся к хозяину.

Некоторое время ханы молча жевали мясо, отрезая куски его от печеной на костре туши, макали их в плошки с растопленным салом. Слуги раздавали аяки с перебродившим кобыльим молоком. Принимая их, ханы облизывали лоснящиеся от жира пальцы и вытирали ладони о голенища сапог.

Каждый черпал ромейское вино из бадей и пил кто сколько хотел. Крепкий напиток оглушал. Глаза военачальников посоловели, и каган-беки Урак решил, что настало время начать разговор, пока степные властители не опьянели вконец.

– Братья! – громко начал он. – Аллах повелевает нам подумать, как быстро взять город Куяву.

Все сразу перестали есть, закивали головами. Только Тарсук продолжал причмокивать и урчать от удовольствия, обгладывая баранью лопатку. На слова кагана он утвердительно кивнул, выражая этим свое согласие, и продолжал есть и пить с прежней жадностью.

– Истину говоришь, брат наш, – вкрадчиво поддержал Уракц Илдей. Он ел мало и почти не прикасался к вину.

– Пора свернуть урусам головы, – пробурчал грубый Куря. Тарсук отложил обглоданную кость, сказал, икая:

– А-к... у-к... Кинем жребий, кому достанется каган... ик-ак... Святосляб.

– Я поджарю его на медленном огне, – мечтательно произнес Илдей.

– А я снесу ему голову секирой! – бросил прямодушный Куря.

– А я... ик... продам его абиссинскому купцу, – заявил более практичный Тарсук.

– Ты что-о?! – подпрыгнули от возмущения и хазары и печенеги.

– Да разве можно оставлять в живых такого врага? Да Святоеляб через год приведет в наши земли черных воинов, и они разрушат Хазарию, разорят всю Печенегию! – испуганно сказал Сегесан-хан.

Урак сердито глянул на него, и предводитель совета тарханов осекся на полуслове.

– Урусского щенка Святосляба нельзя оставлять живым, – назидательно промолвил каган-беки. – Урусы его выкупят из любого плена. У них хватит золота и мехов не только для выкупа одного коназа, они могут скупить всех абиссинских торгашей вместе с их товарами. Святосляб должен быть казнен, и немедленно. Лучше-всего привязать его к хвостам четырех диких кобылиц и разорвать на части. Вот только бы нам захватить его!.. – Каган умолк, сообразив, что негоже полководцу мечтать вслух подобно сопливому юнцу. – Пока урусский коназ-пардус жив, – продолжил он после минутного молчания, – покоя не будет в степи. Он скор, как молния, яростен, как барс, и смел, словно беркут. Но сейчас Святосляб попал в ловушку, и нам надо все сделать, чтобы он не ускользнул из нее... А не уехал ли он на одной из кумвар во время боя на реке Юзуг?

– Нет! Я видел, как он возвращался в Куяву, – подал голос Фаруз-Капад-эльтебер, чернобородый молодой красавец с белым матовым лицом и карими бархатистыми глазами. – За время сечи только я метнул в него два десятка стрел, да и другие тоже стреляли Стрелы, словно снег в метель, кружились вокруг урусского кагана, и ни одна не задела его. Он, наверное, заколдован. Или он джинн, управляющий молниями! Он...

– Это хорошо, что он еще в ловушке, – перебил Урак и снова обвел всех внимательным взглядом.– Я позвал вас, степные кречеты, для совета и согласия.

Все внимательно слушали кагана-беки. Даже Тарсук перестал чавкать.

– ...Уже четырнадцать дней наши храбрые богатуры бросают свое мужество на стены Куявы, но пока смогли только прорваться на площадь перед главными воротами. Это хорошо! Это большая победа! Теперь никто не помешает нам брать Верхний город, в котором засел сам Святосляб.

– Надо сначала взять Нижний город, Подол, – сказал бек-хан Илдей. – Валы главной крепости урусов высоки, стены крепки. За ними сидят самые лучшие урусские батыры с самим каганом Святославом во главе. Поэтому я предлагаю затянуть аркан вокруг Верхнего города, взяв Подол, и задушить урусов голодом!

– Нет! – возразил Сарке-эльтебер. – Успех в быстроте! Надо всеми силами навалиться на Звенигород и Куяву! Если мы сразу не возьмем Верхний город, то Звенигород взять сможем, он не так сильно укреплен.

– А я считаю, надо еще раз попробовать переправиться через Юзуг! – возразил горячий Фаруз-Капад-эльтебер. – Урусы в последней битве потеряли немало своих ладей-кумвар и теперь не так сильны на реке. Да и мы не дадим обмануть себя во второй раз.

– Ты молод и неосторожен, сын мой, – насмешливо заметил ему ишан Хаджи-Мамед. – Реку Юзуг крепко стерегут ладьи кагана Святосляба. Надо подождать, пока подоспеют наши боевые кумва-ры. Они уже у порогов и будут здесь через десять дней. Тогда мы потопим ладьи урусов и станем хозяевами на реке.

Каган-беки молчал. Все посмотрели на него, тогда Урак сказал с затаенной усмешкой:

– Истину молвил святой ишан. Только ждать нам здесь опасно. Сегесан-хан, что ответил конунг Олугард нашему тайному послу?

– Он утопил его, Непобедимый! Потом из стана варангов прилетела стрела с ответом Олугарда-беки.

– Каков же ответ?

– «Неудача преследует жадных и поражает глупых!» – прочитал с маленького берестяного свитка Сегесан-хан.

– Он еще пожалеет об этом... – покраснел от гнева каган-беки Урак.

В глазах печенегов вспыхнули искры насмешливого недоумения: даже Куря сообразил, что записку с ответом варяга тут читать не следовало бы. «Глупым стал Урак», – отметили печенежские вожди, впрочем не совсем уверенно.

Военный предводитель хазар тоже понял свою оплошность, поэтому гнев свой погасил мгновенно и продолжал суровым голосом:

– Почти семь туменов встали под наши бунчуки. Скоро нам нечего будет есть. Все свои стада урусы успели угнать в глубь лесов. Отряды, которые мы посылаем туда, не возвращаются. Мы даже не знаем, что с ними. Вокруг бродят шайки урусских карапшиков[98]98
   Карапшик (тюрк.) – букв, «черная кошка»; разбойник, лихой человек.


[Закрыть]
. Их много. Если мы в ближайшее время не возьмем Куяву, урусы соберутся с силами и сами нападут на нас. Большая орда коназа Святосляба гасит огонь неповиновения в земле Деревуш. Их возмутил в угоду нам германский каган Оттон. Он хочет земли Деревуш взять под свою руку.

Хазарские полководцы переглянулись. Печенеги, насупившись, молчали. «Не глуп Урак!» – решили они. Каган-беки продолжал:

– Я в тревоге. Коназ Савенелд может скоро вернуться со своими воинами. Он мудрый, опытный и смелый полководец. Разбить его будет очень трудно. И Куяву мы тогда не возьмем. Оружие урусов мощнее нашего. Они идут на битву в строю, который пробить почти невозможно. На этих высоких горах трудно сражаться нашим конным богатурам – совсем нет простора. Значит, нужен большой перевес в числе – три наших воина на одного уруса. Сейчас у нас есть такой перевес, и даже больший. Пока это так, надо взять крепости Верхнего города и одновременно штурмовать Подол через речку Глубочицу. Но прежде чем ударить по главной крепости урусов, где засел сам Святосляб, надо взять Звенигород с южной стороны и разрушить его любой ценой!

– Но там обрыв в сто локтей высотой, а под обрывом водный поток! – Прогудел Куря.

Тарсук утвердительно наклонил голову. Илдей до поры молчал, насмешливо поглядывая на хазар, и внимательно слушал.

– Поступим так, доблестные каганы Канглы-Кангара, – решил Урак. – Ваши богатуры пойдут на Подол и нанесут удар через Глубочицу. Мои воины ударят по Звенигороду. А с левого берега реки Юзуг начнет переправу тумен Гадран-хана.

– Слушаю и повинуюсь! – вскочил самый молодой из тумен-тарханов в хазарском войске, родственник ишана Хаджи-Мамеда.

Печенеги молчали, перемалывали в тяжелых от хмеля головах услышанное. Первым откликнулся Илдей:

– Ты велик, брат наш! Мы согласны, и завтра утром наши батыры пойдут с боем в Нижний город.

– Да будет так... – проворчали Тарсук и Куря.

Хазары повеселели. Печенеги все еще соображали, не попались ли они на хитрую уловку своих «братьев». Но потом успокоились, так как не нашли в словах Урака никакого подвоха.

Снова зазвенели ковши, забулькало вино, засновали проворные слуги. Разговор стал общим и непринужденным. Крепко подвыпившие печенеги и хазары обнимали друг друга, тяжелыми языками клялись в вечной дружбе.

Неожиданно за полами шатра раздался шум. Звякнула сталь. Печенеги враз протрезвели и схватились за мечи. Хазары оказались хладнокровнее. Никто из них не шелохнулся – они знали: в другой половине шатра за шелковой занавесью стоят тургуды с мечами, луками и копьями наготове и в случае, если возникнет свалка, судьбу печенежских ханов можно было предсказать заранее.

Сегесан-хан моментально исчез. Через минуту он вернулся. Следом за ним вошел растрепанный печенег с секирой за поясом. Голодными глазами оглядел он яства, сглотнул слюну и с почтением сказал, обращаясь к Тарсуку:

– Доблестный, твои батыры взяли урусский город Родень. Пленники, золото, серебро, одежда и оружие – у твоих ног! Прими и одари нас!

Тарсук вскочил. Все – печенеги, хазары да и сам Урак – с завистью глядели на удачливого бек-хана.

– Братья! – повел хмельными глазами великан. – Я должен готовить своих ястребов к битве, а потому мне время уйти. – И он шагнул к выходу.

Печенеги переглянулись. Хазары сидели насупившись. Стояла гнетущая тишина. Каган-беки Урак старался сохранить на лице и в голосе благодушие. Он понимал: совет пора закрывать.

– Друзья, – сказал он спокойно, – завтра с восходом солнца приступим мы в согласии к трудам великим.

Все молча склонили головы. Но кусок уже не лез в горло, и вскоре печенеги поднялись. Прикладывая правую руку к груди, они один за другим покидали шатер.

– Грязные свиньи... – процедил Урак, когда бек-ханы ушли. – Где надежда, что завтра они не ударят нам в спину? Два тумена отборных богатуров держи наготове, мой Сарке-эльтебер...

Не зря беспокоился хазарский полководец – Тарсук не утопил тайного урусского посла, как это сделал Ольгерд с хазарским. Бек-хан согласился принять десять тысяч золотых динаров из рук звенигородского воеводы Ядрея. Вместе с сообщением о взятии Роденя ему донесли, что ладья с золотом ждет его в шести верстах вниз по Днепру в условленном месте...

Тумен печенегов вскочил на коней и полетел, как ветер. С визгом и грохотом, сбивая встречных и поперечных, хватая жадными руками что попадя, бурей пронеслись печенеги по краю хазарского стана и исчезли из глаз. Только стонали и выли раненые на их кровавом пути да стлался дым от сожженных кибиток. Хазары слали им вслед проклятья, но гнаться поостереглись, вовремя сообразив, что рядом затаились еще две орды свирепых табунщиков.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю