Текст книги "Гроза над Русью"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Глава третья
Бой на горах Киевских
– Вот сейчас наступила и наша очередь, – нахмурясь сказал Урак.
– Слушаем и повинуемся, о Непобедимый! – ответили военачальники и, вскочив на коней, умчались в сторону Звенигорода.
Вскоре огромная орда пришла в движение: по склону обрыва вверх устремились фигурки людей. Позади пешей толпы сновали всадники с бичами в руках. Они не скупились на хлесткие удары. С большого расстояния ничего не было слышно, но в свите кагана некоторые ханы поеживались, словно на собственных телах ощути ли жгучее прикосновение кнутов из воловьей кожи.
Первые ватаги кочевников забрались под самые стены крепости и ташили за собой штурмовые лестницы. Звенигород молчал: ни одна стрела не прорезала воздух. Защитников на стене тоже не было. Они или попрятались за заборалом, или...
– Почему не стреляют урусы? – насторожился каган-беки.
Сотни арканов захлестнули зубцы на стене. И тут на головы штурмующих обрушился град камней, бревна, утыканные шипами, опрокинулись котлы с кипящей смолой. Даже здесь, за три тысячи шагов от крепости, душераздирающий вой сотен покалеченных и обожженных людей резал слух.
– Вот теперь понятно, – сразу успокоился Урак.
Волна наступавших спешно скатилась с обрыва. С лестниц продолжали падать люди – живые или убитые, не понять. Многие из них оставались неподвижными, другие с трудом отползали. Кочевники заметались, но ал-арсии бичами скоро навели порядок и погнали воинов назад.
– Сегесан-хан! – позвал Урак. – Пошли гонца на левый берег Юзуга. Пусть передаст мое повеление Гадран-хану: как только мы займем крепость, его тумен должен сразу же переправиться и занять улицу Богатуров под обрывом Верхнего города. – И добавил мрачно: – Печенеги не должны сделать это раньше нас... Да, еще вот что: Санджар-тархан со своими воинами пусть на левом берегу остается и охраняет нас от всех неожиданностей.
Тем временем степняки вновь достигли подножия стен. Крепость молчала. Камни и кипящая смола не обрушились сверху на головы наступающих. Подгоняемые ал-арсиями, прикрывшись щитами, с саблями и кинжалами в зубах, хазары осторожно ступили на перекладины лестниц. Вот первые оказались на стене. Остановились, озираясь, и вдруг стали спешно скатываться назад. Ал-арсии пытались остановить их остриями копий, но воины не слушались. Паника передалась дальше, и хазары опять отошли, побросав лестницы.
– В чем дело? – тихо спросил каган: голос его пресекался от ярости.
К кургану уже мчались три всадника. Внизу они скатились с коней и побежали к вершине. Каган-беки дал знак тургудам, чтобы гонцов не задерживали. В десяти шагах они остановились, и один из них на четвереньках подполз к стопам Урака, уткнулся в землю, не смея поднять глаз.
– Разрешаем говорить, – помедлив, сказал Урак.
– О Непобедимый! Урусская крепость пуста. Там нет ни одного богатура.
Каган молча смотрел на гонца. Тот продолжал:
– Воины говорят: «Если крепость пуста, то дело тут нечисто. Здесь, наверное, прибежище джиннов, которые погубят нас всех. Урусы не станут так просто оставлять твердыню, стоящую в ста шагах от Верхнего города!» Многие видели какие-то мохнатые тени на пустых улицах Звенигорода. Джинны страшно смеялись и манили к себе богатуров. Я привел очевидцев!
Каган повел ладонью: тургуды приволокли двух валявшихся в пыли воинов. Урак уставился на них пронизывающими круглыми глазами и кивнул головой.
– Говорите! – резко приказал Сегесан-хан. – Надежда правоверных, Непобедимый и Разящий каган-беки Урак слушает вас!
– О Надежда правоверных, Осле...
– Короче! – оборвал их Урак.
– Мы первыми взобрались на стену урусской крепости и взяли мечи в руки...
– Это достойно награды, – заметил каган.
– О Несравненный, и...
– Короче!
– Забор на стене был подпилен, и мы сами обрушили на себя и камни и горячую смолу...
– Мы это видели. Но почему же вы отступили во второй раз?
– Потому что, о Великий, крепость была пуста... А из-за жилищ выглядывали страшные мохнатые джинны и махали руками.
– Поистине так, брат Чагры! – поддакнул его товарищ.
– А на руках у джиннов были медные когти!
– Воистину так, брат Чагры!
Урак вдруг сказал:
– Отвечайте по одному! Вот ты говори, – каган ткнул пальцем в рябого Чагры. – А ты отойди пока на двадцать шагов.
Когда седого морщинистого воина в дырявой кольчуге, надетой поверх рваного полушубка, оттащили в сторону, каган-беки Урак задал первый вопрос:
– Сколько было джиннов?
– Больше трех десятков, о Ослепительный! – с готовностью ответил воин.
– А каков их рост?
– Десять локтей, о Светоч Мира!
– Какого же цвета мех на их телах?
– Красного, как цвет крови, о Повелитель Вселенной!
– Большие ли были у джиннов глаза?
– О да, Опора всех богатуров, – вдохновенно продолжал Чагры. – Величиной с пиалу и голубые, как небо весной!
– Хорошо. Ты иди пока... – распорядился Урак. – Эй, приведите другого!
Тургуды приволокли старика. Каган задал ему те же вопросы и в том же порядке и получил такие ответы: «Джиннов было больше сотни. Рост их – двадцать пять локтей. Цвет шерсти – черный, как мрак ночи. Глаза величиной со щит ал-арсия, цвета дымящейся крови!»
– Хорошо... – Урак оглянулся на свиту. – Приведите теперь и того... Чагры.
Когда оба воина оказались у его ног, он спросил:
– Вы оба мусульмане, не так ли?
– О да, Меч Ислама!
– Что ж вы сделали, когда увидели этих джиннов?
– Мы не боимся урусских богатуров и даже самого кагана Святосляба не очень страшимся! Но с джиннами мы никогда не сражались. Страх отнял у нас мужество, и мы отступили.
– Ишан Хаджи-Мамед, чем мусульманин побеждает самых могущественных джиннов?
– Святой молитвой, о Надежда правоверных и Опора Ислама! Самые свирепые джинны рассыпаются в прах при упоминании Аллаха Всемогущего и Всепобеждающего.
– Слышали? – спросил Урак воинов. – Значит, вы плохие богатуры и мусульмане. И трусы к тому же, увлекшие к побегу остальных воинов... За это вы заслуживаете самого сурового наказания! Эй, тургуды!
– Исполните волю Аллаха всевидящего и карающего!
– Бисмоллох! – провел ладонями по лицу ишан Хаджи-Мамед и устремил руки и взгляд к востоку.
– Пощади-и! О Великий и Милосердный! – завопили приговоренные, но тургуды уже волокли их к подножию кургана.
Стражники прихватили было и гонца, но каган буркнул:
– Этого оставьте.
Отчаянные вопли внезапно прекратились. Гонец с ужасом смотрел на Урака – лицо его было серым и неподвижным.
– Иди и расскажи богатурам все, что видели твои глаза и слышали уши, – бросил Урак.
Гонец скатился с откоса, где кувырком, где боком, и все оборачивался, хотя стремительный жеребец уносил его во весь дух подальше от «милосердного» кагана.
Через полчаса хазары заняли Звенигород. А еще через час Урак, сопровождаемый свитой, въехал в крепость через пролом в стене, специально для него проделанный.
В нескольких местах за жилищами действительно стояли громадные чучела из хвороста, одетые в вывернутые наизнанку старые овчины.
«Напрасно я казнил своих богатуров...» – подумал каган, но вслух ничего не сказал.
Дома оказались пустыми. Продовольствие руссы вывезли все до зернышка или закопали в землю. Искать его было некогда.
– О Непобедимый! – обратился к Ураку Фаруз-Капад-эльтебер. – Очень странно, что крепость рядом с Верхним городом оказалась пустой. Не устроил ли нам коварный Святосляб западню?
– Нет, славный Фаруз-Капад. Урусы малочисленны, и Святосляб вынужден снять отсюда воинов, чтобы защитить Верхний город. Он хорошо понимает, что мы сразу же пойдем на штурм его стен.
Урак поднялся на башню, обращенную в сторону Днепра, и удовлетворенно улыбнулся: весь стрежень реки был занят широкой колышущейся полосой. Это воины Гадран-хана, кто на бурдюках, кто держась за гривы коней, переплывали водный поток и спешно занимали откосную полосу перед Пасынчей Беседой, или, как ее называли хазары, улицей Богатуров. Руссы с красными большими щитами мелькали на стенах Вышнеграда и, видимо, сильно волновались.
– Наконец-то мой меч у твоего горла, проклятый Святосляб! – злорадно прошептал старый каган и втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.
Что-то внезапно треснуло рядом. Стена башни, обращенная к Вышнеграду, схватилась огнем. Прежде чем Урак и окружающая его свита сообразили в чем дело, у ног их разлетелся пылающий горшок. Брызги полетели в разные стороны, зажигая все вокруг. Однако каган и ханы не пострадали. Только на одном из них вспыхнул архалук, который мигом сорвали тургуды. Каган посмотрел в сторону Верхнего города: оттуда по пологой кривой вниз, в Звенигород, летели, кувыркаясь, охваченные огнем круглые шары. Крепость занялась пламенем сразу в нескольких местах.
– О Непобедимый! – закричал Сегесан-хан, стараясь закрыть собой властелина. – Пора уходить. Иначе мы все сгорим здесь!
Урак и сам понял это. Он поспешно спустился с башни, вскочил на коня и полетел вон из крепости. Свита едва поспевала за ним...
Бек-хан Илдей свирепо подгонял коня. Его тревога передалась другим, и вот уже более пяти тысяч всадников спешит к реке Глубочице. Когда они сквозь пламя Подола вырвались на плес, то все как один завыли от ярости и страха – весь стрежень Глубочицы был занят двумя рядами русских боевых ладей. Из-за червленых щитов посверкивали наконечники копий и островерхие стальные шлемы. Миг – и с ладей выпорхнула густая туча стрел. Вокруг бек-хана завопили раненые. Печенеги отхлынули, отвечая на стрельбу. И тут на них ринулись невесть откуда взявшиеся русские комонники. Они наступали сомкнутым строем. Степняки повернули коней навстречу. Масса людей и коней заплясала в смертельной круговерти. Илдей с сотней охраны рванулся в горящий Подол, чтобы отыскать Курю и бросить соплеменников на обратный прорыв...
Святослав в броне простого русского воина стоял на площадке ротной башни, обращенной в сторону хазарского боевого стана на Воиновом поле. Уже два часа прошло с тех пор, как были заняты Звенигород и Пасынча Беседа. Теперь Вышнеград был окружен врагами со всех сторон.
Звенигород пылал, выбрасывая клубы сизого дыма. Святослав, прищурясь, смотрел па горящую крепость. Обернувшись, сказал Улебу:
– Лихо сработали машины Спирькины. Враз занялся пламенем Звенигород. Видал, как козары из него утекали? Огонь теперь не даст соединиться ордам на Пасынче Беседе с дружинами козар на Воиновом поле.
К великому князю со всех сторон спешили гонцы.
– Печенеги теснят дружину могутов на Подоле. Рогволод уводит степняков к Почайне и Непре-реке, а неумытые, не слушая ханов своих, татьбу вершат!
– Много ли воев потерял Рогволод? – спросил Святослав.
– Нет покамест.
– Добро!
– Смотри, княже, – указал рукой в поле Улеб. – Хакан изготовился к приступу. Сейчас казары полезут на нас.
О том, что Урак собирается нанести с двух сторон одновременный удар по Вышнеграду, Святослав догадался тотчас. Да только не получилось это у кагана. Горящий Звенигород не давал врагу приблизиться к стенам Киева со стороны Днепра по Зборичеву взвозу. Сами того не ведая, степняки плясали под дудку Святослава, и пока все их действия подчинялись его незримой воле.
Князь скрывал свои мысли даже от собственных воевод. Слушал советы, соглашался или не соглашался с мнением других, но в основном вес делал по-своему. Свенельд вчера прислал горлицу с посланием, предлагая разгромить хазарскую орду за Днепром, не дав ей переправиться к Киеву. Князь не согласился, не без основания полагая, что этим только насторожит кагана-беки Урака и тот ускользнет от возмездия.
Отправляя утром гонца к Добрыне, Святослав строго наказал ему не открываться врагу до поры. И лишь по особому сигналу с башни Вышнеграда скоро идти через Днепр в реку Глубочицу, а частью ладей запереть степняков в Пасынче Беседе.
Орда на Воиновом поле была велика – не менее тридцати тысяч сабель. Наездники из самых бесшабашных крутились у стен, задирались, пускали в защитников стрелы. Руссы отвечали им, просились у воевод в поле на поединок. Но те строго осаживали богатырей.
– Устоим ли? – с тревогой произнес Улеб, оглядывая бессчетное число хазар.
Тень промелькнула на лице Святослава, холодные голубые глаза неотрывно наблюдали за суетой в хазарском стане.
– Не только устоим, но и побьем хакана! – не оборачиваясь ответил князь. – Урак, ако конь ретивый, закусил удила и мчится не разбирая дороги. И не ведает он покамест, что чембур[114]114
Чембур (тюрк.) – длинный ремень, идущий от уздечки: служит для привязывания коня.
[Закрыть] от узды его в моей деснице... – Обернулся к Улебу, засмеялся отрывисто и сухо – Так-то, брат мой!
– Печенеги теснят нашу дружину на Подоле, – не сдавался Улеб. – Што им стоит поворотить коней да подмогнуть козарам?
Святослав помолчал, загадочно улыбаясь.
– А што станется, брат, с печенегами, – спросил он, – ежели мы на Глубочице лодии оружные поставим?
Улеб не ответил: теперь план Святослава раскрылся перед ним полностью во всей своей простоте. Он только усомнился, хватит ли сил для быстрого разгрома врага.
– Воев хватит! – отрезал великий князь. Хватит! Ибо теперь под стягом моим многие тысячи ратников, из них половина тяжело оружные. И все они в миг сей ако персты десницы в кулак сжимаются. Поглядим, удержится ли хакан на копытах от удара того кулака.
Улеб изумленно воззрился на брата.
– Што, не ведал о сем? – рассмеялся Святослав. – Ну коли ты не ведал, так хакану казарскому и печенегам сие тем паче не ведомо. Ты сейчас узнал правду, им тоже недолго ждать осталось!.. Скажи лучше, изготовил ли ты машины свои к битве?
– Да. Большие камнеметы на стенах оставил, а Спирькины машины вниз спустил, к воротам. Они легки и сподручны для наступа.
– Похвалил Спирьку?
– По слову твоему гривну на шею надел и казной твоей купил ему волю у Ядрея. Воевода казны не взял, поклон шлет.
– И то ладно... – усмехнулся Святослав.
Пока великий князь разговаривал с братом, свита его стояла поодаль. Теперь же по знаку Святослава воеводы подошли.
– Зрите, – показал князь в поле. – Хакан изготовил орду свою на нас. Стойте крепко! Окружные тверди мы отдали ему почти што без боя, а Вышнеград не отдадим! Но... надобно хакана тут подольше подержать, не прогонять сразу. – Святослав засмеялся, погрозив пальцем воеводам. – Смотрите мне, в град степняка не пускать! А сейчас – к трудам ратным, братие! Перун да поможет нам!
Воеводы разошлись по своим местам...
Наступление хазар на Вышнеград было мощным и напористым. Они остервенело лезли на стены. Но свежие киевские дружины, отлично вооруженные и искусные в ратном деле, отбили натиск без особого напряжения.
Святослав ждал, что раздосадованный Урак бросит к стенам если не все свои силы, то хотя бы большую их часть. Ему надо было, чтобы все хазарские тумены вышли из-за Лыбеди-реки и поднялись на Воиново поле.
Князь приказал дразнить степняков, и русичи делали это с превеликим удовольствием. Они размахивали соломенными чучелами, весьма похожими на кагана-беки Урака, поджигали их, кололи мечами и копьями. Другие трясли захваченными в бою хвостатыми хазарскими бунчуками, переламывали их древки, бросали боевые и родовые символы хазар в мутную воду рва. А самый искусный насмешник, гридень первой сотни могутов Тука, выкрикивал оскорбления самому кагану. Усиленный громадным медным рупором голос его гремел над горами Киевскими:
– Зачем ты пришел к нам, хвост вонючей свиньи?! – катился со стены мощный бас Туки. – Пока ты скалишь свой беззубый рот на Киев-град, в твоем гареме...
– Га-га-га-гы!..
– Ох-хо-ха-ха-ха!..
Тука выкрикивал по-хазарски одну непристойность за другой. Такого поношения даже камень не стерпел бы, а каган-беки Урак был человеком горячим, свирепым и мстительным.
– Стереть Куяву с подноса Вселенной! – скрипнул он зубами. Разъяренная толпа хазар устремилась к Вышнеграду. И только тумен ал-арсиев остался на месте. Урак собрался было и его двинуть на приступ, но ишан Хаджи-Мамед, Асмид-эльтебер, Сегесан-хан и другие приближенные почтительно отговорили его.
Глава четвертая
Огонь грека Калинникуса
Воевода Слуд наблюдал за атакой хазар со стены Переяслава. Как он и предполагал, Харук вновь направил удар на северные укрепления твердыни. Все приказы были отданы. Резервов не осталось – под рукой Слуда стоял отряд всего из трехсот витязей, который должен был в случае крайней нужды поспевать всюду.
Ратники спокойно ждали. Но вот равномерно поднялись их руки – и стрелы прыскнули навстречу врагу.
Харук-тархан попробовал построить спешенных воинов, чтобы удар их был более сосредоточенным. Но вольные степные пастухи не смогли удержать строй и перед рвом сбились в беспорядочные толпы. Только задние ряды продолжали наступать ровными линиями.
«Вой самого хакана, – понял воевода. – Из тех, кто вчерась пожаловали».
Гулко трещали камнеметы. Тяжелые снаряды валили наступающих десятками, да и стрелой промахнуться было мудрено – так плотно шли хазары, в свою очередь поражая защитников стрелами. И хотя в стремлении своем кочевники теряли значительно больше воинов, огромное преимущество в числе придавало им смелости. Ничто уже не могло удержать неистовую толпу, которая достигла основания стен. Полетели вверх петли арканов, поплыли по воздуху концы штурмовых лестниц. Руссы взялись за копья, мечи и топоры.
Слуд видел, как образовывалась пустота вокруг Кудима Пужалы, как некоторые ратники, ухватив врага за горло, – бросались вместе с ними вниз, как гриди Ряда Полчного методически и точно обрушивали лезвия двуручных мечей на плечи и головы наступающих...
Отряд хазар человек в двести оседлал участок стены. К ним на подмогу спешили другие.
– Прорвутся... – вслух подумал Слуд. – Витязь Будила! – крикнул он. – Час приспел. Пускай машины!
Заглушая все шумы битвы, враз громыхнули медные трубы, и сразу в гущу атакующих хазар хлынули струи слепящего огня. Языки неистового пламени потекли вниз по склону рва. Горело все: камни земля, сталь клинков, вспыхнули лестницы, полыхала вода во рву, факелами загорались люди. На башню, где стояли Слуд с Будилой, пахнуло жаром и смрадом паленого мяса. А гриди продолжали водить страшными трубами, и струи огня хлестали по живой плоти.
Вой ужасающий и доселе неслыханный, содрогнувший даже каменные сердца гридей Ряда Полчного, всколыхнул окрестности...
– Што ж это творится?! – закричал Кудим Пужала и побежал к ближайшему гридю со страшной трубой в руках. – Хватит! Смотри, они уже бегут! Люди же! Разве можно так-то?!
– Пшел ты! – огрызнулся тот.
– Што-о?! – Кудим хватил его кулаком в лоб, вырвал из рук трубу и вместе с котлом швырнул в ров. Гридень стоял на коленях и ошарашенно смотрел на смерда мутными от потрясения глазами.
– Бей ворога, да милосердным будь! – поучал его Пужала. – Множество козар побил яз, но всегда целил токмо в грудь!..
И, словно услыхав его, вновь громыхнули медные трубы и огонь перестал хлестать со стен. Гриди стали заворачивать страшное оружие в мешковины. В нескольких местах стены занялись огнем. Ратники заливали пламя уксусом.
Будила впервые увидел действие этого оружия. Он ужаснулся, как и тысячи его товарищей.
– Греческий огнь сие, – пояснил Слуд. – Более двухсот лет тому назад измыслил его искусный грек Калинникус. Огонь сей помогает Царьграду держать в повиновении полмира, а тайну свою ромеи берегут пуще ока. Даже царь ромейский должон смерть принять,ежели скажет о нем кому!
– А как же вы-то вызнали?
– Как делать его, мы не ведаем. А эти трубы с котлами в бою нами взяты.
– А в Киев-граде они есть?
– Святослав-князь и без них побьет хакана, – засмеялся воевода, и Будила решил: «Есть и в Киев-граде...»
Оставшиеся в живых хазары в ужасе бежали от города. Огонь грека Калинникуса спалил едва не половину орды, наступавшей на Переяслав.
Старый Харук-тархан в смятении смотрел на бегущих воинов. Действие греческого огня он знал: за долгую боевую жизнь ему не раз приходилось рубиться с ромеями. Поэтому тумен-тархан лишь изумился тому, как этот огонь оказался в стане урусов, но отнюдь не ужаснулся, как его воины. Он ужаснулся потерям. Из пятнадцати тысяч воинов у него под рукой за час боя осталось едва девять тысяч. И этих людей уже нельзя было считать боеспособными: они просто онемели от страха.
«Они побегут сразу, едва только увидят в поле хоть одного урусского богатура», – подумал Харук-тархан.
Хазарский полководец приказал созвать тысяцких. Но ему доложили, что урусы выходят в поле и строятся для битвы.
– Их мало, – сообщил бин-беки Биляр-хан, и голос его пресекался от ужаса...
Испугался и Харук – все повторялось, все было как две недели назад, когда урусы нанесли страшное поражение орде Хаврат-эльтебера...
Каган-беки успокоился. Медный голос со стен Киева перестал выкрикивать оскорбления. Урусам было не до них – хазары уже достигли рва и стали забрасывать его приметами. Несколько отрядов рванулись по валам к стенам.
В это время на воротной башне Вышнеграда задымил костер. Следом полыхнул в небо столб черного дыма с башни, что смотрела в сторону Днепра. Каган испуганно обернулся: ему показалось, что лес, находящийся в четверти фарсаха от речки Лыбеди, двинулся вперед зеленой массой деревьев, а сучья их превратились вдруг в стальные жала копий. Какое-то мгновение Урак с ужасом смотрел на это страшное чудо, потом пронзительно крикнул:
– Асмид-эльтебер, останови их!..
Ал-арсии вскочили на коней и помчались вниз, навстречу русским всадникам.
«Успеют ли ал-арсии помешать переправе урусов? – сполошно спрашивал себя каган-беки. – Успеют ли? Помоги им, Аллах!..»
Недавно по его повелению последние пять тысяч конных богатуров из тумена Бесстрашных поднялись на Воиново поле. В тылу остались только отряды дозорных. Участь их сейчас нетрудно было предугадать.
Три дня назад каган беки Урак распорядился навести множество мостов через Лыбедь, чтобы облегчить связь между туменами. И теперь он страстно хотел, чтобы эти мосты вспыхнули, обрушились в воду, исчезли. Но... Урак был только каганом-беки Великой Хазарии, Непобедимым, Разящим, Могущественным, но... не аллахом!
– Дайте знак Фаруз-Кападу: бросить Куяву и спешить сюда! – приказал Урак.
С вершины кургана он видел, что русские тяжелые всадники успели перескочить речку.
– Гадран-хану оставить улицу Богатуров и прорываться сюда! – распорядился каган. – Пусть ударит по правому крылу урусов! И второй гонец умчался стрелой за первым. Звенигород уже догорел, пламя погасло, и путь по Зборичеву взвозу стал свободным.
Между тем две лавины тяжелых конников сошлись. Гром потряс окрестности. Крики раненых людей и животных, удары мечей, топоров и копий о щиты и брони слились в единый с перекатами гул.
Тяжело вооруженные всадники-руссы стали теснить ал-арсиев вверх на Воиново поле.
Около кагана остались только тургуды, и он вдруг ясно осознал что урусы сомнут сейчас тумен Асмид-эльтебера. Тогда... позорный плен! Урак побелел от страха, хлестнул коня плетью и помчался навстречу отходившим от Вышнеграда туменам.
– Фаруз-Капад! – закричал он еще издали. – Направь оба тумена против урусов, прорвавшихся через речку. Их надо смять и порубить! И верни ал-арсиев, они должны быть при мне!
Двадцать тысяч всадников устремились в правое крыло руссов. Те развернулись навстречу и, огрызаясь, стали отходить. Но из леса уже вышла пешая рать. Закрытая огромными красными щитами, она вступила в бой на краю ровного поля у сгоревшей крепости Язины.
Ал-арсии вернулись к кургану возбужденные и потрепанные.
– Ал-арсиев в круг! – распорядился каган.
– Всех богатуров в круг, о Ослепительный! – закричал Сегесан-хан. – Смотри! – он указал рукой на Вышнеград: из ворот Киевских выходили закованные в железо дружинники. Брони их сверкали в лучах пробивавшегося сквозь дым пожаров солнца.
Ближних ханов Урака охватила паника, но каган-беки быстро навел порядок: несколько ханских голов скатилось с кургана.
– Скачите к печенегам! – приказал Урак. – Пусть поспешат сюда, иначе гибель ждет их!
– Поздно! Смотри, о Непобедимый! – в один голос завопили ханы, указывая на Глубочицу.
Каган обернулся: русские боевые ладьи перекрывали стрежень реки. Союзники хазар оказались отрезанными от главных сил кочевого воинства.
Подол еще продолжал гореть. Дымное облако застило небо. Печенегов нигде не было видно...
Два тумена под командой Фаруз-Капад-эльтебера с большим трудом оттеснили руссов к реке. Но кагана больше страшило другое: он не знал, сколько руссов в лесу и кто их предводитель. Он не допускал и мысли, что это могут быть полки Свенельда. А между тем именно Свенельд перестраивал дружины для повторной атаки...
Вышедшие из Верхнего города дружины, ведомые самим Святославом, выстроились ровными рядами, готовые к наступлению. Воинов у Святослава оказалось гораздо больше, чем полагал Урак.
Но мысль о бегстве еще не возникала у него. Каган-беки надеялся четырьмя своими туменами разметать русские полки и очень при этом полагался на тумен Гадран-хана. С вершины кургана Ураку не было видно, что творилось на берегу Днепра в Пасынче Беседе.
– Урусы показали все свои силы, – уверенно сказал каган-беки ханам. – Больше у Святосляба нет богатуров. Все они перед нами. Хазары! Аллах и Тенгри-хан зовут нас на подвиг! Победа близка! Асмид-эльтебер, веди ал-арсиев на Святосляба, смети его отряды! Тебе поможет тумен Гадран-хана...
Но тут все увидели летящего во весь дух всадника в яркой одежде. Его пытались перехватить воины на низкорослых гривастых лошадях. Урак протер глаза, чтобы стереть наваждение. Ему показалось – печенеги пытаются поймать хазарского гонца.
– Это богатуры народа угру-мадьяр! – изумленно воскликнул Сегесан-хан.
Урак указал на них рукой: три сотни ал-арсиев сорвались с места. Гонец только что чудом избежал аркана, брошенного стремительным предводителем угров Алмуцем.
Два отряда сшиблись на полном скаку и так же стремительно разлетелись в разные стороны, потеряв по десятку всадников. Воспользовавшись суматохой, неизвестный гонец успел проскочить к своим. Загнанный конь пал, едва всадник натянул поводья у подножия кургана. Тяжело повалившись на землю, воин пытался подняться, но не смог. Тургуды подхватили его под руки и потащили к вершине.
– Гадран-хан?! – изумленно поднял брови Урак. – А где твой тумен?!
– Пощади, о Милосердный! – завопил молодой военачальник, прочитав свой смертный приговор в расширенных глазах кагана.
– Где твои богатуры, Гадран-хан?
– Тумен окружен, его добивают урусы! Я едва спасся!
– Зачем? Зачем ты спасся?! Значит, ты тумен-тархан доблестного хазарского войска оставил своих братьев на произвол судьбы? Они ждали от тебя смелых решений, а ты бросил их в пасть смерти! Ты трус, предавший Хазарию и Аллаха! – Урак кричал все громче, и в этом крике прорывались нотки безысходности: он уже осознал, что победа упущена, а виновник – вот он, мальчишка и трус. – Эй, тургуды! Пена показалась на губах кагана – накажите его по обычаю!
Но тут взгляд Урака наткнулся на сморщенное лицо ишана Хаджи-Мамеда. Всего секунду смотрели они в глаза друг другу – казалось, звякнули, скрестившись, клинки. Первым отвел взгляд каган.
– Оставьте его... – остановил он тургудов – Но с этого дня Гадран-хан будет простым конюхом в моем тумене.
Тургуды отпустили обмякшего от страха мусульманского хана. Они были иудеями, и взаимоотношения кагана-беки с ишаном их мало трогали. Лишь один из исполинов дерзко и презрительно усмехнулся. Урак вспыхнул от гнева, но смолчал: он был не волен распоряжаться жизнью и смертью приближенных Шад-Хазара... Но этого человека мстительный каган приметил...
Опять раздался нарастающий гул тысяч копыт, удары мечей о щиты: руссы начали наступление одновременно со стороны Вышнеграда и с реки Лыбеди. Тумены во главе с Фаруз-Капад-эльтебером и Алмаз-ханом устремились им навстречу.
Ишан Хаджи-Мамед приблизился к Ураку, прошептал ему на ухо:
– Надо прорываться в свои степи. Смотри, печенеги гибнут в Нижнем городе, пытаясь прорваться на этот берег. А бунчуки беков, что наступают на нас с низины, принадлежат коназу Саванелду. Вон его знак – летящий кречет над двумя молниями!
Урак и сам понял, с кем имеет дело. Опытный военачальник, он видел, что войско его оказалось в западне, и разгром хазарских орд лишь дело времени.
«Есть еще тумен Харук-тархана, – размышлял Урак. – Пока не поздно, надо уходить!»
Властитель знал, что брошенные им здесь хазары, буртасы, аланы, готы, булгары и печенеги погибнут от русских мечей, в лучшем же случае попадут в плен. Но судьба этих нищих табунщиков и пахарей мало трогала его. Впрочем, как участь степных ханов.
«В Хазарии много кара-будунов и ханов вдосталь. Новое войско наберу. Ал-арсиев надо сохранить – они опора моего могущества», – подумал Урак и позвал Асмид-эльтебера:
– Сейчас мы пойдем на прорыв. Приготовься, мой тумен-тархан!
– Слушаю и повинуюсь! – поспешно ответил тот, забыв добавить обязательное «О Непобедимый».
Он был сообразительным, этот Асмид-эльтебер, и давно ждал именно этого приказа. Ал-арсии по его команде разом сорвались с места, жестоким ударом смяли левое крыло руссов, опрокинули сторонников воеводы Асмуда, спешивших на подмогу Свенельду, и устремились вниз через реку Лыбедь. Урак скакал, окруженный кольцом тургудов...
Тумены Фаруз-Капад-эльтебера и Алмаз-хана ринулись было следом, но замешкались – пешая дружина Владислава Волынского и конные гриди Свенельда сбили их порыв и погнали к кургану.
Фаруз-Капад понял, что предан и брошен вместе с тысячами воинов на позор поражения. Проклятия полетели вслед вероломному кагану. Но Урак был далеко и не услышал их.
Действуя решительно и жестоко, молодой полководец подавил панику и, взяв на себя руководство оставшимися туменами, не дал руссам разгромить их. Хазары встали в круг по двадцать воинов в глубину, закрылись щитами, выставили копья и решились умереть в бою. Теперь объединенные дружины Святослава уже превосходили их числом.
К страшному кругу отчаявшихся было кочевников спокойным аллюром приблизился всадник на огромном соловом коне. Остановился в нескольких шагах от,жал хазарских копий, и воины, к которым он стоял лицом, узнали его.
– Коназ Саванелд!..
Грозное имя волнами покатилось по рядам хазар. И решимость многих сразу поколебалась.
– Позовите своего тархана! Хочу мирно говорить с ним! – громко по-хазарски сказал воевода.
Фаруз-Капад-эльтебер уже скакал навстречу. Ряды кочевников расступились, и предводитель их встал перед русским военачальником.
– Почтение и привет тебе, доблестный коназ Саванелд! – приложив к груди руку и склонив голову, сказал хазарский хан.
– Здравие мужественному тархану Фарузу! – ответил Свенельд. – Если ты пришел звать меня на поединок, коназ, – громко, чтобы его слышали воины, воскликнул Фаруз-Капад, – то я готов к нему без всякого промедления!
