Текст книги "Гроза над Русью"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
– Ты прав, брат, – сразу согласился Куря. – Но как быть с Ураком? Орда у него в два раза больше нашей. Я не верю этому общипанному гусаку. После победы над урусами он нападет на нас и отнимет добычу.
– Мы сами нападем на него! И орда наша скоро будет больше хазарской. Вчера бек-хан Радман дал мне весть, что спешит к границам Урусии с тремя туменами. Да и бек-хан Тарсук недалеко.
– Но ведь Радман поклялся никогда не воевать кагана Святосляба...
– Он и не будет его воевать. Кагану Святослябу к тому времени срубит голову Урак. А мы срубим голову Ураку и возьмем все сокровища себе – Илдей тонко улыбнулся: – Тогда мы устремим бег своих коней на Итиль-кел. Захватим его и станем владыками всей степи от Угорских гор до Великих Ворот Народов. А там...
– А там... – прервал его Куря, – народы вечерних стран услышат наш боевой клич!
– Что оказалось в захваченных повозках индюка Урака? – почти наивно спросит Илдей «брата».
– Ничего особенного, – отгородился было Куря пустой фразой, но, сообразив, что Илдею известно все, поспешно добавил: – Но мы поделимся, брат, поровну.
Глава пятая
Ханская стрела
Потрескивали смоляные факелы, вставленные в гнезда на стене В окна гулко стучалась буря. На широкой столешнице лежали обоюдоострые мечи и стальные шлемы. Круговой ковш-братина одиноко покоился посреди стола.
На дубовых скамьях сидели воеводы, старшины купеческие из особо доверенных, старцы градские, тысяцкие. Вот уже много дней и ночей подряд не снимали они с себя боевых доспехов. Не было среди них старого Асмуда и воеводы Свенельда. Асмуд с двадцатитысячной дружиной сторонников стоял насмерть, удерживая подступы к горе Щековице и угрожая левому крылу степной орды.
Но где Свенельд? Пора бы уже быть из Древлянской земли!
Его имя было на устах всех сидевших за столом в великокняжеской гриднице. Только Святослав не сказал пока о нем ни слова. Сегодня глаза князя-витязя были грозно-веселы, словно буря вдохнула в них огонь. Сподвижники ждали от него какого-то необыкновенного плана или сообщения, которые определят поворот в этой войне.
– Завтра поутру степняки пойдут на приступ Звенигорода и Подола, – сказал Святослав. – Бек-хан Тарсук сообщил нам об этом.
– А мож, для обмана сообщил? – усомнился Вуефаст.
– Нет! – решительно ответил князь. – По догляду моему все к тому идет. Да и путь им на Подол открыли мы по Замковой пади. Пойдут степняки в Нижний город. Манят их лабазы купецкие и толкает в спину хакан-бек казарский. А ты как мыслишь? – обратился он к Вуефасту.
Тот мрачно сверкнул своим единственным глазом и ответил:
– Ежели печенеги всей силой ринутся на Подол, то яз не смогу удержать их. Два тумена комонников супротив пяти тысяч пеших воев! Мыслимо ли? Храбры и сильны гриди дружины моей, спору нет, да оружны они не ахти и комонников нет у меня. Мало воев, княже!
– Ну это ты, воевода, прибедняешься, – погрозил ему пальцем . Святослав и улыбнулся. – Только што на Подол ступила дружина могутов числом четыре тысячи гридей со князем Рогволодом в голове, а с ним немалая рать древлянская с Дубором-князем.
– Как?! – вскочил Вуефаст.
– А ты разве не ведал? – притворно Удивился Святослав. – А еще воевода! Не ведаешь, что в доме твоем творится. – И он расхохотался весело и заразительно.
Засмеялись и витязи, глядя на ошарашенного воеводу града Киева. Напряжение спало. А именно этого и добивался великий князь.
– Ну теперь-то яз не пущу печенега на Подол! Зубы ему вмиг пообломаю.
– А вот это зря. – Святослав стукнул кулаком по столу. – Зря, воевода! Ты пусти печенега на Подол. Пусти, слышишь! А ежели сам хакан-бек полезет, так и его пусти. Надобно сотворить так, чтобы печенеги завязли в Нижнем городе, ако мухи в меду, и не смогли бы прийти на подмогу Ураку, когда мы начнем колотить его тут в хвост и в гриву...
– Нас тут, наверху, вместе с воями Ядрея едва наберется десять тысяч. Как же мы будем колотить хакана? – усомнился князь Улеб. – У него, чать, впятеро больше мечей.
– К тому ж воевода Ядрей завтра испытает на себе удар почти всей казарской орды. Устоит ли сам-то? – подал голос грузный воевода Претич.
– А он и не будет стоять за Звенигород, – ответил Святослав. – Завтра Урак ударит по пустой крепости. Три тысячи лодейной дружины воеводы Ядрея и варяги поспешают сей часец на подмогу граду Переяславу.
Все военачальники с изумлением посмотрели на великого князя.
– Тяжко там, братие! – сурово громыхнул он. – Воевода Слуд весть прислал с голубицей. Сказывает: сил больше нет сдерживать ворога. А Переяслав-град отдать нам не можно. Твердь сия загородит путь хакан-беку обратно в Казарию, когда побежит старый волк от стен киевских. Ежели только сумеет тот Урак ускользнуть от нас.
– Тогда, значитца, хакан-бек все силы свои устремит завтра на Вышнеград? – спросил старейшина новгородских купцов Волдута.
– Так! – подтвердил Претич. – Ураку един путь – на стены Вышнеграда. Вот устоим ли? Поспеть бы Свенельду с дружиной... И где Добрыня? Што-то давненько слыхать о нем.
– Устоим, братие, – сказал Святослав. – Надобно устоять. А Свенельд... – Князь обвел всех улыбчивым взглядом. – Свенельд в сей час перенимает сакмы за спиной хакановой, к нему на подмогу пришел князь Термицу с туменом угров. Добрыня же на левом бреге Непры-реки изготовился к наступу. Ворог в капкане!
Эти слова великого князя рассеяли остатки мрачных мыслей, угнали прочь усталость. Всем стало ясно, почему Святослав отдал степнякам крепость Язину и пустил орды Воиново поле. Вчера, когда князь приказал оставить окружные крепости Детинку и Замково, воеводы все как один воспротивились этому – шутка ли. открыть врагу путь на Подол!
Святослав в гневе даже меч обнажил. Послушались, скрипя зубами. Теперь становилось ясно: прав молодой полководец, искусную западню приготовил он многоопытному хазарскому военачальнику!
– Что ж ты ранее не поведал нам мысли свои? – упрекнул его Улеб.
Святослав улыбнулся глазами:
– Калач из печи ко времени вынимают. Не мог ранее открыться, потому не поведал.
Воеводы насмешливо посмотрели в сторону князя Улеба. Тот покраснел и отвернулся.
– Да, ворог в капкане, – продолжал Святослав. – Но покамест он сунул туда только одну лапу. Нам же надобно, чтоб и голова его в жомы угодила. А посему нам надлежит заманивать орду дальше, в глубь гор Киевских. Силы степняков растащить надобно. Иначе хоть медведь и в капкане, так это медведь, а не кто иной. Силен хакан-бек. Промысел наш – в един миг отсечь башку зверю, чтоб более никогда в наш пчельник не лазил...
Перед князем уже долгое время стоял дружинник из первой охранной сотни. Он то и дело покашливал, чтоб обратить на себя внимание.
– Ну чего тебе? – поморщился Святослав.
– Витязь там помирает, – глухо сказал гридень. – Тебя зовет великий князь.
– Што за витязь?
– Окула-богатырь.
– Што-о?!
– Так, великий князь.
– Пошли! – Святослав поднялся, надел шлем, накинул корзно, оглядел всех потемневшим взором.
– Воевода, – обратился он к Вуефасту. – Поспешай к делу своему. Да промысли, как поболе степняков на Подол заманить. Ведаю, сгорит Нижний град. Жалко. Но в ратном промысле так: пожалеешь золотник – потеряешь гривну!.. А град новый отстроим, краше прежнего! Поспешайте и вы, братие, к трудам своим. Да держите язык за зубами, дабы хакан-бек не проведал чего раньше времени...
Буря взметала вихри снега, несла его вдоль узких улочек Вышнеграда. Ветер сорвал яблоневый цвет, смешал воедино со снежинками. Огонь факела метался и шипел. Кони уступали шагом, испуганно вздрагивали и храпели.
Дорогу всадникам перегородил строй ратников в тяжелых доспехах.
– Воеводу мне! – крикнул Святослав.
– Воеводу!.. Воеводу-у! – полетело во тьму.
Перед верховыми предстал коренастый воин в пластинчатой броне и длинном плаще, какого цвета – не разобрать.
– Тысяцкий Велемудр! – назвался ратник: ветер сносил звук его голоса в сторону.
– Куда ведешь воев своих?!
– А ты кто таков, штоб допрос учинять? – огрызнулся Велемудр.
Святослав поднес факел к своему лицу.
– Прости, великий князь, не признал тебя в темноте, – смутился тысяцкий. – По слову твоему тысяча могутов идет занимать стены Вышнеграда. Князь Рогволод спослал нас. Челом бьет властитель полоцкий!
– А вой чьи? Полочане? – насторожился Святослав.
– Нет. Киевляне мы. Из дружины Свенельда-воеводы.
– Добро! – успокоился князь. – Поспешай, Велемудр дело ратное править! – и тронул коня. – Как же сдосужился со смертию повенчаться старый богатырь Окула? – спросил он сопровождавшего его гридя.
– А как ветер шумнул, Окула на стену собрался. Пойду, грит, бурю послухаю, – рассказывал воин. – Стал он на стене, а тут как раз кони числом великим прямо на нас поперли. Мыслим: ворог под шумок на приступ двинул. Мы за луки – стрелы встречь пустили да камнеметами впридачу. А Окула кричит: «Не стреляйте, то кони без всадников, бурей напуганные!» Вот тут стрела его и приветила. Воздуха громового глотнуть вышел. Одна стрела всего-то и прилетела.
Окула лежал на широкой скамье в полуземлянке под городской стеной. В груди его глубоко торчала пестрая печенежская стрела с вороновым пером.
«Ханская...» – сразу определили гриди.
Вокруг раны запеклась кровь. На спокойном челе старого поединщика еще не высохли капли воды.
Рядом неподвижно и прямо стояли могуты из первой великокняжеской сотни во главе со Святичем. В узловатых десницах богатырей полыхали факелы. Растерянно сновал старый лекарь-ведун – он знал: если вынуть стрелу, то Окула умрет сразу же...
Дверь распахнулась напяту[107]107
Напяту (др.-рус.) – настежь, до упора.
[Закрыть]. Порыв холодного ветра колыхнул языки факелов. В горницу ступил Святослав, мокрый с головы до ног.
Гриди расступились.
Увидев великого князя, Окула поднял голову, отстранил рукой лекаря, поившего его настоем целебных трав из глиняной плошки.
– Хочу перед смертию, князь, поведать тебе тайное, – с трудом выговаривая слова, молвил старик.
– Сказывай.
– Пусть все уйдут...
Святослав строго глянул на гридей, те сразу же вышли за дверь. Святичу князь приказал остаться.
Окула хрипло заговорил, иногда прерывая свою речь продолжительными паузами:
– Намеднись на Подоле яз был... Как раз туда Рогволод с дружиной пришел. Родич средь полочан есть у меня – братан снохи моей. Поведал он мне речи тайные... – Старик закрыл глаза, потом, собравшись с силами, продолжал: – Сторожись варягов, князь. Мыслят они убить тебя и род твой сничтожить. Свенельд и Рогволод измену таят... Сразу хотел тебе все поведать, да у тебя воеводы были. Мыслил опосля, и вот...
Окула с трудом, впадая в забытье, передал Святославу разговор варягов на струге князя Роговолда.
Великий князь Киевский стоял с окаменевшим лицом. Глаза его, смотревшие куда-то в даль сквозь стены, излучали холод, рука невольно сжимала рукоять кривого ножа.
Святич весь подался вперед, стиснув мощной дланью крыж тяжелого двуручного меча – казалось, мигни Святослав, и он ринется сквозь орды степняков для того только, чтобы найти и зарубить изменников.
Князь быстро глянул на него:
– Никому ни слова! Взором не выдай мыслей своих! – Помолчал и добавил: – Не впервой они этак. Грядет час, приструним находников. А покамест страшатся они нас и стерегутся зреть на стол великокняжеский. Однако будь начеку с могутами своими и помни – никому ни слова!
Святич молча кивнул головой.
Князь обернулся к умирающему, сказал дрогнувшим голосом:
– Прими поклон мой, Окула-богатырь. Раньше ты с копьем в деснице Русь хранил от ворога. Ныне меня спасаешь...
– Пустое, князь... Варягам земля наша надобна для грабежа и разбою, а нам, русичам, – для жизни и славы.
Старик вздохнул, пошарил слабеющей рукой по груди, со стоном приподнял голову и снял с шеи ожерелье из кабаньих клыков, нанизанных на серебряную цепочку.
– Прими, князь, от меня оберег сей. Он охранит тебя от кинжала и яда врага тайного... А от меча недруга явного ты и сам отобьешься как отбивался яз весь свой век.
Лицо Святослава дрогнуло, помягчело. Он принял дар из рук старого поединщика, слава которого более полувека летала выше славы князей и воевод; это была та слава, которая веками живет среди людей, разносимая по градам и весям поколениями сказителей былин.
– Не забудет тебя Русь, Окула-святобогатырь, – сказал великий князь Киевский проникновенно. – И яз никогда не забуду. Дела жизни твоей повелел яз начертать на свитках летописникам своим, чтоб и дальние потомки наши ведали, как хранили мы Русь Светлую от ворога лютого и не давали ее в обиду никому!
Но Окула уже не слышал его. Святослав кликнул ведуна. Лекарь вбежал, поднес плошку к губам умирающего. На пороге встали гриди, посмотрели на князя. Тот кивнул, разрешая войти. Окула открыл глаза прохрипел:
– Тяжко мне, братие. Выньте стрелу... Пора мне до порога Перунова.
Князь кивнул Святичу. Богатырь твердой рукой взялся за пестрое древко и резко вырвал стрелу. Раненый вздрогнул, раздался тихий стон, а может быть, вздох. Лицо Окулы стало строгим и умиротворенным.
Святослав снял шлем, склонил чубатую голову. Могуты последовали ему...
Шипели факелы. В дверь стучалась буря.
Глава шестая
Много путей в бурной ночи
Юрта, где стоял с десятком товарищей Араз-табунщик, была сорвана с вершины холма первым же порывом бури. Под хлесткими ударами дождя и снега кочевники с трудом смогли перетащить ее в низину и установить вновь.
– Удача преследует смелых и проворных, – сказал Араз. – У смелого и курсак[108]108
Курсак (тюрк.) – живот.
[Закрыть] полон. Вы, братья разожгите костер, а мы с Дамуром постережем печенежских коней. – И они исчезли в ночи.
Вскоре вернулся Дамур, позвал еще четверых на помощь: в двадцати шагах от юрты, засучив рукава, Араз снимал шкуру столько что прирезанной лошади. Степняки присели рядом, засверкали ножи – в считанные минуты конь был разделан...
– Вкусна кровь врага и коня его! – причмокивая от удовольствия и щурясь на огонь костра, сказал Араз.
– Но печенеги не враги нам, – возразил один из табунщиков. – Мы же одной рукой меч держим.
– Ха-ха! Сказал!.. Да для нас нет врага злее и не будет. Ты, наверное, в глубине Хазарии живешь, поэтому не знаешь этих разбойников. А я раз двадцать в году обмениваюсь с ними стрелами или ударами мечей. Не быть печенегу на одной тропе с хазарином! Мы никак степь не поделим, а ты: «Одной рукой меч держим», – передразнил Араз товарища.
– Но ведь и они и мы одного бога почитаем – Тенгри-хана.
– Эге... Когда печенег на бой с нами идет, он тому же богу молится, это верно. Да только – Тенгри-хану, видать, все равно, раз он позволяет детям своим – хазарам и печенегам – глотки друг другу рвать. Мы, пастухи, может, и помирились бы, да разве ханы дадут? У ханов и боги свои: у одних – Яхве, у других – Аллах, у третьих – Исса. Все эти боги не живут в мире, однако между собой не дерутся, а стравливают глупых людей, как петухов на базаре. А потом со смехом смотрят с небес, как мы отрываем друг другу головы...
– Ты кощунствуешь, мальчишка! – прервал его визгливый старческий голос. – Нам нет дела до богов, которым поклоняются ханы! У нас есть великий Бог Неба – Тенгри-хан! И-и...
– Молчи, старик! – загалдели кочевники. – Пусть говорит Араз.
– О-о, ты прав, отец! – рассмеялся Араз. – Нам нет дела до ханских богов. Но у них есть дело до нас... Почему-то все боги любят богатых. Наверное, потому, что каганы и эльтеберы ублажают их зрелищем битв, где обливаются кровью бедняки. Или я не так сказал,а?
Кочевники подавленно молчали. Не было слышно и старческого голоса. Подбодренный вниманием, Араз продолжал:
– Мы с войны кровавые раны увозим. А каганы и эльтеберы – богатую добычу. Хан с войны придет – в пухову постель ляжет. А мы – в навоз. Хан будет лежать, жир нагуливать. А мы снова возьмемся за мотыги и укрюки[109]109
Укрюк (тюрк.) – длинный шест с петлей аркана на конце.
[Закрыть], будем растить виноград и пасти чужих коней, коров и овец. А потом все это сожрут ненасытные ханы. А мы как были голодными и раздетыми, так ими и останемся!
– Ты верно говоришь, брат! – воскликнул горячий Дамур. – Мы землю садами украшаем, а ханы на своем горбу войну тащат! А зачем бедняку война? Верно говорит Араз: для того, чтобы ханских богов ублажать! Чтоб ханам сладко жилось!
– Э-э, верно-то верно, – возразил кто-то. – Да только ханы, они древних родов и правят нами по древним законам.
– Я сам из рода Ашин[110]110
Ашин (тюрк.) – букв, «волк»; правивший род в Хазарском каганате.
[Закрыть], к которому принадлежат Великие Каганы Хазарии! – сказал Араз. – Но нет древнее рода, чем род творящих благо! А благо творит тот, кто землю своим потом поливает, а не чужой кровью. Что мы забыли на земле урусов? Может быть у тебя, Очил, урус взял деньги в долг и не отдал? Может быть, ты пришел сюда, чтоб тот долг силой забрать?
– Н-нет, – смутился Очил. – Не брал у меня урус ничего.
– То-то! Ханы нашими руками хотят побольше добычи награбить. А чем они отплатят нам за нашу кровь? Может, ты скажешь? – ткнул Араз пальцем в грудь оборванного пастуха.
– А-а, не знаю я! – отмахнулся тот. – Вот овец у меня забрал Алмаз-хан, а наградить позабыл... Прошлым летом Хамлад-эльтебер сделал набег на пастбища Алмаз-хана. У меня тогда угнали последнюю корову. Жена умерла от голода этой зимой... – Пастух в горести опустил голову на грудь.
Кочевники сочувственно зацокали языками.
– Горе твое нам понятно, брат...
– Хаврат-эльтебер, да сдохнет он еще раз на том свете, за доблесть мою под Пуреслябом наградил меня пинками! – со злобой сказал Араз...
Возле костра собралось уже немало кочевников из других юрт. Товарищи Араза поделились с ними печеной кониной. Все молча слушали смелые слова табунщика, а иные поддакивали ему.
Неподалеку от костра мелькнула сгорбленная тень – кто-то спешил скрыться во тьме. Но свистнула стрела, и с откоса к костру скатилось тело человека.
– С-собака мусульманская! – выругался Араз. – Пошел наши жизни продавать, а потерял свою...
Двое подхватили труп, унесли в сторону реки. За воем ветра никто не услышал всплеска.
– Каган урусов Святосляб, – как ни в чем не бывало продолжал Араз, – великий богатур. Наши тумен-тарханы только похваляются силой и умом, а курганы своего позора складывают из наших голов. Только на реке Юзуг погибли от урусских мечей тысячи наших братьев. Они умирали, а помощь ниоткуда не могла прийти к ним, потому что хитрый каган Святосляб отрезал все пути отхода глупому индюку Ураку.
– Да-а, это был черный для нас день! Там погиб мой брат.
– А у меня отец, мир праху его!..
– То же и нас ждет, – сказал Араз. – Не выпустят никого урусы в степь.
– Что же делать, брат? – спросили из темноты. – Ведь если мы не пойдем на приступ урусской крепости, нас всех порубят ал-арсии из тумена Непобедимого.
– Какой он непобедимый? – отозвался кто-то. – Сколько лет уже бегает он от Святосляба, как ишак с накрученным хвостом.
– Удивительно, – отозвался другой голос. – Наш каган-беки всегда одерживал победы и над огузами, и над печенегами, и над булгарами. Нас сама Кустадиния страшится и дань дает. А каган урусов каждый раз берет победу себе. Ведь он еще молод и желторот, как птенец перепелки.
– Зато Урак стар, оттого и нерешителен, – ответил Араз. – Кто скажет мне, что будет с нами завтра? Урусы могучи, как деревья в их лесах. Мой дядя Ахмат давно живет среди урусов. Когда я был у него в гостях, он говорил, что урусы обучаются ратному делу с детства и быстро по тревоге собираются в большую орду...
– Что же делать, брат? – спросил тот же голос.
– Надо уйти в лес и сдаться урусам, – ответил Араз. – Их много вокруг.
– Но они повяжут нас и продадут в неволю!
– Нет! – возразил Араз. – Дядя Ахмат говорил, что урусы добры к тем, кто идет к ним с миром. У них поговорка есть: «Покорную голову меч не сечет». На их земле живет много хазар, и в юртах у них всегда есть мясо и кумыс. Здесь хазары платят урусским каназам малый бакшиш, а все остальное забирают себе. Я знаю многих воинов и даже ханов на службе у кагана Святосляба. Дядя Ахмат простой табунщик у коназа Савенелда, а одевается и ест, как ал-арсий.
– О-о! Так ли это? – раздались удивленные голоса.
– Пусть поразит меня Тенгри-хан, если вру! Могу на крови клятву дать!
– Не надо, верим! Говори, что делать. Мы слушаем тебя.
– Сейчас, когда гудит буря, а мы на краю боевого стана, уйти незаметнее легче всего. Ну а если кто попытается остановить нас, так пробьем себе путь мечами. Кто пойдет со мной, отходи по левую руку!
Толпа кочевников почти без колебаний перешла под вытянутую руку Араза.
– А сейчас – вперед! – распорядился он. – У кого белый кушак есть или платок?
– У меня...
– Возьми мой.
– Нужна белая тряпка. Мы привяжем ее к копью и будем махать, а не то урусы сразят нас стрелами. Они ведь не знают, куда и зачем мы идем...
Вскоре конный отряд из сотни хазарских воинов исчез в бурной ночи. За краем боевого стана они смяли дозор из ал-арсиев. Буря заглушила звон мечей, вскрики и конский топот.
Несколько человек, сторонников Араза, остались. Они пошли к другим кострам, и на следующее утро каган-беки Урак недосчитался многих своих воинов. Вес бежавшие были язычники – кара-будуны, которым горше всего жилось на хазарской земле.
Беглецов перехватывали дозоры воеводы Свенельда. Отбирали коней, оружие, а самих отправляли к походным котлам под крепкую стражу – мало ли что может быть у них на уме, враг хитер и коварен!
Многие просились под стяг Свенельда. И вскоре отряд из пятисот всадников под командой Араза занял место в засадной дружине князя Владислава Волынского. Рождались другие хазарские отряды под русской рукой, не менее многочисленные: брали не всех, осторожный Свенельд все же остерегался.
– Ты их, князь, спошли супротив печенегов или супротив воев самого хакана, – посоветовал воевода. – И тех и других они равно ненавидят. Все, кто пришел под стяг наш, суть язычники. В Козарии промеж разноверцами вражда идет лютая...
– Что я вам говорил, братья? – обратился Араз к своим товарищам. – И фарсаха не проскакали, как попали к урусам. Каган-беки Урак обложен, как волк в овраге. И завтра от всех нас остались бы только слезы на материнских глазах.
– Ты мудр, как сто шаманов, и хитер, как тысяча лисиц! – почтительно отвечали хазары.
Араз неузнаваемо преобразился: блестящая кольчуга обтянула его ладный стан, на голове – стальной островерхий шлем, на поясе – кривой дамасский меч. А конь под ним? – мечта, не конь!
Невиданные подарки дал Аразу щедрый «коназ Савенельд», провозгласил тысяцким, когда узнал, какого хазарин славного рода... К роду Ашин принадлежал и правящий в Великой Хазарии сам Шад-Хазар Наран-Итиль Иосиф!
Араз был отсевком царского рода, к тому же язычником, а не иудеем, но... знал воевода, что похвалит его за дальновидность великий князь Киевский Святослав Игоревич.
Пятеро сотников в добротных доспехах и на хороших конях окружили бин-беки Араза. И среди них – побратим Дамур, лихой наездник и рубака.
