Текст книги "Гроза над Русью"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Хоть и не единожды бывал здесь Будила, но словно заново увидел все. С нескрываемым уважением смотрел он на хозяина, ведал, что добыто все это воеводой в дальних походах, в жестоких сражениях. Говорят, бился Слуд с воями, «зело черными, ако беси», на краю земли, в жарких полуденных пределах, где кошки бывают с теленка, где обитает единорог в два тура величиной и еще животина с гору, у которой спереди и сзади по хвосту...
Воевода молчал, как бы давая гостю осмыслить увиденное, потом пригласил к столу. Отроки молча налили в серебряные кубки хмельного меда, и по горнице сразу разлился пряный запах лесных трав.
– Во славу Перуна и великого князя Киевского Святослава! – поднял ритон Слуд.
– Во славу... – повторил Будила.
Когда осушили кубки, воевода, испытующе глядя на городника, заговорил:
– Сказывают, у козар объявился какой-то богатырь из заморских стран, именем Абулгас, – Слуд усмехнулся, сказал с нажимом: – Нет равных тому богатырю в силе и ловкости, всех валит на сыру землю – тем похваляются козары... Поведали мне доглядчики, што бежит он к нам в передней орде. А коли так, то будет этот самый Абулгас звать на бой поединщика. Пойдешь ли ты супротив него?
– Мне ли, стоя на родной земле, страшиться нахвальщика чужедальнего? – с достоинством ответил Будила. – Пойду на этого самого Абулгаса. А ежели он не протрубит в рог, то яз сам его позову на бой!
– Нет! – возразил воевода. – Тебе надобно пойти на битву, только когда протрубит рог вражий! Штоб по думкам моим ратным сеча с козарами случилась. Нам о перемоге над ворогом лютым мыслить надобно, а не об удальстве молодеческом. А потому, витязь Будила, в поле выйдешь, как час твой приспеет. Для поединка же обрядись крепко. Бери, што любо: коня, бронь аль меч добрый!
– Благодарствую, воевода. Только бронь яз надену свою, привышную. Копие мне отковал доброе трубчатое, с рожном-буестью[25]25
Буесть (др.-рус.) – крепкий металл, булатая сталь.
[Закрыть] дружец мой Мичура. Рубиться же я люблю секирой, она у меня добрая... А за коня поклон тебе, воевода! Накажи оседлать Лешего. Жеребец сей крепок, неукротим и к поединкам приучен.
Глава третья
Хазары пришли
Передовая орда кагана-беки Урака из трех тысяч всадников появилась у стен Переяслава с восходом солнца на следующий день. Две сотни стремительных наездников на горбоносых карабаирах подскакали к северным воротам крепости и осадили коней перед мощной бревенчатой башней у самого края широкого, заполненного водой, рва. Один из кочевников, в зеленом шелковом архалуке поверх блестящего пластинчатого панциря, в косматом шлеме, сухой, черный и узкоглазый, крикнул:
– Эй, коназ Селюд! Покажись!
– Чего тебе? – встал на виду воевода.
– Отдай Хазран-тархана. Некогда нам, в Куяву спешим. Не отдашь, с колодкой на шее поведу тебя по тропе невольников!
– Один уже водил, – усмехнулся воевода. – А теперь сам ту колодку на шею себе нахлобучил. Похваляйся не со двора на сечу едучи, а на двор въезжаючи!
– Чего ж ты, коназ Селюд, на бой не идешь, а как сурок в норе спрятался, – ответил уязвленный хазарин. – Боишься должно быть. Выходи в поле с силой Шад Хазара Наран-Итиля[26]26
Шад-Хазар Наран-Итиль (тюрк.) – Главное почетное наименование Великого кагана Xазарии.
[Закрыть] померяться! Я вызываю тебя, коназ Селюд! Я, Хаврат-эльтебер[27]27
Эльтебер (хазар.) – представитель родовой аристократии, феодал, хан.
[Закрыть] Грозный!
– Повремени малость со своим собакой Итиль-ханом. Подавится он русской костью во веки веков...
– Держи тогда, коназ Селюд! – и из свиты хазарского хана выпорхнула вдруг стрела и со звоном отлетела от мгновенно подставленного телохранителем железного щита.
Тотчас на стене щелкнули тетивы тугих богатырских луков.
Хазары гикнули и отлетели от крепости в поле, поддерживая в седлах двух раненых товарищей. Один, убитый, волочился по земле, застряв ногой в стремени.
Русские ратники улюлюкали и разбойно свистели им вслед. Хаврат-эльтебер обернулся, погрозил кулаком. Свист и улюлюканье усилились.
– Лови его! Улю-лю-лю-лю!
– С коня упадешь! За хвост цепляйся, вояка! Ха-ха-ха-ха!
– Сапоги не растеряй! Гы-гы-гы-гы! Ха-ха-ха! Оказавшись на безопасном расстоянии, Хаврат-эльтебер крикнул:
– Клянусь Мухаммедом и его святыми сандалиями, я возьму этот проклятый город еще до захода солнца!..
Хазарский стан раскинулся на Воиновом токе, в двойном полете стрелы от северных ворот Переяслава. Кочевники с опаской поглядывали ыа мощные земляные валы и высокие бревенчатые стены с частоколом наверху.
Издалека хазарский стан походил на потревоженный осиный рой. Суетливо переливались из конца в конец поля разноцветная масса коней и людей. Посверкивали кольчуги на воинах, выделялись яркие пятна попон, проблескивали наконечники копий, колыхались на слабом ветру бунчуки беков.
Но большинство степняков были одеты в рваные овчинные полушубки без рукавов или в стеганые матерчатые халаты, подпоясанные кушаками. Кое-кто в шлемах, другие с непокрытой головой. Длинные до плеч волосы, наголо обритые головы или выбритые наполовину с заплетенными позади косицами.
Мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять, сколь разношерстное воинство двинул каган-беки Урак на Русскую землю. Здесь были представители почти всех народностей, составлявших многоликий Хазарский каганат. Помимо самих хазар – крымские готы и кара-булгары, ясы, касоги, таласы, саксины, буртасы, бояндеры, печенеги и булгары камские. На полудиких косматых низкорослых конях, покрытых порой вместо седел бараньими или коровьими шкурами, кочевники непринужденно и ловко обходились без поводьев и стремян.
Особняком от всех расположились всадники в богатом вооружении, в голубых, зеленых или желтых архалуках, в блестящих кольчугах со стальными нагрудниками. У каждого по два арабских или нисийских скакуна – коренной и заводной – в позолоченной сбруе; деревянные седла с высокой передней лукой, широкие железные стремена – все украшено золотыми и серебряными накладками, самоцветами. Прямые, чуть загнутые к концу сабли с узкими длинными клинками из ширванской, хорезмской или дамасской стали вложены в ножны из тисненой, орнаментированной драгоценным металлом кожи. Боевой пояс обтягивал стан каждого богатого воина, на нем – чеканные бляшки и подвески. Каждая бляшка – знак воинской доблести, она давалась за одного убитого или плененного врага. И чем больше бляшек имел воин на своем боевом поясе, тем большим почетом он пользовался.
И уж совсем героем был тот, кто носил на поясе подвески-наконечники. Даже среди великолепных воинов из свиты самого Хаврата немногие имели по две-три подвески. А у сотника Джанги Ан-Насира, араба в белой чалме поверх стального шлема, было одиннадцать подвесок, говорящих об одиннадцати победах богатура в поединках.
Этих прекрасных наездников в Хазарии звали ал-арсии, то есть «златоцветные воины». Они составляли войско самого кагана-беки. В передовой орде, начальником которой после пленения Хазран-тархана стал альтебер Хаврат, их было пятьсот человек. Большинство ал-арсиев возглавляли отряды простых кочевников, и те боялись этих грозных воинов и подчинялись им беспрекословно.
Пока по приказу эльтебера его воины готовились к штурму крепости, сам он возлежал на ковре в тени огромного дуба, росшего на холме посреди Воинова тока. Проворные слуги накрывали дастархан[28]28
Дастархан (тюрк.) – скатерть для трапезы.
[Закрыть], а полководец тем временем вел неторопливую беседу с хорезмийским богатуром Абалгузи-пехлеваном. Огромного роста, с выпуклой грудью, с изрытым оспой рутинным лицом, с тусклыми полусонными глазами и лысиной, просвечивающей сквозь редкие пепельные волосы, знаменитый поединщик, казалось, оставался безразличным к словам Хаврата. А тот рассказывал:
– В войске кагана-беки Урака двенадцать тысяч ал-арсиев. Это на постоянной службе. И все они правоверные мусульмане. У них свой тумен-тархан[29]29
Тумен-тархан (тюрк.) – начальник тумена, воинского корпуса из 10 тысяч всадников.
[Закрыть], который передает кагану-беки все их желания и претензии. На место погибших или состарившихся воинов тумен-тархан принимает других. И хотя ал-арсиям платят немного, да и то в случае войны, живут они богато за счет набегов на соседние народы. Меч и меткая стрела несут им богатство...
А как только начнут дуть холодные ветры и застынут реки, ал-арсии разделяются на двенадцать орд, по тысяче в каждой, и во главе со своими бин-беки[30]30
Бин-беки (тюрк.) – командир отряда из 1000 всадников или пеших воинов.
[Закрыть] идут собирать дань с подвластных племен. Третья часть добычи идет воинам и делится в зависимости от заслуг и положения каждого. Да-а, отмеченные знаком Аллаха ал-арсии живут неплохо: по четыре жены имеют и много добра. Рабы пасут их скот и обрабатывают полученную от кагана-беки землю.
Но если кого из них поймают на воровстве или он припрячет часть добычи, тогда ему отрубают большой палец на правой руке и с позором выгоняют из войска. Однако пустым место ал-арсия надолго не остается...
– И все же почетнее и благороднее доли, – Хаврат-эльтебер благоговейно поднял палец, – чем быть тургудом в войске самого Великого Кагана Царя-Солнце Шад-Хазара, нет. Все тургуды ходят в золоте и серебре. Им платят по тысяче динаров[31]31
Динар – арабская золотая монета, имевшая широкое хождение в Хазарском каганате, в Волжско-Камской Булгарии и на Руси.
[Закрыть] в год.
Кроме того, часть добычи, взятой на войне, тоже идет им, если они даже не были в походе. Тургудов четыре тысячи, и все они живут в крепости Ал-Бейда, где стоит дворец Царя-Солнце. Глава над тургудами чаушиар-каган, а над чаушиар-каганом, кроме самого Великого Шад-Хазара Наран-Итиля, никого нет. – Хаврат-эльтебер вздохнул. – Тургуды безнаказанны перед людьми и судимы могут быть только самим чаушиар-каганом. Они ездят на лучших арабских скакунах четырех цветов: красного, белого, пегого и вороного...
– Почему так? лениво осведомился Абалгузи-пехлеван.
– На красных конях ходит личная охрана самого Шад-Хазара Наран-Итиля – царя над ста царями, Живого Бога всех хазар!. На белых жеребцах ездит тысяча тургудов охраны Звезд Царя-Солнце —е его жен, их двадцать пять, – и наложниц, которых у Шад-Хазара шестьдесят: все они, и жены и наложницы, дочери царей подвластных народов... Пегие кони носят на себе личную охрану чаушиар-кагана. Последняя тысяча сидит на черных как ночь карабаирах – это вестники смерти. В битвах они последними вступают в бой, сея ужас и смерть. А в мирное время черные тургуды исполняют приговоры, укрепляя свои сердца к крови и стенаниям жертв. Их все боятся...
– А ал-арсии могли бы с ними справиться, если бы того захотел Аллах? – спросил Абалгузи-пехлеван.
– Т-сс! – Хаврат испуганно посмотрел по сторонам. – Ты произнес опасные слова! Они могут привести нас к неисчислимым бедствиям, а то и под меч палача. Остерегись, чужеземец! – эльтебер долго еще не мог успокоиться, потом сказал негромко: – Во-первых, такого Аллах никогда не допустит. А во-вторых, – он понизил голос до шепота, – если бы это случилось, то тургуды посекли бы всех ал-арсиев за час. Они неустрашимы, как горные барсы. А сила их равна силе четырех тысяч львов! – И уже громче продолжал: – Тургудов в войско чаушиар-кагана набирают со всего света. Берм только богатуров вроде тебя, и чтобы у каждого было не менее пяти побед в поединках. Когда тургуд совершает десятую победу, его сажают на красного коня охранной тысячи самого Великого Кагана Шад-Хазара Наран-Итиля... Но есть еще одно условие: кто вступает в войско тургудов, должен принять иудейскую веру. Потому что сам Шад-Хазар Наран-Итиль этой веры и у него помимо хазарского есть еще одно имя, иудейское – Иосиф.
– А я думал, он правоверный мусульманин, – удивился Абалгузи-пехлеван.
Но эльтебер постарался переменить тему разговора:
– Некоторые тургуды, по своему желанию и с согласия чаушиар-кагана, идут в поход и сейчас. Но их при кагане-беки не более полутысячи. Эти богатуры хотят приобрести славу смелых и неодолимых поединщиков в сражениях с урусскими великанами, чтобы приблизиться к трону самого Царя-Солнце. – Хаврат опять понизил голос до полушепота: – К тому же тургуды в походе при кагане-беки Ураке – глаза и уши чаушиар-кагана, а значит самого Шад-Хазара Наран-Итиля. – И продолжал уже обычным голосом: – Остальные тургуды неотлучно живут в Ал-Бейда, посредине столицы Хазарии Итиль-кела. А стоящие на страже в покоях Дворца Солнца каждый день могут лицезреть самого Великого Кагана. Это большое счастье! Ибо того из посторонних, кто даже случайно увидит Шад-Хазара Наран-Итиля, немедленно умерщвляют.
– Воистину сказочна и загадочна ваша страна, – покачал плешивой головой хорезмиец.
– Воистину так!..
Когда дастархан был накрыт и слуги, сложив руки на животе, встали поодаль, к холму подъехали два тысяцких – бин-беки. Один – старый, с козлиной бородой, сухой и длинный Харук-хан, другой – молодой, толстобрюхий весельчак Асмид-эльтебер. Они сошли с коней у подножия холма, кинули чембуры подбежавшим воинам.
– Мир и благополучие вам, друзья! – приветствовал Асмид своего начальника и хорезмийского богатура, сбивая плетью пыль с расшитых серебром зеленых сафьяновых сапог.
– Испейте с нами, доблестные, – повел рукой Хаврат-эльтебер, приглашая гостей садиться.
Асмид, несмотря на полноту, сел легко, поджав под себя ноги. Харук опускался медленно, кряхтя и постанывая, долго выискивая удобную позу. Одет он был не столь пышно, как Асмид: сапоги простой кожи потерты и стоптаны, старый архалук в заплатах. Только кольчуга отменная, русская, кованная в Смоленске. Шлем на голове тоже русской работы – из Киева: в нижней части его, у бармицы[32]32
Бармица (др.-рус.) – кольчужное оплечье.
[Закрыть] – отделка из меха черно-бурой лисицы, пойманной некогда в новгородских лесах.
У себя дома Харук-хан обедал скромно. Единственная жена его давно умерла. Прислуживала хану и варила неприхотливую баранью похлебку старая кривая ясырка[33]33
Ясырка (от тюрк.) – невольница, рабыня.
[Закрыть]. Из двух сыновей старший состоял ал-арсием в тумене кагана-беки Урака, а младший погиб три года назад, пропоротый рогатиной при набеге на русские пределы.
Говорят однако, что Харук-хан богаче самого кендер-кагана – управителя торговыми и судебными делами всей Великой Хазарии. Ибо бесчисленны были отары овец и табуны лошадей старого хана. Земли его раскинулись у пределов Руси и Печенегии. На крутом берегу реки Воронежа возвышалась могучая каменная крепость, названная родовым именем хазарских эльтеберов, к которому принадлежал Харук. Крепость Харукхан защищала Хазарию от беспокойных и стремительных печенегов. А на самой Гранине с Русью стояла еще одна подвластная Харуку твердыня – Чугир.
Харук один мог выставить в поле целый тумен воинов, но в этот поход предпочел взять всего одну тысячу, за что получил немилостивое замечание от самого кагана-беки. Но старому хану свое было дороже.
Слуги усердно подливали в аяки хмельную настойку. А неподалеку от холма бедно одетые, чумазые от дыма походных костров воины жадными глазами провожали каждый кусок, отправляемый в рот высокородными начальниками. Асмид взял с углей не успевшую прожариться баранью лопатку и со смехом швырнул ее в толпу. Тут же возникла куча-мала, Асмид от хохота повалился – на спину, Хаврат-эльтебер усмехнулся в черную бороду, засмеялся и Абалгузи-пехлеван, а Харук-хан крикнул страже хриплым голосом:
– Гоните к шайтану этих обжор! – и заслонил яства руками. Асмид еще пуще расхохотался, со всхлипом восклицая:
– Обжоры... ох... обжоры, сожравшие навоз из-под коня доброго хозяина Харука! Хох-ох-ха-ха-ха!
Старик сверкнул яростными глазами, ощерился и схватился за рукоять кинжала. Асмид, указывая на него пальцем, чуть не захлебнулся от хохота:
– Зачем ты хочешь зарезать меня за съеденное дерьмо твоего коня?! Я здесь не причем. Ох-хо-хо-хо! Ха-ха-ха-ха!
Харук разозлился не на шутку. В уголках его хищного ощеренного рта проступила пена, рука с лязгом вырвала кинжал из ножен.
– Прекратите, доблестные! – вмешался Хаврат-эльтебер. Стража между тем ударами бичей отгоняла голодных воинов подальше от сытного стола беков.
– Мне непонятно и тревожно, – как ни в чем не бывало продолжал Хаврат. – Обычно урусы встречали нас здесь строем и давали бой. Поэтому четвертую тысячу моих славных воинов я послал в обход. Но старый лис Селюд спрятался за стенами и вытащить его оттуда будет нелегко... Что посоветует мне мудрость ваша?
– Надо идти на Куяву! – без обиняков заявил Харук. – Там собрались сотни кумвар-ладей с товарами, и мы возьмем их с налета. У тебя под рукой, Хаврат-эльтебер-беки, целых четыре тысячи воинов. А, как нам донесли, у кагана Святосляба нет сейчас и трех тысяч. Мы завяжем бой, а там подойдут тумены кагана-беки Урака Непобедимого. Успех в быстроте! Нельзя дать урусам собраться! За медлительным и ленивым следом бежит беда!
– Нет! – возразил бин-беки Асмид. – Каган Святосляб грозный воитель, подобный Искандеру Зуль-Карнану[34]34
Искандер Зуль-Карнайн – так на Востоке знали Александра Македонского.
[Закрыть]. Не зря его зовут «коназ-пардус»[35]35
Пардус (др.-рус.) – гепард.
[Закрыть]. Он поражает своих врагов как небесный гром... Нас в сего четыре тысячи! В кумварах-ладьях не просто купцы. Каждый урусский торговец – это смелый и искусный воин: а их под Куявой не одна тысяча! Каган Святосляб способен разгромить нас и малым числом своих окованных железом богатуров. И тогда отступать нам будет некуда – коназ Селюд загородит дорогу в степь, и мы все погибнем, не дождавшись прихода туменов Непобедимого!
– В тебе живет душа трусливой бабы! – закричал Харук. – По правому берегу реки Юзуг[36]36
Юзуг (хазар.) – река Днепр.
[Закрыть] к Куяве бегут печенеги. Они первыми захватят купцов, а нам оставят только дым пожарищ да дерьмо своих коней!
На этот раз Асмид-эльтебер схватился за кинжал. Ноздри его приплюснутого носа побелели и затрепетали. Хаврат примиряюще положил ему руку на плечо. Хан яростно вогнал клинок обратно в ножны: словно капли крови блеснули рубины на рукояти кончара.
– А я полагаю брать Пуресляб, – спокойно сказал Хаврат. – У коназа Селюда мало воинов. Кара-будуны[37]37
Кара-будуны (хазар.) – простой народ, чернь.
[Закрыть] урусов не богатуры, они не умеют правильно держать меч. Если мы всеми силами ударим по городу с этой стороны, – он показал на северные ворота, – смогут ли урусы удержать нас?.. Здесь тоже много добра! Когда мы разрушим эти стены и вырубим урусов, кто тогда будет угрожать нам? Тогда дорога на Куяву будет открыта.
Эльтебер внимательно посмотрел в глаза Харуку, засмеялся, обнажив белые ровные зубы:
– Печенеги одни не полезут на горы Куявы. Они боятся кагана Святосляба так, что, дрожат хвосты их коней. Прошлым летом коназ-пардус малым войском разметал орду бек-хан а Кури. Поэтому, славный Харук-хан, печенеги станут ждать приход.! на них туменов... Воля кагана-беки Урака Непобедимого должна быть исполнена, и город Пуресляб разрушен. Кроме того, надо освободить из плена доблестного Хазран-тархана. Честь воинов не позволяет нам оставлять его в руках грязных кяфиров[38]38
Кяфир (араб.) – у мусульман: иноверец, нечистый.
[Закрыть].
– Попался как сурок в петлю, ну и шайтан с ним, – проскрипел сквозь зубы Харук.
Однако Хаврат-эльтебер услыхал. Лицо его сделалось грозным, черные глаза метнули молнии. Захлебываясь гневом, он стал выкрикивать:
– Слава и мощь Хазарской державы – в единстве эльтеберов, тарханов и беков! Кто против, тот будет изгнан в толпу табунщиков! Или ты, Харук-хан, – голос Хаврата стал вкрадчивым, – хочешь, чтобы Асмид-эльтебер бросал объедки со своего дастархана тебе, а не твоим вечно голодным пастухам?
– Прости, Ослепительный. Оговорился... – Старый хан склонил голову, затаивая в себе яд мести.
– Я вызвал из засады четвертую тысячу воинов Алмаз-хана, – сказал Хаврат уже спокойно. – Скоро будет дан сигнал к битве. Больше не задерживаю доблестных...
Военачальники спустились с холма и, вскочив на коней, умчались к своим отрядам.
– Могучий пехлеван Абалгузи, я не зову тебя на эти стены, – сказал хазарский полководец. – Место такого богатура возле меня. Может быть, ты еще сегодня узнаешь счастье поединка с урусом.
– Я не встречал среди них настоящих богатуров, хотя не раз видел их купцов в Хорезме и Итиль-келе. И сегодня, схватившись с их дозором, не нашел достойного себе.
– Настоящие богатуры редко бывают купцами. А в дозоры урусы посылают легких наездников, быстрых как ветер, чтобы они могли ускакать от беды и подать весть своим. Настоящие тяжелые богатуры, такие, как ты, живут у них в городах и селениях. В Пуреслябе есть строитель крепостей Будули. Это настоящий богатур и любит поединки. Всех убивает или берет в неволю. Готов ли ты сразиться с ним?
– Готов, о светлый хан! Я всегда готов к битве. Души двадцати двух чужеземных богатуров отправлены в заоблачные дали моей рукой. Я привык к победам... – Абалгузи-пехлеван помолчал и добавил: – Уруса Будули тоже убью.
Глава четвертая
Луки богатырские – в десницах могутных!
Со стен Переяслава было видно, как загорелись селища вокруг города, как засуетился хазарский стан.
– Глянь, лестницы вяжут, на приступ пойдут непременно!
– Большая орда нагрянула, трудно будет устоять супротив нее.
– Устоим. Сила у нас тож немалая. Валы высокие, стены крепкие и ров глыбокий, враз не перемахнешь.
– Мечи, копья да луки у нас не в пример козарским, покрепше будут. Побьем ворога! Немало степняков и ранее зубы свои ломали о твердь переяславскую...
Воевода Слуд спокойно следил за полем. По его команде к северной стороне укреплений подошла большая дружина с тяжелыми луками. Их тетиву мог натянуть далеко не каждый ратник, зато стрела, пущенная с расстояния в триста шагов, насквозь пробивала вершковую доску. Наконечник ее весил без малого четверть фунта, и кузнецы умели так закалить его, что ни одна, даже самая крепкая, кольчуга не выдерживала мощного просекающего удара.
Будила поднял лук, тронул пальцем тетиву.
– Сможешь ли стрельнуть из такого, молодец? – спросил он Кудима Пужалу.
Смерд презрительно скривился, легко оттянул тетиву из воловьих жил на всю длину стрелы, и она, взвизгнув, устремилась во вражеский стан. Ратники с любопытством наблюдали, что будет... Через мгновение из толпы хазар выметнулся раненый конь: всадник от неожиданности слетел наземь. Конь повалился набок и забился в агонии.
– От эт-то да-а! Богатырь! – изумлялись вокруг и щупали неохватные ручищи рыжего великана.
Кочевники между тем отхлынули еще на сотню шагов от стены. Слетевший с коня хазарин вскочил и, прихрамывая, побежал следом за товарищами. Со стен ему вслед захохотали, заулюлюкали...
– Выстрел, достойный настоящего богатура! – восхитился Хаврат-эльтебер. – Может, сам Будули пустил стрелу?
– Моя рука может согнуть любой богатырский лук, – заявил уязвленный Абалгузи-пехлеван. – Я желал бы пустить еще дальше. Вот только есть ли такой лук в хазарском войске?
– Эй! Подать сюда лук Сампан-богатура! – распорядился Хаврат-эльтебер.
Лук принесли двое воинов. Абалгузи-пехлеван с удивлением посмотрел на грозное оружие, однако без заметного усилия взял его одной рукой...
По преданию, герой хазарских сказаний Сампан-богатур, получив этот лук от самого Тенгри-хана – бога неба и небесного огня, – выстрелил из него и был испепелен молнией. Сказание говорит, что Тенгри-хан наказал богатура за непочтение к божьей воле, так как Сампан поднял оружие не для защиты родины, а для того, чтобы сразить орла – вестника бога неба. Языческие жрецы до сих пор узнают волю Тснгри-хана и грядущее своего народа по полету орлов.
Но Хаврат-эльтебер, будучи мусульманином, как и все златоцветные воины кагана-беки, презирал язычников и не придавал значения словам и заклинаниям их жрецов.
Так ли это было или по-другому, но во время войны богатырский лук, как охранительный талисман, всегда возили в передовой хазарской орде.
Под изумленные возгласы окружающих Абалгузи-пехлеван согнул в дугу кибити из рогов горного барана и завел тетиву на стальной подзор...
Воевода Слуд, будучи свидетелем необычного выстрела, приказал привести к себе стрелка. Когда Кудима подвели к воеводе, тот с изумлением посмотрел на громадину смерда. Не выказывая ни удивления, ни почтения, ни страха, Пужала молча разглядывал прославленного военачальника.
– Это твоя стрела сбила козарского коня? – спросил Слуд.
– Знамо дело, а чья же ишшо. Только коняку жалко.
– Пошто ее жалеть, она же козарская? – удивился воевода.
– Коняка – она коняка и есть. Скотина бессловесная. Ее бы в соху запрячь да поле вспахать. Все польза. А так мертвая лежит. Целил в козарина, попал в коняку. Жалко.
– Дак кони козарские к сохе не приучены, – возразил кто-то из гридей.
– К добру всякую скотину приучить можно...
– Полно, не до споров! – прервал воевода. – По нраву ли тебе лук пришелся, добрый молодец?
– Легковат малость, а так ниче.
Вокруг засмеялись богатыри-дружинники. Сами удальцы хоть куда, свободно размахивающие полупудовыми булавами, они с сомнением покачали головами, когда Слуд приказал принести из гридницы лук знаменитого Еруслана...
Еруслан, старший гридень переяславской дружины, был богатырем силы страшной. Однажды на пиру-братчине у великого князя Киевского он на спор смял руками фряжеский панцирь. Упругая сталь подалась под его силой, словно лубяной туесок. Здесь, в гриднице, Святослав побратался с Ерусланом. Но прошло два года, и богатырь, рассорившись с князем, уехал в Царьград, в дружину к самому Роману-царю.
Уезжая на чужбину, оставил Еруслан в родном городе свой богатырский лук, обещав вернуться непременно. Кибити дивного оружия были сделаны из рогов тура, втулка из крепкой стали, подзоры усилены пластинами из моржовых клыков, а тетива сплетена из воловьих жил.
Могуты переяславские, киевские, новгородские, черниговские не раз и не два пробовали завести тетиву на подзор. Но даже самому сильному из них, Икмору, не удалось сделать это. Вершка на два не дотянул он тетиву и под смех товарищей оставил непокоренный лук.
Стрелы, оснащенные орлиными перьями, с наконечниками в добрую треть фунта, были под стать луку.
– Ну что, подойдет тебе такой? – спросил воевода? – С тех пор как уехал в Царьград хозяин его, ни один стрелок не осилил сию могутную метальницу. Попро...
В этот миг в щит одного из гридей тяжело ударила стрела, пробив его насквозь. Раненый воин не смог удержаться от крика.
– Стрела из козарского стана! – испуганно воскликнули рядом, разглядывая и дивясь нежданной вестнице смерти.
Гриди попрятались за частокол. Только Кудим и воевода по-прежнему стояди на виду вражеского стана.
Слуд невозмутимо поглядел в сторону хазар. Кудим же разозлился. Глаза его сверкнули, лицо стало красным, под стать шевелюре. Никто не успел заметить, как Ерусланов лук оказался снаряженным к бою и взлетел на уровень плеча. Тетива громко чакнула, и тяжелая стрела улетела к хазарам, туда, где гарцевала группа всадников в ярких одеждах...
Когда стрела Абалгузи-пехлевана унеслась к руссам, Хаврат-эльтебер удивленно воскликнул:
– Могучий выстрел! Достойный самого Сампан-богатура!
– Смотрите, правоверные! Кяфиры попрятались! – закричал старик в чалме с четками в руках. – Слава тебе! Наконец-то стрела Сампана нашла достойную цель! И пущена она рукой правоверного мусульманина, а не язычника. Бисмоллох!
– Никогда за всю свою боевую жизнь не видел я ничего подобного! – удивился бин-беки Харук. – А мне уже семьдесят лет.
– Деды наши не помнят богатура, пустившего стрелу из этого лука! – подхватил Асмид-эльтебер. – Мы верим, ты повалишь урусского поединщика. У них нет такого силача. И...
И вдруг колыхнулся воздух и неведомая сила сорвала бармицу и шлем с головы Абалгузи-пехлевана. За спиной его кто-то громко вскрикнул. Все обернулись: с коня валился могучий тургуд из личной охраны Хаврата; в сверкающей стальными пластинами груди его торчал хвост огромной стрелы с орлиным оперением. Воин слабеющими руками тщетно пытался вырвать ее. – Есть у них такой силач! – прохрипел он. Еще миг – изо рта тургуда хлынула кровь, тело сползло в серебристый ковыль.
Не успели хазары оправиться от изумления, как еще одна стрела пробила шею карабаира, на котором сидел сам Хаврат-эльтебер. Конь встал на дыбы и грохнулся набок. Бек едва успел соскочить с седла. Тургуды, не церемонясь, подхватили своего начальника за воротник и, таща его волоком, помчались прочь.
Тело убитого телохранителя осталось лежать в траве. Мертвые руки его по-прежнему сжимали древко огромной стрелы. Полудикий поджарый конь лизал безжизненное бледное лицо своего хозяина, ржал протяжно и жалобно.
А страшные стрелы продолжали лететь со стены Переяслава, легко достигая хазарского стана. Прежде чем кочевники сообразили в чем дело, пятеро были убиты. Конь одного из них испуганно метался по степи, волоча по кочкам и пахоте запутавшегося истерзанного наездника.
– Остановись! – пытался удержать Кудима воевода. Но тщетно. Пужала продолжал стрельбу. Гудела тетива, срываясь с могучей пятерни. Со стен было хорошо видно, в какое смятение пришел вражеский стан.
– Да будет тебе, стой!
– И не пытайсь, воевода, – молвил щуплый односельчанин Кудима. – Покамест все стрелки не изведет, не остановится. Я уж его знаю.
– А ты кто таков?
– Как есть шабер[39]39
Шабер (др.-рус.) – сосед.
[Закрыть] Кудимов, а именем Тимоха Грач. Он, в шутку сказать, руки, а язмь, значитца, голова евонная. Нас так и зовут в селище.
– Дак голова руками вертит, а не наоборот. Накажи ему остановиться!
– Чичас!
Когда Кудим выпустил очередную стрелу, Тимка выхватил из рук соседнего гридя сулицу и подсунул ее другу. Только теперь, ощутив подмену, смерд опустил лук и проворчал недовольно:
– Эх-х, разыгралась силушка молодецкая, ан стрелки и кончились. Видать, жадный был энтот... как его... Яруслан, што так мало оставил. – Богатырь вытер пот с лица. – Попал аль нет в кого?
– Да ить козар, чать, дюжину с коней повалил, а то и вместе с конями...
– Князя ихнего никак подстрелил!
– Да могли сам Еруслан так управиться с луком?
– Чать, нам и втроем с ним не совладать!..
– Володеть тебе луком сим! – громко сказал воевода. «Рождает же мать-земля Святорусская этакую силищу...» – подумал он.
– Эй, отроки! – крикнул Слуд. – Обрядить витязя для битвы! – и уже тише торжественно добавил: – Верстаю тебя перед страшной сечей витязем Ряда Полчного[40]40
Ряд Полчный (др.-рус.) – старшая дружина великого князя Киевского.
[Закрыть]! Будь защитником земли нашей матери. Бей без пощады врагов стоячих. Щади лежачих. Не держи зла на покорных... Земля Святорусская! – голос воеводы зазвенел. – Перун, отец наш! Дайте ему силы для дела правого! Защитите его, боги русские, от стали вражьей! – Слуд коснулся обнаженным мечом плеча коленопреклоненного Кудима.
– Благослови тя Перун на добром слове, воевода! – ответил проникновенно смерд и, подумав, решительно тряхнул огненными кудрями. – Только яз без Тимохи не согласный!
– Поверстать Тимоху в отроки! – рассмеялся Слуд. – Раз голова ты ему, так быть тебе оружничим при Пужале!
Тимка повалился в ноги воеводе: надо же, такое счастье привалило!
– Подымешь оружию-то богатурскую? – спросили рядом.
– Палицу, чать, нее, – чистосердечно признался Тимка. – В ней, мыслю, не менее пуда будет.
– Пуд не пуд, а половину потянет, – ответил седоусый гридень, не без труда поднимая над головой Ерусланову булаву. – А вот доспех ее никакой не сдержит.
– Кудим Пужала потешит с ней силушку свою!
Нового гридя уже обрядили в доспехи. Кольчугу со стальными пластинами, в которую могли поместиться два средних человека, и ту едва натянули на необъятную Кудимову грудь. Казалось, не выдержит кольчуга, расползется по колечкам. Остроконечный клепаный шлем пришелся впору, а вот сапог подходящих так и не сыскалось, даже Ерусланойы ему оказались малы.
