Текст книги "Союзник (СИ)"

Автор книги: Соня Таволга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

6

Альтея Хэмвей.

Вечером следующего дня я отправилась в парк – в поисках свежего воздуха, покоя, и хоть какого-то порядка в голове. И какого-то вдохновения. Вечер был душным, безветренным, липким, как и вчерашний; он не приносил ни свежести, ни вдохновения. Я договорилась встретиться с Шеилом, и перспектива встречи хоть как-то бодрила меня. Интересно, какие у него настроения? Мне ситуация представлялась опасной темной трясиной, лишающей свободы, и грозящей сомкнуться над головой, отрезав всякий путь к спасению. Возможно, он оптимистичнее меня.

Из королевской переписки, которую мы так дерзко прочитали, значилось, что я – незаконная дочь короля Филиппа. Бастард.

Как я могла за всю жизнь не почувствовать в себе королевскую кровь, пусть и вполовину разбавленную аристократической? Ведь это другие способности, другие магические силы. Это совсем другая мощь, и… другая власть.

Я не владела заклинаниями королевских династий, не владела энергией, которую дает королевская кровь, поскольку обучалась, как аристократка, но… Ксавьера недоумевала, как я ухитрилась выкрасть конверт из ее лагеря, который отлично охранялся. Признаться, я и сама недоумевала. Теперь я поняла. Вероятно, некоторые способности моего тела все же проявлялись, хоть я не осознавала это, и никак не контролировала. Мимикрия, позволяющая быть менее заметной на окружающем фоне; легкие шаги, дающие возможность двигаться бесшумно и почти не оставлять следов даже на мягкой земле. Я ужасно рисковала, когда решилась пробраться в лагерь, и, похоже, именно родство с королем Филиппом позволило авантюре удаться.

И все-таки я стала бы совершенно убогой королевой. Я не управляла способностями, не знала заклинаний, не разбиралась в политике, не была в курсе дел Тилады. То, что предложил Риель – безумие. Вернее, он-то, несомненно, извлек бы из моего «правления» выгоду, но для меня это только безумие, и ничего больше. Я даже не знала, в чем именно заключался конфликт интересов двух стран. Используя меня, Риель получил бы от Тилады все, что хотел, простыми и бескровными методами. Конечно, для чего ему война, когда можно добиться своего миром?

Нет, я не могла брать на себя такую ответственность. Не имела права.

Немного побродив по мощеным дорожкам и понюхав азалии у пруда, я присела на скамью. Из-за ярких фонарей небо было небогато звездами, зато серебристый месяц сказочно красиво путался в ветвях старых деревьев. Вокруг стрекотали цикады, где-то за кустами шумел фонтан.

Странно, что Лилиан только теперь решила избавиться от меня, хотя могла бы давно отправить вслед за Филиппом и наследным принцем. Не ожидала, что кто-то когда-то узнает о ее конкурентке. Не попади письма в руки Ксавьеры, никто бы и не узнал. Не открой Шеил конверт, меня бы, скорее всего, уже не было в живых. Я почти уверена, что он исполнил бы приказ государыни. Наступил бы самому себе на глотку, но исполнил. Капитан Н-Дешью – человек-принцип. Кто-то, знающий его хуже, мог бы подумать, что его остановила совесть, что дрогнула рука пред ликом беззащитной девы, чрезвычайно недурной собой. Но на самом деле это новая информация заставила его передумать, а вовсе не мой трепетный белокурый облик, или воспоминания о том, как мы вдвоем пили бренди из бутылки на крыше трактира. Нет, у него бы не дрогнула рука.

Он спас меня трижды: когда освободил из плена, когда сохранил жизнь, и когда не позволил отправиться в Тиладу – навстречу верной гибели. Он, как и ниратанский канцлер, решил, что именно я должна быть на троне. Но если мотивы канцлера понятны и естественны, то его мотивация от меня ускользала.

Как и договаривались, я встретила его у странной абстрактной скульптуры, напоминающей перекрещенные стулья. Вместо привычной формы и сапог он был облачен в легкий серый костюм и кожаные ботинки без шнурков. Он выглядел бы тиладским горожанином-простолюдином, если бы не выправка и суровый взор.

– Я обязан приветствовать тебя по Уставу, или это ни к чему? – поинтересовался он.

– Ты имеешь в виду, приветствовать как аристократку? Или как наследницу трона? Или как королеву?

Он подхватил меня под локоть, и мы медленно двинулись по аллее. Если не обращать внимания на его наряд и вульгарную музыку, летящую из-за деревьев, то мы как будто бы дома.

– Твои солдаты тоже переоделись? – полюбопытствовала я, и осторожно, сбавив тон, спросила то, что на самом деле хотела спросить: – Они все еще твои?..

Он помолчал пару секунд, и ответил без твердости:

– Они давали мне клятву. Теперь все шестеро заверили, что останутся верны.

– Ты тоже давал клятву королеве…

– И теперь она имеет моральное право расправиться со мной. Мои люди знают, что попытка побега будет для них опасной.

Я проводила взглядом ночную птицу, выпорхнувшую из кустарников.

– Хочешь сказать, что убил бы собственного солдата, уличи его в попытке побега?

– Разумеется.

Я усмехнулась, и усмешка вышла нервной:

– Прости, не верю.

– Напрасно, – отозвался Шеил как-то так, что я сразу поверила.

Несколько минут шли в тишине. Наконец, мой спутник прервал молчание.

– Каждый из них теперь прочно с нами, Альтея. С нами – против королевы. В такой ситуации их измена – это конец для тебя и меня.

Мне стало тоскливо, и, подавив вздох, я заключила:

– То есть теперь ты никому из них не доверяешь.

– Полностью – никому.

Солдат – как лошадь, живое дополнение к человеку. Может быть, они вовсе не хотели бросать свою устоявшуюся жизнь дома, но бросили вслед за командиром. Конечно, это естественный порядок, но он какой-то бездушный.

– Расскажи о встрече с канцлером, – предложил Шеил, не застревая в теме.

Я принялась вращать тонкое кольцо на пальце. Вульгарная музыка за кустами резко стала особенно навязчивой.

– Хочет надеть на меня корону, – ответила я коротко, уже чувствуя поднимающееся тревожное раздражение.

– Как мы и полагали.

Я нервозно поежилась, выдернула свой локоть, и остановила шаг. Веселая парочка тонких девчонок с хохотом пробежала мимо, подбросив обонянию запах хвойного тэрна и сладких духов.

– Эта идея не кажется тебе бредовой, Шеил? – спросила я остро, почти гневно. – Какая из меня королева? Я ничего в этом не понимаю, меня никто к этому не готовил.

Он остановился напротив меня – высокий и худощавый, прямой и собранный, уверенный и спокойный. Уж он-то всегда ко всему готов. Не желаешь стать королем, приятель?..

– Лилиан ненадежна, – сказал он тихо, придавив меня взглядом, как камнем. – Ей не доверяет Собрание Лордов, ее не любит народ, она не ладит с правителями многих стран, включая ниратанского. У нее нет, и не будет детей, и это означает, что после ее смерти Тилада скатится во Тьму. Ты станешь лучшим вариантом, чем она.

Я отвернулась, уткнувшись зрением в стройный кипарис. Стало так тяжко, что не нашлось даже сил на ответ.

– Ты дочь короля, его наследница, – продолжил Шеил, нисколько не заинтересованный в моем душевном комфорте. – Занимать трон – это твое право, и твоя обязанность. И не переживай о том, что ты в чем-то не разбираешься. Ты всему научишься. Все как-то учатся.

Я смотрела ему в плечо – прямо как солдаты. Даже поднять глаза у меня не было сил.

– Забавно, – выдавила я, беспокойно дернув себя за прядь волос. – Твоей работой было следить за тем, чтобы власти королевы ничто не угрожало, а теперь ты сам копаешь ей яму. Как это сочетается с твоими принципами честного и дисциплинированного отличника?

– Замечательно сочетается, – невозмутимо ответил он. – Я служу не Лилиан, а Тиладе и тиладской королеве. И королева для меня теперь – это ты.

Потянулись дни – липкие, сладкие и ароматные, как малиновое варенье. Да, именно с вареньем у меня ассоциировался Ниратан. По крайней мере, его счастливый праздничный дворец, наполненный цветами, фруктами, алкоголем, витражами, нарядами, музыкой. Ниратанское лето закружило меня в ветрах, разнежило в жаре, ослепило красками и блеском, и я почти забылась в нем, почти расслабилась. Канцлер, как и обещал, не торопил меня с решениями, Шеил тоже не касался тяжкой темы, и я все больше напоминала себе бабочку, беспечно порхающую в клумбах, пока еще длится ее мимолетная, словно украденная, жизнь.

Я гуляла в столице и парке, скакала в степи по утрам, а вечерами посещала спектакли, концерты и рауты. Однажды я даже попробовала знаменитый ниратанский тэрн – невыносимо-крепкий напиток с легким ароматом хвои и каких-то фруктов. Первый глоток перехватил дыхание и наполнил глаза слезами. После второго я поняла, что пьяна, и поспешно отставила бокал в опасении утром найти себя в подсобке одной из городских таверн. Иногда я случайно встречалась с канцлером в трапезном зале и других уголках дворца, и всякий раз он был подчеркнуто-вежливым и отстраненным. Мы перебрасывались ничего не значащими фразами, он делал мне дежурные комплименты, задавал дежурные вопросы, ответы на которые не слушал; всегда быстро сворачивал общение, и удалялся в сопровождении своего секретаря и двоих Младших. После его ухода мне приходилось вытирать руки о юбку – так сильно потели ладони. Неуклюжий румянец всякий раз делал из меня простушку. Красивый, могущественный и недоступный Риель поднимал во мне бурю чувств – от почтительного трепета до сексуального возбуждения, и мне стало казаться, что было бы непростительным кощунством покинуть Ниратан, так и не познав этого мужчину…

Канцлер назначил мне содержание на время, что я проведу при дворе. Это не те деньги, которыми я привыкла распоряжаться дома, но их хватило на множество необходимых девушке мелочей, и на заказ нескольких новых нарядов у модистки. Их хватило на то, чтобы с комфортом жить в сладеньком мирке дворца и столицы, плескаться в варенье, отодвинув от себя тревогу, тоску, ответственность, и принятие решения, которое никто не примет за меня.

Очередным горячим душным вечером я обнаружила на своей кровати красивый предмет, поблескивающий в свете ламп. Это была раскрытая сосновая шишка, вроде той, что изображена на гербе Ниратана, искусно выполненная из серебра. Я взяла шишку в руки и повертела ее, рассматривая. Она была довольно тяжелой, размером с крупную сливу. Гладкий металл приятно холодил кожу, аккуратные чешуйки сверкали при каждом моем движении. Я провела пальцем по краешку чешуйки, и увидела прозрачный туман над своими руками, появившийся из ниоткуда. Воздух дрожал и сгущался, туман становился насыщеннее, и в глубине его мерцали крохотные искорки-огоньки. Огоньков становилось все больше, они плавно двигались, сбиваясь в группки; группки плотнели, превращаясь в фигуры. Фигуры подрагивали и меняли очертания, создавая сказочное изображение. В облаке тумана я увидела искристое ночное озеро. В его глади отражались нереально большие и яркие звезды, огромная круглая луна проложила по нему дорожку сияния. По берегам озера колыхались ветви плакучих ив, темно-фиолетовое предрассветное небо раскинуло над ним свой призрачный купол. Свежесть ночи и прохлада воды коснулись кожи и дыхания.

Стоило мне положить шишку на столик, как волшебство пропало. Я улыбнулась, обрадованная подарком. Ниратанская правящая семья велика; зачаровать предмет способен кто угодно из королевских магов. Но так приятно думать, что это был именно Риель.

Ночью мне приснился сон – реальный, как прочитанный рассказ.

Я лежу на жестком колючем ковре, и первая мысль – опасение, что ворсинки натрут обнаженную кожу. Из окна под потолком струится лунный свет, придавая телу голубовато-серебристый оттенок.

Риель стоит рядом. Как всегда, он одет во все темное, а на руках – плотные перчатки. При неясном лунном свете его лицо трудноразличимо. Лишь глаза выделяются – черные, глубокие, невероятно яркие. Как тоннели в никуда.

Я сажусь на ковре, выпрямляя спину. Комната состоит из теней и размытых пятен, как непрорисованный фон – ее не рассмотреть.

Риель стоит спиной ко мне, он полностью обнажен. Его тело тонко, без богатых рельефов. Это тело человека голубых кровей – оно стройно, и не знакомо с физическим трудом. На гладкой коже танцуют лунные блики. Он молчит и не шевелится, и будто бы даже не дышит.

Негромкий звук, похожий на деликатное покашливание, летит откуда-то сзади, отвлекая меня. Я оборачиваюсь, но размытые пятна комнаты походят на клочки облаков и темного дыма, и в рваном мареве не рассмотреть третьего.

Риель сидит на ковре напротив меня. Максимально близко, но не касаясь. Над его плечом кружат искорки-огоньки, но пропадают, стоит мне моргнуть. От него пахнет предрассветной свежестью и хвоей; тянет прохладой, как от воды. Его дыхание неслышно. Дыхания как будто вовсе нет.

Мне страстно хочется видеть его руки без перчаток, но он держит их за пределами моего зрения. В молчании он преодолевает пару разделяющих сантиметров, и медленно целует меня. Мои губы обжигает тэрном.

Снова тихий звук за спиной – на сей раз это шорох ткани. Шуршание платья благородной дамы. Клочки облаков рассасываются и редеют; я могу рассмотреть ковер, на котором сижу. Это ковер, устилающий тронный зал замка Эрдли; он густо усыпан сосновой хвоей.

Рваная дымка тает вовсе, и я вижу трон на постаменте, и королеву Лилиан – на троне. Ее маленькое бледное лицо не имеет выражения; колкий, едкий взор устремлен на нас. Мне холодно, словно кожи касается ледяное железо. Я вздрагиваю и смотрю на Риеля. Он полностью одет, и стоит чуть поодаль. Левую сторону его лица заливает темная кровь, обильный поток стремится по шее в воротник. Левая рука безвольно висит, словно не имея костей. Перчатка на ней отяжелела, пропитавшись кровью; крупные капли падают с нее на ковер, на сосновые иглы. Он смотрит мимо меня и мимо Лилиан, и продолжает молчать.

В воздухе витает предрассветная свежесть.

Встретив канцлера в трапезном зале, я вспомнила свой сон, и вздрогнула от пробежавшего холодка. Гнетущее послевкусие осталось после того сна – некая легкая беспредметная тревожность, будто стоишь спиной к непроглядной тьме.

Он прохаживался по залу, перебрасываясь короткими фразами с публикой. Я наблюдала за ним из тихого уголка; и боролась с воображением, упорно избавляющим канцлера от одежды. Ксавьера неслышно возникла рядом, и напугала меня смехом.

– Все льешь слюни на него? – воскликнула она бесцеремонно, толкнув меня в плечо раскрытой ладонью. – Брось свои фантазии, он твоим не будет. Ты благородный цветочек, бесспорно, но занято сердечко его, смирись.

Она расхохоталась над своими словами, как над искрометной шуткой, а я вдруг выпалила невпопад:

– Тобой?

Хохот согнул бедняжку пополам.

– Нет, не мной, – в муках и трудах процедила Ксавьера. – Я – мышь по сравнению с его избранницей, – добавила она, кое-как отдышавшись. – У него отменный вкус не только на костюмы.

Ты – мышь, но я-то – нет. Я – леди Хэмвей, и это не пустой звук. Я не привычна к равнодушию, не знакома с отказами. И прямо сейчас я готова заключить с неотесанной грубиянкой пари.

– На что будем спорить? – ухмыльнулась я, толкнув ее в плечо по примеру. – До своего возвращения в Тиладу я побываю с ним в постели, и не раз. Придумывай ставки.

Сокрушительный смех вновь переполнил ее тело и хлынул наружу.

– Девочка моя, ведь не каждый правитель пропускает через себя весь двор, плодя бастардов, как твой папаша! Ты принимаешь Риеля не за того…

Слова врезались в меня горячей пощечиной, дух перехватило гневом.

– Следи за языком, ты говоришь о короле, – выдавила я в сухой ярости, но ярость тут же осыпалась с меня подобно снежной крупе.

Точно! Почему я не подумала об этом раньше? Ведь вполне может статься, что я – не единственный бастард Филиппа. Ведь даже мой брат может оказаться наполовину принцем. Если я разыщу других возможных наследников, то отделаюсь от своей повинности, переложу груз на кого-то другого. Боги, ведь я могу быть спасена!

Велмер Виаран.

Наблюдая за девочками, я отметил, что нрав у них веселый, легкий. Ни заносчивости, ни каких-то выпендрежей, ни особых манер, предписываемых этикетом. Видимо, этикет ничего такого не предписывал. Всякие родственницы канцлера в одной куче с офицерской и солдатской мелкотней, с простолюдинами-слугами, с беспородными щенками, с деревянными игрушками, с пылью, насекомыми, разбитыми коленками… В Тиладе такого не увидишь. Там вокруг каждого высокородного отпрыска – толпа нянюшек, а сам отпрыск весь чистенький и беленький гуляет по дорожке, и даже с дерева упасть для него, бедняжки, недосягаемая роскошь. В Ниратане все проще, сословия размыты, манеры не в чести, на всякую скромность вообще всем начхать. Что девки в тавернах, что дамы во дворце – глазами раздевают, и не краснеют даже. Вот так зазеваешься, а она уже обеими руками у тебя в штанах. Хах! Дикари, конечно, но мне такие по нраву.

Я однажды забрел на веранду, и услышал, как непонятный мужик обращался к канцлеру по имени. А до этого слышал, как две матроны гадали, какой формы у него задница. А самое главное – с веранды канцлеровской меня пинками не погнали. И вообще ниоткуда не гнали, нигде руганью не крыли, никто затрещины ни разу не дал. Если это не дикость, то я не знаю, что тогда дикость.

А дети носились по саду, кидались подушками с шезлонгов, валялись в траве, хохотали и горланили, как безумные. Капитан привел меня в этот сад, забрав из кабака, где я пытался выторговать себе шляпу. Там у одного мужика был цилиндр – ну до крайности идиотский. У этого цилиндра болтался сзади петушиный хвост, наверху – гребень, а спереди – клюв и зенки. И все цветастое: красное, зеленое, желтое. Неописуемо глупая шляпа – самая глупая, что я в жизни видел. И зачем она мне потребовалась – я вообще без понятия. Просто мужик не хотел ее отдавать. Ни за пять эстинов продавать (больше у меня при себе не было), ни в карты на нее играть, ни на руках бороться (вот тут-то я б его влет уделал, если б он согласился). В общем, он упрямо отказывался, а меня такой азарт охватил, что, думаю, нет, выносите меня из кабака хоть на хребте, а сам я без петушиной шляпы не уйду. И вот, как тень в яркий день, на пороге нарисовался Н-Дешью. Подозвал меня пальчиком костлявым, и увел молча (прощай, петушиная шляпа).

Он привел меня в сад к мелким принцессам (или как они тут называются?), показал одну, самую шебутную и кучерявую, и сказал:

– Подружись с ней.

Я знатно обалдел. Мне, швали солдатской, дружить с принцессой? Мне, дядьке заросшему – с маленькой девочкой? Ты не перегрелся часом, капитан? Или, может, тэрном переугощался?

– Завтра доложишь, – сказал он, и ушел восвояси.

Я остался стоять, как обухом ушибленный.

Ладно, хрен с ними, с сословными условностями, но почему я? Почему он постоянно подкидывает мне заданий, когда другие баклуши бьют? И дома, и теперь здесь. У меня ж все равно сроду ничего не получалось, и ничего впредь не получится. Я бестолковый и бесполезный – это уже факт доказанный. Меня даже бабка с дедом вышвырнули, когда родители померли, – потому как бестолковый и бесполезный, им не нужен такой. Я не обижался на них никогда, потому что я и сам себе не нужен, чего ж о других говорить? Н-Дешью взялся меня учебой-работой грузить, как будто в этом какой-то смысл. Если дурака грузить, он умнее не станет – это даже такой дурак, как я, знает. Была даже мысль, что он специально меня делами занимает, чтобы я по улицам не шлялся, ерундой не маялся. Наверно, и теперь в этом дело. Подсунул принцессу, только чтоб из города увести.

Ну, принцесса и принцесса. Маленькая совсем, и что с того? Уж лучше с ней общаться, чем с моими корефанами и корефанками, с которыми мы вместе прибыли из Тилады. Они своим нытьем все печенки проели уже. Они-де предавать королеву не планировали, и бежать с родины не согласны. У кого там невеста осталась, у кого муж, у кого мамка с папкой, у кого дите. Дом у них там остался (а то я не знаю этот дом – жалкая казарма в тени замка, с сентября по май сырость и холод, из простуд и телогреек не вылезаешь). Любимая пивнушка там осталась, Лойдерин – город-булыжник, тьфу ты. Ну да, мне проще. У меня в целом свете никого и ничего, меня куда забросит, туда и заброшусь. Счастливой жизни все равно не будет – не то сословие у меня, чтобы счастливо жить, но в Ниратане воздух как-то разреженнее, атмосфера легче. Веселее здесь, и пусть он катится, дом этот, вместе с его плесенью и манерами. А эти корефаны и корефанки все ныли и ныли, и капитана поливали гадостью. Мне даже пришлось физию оббить одному, чтобы не слишком крякал. Чего я не люблю – это когда на личности переходят. Вот сделал он из вас преступников – так и поливайте его за это. А зачем крякать, мол, он подаренное кольцо носит, хотя жена уж хрен знает когда померла, и сам при этом грязным развратом с бордельными шлюхами забавляется. Так, мол, чтит память жены, лицемер. Мол, либо кольцо сними, либо от шлюх выползи. А я хочу спросить, какое ваше, козьи рожи, дело, что он там носит, как забавляется, и что чтит? Это вообще-то к сути не относится. Я вот ненавижу Дионте до судорог в кишках, но я не буду говорить, что у нее зубы летучемышиные. Потому что моих людей она в лоскуты рвала не зубами, и они здесь совсем ни при чем. Она вообще всеми своими частями симпатичная, вот только зубы эти…

Я наблюдал за кучерявой принцессой, и понимал, почему капитан выбрал ее. Она дралась подушками, как будто ото львов отбивалась, все самые высокие изгороди и деревья были ее, самые цветастые синяки и ссадины на ней собрались. Такая девочка точно не побоится знакомиться с заросшим чужеземным дядькой.

Помявшись и внутренне поохав, я подошел к ней. Поджилки тряслись, честно скажу. И пока я ждал, когда стражи меня схватят и уволокут, попутно переломав ребра, которые нарядный придворный магик-целитель только на днях мне срастил, пока я этого вот ждал, она мне улыбнулась во все свои челюсти, и сказала, что ее зовут Рамина. И тогда я тоже улыбнулся, и сказал, как меня зовут, и началась дружба.

Мы с ней мастерили силки для кроликов и удочки из подручных средств. Из деревяшки вырезали кинжал, и стали разучивать приемы. Наловили карпов в пруду, и запекли их в углях на берегу. Я даже научил ее менять набойки на ботинках, хотя не смог представить случая, в котором это умение бы ей пригодилось. Она научила меня плести фенечки из цветных ниток. Было увлекательно, хотя я без понятия, где бы этот навык пригодился мне. Нам было весело, это правда. Я ей понравился, и это тоже правда, хоть и удивительная. Я всегда очень удивлялся, если вдруг кому-то нравился.

Капитан несколько дней слушал мои доклады о наших с Раминой развлечениях, и наконец велел:

– Попроси ее кое-что сделать, – он протянул мне плоский кожаный футляр непонятного назначения. – Она ведь не пожалеет чар для человека, научившего ее ловить кроликов?