Текст книги "Союзник (СИ)"

Автор книги: Соня Таволга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Я валялся на лежанке – день за днем, топтался по камере – день за днем, иногда принимался дубасить кулаком в стену, иногда орал всякую ругань – не на вертухаев, а просто, от эмоций. Очень плохо было, очень тревожно (не за себя), безнадежно было, тухло. А однажды в открывшуюся дверь не надзер зашел, чтобы помои забрать, а яркая дама годам к пятидесяти. У нее платье все состояло из четких линий, как китель, драгоценности везде сияли. Губы напомаженные, цвета вишни, и глаза, как вишни, только темные. Я почему-то вскочил сразу, когда она пришла, и даже сердце сильнее забилось.

– Здравствуй, – сказала она без выражения, – я генерал Кианте.

Огогошечки… Вот с генералами-то мне пока беседовать не доводилось. Куда им при разговоре смотреть надо? В пупок?

Пока я мыслями и взглядом метался, она взяла меня ласково за подбородок, и лицо на себя повернула – себе в лицо.

– Случилось кое-что важное, – сказала она (голос такой глубокий и низкий, как будто рождается в груди, а не в горле). – Я считаю, – сказала она, – что у тебя есть повод для побега.

17

Альтея Хэмвей.

В этот раз он не пришел ко мне сам, и не прислал за мной лакея. Я училась концентрации с господином Орейте на балконе, и нас прервал Анрес – детский, доверенный и любимый Младший. Он повел меня на внеплановую встречу по некому важному поводу, о котором не проронил ни слова.

Мы шли через залы, лестницы и сад, и в моей голове постукивала очень странная мысль. Мне думалось, что ниратанская кастовая система, возможно, не так уж дика и абсурдна. Ведь это же чудесно – иметь слугу, который предан тебе, как твой близнец, который знает тебя, как твой близнец, и при этом постоянно помнит свое место. Мне весьма нравился Анрес с его неизменно внимательным, умным и скромным лицом, с его спокойной покорностью и молчаливой, чуть сторонней, вовлеченностью. Глядя на него, я даже немного завидовала Риелю.

Мы завершили путь на той веранде, где состоялась моя первая встреча с канцлером, и где позже я застала его беседующим с солидным чином. Это – веранда для значительных встреч.

В креслах, обитых светлой кожей, сидели канцлер и господин Гренэлис, и каждый имел сосредоточенный, и несколько озадаченный облик.

– Я знаю, что ты сейчас занята своим обучением, Альтея, – начал Риель, – но у нас смена планов. Есть новости. Королева Лилиан мертва, ее отравили. Моя разведка выясняет подробности.

Я оторопела. Должно быть, в моем взоре, обращенном на него, что-то заметно всколыхнулось, потому что он быстро и категорично заявил:

– Это не я.

Не он, хорошо. Я еще не додумала эту мысль, а уже получила отрицание.

– Несомненно, ее пришлось бы устранять, но позже. Сейчас мы еще не готовы. Ты не готова.

Да, я не готова…

Постойте. Он планировал убить Лилиан? А к этому я и не готовилась!

Так что же, пора действовать? Отправляться на Ласточкин утес, встречаться с Собранием Лордов, заявлять о своих правах? Требовать признать себя принцессой, наследницей и королевой? Как же так?! Разве я могу? Разве меня не поднимут на смех, не выпроводят вон? Разве меня, фрейлину, притом бывшую, кто-то воспримет всерьез? Да ведь народ никогда не примет меня – бастарда, ублюдка – даже если примут Лорды!

Боги мои, да где же Шеил?! Почему он не поддерживает меня, почему не успокаивает своим спокойствием? Почему я должна проходить через это одна, когда короновать меня было именно его идеей?

– Я не могу одна… – забормотала я, не сразу заметив, что бормочу вслух.

Ноги не держали меня, и я почти упала в кресло, любезно подставленное господином Гренэлисом.

– Я просила тебя поискать его, помнишь?! – дрожащим восклицанием обратилась я к канцлеру. – Твои безопасники что-нибудь узнали?

Когда я пришла к нему с этой просьбой, он помрачнел, и осторожно предположил, что Шеил мог выбрать не мою сторону. Для меня было почти невозможным поверить в такое, ведь, разочаровавшись во мне и предпочтя мне Лилиан, он не бросил бы своих солдат. Все-таки это до крайности странная ситуация.

– Извини, никаких следов, – ответил канцлер тускло.

Господин Гренэлис, стоящий за моим креслом, положил теплые легкие ладони мне на плечи.

– Альтея, вы будете не одна, – сказал он твердо. – Господин канцлер, я, и ваша королевская кровь – это более чем достаточная поддержка. Если вы сомневаетесь в качествах своей личности, верьте в свою кровь. Она – главное в маге, она никогда не подводит.

Да, да… Сословие – это основная характеристика человека. Если во всей Тиладе лишь я принадлежу к высшему сословию, значит, лишь я могу и должна стоять наверху.

Но…

– Так кто же убил королеву? – вопросила я, сообразив. – Мой конкурент?

Риель кивнул.

– Об убийце пока ничего не известно, но, вероятнее всего, у тебя появился соперник. Если это так, то скоро он заявит о себе. Когда это случится, мы обдумаем меры. А пока, Тэя, тебе следует готовиться к отправке. Телепортатор уже на Ласточкином утесе, и Лилиан больше не угрожает тебе. Господин Гренэлис отправится с тобой. С ним ты можешь опасаться только собственного страха.

Велмер Виаран.

Дама встала перед домом с таким видом, как будто перед врагом. Я про себя называл ее дамой. Называть генералом мысль не поворачивалась – не знаю, почему. Она такая яркая, сочная и красивая, а генералы, по моему представлению, должны выглядеть по-другому. Они должны быть насупленными и поджатыми, и блеклыми, как носки. Мы с ней телепортировались из моей камеры к вампирской башне – я сбежал, а она сопроводила меня. Вокруг висела липкая жара, а я мерз, как будто был весь мокрый и больной. Дышалось трудно, и живот сводило тревогой. Хорошо, что Кианте пошла со мной. Она офицер, но даже если бы со мной пошел простолюдский ребенок, все равно было б лучше, чем одному.

Дверь была заперта, и отмычка моей дамы не помогла.

– На двери печать, – сказала она, и швырнула в стекло камень.

Швырнула так небрежно и грубо, как я сам бы швырнул, если бы она не опередила меня на секунду.

– Осмотримся, – сказала она, забравшись внутрь через разбитое окно.

С юбкой и возрастом забралась так ловко, как молодой я в штанах.

Мы быстренько обежали комнаты трех этажей, и встретились на втором. В доме оказалось пусто, как она и обещала. В камере она сообщила, что вампир отбыл в Лойдерин, в Эрдли, что дома его не будет. Что это удачное время для визита. Так и вышло.

– Я – вверх, ты – вниз, – скомандовала она, и двинулась на чердак, а я двинулся в подвал.

Подвал был не заперт, но я почему-то остановился перед входом. Глотнул ртом воздух, но он застрял в горле. Я подавился и закашлялся, и, толком не откашлявшись, зашел в подвал. Там, в каморке за распахнутой решеткой сидел на полу капитан, и улыбался мне так ясно, как брату. Как будто я родной ему – так улыбался. Хотя раньше за ним вообще особо улыбки не водилось. Он не из тех, кто морду растягивает чуть что.

Я забыл про порядок, и в лицо ему смотрел, а он меня не одергивал. Так, как будто ему безразлично. Как будто нет у него порядка. Как будто я вправду его дурачковатый, но любимый младший братишка, которого он вырастил вместо родителей. О, как бы мне хотелось, чтобы это было так! Чтобы он меня вырастил, а не всратая школа. Но это глупо. Он всего на восемь лет старше, и никак не мог бы меня вырастить, даже если бы давно нашел. Он всего на восемь лет старше, а ощущение, что на все сто.

– Пойдемте отсюда, – бормотнул я сжатым голосом, и махнул рукой на выход.

Я предложил это, хотя, конечно, чувствовал подвох. Ведь не стал бы он сидеть в подвале при незапертой двери, сам бы вышел, без моего предложения. Он в двух словах рассказал мне о «ловушке», и меня накрыл такой ужас, какого я еще не знал, наверное. Такой холодный, скользкий, заросший щупальцами и присосками кошмар, который всю грудь собой занимает, сердце перетягивает, и все, ты дышать не можешь больше, и соображать не можешь. Ты как будто умер, только еще стоишь на ногах; и в какую-то стенку около тебя бьются чувства, но не пробиваются, не достают до тебя, потому что если они прямо сейчас до тебя достанут, то ты не сможешь их вытерпеть. Они в два раза, в десять раз больше тебя, и ты разорвешься, если они тебя наполнят.

– Что с леди Хэмвей? – спросил он спокойно, уже не улыбаясь.

Я перестал быть ему родным. Он вспомнил про какую-то леди Хэмвей, и я подвинулся, уступая ей передний план.

– В Лойдерине, – ответил я глухим бормотанием, растерявшись, чему-то удивившись. – Вампир с ней, Лилиан мертва. Канцлер говнюк, кинул меня в тюрячку. Кианте вытащила меня, она здесь. Пожалуйста, придумайте, как выбраться отсюда, капитан. Я же не уйду без вас!

Он неторопливо встал, немного потоптался по каморке, разминаясь, и опять сел на подстилку. Одежда на нем болталась, а ввалившиеся щеки были такими заросшими, что почти бородатыми. Под глазами темнели тени, но в целом он выглядел более-менее ничего. Походка была бесшумно-упругая, как обычно.

– Что ты планируешь делать? – спросил он, посмотрев на меня с подстилки, и я расхохотался.

Что я могу планировать? Разве я умею планировать? О чем он вообще? Я вообще никуда не пойду, сказал же. Вот и весь мой план.

– Вэл…

Не знаю, как тихий голос пролез через громкий хохот, но пролез. Я его услышал, и перестал ржать, как псих.

– Сядь, – попросил он.

Я сел на пол, а кулак на вытянутой руке уткнул в стену. Мне хотелось оставить вмятину, но стена – камень, она прочнее моего кулака.

– Я хочу знать, куда ты пойдешь, когда выйдешь из этого дома, – сказал капитан твердо.

Почему-то эта твердость прозвучала для меня обидно. Я помотал головой, и ничего не ответил. Если бы он спрашивал меня, какого цвета дверь в кабаке Санари, это было бы так же к месту. Я, наверное, убедительно помотал головой, потому что он не стал больше лезть с планами, а снова встал на ноги, и предложил:

– Можешь осмотреться в подвале. Пойдем, покажу красоту.

Вот честно, мне было глубоко срать на красоту подвала. Ну, куски трупов разложены по столам, развешены по крюкам, и что? Игрушечные лица в стеклянных кубах, кровавая мерзость в бадьях с крышками, хлам магический – какое мне-то до этого дело? Да, я понял, что Гренэлис хозяйничал в округе. И огромные звезды, и ходячие куклы, и светящиеся нити в воздухе – все его развлекуха. Я понял, я не совсем тупой. Но мне это не интересно. Пусть они с леди Хэмвей творят, что хотят. Возиться с ними – этого точно нет в моих планах.

Я бессмысленно таращился на пустой стеклянный куб, надуваясь бешенством, когда пришла Кианте.

– На чердаке – гора бумаг, в которых я ничего не поняла, – сообщила она деловитым тоном. И тем же тоном добавила: – Здравствуйте, капитан.

Он молча кивнул ей.

– «Ловушка» привязывает вас к этому месту? – уточнила она.

Он опять кивнул.

Она чуть-чуть помолчала, а потом сказала:

– Простите.

Мне захотелось ее ударить. Не помню, кажется, мне раньше никогда не хотелось бить женщин, а теперь захотелось. Прямо лицо ее накрашенное разбить в кровь. Она так равнодушно выдала свое дурацкое «простите», что я сразу понял: она такая же мразь, как все офицеры. Все, кроме моего. Пусть она так статно и достойно выглядит – это обман. Она просто использовала нас, потому что мы чужаки, на которых ей плевать. Отправила капитана во вражье логово на разведку, потому что его не жалко, а потом меня потащила в сопровождение, чтобы не рисковать своими людьми, и не идти одной. Разве ей было дело до того, что я незаслуженно в тюрячке? Да нет же, это бред!

– Вы меня не принуждали, – ответил капитан на ее дурацкое «простите».

Мне захотелось его ударить. Мне уже давным-давно не хотелось его бить, а теперь захотелось. Прямо лицо его тощее и обросшее разбить в кровь. А потому что нехрен быть таким тихим-мирным и смиренным! Из тебя расходный материал делают, а ты и рад служить да прислуживаться. Тьфу!

– Велмер, нам надо уходить, – сказала Кианте, глядя на меня своими вишнями в черной обводке. Голос ее глубокий грудной мне больше не нравился. – Гренэлису может что-то потребоваться дома, и он вернется. Не будем испытывать удачу.

Я помотал головой, и она перевела взор на капитана.

– Я буду ждать на улице, у телепортатора.

С этими словами она развернулась, и бодро вышла. Я с трудом удержался от того, чтобы кинуть ей магический хлам в спину. Капитан опять сел на подстилку. Далась-то она ему! Кругом и стулья есть, и лавка у стола, а его все коврик паршивый манит! Лицо у него стало как у куклы из папье-маше – белое и неподвижное, как будто оледеневшее. Челюсти вдавились одна в другую, взгляд стал словно внутрь. Я сразу не понял, что случилось, а потом приблизился и присел, увидел испарину на лбу и подрагивающие углы губ, и догадался, что ему просто больно. Но не догадался, почему, и не мог догадаться.

Он так сжимался несколько минут, не издавая ни звука, а потом начал обмякать, и взгляд изнутри переметнулся наружу. Он заметил меня, вспомнил обо мне, и стал очень грустным, не меняясь в лице. Его кожа стала грустной, и воздух вокруг нее. Он расстегнул рубашку, и пониже ребер я увидел нечто жуткое. Углубление в прессе, сантиметров десять в диаметре, заполненное серебристым туманом. Глубину дыры было не разобрать – она заполнялась туманом. Вместо кожи и мышц, вместо плоти – туман… У меня виски и лоб онемели, и затошнило даже.

– Что это? – выдавил я из себя.

– Пункт обмена, – ответил капитан сухо. – У меня их несколько, пока только в мышцах. Гренэлис озабочен тем, чтобы не убить меня слишком быстро. Мы изучаем взаимодействие магии и живой плоти.

Я не понял ничего.

– В каком смысле «пункт обмена»? Обмена чего на что?

Он чуть поморщился, как мне показалось, с раздражением.

– Не требуй подробностей, Вэл, я не законспектировал лекцию Гренэлиса.

Он стал застегивать рубашку, и пальцы у него немножко дрожали. Эта дрожь впечатлила меня еще больше, чем дым в животе.

– Это больно? – спросил я бестолково, совсем растерявшись.

– Периодически, – ответил капитан. – Не постоянно.

Я бы жизнь отдал, чтобы его спасти. Серьезно, без пафоса и лукавства – если бы в этот момент появился вампир, и предложил мне занять место капитана, я бы согласился, чувствуя себя счастливым. Я бы исполнил свой долг, чувствуя себя счастливым. Может быть, я на свет родился именно для того, чтобы его спасти. Но вот он справился со своими пуговицами, подтянул меня за воротник поближе к себе, и еле слышно – в своей любимой манере – сказал:

– Велмер, пойми, наконец, что со мной покончено. Я отсюда уже не выйду. Прости, но это так. Не страшно – такое бывает. И с офицерами, и с солдатами иногда происходят неприятности. Это не катастрофа, просто еще один случай. Важно не это, а то, что происходит в Тиладе. Страна всегда важнее человека, Вэл. Ты слушаешь меня?

Я слушал…

– Какие у тебя планы, Вэл?

Я дернулся, вырывая свой ворот из его руки. В глазах жгло, как от чада. Он хотел, чтобы я вернулся домой, и был среди людей, преданных леди Хэмвей. Пусть я не очень умный, но я научился понимать его. Он хотел, чтобы я присмотрел за леди Хэмвей вместо него, доверил мне ее. Он всегда доверял мне больше, чем стоило.

– Я вернусь домой, – прохрипел я, вдавливая кулаки в щиплющие глаза.

Как было паршиво – не описать просто.

Он улыбнулся мне, посмотрел как на ровню, и мне снова показалось, что я его брат. И на секунду стало так хорошо – не описать просто. А потом он поцеловал меня в лоб, как ребенка, и это, наверно, было излишним, но мне все равно понравилось. И еще сильнее захотелось отдать жизнь за него.

– Иди, – сказал он спокойно, чуть оттолкнув меня.

Я встал с пола, и хотел распрямиться, но плечи скукоживались, а спина горбатилась. У меня оставался весь мир, а чувство потери было таким громадным, как будто мира не стало. Как будто я погребен в подвале, и считаю дни до смерти. Как будто со мной покончено.

Я отдал ему честь, развернулся резко, и побежал вверх по лестнице. А на улице нырнул в портал с такой спешкой, как если бы спасался от чего-то.

18

Альтея Хэмвей.

Ласточкин утес осязаемо изменился. Воздух стал другим – холодным, неспокойным, растерянным. Лилиан не была популярным правителем, но она хотя бы просто была. А теперь осиротевшая страна словно повисла на тросе над пропастью.

Собрание Лордов ознакомилось с бумагами из моего конверта, и принялось рассматривать мою кандидатуру за закрытыми дверями – мою, и моего соперника, имя которого не называлось. Тот также предъявил им некие доказательства своего права на наследство, и две сущности – малодушная и честолюбивая – боролись во мне подобно двум разъяренным буйволам. Я горячо желала получить трон, через минуту с тем же пылом надеялась, что смогу избежать безмерного пожизненного груза, а еще через пять минут жажда победы сотрясала меня горным камнепадом. Я измучилась сомнениями, метаниями, страхами, алчностью, гордыней, страстью, надеждами, благодарностью, истосковалась по Риелю, истерзалась неведением. Я согнулась до земли под тяжестью навалившейся на меня роли. Я рассматривалась под увеличительным стеклом Лордами и публикой, светилась в темноте мишенью для своего конкурента, и не могла выбросить из головы Лилиан, которая была недоверчивой и осторожной, и все же стала жертвой ловкого убийцы. Люди, отравившие ее, затаились – ни одного имени, ни одной зацепки. Место, недавно бывшее моим комфортным домом, стало казаться мне дремучим лесом, полным невидимых чудовищ; несколько офицеров канцлера оказались почти единственными людьми, на которых я еще могла рассчитывать. Господин Гренэлис создал мне стабильный щит, способный укрыть от оружия и боевой магии, но не от яда. Люди канцлера пробовали все, что я ела и пила, и вообще постоянно находились подле, но, вместо того, чтобы успокаивать, это только больше нервировало меня. Я чувствовала себя слабой и беспомощной безделушкой, и имела на то все основания, ведь ситуация не была моим решением. Нелепая судьба поставила меня в центр исторических событий, но не сделала значимой фигурой. К этой точке меня привели другие люди – они все решили за меня. Риель, Гренэлис, Шеил и Ксавьера мяли меня, как мягкую глину – каждый в меру своих сил; тянули и толкали меня, как неуклюжую повозку по вязкой почве, а я то бодро катилась, то буксовала, но всегда принимала их влияние. С протестами или удовольствием – я всегда поддавалась. И этот факт, откровенно говоря, не придавал мне ни решимости, ни веры, ни самоуважения.

За время занятий с господином Орейте – учителем канцлера – я более-менее постигла механизм выработки и использования своей энергии, и кеттар дал мне мой первый камень резерва, а перед этим – два экземпляра договора для ознакомления и подписи. Мы поставили свои росчерки на двух листах бумаги с коротким текстом и замысловатым рисунком, положили их в два конверта, и оба конверта запечатали. Все было очень просто, и Шеил зря переживал. Большое ли значение у этих бумажек? Разумеется, я намеревалась добросовестно выполнять условия союза, но не видела никакой проблемы в том, чтобы расторгнуть договор в случае, если он перестанет устраивать меня.

Я пришла к нему ближе к полуночи – при помощи телепорта, не удержавшись. В разговорах через транслятор он всегда поддерживал меня, но этого мне было невыносимо мало. Я хотела его тела, а не слов; хотела запаха кожи и пульсации артерий под моими ладонями. Мне показалось, что он был рад визиту – сдержанно, и даже чуть снисходительно, но рад. В постели я хлестала его своими чувствами, которые меня саму хлестали изнутри – и страхами, и гордыней, и страстью, и прочим; я была такой темпераментной и кипучей, что в пылу упоений и экстазов он назвал меня другим именем – Джани. Странно, но это оказалось не так больно, как я могла бы предположить. Ведь разум знал, что наша связь – просто декор, легкое украшение данного этапа жизни; что мы останемся при своих мирах, своих дворах и своих интересах. Он не заметил оплошности (или же сделал вид), и я «не заметила», и после, лежа в объятиях друг друга под простыней цвета гранатового вина, мы разговаривали спокойно и деловито – как партнеры, позволяющие себе время от времени плотские утехи.

– Я знаю, кто мой соперник, – бормотнула я, мазнув губами по щетине шеи. – Это мой брат.

– Тоже бастард? – прозвучал рабочий отзыв.

Я кивнула лежа, мазнув по щетине шеи носом и частью щеки.

– Оба ребенка моей матери – от короля Филиппа. Бедный отец.

Риель ощупью нашел мою ладонь, и накрыл своей.

– Что говорит Собрание Лордов? – спросил он с вовлечением и вниманием. – Кто из вас предпочтительнее?

Я лежа пожала плечами; Риель легонько сдавил мою ладонь – подбадривая и поторапливая.

В Тиладе система наследования власти не так пряма, как в большинстве стран континента – приемником не обязательно должен быть старший отпрыск, и не обязательно мужчина. Наши с Диланом шансы равнялись бы, не омрачись его облик подозрениями в убийстве Лилиан. Я не попала под подозрения благодаря своему притихшему положению и отсутствию в стране; незамаранная репутация приподняла меня над ним.

– Если бы потребовалось сделать ставку, я бы поставила на себя, – ответила я напряженно, и, чуть передвинувшись, легла грудью ему на грудь. – Сегодня тебе было особенно хорошо со мной, да?

Стоя у высокого узкого окна с безупречно прозрачным стеклом, я лицезрела город. Лойдерин пока не превратился в безжизненное нагромождение камней – золотые деревья еще не облетели, огненные бархатцы на клумбах не отцвели. В нашей столице всегда высаживали очень много бархатцев – они были призваны заменять солнце в многочисленные мрачные дни.

– Вы меня не слушаете, Альтея, – господин Гренэлис вздохнул где-то за спиной. – Я будто говорю с глухой стеной. Речь не о ваших желаниях!

В комнате было холодно – в замке Эрдли, наверное, не холодно только знойным летом. Я плотнее завернулась в шаль, и переместилась от окна к камину. Кеттар оказался сбоку от меня, а не сзади, и я смогла видеть его краем глаза. Он стоял в широком пространстве между низким диванчиком и шеренгой из пяти роскошных напольных канделябров, служащих интерьеру, а не освещению, и вертел в руках карманные часы. В своем щегольском наряде он походил на придворного вельможу, а не на ученого-отшельника, и мне никак не удавалось привыкнуть к его новому образу.

– Почему вы считаете, что он захочет жениться на мне? – спросила я скупо.

– Речь снова не о желаниях, – мне в тон ответил господин Гренэлис. – Канцлер прикажет ему, и он не посмеет ослушаться.

Я отвернулась к пламени, чтобы не показывать ему свое лицо, и отпечатанную на нем тоску. Пусть Риель – не мой мужчина, но брак с его братом – это просто какое-то издевательство.

– Откровенно говоря, я не понимаю, чем вы недовольны, Альтея, – произнес кеттар прохладно. – Все складывается как нельзя удачнее. Собрание Лордов поддержало вашу кандидатуру. И это правильно, иначе и быть не могло! На следующей неделе вы станете королевой. Свадьба и появление наследников упрочат ваши позиции.

Я глубоко вздохнула, и решительно повернулась. Замерзшие пальцы сами сцепились в крепкий замок.

– Господин Гренэлис, а вы не забываетесь? – мой голос прозвучал надменно и стыло, как мне и хотелось. – Вы правы, на следующей неделе я стану королевой. Вы правы, иначе и быть не могло. Но почему вы считаете, что можете указывать мне, как я должна поступать? И почему Риель считает, что может указывать мне?

Он зажал свои часы в кулаке, а резкие слова – в горле. Или мне просто показалось, что он желал сказать нечто резкое.

– Я ни в коем случае так не считаю, леди Хэмвей, – проговорил он примирительно. – Я пообещал вам свою поддержку, и просто пытаюсь выполнять обещание. Понимаю, вы рассчитываете на Собрание Лордов, но они знают вас лишь как одну из фрейлин Лилиан. Все здесь знают вас лишь как одну из фрейлин. Пройдет немало времени, прежде чем ваши подданные полностью примут вас. Вы должны хорошо зарекомендовать себя, и в этом вам потребуются советы Риеля, уверяю.

Я присела на диван – прямо напротив собеседника, и нечего не ответила. Его слова звучали резонно, но мне требовалось послушать еще резонных слов, прежде чем согласиться.

– Давайте будем честны, – продолжил он, глядя на меня сверху вниз, и оттого смотрясь еще представительнее, чем за секунды до, – Риелю нужны гарантии. Ваши личные отношения отнюдь не так надежны, как родство семей. Ваш брак с его братом будет прекрасным первым шагом к сближению двух стран.

Да боги, конечно, он прав! Риель открыто и беззастенчиво заговорил о своих интересах относительно Тилады при нашей первой встрече на его веранде. Я ведь не безголовая незабудка, чтобы полагать, будто он взялся помогать мне бескорыстно!

Почему, когда он назвал меня чужим именем в постели, мне не было так больно, как сейчас?..

– Свадьбу нужно устроить вскоре после коронации, не затягивая, – категорично бросила я, рывком вставая. – Как вы считаете?

Кеттар кивнул мне с уютной дружеской улыбкой.

Популярное мнение, что нет на свете ничего нуднее, длиннее и бессмысленнее, чем книга «Жизнеописание аббата Миланира» я разделяла до этого дня. В этот день – день своего бракосочетания – я осознала, что нет на свете ничего нуднее, длиннее и бессмысленнее, чем свадьба в Тиладе.

Все началось ранним утром, еще затемно, когда толпа незнакомых тетушек ввалилась в мою спальню, и почтительно выкинула меня из постели. Это такое странное ощущение: с одной стороны ты королева и с тобой вежливы, а с другой – неотесанная бестолочь, которую всему надо учить, а иначе ты спутаешь ночной горшок с молитвенником. Тетушки выкинули меня из постели, и начались бесконечные часы наведения красоты.

Вероятно, мои помощницы считали, что я не мылась последние пару месяцев, потому что купальные процедуры продолжались не менее трех часов. Меня терли, скоблили, намыливали, полоскали, втирали в меня попеременно зловонные и ароматные субстанции, снова намыливали и полоскали, снова умасливали субстанциями, терли и скоблили, намыливали и полоскали… Они так старались, будто хотели, чтобы на торжестве вместо кожи у меня была одна непрерывная ссадина.

Мытье оказалось подготовкой к другой муке – созданию прически. Меня дергали и тянули за волосы, запрещая шевелиться, крепили на голове некие металлические конструкции, обклеивали шиньонами и накладками, вплетали в пряди ленты, нити, бусы, усыпали блестками и какой-то трухой, обрызгивали липкими парфюмированными жидкостями. Продолжалось это невыносимо долго, а результатом стало немыслимое искрящееся нагромождение на голове, грозящее раздавить меня своим весом.

Я думала, что ужаснее наряда, чем наряд для коронации, мне уже не придется надеть, но я ошибалась. Свадебное облачение кроме того, что весило больше меня самой, еще и позвякивало, похрустывало, поскрипывало, и действовало на нервы подобно туче приставучих мух. Меня как будто поместили внутрь колокола, но не монолитного, а состоящего из сотен слабо закрепленных деталей. В этом кошмаре мне предстояло ходить во время официальной части мероприятия, а для вечернего бала полагалось переодеться в платье, стоимость которого приближалась к стоимости целой усадьбы с пахотными землями, охотничьими угодьями и чистокровными жеребцами. Это было платье, в котором выходила замуж мать Риеля, доставленное телепортом, потому что на шитье своего не было времени, а все вычурные наряды крошечной Лилиан категорически не подходили мне по размеру.

Когда подобающий вид был приобретен, началась череда церемоний. Первая из них – церемония очищения (ведь я еще недостаточно очищена!), которую будущие супруги проходят поодиночке. В специальном помещении специальный представитель духовенства читал специальные тексты, а я повторяла их с видом барашка – слово в слово, интонация в интонацию. Поначалу мне хотелось хихикать, потом – ругаться, а после я почти заснула, абстрагировавшись от смысла речей, благоговейного лица сановника, и даже от башни из металла и накладных волос, проминающей мне череп. Пробубнив священные тексты, я отмыла душу, подготовив ее к новой ступени развития, и свежевымытой душой посочувствовала своему жениху Райлану, для которого этот бессвязный набор заковыристых оборотов звучал еще и на чужом языке.

После духовной подготовки началась собственно церемония бракосочетания. Священник – древний, как замок Эрдли – изрекал долгую-долгую речь на устаревшем диалекте, и мы с Райланом оказались в похожих условиях: оба не понимали практически ничего. Немногочисленные гости, уместившиеся в придворной часовне, я убеждена, впали в глубокую летаргию наравне с нами, а толпе, оставшейся на улице, повезло больше. Конечно же, они развлекали себя болтовней и шутками, прикладываясь к элегантным фляжкам, и определенно не утруждались поддержанием трепетного почтения в облике. О том, что священные чтения завершены, я догадалась благодаря служке, поднесшему амулеты на маленьком золотом подносе. Мы с Райланом торжественно украсили грудь друг другу знаками Двух Светил, крепко взялись за руки, как детишки на прогулке, и с этого момента стали называться супругами.

Далее под возгласы, аплодисменты и бравурную музыку нас препроводили в сияющий зал, где, стоя на невысокой платформе, мы пропускали через себя длинную вереницу благородных подданных, принимая их цветастые поздравления. Да, подданные не ограничивались скромными репликами вида «поздравляю, желаю счастья», ни в коем случае! Каждый счел себя обязанным реализовать вычурное выступление, максимально наполненное лестнейшими эпитетами, известными цитатами из мудрых книг, а также красивыми иностранными фразами, не выходящими из моды с позапрошлой весны, как будто в конце праздника будет подведен итог, и автор самого претенциозного обращения получит дорогостоящий приз и всеобщий почет. Мы с Райланом стояли на постаменте плечом к плечу, улыбались сквозь боль в изнывающем от улыбки лице, кивали, подавали руки для поцелуев, и мне тогда казалось, что это испытание – одно на двоих – начало нашей невинной ласковой дружбы.

Когда неторопливая река поздравляющих пересохла, произошло кое-что воистину благодатное – нас покормили. Обед был коротким и легким (а для королевской свадьбы – так просто убогим), и после него традиционные таинства продолжились. Особый ритуал, чтобы в новой семье было много детей. Особый ритуал для процветания и благополучия. Особый ритуал, по итогам которого ты приобретаешь мудрость предков, знающих все о счастливых браках. Особый ритуал против любовных соблазнов на стороне. Особый ритуал просто ради ритуала… Все смешалось в моей голове, внешняя суматоха оттеснила сознание, и я уже начала забывать, что, собственно говоря, сейчас происходит, и зачем я здесь, и зачем здесь все эти люди.