Текст книги "Союзник (СИ)"

Автор книги: Соня Таволга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Когда эмоции погасли, холод воспылал. Я свернулась жалким калачиком на колючей подстилке, которая к утру сотрет мне кожу, и принялась печально выбивать зубами дробь. Если бы кто-то зашел в эти минуты в шатер, я умерла бы от стыда, но никто не заходил. И вот так, лежа на коврике, сжимаясь и дрожа нагими телесами, я к собственному изумлению подумала о том, что никто и не зайдет, потому что моя похитительница… уважает меня. Она велела мужчинам выходить в деликатные моменты ранее, а теперь велела не входить до того, как я приму пристойный вид. А ведь в лагере полно мужчин – их большинство среди ее солдат. Солдаты бывают злыми, я это знаю. Все знают. Они убеждены, что наши порядки к ним несправедливы, и отыграться на офицере, или, еще лучше, аристократке – это заманчиво сладкий пряник. Они – слабейшие из магиков, низшие в нашей иерархии, и все магические сословия относятся к ним с пренебрежением. К тому же, в Тиладе и большинстве других стран континента они несвободны – от рождения до смерти облачены в форму и обязаны служить отечеству, и это делает их положение худшим, чем у простолюдинов. Те, находясь на иерархическом дне, хотя бы могут выбирать, где жить и чем заниматься, а солдат ничего не выбирает – он безмолвный и почти бесправный инструмент системы. Офицеры тоже от рождения до смерти в форме, но им хотя бы статус позволяет чувствовать себя лучше. К ним не принято относиться с пренебрежением. Так вот, беспомощная пленница в лагере, иностранка, аристократка, и довольно привлекательная, между делом говоря – разве это не подарок, не прямое приглашение надругаться для забавы? Нет, не здесь. Ксавьера не допустит.

Плавая и путаясь в этих странных мыслях, мой разум засыпал. Он спотыкался и заплетался, перетрудившись, перенервничав за день – еще немного, и в этом полубредовом состоянии я начала бы проникаться симпатиями к капитану Дионте. К счастью, до этого не дошло – я заснула раньше.

А проснулась от того, что Мири легонько коснулась моего плеча. Оттолкнув ее руку, я резко села, скривившись от ноющей боли в спине, шее, и всем остальном теле. Кожу кололо, щипало и жгло – ее натер коврик, как и ожидалось. Знакомая темно-зеленая стопка лежала рядом.

– Ксавьера велела передать, что ждет вас на прогулку, госпожа, – сообщила Мири. – Вам следует одеться и выйти к ней.

Я издала нечто среднее между смехом и стоном, осторожно потягиваясь. Я все-таки надену это, да? Моя мучительная ночь в холоде и унижении напрасна?

– Мне не положено ни завтрака, ни воды для умывания? – осведомилась я с нарочитым высокомерием.

– Позже, – пообещала Мири. – Вашу одежду я тоже принесу позже. Я постирала ее, но она еще не высохла, простите.

Костюм пришелся почти в пору. Брюки были узковаты в бедрах, а куртка – в груди, но некритично. Главное, что сапоги – поразительно мягкие, легкие и удобные – оказались по размеру. На правом рукаве куртки, чуть выше локтя, серебряными нитями поблескивала раскрытая сосновая шишка с завитками – ниратанский герб. Мне подумалось, что в этом месте у меня все время будет гореть рука, но забыла об опасении в момент выхода из шатра.

Солнце, подернутое дымкой, сообщило, что время чуть за полдень. Второе после солнца, что бросилось в глаза – отсутствие солдат. Лагерь выглядел совсем пустым, только капитан Дионте в черном костюме и драгоценных перстнях подпирала плечом старую осину.

– Их нет, – флегматично поведала она. – Прочесывают долину, ищут конверт.

– Это глупо, – я пожала плечами. – Нельзя заглянуть под каждый куст.

Ксавьера чуть улыбнулась и зашагала через лагерь к лесу, жестом позвав меня за собой.

– Я сомневаюсь, что ты спрятала документы под кустом, – сказала она. – Они слишком ценны. Должно быть какое-то надежное место. Укромное, и в то же время приметное. Старые башни, разрушенные постройки. Здесь столько кустов, что ты сама никогда не нашла бы конверт, оставив его под одним из них.

Мы неторопливо шли по светлому лесу, усыпанному листвой и ветками после недавнего урагана.

– В округе есть несколько деревень и городков, – продолжила ниратанка спокойно. – Солдаты пройдутся по улицам и пивнушкам, поговорят с местными. Может, кто-то видел грудастую блондинку на лошади, – она бросила на меня улыбающийся взгляд. – Знаешь, мужики ведь часто обращают внимание на грудастых блондинок.

– А ты не думала, что я могла быть не одна? – спросила я с ехидством. – Что могла отдать конверт своему спутнику, который доставит его королеве?

Мне хотелось задеть ее, и это удалось. Ее лицо дернулось и помрачнело. Ее дела обстояли неважно, и она это знала. Миссия с треском провалена. Документы потеряны, шпионка раскрыта. Агент тиладской придворной службы безопасности, который помог ей выкрасть документы, разоблачен и с пафосом повешен на площади. Королева Лилиан в ярости, отношения между Тиладой и Ниратаном накалены до предела. Вот-вот война, в которой документы должны были послужить Ниратану козырем. Теперь уж не осталось ни крошек дипломатии, ни козыря, ни времени на лучшую подготовку. Когда о ситуации узнает ниратанский канцлер, Ксавьере, скорее всего, придет конец.

Кажется, где-то в глубине души я даже слегка сочувствовала ей. А может, злорадствовала – так запросто не разобрать.

Вскоре лес расступился, и мы оказались на берегу маленькой шустрой речушки с заросшим берегом. Ксавьера увидела старую истрескавшуюся корягу, согнала с нее ящерку, и уселась, вытянув длинные ноги в узких брюках.

– А ты самоуверенна, – заметила я, оглядываясь в поисках подходящего бревна для себя. – Совсем не боишься, что я могу сбежать?

Она запрокинула голову, безмятежно подставляя лицо бледному солнцу в облачной дымке.

– Ну, беги, – зевнула она, прикрывшись бриллиантово-сапфировыми пальцами. – Пытай счастье.

Я не нашла себе бревна, и села прямо на траву. Проверять бдительность солдафонки я не решилась.

Она молчала, все так же подставляя солнцу лицо, и выглядела совершенно расслабленной, довольной жизнью. Я украдкой наблюдала за ней, раздумывая, надолго ли у нее это настроение. И как скоро я дождусь повторения вчерашней процедуры беседы о конверте.

Еще сильнее, чем переменчивость настроений дикарки, меня тревожила судьба документов. Я успела избавиться от них, но не успела отправить весточку в замок. Не сообщила, где искать их в том случае, если не смогу забрать сама. У тиладских агентов оказалось немногим больше шансов найти конверт, чем у ниратанских солдат. Преимущество тиладцев лишь в численности. На поиски документов, шпионов и меня, наверняка, брошено множество людей, в то время как в распоряжении Ксавьеры их едва ли больше дюжины.

– Ты ведь никакая не фрейлина, – ее голос вторгся в шум речушки и ветра в кронах. – А кто?

Я отогнала приставучего жучка, жужжащего над ухом.

– У меня есть звание фрейлины королевы Лилиан, и еще я работаю на придворную службу безопасности. Многие тиладские аристократы заняты подобным. Наши способности необходимо использовать, так ведь?

Ксавьера сорвала травинку, и принялась медленно наматывать ее на палец. Потом выбросила изготовленное колечко, сорвала новую травинку, и повторила весь процесс. Все это время она молчала, сосредоточенно думая о чем-то своем. Обо мне она, казалось, забыла.

Я гнала от себя мысль о попытке побега, осознавая, что добром это не кончится. Только разозлю ниратанку, только вынужу ее быть бдительнее.

Внезапно я ощутила резкий, и весьма сильный толчок в спину. Этот толчок опрокинул бы меня и уткнул лицом в землю, если бы не воздушная петля, обвившая шею, откинувшая голову назад, и удержавшая меня в сидячем положении. Честно говоря, поразительно то, что шея при этом не сломалась, как сухая ветка. Руки сами вцепились в голову, дабы убедиться, что та на месте. Схватив ртом воздух, я не смогла проглотить его, и пришла в ужас от понимания, что душащие путы вот-вот убьют меня.

Скосив безумные глаза на Ксавьеру, я увидела, как некая сила швырнула ее в сторону, ударив о корявый ствол старого дерева. Тяжело упав на землю, она пружинисто вскочила, складывая пальцы в фигуры-заклинания. Воздух вокруг ее кистей задрожал, зримо густея, и разве что не искрясь. Она была зла, и заклинания выходили остервенелыми.

Воздушная петля спала с моей шеи. Тот, кто держал ее, очевидно, получил крепкий удар от Ксавьеры. Поднявшись, я стремительно развернулась, и увидела нападавших. Их было трое: двое мужчин и женщина. В своих изношенных дорожных костюмах они выглядели бродягами-простолюдинами, но все-таки были магами. Увернувшись от ветряной сферы, я безотчетно использовала заклинание, наткнулась на препятствие в виде перчаток, и выругалась в досаде. В этой схватке я оказалась беспомощной, и могла надеяться только на Ксавьеру.

И она справлялась. Один из нападавших уже крючился на траве, истошно вереща, и внутри он, скорее всего, представлял собой месиво. Заклинание изменения отняло у Ксавьеры много сил, и потому следующий удар она пропустила. Сгусток воздуха врезался ей в плечо, сбив с ног. Упав, она разбила висок о корягу, и кровь залила левую сторону лица.

Отличный момент для попытки побега! Но я трусливо укрылась за деревом, мысленно подбадривая ниратанку, и болея за нее.

Следующий сгусток она отразила, не вставая с земли, а через миг запахло палеными волосами и жженым тряпьем – эффектом легкой огненной волны. Отпрянув, бандиты прервали атаку, дав Ксавьере время на волну посильнее. В нос ударил запах поджаренной плоти, а в уши – отчаянные вопли. Вопли оборвались после пары финальных заклинаний, и в наступившей тишине Ксавьера разразилась громоподобной бранью.

– У трупов не спросить, какого рожна им было надо! – вскричала она в озверении. – Почему я не могу вовремя остановиться?!

В сердцах она даровала несколько пинков одному из тел. Будто бандит виновен в том, что преждевременно скончался.

– Мне кажется, это просто разбойники, – осторожно сказала я, выходя из укрытия. Солдаты-дезертиры, напавшие не на тех.

Очередная причина относиться к солдатам с предубеждением. Разбойники-маги в разы отвратительнее, чем чернь с тем же промыслом. Потому что опаснее, и потому что оскорбляют собой всех магов, все пять сословий элиты. Оскорбляют лично меня.

Ксавьера не ответила. Она прижала платок к разбитому виску, и, присев на корточки у кромки воды, стала умываться. Мысль о побеге мелькнула вновь, и вновь я не решилась.

– Не думала, что ты убьешь их, – призналась я. – Достаточно было хорошенько отделать. Это же обычный сброд…

Ксавьера встала рывком.

– На меня напали с боевой магией! – рявкнули мне, будто это я напала. – Не с дубинкой, растопчи тебя песья рожа, а с магией! Ничто не бесит меня так же сильно! – чуть отдышавшись, она добавила спокойнее: – Кроме того, я должна была защищать тебя. Пока ты одна знаешь, где конверт, твоя жизнь имеет ценность.

Она улыбнулась, и улыбка показалась мне похожей на те, что у демонов Тьмы, изображенных на фресках нижних залов храмов Создателя. Озноб пощекотал мне кожу от пят до макушки.

– Завтра утром мы выезжаем в Ниратан, – нейтрально сообщила Ксавьера, разглядывая свою рану в карманном зеркальце. – Пусть вместо меня с тобой говорит канцлер.

Как я и ожидала, лошадь мне не вернули, предложив ехать с худеньким солдатом. Одежда так и не высохла из-за дождя, и мне пришлось остаться в ниратанской форме. Ксавьера сказала, что путь до столицы Ниратана займет около двух недель, если не случится никаких неожиданностей.

К вечеру первого дня пути в голове обосновалась мысль о побеге. Теперь это была не мимолетная идейка, а полноценная, добротная задумка, которую я планомерно выстраивала и укрепляла.

Я заметила, что солдаты, боящиеся встретить опасность в том месте, где неоткуда черпать энергию, кроме длинных клинков и арбалетов носят с собой кинжалы – маленькие и аккуратные, почти полностью скрытые длинными рубашками. Если бы мне удалось выкрасть такой, я тоже смогла бы спрятать его под своей рубашкой до поры. Против самого захудалого мага с подобным оружием не пойдешь, но всяких отщепенцев хватает и среди простолюдинов. И диких зверей в лесах полно. Если отправляться в путь в одиночку, полезно иметь при себе хоть какое-то оружие.

Разбивать лагерь на ночлег не стали. Вечер был ясным, дождя не ожидалось, и Ксавьера решила, что можно лечь спать под открытым небом. Каково же было мое недовольство, когда худенький солдат, с которым я делила жеребца, приковал меня за ногу к дереву тяжелой цепью.

Следующий вечер оказался дождливым и ветреным, и было поставлено два шатра. В одном из них, в тесноте, разместился десяток солдат. В другом – Ксавьера, Мири, и я. Недолго думая, Ксавьера приковала мою ногу цепью к ноге Мири. Отлично! Теперь, чтобы сбежать, мне пришлось бы убить или оглушить Младшую, и тащить с собой ее тело.

Я приуныла. Если так пойдет и дальше, о побеге под покровом темноты можно будет забыть.

Но уже назавтра случился сюрприз. Сумерки застали нас в неком маленьком городке, и Ксавьера пожелала заночевать в трактире. Я обрадовалась. Как и ей, мне хотелось нормальную кровать, удобную ванну, и ужин за настоящим столом.

В ночлежке на нас смотрели с недоверием и настороженностью – точнее, на наши серебряные сосновые шишки на рукавах. Но обслужили хорошо – не хотели ссориться. Простолюдины редко хотят ссориться с магами.

В этот раз капитан положила меня на свою кровать – чтобы охранять самой. Вместо цепей самоуверенная Ксавьера защелкнула на моем запястье браслет с колокольчиком, и предупредила, что спит очень чутко. Погасив лампу на столике, она отвернулась от меня, и вскоре заснула.

Некоторое время я тихо лежала в темноте, боясь лишний раз пошевелиться, прислушиваясь к мерному глубокому дыханию. Преодолев все сомнения в ее сне, я решила, что пора действовать.

Будь на ее месте Мири, совесть вряд ли позволила бы мне поступить так же. Но жестокое обращение Ксавьеры замутнило мои отменные моральные качества, и я с силой ударила ее по голове своей тяжелой перчаткой. Колокольчик зазвенел, но ниратанка не успела его услышать.

Суматошно вскочив с кровати, я замерла в темноте, задыхаясь от сердца, колотящегося в горле. Ксавьера не реагировала. Мелькнула шальная мысль зажечь фонарь, посмотреть, как она, но эту идею я быстро отмела как неразумную. Выставив вперед руки, чтобы в темноте не собрать препятствия лбом, я двинулась к двери со всей возможной торопливостью. Дернув дверь, я поняла, что та заперта. Пришлось, трясясь, вернуться к кровати, и ощупью обыскать карманы Ксавьеры. Я занималась этим вечность, и то была страшная вечность. В отдельные ее секунды мне хотелось, чтобы ниратанка проснулась, завершив мою нервную муку, лишив выбора, и позволив успокоиться мыслью, что я сделала все возможное, забралась на максимально доступную высоту, и теперь вверена судьбе. Наконец, ключ от двери был найден. Найди я заодно ключ от перчаток, это была бы нечеловеческая удача. Ее не случилось, но, бегом спускаясь по тускло освещенной лестнице, я нисколько не унывала из-за того. Взлетая на чьего-то коня, в амуниции ожидающего всадника (какой подвох? никакого подвоха!), я не имела ни малейших претензий к своей доле. Я была самым везучим, ловким и счастливым человеком в мире, и каждое создание, наделенное разумом, завидовало моим любовным отношениям с фортуной. Даже звезды, тонкими гвоздиками истыкавшие эту теплую летнюю ночь, нестерпимо завидовали мне.

Еще долгое время я гнала коня, не разбирая дороги, а когда эмоции померкли, перешла с галопа на рысь, и мирно ехала куда-то до рассвета. На рассвете пошел сильный дождь – еще один поцелуй фортуны – мои следы потеряются в грязном месиве. Я так и не раздобыла кинжал – это было царапиной на гладкой полированной поверхности моего пути. Без оружия и магии на тракте небезопасно. Но если мне продолжит везти, я доберусь до Тольсена без приключений, заберу у Лэри конверт, и смогу, наконец, вернуться домой.

3

Шеил Н-Дешью.

Карта гонца привела к первой синей ленте, завязанной на осиновой ветви. Четверо солдат-сопровождающих разошлись по сторонам в поисках следующей метки, а я остался с лошадьми, комарами и беспокойством. Это было не первое ответственное задание в моей жизни, не второе и не десятое, но оно казалось сложнее, чем все предыдущие, и я догадывался, почему. Потому что ниратанская шпионка, до безобразия дерзкая и удачливая, нанесла жестокий удар по моей вере в себя. Карьера, репутация, расположение Лилиан безмерно важны мне, но вера в себя бесценна. Если прохвостка снова скроется, если бамаги ускользнут, не знаю, как я переживу это падение. Наверное, после такого краха это буду уже не я.

Забавно. Будь то школа, кулуары двора, компания приятелей в пабе, любимый бордель в Лебедином парке, офицерские квалификационные сборы или семья – в любой компании, в которой мне выпадало вращаться, ко мне цеплялось одно и то же прозвище – Отличник. Разные люди, не знакомясь друг с другом и не сговариваясь, просто давали мне его, и оно приживалось. Быть отличником – моя первейшая потребность, и она всем бросалась в глаза. Это задание – оно как экзамен. Я либо отстою свое право быть собой, либо нет.

Леди Хэмвей. Она всегда мне нравилась. Да, ей не чужды снобизм и высокомерие знати, и, имея со мной приятельские отношения, она, разумеется, не считала меня ровней, но это не ее личная характеристика. В Тиладе иерархия сословий – это скелет, к которому крепится все социальное устройство. Твое сословие – это твое первое лицо, а все остальное – род занятий, должность, происхождение, личные качества и заслуги, образование и даже материальная обеспеченность – в остальных ролях. Прекрасные придворные дамы из высших сословий – аристократки и целительницы – с удовольствием танцевали со мной на балах и очаровательно мне улыбались, но все равно смотрели свысока. Даже те из них, чьей основной деятельностью были выбор нарядов и посещение балов. Блистательная леди Хэмвей, нежный белый цветок, успешно занятый в Службе безопасности – звезда нашей придворной экосистемы. Да, она самолюбива, кичлива и порой заносчива, но она способна к самоиронии, весела и воздушна, как декоративная птица в саду, и это вызывало невольную симпатию у тех, у кого не вызывало зависть. Конечно, я выполню приказ королевы, потому что отличники никогда не нарушают приказов, но не стану говорить, что это будет легко. Видят боги, это будет очень трудно. Когда она пила со мной шампанское на веранде, рассказывала о своих ухажерах, о новых розах в своем саду, о том, как потеряла чулок в часовне, она не предполагала, что однажды я перережу ей горло. Или проткну сердце, или сломаю шею. Там будет видно.

– Следующая метка к юго-востоку отсюда, капитан, – сообщил вернувшийся солдат.

Направление и без того было понятно – шпионы держат путь в Ниратан, куда же еще? А то, что синяя ленточка найдена – это хорошо. Мы идем по следу. Люди Велмера проложили нам маршрут.

Имелось желание сделать привал, но я не стал. На душе было тревожно. Из-за ответственности всего дела, из-за бросившей мне вызов прохвостки Дионте, из-за несчастной обреченной леди Хэмвей, из-за солдата Велмера Виарана, слишком неопытного, молодецки-горячего и бесшабашного для командования отрядом. Зря, зря я назначил его. Несколько дней назад я радовался выбору, теперь уже нет. Что-то я совсем распсиховался. Промедление только взвинчивает нервы, так что мы не будем медлить. Никаких привалов. Пока есть хоть немного света и видимости, идем вперед.

Когда плотная ночь остановила нас, придавив к тому месту, где мы находились, я лежал в крошечной палатке, и думал о Виаране. О том случае, когда его, в то время семнадцатилетнего шкета, в очередной раз арестовали за наркотики и вызванный ими дебош. Мне довелось страстно облобызать ботинки председателя распределительной комиссии, чтобы его не сделали навек казарменной обслугой где-нибудь в верховьях Церлы. И вот тогда, где-то между лобызанием ботинок председателя и выбиванием души из мелкого паршивца, я понял, что никогда его не брошу. Этот проблемный зверенок, сирота с малолетства, никому отродясь не был нужен, значит, будет нужен мне. Его облагораживание – это неплохое хобби, способное разнообразить будни службы; это сложная и достойная задача, требующая характера и творческого подхода. Я полюбил мальца с его первого разгильдяйского опоздания на построение – может быть, потому, что сразу увидел в нем свою противоположность. Я даже к завтраку в родительском доме никогда не опаздывал, даже если упражнялся в заклинаниях и зубрил Устав до утра.

Мне немного неловко от серьезного подозрения, что он неверно толкует мое расположение. Всю жизнь я в равной степени увлекался женщинами и мужчинами. С определенной поры отношения с женщинами стали трудны и болезненны для меня, и я полностью переключился на мужчин. Вернее, на мальчиков из борделя в Лебедином парке. Это не секрет ни для кого, включая моих солдат, и иногда у меня чувство, будто Виарана напрягает то, что я выделяю его из остальных. Иногда у меня чувство, что он попросту боится меня – не так, как меня боятся остальные солдаты, а по-другому. Может, стоило бы обсудить это с ним, но я не из тех, кто умеет говорить о личном. Я этому не обучен.

Зазор между полотнами палатки стал мутно-серым, и это символизировало рассвет. Ранний июньский рассвет – скорее ночь, чем утро, но это уже не кромешная тьма. Пора в путь. Выбравшись на воздух, я негромко свистнул особой трелью, в походах означающей подъем, и стал перебирать в уме ругательства, которыми меня мысленно ласкали невыспавшиеся солдаты.

Потом был день, потом ночь, еще дни и ночи, а потом в золотистых закатных лучах, пробивающихся сквозь кроны, я увидел тело в нашей форме, лежащее лицом вниз. Вокруг ширилась поляна с примятой травой, лесными колокольчиками, кострищами и дырами от кольев шатров. Здесь был лагерь, а в лагере произошло сражение. Обожженные щепки валялись всюду, кровавые искры украшали зелень. Спешившись, я перевернул тело, следя за тем, чтобы двигаться не судорожно и в отчаянии, а спокойно и толково. Чтобы блюсти имидж. Этому парню, Одрину, было девятнадцать лет – вчера из школы. Осторожный, благоразумный, рассудительный – но это ему не помогло. В нескольких шагах, за ореховым кустом, мы нашли сразу два тела – Ланы и Тома. Тоже мои. На краю поляны, в переломанных зарослях малины лежал Винсент, наш походный певец, лютнист и талант. Четыре человека, еще не окоченевших. Я никогда не опаздывал к завтраку в родительском доме, зато опоздал на побоище, учиненное моим людям.

Отвратительно звучит, но я как-то не удивился. Такое чувство, что я ждал именно этого. Сразу после аудиенции меня накрыло пессимизмом и опасениями, которые так и не улетучились. Едва закрыв за собой двери королевского кабинета, я обнаружил в себе понимание, что все будет плохо. Все было плохо с момента появления Дионте на нашей земле.

– Ищите остальных, – сказал я тихо, не поворачиваясь к солдатам.

Искать не пришлось – трое оставшихся вышли сами – вероятно, разобравшись, что здесь свои. На руках у более-менее целого Калена лежала мертвая Ронда. Велмер тяжело опирался на палку, и выглядел плохо. То есть, из всего отряда – трое выживших, включая гонца. Это успех, капитан Н-Дешью. Ты блещешь, как никогда.

Кален осторожно положил тело на траву, и отдал честь, щелкнув каблуком. Велмер не стал этого делать – его ступня висела на трех нитках, ее почти оторвало. На груди, стянутой тряпкой, сырело большое алое пятно; по белому обморочному лицу бороздой тянулся глубокий, сочащийся кровью, порез. Светлые вихры рябели опаленными кончиками. Мне было физически больно смотреть на него, но не из-за ран. Потерять пятерых, впервые приняв командование… Нет, приятель, я никому не желаю быть на твоем месте.

– Слушаю, – сообщил я, так же тихо, как будто еле-еле.

Виаран не смотрел на меня совсем. Им предписано смотреть в правое плечо – ни в коем случае не в лицо, или, упаси Праматерь, глаза. Только в плечо – таковы правила, кто их придумал? Даже я, учебниковый червь, считаю это излишним. Велмер таращился на траву вокруг моих сапог, и мне все время казалось, что он сейчас упадет.

Когда большинство ниратанцев отправились на промысел, командир нашей группы принял решение атаковать. В лагере оставалось всего двое солдат и один офицер – возлюбленная Дионте – против них у семерых тиладцев были неплохие шансы. Наверное, все получилось бы – и одолеть лазутчиков, и освободить пленницу, и заполучить документы, но стремительно налетел ливень, и разошедшиеся за дичью и грибами солдаты поспешили вернуться к шатрам. Бой вышел неравным. Мы опоздали на полчаса.

Виаран пробормотал свой доклад, и осел на траву. Я вступил в мысленный спор с самим собой о том, что он сейчас сделает – потеряет сознание или зарыдает. Его вид указывал на то, что эти два варианта равновероятны.

– Похороните убитых, – велел я остальным. – Не забудьте про таблички с именами для родственников.

Все занялись делом, я сел напротив Велмера. Слов не было.

– Я нарушил ваш приказ, капитан, – пробубнил он предсмертным недоголосом. – Я виноват.

Нет, на самом деле это я виноват. Ты не готов к ответственности, а мне показалось, что готов. Что я, весь такой молодец, гений педагогики, тебя воспитал. Что научил тебя выдержке, здравому смыслу и дисциплине. Куда там. Стоило соблазну сверкнуть на горизонте, ты забыл приказ наблюдать и не соваться – ты, паршивец, сунулся. Ты поддался азарту, забыв обо всем. По возвращении в замок я сдеру с тебя шкуру, и так, без шкуры, брошу в подземелье. Хотя на самом деле это я виноват.

– Что с леди Хэмвей? – спросил я спокойно.

– Мы не видели следов ее присутствия, – прозвучал предсмертный недоголос. – Я думаю, ее не было в лагере.

Неужели смогла сбежать? Что ж, это только усложняет дело. Это значит, что мне придется разыскивать ее, чтобы выполнить свою работу.

– Они погибли, капитан… – прошептал Велмер, и голубые фонари глазищ налились соленой водой. – Пять человек…

Не знаю, чего во мне больше – жалости или злости. Неважно. Я буду думать только о работе. Я встал на ноги, и нейтрально спросил:

– Ты сможешь ехать верхом?

Альтея Хэмвей.

Такое чувство, что над Тольсеном всегда висит туча – персональная, тольсеновская – и каждый час делает свое мокрое дело. Даже если везде, во всех окрестных лесах и полях – стабильные сушь и солнце, в этом городишке непременно будут стоять затухшие лужи, улицы будут чавкать грязью, а от домов и деревянных настилов тротуаров будет тянуть гнилью. Это город-болотце, и странно, что лягушки в нем не разлетаются из-под ног.

Я добралась до него за три дня, объезжая стороной селения, чтобы не смущать жителей ниратанской формой, стальными перчатками и дурацким колокольчиком, который я так и не смогла снять. Всю дорогу приходилось питаться ягодами и грибами, мучиться животом и язвами на губах.

Холодной ветреной ночью я вошла в знакомую "Ночную нимфу". Вновь заказать Лэри не удалось – сутенер требовал деньги вперед, а денег у меня не было. Я смогла только махнуть ей рукой и дождаться на улице, за хозяйственными постройками. Получив конверт с нетронутой печатью, я возликовала. Бордельная девчонка меня не подвела. Попрощавшись с ней, я взяла под уздцы своего чудесного краденого жеребца, и зашагала по темной безлюдной улице. Зрение выхватило во тьме гостиницу, но нищей мне она была недоступна. Вновь ночевать в лесу не хотелось, и я настроила зрение на поиск сарая, в который можно было бы забраться. Я медленно месила грязь, погруженная в подбор ночлега, как вдруг дорога ушла из-под моих ног. В голове мелькнуло, что я, кажется, падаю, а далее – полный провал.

Я очнулась на кровати, в теплой освещенной комнате. Скорее всего, в той самой гостинице, на которую я поглядывала с тоской. Ксавьера сидела в старом кресле у окна.

– Спасибо, – улыбнулась она, заметив мое пробуждение, и издевательски помахала мне конвертом.

Я зажмурилась, поняв все мгновенно, застонав от злого отчаяния. Как же глупо я попалась!

– Ты хотела, чтобы я сбежала…

Ниратанка улыбнулась шире; ее глаза, похожие на маслины, счастливо горели. Она промолчала.

– Ты рисковала, – заметила я, осторожно садясь на кровати. – Я сильно ударила тебя по голове. Могла и убить.

Ксавьера так явно наслаждалась ситуацией, что мне стоило больших усилий не заверещать от досады во все горло.

– Мне приятно, что ты волновалась обо мне, – хмыкнула она, – но это напрасно. Я выставила простенький щит, который пробьет любая магия, но не хиленькие ручки придворной леди. Ты бы почувствовала его, если бы чуть меньше психовала и суетилась.

Я не почувствовала. Я нервничала, спешила, почти не верила в успех. Психовала и суетилась, да.

– Если ты ждала, что я сбегу, зачем заперла дверь?

– Я подумала, что открытую дверь ты посчитаешь подозрительной.

Я отвернулась и закрыла глаза. Хотелось плакать от обиды, разочарования, злости на себя. Я сильно закусила губу. Не хватало разреветься перед гадкой дикаркой.

В этот момент я себя просто ненавидела. Не получалось даже злиться на Ксавьеру – слишком сильна была злость на себя. Неужели я действительно попалась на такой дешевый крючок? Какая же глупость…

Может быть, потому она и вынудила меня носить ниратанскую форму – ведь в ней так легко спрятать солдатский кинжал, без которого я могла не решиться на побег. И, конечно, она не оставила в своих карманах ключик от перчаток – она ведь рассчитывала еще попользоваться ими…

И самое главное, как я могла три дня не замечать слежку?!

– Знаешь, что было сложным для меня? – спросила Ксавьера, блестя глазами, как черными зеркальцами.

– Ну? – буркнула я, готовясь к новому унижению.

– Не закатиться смехом, когда ты рылась в моих карманах в темноте.

Глазам стало горячо и мокро. Ну и пусть – это уже мелочи. Я проиграла, терять нечего, падать некуда. Все плохо, и пусть будут слезы, мне все равно.

– Что теперь? – с усилием спросила я, поймав соленые дорожки губами. Язвочки от кислых немытых ягод мерзко защипало.

Ксавьера закинула ногу на ногу, приняв вальяжную позу хозяйки положения. Ее облик светился торжеством и превосходством, но теперь это были благородные торжество и превосходство, а не девчачий восторг победительницы в игре.

– Ты знаешь, что именно лежит в конверте? – спросила она серьезно.

– Нет, – честно ответила я. – Мне не полагается это знать.

Она неторопливо убрала бумаги в сумку на своем поясе, встала, и удовольствием потянулась, словно сидела в этом кресле всю ночь.

– Теперь мы продолжим путь, – ответила она с задержкой. – Мне не терпится предъявить канцлеру результаты своей работы – документы и тебя.