Текст книги "Другие люди"

Автор книги: Сол Стейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Глава 45
Франсина

Ты допустила ошибку. Ты знаешь,что допустила ошибку. Ты не исправляешь ее. Ты находишь, чем себя занять, лишь бы отгородиться от нее, а потом будет поздно что-либо менять.

Я не собиралась вычеркивать Томасси из своей жизни, не дав нам еще одного шанса. Я пыталась выискать возможность извиниться за глупость нашей ссоры. Я хотела, чтобы он вновь ласкал меня, чтобы я могла ласкать его.

Я полагала, что телефонным звонком ничего не решишь. И я не хотела звонить, чтобы договориться о встрече. В субботу, решила я, он должен быть дома. И поехала к нему от родителей. Дома его не оказалось. Я зашла в ближайший кафетерий и просидела там сорок минут, предположив, что он отъехал в магазин. Вновь вернулась к его дому. Никто не отозвался.

Ответ напрашивался сам по себе. Он отреагировал на нашу ссору, встретившись в пятницу вечером с Джейн или с какой-то другой. Он говорил, что не остается на ночь у женщин. Тогда почему его нет дома в субботнее утро?

Может, теперь мистеру Одиночке понравилось (после знакомства со мной) проводить ночь с женщиной? На полпути к дому родителей я развернула машину и вновь поехала к нему.

Никого. Надо оставить записку. Что написать?

Я разорвала три первых варианта. В щель между дверью и косяком всунула клочок бумаги с двумя фразами: «Я приехала. Тебя не было».Подписываться я не стала.

Звучало как обвинение. Я вылезла из машины, подошла к двери, добавила: «Извини».

Может, он даже не знает моего почерка!

Я позвонила Биллу. Я знала, чего можно от него ждать. Он утешит меня. Похвалит. Встреча с Биллом ничего для меня не значила, но поймет ли это Билл или решит, что это шаг ему навстречу.

Как выяснилось, субботний вечер у Билла был занят. Мне требовалась помощь, но кто-то пытался защитить Билла от меня.

Билл перезвонил. Ему удалось открутиться от субботней встречи.

– Почему?

– Ты у меня на первом плане, Франсина.

Слова его мне особо не понравились, поскольку я ждала от него лишь дружеского участия. Будь осторожен, Билл,так и хотелось мне сказать, это другая лига.Он предложил заехать за мной, чтобы мы могли пообедать, а потом пойти в кино.

Как и ожидалось, папа Уидмер выказал радость при виде вошедшего в дом Билла Эктона.

После краткого обмена любезностями, я потянула Билла к двери.

– Мы вернемся поздно, – известила я тех, кто хотел меня слышать.

– Поздно для чего? – переспросил он, когда мы вышли на улицу.

– Для беседы за обеденным столом, дурачок.

– Я не заказывал нам столик. Не знаю, куда ты хочешь поехать.

– Первым делом, к себе домой. Там я не решусь появиться без сопровождения, – и я взяла его под руку.

– Разве этот тип все еще на свободе?

– Полагаю, что да. Кажется, его выпустили под залог. Он ниже тебя.

– По-моему, незачем о нем и вспоминать, – рассудительно заметил Билл.

– Согласна. Поехали.

На стоянке, не вылезая из машины, я посмотрела на окна верхнего этажа. Темно. Во всех комнатах.

– Должно быть, они куда-то ушли, – предположила я.

– Хорошо бы, в ад.

Я рассмеялась.

– Ты знаешь, что я имею виду, – продолжил Билл. – Франсина, я не так глуп, как ты иногда думаешь.

– У меня и в мыслях не было считать тебя глупцом, – солгала я.

– Я лишь хочу сказать, что мне иной раз хочется, чтобы ты не была такой умной или красивой, какая ты на самом деле.

Наверное, на моем лице отразилось изумление, потому что он пояснил.

– Тогда, наверное, и у меня был бы шанс.

Ну как поступить женщине в такой ситуации? Мне нравился Билл. Я ему доверяла. Спал ли он с девушкой, которой отказал сегодня в свидании? Он предпочел меня, идиот.

Мы не пошли ни в ресторан, ни в кино.

Я достала из буфета бутылку, мы немного выпили, послушали музыку, выкурили «косячок». Я взъерошила ему волосы, поцеловала в щеку, позволила поцеловать себя в губы.

Я глубоко затянулась горьковатым дымком, долго не выпускала его из легких, затем с неохотой передала «косячок» Биллу.

Я чувствовала жар его страсти. Он никогда не отличался похотливостью, мой друг Билл, близкий к тому, чтобы стать моим экс-другом Биллом, в случае, если Томасси возьмет меня. Просто он хотел женщину, для которой, по его разумению, не представлял никакого интереса. В таких случаях говорят: отдалась из жалости. Господи, как я ненавижу это слово, из жалости к кому? К нам обоим! Так что вместо обеда, вместо кинофильма Билл получил меня и мои уговоры остаться на ночь, после того как я позвонила родителям и сказала, что Билл привез меня на мою квартиру и у меня все в порядке. Не стала я возражать, и когда он разбудил меня ночью, хотя, отдаваясь, думала о записке, всунутой в дверь Томасси, пытаясь представить себе выражение его лица, когда он прочитал ее. И почему, почему он не звонит?

Комментарий Томасси

В субботу вечером, по пути из Сиракуз в Ла Гардия самолет снова болтало, а в голове у меня путались мысли. То я думал о старике, о том, как поздно в зрелом возрасте проявляем мы любовь к ближним, то об этой сучке Франсине, отвергшей меня в тот самый момент, когда я начал меняться, избавляясь от тех качеств, которые ей особенно не нравились, начал думать, что могу жить иначе, вместе с другим человеком. Я не мог изменить свой возраст, не мог стать англосаксом, не мог отказаться от своего призвания. Но мог без ревности воспринимать ее призвание, если у нее таковое откроется. А что я мог научиться делить с ней? Постель, это у нас уже получилось. Кухню? Дом? Не хотелось об этом думать, но как я мог не думать об этом?

В Ла Гардия я потащился к стоянке такси, чтобы обнаружить там длиннющую очередь. Что это я? Я же оставил свою машину в аэропорту. С большим трудом я ее нашел, не мог вспомнить, в каком секторе автостоянки припарковал ее, потом не смог найти ключи. Я вывернул наизнанку все карманы, один за другим. Неужели оставил в Осуэго? У меня были ключи от взятого напрокат «шевроле». Я их отдал. А что я сделал со своими ключами? Влюбленность – это какое-то безумие.

Пришлось воспользоваться ключом, который я хранил в тайнике под капотом. В таком состоянии я не мог ехать к ней, надо было взять себя в руки, успокоиться, подумать, что я ей скажу.

Не знаю, что бы произошло, если бы из аэропорта я поехал прямо к дому ее родителей. Но я прибыл домой, нашел записку Франсины, принял горячую ванну, подумал о старике, похвалил себя за то, что побывал у него, подумал о Франсине, о том, что с утра позвоню ей, подъеду, и все воскресенье мы проведем вместе. Почему-то мне приспичило, разумеется, при хорошей погоде, погулять с ней в Центральном парке.

Спал я крепко, но недолго. Вскочил в шесть утра, готовый тут же отправиться в путь. Надел водолазку и пиджак спортивного покроя, которые, по моему разумению, могли ей понравиться. Я так оделся с тем, чтобы выглядеть моложе? Надо забыть о подобных мыслях. На завтрак я поджарил яичницу с ветчиной, съел четыре гренка с моим любимым апельсиновым мармеладом. Второй раз за утро почистил зубы. Завернул на автомобильную мойку. Только сумасшедший мог мыть машину, когда шел дождь. Потом пропылесосил салон. Из телефонной будки набрал номер ее родителей, надеясь, что она возьмет трубку. После четвертого или пятого гудка я занервничал. Но тут сонный голос Неда ответил: «Слушаю».

– Извините, Нед, это Джордж Томасси. Я только что вернулся из Осуэго и хотел застать Франсину до того, как она уйдет. Она проснулась?

– Я еще нет. Она позвонила вчера вечером, чтобы сказать, что ночевать не будет.

– Она не могла поехать в свою квартиру? Козлака же выпустили под залог!

– Надеюсь, что нет. Она… – он замолчал, похоже продолжать ему не хотелось.

– Откуда она вчера позвонила?

– Я не спрашивал. Вы же знаете, Джордж, она уже взрослая. Я не контролирую, как и с кем она проводит время.

Я поблагодарил его, извинился за то, что разбудил. Она уехала на свидание? Я ревную? Глупость какая-то. Я позвонил в ее квартиру. После нескольких звонков сонный голос Франсины произнес то же слово: «Слушаю».

Я повесил трубку. Мне не хотелось извиняться за то, что разбудил ее. Прыгнул в машину и поехал, соблюдая все правила дорожного движения, потому что мне чертовски хотелось добраться до ее дома живым.

– Кто там? – спросила она все тем же сонным голосом, указывающим на то, что после моего звонка она вновь заснула.

– Джордж.

Она приоткрыла дверь, не снимая цепочки. Неужели она не верила, что это я?

– Подожди минутку.

Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но прошло две или даже три минуты, прежде чем она вернулась и впустила меня в квартиру. Она накинула халатик. Возможно, даже пару раз провела гребнем по волосам. Если и нет, меня это не волновало. Выглядела она точно такой, как я представлял ее себе.

– Ты знаешь, который теперь час? – спросила она.

Я посмотрел на часы. Без малого половина восьмого.

– Извини, что заявился так рано. Я подумал, что мы могли бы провести этот день вместе. Нам есть о чем поговорить. Я уверен, что дождь скоро кончится. Я подумал, что мы…

– Где ты был вчера?

– В Осуэго, у своего старика.

– Ты нашел мою записку?

– Я намеревался поехать к мсье Уидмеру прямо из аэропорта. Хорошо, что решил подождать до утра. Я нашел твою записку. Едва не сорвался с места, чтобы примчаться к тебе. Но все-таки остался дома. Утром разбудил твоего отца. Подумал, что тебе тут страшно одной.

Я протянул к ней руки, как прежде, но она не пришла в мои объятия.

– Джордж, не мог бы ты погулять или покататься на автомобиле и вернуться сюда через полчаса?

– Идет дождь. Кроме того, я хочу остаться здесь.

– Мне надо одеться.

– Я посмотрю, как ты будешь одеваться.

– Пожалуйста, Джордж.

Я никак не мог понять, в чем, собственно, дело, пока не заметил, что дверь в спальню плотно закрыта.

– Пожалуйста, дай мне полчаса.

Наверное, сказался инстинкт адвоката, которому приходилось вести и бракоразводные процессы, а может, меня подтолкнуло невысокое мнение о роде человеческом. Я шагнул к двери, прежде чем она успела остановить меня, открыл ее.

Мальчишка в кровати сжался от страха. Вероятно, она предупредила его о том, что могло произойти.

– Ты кто, черт бы тебя побрал? – прорычал я.

– Билл Эктон.

Франсина уже стояла за моей спиной.

– Он не виноват. Я пригласила его. Давай поговорим. Я все объясню.

Я повернулся к ней. Подумал о Козлаке, который изнасиловал ее в этой спальне. Этот сопляк ее не насиловал. Она пригласила его. Одногодка.Я очень боялся закипающей во мне ярости, а потому вышел из квартиры, не хлопнув дверью.

Глава 46
Уидмер

Суббота для меня день отдыха. Воскресенье – день умиротворения. В субботу мы с Принсиллой ничего не делали, вечером сходили в кино на ранний сеанс. После разбудившего меня звонка Джорджа я не стал ложиться в постель и решил поработать в саду. Сейчас облачусь в джинсы и футболку, подумал я, и пересажу, наконец, азалию, бурно разросшуюся у мраморного фонтана. Но перед тем как умыться, выглянул в окно. Шел дождь. Дорогой Бог, у Тебя была целая неделя, чтобы полить лужок, но в мудрости своей Ты приберег это занятие на воскресенье. На какие только уловки не идешь Ты ради того, чтобы собрать в церкви хоть несколько прихожан.

Намылившись и встав под душ, я подумал, а почему бы не выйти с мылом на улицу и не помыться под дождем? Все равно никто не увидит. Я не находил в этом ничего странного. Наоборот, как-то неестественно стоять под душем, когда на улице шел дождь. Что определило охватившую меня умиротворенность? Воскресенье? Или Франсина, уехавшая вечером с приличным молодым человеком? Или сообщение Томасси о том, что Козлак согласился признать себя виновным и судебного процесса, которого я ждал с содроганием, не будет? Я заварил кашу телефонным звонком. Теперь можно было ставить жирную точку. Жаль, что я не мог написать балладу, может, песню, о происшедшем.

– Ты пел в душе, – заметила Принсилла.

– Неужели? Что-то не припомню.

– Кто тебе звонил в такую рань?

– Джордж Томасси. Разыскивал Франсину, – я растирался полотенцем, гадая, возбуждается ли Принсилла, как и я, когда смотрю на нее, завернувшуюся в банное полотенце.

Франсина позвонила еще до полудня. Чувствовалось, что она расстроена.

– Тебе бы веселиться, – укорил я ее. – Разве ты не рада, что суда не будет? Между прочим, Томасси тебя нашел?

В трубке послышались всхлипывания. Я не понял, почему мой вопрос вызвал слезы, а потому пригласил ее приехать к нам.

Принсилла налила всем чай.

– Чертов дождь испортил мне день, – я недовольно посмотрел в окно. – Я-то хотел поработать в саду, – однако, Франсину, похоже, не занимал разговор ни о чем. – Что случилось, Франсина?

– Похоже, я загубила свою жизнь.

– Хочешь поговорить об этом?

– Да и нет.

– Ты хоть довольна тем, что Козлак сядет в тюрьму? Ты же этого добивалась, не так ли?

– Я не думала о том, что может случиться после того, как он выйдет из тюрьмы. Я не могу жить в той же квартире, ожидая, пока его освободят. Мне придется переехать в другой штат? Сменить фамилию? Я решила делать карьеру на радио, но тогда меня будут знать все.

– Наказание образумит Козлака, – я попытался успокоить ее.

– Ты шутишь? – воскликнула она. – Он же чокнутый! И наверняка постарается отомстить!

Я-то думал, что все кончено. А по всему выходило, что нет.

– Все должно идти по порядку. Первым делом Томасси должен помочь тебе расторгнуть договор об аренде квартиры.

– Я думала, это невозможно.

– Для хорошего адвоката не существует контракта, который нельзя расторгнуть. Я поговорю с твоим приятелем.

– Наверное, будет лучше, если вы все узнаете. Джордж и я… больше не друзья.

Я с трудом скрыл охватившую меня радость.

– Он по-прежнему твой адвокат.

– Не уверена.

– Я с ним переговорю. А теперь выпей еще чашку чая.

Да, надо будет подумать.

Глава 47
Козлак

Я знал одного парня, который сидел в тюрьме за угон автомобилей. Он заскочил ко мне прошлой зимой, когда его постоянный скупщик краденого свалился с гриппом, чтобы узнать, не смогу ли я быстренько пристроить «бьюик». Он-то и сказал мне, когда привыкаешь, она ничуть не хуже любого другого места.

– Но там же не дают делать того, что ты хочешь, – возразил я.

Он расхохотался, словно я сморозил какую-то глупость.

Так вот, худшим оказалось другое: тут заставляли делать то, чего ты не хочешь. Я написал Мэри: «Скажи Брейди, насильники не пользуются почетом среди заключенных».

Когда я спросил парня с «бьюиком» насчет секса, он лишь пожал плечами.

– Тебе не отрежут руку.

Должно быть, он знал, что к чему. Но не хотел говорить, полагая, что такое можно узнать лишь на собственном опыте.

Комментарий Мэри Козлак

Последний день пребывания Гарри на свободе стал самым худшим. Я подумала, что мы должны вывести детей в парк, вы понимаете, погулять, пообщаться с природой, попрощаться. Я заранее предупредила его, что нельзя говорить детям правду, надо сказать, что он уезжает в деловую поездку и будет какое-то время отсутствовать. Дети знают от своих друзей, что такие поездки для взрослых – обычное дело, так что вопросов у них не будет.

Так мы и оказались в парке с Майком и маленькой Мэри. Гарри сидит на скамье, дети стоят перед ним. Он притягивает детей поближе. Я собираюсь отвернуться, как бы не участвуя в их разговоре, и Гарри говорит: «Я вам хочу кое-что сказать».

Вы же знаете, какие теперь дети. На их лицах отражается недоумение. Что особенного в словах отца? Им постоянно что-то говорят.

– Слушайте внимательно, – добавляет Гарри.

Майк – ребенок непоседливый, ему хочется убежать, но Гарри крепко сжимает его руку.

– Мне больно, – верещит Майк.

– Извини, – Гарри отпускает его руку. – Послушайте, дети, я уезжаю в деловую поездку.

Он переводит взгляд с одного ребенка на другого, ожидая хоть какой-то реакции.

– Меня долго не будет. Скажите хоть что-нибудь.

– До свидания, – говорит Майк и убегает поиграть.

– А ты что-нибудь скажешь? – обращается Гарри к маленькой Мэри.

Та лишь открывает и закрывает ладошку, как бы прощаясь, и все.

Потом мы завозим детей к моей матери, потому что я решила, что Гарри захочет побыть со мной наедине. Последняя возможность, и все такое.

Когда мы поднимались по лестнице, на площадке второго этажа я подумала, что наша семья не рухнула, если бы не эта Уидмер. Я не раз видела ее, с торчащими сквозь блузку, как у шлюхи, сосками. Неужели она ожидала чего-то другого?

– Послушай, ты бы мог выиграть этот процесс, – говорю я Гарри, когда за нами закрылась дверь нашей квартиры.

– С чего ты это взяла?

– Все женщины, с которыми я говорила, утверждают, что изнасилования доказать нельзя, если нет свидетелей.

– Ты говорила с ними обо мне?

– Они же не знали, что речь идет о тебе, Гарри. Имена не упоминались. Я не понимаю, почему ты признал себя виновным.

– Я сделал то, что следовало.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я плачу адвокату, чтобы прислушиваться к его советам, так? Он говорит, что дело швах. Если мы пойдем на суд, я могу получить десять лет тюрьмы. Для меня это конец. Ты будешь старухой, когда меня выпустят, ты же этого не хочешь? А так, при хорошем поведении, меня могут освободить через два, три года.

– Ты мог выиграть. Мог остаться на свободе!

– Видишь ли, Мэри, – он взял меня за плечи, – Брейди сказал, у них кое-что на меня есть, у адвоката другой стороны.

– Есть что?

– Полагаю, улики.

– Какие улики? Я в это не верю. Может, Брейди просто ленится идти в суд?

– Брейди не из таких.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. И потом, я уже признал свою вину, так что ничего изменить нельзя.

Меня аргументы Гарри не убедили. Я смотрела, как он слоняется по кухне. Мы не хотели ссориться в наш последний день.

– О чем ты думаешь? – спросила я его.

– Странно, знаешь ли, два года не сидеть за рулем автомобиля.

Вот тут я взорвалась.

– А как насчет денег? Что мне, по-твоему, делать, идти в службу социальной помощи, воровать?

– Ты можешь найти работу.

– А кто будет присматривать за детьми?

– Оставишь их у матери. Всего-то надо потерпеть пару лет.

– А как насчет младенца? – я похлопала ладонью по животу.

– Пока ты можешь работать.

– Два месяца. Три. И что я буду делать? Я же ничего не умею.

Тогда-то он и сказал мне о деньгах.

– В каждом конверте по пятьсот долларов, – он объяснил, как найти первый. – Возьми его.

Конверт я нашла. Пересчитала деньги.

– Когда ты придешь ко мне на свидание, я скажу, где взять второй. Денег хватит.

– Почему бы не сказать сейчас?

Гарри зыркает на меня.

– Откуда я знаю, можно ли тебе доверять. Получив все деньги, ты можешь выкинуть какой-нибудь фортель, убежать с другим мужчиной, бросить детей…

– Ты чокнулся? – кричу я. – Я беременна.

– И что? Многим наплевать, беременна женщина или нет. Слушай Мэри, я хочу, чтобы ты хранила мне верность, понятно?

– Я не собираюсь вести себя иначе, чем прежде. – Отвечая, я думала о Джейсоне. Чертов Гарри. Он проштрафился, а наказывают меня. Вдруг он не захочет сказать мне, где другие конверты? А если его убьют в тюрьме? Тогда я никогда не узнаю, где спрятаны деньги.

– О, Гарри, ну что особенного ты в ней нашел? Не полез бы на нее, и все было бы в порядке!

Вот тут он влепил мне затрещину. Со всей силы. Потом пытался обнять меня, извиниться, но я не собиралась давать ему, во всяком случае, после затрещины, даже в наш последний день.

Однажды, сидя в сортире, я много думал о том последнем дне. Когда я выйду на свободу, дети будут чуть ли не в два раза старше. Напрасно я ударил Мэри. Может, тюрьма научит меня сдерживать эмоции?

Беда в том, что здесь нашлись люди, которые не захотели оставить меня в покое. Увидев Баджера, я сразу понял: жди неприятностей. В сортире нас сидело шестеро – трое напротив троих, когда входит этот шестифутовый здоровяк с наголо обритой головой, оглядывается и говорит мне: «Попридержи!»

– Что я должен попридержать? – спрашиваю я.

– Поднимайся.

Я не из тех, кто позволяет помыкать собой. Это надо показать сразу. И я уже сжимаю кулаки, но смотрю на других парней и чувствую, что должен делать то, что мне говорит этот тип, встаю, он занимает мое место, а мне приходится ждать, пока освободится другое очко.

Я поспрашивал насчет Баджера. Мне сказали: даже не пробуй ему противоречить.

Второй раз я столкнулся с Баджером в душе. Я решил, что лучше быть с ним в хороших отношениях, а потому говорю: «Привет, Баджер».

Я к нему по-хорошему, а что он мне в ответ?

– Привет, Казак.

В душе кроме нас еще четверо или пятеро, поэтому я говорю медленно, чтобы он мог слышать каждый звук.

– Моя фамилия Козлак.

Он вроде бы и не слышит меня.

– Ты знаешь, кто такие казаки?

Может, он думает, что я туп, как дерево?

– Конечно, – отвечаю я. – Казаки и лошади.

– Так что насчет казаков и лошадей?

– Они скачут на них.

– А ты когда-нибудь скакал на лошади, Казак?

– Козлак, – поправляю его я.

Другие парни стоят как мумии. Даже перестали намыливаться. Просто стоят под струей воды.

– Эй, Казак, – продолжает Баджер, – а на тебе когда-нибудь скакали?

Один из парней хихикает. Баджер смотрит на него, и тот замирает.

– Вижу, ты еще многого не понимаешь, Казак, – говорит Баджер. – Это ничего. Просто наклонись. И упрись руками в скамейку.

– Может, обойдемся без этого? – отвечаю я.

Мне приходилось брать верх в драках с парнями покруче Баджера. Я смотрю на остальных. Не хочу, чтобы меня схватили за руки. А Баджер поднимается на цыпочки и начинает что-то отлеплять от трубы, идущей к головке душа. Через мгновение у него в руке нож. Он открывает его, проводит большим пальцем по лезвию.

– Будешь теперь знать, какая здесь жизнь. Опусти руки и расставь ноги.

Я не шевелюсь.

– Эй, парни, – кричит Баджер, – наша девочка стесняется. Почему бы вам не убраться отсюда.

Они спешат к двери, даже не успев смыть мыло. Последним выходит Стив.

– Стив, покараулишь, хорошо? – просит его Баджер, закрывает нож и бросает ему.

– Нам он не понадобится, не так ли Казак?

– Что ты собираешься делать?

– Собираюсь тебя соблазнить.

– Я не гомик.

– Естественно, гомиков мы тут не держим, – он кладет руку мне на плечо, потом пробегается пальцами по предплечью. Ощущение странное. Мне не нравится.

А Баджер словно читает мои мысли.

– Со временем понравится, Казак, – и неожиданно с силой бьет меня по ягодице.

– А это еще зачем? – спрашиваю я.

– Ты хочешь, чтобы я был нежен, да? – он кладет мне руку на ягодицу. Я отодвигаюсь. Он возвращает руку на прежнее место. Я бросаю короткий взгляд на его твердеющий конец.

– Ты замерз, Казак?

– Нет.

– Иногда здесь становится холодно. Я смогу тебя согреть.

– Я сказал тебе, что я не гомик.

– Слушай, Казак, если ты закрываешь глаза и кто-то тебя сосет, как ты узнаешь мужчина это или женщина. Я хочу, чтобы ты стал для меня хорошей девочкой. Стив!

– Я здесь! – откликается тот из-за двери.

– Стив нам не нужен, Казак. Только ты и я. Как на свидании. Друзья. Трахающиеся друзья.

Член Баджера уже стоит как каланча. Он берется за него рукой.

– Хочешь пососать?

Я качаю головой.

– Я так и думал, – кивает он. – Поэтому поворачивайся ко мне задом, упрись руками в скамью и расставь ноги.

– Я не хочу.

–  Я не хочу, – передразнивает меня Баджер. Хватает за волосы, дергает так сильно, что у меня едва не ломается шея. – Да мне плевать, хочешь ты или нет. Я хочу,понятно!

Я бы убил этого гада, если б он не был таким здоровым.

– Стив! – кричит он. – Хочешь составить мне компанию?

– Нет, – говорю я. – Только ты. Один раз.

– Вот и хорошо, – он обхватывает пальцами мой член, начинает его поглаживать, мне это не нравится. Конец его торчит, огромный, лиловый. Он разворачивает меня спиной к себе.

– Упрись руками в скамью, – командует он, я чувствую его конец, он не может войти, больно ужасно, он толкает, толкает, наконец, входит, начинает ритмично двигаться взад-вперед, я думаю: «Никогда больше, никогда», – а Баджер кричит: – Эй, Стив, у нашей девочки очень узкая задница, посмотри сам, – я мотаю головой, что, мол, нет, а Баджер добавляет: – Казак, мне так хорошо с тобой, что я приберегу тебя только для себя, – и я знаю, что, выйдя из тюрьмы, я достану эту Уидмер хоть из-под земли и убью за то, что она донесла на меня!