Текст книги "Другие люди"

Автор книги: Сол Стейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 39
Франсина

Отец позвонил мне на работу. Получилось так забавно. Он спросил, продолжаю ли я «видеться» с Томасси. По тону чувствовалось, что он имеет в виду личное общение. Разумеется, продолжаю, ответила я, поскольку дело еще не дошло до судебного разбирательства. Похоже, он уже сожалел о том, что направил меня к Томасси. Странный человек!

Я, несомненно, не собиралась обращать внимания на его намеки. Более того, мной руководило желание быть с Джорджем каждую свободную минуту. На следующий день после эпизода в «Холидей инн», мы встретились в перерыве на ленч на полпути между моей и его работой. И где оказалась точка, делящая расстояние между нашими конторами пополам? В той же «Холидей инн», с тем же портье, с той же процедурой осмотра номера, только на этот раз, когда мы скинули одежду, я повернулась к Джорджу спиной и показала пластыревую нашлепку чуть повыше правой ягодицы.

– Сегодня никаких ковров.

– Так прыгай в постель, – предложил Джордж, но я, опередив его, плюхнулась в большое кресло у окна, аккурат напротив зеркала во всю длину ведущей в ванную двери. Должна признать, выглядела я в кресле очень эффектно. Повертела правой рукой, словно в танце змеи, наблюдая за своим отражением. Потом левой.

– Нарцисс, – усмехнулся Джордж. – На какое время заказывать ленч? До или после?

– Вместо, – ответила я, и он бухнулся на колени перед креслом. Странно было наблюдать все это в зеркале, потом – странно-возбуждающе, а потом я забыла о зеркале.

Короче, мы и на этот раз не попали в постель. А потом заказали по паре сандвичей, поскольку от физических упражнений у нас разыгрался аппетит.

Вечером мы отправились в кино. Что показывали, я не помню, наверняка какой-то фильм, но мы не смотрели на экран, нам хватало друг друга. Ту ночь мы провели у Джорджа, и наши тела идеально подходили одно к другому. Наутро я чуть не лишилась водительского удостоверения, потому что гнала как бешеная, опаздывая на работу. И все-таки опоздала, но Икс не стал меня укорять, зато спросил: «Как вы настроены насчет ленча?»

– Приготовить вам ленч? – переспросила я.

– Нет, пойти со мной в ресторан.

– Вчера у меня был слишком долгий перерыв на ленч, так что сегодня я намеревалась поесть на рабочем месте.

– Босс тут я, – ответил Икс. – У меня к вам претензий нет.

За столом я думала о пикнике, который мы устроили с Джорджем вместо вчерашнего ленча, и, наверное, не уделяла должного вниманию Иксу, потому что он, не выдержав, спросил:

– Вы влюблены?

– Да.

– Кто этот счастливчик?

– Мужчина.

– Этим он отличается от юноши?

– Да.

Икс изобразил ревность, мне оставалось лишь надеяться, что только изобразил, а затем попросил заменить его в радиопередаче, поскольку у него на это время намечена другая встреча.

– Знаю я, что это за встреча. На нее вы можете и не ходить.

– Совершенно верно.

– Тогда в чем же дело?

– Логичный вопрос. Кроме меня, на передачу приглашен и Баттерболл. В принципе, я мог бы пойти. Тогда все поняли бы, что его воспринимают со всей серьезностью.

– А если приду я, станет ясно, что его ни во что не ставят. Я всего лишь женщина низкого ранга, которую нельзя считать за человека.

– В уме вам не откажешь. Появление вместо меня подчиненного, тем более женщины, будет воспринято его величеством как оскорбление. Это ли не прекрасно?

– Премного вам благодарна, – я даже не рассердилась.

Баттерболл, или его величество, как мы иногда называли его, был наследным принцем одной из новых западноафриканских стран с населением меньше, чем в Гарлеме. Но он рассматривал свое получившее гарвардское образование величество как рупор новой бюрократии, сбросившей колониальное наследие белых и теперь осваивающей метрическую систему и пишущие машинки.

– Тема – сжимающийся мир, – добавил Икс.

– Превосходно.

– У вас будет возможность позабавиться. Опять же, новые впечатления.

– Когда?

– На следующей неделе, во вторник вечером.

– Вы будете слушать?

– Обязательно.

– Если я выступлю удачно, мне прибавят жалованье?

– Вы же знаете, как у нас решаются такие вопросы.

– К сожалению, да.

А в промежутке был уик-энд. Вечером в пятницу Джордж повез меня в Бруклин, в потрясающий итальянский ресторан на Коуни-Айленд, и до его дома мы добрались только в два часа утра. Когда я вышла из душа, он уже спал, сукин сын, и я тихонько улеглась рядом, поцеловала в шею, в спину, а он что-то пробормотал во сне. Я тоже заснула, а где-то ближе к утру почувствовала, как мне в бок уперлось что-то твердое. До рассвета мы занимались любовью, а потом проспали до полудня. Позавтракали, не одеваясь, – яичница с ветчиной, оладьи, апельсиновый сок, и вновь забрались в постель.

– Неплохо для старичка, – прокомментировала я нашу утреннюю, вернее, дневную зарядку, и мы вновь заснули.

Проснулась я свежей, отдохнувшей, взглянула на часы. Невозможно! Почти четыре! Куда подевался целый день?

– Одевайся, – скомандовала я Джорджу.

– Только после тебя, – ответил он.

– Одновременно, – нашла я компромисс.

Мы вместе поднялись с кровати, а затем, словно дети, смеясь, начали одевать друг друга.

– Очень эротическое занятие, – заметил Джордж.

– О нет, – я покачала головой. – Если у тебя еще есть силы, то у меня их нет. Так что пошли на прогулку.

Мы гуляли, пока не начало смеркаться. Ленч мы пропустили, а потому зашли пообедать в итальянский ресторанчик. До того как нам принесли спагетти, мы ополовинили бутылку «кьянти». Мы смеялись, поливая спагетти соусом, наматывая на вилку, поднося ко рту. Джордж отделил одну тонкую макаронину, взял кончик губами и медленно засосал ее в рот.

– Люди смотрят, – прошептала я.

– Извращенцы, пусть порадуются.

– Сумасшедший.

– И что из этого?

Внезапно Джордж поднялся.

– Уходим! – и подозвал официанта.

Тот подбежал, предчувствуя неладное.

– Не понравилось? – он решил, что спагетти не пришлись нам по вкусу.

– Все отлично, – успокоил его Джордж. – Пожалуйста, чек.

Джордж оставил ему щедрые чаевые, мы выскользнули из ресторана, а оказавшись на улице, взялись за руки и побежали к дому и постели. Я не думала, что смогу вновь испытать оргазм, но испытала, испытала.

В воскресенье мы проснулись на заре. С таким ощущением, будто весь мир исчез. Я стянула с Джорджа одеяло и обратилась к его «инструменту».

– Сегодня день отдыха.

Всего-то я коснулась его головки пальцем, но он зашевелился.

– Лежи смирно, – я привалила его к ноге Джорджа.

Он не послушался, начал раздуваться.

– Сегодня воскресенье, – повторила я, обведя головку по периметру.

Он встал, словно мачта.

– День отдыха, – сказала я лежащему неподвижно Джорджу, а затем оседлала его, опустившись на «мачту».

Сначала шутки ради, а потом получая наслаждение, пока, обессиленная, не рухнула на Джорджа.

Я все еще лежала на нем, когда мы вновь проснулись.

– Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? – спросил он, и я не могла не рассмеяться, хотя и не видела этого фильма.

Я рассказала ему о радиопередаче во вторник и попросила поехать со мной, чтобы он успокаивал меня, держа за руку.

– В переносном смысле, разумеется. Тебя посадят за какую-нибудь стеклянную перегородку, но ты сможешь увидеть, как я буду прикладывать Баттерболла.

– Ты когда-нибудь выступала по радио? – спросил он.

– Нет.

– Ты не волнуешься?

– Только насчет нас.

– А что такое?

– Продолжится ли все это.

Он чмокнул меня в губы.

– Удовлетворена?

– Да.

– У меня есть идея.

– Только не это.

– Нет, идея другая. Ты не будешь возражать, если я освобожу тебя от роли главного свидетеля на процессе Козлака?

– Я же сказала, что готова выступить на суде.

– А если этого не потребуется?

– Я не допущу, чтобы этот мерзавец вышел сухим из воды.

– Допустим, я смогу гарантировать обвинительный приговор без суда?

– Ты намереваешься установить диктатуру?

– Хочу провернуть один вариант.

– Так что тебя сдерживает?

Для меня, в эти дни и ночи бесконечной любви, он казался неудержимым.

Глава 40
Томасси

Дабы избежать долгих пререканий о месте встречи, я поехал в контору Брейди.

– Какая честь, – приветствовал он меня.

– Это точно, – согласился я и прямо спросил, что связывает его с Козлаком.

– Гонорар.

– И все?

– Все.

– И что, по-вашему, получит Козлак?

Брейди рассмеялся.

– В следующий раз будет искать девицу посговорчивее. Чем я могу вам помочь, Томасси?

– Прокурор не я. Лефкович.

– В определенном смысле это плохо. Думаю, нашлись бы люди, готовые заплатить за право наблюдать за поединком Брейди-Томасси, – лицо Брейди стало бесстрастным. – Я видел этого молокососа в деле. Я без труда добьюсь оправдательного приговора, в крайнем случае, Козлаку дадут срок условно.

– Очень уж легко не получится, если в состав присяжных попадут женщины-феминистки.

– Послушайте, Томасси, вы-то уж понимаете, что никаких женщин я не пропущу. На то у меня есть необходимые возможности. Приходите на судебное заседание. Останетесь довольны.

– Я бы хотел ознакомить вас с некоторыми элементами моей стратегии.

– Вернее, стратегии Лефковича.

– Моей. Лефковичу отведена роль марионетки, а за веревочки буду дергать я.

– Едва ли у вас что получится. Один неверный шаг, и я удалю вас из зала за вмешательство в ход судебного процесса. Разумеется, через судью.

– Я выступаю лишь в роли наставника Лефковича.

– Ну разумеется.

Хотя он и не подавал вида, ему хотелось выжать из меня максимум информации.

– Я намерен пригласить в свидетели эксперта.

– Послушайте, Томасси, меня тошнит от этих психоаналитиков. Я разделаю его под орех.

– Я говорю не о психоанализе. Я думаю, что присяжным необходимо растолковать разницу между изнасилованием и соблазнением, между нормальным сексом и извращенным сексом.

– И что?

– Мой эксперт – Анна Банан. Повестку, разумеется, выпишут Анне Смит. Вы знакомы с этим экспертом?

Брейди удалось сохранить на лице бесстрастную маску, но его выдала задергавшаяся верхняя губа. Он взял со стола скрепку, разогнул ее в прямую проволочку.

– А я здесь при чем?

– Я намерен приобщить к делу ее картотеку. Как имеющую самое непосредственное отношение к данному судебному разбирательству.

– Вы блефуете. Вам не удастся вытащить ее в суд.

– Однокашник Лефковича по юридическому факультету работает в окружной прокуратуре Манхэттена. У этого однокашника собрано объемистое досье на Анну Банан, но в своем великодушии он дозволяет даме продолжать свое довольно эксцентричное занятие. Для нее это существенно, а потому мы полагаем, что она с радостью даст показания. За вознаграждение, разумеется. Я убежден, что нормальный секс и извращения она разделит куда более профессионально, чем любой психоаналитик. Ей также есть что рассказать о мужчинах, которые насилуют вместо того, чтобы платить за свои особые сексуальные желания.

– Вы закончили, Томасси?

– Есть у нас и второй свидетель, который, правда, обойдется дороже. Но мой клиент готов оплатить проезд из Амстердама и обратно.

Брейди, несомненно, думал о том, найдет ли он человека, который сможет переломать мне руки и ноги, разумеется, за вознаграждение.

– И Лефкович, несомненно, пригласит доктора Коха.

– Этого сукиного сына!

– Ну почему так грубо?

– Я слышал, что он отъявленный сукин сын.

– А вы слышали, что ему удалось задержать вора?

У Брейди дернулась щека, когда я коснулся глаза. Я понял, что ему все известно.

– Томасси, не понимаю, с чего вы выкатываете тяжелую артиллерию. Кто-то кого-то трахнул, пусть и без взаимного желания, но эта дамочка поднимает такой шум, будто на карту поставлены сто миллионов долларов.

– Я бы хотел, чтобы вы характеризовали моего клиента иначе.

– Я забыл, что вы побывали там же, где и Козлак.

– Анна Банан, Амстердам, Кох. Интересный подбор экспертов, не так ли?

– Ваше предложение, Томасси.

– Козлак признает себя виновным. Никакого суда. Задаток остается у вас. Я могу уговорить Лефковича на изнасилование первой степени с отягощающими обстоятельствами.

Брейди согнул проволоку в круг.

– Просто причинение вреда.

– Не смешите меня, Брейди. Ее отец адвокат. Он послал ее ко мне. Я не могу допустить, чтобы гора родила мышь.

– Я обсужу со своим клиентом изнасилование второй степени, без отягощающих обстоятельств.

– Благодарю. Между прочим, Брейди, вы защищаете и смотрителя?

– Нет.

– А кто его защищает?

– Не знаю. Он что-то говорил насчет «Правовой помощи». [35]35
  Организация, обеспечивающая юридическую защиту малоимущих.


[Закрыть]

– У меня есть ощущение, Брейди, что смотритель не знал о замыслах Козлака.

– Вы шутите? Козлак сказал мне, что этот парень перетрахал половину женщин, живущих в соседних домах. У смотрителя, похоже, это получается даже лучше, чем у молочника.

– Если он все получал по взаимному согласию, с чего ему захотелось насиловать эту Уидмер? Скорее всего, он пошел с Козлаком, полагая, что дама возражать не будет.

– Почему вы вспомнили о нем, Томасси? Вам же не придется звать его в свидетели. Говорю вам, Козлак признает себя виновным.

– Я и не собирался, Брейди. И вспомнил его совсем по другому поводу.

На улице я потянулся, довольный собой. Франсине не придется проходить через всю эту грязь. И я не буду терять нервные клетки, наблюдая, как Лефкович допускает ошибку за ошибкой. А мне останется лишь убедить Франсину съехать с ее квартиры. Американская система правосудия позволяла убить одним выстрелом двух зайцев.

Глава 41
Франсина

Икс оказался прав. Баттерболла не предупредили о замене, и он узнал о том, что дискуссию придется вести со мной лишь во вторник, по прибытии в радиостудию. Не обошлось без накладок. Почему-то Баттерболл решил, что Икса заменит Томасси. Наш хозяин, Колин Чэпмен, даже испугался, что Баттерболл повернется и уйдет. Но паниковал он напрасно. Баттерболл не устоял перед искушением обратиться к аудитории, которая ничего не могла сказать в ответ. И уселся в кресло, смирившись с предложенной ему чашечкой кофе и очередной порцией американской грубости. Это же надо, выставить против него женщину! Вслух он ничего не сказал, но все и так читалось по выражению его лица. Зато я получила двадцать минут райского наслаждения.

Джорджа увели за стеклянную перегородку, к звукооператору, Колин Чэпмен чуть разогрел нас парой-тройкой вопросов, прозвучал контрольный сигнал, и мы вышли в эфир. Он объявил тему дискуссии и немедленно передал слово Баттерболлу, который поведал публике, что всего два дня тому назад он был дома и за каких-то восемь часов (разумеется, проведенных в салоне первого класса) самолет перенес его из Африки в Нью-Йорк. А за те немногие часы, что разделяли его появление в Америке и радиопередачу, он шесть раз говорил по телефону с министром, оставшимся в его родной стране. Колин Чэпмен пару раз попытался превратить монолог в диалог, но сработало лишь одно средство: я с чувством произнесла: «Господин посол», – и закрыла микрофон ладонью. Вот тут Баттерболлу пришлось дать высказаться и мне.

Собственно говоря, именно в этот момент он и заметил меня.

– Господин посол, – повторила я, – я представляю себе сжимающийся мир несколько иначе. В последние десятилетия мы стали свидетелями появления многих государств на континенте, которые господин посол зовет своим домом, и в каждом народившемся государстве мы наблюдали разрастание правительственных учреждений, появление все новых управлений и комитетов, в которых работали, ничего не производя, десятки и сотни людей. Шел неконтролируемый рост одной из самых коварных сил в современном мире.

Я искоса глянула на стеклянную перегородку, чтобы убедиться, что Джордж не спит и внимательно меня слушает.

– Что же это за сила? – тут же спросил Колин Чэпмен.

– Бюрократия, – ответила я, указав на Баттерболла.

– Дама желает использовать этот уничижительный термин, говоря об администрации, которая необходима для нормального функционирования государства.

– У дамы есть имя и фамилия, господин посол, – бросила я.

– Франсина Уидмер, – тут же представил меня Колин Чэпмен.

– Африка нашла себя, – изрек Баттерболл.

– Что сие означает, господин посол? Вы хотите сказать, что Африка нашла себя, разделяясь на все меньшие и меньшие по территории и численности населения государства, каждое из которых тут же обзаводится собственной администрацией? И процесс в нашем сжимающемся мире закончится тем, что мы вновь придем к трайбализму [36]36
  Племенной или этнический сепаратизм, сохраняющий особенности родоплеменного деления.


[Закрыть]прошлого, только теперь у каждого племени будут свои почтовые марки?

Джордж с интересом наблюдал за дискуссией. А Баттерболл едва сдерживал распирающую его злость.

– Мистер Чэпмен, – обратился он к ведущему, – великие лидеры поднимающейся Африки…

– Амин? – влезла я.

– А? Что вы сказали?

– Амин?

– Я вас слышу.

– Вы включаете генерала Амина в число великих лидеров поднимающейся Африки?

Баттерболл задергался. Все знали, что он терпеть не может Амина, но высокопоставленному дипломату не пристало публично высказывать личное мнение.

А потому он решил пропустить мой вопрос мимо ушей и вновь заговорил с Чэпменом.

– Мистер Чэпмен, тема нашей передачи – сжимающийся мир, и я не вижу необходимости…

– В уходе от прямых ответов, – закончила я за него.

Чэпмену это нравилось. За год через его передачу проходило множество говнюков, и его радовало, когда кого-то из них загоняли в угол.

В течение пяти минут я заставила Баттерболла признать, что в его независимом государстве правительственных учреждений больше, чем было при колониальной администрации, что число государственных служащих увеличилось более чем на триста процентов, потому что теперь три малоквалифицированных чиновника выполняли работу, с которой легко справлялся один бюрократ, правда, с другим цветом кожи. И, наконец, он поведал слушателям, что его физиономия вскорости украсит почтовую марку. Джордж за стеклянной перегородкой веселился от души.

Ближе к концу Баттерболл запаниковал.

– Я удивлен, что Организация Объединенных Наций нанимает сотрудника, сеющего распри между государствами, стремящегося остановить прогресс, нетерпимого к изменениям, выводящим мир на новый уровень развития.

– Откровенно говоря, я тоже удивлена, – ответила я. – Возможно, я чем-то схожа с советскими диссидентами, иголками в стоге сена, практически невидимое присутствие которых, однако, нельзя не замечать.

– Благодарю, – вмешался Чэпмен. – Благодарю вас обоих, но наше время кончилось.

Чэпмен еще произносил ритуальные заключительные фразы, когда Баттерболл встал, резко отодвинув стул: неприятный скрежет наверняка не доставил удовольствия слушателям. Поднялась и я, протянула руку, которую ему пришлось пожать.

Как только за Баттерболлом закрылась дверь, Чэпмен повернулся ко мне.

– Милая дама, надеюсь, вы позволите назвать вас дамой, вы были великолепны. Какой приятный сюрприз. Обычно замена означает провал передачи. Вы же ее спасли. Тема, как вы сами знаете, предлагалась скучная. Теперь мне хотелось бы услышать ваше выступление с трибуны ООН.

– Извините, но я не посол. Я лишь готовлю кое-какие материалы для речей других. И все шипы предварительно изымаются.

Тут подошел Джордж, и я представила его Чэпмену.

– Вашей даме следует выступать в эфире, а не сидеть за столом, роясь в куче бумаг… – Чэпмен замолчал, увидев направляющегося к нам мужчину в строгом в полоску костюме.

– Абсолютно с этим согласен, – сказал мужчина. – Моя фамилия Строуз. Я рад, что оказался в студии. Полностью я передачу не слышал, но мне хватило и нескольких минут. Вы очень хорошо говорили.

Строуз пожал всем руки.

– Я бы хотел, чтобы вы зашли ко мне, если сможете выкроить время, – он протянул мне визитную карточку. Я глянула на нее. Главный менеджер радиопрограмм.

– Пошли, – бросил Джордж.

Я и не заметила, что он очень нервничает, но все равно получилось как-то очень грубо.

– Вы не позволяли себе выходить за рамки приличий, – продолжал Строуз, – но и особо не скрывали желания размазать оппонента по стенке. Я без труда назову вам десяток людей, с которых просто необходимо вот так же сбить спесь.

Тут загрустил Чэпмен. Внезапно из гостя программы я превратилась в потенциального конкурента.

Пошли,говорил взгляд Джорджа.

Звукооператор, сняв наушники, высунулся из-за перегородки.

– Отличная получилась передача, мисс Уидмер.

– Благодарю, – протяни он мне листок бумажки, я с готовностью одарила бы его своим автографом.

– Не обращайте внимания на Арта, – Чэпмен махнул рукой в сторону звукооператора, – он всегда льстит гостям. Ему нравится наша программа.

Строуз кивнул и вышел из студии.

– Видите, он мне не возразил. Я догадываюсь, о чем он сейчас думает. Я еще могу почивать на лаврах.

– Не болтайте ерунды, – я повернулась к нему. – У меня нет опыта.

– Вы только что прошли очень удачное собеседование, юная леди. Хорошо, что Строуз решил вышибить Лили Одри. Он намеревается заменить вами ее, а не меня.

Я подумала, что он шутит.

– Я слышала ее только раз. Эта та, что набрасывается на своих гостей, словно разбойничья банда?

– Она самая.

Джордж взял меня за руку.

– Рад, что вы смогли заглянуть к нам, мисс Уидмер.

Джордж уже тянул меня к выходу.

Мое выступление он прокомментировал, едва мы вышли на улицу.

– Ты разделала этого бедолагу под орех.

Что это на него нашло?

– Я думала, что понравилась тебе.

– Конечно, понравилась. Одно удовольствие смотреть на пикадора, втыкающего пики в быка.

– Этот бедный бык – второй по влиянию человек в своем карликовом государстве и, скорее всего, станет следующим главой правительства. И его необходимо ставить на место всякий раз, когда он не может отрубить голову своему оппоненту.

– Тебе нравится блеск «юпитеров».

– Ерунда все это. Когда я позвоню Строузу, со мной, скорее всего, не захочет разговаривать даже его секретарь. Он забудет о сегодняшней встрече еще до завтрашнего завтрака.

– Он не забудет.

– Послушай, Джордж, я никогда не видела тебя в зале суда, но мне достаточно нашей беседы с Лефковичем. Ты любишь быть в центре внимания ничуть не меньше меня, только ты уже вкусил славы, а я еще новичок.

Он вновь взял меня под локоть.

– Пожалуйста, не сжимай так сильно мою руку.

– У нас только одна машина.

– Ты можешь завезти меня домой.

В машине он заговорил первый.

– Слушай, это же нелепо. Мы целую неделю трахались, а теперь ссоримся из-за пустяка. Причина моей реакции на то, что ты внезапно стала знаменитой, одна – ревность.

– Я рада, что ты это осознаешь. Это первый шаг.

– Куда?

– В зале суда ты, вероятно, привык играть главную роль. Притягивая к себе всеобщее внимание. Тебе не нравится сидеть в зрительном зале. Не нравится смотреть, как выступают другие. Например, я.

– Перестань, Франсина. Я не думаю, что ты станешь Дэвидом Фростом [37]37
  Известный американский телекомментатор.


[Закрыть]в женском обличии. И мне не придется ждать тебя так, как сегодня вечером.

– А вдруг это мой шанс? – спросила я. – Ты же не хочешь, чтобы я упустила его?

– Разумеется, нет.

– Если судить по твоему тону, ты никак не возьмешь в толк, а зачем мне это нужно.

– Это ты напрасно. Послушай, Франсина, ты же говорила, что тебе нравится работать на Икса.

– Совершенно верно. Но еще больше мне нравится работать на себя. Как, впрочем, и тебе.

– Я работаю на моих клиентов.

– Это выдумки, Джордж. Неужели ты рассматриваешь клиента как работодателя? Они нужны, чтобы манипулировать ими, а не наоборот. Я не собираюсь упустить этого шанса.

– Готов спорить, что не собираешься.

И тут меня понесло, точно так же, как в случае с Баттерболлом.

– Я рада, что это произошло сейчас. Потому что могло случиться через год, после того как переплелись бы наши жизни. Тебя мутит от мысли, что я могу найти работу, которая захватит меня и будет приносить куда больше удовольствия, чем копание в бумагах в этом объединенном бедламе. У тебя есть призвание, и ты полагаешь, что его хватит на нас двоих. Джордж, все эти годы, проведенные в одиночестве, превратили тебя в эгоцентричного, самодостаточного изоляциониста, и спасти тебя в твоем возрасте не под силу ни мне, ни кому бы то ни было.

Скорее всего, все решил последний перл «в твоем возрасте».

Он не произнес ни слова, пока «мерседес» не затормозил у дома моих родителей. Он не вышел из машины, чтобы открыть мне дверцу, к чему я уже привыкла за неделю. Просто сидел, уставившись в лобовое стекло, пока не заговорил.

– Хочу сообщить тебе хорошие новости. Брейди, похоже, уговорит Козлака признать свою вину в изнасиловании без отягощающих обстоятельств. Он сядет в тюрьму. Без судебного разбирательства.

– Ты говоришь со мной, как с клиентом.

– Именно так.

– Позвольте поблагодарить вас за хорошие новости.

– Пожалуйста, не забудьте порадовать ими вашего отца.

Я вылезла из машины и захлопнула дверцу. Он умчался в реве двигателя.