Текст книги "Другие люди"

Автор книги: Сол Стейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Глава 35
Брейди

Плевать я хотел на свободу Гарри Козлака. Я вытащил его из камеры под залог лишь для того, чтобы подготовить к судебному заседанию. Тюрьма – не место для репетиций. Так как все произошло в квартире, расположенной этажом ниже, я предложил Козлаку встретиться у него дома, чтобы он показал мне все «на местности». Его жена, увидев меня, похоже, очень испугалась. Я предложил ей пойти погулять с детьми. История, что рассказал мне Козлак, не производила впечатления правдивой. У Козлака получалось, что он контролирует свой конец, как собачку на поводке. Встречать таких мужчин мне еще не доводилось.

Поэтому, когда он закончил свой рассказ, я усадил его в одно из кресел у камина, который мог принять за настоящий только круглый идиот.

– Гарри, давай договоримся о следующем. Если я задаю вопрос, ты должен отвечать только правду. Если вопрос тебе не нравится, вместо того чтобы чуточку солгать, просто скажи, что отвечать на него тебе не хочется. Договорились?

– Я скажу вам правду. Раз до этого я лгал вам.

– Когда ты впервые обратил внимание на эту Уидмер?

– Вы хотите знать, когда я заметил ее?

– Совершенно верно.

– На лестнице. Мы часто сталкивались. Вы понимаете, я иду на работу, с работы, она идет по каким-то делам, откуда-то возвращается.

– Она с тобой здоровалась?

– Не припоминаю.

– Она кивала, как принято у людей, живущих в одном подъезде?

– Да, думаю, что да.

– И ты ей кивал?

– Вероятно.

– Ты когда-нибудь кивал первым?

– Я к такому не приучен.

– То есть первый шаг делала она, кивала тебе?

– Можно сказать, да.

– Не было ли в ее поведении чего-либо провоцирующего?

– Что вы имеете в виду?

– Не завлекала ли она тебя?

– Ну, если я шел сзади, она очень сексуально виляла задом.

– Можно ли утверждать, что она делала это специально?

– В каком смысле?

– Гарри, ты отлично понимаешь, в каком смысле. Некоторые женщины так ходят всегда, другие, когда на них смотрят мужчины.

– Ну, тут надо подумать.

– Ради бога, подумай.

– Если исходить из ее одежды, у нее сексуальная походка.

– А причем тут ее одежда?

– Она не носит платьев.

– А как она одевается?

– Она обходится без бюстгальтера.

– Иногда или всегда?

– Я никогда не видел, чтобы она что-то надевала под свитер или блузу, даже когда шла на работу.

– Ты находил это сексуальным?

– Да, да.

– Ты полагал, что этим она провоцировала тебя?

– Что вы имеете в виду?

– Отсутствие бюстгальтера наводило тебя на мысли о том, что ей кое-чего хочется?

– Еще бы.

– Тебе хочется потрахаться при виде любой молодой женщины, или ты находил в мисс Уидмер что-то особенное?

– Послушайте, она действительно женщина незаурядная. Породистая. Не то, чтобы какая-то дешевка.

– Это и привлекало тебя?

– Конечно, мне хотелось засадить ей, чтобы посмотреть, а так ли у нее там, как и у других.

– А как, по-твоему, она относилась к тебе?

– Когда?

– До того как это произошло.

– Думаю, она не замечала меня, разве что кивала на лестнице. По правде говоря, меня это раздражало.

– Раздражало?

– Видите ли, я почти всегда был в комбинезоне. Наверное, она воспринимала бы меня иначе, будь на мне деловой костюм, белая рубашка и галстук.

– То есть, Гарри, ты чувствовал, что она для тебя недоступна?

– В общем-то, да, но говорю вам, любая женщина, которая ходит чуть ли не с голой грудью, сама нарывается на то, чтобы ее прихватили, не правда ли?

– Ты сказал, что во второй раз, когда ты пришел со смотрителем, она оказалась более сговорчивой.

– Да, сама сняла блузку. Разве это не сговорчивость?

– Может, она подумала, что вас это заинтересует.

– Так оно и было.

– А может, Гарри, она тянула время в ожидании помощи?

– Тянула время? Наоборот, она все ускорила. Раздеваться сами вызываются только проститутки. Так или иначе, я за это никогда не платил. И не уважаю тех, кто платит.

– Давай не уходить в сторону, Гарри, – мне так и хотелось размозжить ему голову. – Ты сказал, что смотритель подтолкнул тебя ко второму визиту?

– Что?

– Предложил тебе вновь навестить Уидмер.

– Джейсон? Я уговорил его. Послушайте, я бы не хотел втягивать старину Джейсона в эту историю.

– Даже если тебе это поможет?

– Я не из таких, кто топит друга.

– Но разве ты брал его с собой не для того, чтобы убедить всех, если ему тоже перепадет сладкого, что мисс Уидмер даст любому, кто только ни придет к ней? Так ведь?

– Так.

– То есть ты уже думал, как защитить себя.

– Конечно.

– А с чего ты решил, что тебе понадобится защита?

– На всякий случай. Честно говоря, она меня очень удивила, обратившись в полицию. Большинство женщин предпочитает помалкивать.

– Гарри, сколько женщин ты изнасиловал до мисс Уидмер?

Он молчал.

– Тот самый случай, – напомнил я. – Если тебя подмывает солгать, ничего не отвечай.

– Я не лгу. Я никого не насиловал. Послушайте, мистер Брейди, вы когда-нибудь встречали женщину, если это не ваша жена, которая дала бы вам сама? Их всех надо уговаривать, уламывать, кого-то больше, кого-то меньше.

– Что значит уламывать?

– Вы же знаете, какие они, немного им пригрозишь, то ли в шутку, то ли нет, заломишь руку, чтоб почувствовали, кто хозяин.

– Нормальные элементы любовной игры.

– Чего, чего?

– Неважно. У тебя были женщины, которые сопротивлялись, как мисс Уидмер?

– Конечно.

– Но они никогда не вызывали копов?

– Совершенно верно.

– Сколько женщин?

– Точно?

– Хотя бы приблизительно.

– Десяток?

– Вы меня спрашиваете?

– Примерно десять. А может, и двадцать.

– Гарри, я не уверен, приглашать ли тебя свидетелем на стороне защиты. Тебе придется излагать ту версию случившегося, какую я тебе укажу, понимаешь? Давай вернемся к самому началу. Ты вот сказал, что думал о собственной защите. Причина в том, что ты полагал свои действия неправильными?

Гарри нервно рассмеялся.

– Послушайте, мистер Брейди, разве вы когда-либо полагаете свои действия неправильными? Если речь идет о сексе? Пусть даже и не с женой?

– Мы говорим о тебе, Гарри, так что мои мысли не в счет. Не отклоняйся от темы. Ты упомянул, что мисс Уидмер пыталась отговорить тебя от этого. Что она сказала?

– Все они пытаются отделаться словами. Господи, даже у Мэри была такая привычка. Она, кстати, не изжила ее до сих пор, а я, между прочим, ей муж!

– Что говорила мисс Уидмер?

– Она сказала, что я мог бы пойти за этим к проститутке, что-то такое.

Тут я не выдержал. Встал.

– Подождите, – воскликнул Гарри. – Что все это значит? Какая мне от этого будет польза?

– Гарри, ты мой клиент, а потому должен толковать все случившееся с тобой так, как толкую я. Слушай внимательно. Ты часто встречал ее на лестнице. Она всегда здоровалась первой. Ты первым никогда не здоровался. Когда она шла впереди, у тебя создавалось впечатление, что она сознательно вертит задом. Ты не мог не заметить, что она обходится без бюстгальтера. Ты полагал, что этим она провоцирует тебя. Естественная реакция. Выглядела она как благородная дама, но буквально манила к себе. Тебе казалось, что ей этого хочется. Тебе казалось, что ей этого хочется не только с тобой, вот почему во второй раз ты привел смотрителя. Ты думал, что лишь потакаешь ее желаниям. Общая картина тебе ясна?

Чувствовалось, что Гарри доволен.

– Нам еще представится случай все это повторить, Гарри.

– Вы, несомненно, знаете, где расставить ударения, мистер Брейди. Я рад, что вы взялись защищать меня.

Эта фраза будет стоить тебе лишнюю тысячу долларов, идиот ты этакий, которую я возьму с тебя до того, как ты сядешь в тюрьму.

Глава 36
Томасси

Иногда забываешь, что полицейские – государственные служащие, то есть у них отсутствует экономическая мотивация, зато полным-полно никому не нужной бумажной работы и все время приходится ждать, пока что-то случится или появится человек, способный на какое-то действо. Чтобы выжить, полицейский, как и доктор, должен нарастить броню, защищающую от ярости и злобы как преступников, так и жертв. А любой полицейский начальник, который в молодости, несомненно, так и кипел энергией, разочарован во всем, как последний неудачник. Я их жалею. С полицейским нельзя говорить на равных. Или их просишь, или с них требуешь.

Короче, я добрался до дежурного сержанта участка, куда привезли Коха.

– Этому психиатру нужен психиатр, – глубокомысленно изрек сержант.

– А в чем дело?

– Он ведет себя так, будто мы допустили ошибку, привезя его сюда.

– Сержант, – заметил я, – он не похож на моих обычных клиентов, да и вам редко приходится сталкиваться с таким, как он. Доктор Кох – высококлассный специалист, и полицейский участок для него, что поверхность Марса. Я хочу поговорить с ним в отдельной комнате.

Так Коха и меня препроводили в маленький кабинет на втором этаже, и он тут же затараторил, пытаясь сказать мне обо всем и сразу. Чем-то он напомнил мне двигатель моего «мерседеса», который не замолкает после того, как вытаскиваешь ключ из замка зажигания, а еще долго булькает и шипит. Сейчас я был психоаналитиком, а он – пациентом. Когда Кох, наконец, замолчал, я спросил, о чем он думает.

– В Вене в моем паспорте стояла красная буква J. Мистер Томасси, я никогда не был в таком месте. Пожалуйста, помогите мне выбраться отсюда. Умоляю вас.

Я не люблю, когда меня умоляют. И коротко обрисовал ему ситуацию.

– Послушайте, доктор Кох. Вас не могли не арестовать, потому что своими действиями вы изувечили другого человека. О том, как это произошло, надо рассказывать судье, а не полицейскому. Я отвезу вас в ночной суд и попрошу отпустить под залог. Но сначала я должен знать факты. Только факты, ничего более.

– Я понимаю, что вы хотите мне помочь. Я же для вас совершенно незнакомый человек.

– Не такой уж незнакомый, по сравнению с клиентами, которых я вижу впервые. Пожалуйста, расскажите, что произошло в вашей квартире.

Он рассказал. Я попросил его подождать, а сам пошел к детективу.

– Это первый психоаналитик, которого привезли в участок, – сообщил мне детектив.

– Поздравляю. Давайте немедленно отвезем его в ночной суд.

– Послушайте, до него задержали семерых. Все они ждут в камере предварительного заключения. У меня нет людей, чтобы сопроводить его в суд.

– Когда появятся?

– Утром.

– Можно мне воспользоваться вашим телефоном?

– Будете звонить в Нью-Йорк или в другой город?

– В Нью-Йорк.

– Пожалуйста.

Набирать номер не пришлось. Полицейский телефонист спросил, куда я хочу позвонить.

– Пожалуйста, соедините меня с дежурным в комиссариате полиции. Номер…

Номер он знал и без меня. Детектив перестал рисовать квадратик на лежащем перед ним листке бумаги. Прислушался.

Соединили меня быстро.

– Это Джордж Томасси, – представился я. – Извините, что беспокою комиссара в столь поздний час. Я в двадцать четвертом полицейском участке. Я хочу разрешить одну проблему до того, как уважаемый гражданин этого города выйдет из себя и обратится в газеты. Да, я подожду.

Вновь взяв трубку, дежурный спросил: «Так в чем проблема?»

– Никакой проблемы нет. Этот гражданин застал у себя в квартире незнакомца. Тот угрожал пистолетом, но в итоге был серьезно травмирован. Я прошу лишь о том, чтобы отвезти доктора…

– У него есть лицензия?

– Он психоаналитик. Я хочу незамедлительно отвезти его в суд, чтобы он оказался дома до того, как у него возникнет желание пообщаться с репортерами.

Я посмотрел на детектива.

– Дежурный хочет поговорить с вами.

Детектив взял трубку.

Не слыша ни слова, я знал, что ему сейчас говорят. Положив трубку, детектив молча прошел в соседнюю комнату и вернулся с молодым копом.

– Это патрульный Минчони. Он отвезет вас в суд.

– Никаких наручников, – предупредил я.

– Никаких наручников, – повторил за мной детектив.

Конечно, было бы проще, попади мы к одному из судей Уэстчестера. Судью Спрэга я видел впервые.

– Ваша честь, – я выступил вперед, как только полицейский зачитал протокол, – давайте рассмотрим несколько возможных вариантов. Если бы доктор не предпринял попытки защититься, этот незнакомец унес бы историю болезни, имеющую ключевое значение для дела об изнасиловании, которое вскоре будет рассматриваться в суде Уэстчестера. Народ [33]33
  В судопроизводстве Соединенных Штатов Америки прокурор представляет интересы народа. Поэтому в любом процессе народ обвиняет, а подсудимый доказывает свою невиновность.


[Закрыть]мог бы проиграть этот процесс, если бы вышеуказанная история болезни не была представлена суду или оказалась в распоряжении адвоката защиты. Ваша честь, я убежден, что именно этот адвокат мог нанять человека, которого доктор Кох застал в своей квартире. Если бы доктор, которому хватило смелости воспользоваться единственным, имеющимся под рукой орудием, обычным дротиком для игры в дартс, промахнулся или легко ранил вломившегося в его квартиру, этот человек, вооруженный пистолетом, пристрелил бы доктора Коха, и мы остались бы с трупом вместо живого доктора и гуляющим на свободе убийцей. Из-за того что доктор, а мы, Ваша честь, знаем, что доктора далеко не все такие, не стал пассивно взирать на совершающееся у него на глазах преступление, а вывел незваного гостя из строя удачным броском дротика, народ сможет успешно довести до конца судебный процесс в Уэстчестере. Доктор Кох заслуживает медали, а вместо этого его унизили, доставив в участок, сфотографировав, сняв отпечатки пальцев. Но теперь я хочу отвезти его домой. Он заслуживает того, чтобы спать в собственной постели с чувством выполненного гражданского долга. Мне нет нужды говорить вам, что доктор Кох пользуется в районе всеобщим уважением и заслуживает освобождения безо всякого залога.

Я полагал, что ночной судья, привыкший видеть перед собой лишь испаноязычных да негров, тут же отпустит на свободу белого пожилого психоаналитика. Когда он выносил решение, лицо его оставалось сурово непроницаемым:

– Залог двести пятьдесят долларов.

Я спросил доктора Коха, при нем ли чековая книжка. Тот покачал головой.

– Не согласится ли суд отпустить доктора под поручительство его адвоката? – спросил я.

– Это приемлемо, – ответил судья Спрэг.

Десять минут спустя мы уже вышли на улицу. Доктор пожал руку патрульному Минчони. Тот держался с ним подчеркнуто уважительно, как со священником.

Я отвез Коха домой. Когда мы подъехали к дому, он не пошевельнулся, не выказывая желания вылезти из машины.

– Что с вами? – спросил я.

Ответил он после долгой паузы.

– Я думаю о том, что ждет меня в моей квартире. Я не люблю отелей, а не то провел бы в одном из них эту ночь. Ну да ладно, – он открыл дверцу, – мы приехали, – он повернулся ко мне. – Не знаю, честное слово, не знаю, что бы я делал без вашей помощи. Пожалуйста, выпейте чашечку кофе перед тем, как ехать домой.

Я вымотался до предела. Шел уже четвертый час ночи. Разговаривать не хотелось. Старик явно боялся подниматься к себе в квартиру. Но кофе наверняка подбодрил бы меня. Я вылез из машины, оставив ее во втором ряду.

– Все правильно, – кивнул Кох. – Ночью все так делают.

Он пригласил меня в кабинет. Показал выдвинутые ящики, пятно блевотины, смешанной с кровью, в том месте, где сидел на полу мужчина, выбоину от пули в стене.

– Надеюсь, женщина, что убирает у меня по субботам, сможет прийти завтра, – вздохнул доктор Кох. – Если мне удастся дозвониться до нее. Придется принимать пациентов в гостиной, пока кабинет не приведут в порядок.

Он начал задвигать один из ящиков.

– Не надо, – остановил я его. Он вздрогнул. Наверное, голос мой прозвучал излишне резко. – Утром я пришлю к вам фотографа. Полиция ничего не фотографировала, не так ли?

– Нет.

– За снимки придется заплатить, но деньги будут потрачены не зря в том случае, если я не сумею добиться закрытия уголовного дела.

– О чем вы?

– Не волнуйтесь. Я сам со всем разберусь.

В кухне я наблюдал, как он засыпал кофейные зерна в ручную кофемолку. Дал понюхать мне порошок. Мне пришлось согласиться, что запах приятный. Порошок он высыпал на ситечко, залил горячей водой и протянул мне, как я просил, наполненную наполовину чашку.

– Извините, но я не составлю вам компании. Боюсь, что и так не смогу заснуть. Как там этот бедняга? Которого я ранил.

– Если хотите, утром я все узнаю.

– Не утруждайте себя.

– Пустяки. Невелик труд – снять телефонную трубку. Отличный кофе. Вкус ничуть не хуже запаха. Что это за сорт?

– Эфиопский Харрар. Иногда он продается у «Забарса». Сколько вам лет?

– Сорок четыре. А почему вы спрашиваете?

– Вы думаете, что Франсина в вас влюблена?

– Я бы этого не сказал.

– А я говорю. Видите ли… – Кох помялся, прежде чем продолжить. – Она и на меня произвела неординарное впечатление.

Я молча пил кофе.

– Таким образом мы вдвоем, общим возрастом в сто четыре года, влюбились в двадцатисемилетнюю. В Китае почитают возраст, потому что он олицетворяет мудрость и опыт. В Европе также еще сохраняется уважение к людям зрелым, многое повидавшим. В этой стране возраст презирают. Америка будет становиться все хуже по мере старения населения.

Я встал.

– Пора в путь.

– Спасибо, что зашли. Может, я дам вам чек на залоговую сумму, раз уж вы здесь?

– Отправьте его мне по почте.

Он крепко пожал мне руку.

– Я противник не из серьезных. Кроме как здесь, – он указал на свою голову. – Спокойной ночи.

Франсину я нашел спящей на моей кровати. Поджатые к животу колени, руки под щекой, голый ребенок. Я отверг ребенка во мне, когда сам еще был ребенком, сказал бы Кох. Он сказал бы это потому, что мой отец отказался стать частью Америки, так что мне пришлось стараться за двоих. Я могу позаботиться об отце. О себе. Мне никто не нужен. Даже это тело на моей кровати. Я не подставляю шею под ярмо семейной тирании, оставаясь холостяком, не заводя детей, наблюдая тела бесчисленных женщин точно так же, как сейчас смотрю на тело Франсины, держа дистанцию, словно это предметы домашнего обихода из каталога Сирс, игрушки, которыми можно скрашивать досуг неделю или сезон. Они возвращаются домой рано или поздно, чтобы жить своей жизнью.

Глядя на умиротворенно спящую Франсину, я думал о том, что совсем недавно начал разбираться в женских телах. В молодости, бывая в мужских раздевалках, чаще сталкиваешься с мужчинами и вскоре уже знаешь, нет двух похожих голых мужчин, а многие части мужских тел весьма забавны, если не смотреть на них любящими глазами. Но стереотип женщины у нас один, и отец Франсины увидел бы в этом примету времени. Не округлые формы Ренуара или латиноамериканок, а стройные, без признаков живота, длинноногие тела, которые можно фотографировать что в одежде, что без, сексуально привлекательные не только для мужчин, но и для женщин. Однако я еще не встречал женщину, полностью соответствующую нашему идеалу. То слишком тонкие брови, то задница великовата, то на бедрах складки жира от пренебрежения физическими упражнениями. Мелкие несовершенства я замечаю и во Франсине, но лишь потому, что они составляют часть ее целого. Любовь не слепа и не отличается терпимостью. Она объединяет. Она не выделяет достоинства бородавок, но превращает их в неотъемлемую часть тела, заключающего в себе жизненные органы человека, в которого ты безрассудно влюблен. Когда приходит любовь, логика отступает на задний план. А возвращение способности мыслить логически, скорее всего, знак того, что любовь ушла или преобразилась в долголетнюю привычку, при которой бородавки предаются забвению.

Все вышесказанное относится не только к внешнему облику. Неприятный запах изо рта. Такое может случиться, пусть и на короткое время, с любой женщиной. Или ночью, совершенно непроизвольно, она может пукнуть. А у кого из них не урчит в животе, если приложить к нему ухо. Такое возможно и при случайной, на одну ночь, и при длительной связи. Обычно это воспринимается как свидетельство того, что женщина – живое существо. Но, если ты влюблен, эффект этих свидетельств совершенно иной. Они становятся более незаметны, чем плохой запах из собственного рта, к которому ты начинаешь относиться куда как нетерпимее. Что есть любовь – благорасположение к другому человеку?

Любовь ввергает нас в опасное магнитное поле. Ты можешь находиться в одном месте, она – в другом, но поле-то действует. Если ты не можешь замкнуть это поле объятиями, оно вызывает невыносимую боль. Сила, управляющая радаром мужчина-женщина, куда могущественнее, чем совесть. Это не обязательство, данное кому-либо, не осознанный позыв, но непрерывное воздействие на твое сердце, степень содержания адреналина в крови, дыхание, физическое желание. «Томасси, довольно размышлений, – сказал я себе, – это не твоя сфера».

Ты привык быстро ставить точку. Любовь, даже если жизненный опыт и статистика говорят о том, сколь часто она быстро сходит на нет и исчезает, в данный момент представляется тебе всесильной. Для тебя это внове. Не отталкивай ее. Наслаждайся ею.

Франсина пошевелилась, открыла глаза, потянулась, увидела, что лежит нагая, и натянула одеяло до подбородка.

– Ты бы мог прикрыть меня.

– Никогда в жизни, – улыбнулся я.