Текст книги "Ключ от всех дверей"

Автор книги: Софья Ролдугина

Глава двадцать четвертая,
заключительная,
в которой Лале ступает на Бесконечный путь

В поместье Опал, куда привела меня песчаная дверь, было сумрачно и тихо. Судя по большим часам, в которых тоненькая струйка воды переливалась из верхней синей половины в нижнюю желтую, уже миновало три часа после полуночи. Через пару оборотов начнет светлеть небо, защебечут в зарослях птахи. С рассветом проснется управляющий и уныло поплетется в свой кабинет в западном крыле. Садовник начнет щелкать ножницами среди кустов сирени и жасмина, обрезая лишние ветви. Пробежится по комнатам, напевая песенку, горничная, сметая пыль со столов и полок. И поместье замрет в безвременье – почти до полудня.

Велик был соблазн остаться здесь, спрятавшись от всего мира. А еще лучше – распахнуть дверь и сбежать далеко-далеко… Туда, где светит иное солнце и даже ветер пахнет по-другому. Может, горными цветами, или морской солью, или холодным снегом – говорят, на севере он всю зиму укрывает поля и леса белым пуховым одеялом.

Но вместо того, чтобы поддаться слабости и замкнуться в уединении, я громко заявила о своем возвращении с Сумеречных путей, затрезвонив в колокольчик. Спустя полоборота явился заспанный управляющий. Получив приказ позаботиться о купальне для госпожи, мужчина коротко поклонился и вышел, зевая украдкой в ладонь.

А еще через четверть часа в мои покои робко постучалась его дочь и сказала, что вода уже нагрелась. Я поблагодарила девушку и, сжалившись, отпустила ее досматривать сны. А сама приготовила свежее белье, дорожный наряд и отправилась в купальню приводить себя в порядок. Даже одного-единственного дня безумия хватило, чтобы волосы спутались и потеряли блеск, кожа посерела – то ли от грязи, то ли от переживаний, а под ногтями появилась неопрятная темная полоса.

Фу, противно. Распустилась ты, дорогая Лале, ох распустилась… Неудивительно, что Мило не торопится прощать такую неряху.

Вода была совершенно прозрачной и бесцветной, совсем не такой, как во дворце. Да и ароматную эссенцию мне пришлось разводить в ней самостоятельно. Выбор оказался невелик: мята, ваниль или корица. Ах, жаль, что великолепная коллекция масел с запахами со всего света осталась в столичных покоях! Поразмыслив, я решила, что лучше всего расслабит мои напряженные нервы сладкий и томный аромат ванили, и щедро плеснула в бассейн из флакона.

Получилось немного приторно, но сейчас мне отчего-то это пришлось по вкусу. Окунувшись с головой в горячую воду, я вынырнула и откинулась на бортик, прислонив затылок к гладкому камню ступеней. Мысли были удивительно ясными и четкими… и отнюдь не самыми приятными.

Конечно, благоразумием я никогда не отличалась. Но в последние месяцы вела себя… попросту глупо. А уж в минувшее десятидневье…

Самонадеянность в маяке дамы Архив, упрямство в Амиро, Осиновом городе, беспечность в родном дворце… Но бесспорно, величайшей моей ошибкой было то, что я недооценила Кирима-Шайю.

Его называли лордом – но с чего мне взбрело в голову, что он станет вести себя благородно и не посмеет применить к леди силу своей карты? Ха, ха и еще раз – ха! Он заколдовал меня без малейших угрызений совести… и, уверена, считает, что находился в своем праве.

Кирим – Незнакомец-на-Перекрестке. Седьмые в раскладе не задумываются о порочности собственных желаний. Они просто берут то, что хотят. Таков был Холо – и лорд Багряного Листопада ничем не лучше. Меня сбили с толку тонкие и учтивые манеры Кирима, но это оказался лишь легкий флер западной изысканности над темной и страстной бездной. У Незнакомца, возможно, вовсе не было намерения разрушить мою жизнь или рассудок, но вряд ли подобные опасения остановили бы его.

Кирим сказал, что любит меня. Он не мог лгать под действием эликсира… Но кто знает – быть может, под любовью лорд Багряного Листопада подразумевает нечто иное…

«Любовь – желание обладать безраздельно», – говорил законченный эгоист Холо.

«Любовь – это необходимость быть рядом», – считал мой принц, Лило.

«Стремление принадлежать», – словно возражала им Карле.

А уж какими разными словами только не воспевал это чувство поганец… тьфу ты… величайший менестрель из всех Суэло Аметист!

Что же такое любовь… для меня?

Немного насмешливое и безгранично преданное «госпожа», затаенная властность под показной покорностью, золотой песок в черно-фиолетовой глубине, намек на улыбку, нахальный и уверенный взгляд, который становится таким нежным, когда украдкой, пока я не вижу, скользит по моему лицу… и ладонь, на которую можно опереться, и тихий шепот: «Все будет хорошо, Лале… Я не оставлю вас…»

– Мило… – выдохнула я и зажмурилась, ныряя под воду.

На сей раз задержалась на глубине надолго, пока в груди не закололо, а под веками не заплясали искры.

Я люблю своего ученика. Я хочу быть с ним – прямо сейчас. Но… имею ли на это право?

Еще три дня назад ответом стало бы уверенное «да!». Но теперь… Сколько раз по моей вине Мило оказывался в шаге от гибели, а то и от участи худшей, нежели смерть! Я слишком долго закрывала глаза на его чувства, а потом – просто играла на них, зная, что он не посмеет меня оттолкнуть. Сама запретила мальчику произносить слова любви, чтобы не чувствовать себя обязанной, придумала глупые отговорки – «признания в глазах», «вовремя протянутая рука»… Не важно, говорил Мило или нет, – он любил. А я знала это, все время знала – и принимала его чувства.

А потом – осквернила их, разделив ложе с Киримом. Пусть – околдованная, но это не может быть оправданием. Ведь волшебство карты не порождает новых желаний. Оно лишь усиливает те, что уже есть. А это значит, что даже не встреться Кирим на моем пути, однажды я бы причинила Мило такую же боль.

Моя любовь – это зависимость, жалкая попытка убить свое одиночество. Она разрушает все, к чему прикасается.

 
Так ядовитая лоза
Питает к вишне жажду-страсть:
Обвиться, голодно припасть
К живительным, целебным сокам.
 
 
И мне ль, садовнику, не знать,
Что гибелен такой союз:
В плену любви жестоких уз
Погибнет дерево до срока.
 

Чувства к Лило были сильными и яркими, словно пламя. «Великая любовь – великое благо», – говорят побережники в Доме Волн, но с этим утверждением согласятся и жители Амиро, и Волки из Дома Зверей, и обитатели далеких северных гор. Мне и юному принцу был вручен бесценный дар, но мы не сумели распорядиться им правильно. Он принес больше горя, чем счастья, разрушил мою жизнь… и Лило. Принц не вынес своего медленного старения-угасания, в то время как я оставалась юной.

А я не выдержала разлуки.

Лило не смог забыть меня и начать все сначала, когда этого потребовала жизнь, ведь я занимала все его время, целиком, жаждала внимания каждую минуту… Чувство вины от вынужденной разлуки сломало его. А ведь он был таким сильным, мой принц!

Мило же – всего лишь мальчик. Такая, как я, может искорежить ему судьбу. После того как Авантюрин едва не провалился в тени, пытаясь заставить меня… ревновать? сожалеть? Не знаю…сомнений не осталось.

Шутовка Лале должна переступить через свои чувства и держаться как можно дальше от одного пылкого, влюбленного мальчишки.

От одной мысли о том, что мне придется покинуть Мило, сердце пронзила острая боль.

Нет. Я не вынесу. Сойду с ума снова – на этот раз навсегда, без возврата. Но и продолжать причинять боль ему я не могу.

«Как хорошо, что Тирле скинула меня на Сумеречные пути! – пронеслось внезапно в голове. – Наверняка все, кто был тем днем в зале, сбросили шутовку со счетов. Из теней не возвращаются… И Мило знает об этом».

Значит, для него я уже… мертва?

Какой замечательный… шанс.

– Надо запретить слугам распространять весть о моем возвращении, – произнесла я вслух, чтобы придать себе уверенности. – Пробраться тайком во дворец, разузнать обстановку… Расспросить того же Тарло. А потом уже решить, стоит ли воскресать.

Буду ждать знака судьбы – хотя бы три дня. Нечто, что подскажет мне верное решение, поможет определиться с выбором. И если он окажется не в мою пользу…

Я всегда могу наблюдать за Мило издалека.

Возможно, мне даже будет довольно этого.

Возможно…

– Вылезай из купальни, Лале, – вздохнула я, закрывая мокрыми ладонями лицо. – Пора.

Без помощи Мило и с тем ограниченным временем, которое осталось в моем распоряжении, и думать было нечего о привычных косичках с колокольцами на концах. Пришлось просто подсушить волосы отрезом мягкой ткани и утянуть их лентой в низкий хвост. Без своей неповторимой прически и яркой краски на лице, в простом дорожном платье – темно-серые бриджи, белая блуза, пепельный сюртук с тонким черным поясом – я была не похожа на саму себя. Из зеркала на меня смотрела вполне взрослая женщина – немного грустная, очень усталая и маленькая… Но все же за девочку-подростка ее уже не приняли бы даже с пьяных глаз.

Потемневшие от влаги рыжие волосы четкими кольцами вились по плечам. Отросшая и аккуратно зачесанная набок челка щекотала скулу. Капелька воды с мокрой шевелюры медленно катилась по щеке. Я сняла ее пальцем и лизнула – пресная влага с горьковато-сладким запахом ванили.

Управляющий был понятливым человеком. Он пообещал хранить мою тайну хотя бы четыре дня. И если бы о живой и здоровой Лале Опал ничего не услышали бы по прошествии этого срока, то мужчина должен был огласить мое завещание, в котором все богатства рода Опал отходили бы Мило Авантюрину, верному вассалу своей госпожи.

Конечно, деньги и страх развязывают любые языки. Если мой ученик пожелает, он легко может расспросить управляющего и узнать, что я осталась в живых после погружения в тени. А посему без поддержки ее величества мне не обойтись. Придется навестить и ее.

Но сначала – к Тарло.

Шаг – и я очутилась в мастерской.

Несмотря на слишком поздний – или ранний? – час, в комнате горел яркий свет, а Мечтатель застыл за мольбертом. Рядом, в глубоком кресле, где обычно сиживала нахальная рыжая шутовка, устроился уютно, откинув голову на спинку, Танше. Гитара лежала поперек коленей, и сильные пальцы менестреля с нежностью оглаживали струны – беззвучно.

Художник посмотрел на меня поверх мольберта. Выражения голубых глаз было не различить – слишком много всего там смешалось.

– Так ты вернулась, Лале… – тихо, вопреки обыкновению, произнес Мечтатель. – Не ждал… Я думал, ты уйдешь навсегда. Это было в тебе – желание отправиться в бесконечное странствие. Или любовь все же победила?

– Ничего еще не решено, – заметил Танше, не открывая глаз. Венок из диких трав сбился немного набок, придавая барду залихватский вид. В сочетании с отстраненной улыбкой это выглядело странновато. – Присмотрись – она на пороге.

– Пожалуй. – Кисть коснулась алой, как свежая кровь, краски и скользнула по холсту. – Но что бы она ни решила – вряд ли нам суждено увидеться еще. Вы зашли попрощаться, Лале?

– Да, – ответила я неожиданно для себя самой. Появилось жутковатое ощущение, что со мной говорит не старый мой приятель, а сама карта – Печальный Художник. Впрочем, возможно, так оно и было. – Это весьма… вероятно. Сколько времени прошло после совета?

– Четыре дня, – без улыбки ответил Тарло. Кисть в его пальцах порхнула – золото на палитре, холст, снова золото. – Дворец чуть не рухнул от чар Леди Теней и колдовства Лорда Волн. Это было красивое сражение – буря и сумрак, потоки воды и колеблющийся мрак. Хотелось бы мне запечатлеть такую картину! Но в конце концов нашей королеве удалось спеленать Ларру. Говорят, нынче вечером будет суд.

Четыре дня… неужели я скиталась по Сумеречным путям так долго? А Мило… искал меня? Спрашивал обо мне? Надо узнать у Тарло…

Нет. Нет. Если я начну думать о Мило сейчас, то не сумею принять верное решение. Сперва – дела государственные.

– Суд над Ларрой? – зацепилась я за последние слова. – Ее величество и вправду решится применить казнь или иное возмездие к владыке целой страны? Не угрожает ли нам это войной с другими государствами? Думаю, Дом Осени крепко ухватится за возможность растоптать наше могущество…

Художник отложил кисти с палитрой и отер руки тряпкой. И лишь затем обернулся ко мне:

– Вы многое пропустили, Лале. Ее величество не собирается судить Ларру сама. О нет. Она совершила то, что не отваживались сделать уже почти четыреста лет, – созвала Совет Первых.

На мгновение мне почудилось, что я ослышалась.

– Ларру будут судить… раскладом?

– Не просто раскладом, милая Лале, – поправил меня Танше, наконец-то открыв глаза. – Первые – Лорды и Леди – соберутся, чтобы вынести решение. Равные судят равных, таков закон. Их величества Амиро и Лиран Третий, Рыжий Лис Райко и Ашен Рай из Дома Потерянных Имен… От запада до востока, от гор до побережья намедни прибыли гости во дворец. Дом Охоты, Дом Волн, Дом Прибрежных Скал, Дом Кораблей и Дом Мечей – почти все владыки будут следить за тем, чтобы решение было справедливым, ибо каждому грозила гибель от Прилива.

– А вы-то откуда знаете столько о раскладах, Танше? – От неожиданности я рассмеялась. Кто бы мог подумать, что страстной натуре барда не чужда политика. А уж тайные знания мира… Редкое сочетание, ничего не скажешь.

– Откуда? О, позвольте мне оставить это своим секретом, – подмигнул мне Танше. Венок окончательно съехал куда-то за ухо. – Барды бродят везде и слышат многое… А если живешь достаточно долго, то и слухов этих накапливается превеликое множество!

– Любопытно, – только и смогла сказать я, глядя на веселящегося менестреля. Теперь мне уже казалось, что в выражении его лица проскальзывает некоторое сходство с Холо, вечным моим мучителем.

Тарло тоже рассмеялся и поправил злосчастный венок менестреля небрежным и собственническим жестом.

– Да, леди Опал, недооценили мы малютку барда, – обменялся он взглядами с Танше и внезапно спросил: – А не желаете взглянуть на мою картину? Я редко показываю недоработанные полотна, но на сей раз мне бы хотелось сделать для вас исключение…

Пригасла и вспыхнула ярче на миг лампа на столе, словно в огонь попал мотылек. Небо за окном было уже белым, но света пока не давало. Переход из ночи в день – неуловимое время.

– Желаю.

Тарло склонился, старомодным и изысканным жестом указывая на картину. Я несмело шагнула вперед – и застыла.

Неужели…

Мило… и я?

– Кажется, я задолжал вам портрет, дорогая Лале? – спокойно, без усмешки спросил Тарло.

– За разбитую чашку из северного фарфора… – тихо прошептала я, очарованная. – Но почему… так?

– Грустно? – отозвался художник.

– Светло…

Да, именно это билось в висках, когда я смотрела на творение Тарло, пусть светлых красок на картине и было немного. Темная комната, пустое кресло, приоткрытая дверь… Все – пока намеками, мазками. А рядом с дверью замерли, положив ладони на ручку, двое. Рыжая шутовка в несуразном наряде, маленькая, с тоской в глазах, и высокий стройный юноша в красном камзоле с золотым тиснением.

Столь похожие на нас… Но неужели мы действительно так глядим друг на друга – с жаждой, тщательно спрятанной за насмешкой и заботой? Неужели мы столь похожи – в мелочах, в деталях, во взглядах и повороте головы?

– Он спрашивал обо мне? – слетело с губ сокровенное. – Мило… он искал меня?

Я обернулась к художнику. Но тот лишь отвел взгляд:

– Никто не видел юного Авантюрина с тех пор, как людей вывели из разрушенного зала. Говорят, он заперся в своих покоях.

Услышав это, я с трудом подавила желание метнуться к ближайшей двери и ворваться в комнаты Мило.

Нет, нет… мне следует быть спокойной, действовать обдуманно. Хватит уже кидаться в жизнь, как в омут. Однажды можно и не выплыть вовсе.

– Понимаю. – Чудом мой голос не дрогнул. – Благодарю вас, Тарло. – Я низко поклонилась художнику. – Думаю, когда вы завершите картину, она станет шедевром.

– Полагаю, это случится не раньше, чем мой добрый друг Танше закончит свою песню, которую он пишет для этой картины, – усмехнулся Мечтатель, небрежно проводя рукой по своим седым волосам. Бесполезная попытка пригладить хоть что-то! Серые пряди топорщились во все стороны, будто солома. – Как называется твоя ода любви, пылкий ты горец?

Танше кинул на меня хитрый до невозможности взгляд и подмигнул:

– «Ключ от всех дверей». Символично, не так ли?

– До жути, – откровенно созналась я, чувствуя себя маленькой девочкой, которую водят за нос два прожженных интригана. – Хотелось бы мне услышать ее когда-нибудь…

Струны под пальцами Танше на мгновение ожили – мягким, мурлычущим перебором.

– О, кто знает, как повернется судьба! – Коварный менестрель рассмеялся. – Но куда бы ни завели вас дороги – пусть удача не расстается с вами, Лале.

И внезапно я совершенно четко поняла, что действительно прощаюсь с ними, моими друзьями. Даже если мы с Мило и будем вместе, но не в стенах этого дворца. Я уже чувствую себя чужой здесь.

Возможно, Холо был прав – для Хранителей ключа нет дома. Есть только дорога. Бесконечный путь…

– Светлых снов, – прошептала я, отступая назад.

– Светлых снов! – откликнулись они одновременно, и хриплый, низкий голос Тарло удивительно гармонично слился с чистым, певучим – Танше.

На пороге я оглянулась. Они все так же смотрели мне вслед, художник и менестрель. Светлый взгляд и темный, седые пряди – черные локоны… Но как похожи были эти двое! Наверное, потому, что внутри у них горел один и тот же яростный огонь творения, недоступный другим людям. И рядом с ним мерк даже золотой пожар в рассветных небесах, заливающий первыми ясными лучами незаконченное полотно.

Прощайте, друзья. Не поминайте лихом шутовку, что однажды вмешалась в ваши судьбы, сведя вместе два таланта. Живите счастливо – во дворце или в странствии…

А мне следует навестить ее величество.

В кабинете королевы не оказалось, как и в спальне. Пожалуй, я бы долго искала ее по всему дворцу и в конце концов обнаружила бы свое присутствие перед придворными, если бы не открыла проход наугад – «туда, где сейчас Тирле».

К величайшему моему удивлению, это оказалась площадка на вершине одной из дворцовых башен. Тирле стояла здесь одна, в наряде Леди Теней – длинном черном платье со строгим воротником. Веер в руках ее величества, словно птица, то распускал «крыло» из черных костяных перьев, то складывался. Губы королевы шевелились, как будто она напевала – почти беззвучно для человеческого уха. Лишь мой тонкий слух мог различить слова предсказания Вышивальщицы:

 
Все тайны жизни сладостной и тонкой,
Желанье власти, горький крови гул
Легко бы поцелуй перечеркнул —
Изменит ласка и судьбинушку котенка.
 

– Ваше величество! – негромко окликнула я королеву, склоняясь в вежливом поклоне. Просто стоять и смотреть на нее было слишком неловко, словно бы мои взгляды вторгались в нечто очень личное. – Простите, что прерываю ваше уединение…

– О, Лале… – обернулась Тирле. Лицо ее было усталым… Да и каким оно может быть на рассвете у женщины, которая двадцать лет занималась тяжелой и неблагодарной работой. – Что так задержало вездесущую леди Опал в сумраке? Признаться, я ждала тебя еще вчера – помощь Шута мне бы не помешала.

– Призраки прошлого, о моя королева, – шагнула я ближе. Вид на далекие холмы и город за рекой открывался восхитительный – вся столица в ее блеске и великолепии была передо мной как на ладони. – Но кажется, теперь я свободна от них… как и от своей карты. Время безумной Лале прошло.

– Вижу, – грустно улыбнулась королева. Тонкие губы были совсем бескровными, словно Тирле мерзла. – Ты теперь принадлежишь только себе… А вот моя воля – в рабстве у государства.

– Такова тяжелая ноша владык, – осторожно заметила я и подтянулась, присаживаясь на широкие перила. Теперь наши с Тирле лица были на одной высоте… впервые я смотрела на королеву не снизу вверх, и видела много такого, что прежде не могло открыться моему взору. Сейчас она удивительно напоминала мне ту, прежнюю Тирле – грубоватую и властную принцессу, любящую простые шутки и прямые фразы. Годы на троне научили ее лгать с улыбкой на устах, говорить знаками больше, чем словами, и быть жестокой с врагами. – Что беспокоит вас, о моя королева?

Веер крутанулся в пальцах… и сорвался вниз. Костяные пластинки раздвинулись в полете, и маленькую хрупкую вещичку закувыркал ветер. Конечно, спустя минуту она упадет, но пока еще она обманывает мечтательный взор иллюзией полета.

– Что беспокоит меня, Лале? – медленно повторила Тирле, и складка меж бровей стала резче. – Я впервые не уверена в том, что делаю. Ларра должен быть приговорен и казнен – он признал свою вину. Скорее всего, Совет Первых осудит Лорда Волн и оборвет его существование, чтобы больше никто никогда не поддался соблазну призвать Прилив и стереть Дома с лица земли… – она осеклась.

– Но?.. – вопросительно подняла я брови.

– …но я не смогу этого сделать. А ведь Совет передаст мне право на его жизнь! – Тирле в остервенении хлопнула ладонью по перилам. – Я-королева желаю возмездия… но мне-женщине хочется совсем иного.

– Ваше величество…

– Молчи, Лале. Ты ничего не понимаешь. Мне уже четыре десятка лет с лишним. Я и не надеялась, что когда-нибудь полюблю… Думала, что трон после моей смерти отойдет второй ветви, потомкам младшей дочери Соло Янтарного. Но сейчас у меня появился этот шанс – нежный, любящий супруг, семья, ребенок моей крови, который унаследует престол! – Голос ее почти сорвался на крик. А потом Тирле вдруг словно сломалась – обмякла, беспомощно обхватив себя за плечи. Высокая, нескладная, тонкая фигура в черном платье… Сколько отчаяния было в ней! – И теперь все надежды – в прах. И знаешь, что горше всего, Лале? – подняла она на меня больной взгляд. – Он, плененный, сумел победить меня – всего одним стремительным поцелуем. Единственным прикосновением губ к губам в тот момент, когда я подошла накинуть на него путы. Он не противился мне, как будто что-то сломило его изнутри. Что-то такое было во взгляде Ларры… потерянное. И мне стало не по себе… До тех пор уверенность в правильности собственных поступков не покидала меня. Так легко было опоить Ларру эликсиром, заставить признаться в предательстве, вынудить его применить силу своей карты, чтобы я сумела ударить в ответ… Но один поцелуй все изменил. Ларра любит меня, а я перечеркнула свое будущее тем, что уличила Лорда Волн в злом умысле.

Налетел порыв ветра – такой сильный, что мне пришлось на всякий случай спрыгнуть с перил на площадку. Но Тирле даже не шелохнулась, тоскливым и яростным взглядом вперившись в пространство.

– Ваше величество… – осторожно тронула я ее за рукав, погладила пальцами напряженно сжатые кулаки. – Не все еще потеряно. Позвольте мне присутствовать на Совете! – внезапно предложила я, переполненная сочувствием. – Пусть в любви я ничего не понимаю, зато в интригах расклада за две сотни лет научилась разбираться прекрасно. А вдруг я сумею вам помочь?

Ярость в ее глазах угасла, сменившись задумчивостью.

– Присутствовать на Совете… Конечно, это запрещено, Лале, и даже я не могу изменить правила – ведь ты лишь девятая в раскладе. Но… – Лицо Тирле словно озарилось светом надежды. – Но кто может воспрепятствовать тебе, Хранительнице ключа, идти туда, куда вздумается?

– А ведь и верно, – улыбнулась я. – Когда начнется суд?

– На закате, – выпрямилась королева. – Тогда, когда перевернутся в третий раз большие часы в зале. Но… неужели ты собралась покинуть меня сейчас, Лале? Прошу, побудь со мной еще немного!

– Если такова ваша воля, – склонилась я в шутливом поклоне. Слух привычно насторожился в ожидании звона бубенцов… но высохшие пряди лишь свободно рассыпались по плечам и груди.

Мне до боли, до оторопи хотелось увидеть Мило – хотя бы одним глазком, сквозь замочную скважину… Но оставить сейчас Тирле – нет, не нынешнюю королеву, а прежнюю девочку, которую я когда-то знала, – было бы сродни предательству.

Ее величество оставалась на площадке в башне почти до полудня, а потом отправилась в один из своих кабинетов в северном крыле дворца. Большой приемный зал, в котором произошла схватка двух первых в раскладе, сейчас спешно ремонтировали. Кроме него пострадало еще несколько помещений в той же части здания, в том числе библиотека этажом ниже и малый королевский кабинет с изображениями карт на стенах – на ярус выше. Эти залы отгородили от остальной части дворца, и перестройка их должна была начаться через несколько дней.

Тирле пыталась заниматься государственными делами, готовиться к суду, но все ее внимание сосредоточилось на образе Ларры, заключенного пока в темницу для знатных пленников. Я, как могла, развлекала свою госпожу – беседой, шутками и сказками. Королева смеялась, но глаза ее по-прежнему переполняла печаль. Мне хотелось пообещать ей, что все непременно наладится, но ложь, очевидная даже последнему глупцу, не шла с языка.

Надежда все еще жила… но чем дольше я размышляла, тем меньше ее оставалось.

Даже если отбросить интересы раскладов, а рассмотреть только дела Домов, смерть Ларры была выгодна слишком многим. Достаточно большая страна, в меру богатая и с обширными возможностями для торговли представляла собой лакомый кусочек. Наверняка Дом Зверей был бы не прочь получить выход к морю через Лунную бухту, да и Дом Волн давно зарился на земли побережников. Что уж говорить об Амиро – осенний государь с удовольствием отщипнул бы крошку от общего пирога.

Тирле тоже бы досталось приличное «вознаграждение за беспокойство» – жемчужные заводи, которые по сделке с Ларрой отходили Дому Камней, так и остались бы закрепленными за нами.

Да только жемчуг не вложишь в грудь вместо разбитого сердца. А потому нужно было хорошенько подумать, как устранить Ларру, не лишая его жизни и соблюдая древние законы возмездия в раскладах.

Во всем этом для меня было немного проку… Разве что после треволнений о делах государственных не оставалось уже сил на мысли о собственном счастье.

Ох, Мило, Мило… Как ты? Все ли с тобой в порядке? Ты упрям и не станешь просить помощи ни у кого… Но вдруг ядовитая лоза-любовь уже слишком сильно затянулась вокруг твоей души? Отчего я сейчас мучаюсь дурными предчувствиями – это самообман и пустые переживания или… тебе и впрямь что-то грозит?

«Как только закончится суд, отправлюсь прямиком в покои Мило», – твердо решила я, пытаясь заглушить глухой перезвон колокольчиков тревоги.

Когда Тирле отбыла на Совет, попросив меня выждать с пол-оборота и лишь потом тайком пробираться в зал, я чуть было не сорвалась с места и не кинулась в комнаты ученика. Но удержалась – в сотый раз за этот день.

 
Ах, время! Ты терпения губитель,
Ты и палач, и счастия даритель,
Жестокий, бессердечный обвинитель
И перед совестью смиреннейший проситель.
 
 
Терзаний злыми мыслями свидетель,
Но также – пред надеждою радетель.
В мечтаниях – проходишь торопливо,
В мучениях – медлительно на диво…
 

Иногда мне казалось, что песок просто забил отверстие в часах и теперь сыплется куда медленнее, чем должен. С трудом я выждала, пока нижняя колба наполнится наполовину, и сразу же вскочила и кинулась к двери.

Все суды выглядят одинаково. Даже если обвиняют одного из владык. В Доме Камней, да и в других тоже действует замечательное правило: равные судят равных. Для крестьян – собирают деревенские сходы, где верховодит староста или другой человек, хорошо знакомый с законами. У горожан – свои постоянные «выборные». В тех редких случаях, когда преступление совершает аристократ, его участь решают такие же лорды и леди под председательством младшего наследника или самого монарха, если детей у него еще нет или они слишком юны.

Так и Ларру судили те, кто был ему равен, – первые в раскладах. Обвинителем стала Тирле, как раскрывшая коварный замысел. Защитником, по старой традиции противостояния с нашим Домом, вызвался Амиро. Решение выносили все вместе, каждый определял для себя – виновен или нет.

Когда я приоткрыла дверь, Тирле уже заканчивала свою речь.

– Да, он признался. Да, он раскаялся и отказался от своих замыслов. Но тем не менее простить его – значит дать шанс Лорду Волн поквитаться с нами в будущем. Прилив мог смыть в море все Дома, до самых гор… Погибли бы люди. Множество людей! И потому – нет прощения предателю.

– Нет прощения, – эхом отозвался кто-то.

Я, стараясь не привлекать внимания, скользнула вдоль двери к окну и спряталась за портьерой. Ничего оригинального, но безупречное исполнение таких трюков требует большого мастерства. Кажется, меня заметили только трое: Тирле, которая стояла лицом ко мне, закованный в цепи Ларра, безучастно оглядывающий зал, и Амиро, как раз поднимавшийся, чтобы сказать слово в защиту Ларры.

– Лорды и… Леди, – улыбнулся он, скользнув взглядом по портьере. – Сейчас вы все ждете, чтобы я нашел оправдание поступкам государя Ларры… но признаюсь откровенно, мне совсем не хочется этого делать. Я выступаю за то, чтобы Лорда Волн подвергли самому серьезному наказанию, лишив его права распоряжаться собственной жизнью. Но традиции требуют… и потому я скажу.

«Плохо дело», – подумала я. Большие надежды возлагались на то, что Амиро начнет выгораживать Ларру. С той силой убеждения, которой обладал Лорд Осени, можно было бы и оправдать владыку побережья… Но если и Амиро желает его смерти – можно лишь уповать на чудо.

– Чего желал этот юнец, лишь недавно получивший престол? – тем временем вопрошал Амиро. Голос его оставался равнодушным, только в глазах светилось непонятное предвкушение. – Вы теряетесь в догадках, верно? Но… приглядитесь и поймете: так же и он сам сейчас не может понять, что натолкнуло его на мысль воспользоваться столь ужасным могуществом. А я знаю. Это – сила. О, мне ли не знать, как притягательно могущество… Когда в твоих руках оказывается возможность получить все и сразу, пусть и чудовищной ценой, отказаться от нее невозможно. Только воистину сильные духом способны на это. А мы, простые люди, несмотря на наши титулы… Что уж говорить о мальчишке! Взгляните на него, – повел Амиро рукой. Взоры Лордов и единственной Леди устремились на несчастного Ларру. – Он потерян сейчас… и он влюблен. В прекраснейшую Тирле Обманчивый Сон. Можно сказать, что в руках нашей Леди Теней находится поводок, за который она может дернуть в любое мгновение и осадить этого юношу. Так стоит ли лишать его жизни? – Амиро умолк, выдерживая паузу. А затем добавил, совершенно равнодушно: – Я считаю, что стоит. Впрочем, решать вам. – И сел.

Ларра давно уже опустил глаза, не желая глядеть на тех, кто решает его судьбу. Он был почти жалок – в оковах, в простой, хотя и опрятной одежде, с распущенными волосами, небрежно откинутыми за спину. Пиратская лихость исчезла из его черт и манер, оставив только испуганного мальчишку, слишком поздно осознавшего, что отцовским кинжалом можно убить отнюдь не понарошку.