Текст книги "Ключ от всех дверей"

Автор книги: Софья Ролдугина

Глава двадцать вторая,
в которой Лале совершает ошибку

Наступило утро. Жаркое солнце взошло над дворцовым садом, просочилось сквозь задернутые занавески, обласкало лучами сомкнутые веки… В закрытой спальне свежесть предрассветного тумана медленно менялась на духоту раскаленного летнего марева. Не то что спать – даже просто лежать, протягивая время до полудня, было невозможно.

Да и привыкла я за время, что путешествовала с Мило, вставать чуть свет. Как и ко многим другим вещам: к свободе от придворных условностей и интриг, к ясному небу над головой, к чудесам… Нет, скучать во дворце было некогда, одна авантюра с разоблачением Ларры стоила целого приключения. Но отчего-то иногда накатывало, словно волна, желание бросить все и сбежать куда глаза глядят. От плохих воспоминаний, от высокой политики и низких интриг… от сложных решений.

Ох, Мило, Мило, что мне делать с тобой? Что мне делать с собой?

– Встряхнись, Лале, – нарочито громко произнесла я, не открывая глаза. – Задумаешься об этом, когда Прилив больше не будет грозить королевству. А пока вставай-ка, дорогая, и приступай к работе.

При мысли о работе я ощутила приступ трусливого облегчения. Теперь у меня нашлась вполне приличная причина для того, чтобы отложить решение на потом.

Тем более что планы у нас с Тирле на сегодня были воистину грандиозные. Пока ее величество собиралась оповещать расклад о грядущем представлении, мне поручалось заглянуть к Вышивальщице шелком и раскинуть с ней гадальные нити. Дело это небыстрое, требующее терпения и внимания, а также полной осведомленности о текущем положении для наиболее верного толкования результатов. Что ж, кому, как не Лале, знать о подводных камнях нашей маленькой «морской» проблемы?

Так я рассуждала, пока рука моя сама тянулась к колокольчику.

– Мило, неси завтрак… – начала я и осеклась.

Ученик все еще пребывал в поместье Опал, и ждать мальчика следовало не раньше вечера. Вот она, сила привычки, – почти двадцать лет утро начиналось с того, что Авантюрин угощал меня чем-нибудь вкусным и приводил в порядок рыжие волосы.

Придется самой о себе позаботиться.

В конечном счете на утренний туалет ушло почти три часа. Лишь к полудню я позавтракала, искупалась, надела привычный шутовской наряд и заплела непослушные пряди в сотню косичек. Серебряные колокольчики мелодично позванивали на концах. На щеках, умытых прохладной водой, расцвел румянец… Никто не заподозрил бы, что шутовку половину ночи мучили кошмары и мрачные размышления. Оставалось только достать ключ и пройти к Вышивальщице.

Как я и предполагала, крестьянское прошлое заставило тринадцатую в раскладе подняться до света, и сейчас, по ее мнению, было уже время обеда.

– Госпожа Лале! Приветствую вас, – попыталась вскочить леди Мериса Яшма, ныне супруга дворцового лекаря, звавшаяся когда-то Мерисой, деревенской швеей. – Не желаете ли присоединиться? – краснея, спросила она и присела, вспомнив об уравнявшем нас в титулах раскладе.

– Благодарю, но вынуждена отказаться, – последовал вежливый ответ, продиктованный скорее плотно набитым желудком, чем правилами хорошего тона.

– Вы пришли по делу или просто навестить? – Чуткие пальцы Вышивальщицы смяли льняную салфетку.

– По делу, – склонила я согласно голову и, сжалившись над бедняжкой, добавила: – Но оно подождет. Мне нужно обдумать вопросы, а вам – завершить трапезу… Могу я взять какую-нибудь книгу из вашей библиотеки, леди Яшма?

– О… да, конечно, – снова поднялась с места женщина. – Какую вы желаете…

– Не утруждайте себя, мне легче самой взглянуть и выбрать, – улыбнулась я и, опережая леди, подошла к шкафу. Вынула томик наугад – леди Мериса не держала плохих книг – и присела в обитое розовым бархатом кресло, поглядывая на Вышивальщицу поверх страниц.

Госпожа Яшма принадлежала к тому редчайшему типу людей, которые, даже появившись на свет в крестьянской семье, с самого раннего возраста ведут себя словно благородные особы – в лучшем смысле этого слова. От таких, как Мериса, вы никогда не услышите грубость или глупость. Опускаясь на сиденье, они держат спину прямо, ни одной капли не прольется из их чашки с чайным настоем на блюдце, а подол юбки не запятнается, даже если им случится пройтись по осенней слякоти.

Откровенно говоря, рядом с лекарем Яшмой именно бывшая деревенская швея Мериса смотрелась аристократкой. Ее темные глянцевые волосы всегда были аккуратно уложены в узел на затылке, закрепленный янтарными шпильками. Не знавшая белил и румян кожа даже в сорок девять лет оставалась нежной и бархатистой, как у девушки. Полненькая и низенькая, милая леди Яшма двигалась с такой врожденной грацией, какой высоченным и тощим фрейлинам ее величества не видать как своих ушей. Но самым замечательным в облике тринадцатой в раскладе были руки – маленькие, изящные, с красивыми, немного пухлыми пальцами. Когда Вышивальщица бралась за шелковые нити, то сердце замирало от восхищения – так ловко и аккуратно управлялась она с ними.

Единственной слабостью почти совершенной госпожи Яшмы была еда. Кушала Вышивальщица много, часто и толк в деликатесах знала. Оторваться от обеда или завтрака для нее было смерти подобно… И любой, кто знал историю этой леди, ни за что не стал бы осуждать ее за несдержанность.

В детстве Мериса часто голодала. Она родилась в бедной семье, где, кроме нее, родителям приходилось заботиться еще о десяти ртах. Когда девочка подросла, у нее открылся талант в обращении с нитками и иглой. Какие чудеса творила маленькая швея, имея в своем распоряжении только грубый лен и пару мотков цветной пряжи!

Когда Мерисе исполнилось тринадцать, отец ее надорвался на полевых работах и за несколько дней превратился в свою бледную тень. Заботы по дому полностью легли на плечи матери, а о пропитании пришлось думать девочке-рукодельнице. Продажа расшитых яркими узорами рубашек позволяла кое-как сводить концы с концами и накормить семью, но у самой Мерисы часто от рассвета до заката и крошки во рту не было.

Кто знает, чем закончилась бы эта история! Может, счастливо – подросли бы братья и сестры талантливой швеи, начали бы помогать с заработком, и зажила бы семья в достатке. Или печально – если бы девочка сожгла себя непосильным трудом.

Но малышке повезло – старая Вышивальщица перед смертью рассказала, где искать себе замену.

Мерису пригласили ко двору, даровав титул леди, земли на юге и новое имя. Семья ее до сих пор жила в благоденствии в той самой деревушке и горя не знала.

А бывшая швея за несколько лет освоилась при дворе, примелькалась, а на третьем десятке выскочила замуж за главного лекаря. И до сих пор была просто неприлично влюблена в собственного мужа.

– Леди Опал? – вежливо и немного смущенно окликнула меня Вышивальщица. – Я завершила трапезу. Не могли бы вы изложить суть проблемы, что привела вас ко мне?

– Проблемы… не назвала бы это так, – улыбнулась я, откладывая книгу, в которой так и не прочитала ни одной строки. – Скорее, мне хотелось бы удостовериться, что я поступаю правильно. Риск слишком велик… Дела государственные, как говорится.

– О… тогда вам нужно серьезное гадание, – задумчиво опустила ресницы Вышивальщица. – Вопросы вы уже составили?

– Вместе с ее величеством, – кивнула я.

– Хорошо. Подождите, пока я приготовлю нити. Лучше еще разочек мысленно повторите свои вопросы, – посоветовала мне леди Мериса и удалилась в другую комнату за принадлежностями.

Я лишь завистливо вздохнула, глядя на ее величавую осанку и исполненные достоинства движения. Мне такого совершенства не достичь никогда.

Впрочем, что это я? Шуту и не нужно быть величавым. Семенить меленько или нестись сломя голову – вот что больше подобает мне по должности. А женственность… в некотором смысле это врожденный талант. У кого-то есть, у кого-то нет.

Тем временем Вышивальщица вернулась, неся в руках небольшой аккуратный сундучок. Внутри обнаружились уже очень хорошо знакомые мне предметы: серебряные пяльцы, моточки разноцветных шелковых нитей, тонкие крючки…

Перво-наперво Мериса расстелила на столе отрез белого полотна. Простой лен, но столь тонкой работы, что этот кусок ткани локоть на локоть стоил больше, чем драгоценный атлас. По центру платка леди Яшма оставила пяльцы, а клубочки ниток горкой выложила справа и слева.

– Каков твой первый вопрос?

Я вздрогнула: в одно мгновение звенящий, робкий голосок Мерисы превратился в глубокий, низкий, почти мужской. Сколько раз слышу эту перемену – и каждый раз чувствую почти мистический ужас.

– Что скрывает Ларра от ее величества?

Проворные пальцы замелькали, опутывая пяльцы паутиной разноцветных нитей. Уловить принцип, по которому Вышивальщица выхватывала то один клубок, то другой, выбирая оттенки, было невозможно. Серебряный обруч стал похож на ало-желтый моток – ни единой синей нити, хотя вопрос я задала о Лорде Волн. Сплошной огонь… и страсть.

Внезапно Мериса цапнула крючок – и дернула одну нить прямо из середины. И в одно мгновение воплощенный хаос натянулся – и обернулся стройным узором.

Вышивальщица вгляделась в него, вдохнула глубоко… и пропела – вновь нежно, звеняще, как весенняя капель:

 
Все тайны жизни сладостной и тонкой,
Желанье власти, горький крови гул
Легко бы поцелуй перечеркнул —
Изменит ласка и судьбинушку котенка.
 

Леди ослабила натяжение – и нити опали бесформенным комком. В такой же беспорядок пришли и мои мысли.

Как и всегда, в отсутствие Судьбы, гадание больше запутывало ситуацию, чем проясняло. Какой котенок имелся в виду, я поняла сразу – тот самый, подаренный Ларрой, как залог счастливого союза… Ее величество свернула малышу шейку – «За предательство». Означает ли это, что Ларра ведет нечестную игру? И при чем здесь тогда поцелуи?

Ох, тяжело! Ладно, главное – записать ответ, может, королева и разберется. Она-то с Ночным Бризом связана гораздо более крепкими узами, чем я.

– Следующий, – тем же страшным низким голосом приказала Мериса. Пяльцы опять были чисты.

– Верно ли поступили мы, собирая совет, дабы проверить искренность намерений Ларры? – быстро откликнулась я, не рискуя испытывать прочность транса Вышивальщицы.

И снова замелькали пухлые пальцы, и цветные нити, и тонкие крючки.

На сей раз ответ был таков:

 
Весь зал накрыла темнота —
Она от вод уберегла
И поразила – вот дела! —
Случайно бедного шута.
 

Сердце упало.

– Что?! – вскочила я на ноги, позабыв о почтительности. Звякнули колокольчики. – Шут – это ведь обо мне? Что значит – шута поразила темнота? При чем здесь вообще я?

От неожиданности крючок выпал из расслабившихся пальцев Вышивальщицы, утягивая за собой нить… и узор преобразился.

Лицо Мерисы покраснело от натуги, словно она силилась вдохнуть – и не могла.

– Леди? – испуганно подалась я вперед, накрывая своей рукой дрожащую ладонь женщины. – Что происходит?

И в это мгновение вторая ладонь Мерисы с неожиданной властностью накрыла мой затылок… и резко надавила, со всего размаху вжимая физиономией в переплетение нитей.

Горло перехватило. В глазах заплясали пятна – и я провалилась… в королевский кабинет.

Разумеется, ее величества там не наблюдалось. А вот красноволосый мальчишка-шут и слепая девушка с синей повязкой на глазах все так же о чем-то негромко разговаривали.

– Ох ты! – воскликнул Безумный Шут, соскакивая с края стола и подбегая ко мне. – И угораздило же тебя, дурищу! Как сюда-то брякнулась? – весело ругал он меня, заботливо помогая подняться на ноги. Пальцы у мальчишки оказались невероятно сильными и горячими настолько, что обжигали даже сквозь толстые бархатные рукава камзола. – Вот ведь невезучая, откель такие берутся только… ну, не пугайся, все с тобой в порядке будет, – улыбнулся Шут, подводя меня к королевскому креслу, загодя освобожденному девушкой в повязке.

– Что за неаккуратная особа, – сморщила носик Судьба. – Право, Лале, от вас неприятностей больше, чем пользы. Зачем вам понадобилось путать узор бедняжке Вышивальщице? Чуть не покалечили бедную девушку.

– Ну, извините, – прохрипела я, пытаясь дышать и не сбиваться на всхлипы. – А как прикажете понимать такое предсказание?

– Про темнотищу, что ль? – хмыкнул Шут, ласково поглаживая меня по голове. При этом я ощущала себя так, будто на затылок мне вывалили ведро углей. – Да просто все. Судьбинушка, миленькая, подскажи моей девочке, что к чему. Видишь – ей и так несладко.

Судьба медленно кивнула.

– Вижу – не то слово, дорогой мой друг. Но чувствовать – чувствую. Того узора, что сложился у Вышивальщицы, нам уже не распутать. Но в память о ваших прошлых заслугах, леди, – тон Судьбы стал серьезным, – я могу дать вам одну подсказку, которая поможет изменить всю жизнь, если вы примените ее с умом.

– Буду премного благодарна, – осторожно ответила я. Подсказки Судьбы – это обоюдоострый меч. Истолкуешь не так – и все полетит под откос.

Девушка улыбнулась:

– Пустая карта истинно пуста, леди Опал. А вам такое категорически не подходит.

Второй раз за день я почувствовала себя круглой дурой.

– Что, простите? Пустая карта?

Шут снисходительно потрепал меня по макушке. В глазах его плескалось веселье.

– Поймешь все ко времени, деточка моя ненаглядная. Ты нынче по краешку безумия бродишь – а как свалишься, так и ясненько все станет. Ну а теперь – прощевай, миленькая! Не место здесь живым людям, – рассмеялся Шут… и толкнул меня назад, вместе с креслом.

Я крепко приложилась затылком об пол… и очнулась на диванчике в покоях леди Яшмы.

– Вы в порядке, дорогая Лале? – встревоженно спросила Мериса. На щеках ее были красные пятна, будто она сама себя исцарапала. – У меня словно провал в памяти. Надеюсь, я не натворила ничего… неисправимого?

– О нет, леди, вы, напротив, очень помогли мне… и государству. – Я сделала над собой усилие, поднимаясь на ноги. Ох уж эти карты! То в колокольчик звенеть заставляют, то роняют… ишь, какая шишка на затылке набухает. Конечно, и оборота не пройдет, как рассосется, но все равно приятного мало. – Благодарю за время, что вы согласились уделить мне и моим скромным… и совсем нескромным государственным… проблемам. Я, пожалуй, пойду.

– Легких путей, леди Лале, – немного смущенно попрощалась Мериса, комкая в руках платок.

– И вам – легких, – улыбнулась я искренне и вышла в коридор – просто так, без ключа и прочих затей.

Голова шла кругом. Слишком многое надо было обдумать…

Визит к ее величеству вышел до безобразия коротким – Тирле выслушала меня, покивала… и отослала. Уже захлопывая за собой дверь, я увидела, как в кабинет тихо проскользнул Ларра. Вот, значит, какие срочные дела были у королевы… Внезапно мне стало нестерпимо жалко ее величество – с таким отчаянием цеплялась она за последние – возможно! – мгновения рядом с Ларрой.

А еще в глаза вдруг бросилась картина над головой Тирле – Пустая карта. Ничто, перечеркнутое молнией… Вечная дорога. И тут же виски сдавило, словно тисками: «Не время об этом думать, Лале».

В который раз за день прокляла я игры Судьбы. Вот ведь несносная девчонка!

И действительно, у меня были и другие дела на сегодня. Дождаться Мило и объясниться с ним… Ох и не хочется же этого делать – все, что угодно, отдала бы, чтоб этот тяжелый разговор отложился на далекое будущее. Но Авантюрин приезжает уже этим вечером, пусть даже ближе к ночи. А сейчас можно заняться чем-нибудь другим… Ну, скажем, зайти к Кириму за обещанной бутылью «эликсира откровения».

Вот, решено. Навещу Незнакомца.

Сказано – сделано.

Открыв дверь прямо к покоям лорда Багряного Листопада, я развернулась и, собрав всю свою волю в кулак, постучалась.

Створки распахнулись незамедлительно, словно Кирим поджидал меня с бокалом вина прямо за порогом. Впрочем, вполне возможно, что так оно и было, – я же обещала зайти.

– Леди, вы выглядите великолепно, – склонился он над моей ладонью. Кожу словно огнем обожгло, хотя прохладные губы лишь целомудренно скользнули по моим побелевшим от напряжения костяшкам.

По спине пробежали мурашки. Меня в разные стороны тянули два желания – выдернуть руку из цепких пальцев… или перевернуть ладонью вверх, чтобы ощутить это невесомое прикосновение-поцелуй на запястье.

– Позвольте вернуть вам комплимент, – с трудом справилась я с севшим внезапно голосом. – Вы тоже великолепны… как всегда.

В моих словах не было ни грана лести – только искреннее восхищение. Обильный макияж, который поначалу так меня забавлял, теперь казался вполне уместным. Густо подведенные глаза в красноватом полумраке покоев потемнели почти до черноты. Резкие черты лица немного сгладились, и даже губы перестали выглядеть тонкими и холодными, словно нарисованными глазурью. Сейчас более правдивым было бы сравнение с лепестками пламени… Хотя я замечательно помнила, что они холодны как лед. Карминовая ткань одежд приобрела глубокий винный оттенок и мягко мерцала, словно умоляя прикоснуться и ощутить ее прохладную гладкость.

Кирим улыбнулся, чуть склонив голову набок. Рубиновые пряди, сегодня не сдерживаемые ничем, рассыпались по плечам.

– О чем вы задумались, леди? – Глубокий голос пробрал до костей.

Я встряхнула головой, прогоняя наваждение перезвоном серебряных колокольчиков. Получалось… не очень. Наоборот, идея зайти к Кириму казалась мне все более и более замечательной. Мне никогда не приходилось подвергаться воздействию вина, но, кажется, опьянение должно быть именно таким. Восхитительная легкость, и быстро-быстро колотящееся сердце, и мурашки по коже…

– Ни о чем, лорд. Как насчет нашей сделки? – улыбнулась я, опуская ресницы. – Вас все еще интересует мой рассказ о путешествии?

Кирим словно задумался.

– Сделка… ах да. Проходите, госпожа Лале. Не стоит задерживаться на пороге. У нас, в Доме Осени, говорят, что это дурная примета, – церемонно склонился он, направляя меня в комнату.

– В таком случае не будем пренебрегать осенней мудростью, – шагнула я через порог.

В покоях было жарко. Трепетало низкое пламя в очаге, переливались багряно угли. По углам были расставлены лампы из дорогого стекла темно-гранатового оттенка, внутри которых по ароматному маслу метались язычки огня. Половину пола занимал пушистый ковер с разбросанными там и сям подушками – тяжелыми, бархатными. Я бы на такой подушке могла бы поместиться целиком, если бы свернулась в клубочек, а здесь их была рассыпана добрая дюжина. У края ковра стоял низкий стол с двумя бутылями, бокалами и блюдом фруктов.

– Вы ждали… – «кого-то», хотела я закончить дежурную фразу, но сказала: —…меня?

Кирим обернулся, и пляска пламени отразилась в его зрачках.

– Я ждал вас, Лале, – согласно наклонил он голову. И произнес тихо настолько, что это могло мне лишь померещиться: – Всю жизнь…

– О… – смутилась я, ощущая, как вспыхнули румянцем мои щеки. – «Эликсир откровения» у вас? – неловко попыталась переменить тему.

– У меня, – тонко улыбнулся Незнакомец. – Вот он. – Кирим присел на одну из подушек, указывая мне на другую, и покачал в руке одну из бутылей – полупустую. – Надеюсь, этого достаточно, чтобы я мог рассчитывать на подробное и увлекательное повествование о ваших приключениях с тем мальчиком… Мило?

Имя моего ученика коснулось губ напоминанием о поцелуе… и бритвой резануло по оголенным нервам.

Я медленно, осторожно опустилась на подушки.

Надо что-то решать в наших отношениях… А вместо этого я собираюсь провести вечер в пустой беседе с Незнакомцем! «И хорошо, если только в беседе», – шепнуло мне благоразумие.

Ох, Лале, Лале, доиграешься, дотянешь время…

– Леди? – Прохладная напудренная ладонь коснулась моей щеки. – Что с вами?

– Ничего… – только и сумела прошептать я. – А этот эликсир… он точно подействует? – предприняла я последнюю попытку взять себя в руки.

– Не верите мне? – усмехнулся Кирим и наклонился к столику. Откупорил пробку, наполнил бокал… Погрел в ладонях – и неторопливо осушил его. – Спросите что-нибудь на проверку? – Губы изогнулись в улыбке. Краска немного расплылась, и казалось, что они измазаны в крови.

По спине прокатилась волна жаркого ужаса… почти сладостного.

– Вопрос… – Интересоваться чем-нибудь безобидным смысла не было, поэтому я решила поставить на кон все. – Какое отношение Дом Осени имеет к покушению на Ларру?

– Прямое, – ответил Кирим и скривился. Я впервые увидела выражение открытого недовольства на его лице – и, к моему удивлению, такой, оживленный и немного взволнованный, Кирим понравился мне до одури. – Еще вопросы?

– Кто организовал покушение на Ларру?

Кирим выдержал лишь небольшую паузу.

– Я, – с явной неохотой признался он. – Мне было поручено снабдить леди-секретаря алхимическим мешочком и ядом… – Кирим прерывисто вздохнул, прикрывая глаза. – Лале… могу я попросить вас не задавать мне более подобных вопросов? Рассказывать о том, что я дал клятву держать в секрете… несколько болезненно. И мне бы не хотелось… вызвать неудовольствие его величества Амиро.

В памяти тут же зазвучал рассказ Холо о наказаниях для изменников в Доме Осени.

Мне как будто углей за шиворот засыпали, когда я внезапно осознала, какой опасности подвергла Кирима по неосторожности. Конечно, мы враги – из разных раскладов, из разных Домов, но пользоваться его доверием… так… это подло.

– Простите, – повинилась я, пряча взгляд. – В последнее время я сама не своя… Совершаю поступки, которым нет оправдания… – Перед глазами пролетела сцена того, как Мило пытался удержать меня от неурочного визита в библиотеку Амиро. – Говорю всякие глупости… Прошу простить меня.

Прохладные пальцы подцепили мой подбородок, заставляя запрокинуть голову. Я медленно подняла ресницы – и встретилась взглядом с Киримом, оказавшимся вдруг совсем-совсем близко.

– Лале… – тихо произнес он.

Я дернулась – и застыла, попав в плен темных глаз, в глубине которых отражались мерцающие угли.

– Что беспокоит вас? Я же вижу, что вы уже долго терзаетесь какими-то тяжелыми мыслями. Почему бы не поведать мне о ваших сомнениях? Клянусь, ни слова не выйдет за эти стены.

Я закрыла глаза. Голова кружилась, я словно падала с высоты – вниз, в пропасть, без дна…

«Мило, Мило, Мило…» – светилось в мыслях, как спасительный сигнал маяка.

– Лале?

Мое собственное имя упало тем самым последним камушком, который увлекает за собой лавину.

– Я в западне, – прошептала я почти беззвучно, чувствуя, как мое дыхание отражается от чужой кожи… так близко… – Я в западне, я не знаю, что делать… Так долго я была одна, не искала ни любви, ни дружбы… Слишком больно, слишком сложно… А сейчас… он… он…

– Кто он?

Я осеклась.

– Он… тот, кого я люблю… без кого я не могу жить, и падаю в безумие, и умираю… Сначала это было почти незаметно – привязанность, просто привязанность, да… Но теперь… Все мои мысли только о нем, и даже сейчас…

«Мило, Мило, Мило…»

Да что такого в воздухе этой комнаты, что заставляет меня пылать и путает мысли?

Наваждение…

– А он… – Его дыхание пощекотало мою шею. – Он любит вас?

– Да… Да, да!

Молчание.

– Он… говорил об этом?

Безжалостная память не дала мне солгать. Даже самой себе.

– Нет… не говорил, но…

– А почему тогда вы думаете, что это он – ваша судьба, Лале? – обласкал меня глубокий голос, растворяясь в горячей крови. – Вдруг это – просто притяжение тел? Любовь вечна, а влечение проходит с рассветом… Говорил ли он, что любит вас, Лале?

– Нет… – По моим щекам уже не останавливаясь катились слезы. Жар в комнате, аромат благовоний и кожи Кирима, прохладные ладони, обхватывающие мое лицо, – все это сводило с ума вернее, чем многолетнее одиночество. – Не говорил!

Руки медленно соскользнули на плечи. Я открыла глаза, встречаясь взглядом с Киримом.

– А я люблю вас, Лале. Любой – одинокой, безумной, веселой, грустной… – с неожиданной страстью прошептал он, и безупречная маска его раскололась под наплывом чувств. – С первой минуты, как я увидел вас на вечере леди Хрусталь – такую хрупкую и сильную… Я люблю и желаю вас, и вы знаете, что это не ложь… Ведь мои уста распечатаны эликсиром… – Он наклонился – ниже, ниже, пока почти не коснулся моих губ. – Оставайтесь со мной, Лале… Вы так же одиноки, как и я…

Одинока? Нет… у меня есть…

– Это неправильно, – попыталась я отстраниться, но руки на моих плечах держали крепко… или это я ослабела?

Наваждение, наваждение…

Кирим вдруг рассмеялся – и отстранился от меня.

– Неправильно? Я знаю вас, Лале, и понимаю так, как никто никогда не поймет, – произнес он, удерживая мой взгляд. Мир окрасился в багрово-черные тона, сердце колотилось в горле. – Я знаю, какая вы… Лале…

 
Лишь время бесконечно, как и вы.
И тянутся мучительно часы
От ледяной полночной синевы
И до жемчужной утренней росы.
 
 
И сколько ни прошло бы горьких лет —
Вы неизменны. Такова судьба.
Но времени отравленный стилет
Пронзает грудь владыки и раба,
 
 
А вы все так же – смотрите в окно,
И кто-то рядом – скрашивает час.
И вам отчаянно желается одно:
Чтоб этот кто-то не оставил вас!
 
 
Признанья нежные и огненная страсть
Угаснут, не оставив ничего.
И он уйдет. И вы, чтобы не впасть
В безумие, забудете его.
 
 
Когда-нибудь истают дней мосты,
Как будто лед, во времени лучах.
А вы… останетесь – молчать средь пустоты,
С улыбкой сумасшедшей на устах…
 

Это было больно – слушать его тихий голос, но, когда Кирим замолчал, стало еще хуже.

– Лале, – негромко позвал он… и я сломалась.

Слабая, слишком слабая… Скверная ученица… отвратительная наставница…

– Мило… – простонала я, подаваясь вперед, куда угодно, лишь бы меня обняли, погладили по голове, сказали, что все хорошо…

– Нет никакого Мило, – отозвался Незнакомец жарким шепотом. – Есть только я. Тебе мало меня, Лале?

Я не говорила ничего. Я плакала, чувствуя, как ночными мотыльками поцелуи нежно скользят по моему лицу, спускаются на плечи… и вот уже делся куда-то камзол, и разлетелись колокольчики с косичек – нет больше серебряного перезвона, что вернет мне разум. А руки Кирима больше не были холодными, нет – они обжигали обнаженную кожу. И глаза тонули в сумрачных тенях, пронизанных алыми сполохами, и шелково касались лица пряди огненных волос, а я… я плакала.

– Лале, – донеслось сквозь туман, и цепочка мягко натянулась. – Могу я снять это?

«Ключ?» – пробилась единственная мысль через зыбкое марево.

– Нет…

Зачем? Он не мешает, совсем нет… Лило никогда не мешал… Но рядом со мной – не Лило… кто же?

– Мило… – сорвалось с губ.

Дохнуло жаром чужого тела.

– Ах, Мило? Значит, так? Будет тебе Мило!

– Ми…

Но он не дал мне договорить, просто накрыв мои губы своими. И я растворилась в этом, забывая себя… забывая все…

…так близко, кожа к коже, и бабочкино крыло не поместится между нами, и плавятся на губах поцелуи, и вспыхивает что-то острое в душе… и так больно, и так сладко…

А потом вдруг словно порыв ветра пронесся по этой комнате, наполненной огненной страстью. В сомкнутые веки ударил свет…

– Лале! – потрясенно воскликнули у дверей. – Госпожа… вы?..

И лишь звука его голоса хватило, чтобы прогнать дурман.

– Мило! – резко распахнула я глаза, холодея. Ключ на груди полыхнул горячо, словно уголь.

Темная фигура замерла в светлом проеме дверей. Вокруг нее вились мотыльки – беспорядочно, хаотично.

– Лале… – беспомощно выдохнул мальчишка. – Значит, я…

– Мило, это не…

Но дверь уже хлопнула.

Что я наделала…

Кажется, на то, чтобы одеться, у меня ушла всего минута. Я лихорадочно натягивала на себя вещи – как попало, поскальзывалась на рассыпанных колокольчиках, которые звякали жалко, потерянно. Старалась не смотреть на обнаженного Кирима, застывшего в багряном полумраке комнаты. Волосы Незнакомца разметались по плечам, накрыли опущенное лицо… но даже сквозь рубиновую завесу я видела, как сияют его глаза: один – желтым светом, другой – густо-синим.

Я хотела ненавидеть Кирима. Но не могла. Не могла.

– Удачи, Лале, – донеслось мне вслед, когда я хлопнула дверью, желая лишь одного – попасть к Мило.

Сила Хранительницы ключа привела меня на вершину башни. Той самой, высокой, где мы встречались когда-то с Лило. Я выскочила из нарисованной на перилах низенькой дверцы и метнулась к замершей на фоне закатного неба высокой фигуре.

– Мило! – крикнула я, задыхаясь. – Прости, я…

Он обернулся – резко, в запрещающем жесте выставляя перед собой ладони… и попятился назад.

Еще шаг – и он сорвется.

– Я ненавижу вас, Лале! – Голос его ломался. Такое дорогое, такое знакомое лицо было искажено гримасой боли, а светлые ресницы слиплись от слез. – Ненавижу! – крикнул он отчаянно, размазывая по щекам соленые дорожки. – Убирайтесь! Ненавижу! Ненавижу!

– Мило… – прошептала я потерянно. Земля стремительно уходила из-под ног.

А он вдруг шагнул ко мне – вплотную – и прокричал прямо в лицо:

– Ненавижу вас!

И я наконец поняла, о чем говорит мой Мило.

И сошла с ума.