Текст книги "Ключ от всех дверей"

Автор книги: Софья Ролдугина

– Виновен, – глухо и веско произнесла Тирле. Глаза ее потемнели. – Лишаю его права распоряжаться своей жизнью.

– Виновен, – без улыбки откликнулся Золотой Лис Райко, тонкокостный невысокий мужчина с копной рыжих волос и жадным зеленым взглядом.

– Виновен, – вынес вердикт Лиран, которого я знала под именем Лир.

Последним говорил Амиро.

– Виновен, – усмехнулся он.

И снова кинул взгляд в сторону портьер, за которыми пряталась одна рыжая шутовка.

– Итак, решено. – Голос Тирле совсем помертвел. – Лорд Мечей?

– Прошу. – Один из сидящих, седовласый мужчина, поднялся и подошел к Тирле, протягивая ей короткий клинок без ножен.

Леди Теней с вежливым полупоклоном приняла его из рук.

– Твоя жизнь принадлежит мне, – шепнули ее губы.

Меч поднялся над головой Ларры…

И тут меня осенило.

– Стойте! – выскочила я из-за занавеси, привлекая к себе удивленные… и отчасти гневные взгляды. – Вы сказали «принадлежит». Верно? Таково решение Совета? Он не может распоряжаться своей жизнью, так? Она вручена Тирле, верно? О, моя госпожа, – поклонилась я королеве. – Вам не обязательно лишать его жизни. Она уже ваша… и можете делать с ней все, что пожелаете. Уважаемый Амиро, – сделала я шутливый реверанс владыке Дома Осени, – предположил, что поводок от ошейника Ларры – в руках ее величества. И смею вас заверить, господа, что эти руки удержат и не такую ношу. Предлагаю заменить похороны – свадьбой! – И я поклонилась.

– Великолепно! – вскочил с места Амиро и захлопал в ладоши. Глаза его смеялись. – Я уж боялся, что мне придется самому прерывать сие занимательное действо. К слову, господа, позвольте представить вам несравненную Лале Опал, Хранительницу ключа и ученицу самого Холо.

Лиран хитро улыбнулся:

– Помню, помню эту милую девочку. Впрочем, не об этом сейчас. Предложение дельное. Кровь проливать нам не к лицу – владыки должны оставаться чистыми. К тому же мне, закоренелому холостяку, женитьба кажется судьбой более пугающей, чем казнь. Кто за то, чтобы принять предложение уважаемой Лале и погулять на свадьбе?

– Я против, – высказался Золотой Лис, кровожадно сверкнув глазами. Дом Зверей, что тут сказать!

Но к счастью, он оказался единственным.

Ларра обводил мрачный зал ошеломленным взглядом, не веря своему счастью.

А Тирле тихо шепнула мне:

– Спасибо, Лале.

И от этого было невероятно тепло…

Ларру освободили от оков, и на некоторое время все внимание сосредоточилось вокруг него. Кто-то предлагал бывшему Лорду Волн воды, кто-то поздравлял с грядущей свадьбой… Пользуясь всеобщей суматохой, ко мне подошел Амиро.

– Не в моих правилах совершать больше двух добрых поступков подряд, милая Лале, – сказал он, словно между прочим. – Но позволь предупредить тебя… на правах друга твоего наставника. Пять дней назад Кирим-Шайю призвал силу своей карты. Берегись его – он может направить ее и против тебя. В последние месяцы несколько раз мы разговаривали с ним довольно откровенно, и Кирим-Шайю не скрывал интереса к тебе, милая Лале… и в его силах разрушить твою жизнь.

Я только горько усмехнулась:

– Боюсь, что это предостережение запоздало. Вот только свою жизнь я разрушила сама.

Амиро покачал головой:

– Не стоит недооценивать Кирима-Шайю. Во всех его поступках – двойное, а то и тройное дно. Никогда он не делает что-то только ради единственного результата. И очень часто сочетает удовольствие… и пользу.

Еще один удар от Кирима? Я замерла.

– Надеюсь, что ты ошибаешься, осенний государь. И так я почти потеряла Мило потому, что лорду Багряного Листопада вздумалось… получить удовольствие. – От этих слов меня обдало жаром. – Что же будет, если он захочет еще и пользу извлечь, не заботясь уже о моих чувствах?

– Кто знает, милая Лале, кто знает… – склонил голову к плечу Амиро, до жути, до оторопи напомнив этим птичьим жестом Кирима. – Даже мне не под силу проникнуть в замыслы Незнакомца. Но как бы то ни было, – его голос потеплел, – я желаю тебе счастья, дочь Холо. И если встретишь еще своего наставника – попроси его заглянуть ко мне.

– Что?.. – удивилась я неожиданной грусти в его словах.

– Владыки тоже скучают по близким, – невесело улыбнулся Амиро. – А осень – довольно тоскливая пора, ты не находишь?

– Я не понимаю тебя, – честно призналась я. – В прошлый раз мне казалось, что ты помогаешь мне только из уважения к Холо, осенний лорд, и ради спасения собственного государства. Но что за выгода теперь из этих предостережений?

Амиро склонился и тихо коснулся прохладными губами моего лба. Я замерла, словно очарованная.

– В мои годы, милая Лале, – шепнул он, – я могу позволить себе некоторую сентиментальность… Будь счастлива, девочка. Верни себе Мило. Хорошо?

– Хорошо… – откликнулась я.

Оставаться после этих слов в мрачном месте, где проходил суд, у меня не было ни сил, ни терпения. Но перед тем как найти Авантюрина, я решила исполнить еще одну просьбу – извиниться перед Шалависой за Суэло.

Кто знает – вдруг это облегчит участь великого барда, который уже полвека скитается по теневым тропам.

Окинув на прощание взглядом зал, задержавшись на счастливых до неприличия Тирле и Ларре, я осторожно отворила дверь в крыло слуг. Шалависа с мужем частенько ночевали прямо во дворце, хотя и очень любили свой маленький и уютный дом в городе. Вот и сейчас я застала их вдвоем в небольшой гостиной перед камином. Повариха, близоруко щурясь, штопала большой синий носок. Супруг ее возился с чайным настоем, закипавшем на решеточке над камином.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я, прикрывая за собой створки. – Прошу простить за позднее вторжение…

– Ох, госпожа Лале! – шумно обрадовалась Шалависа, роняя носок. – Что ж вы это так пропали! Ни вас, ни мальчика вашего уж четвертый день не видать – думали, в поместье съехали. Али как?

– Боюсь, я скоро надолго покину дворец. Так что лучше бы вам забыть о моем визите… Идет? Но сперва, уважаемая Шалависа, – присела я на ковер перед ее креслом, подхватила упавший носок и подала его поварихе, – мне нужно с вами перемолвиться словечком. С глазу на глаз, – кивнула я мужчине.

– Как пожелаете, – отвесил он уважительный поклон. – Доброго вечера вам, госпожа Лале. Мой дом – ваш дом.

– Благодарю, – улыбнулась я и, дождавшись, пока он перейдет в другую комнату, продолжила: – Шалависа… Мы с вами давно не говорили о прошлом… О Суэло… – Я умолкла, внимательно следя за ее лицом. Если Шалависе еще больно вспоминать о барде, то, пожалуй, разговор следует замять, пока еще не поздно.

– Суэло Аметист… – Взгляд женщины стал мечтательным и печальным. Она на одно мгновение напомнила мне ту непоседу, которая желала учиться у величайшего менестреля своего времени. – А что о нем говорить? – вздохнула Шалависа. – Что было – то было, чего прошлое-то ворошить…

– Вы еще сердитесь на него? – осторожно спросила я.

Повариха тяжело покачала головой.

– Сержусь? Да с чего бы… Уж сколько лет минуло. Я тогда девочкой была, несмышленышем. Сколько он таких повидал? Не перечесть! – цокнула она языком. – А однодневок-то кто беречь станет? То-то и оно. Когда-то злилась, и ненавидела, и слезами из-за него, подлеца, горючими обливалась… Было дело. Но теперь-то все перегорело. Только песни его колдовские и остались.

Я улыбнулась, глядя на багровеющие в камине угли. Талант переживает человека – таков наш мир.

– А если бы Суэло сейчас попросил у вас прощения, вы бы простили его?

– Отчего не простить? – пожала она плечами. – Да только что мертвых-то беспокоить… Пусть уходят высокими путями. Может, и встретимся еще. А вы почему спрашиваете это, госпожа Лале?

Сказать или в тайне сохранить?

– Госпожа Лале?

Сдается мне, некоторые тайны и должны оставаться тайнами. Ни к чему мне бередить уютный мирок Шалависы приветами с Сумеречных путей. Не по-человечески это будет.

– Просто так. Я зашла попрощаться, Шалависа. – По моим губам вновь скользнула улыбка – легкая, как перышко. – Вот и вспомнила, с чего все начиналось. Вы тут без меня в обиду себя не давайте – ни бардам, ни сплетникам. Ладно?

– Ох-ох, – вздохнула Шалависа. – И опять вас несет куда-то, только вернулись… А ученика своего с собою возьмете?

– Не знаю, – честно созналась я. – Да и стоит ли загадывать?

– Загад не бывает богат, – внушительно изрекла повариха, воздев указующий перст. Синий перештопанный носок опять свалился вниз, но она этого даже не заметила. – Вот что скажу вам, госпожа, я, почти целую жизнь прожившая: мы своему счастью сами мастера. Никто за нас шажочек не сделает, когда понадобится. Удачи вам, госпожа. Светлых снов да ровных путей!

– Светлых снов, Шалависа.

И послышалось мне, будто лопнула еще одна ниточка из тех, что привязывали меня к дворцу. Но оставалась еще самая важная, драгоценная…

Мило…

Не раздумывая больше, я отворила дверь в покои ученика.

В комнатах было темно и прохладно. Неуловимо пахло специями – корицей, кардамоном, гвоздикой, ванилью, немного – миндальным маслом и южными орехами. Подушки были небрежно раскиданы по диванам и ковру, ветер разметал на столе свитки. Витрина книжного шкафа была открыта, а на полу поблескивало…

…битое стекло?!

Холодея от почти суеверного ужаса, я бросилась к лампе. Чиркнула камешком о камешек, роняя искру в горючую смесь…

Комната озарилась ровным желтовато-розовым светом. И то, что в полумраке можно было принять за легкий беспорядок, превратилось в разгром. Будто бы кто-то отчаянно сопротивлялся, пытаясь не позволить… что? кому?

Неужели Мило и впрямь грозила опасность? А я, дура набитая, весь день с Тирле нянчилась! Если с мальчиком что-то случилось…

Так, Лале, успокойся, глотни водички… вон графин стоит у кровати… о-хо-хо… Рассуди спокойно: Мило могло взволновать твое исчезновение. Паренек он порывистый, да и к тому же волшебник. Может, просто покуролесил малость в комнате, душу отвел, а потом в город отправился – развлекаться?

Ой, не верится. И сердце болит, как будто что-то очень нехорошее с Мило произошло…

Внезапно мой взгляд зацепился за письмо, лежавшее на столе. Уголки его были аккуратно придавлены чернильницей и гладкими камешками-пирамидками, что я подарила Мило на первый день весны с десяток лет назад. Уж больно тщательно расправлен был лист бумаги… Такой и не захочешь, а заметишь.

Тщетно пытаясь унять нервную дрожь, я медленно направилась к столу.

На листе было написано одно-единственное слово: «Попалась».

– Что за вороньи шутки? – пробормотала я, подхватывая письмо, но прямо у меня в руках оно рассыпалось десятком мохнатых красных мотыльков.

– Ну, наконец-то, – обласкал мой слух низкий, до дрожи чувственный голос. – Я заждался тебя… Ла-аль-ле…

– Кирим! – обернулась я, мгновенно закипая от ярости. Если он посмеет что-то сотворить с Мило…

Я встретилась с ним взглядами – и застыла. Ибо передо мной был не лорд Багряного Листопада, искушенный дипломат, взвешивающий каждое слово – о нет! – а непредсказуемый, опасный и жадный до развлечений Незнакомец-на-Перекрестке.

Словно в первый раз я смотрела на него – и едва узнавала. Когда-то, кажется, целую тысячу лет назад, на балу ее величества Тирле он показался мне именно таким – кроваво-алым, смертельно опасным, темным и страстным.

 
Пощади! – кинь клич!
Я – хищник, ты – дичь,
Ты слаба – вот судьба:
По плечу хлопнет бич!
 

Карминово-красным горели губы на белом как мел лице. Языками багряного пламени вились вокруг головы глянцевые пряди волос. Сияли в полумраке глаза: один – пронзительно-желтым, другой – синим, как ночное небо. Ночные мотыльки вились вокруг него удушливым облаком, рассыпая с махровых крылышек серо-гранатовую пыльцу.

– Не угадала, милая, – усмехнулся он, будто огнем опалил. – Шайю.

И шагнул вперед – стремительно, будто разом заполняя все пространство, сминая мою волю, как тонкую бумагу.

– Где Мило? – хрипло прошептала я, как околдованная, глядя в его лицо.

Гладкая белая кожа выглядела так, будто была покрыта лаком. Тронь ее – и разбегутся черной паутиной трещины.

Жутко. До дрожи жутко. Но я должна, обязана быть сильной.

– Где Мило? – повторила я тверже и бесстрашно заглянула в его горящие глаза.

Шайю склонил голову набок. Огненные пряди колыхнулись и опали на плечи.

Сердце колотилось в висках. Свет лампы померк. Или это у меня потемнело в глазах?

– Кирим пока заботится о нем, – растянулись в улыбке блестящие, словно темная глазурь цвета киновари, губы. – Но если ты, маленькая моя, хочешь увидеть своего любовника целым и невредимым, то тебе стоит поторопиться… За четыре дня мы изрядно истощили терпение.

– Кто ты? – в упор спросила я. Внутри все кипело и плавилось, словно в котле сумасшедшего, – ярость, страх, отчаяние, решимость, ненависть и острая, горячая любовь.

– Незнакомец. – Холодные пальцы огладили мою щеку.

Я брезгливо дернулась. И с этим… существом… я делила ложе? Не иначе помрачение рассудка.

Постойте… Незнакомец? Сама карта?

– Как ты пробрался сюда из небытия?

Он усмехнулся вновь. Глаза его словно выжигали мою душу, но я упрямо не отводила взгляда – кусая губы до крови, с трудом борясь со слабостью в коленях.

– Юный Кирим-Шайю оказался столь любезен, что согласился разделить со мной тело и подарить мне свое ночное имя. – От звука его голоса меня вновь бросило в жар.

Я сделала шаг назад – и в спину уперся твердый край стола. Холеная рука с золотыми ногтями вновь прошлась по моей щеке, лаская. Но чувствовала я себя так, словно с меня кожу сдирают.

– Значит, он отдал тебе часть своей жизни? – уточнила я, отстраняясь. Находиться рядом с ним становилось все сложнее… Ключ у меня на груди заледенел – ему не под силу было справиться с наваждением такой мощи.

– Именно так… Но я хочу и свою собственную жизнь, – выдохнул мне в лицо Незнакомец. – Мне мало той половинки, которую удалось забрать у этого гордого и самонадеянного мальчишки, Кирима. Приходи в малый королевский кабинет – тот, что лежит в руинах. Там ты сможешь обменять Мило на кое-что принадлежащее тебе. Поторопись, шутовка…

Короткий смешок – и он разлетелся ворохом кроваво-красных мотыльков.

Я не медлила ни минуты. В один прыжок достигла двери – и распахнула ее в зал с портретами.

Там было темно – хоть глаз выколи. Я остановилась, тщетно пытаясь унять бешено колотящееся сердце, и шагнула во мрак и неизвестность – раз, другой…

На пятом шаге вдруг вспыхнули свечи – все разом. Я оглянулась – и в ужасе застыла.

Во всем зале не было ни единой двери. Укрытые иллюзией или мороком, они заточали меня здесь вернее, чем тысяча засовов.

Отправившись спасать Мило, я, кажется, сама угодила в ловушку.

– А вот и ты, Лале, – произнес усталый голос.

Я стремительно развернулась – волосы хлестанули по лицу – и не поверила своим глазам.

Это был Кирим. Но какой!

Без своих обычных западных одежд – в простом темном костюме. Брюки, рубашка, высокие сапоги… Краска с волос смылась – теперь они были цвета воронова крыла, тусклые, прямые. Лицо оставалось бледным и без грима, но теперь отчего-то он выглядел чуточку моложе… если не вглядываться в глаза – мертвые, полубезумные, усталые, обреченные.

Кирим легко удерживал связанного, яростно сверкающего глазами Мило одной рукой, а второй… прижимал к его горлу лезвие. И даже отсюда мне было видно, что оно невероятно острое. Одно лишнее движение…

– Лале! – воскликнул Мило и дернулся. Измученное – ожиданием? пленом? – лицо его озарилось счастьем. – Вы живы!

Сердце мое кольнуло… и я поспешила отвести глаза. Нет, сейчас мне нельзя было подолгу смотреть на Мило. Иначе я не смогу сохранить ясность рассудка…

А так хотелось подскочить к моему ученику! Обнять, прижать к себе…

Но – нельзя.

– Молчи, мальчишка, – едва успел отдернуть клинок Кирим. – Ты же не хочешь огорчить свою наставницу, так?

– Мило, не дергайся, – быстро приказала я, ловя взгляд ученика.

Мальчишка нахмурился. Темные глаза его полыхнули нетерпением и той злостью, которая захватывает нас, когда предмет наших мечтаний и надежд приходит слишком поздно.

– Госпожа…

– Мило! – повысила я голос, и Авантюрин послушно замер – обмяк, словно котенок, неловко подгибая длинные ноги, опустил покорно пушистые ресницы… Будто сдался. Это свойство умных людей – гнев или страх не затмевает им рассудка. Они способны подчиняться, смиряя свои чувства… и это сейчас давало нам с Мило шанс на спасение.

Согласие в действиях – половина успеха. Мы же почти едины…

Вот так, Лале. Спокойствие и уверенность. Правильно.

А теперь – обратить взор к мучителю нашему.

– Я так понимаю, этот мальчишка дорог тебе? – На помятом, утомленном лице Кирима промелькнула тень ярости. – Ты звала его в моих объятиях… Представляла вместо меня? Я так отвратителен тебе, Лале? – с издевкой поинтересовался он. – О, в моих руках ты была словно воск…

Мило вздрогнул. Заиграли желваки… и мальчишка вновь расслабился, искусственно смиряя свою ярость.

И это придало мне сил.

– Ты жалок, Кирим, – спокойно произнесла я. – Конечно, я звала Мило – ведь я его люблю. Только его! И лишь Мило я желала видеть рядом с собой… А страсть, которую навевают чары Незнакомца, не может заменить истинных чувств. Отравленный родник не утоляет жажды – так вы говорите в Доме Осени?

– Верно, Лале, – усмехнулся Кирим и щекотнул лезвием загорелую кожу на шее Мило – моего умного, сильного, светлого мальчика, совершенно беспомощного в играх карт. Металл окрасился кровью. – А ведь я почти полюбил тебя… Увы, там, где решаются вопросы жизни и смерти, любви не место. А вот что ты выберешь, Лале? Жизнь своего ученика… или ключ?

Я механически отшатнулась, сжимая рукой цепочку. Разум отказывался воспринимать слова.

Отдать… ключ? То есть…

– Что? – глупо переспросила я, не веря своим ушам.

Кирим нетерпеливо дернул подбородком. Мило поднял голову и застыл – недвижный и побледневший, ловящий каждый мой взгляд, готовый в любое мгновение попытаться – ах, почти без надежды на выигрыш! – обратить свою силу волшебника против седьмого в раскладе.

– Мне нужен твой ключ, Лале. Тот, что открывает все двери, – страстно выдохнул Кирим, и усталый взор его зажегся жизнью. – О, я перепробовал все – нанимал убийц, пытался покончить с тобой сам – да, та люстра – моих рук дело, свести с ума – в Доме Дорог, во снах… Подкинул идею глупышу Ларре отправить тебя в Маяк… Думаю, старая моя подруга Архив отдала бы мне твой ключ. И под конец даже соблазнил тебя… Но ты не рассталась с этой драгоценностью даже в минуту страсти! У меня не осталось выбора, Лале, – упрямо наклонил он голову. – Отдай мне ключ, что висит у тебя на шее, – и я сохраню жизнь твоему ученику и возлюбленному. Больше того, клянусь, что я не причиню ему никогда вреда, ни прямо, ни косвенно… Принимаешь ли ты мою сделку? Если ты сбежишь – я не оставлю тебя в покое, клянусь! Я изведу все, что тебе дорого…

Слова никак не желали укладываться в голове. Разум тщился осознать невероятное, нежеланное, страшное…

Извести все, что дорого… мне?

А Мило?

Само мое существование несет опасность для него?

Мне лучше уйти?

Да… кажется, да…

Дзинь!Оборвалась последняя ниточка, что привязывала меня к этому миру.

Я обернулась.

В королевском кабинете царила разруха – под стать моей душе. Разлетелся в щепки стол, и стекла в окнах осыпались прозрачными осколками, изорвались ковры…

Единственное, что оставалось нетронутым в зале, – это картины. И та, что изображала моего покровителя – Безумного Шута…

И Пустая карта…

Чернота, рассеченная молнией. Дверь… и бесконечная дорога за нею. Подарок Тарло…

Я улыбнулась. Горло свело, как судорогой.

Прости меня, Мило. Боюсь, нам не по пути… Хотела бы я вернуть время назад, чтобы изменить все, да уже поздно.

Музыка бесконечных странствий уже звучит в моей крови, и я не могу противиться ей.

Я уйду – так будет лучше для всех. Кирим не посмеет нарушить клятву… бесполезную для него. Ты – отгорюешь и забудешь обо мне.

И может быть, – я так надеюсь на это! – когда-нибудь простишь свою глупую наставницу.

– Принимаю. – Голос мой зазвенел серебряным колокольчиком. Только не поддаться соблазну, не посмотреть на Мило… иначе я просто не смогу – стоит лишь увидеть его темные глаза, шелк его волос, вспомнить вкус губ… – Забирай ключ, что висит у меня на цепочке… Но поклянись прежде, что не причинишь Мило вреда – ни прямо, ни косвенно… И забудешь о нем, как только получишь ключ. Зачем тебе он, к слову?

– Клянусь, – веско произнес Кирим. – А ключ… он вернет мне свободу! Я открою дверь в небытие – и выпущу Шайю на волю… и получу обратно свое имя. И жизнь. Я устал быть Незнакомцем! Я хочу стать… просто… живым… свободным…

Каждое следующее слово звучало все тише и глуше. Я грустно улыбалась – как знакомо мне это было! Да только не в карте дело.

Никакой ключ не может даровать свободу – уж мне ли не знать.

Она или течет в крови, или манит обещанием в небесах. Иного не дано.

Мы сами творцы своей свободы.

Жаль, что я поняла это так поздно.

Медленно сняла я цепочку. Взвесила в последний раз в руке тяжелый, резной, золотой ключ.

Раскачала – и кинула:

– Лови, Кирим. Сделка свершилась.

Он легко ухватил ключ в воздухе – и небрежно чиркнул лезвием, рассекая стягивавшие Мило веревки. Авантюрин стряхнул с себя обрывки, как хлам, и неловко, заплетаясь на затекших ногах, шагнул ко мне.

Драгоценный, родной, светлый, добрый, любящий… Мой Мило…

Но я лишь грустно покачала головой – и отступила…

Назад, к Пустой карте.

Мир виделся мне смутно, как через тонкий мокрый шелк. И так же запоздало доходили до сердца болезненные уколы тоски.

– Неужели я… победил? – неверяще прошептал Кирим, оглаживая пальцами холодный металл. – Неужели… все не зря?

Я рассмеялась. И что-то было в этом смехе, что заставило Мило остановиться, а Кирима – поднять голову.

Ладонь моя уже лежала на прохладном полотне картины. Одно движение – и пальцы сомкнутся на нарисованной ручке… что дальше?

Почему по щекам моим текут горячие, соленые слезы?

Только не смотреть на Мило. Не смотреть. Я перетерплю – ради нас обоих.

– Ключ в твоих руках не отомкнет ни одной двери… Разве что старый комод в поместье Опал, – медленно проговорила я. – Это просто символ. Старый дар Холо, моего наставника… А ключ от всех дверей – это я сама, Лале Опал… И нет в этом мире того, кто стал бы моим Хранителем. Прощай, Кирим, – улыбнулась я сквозь слезы. Отчего-то мне было очень легко, почти до боли. – Желаю тебе отыскать свою собственную свободу. Прощай и ты, Мило… и прости меня. Пожалуйста… Прости…

– Лале! – крикнул Мило, кидаясь ко мне. – Лале, нет!

Но я уже повернула ручку – и шагнула в картину.

Слезы ослепили меня. Грудь стиснуло. В изнеможении я опустилась на холодные каменные плиты. В обе стороны тянулся длинный, темный коридор со множеством дверей, но мне не хотелось открывать ни одну из них.

Я ушла… и потому не видела больше ничего.

Я не видела, как захохотал безумно, выронив бесполезный ключ, Кирим. Он запрокинул голову, запустил пальцы в волосы, а из кармана посыпались на пол серебряным дождем маленькие колокольчики.

Я не видела, как, захлебываясь криком, задыхаясь от ярости и боли, колотил Мило кулаками в картину, как бессильно сполз он по стене, не сдерживая стона.

И того, как соткался из воздуха статный черноволосый мужчина с желтой лентой в косе, я тоже не видела.

Он оглядел зал, усмехнулся… и покачал головой:

– Ты снова все неправильно поняла, моя девочка. Маленькая Лале… нежная, хрупкая. Куда тебе одной…

Я не видела, как он подошел к Мило и наклонился к нему, прошептав что-то… и как Мило с надеждой посмотрел на него… и вновь шагнул к картине – уверенно и спокойно, хотя слезы еще не успели высохнуть на его щеках.

…я не видела и не слышала ничего. И потому чуть не поседела от испуга, когда кто-то опустился рядом со мной на плиты и заключил меня в крепкие, горячие объятия, шепча:

– Хотели сбежать от меня, госпожа? Я не отпущу. Никогда.

– Мило… – простонала я сквозь слезы и повернулась, пряча лицо на таком знакомом, таком сильном плече. – Как ты нашел меня? Как сумел последовать за мной?

– Холо помог, – усмехнулся бывший ученик и запрокинул мое лицо, заставляя смотреть себе в глаза. Темный коридор словно озарился солнечными лучами. – Он сказал мне, что нехорошо отпускать такую красивую леди одну… а еще – что любому ключу нужен Хранитель. И что мне он, Холо, вполне может доверить даже собственную дочь. Лале, – посерьезнел он, и в каре-фиолетовой бездне зажглись жадные золотые искры. – Я знаю, что вы не любите пышных признаний, но все же… Я люблю вас. Нет, не так – я люблю тебя. Ты – мой свет и моя тьма, моя боль и отрада, единственная радость моего сердца. Ты – единственное солнце, в которое я верю, и единственная ночь, пред которой я склоняюсь… Лале, любимая… Какие бы бедствия ни сотрясали бытие, я всегда буду рядом с тобой. Как бы ты ни бежала от меня, сколько бы ни ошибалась и ни совершала глупостей, я всегда останусь с тобой. Я осушу твои слезы, я укрою тебя в своих объятиях. В любом мире – под небесами и в небесах – я буду с тобой рядом. Всегда. Вечно. И никакие двери на свете не смогут нас разлучить. Ведь я люблю тебя, Лале.

Я слушала его – и таяла, и горела, и сходила с ума – в лучшем смысле этого слова. И когда он в последний раз произнес мое имя – жарко, страстно, властно, – подалась вперед, впиваясь в его губы поцелуем.

Ведь что ни говори, а словам я всегда предпочитала поступки.

– Я люблю тебя, Мило. Ты веришь мне?

– Да.

 
Ты – сокровенный ключ от всех дверей.
Ты – воздуха глоток в чаду горячем.
Ты – гильотина гордых королей
И бедняка бессмертье и удача.
Ты – шаткий мост над темной бездной лжи.
Ты – светлый смех над злом и лицемерьем.
Речной поток, что к звездам ввысь бежит.
Награда за терпенье и потери.
Ты – пропуск в лабиринт забытых снов.
Ты – то, что слепит и прозрение дарует.
Ты – хитрый, осторожный зверолов,
Что на добычу зарится чужую.
Ты – миллиард отброшенных имен.
Ты – аромат жасмина в звоне стали.
Ты – все… Но кто не был влюблен,
Сумеет угадать тебя едва ли…