Текст книги "Ключ от всех дверей"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
– Побережье – тоже кладезь для вдохновения, – убежденно заявил Ирру и в душевном порыве отхлебнул слишком горячего чая. – Да и тайн не меньше, чём даже в здешних землях, – добавил он, прокашлявшись. – Взять хоть маяк на Лунной косе!
– А что с маяком не так? – Меня как водой окатило, стоило вспомнить манерную речь и наполненные тьмой глаза дамы Архив. – Говорят, что там находится истинная сокровищница знаний…
– А еще говорят, что платят за эти знания самой жизнью, – зловеще протянул Ирру. – Моя прабабка – а она слыла очень мудрой женщиной, многое повидавшей, – рассказывала такую историю. Давным-давно, лет пятьсот назад, когда королевская власть в Доме Раковин и Песка была особенно сильна, на Лунную косу сослали семью мятежных аристократов. Всего изгнанников было не больше десятка – семейная пара, да маленькая дочь, да несколько преданных слуг. С собою в глушь из прежних богатств им позволили забрать лишь самое необходимое, но лорд упросил королеву разрешить ему взять с собой и собрание свитков и древних книг. Маяк и до того славился как богатейшая библиотека, а после того как лорд добавил к старому собранию и свои сокровища, с ней и вовсе не могла сравниться никакая другая. Супруга лорда разделила его страсть к книгам и ею же заразила дочь, едва та подросла достаточно, чтобы научиться читать. Но если у родителей это было хоть и горячее, но все же увлечение, то у девочки оно стало одержимостью.
Шли годы, и со временем к власти пришел другой правитель и сменил гнев на милость, позволив мятежникам вернуться в родное гнездо и зажить прежней жизнью. К тому времени лорд и леди уже порядком состарились, а малютка дочка превратилась в почтенную даму, которой все было безразлично, кроме книг. Едва получив высочайшее позволение, бывшие бунтари покинули Лунную косу… Все, за исключением дочери. Она не пожелала уезжать из маяка и, больше того, не дала увезти из него книги. «Я сама буду их хранить», – говорила упрямая дама. Старики не стали спорить: «Молодо-зелено, а поживет одна – и одумается». Так и осталась она жить в маяке… А еще спустя год он сгорел дотла от шальной молнии. Но люди сказывают, – понизил голос Ирру до пугающего шепота, – что ровно через месяц маяк словно вырос из-под земли. И библиотека в нем по-прежнему – богаче не сыскать. Да вот плату за вход берут непомерную… из двух путников лишь один возвращается.
Ирру замолчал, довольно поглядывая на наши напряженные лица.
– Ну и жуткие вещи вы рассказываете! – нервно рассмеялась я, лишь сейчас осознав, что крепко, до боли, сжимаю ладонь Мило… а он сжимает мою. – После такого и вовсе расхочется ходить по библиотекам и… архивам. – От этого слова, ненароком слетевшего с языка, меня передернуло.
– Об этом не стоит беспокоиться здесь, в Доме Осени, – погрустнел менестрель. – Тут библиотека всего одна – в царском дворце, и туда чужеземцев не пускают вовсе. Я хотел попросить разрешения провести в сей обители знаний хотя бы несколько оборотов, но мне было отказано. А ведь моя мать – родом из этих мест, стало быть, я наполовину горец! – запальчиво воскликнул Ирру, опасливо косясь на якобы безразличных посетителей. – Что и говорить, осенние мягко стелют, да жестко спать, – тихо заключил он.
– И то правда, – вздохнул Мило разочарованно. Меня охватила досада – значит, просто так в библиотеку не попадешь… надо искать потайные тропинки в сад знаний. – Что, друг менестрель, может, споем «Осеннюю колыбельную», которую еще называют «Колыбельной неверия»?
– Ту самую, великого Суэло Аметиста из северных земель? – просиял Ирру.
Я невольно фыркнула – везде любят этого негодяя! Никто уже не помнит, сколько слез из-за него пролилось, а вот музыку не забыли и по сей день.
– Отчего не спеть! В три голоса – в самый раз будет.
– В два, – улыбнулся мой ученик, вытаскивая из сумки флейту. Лучше бы он расческу захватил, право слово… – Вы с моей госпожой споете, а я – подыграю гитаре. Но, поверьте, вам придется постараться, чтобы затмить пением милую Лале.
– О, ты мне льстишь, – кокетливо опустила я ресницы, награждая Мило пинком под столом. Какой уж там голос… Просто почти двести лет пою, а за это время и ворон соловьем заделается. – Ничего особенного.
– В любом случае я смогу вас удивить, – улыбнулся менестрель, больше позабавленный словами Мило, чем задетый за живое. – Меня считают неплохим певцом.
…Голос у Ирру оказался не просто неплохим – волшебным. Так, пожалуй, на моей памяти пел только подлец Суэло… И быть может, поэтому мне казалось, что время на мгновение повернуло вспять, возвращая в прошлое, на половину столетия назад.
Нас осень ласкает и в листьях играет,
Но это обман.
И вся позолота – фальшивая нота,
А суть есть туман.
Какой я тогда была? Жестокой? Нежной? Память молчит… Кажется, я много сражалась, каждый день превращая в битву с безумием, заполняя тоскливые часы и дни во дворце тысячью бесполезных дел.
Дрожит паутина, и шелк нити длинной
Мерцает, как сталь.
И в солнечных бликах, и в дымке безликой —
Все та же печаль.
А чувствовала ли я тогда хоть что-то настоящее, кроме тоски? Истинную радость, неподдельную ярость, искреннюю нежность… Нет, не помню. Друзей от того времени не осталось. Разве что посчитать таковыми бывшую ученицу Суэло Шалавису да старую ювелиршу, госпожу Кремень…
А были ли у меня вообще друзья? Их и теперь-то – по пальцам пересчитать можно. Тарло да Мило – вот и все. Больше никто и не всплакнет, если дурашка Лале сгинет где-нибудь на Лунной косе.
Мило… а разве мне нужен кто-то, кроме него? Да пусть хоть весь свет пропадет, лишь бы он остался! И если задуматься… сейчас я счастлива, несмотря ни на что.
Как в зеркале тусклом – все мутно и пусто.
В эпоху потерь
Ты золоту листьев, что меркнет так быстро,
Всем сердцем не верь!
…увязли в рутине, как в той паутине…
Не верь!
…пусть осень ласкает, она лишь играет…
Не верь!..
Долго ли оно продлится, это счастье? За осенью всегда приходит холодная зима…
– Госпожа, вы плачете? – встревоженно спросил Мило, оборвав пение флейты на полувздохе. – Вам… больно?
– О нет, что ты. – Я осторожно утерла глаза. Надо же, мокро. Вот ведь стыд! Сквозь землю провалиться хочется. – Просто вспомнилось грустное. Не бери в голову, право.
Авантюрин внимательно посмотрел на меня.
– Я пойду за ключами от наших комнат, госпожа, – тихо промолвил он, угадав мое желание. – Уже темнеет, нет смысла больше гулять по городу. Подождите, я сейчас вернусь. – Мило улыбнулся ободряюще и встал из-за стола.
Мы с Ирру следили за ним до самой стойки, где Авантюрин затеял спор с хозяином. Кажется, он пытался убедить его, что на уплаченные деньги комнаты нам полагаются две, а не одна с парой кроватей. Мило – упрям, но тавернщик – тот еще хитрец… Интересно, чья возьмет? Ох, надо было мне обговорить условия, а не надеяться на честность седовласого горца… Внешность обманчива!
– Вы любите его? – спросил вдруг Ирру, пронзая меня острым взглядом.
И я вдруг поняла – они не темно-серые и не зеленые, как мне показалось вначале, а черные, как морская вода ночью. И вовсе не беззаботные.
– Кого? – растерялась я. Как будто протянула руку к игривому щенку, а наткнулась на волка.
– Вашего спутника. Мило, – так же негромко произнес менестрель.
Меня словно кипятком обдало. Какое право он имеет спрашивать?! Это только наше дело.
– Что тебе за забота? – Мои глаза не похожи на жуткое ночное море. Да и вообще на воду. Разве что иногда, когда нутро сводит от ярости, напоминают неподвижные свинцово-серые озера севера… Так говорят. – Уж не знаком ли ты с неким Холо? – закралось в мою душу подозрение.
– Холо? – искренне удивился менестрель, растеряв всю таинственность. – Нет, таких я не встречал… Просто жалко юношу, – невпопад добавил он, взъерошивая свои светлые волосы. – У меня брат был такой же… Знаете, подобные ему – любят однажды.
– Так не бывает. – Мои губы сложились в жесткую линию.
Мило у стойки начал злиться, отчаявшись убедить хозяина в своей правоте. Плохо быть богатым чужеземцем…
– Нет вечной любви.
– Лишь потому, что люди не вечны, – покачал головой Ирру. – Впрочем, вы правы, это не моя забота. Берегите своего спутника, госпожа сказитель. Даже если и не любите.
– Люблю – не люблю… Да прекратите вы нести чушь! – Непонятно отчего слова менестреля задели меня за живое. – Вижу, мой друг не справляется с переговорами, пойду помогу ему, – еле удерживаясь от язвительного выпада, произнесла я и решительно направилась к Мило.
А барда больше и взглядом не удостоила.
– …не можем отдать вам две, о благородный господин…
– О чем вы спорите? – все так же отрывисто спросила я. Улыбка тавернщика увяла. – Я, кажется, оплатила две комнаты, уважаемый. Верно? Или откажетесь от своих слов?
– Не откажусь, – пожевав губу, с неохотой произнес хозяин. – Но обстоятельства изменились. Двух комнат я вам дать не могу, но взамен могу предложить одну, но гораздо более просторную и с настоящей купальней. Поверьте, это хорошая сделка…
– И завтраки. Или обеды – на ваш выбор.
– Что?
– Одна трапеза в день за счет заведения, уважаемый, и эта сделка и впрямь покажется мне неплохой. – Как ни старалась, я не могла вытравить из своего голоса колкие ледяные нотки. Вот ведь взбаламутил душу менестрель! – Это мое последнее слово. Или… – Честно говоря, я сама не знала, что говорить после этого угрожающего «или», но, кажется, тавернщику стало не по себе и так.
– Согласен, – торопливо скрепил сделку он. – Плата соразмерна услуге. Прошу. – Он протянул нам ключ. – Мой внук покажет вам дорогу.
Прошмыгнувший из-за стойки мальчишка в таком же, как у хозяина, сером наряде поманил нас за собой. На него мои грозные взгляды нисколечко не подействовали. Он только улыбнулся щербато – во всех Домах восьмилетние сорванцы одинаковы – и задорно подмигнул. Я невольно улыбнулась в ответ. А когда-нибудь смешливый мальчик превратится в такого же хитрого дельца с кукольным выражением лица, как и нынешний тавернщик… Как знать, возможно, я даже увижу это превращение своими глазами.
На втором этаже было совсем тихо. Интересно, а остальные комнаты тоже заняты? Не иначе, раз уж хозяин поселил нас в одну.
– Прошу… – Мальчик вставил ключ в скважину. – Это ваши покои, уважаемые… Ой!
– Не открывается? – вздохнула я, глядя, как он пытается провернуть ключ в замке.
– Нет, – огорчился ребенок. – Наверное, не тот ключ дедушка дал. Погодите, я сбегаю!
Ох, еще и ждать? Пожалуй, хватит на сегодня неприятностей.
– Не надо. – Я мягко положила свою ладонь поверх его. Щелчок – ключ провернулся и дверь отворилась. – Все в порядке. Наверное, замок заело. Спасибо, мальчик. – Я вложила в его руку медную монетку. – Беги.
– Благодарю, прекрасная госпожа, – отвесил он мне поклон и умчался по лестнице, припрятывая монетку в карман. Дедушке она вряд ли теперь достанется. Точно, хитрым торговцем вырастет ребенок – вон, уже смолоду деньги копит.
Обстановка в комнате была не богатая и не бедная – так, серединка на половинку. Впрочем, не мне, избалованной дворцами, об этом судить. Две низкие кровати, деревянная бадья за занавесью, широкое окно да ковры – а что еще нужно путникам? Да и приходить сюда мы будем только на ночь.
– Итак, Мило. – Я села на одну из кроватей. Ученик опустился прямо на ковер у моих ног, глядя снизу вверх немного насмешливо. – Что делать будем? В библиотеку чужаков не пускают. Да и не хочется просить у осенних милости – ее величеству вряд ли это понравится. И так нам с тобой придется отчитываться, зачем мы забрели на земли враждебного Дома.
– Не у Архив же было спрашивать, при чем там Прилив Приливов и Дом Осени. – И вновь обдало холодом от воспоминаний о маяке. После рассказанной Ирру легенды дама Архив казалась мне еще страшнее, чем прежде.
– И то верно. Но тянуть с библиотекой не стоит, – задумчиво заметила я. – Мы можем положиться на ключ. Помнишь, как добывали тебе учебники, Мило?
– Помню, – улыбнулся ученик. И тут же нахмурился: – Но лучше не рисковать, госпожа. Если нас поймают, то пострадать может весь Дом Камней и Снов.
– Пусть сначала поймают, – запальчиво возразила я, вскакивая. – Мило, давай пойдем сейчас!
– Нет, Лале, не надо! – Авантюрин быстро развернулся и обхватил меня за ноги. – Отложим это до утра, прошу. Подумаем на свежую голову… – уговаривал он меня, как ребенка.
Я почувствовала себя донельзя глупо. Раздражение, которое было исчезло от улыбки мальчика-слуги, поднялось изнутри опаляющей волной. Будто сама не могу решить, что мне делать, а что нет!
– Отпусти, Мило. – Я обманчиво мягко провела рукой по его встрепанным волосам, зажимая в кулак пряди. Пока – легонько. – Я все равно пойду сейчас в эту библиотеку. Ты со мной?
Мило сощурился. В темных глазах светилось упрямство.
Я сжала пальцы сильнее.
– Вы всегда поступаете по-своему, – отвел он взгляд. – До добра это не доведет.
Что-то странное было в его голосе, какая-то тихая боль, словно Мило говорил вовсе не о визите в библиотеку, а о несравнимо более важных вещах. Я вздрогнула… и выпустила волосы.
– Прости, – шепнула я и склонилась, ласково прикасаясь губами к его макушке. Мило как-то судорожно вдохнул и запрокинул лицо. Я поспешно отстранилась и сделала шаг назад, вытягивая ключ на цепочке. – Если тебя это так беспокоит, мы не будем сегодня искать истории о Приливе. Просто заглянем туда – и сразу же уйдем. Хорошо?
– Как пожелаете, Лале, – поднялся на ноги Мило, следуя за мной. – Эх, с паршивой овцы – хоть шерсти клок…
– Что? – удивленно вскинула брови я, замерев у самой двери. Щелкнул замок.
– Говорю, хорошо, что вы вняли голосу разума, – громче сказал Авантюрин и усмехнулся: мол, что сделаешь, наставница? Опять разъяришься?
– Догоняй, – вместо этого улыбнулась я и, не дожидаясь ученика, скользнула в дверной проем.
Мило, охнув, метнулся следом, еле-еле успев проскочить, пока не сомкнулись створки.
Мы оказались в темноте. Лишь высокие узкие окна у самого потолка давали немного света.
– Огня, Мило, – тихо попросила я.
На ладони ученика заплясал крохотный язычок пламени. Весьма полезно дружить с волшебниками… Хотя бы с освещением трудностей нет.
Темнота отступила, открывая нашим взорам длинные полки с пухлыми томами, цилиндры со свитками, стопки пергаментных листов… В воздухе пахло пылью и тайнами – аромат, свойственный лишь старым, очень старым библиотекам.
– Вот видишь, – повеселела я, протягивая руку к одной из книг. Кожа переплета приятно холодила ладони. – Все хорошо. Это же не сокровищница, вряд ли здесь будут…
Но стоило лишь мне открыть книгу, как вокруг загрохотало, завыло, застучало.
– Воры! – закричали на другом конце зала. – Воры забрались! Стража, на помощь! – вопил женский голос.
На мгновение я застыла… а потом отбросила книгу и метнулась к двери, увлекая за собой Мило. Дернула за ручку – и ввалилась обратно в комнату над залом таверны. Ученик выскочил за мной, как кукла на веревочке, и кувырком полетел на ковер. Я привалилась к двери, тяжело дыша. В ушах до сих пор стоял крик «Воры!».
– Прости, – едва слышно сказала я, извиняясь то ли за глупое поведение, что едва не ввергло нас в серьезные неприятности, то ли за слишком сильный рывок, от которого Мило чуть не сломал шею. – Что теперь делать?
– А что поделаешь? – поднялся ученик, морщась и тряся головой, кажется, приложился он знатно. – Ложиться спать надо. Утро вечера мудренее.
Неожиданный испуг измотал меня сильней, чем двухдневное путешествие. Поэтому спустя всего несколько минут я уже разделась, не пренебрегая на сей раз помощью Мило, забралась в кровать и уснула, едва голова коснулась прохладного шелка подушки.
Виделась мне ночью сплошь какая-то ерунда. Архив, маленькой девочкой листающая огромный том, ее величество Тирле с синим пушистым котенком в руках, безумные барды с черными глазами, пляшущие вокруг с воплями «Не любишь! Загубишь!»…
Лишь под утро я обрела покой. Приснилась вода – много воды, журчащей, теплой, живительной… она падала, стекая по моему лицу, по рукам и груди, и напряжение уходило из каменных мышц. Я облизнула губы – солоно. А потом в мягком потоке вдруг скользнула льдинка – и прилипла к шее.
Я ойкнула… и проснулась.
Светало. Пели птицы – это в сердце города-то! А вокруг моей кровати стояли воины с тонкими серебристыми клинками, один из которых упирался мне в шею.
Вот тебе и «льдинка», Лале, вот тебе и «библиотека». Доигралась.
– Мило? – хрипло шепнула я, скашивая глаза.
– Я здесь, госпожа. – У горла моего мальчика тоже было острое лезвие, по которому медленно стекала алая капля, и уже от этого можно было сойти с ума. Мило был обнажен по пояс, волосы растрепались от сна, а губы подрагивали.
Только бы с ним было все в порядке…
– Чем обязана, господа? – спросила я холодным голосом Лале Опал, Безумного Шута и девятой в колоде.
Один из воинов выступил вперед… и поклонился, разметав по полу широкие рукава белого одеяния.
– Амиро Ласковая Осень просит вас и вашего спутника уделить ему толику вашего времени, госпожа, – спокойно произнес он.
Ого! Амиро… это ведь имя не только города… но и царя!
Я усмехнулась. Да уж, горцы умеют приглашать в гости. Захочешь, а не отвертишься.
– Отказ не принимается? Могу я хотя бы одеться?
– Нет, – ответил на оба вопроса воин. – Не беспокойтесь, все необходимое вы получите во дворце. В том числе и надлежащую одежду. Возражения не принимаются… Прошу прощения, госпожа, но таков приказ Светлейшего.
Все это было сказано спокойно, вежливо, почти доброжелательно, но меня дрожь пробрала. Я поняла, что эти воины не остановятся ни перед чем, чтобы выполнить приказ своего повелителя. Попытаться отбиться? Сбежать? Воспользоваться могуществом Шута?
Все не то.
Мило дернулся. По клинку поползла вниз еще одна отвратительно красная капля.
Нет. Его жизнью я рисковать не имею права.
– Мы пойдем. Клянусь. Опустите оружие, – хрипло попросила я.
Никогда еще я не испытывала такого страха…
Глава девятнадцатая,
в которой Лале пытается быть умницей
Днем Амиро, Осиновый город, ослеплял своей красотой. Но на рассвете… Слов всего мира не хватило бы, чтобы описать его. Хрустальную прозрачность воздуха и зеленовато-голубую влагу небес, нежность осеннего ветра и жестокость утреннего холода, терзающего заплаканное лицо, четкий контур алого листа на покрытой инеем земле и ломкость замерзшей травинки – это тонкое и сильное чувство, мягкой кошачьей лапой наступавшее на грудь…
Но мне было все равно.
Из комнаты сначала вывели Мило – побледневшего, заспанного, с заломленными за спину руками и с острым лезвием у трепещущей жилки на шее. В дверях он оглянулся, и этот взгляд через плечо, исполненный муки и тревоги, отпечатался в памяти, как острая грань перстня отпечатывается в сургуче. И только горше становилось оттого, что Мило беспокоился не о своей судьбе. И я, наставница, ответственная за его жизнь и судьбу, ничего не могла поделать. Помощи ждать было неоткуда.
А слабому, глупому сердцу так хотелось, чтобы кто-то сказал: «Все будет хорошо, Лале» – и спрятал в надежных объятиях.
Спустя малый оборот пришла и моя очередь. Укутав плечи шерстяным пледом, я вышла на улицу. Солнце еще и не думало взбираться на небо, лениво раскрашивая облака из-за линии холмов. Улицы были пустынны. Ледяные камни мостовой сначала обжигали босые пятки, а потом всякая чувствительность исчезла. Ах, если б можно было так же заморозить и душу! Но в груди лишь сильнее разгорался пожар, раздуваемый чувством вины.
Ты мнила себя мудрой и хитрой, Лале? Право, не смеши людей. Весь ум остался в стенах дворца, и за пределами столицы двести лет испарились, оставив высокомерную и рассеянную девицу. Порой мудрость заключается в том, чтобы послушать советов спутника, у которого опыта побольше. А что сделала я? Поддалась мимолетному капризу, закрыв глаза на разумное предостережение. И вот – расплата.
А как насчет другой сказки – о неуязвимой и могущественнойЛале? О, бесспорное вранье, еще более отвратительное потому, что лгала я самой себе. Сила Хранителя ключа предельно эгоистична. Ею нельзя поделиться, одолжить ее или направить на благо других людей. Любая рана затянется, всякая дверь откроется… но лишь для одного. И что могу сделать я, девятая в раскладе, когда против меня могущество целого Дома?
Ничего.
Будь я одна, то не испугалась бы ни капельки. Подумаешь – поймали. Отвернутся – и поминай как звали. Не остановят ни оковы, ни засовы, ни решетки – разомкну, отопру, водой просочусь сквозь пальцы.
Но нас двое. И вся моя неуязвимость и неуловимость сходит на нет. Мило не может остаться здесь…
А это значит, что я не имею права и дальше творить глупости. В моих руках – чужая жизнь. Надо всего лишь вспомнить, ощутить вновь тяжесть двух столетий на своих плечах… Четыре короля – четыре эпохи интриг, уверток, лицемерия и плясок на лезвии ножа. Это не могло пройти даром.
Меня ведут в обитель Ласковой Осени… А все дворцы изнутри одинаковы. Я справлюсь.
– Сударь, долго ли еще идти? Признаться, эта прогулка становится довольно утомительной… – Мои ресницы вздрогнули и опустились. Я и так не вышла ростом, а босая, с вьющимися от влаги волосами, закутанная в тонкую шерсть, кажусь еще меньше. Как не пожалеть эту хрупкую и слабую девочку?
Ответом мне было молчание. И хотя сталь больше не ласкала горло, я чувствовала себя пленницей. Ну что ж, разыграем представление…
Это легко. Запнуться о камень. Шатнуться вперед, закусывая губу. Позволить крохотной слезинке прочертить по щеке дорожку.
Действия привычны и отточены до совершенства. Сама Тирле, проницательная и хитроумная, порой не могла различить, когда я играю, а когда нет.
– Наберитесь терпения, госпожа, – бесстрастно произнес тот из воинов, что был за старшего.
– Что со мной будет? – спросила я тихо, пряча глаза. – Почему это происходит?
На сей раз он откликнулся почти сразу, помедлив лишь мгновение:
– Это мне неизвестно, госпожа. Я только выполняю приказы.
Ложь я почувствовала сразу. И еще, очень глубоко, – опасение. Этот человек определенно знал, кого он вел на встречу с Амиро, и был прекрасно осведомлен, что я могу сделать. Вряд ли воин имел представление о ключе – ведь ни единого взгляда не удостоилась убегающая за воротник цепочка. А еще мне ни разу не заглянули в глаза прямо и открыто…
Ах, вот оно что… Кажется, меня здесь знали только как Безумного Шута. Карту из чужого расклада, непредсказуемую и обладающую довольно неприятной разновидностью могущества. А Мило определили как волшебника, но вряд ли кто-то подозревал о его воровских навыках. Значит, в этой игре у наших стаканчиков – двойное дно. Уже неплохо.
Если так, то причиной для «приглашения» мог оказаться вовсе не визит в библиотеку. Амиро вполне в состоянии ощутить присутствие в городе еще одной карты и проявить любопытство. Конечно, ворваться в гостиницу и выдернуть даму из постели ни свет ни заря – не лучший способ произвести впечатление, но не исключено, что царь просто играет. Приручает, запутывает – можно назвать это как угодно.
И если я права, то в следующий раз он погладит меня уже по шерстке, а не против.
К счастью, идти пришлось чуть больше малого оборота. Потом меня посадили в закрытую карету, вновь приставив лезвие к горлу, и мы покатили. Окна были закрыты наглухо. То ли для того, чтобы я не могла запомнить дорогу, то ли чтобы никто не увидел, какую гостью везут во дворец.
На сей раз путь занял около часа.
В карете было довольно тепло. Постепенно ноги отогрелись, ступни сначала мелко-мелко закололо, а потом чувствительность вернулась окончательно, и стало почти жарко. Со мной остались лишь двое воинов, остальные, видимо, отправились к месту службы другим путем. Развлекать пленницу беседой никто не собирался, да мне это и не требовалось. Все, что можно, я из своих сопровождающих уже вытянула, и потому посвятила оставшееся время тому, чтобы успокоиться. Каково же было мое удивление, когда обнаружилось, что сделать это невероятно сложно!
«Держать маску» еще получалось, но недолго. Стоило расслабиться, как эмоции брали свое. И это у меня, шута ее величества! У меня, у которой игру было не отличить от настоящих чувств! Сотню лет я держала себя в узде, срываясь лишь тогда, когда говорили об одиночестве или о Лило. И вот за какие-то два месяца владение собой превратилось в миф, а я – в истеричную девицу… И когда это началось? Как я не заметила перемен? Как упустил их Мило?
– Госпожа? С вами все в порядке? – Голос воина прозвучал встревоженно.
– О… да, в порядке, – улыбнулась я, сгоняя с лица болезненную гримасу. – Не извольте беспокоиться. Просто замерзла. И чувствую себя… неловко.
– Мы скоро прибудем во дворец, госпожа, – ровно произнес второй мой страж, глядя в сторону. Чужое лицо, узкое, тонкое, словно точеное, с высокими скулами и непроницаемо-черными глазами, излучало напряжение. – Там вам предложат достойные вас одеяния. Наберитесь терпения.
«Достойные меня одеяния»… Если речь идет не о тюремной робе и кандалах, то, значит, я оказалась права и Амиро попытается меня задобрить – хотя бы красивым нарядом и вежливым обхождением. О, сколько раз я видела, как пользовалась этим приемом прекрасная моя королева Тирле! Запугать, ошеломить, ошарашить силой, а потом – приласкать, успокоить. Грубое обращение подчиненных выставить их собственной инициативой, извиниться и предложить действовать заодно… И в то же время – не давать забыть, что в любой момент все может вернуться к первоначальному варианту. Стража, темницы…
Видимо, Амиро учился по тем же книгам. Либо все правители в чем-то совершенно одинаковы.
– Госпожа, прошу.
Я очнулась от размышлений. Один из стражников, тот, что был за главного, уже стоял на улице, протягивая мне руку. Клинки исчезли в складках одеяния так же незаметно, как появились. Сердце заколотилось в груди от тревожного предчувствия – тук, тук, как барабан.
– Уже на месте?
– Да, госпожа.
С удовольствием воспользовавшись предложенной рукой, я вышла из кареты. Кажется, меня подвезли к черному ходу – вокруг были только кусты, слишком густые и неухоженные для парадного парка, да прятались за изжелта-зеленой вязью листвы беленые хозяйственные пристройки.
– Нам сюда. Прошу. – Стражник немного подтолкнул меня к ступеням.
А там, у самых дверей, стояла та, которой он собирался сдать меня, образно говоря, с рук на руки.
Это была довольно высокая женщина, хотя значительно уступающая ростом ее величеству Тирле. Выкрашенные в темно-пурпурный цвет волосы чьи-то умелые пальцы уложили в высокую прическу, украшенную березовыми листьями и семенами клена. Нарядилась незнакомка изысканно: золотисто-бежевая накидка, длиной до колена, темно-зеленые штаны и того же цвета узкие вторые рукава блузы, почти незаметные за широкими складками верхнего одеяния. Туфли с загнутыми носами были желтоватыми, с мелким лиственным орнаментом. Красные брови и губы на этом выбеленном до полной неестественности лице словно нарисовал тончайшей кистью талантливый художник. Темные, как у всех горцев, глаза смотрели из-под начерненных ресниц внимательно и изучающе.
– Колдунья Киле, – уважительно поклонился женщине стражник. – Гостья прибыла.
Колдунья? Ох, нелегко мне придется! Такую даму никому в противники не пожелаешь… Я с трудом сумела сохранить внешнее спокойствие, надеясь, что навыки шута и актрисы меня не подведут.
– Вижу, мастер Такарим, – благожелательно улыбнулась она. – Хорошая работа. Следуйте за мной, госпожа. – И Киле развернулась и скользнула в открытые двери, как морская змея в темный грот.
Надо же, какая самоуверенность! Неужели она и мысли не допускает, что я могу сбежать? Или так надеется на свое колдовство?
«Спокойно, Лале, – сказала я себе, подавив глубокий вздох. – Ты должна вести себя разумно… До тех пор, пока не выручишь Мило».
Киле невозмутимо ждала внутри. Увидев меня, она кивнула, не скрывая довольства, и так же стремительно пересекла зал, направляясь к лестнице. Я поспевала бы за ней без труда, если бы хотела, но обычному человеку такое было бы не под силу. Поэтому приходилось иногда отставать, изображая сбившееся дыхание. Благо во дворце было на что посмотреть, даже в крыле для прислуги.
Изнутри резиденция главы Дома Осени очень напоминала простую загородную усадьбу. Много дерева – полированного, покрытого лаком, черненого… Из камней осенние отдавали предпочтение янтарю – в оконных витражах, узорах на потолке и целых картинах, составленных из мелких осколков разных цветов. Но больше всего мне полюбились чудесные гобелены с горными пейзажами. Было нечто завораживающе прекрасное в острых линиях скал, утопающих в дыму алых листьев, что вновь и вновь притягивало взор.
– Проходите сюда, госпожа. – Киле отступила на шаг, пропуская меня в залитую золотистым светом комнату. Мы поднялись на несколько этажей, и здесь, на высоте, солнце уже властвовало безраздельно. – Не бойтесь.
Я остановилась так резко, словно воздух перед моим лицом вдруг затвердел, и обернулась, впиваясь взглядом в ее глаза. А теперь главное – не показать своего страха, спрятать неуверенность. Пусть колдунья видит только силу.
– Вы знаете, кто я? – Вопрос слетел шорохом сухого листа. Обманчиво мягко, как прикосновение к губам отравленного вина.
К чести колдуньи, она не дрогнула, но зрачки вдруг расширились, превращая темно-коричневое в черное.
– Вы – госпожа Лале Опал, – тихо ответила Киле. – Безумный Шут. Но вам незачем становиться моим врагом. Вы не станете…
– Верно. – Я опустила ресницы, и Киле прерывисто вздохнула, выдавая сковавшее ее напряжение. – Не стану. Взять заложника – очень старая игра. И не вполне честная.
– Вашему ученику ничего не грозит. – Алые губы сжались в тонкую линию. Как будто рана на ее лице. – До тех пор, пока вы ведете себя благоразумно.
Вот как? Значит, угрозы… Ох, Мило, Мило, во что же тебя втравила наставница…
– В таком случае жду благоразумия и от вас, – ответила я с достоинством, проходя в комнату. И конечно, под «ними» я подразумевала не только колдунью.
Убранство отведенных мне покоев оказалось несколько… неожиданным.
– Это ведь купальня? – Я села на бортик и зачерпнула в горсть синеватой воды. В воздухе плавал запах жасмина и имбиря – странное сочетание, сладкое и острое одновременно.
– Да, госпожа, – склонила голову колдунья. – Светлейший Амиро рад предложить вам свое гостеприимство. Позвольте мне помочь вам… – Она осторожно протянула руку к шерстяному пледу, служившему мне накидкой. Глаза Киле опустила, не рискуя встречаться с моим взглядом. Любопытно получается – я боюсь ее, она боится меня…
– А я рада этим гостеприимством воспользоваться. – Вздох подавить не удалось. «Рада», как же! Будто у меня есть выбор. – Но помощь мне не требуется, разве что потом, с прической. – Я отступила в сторону от колдуньи.
