Текст книги "Ключ от всех дверей"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

– Ученик, – педантично поправила я. – Мило – мой ученик. Он такой же аристократ, как и мы, о Кирим-Шайю, но Авантюрины в силу своей малочисленности уже много веков являются вассалами рода Опал. Сейчас я и юный Мило – последние в своих семьях.

«И никто из нас на самом деле не является настоящим потомком благородной фамилии», – добавила я уже про себя.

– Пусть будет ученик, – согласно склонил голову посланник Осеннего Дома. – Так или иначе, сей невыдержанный молодой человек подбежал к вам и принялся хлестать по щекам…

«Молодец», – похвалила я Мило мысленно. Что ж, не в первый раз от припадков меня таким образом лечит.

– …и затихли. Долгое время никто не мог привести вас в чувство, пока…

«Пока один мальчик не догадался позвать меня по имени».

– …пока господин Авантюрин не плеснул леди в лицо вином.

– И это все? – разочарованно вздохнула я. – А как же бабочки, поклоны, жуткие песни? Ничего не было?

Кирим-Шайю обворожительно улыбнулся. Шкатулка звякнула, обрывая мелодию, но спустя пару мгновений музыка полилась снова. Знакомая, очень знакомая…

– Боюсь, что нет. Тем не менее я должен принести вам глубочайшие извинения…

Неожиданно мужчина поднялся с дивана, приложил руку к груди и низко поклонился.

– Леди Опал, прошу простить за тот вред, который могло нанести вам мое волшебство – против воли и ненамеренно.

– Волшебство?!

Кирим – не колдун. Мило бы заметил опасность и предупредил меня. А это значит…

– Благородный лорд, извинения будут приняты… но только тогда, когда вы назовете мне свою карту.

Аристократ медленно распрямился. Я почувствовала, как напрягся Авантюрин, как напружинилась его сила – бесполезная против одного из расклада, даже если это всего лишь Кокетка или Дитя.

– Я – Незнакомец-на-Перекрестке. Я – то, чего ждут от неизвестности: страхи и мечты, надежды и опасения. И кажется, вы, леди Безумный Шут, невольно заглянули в лицо своему кошмару. Прошу меня простить. Я не желал зла.

Седьмой в раскладе. Скверно. Ни за что не поверю, что он просто потерял контроль над собой и не ведал, что творил. Но с другой стороны, раскаяние его выглядит искренним. Вероятно, Кирим хотел лишь добиться моего расположения, приправив свой облик чертами из мечтаний и грез, и не ожидал того, что я провалюсь в видение.

– Извинения приняты, лорд Кирим-Шайю, – кивнула я. – О соблюдении тайны можете не тревожиться – Мило посвящен в расклад, но пока не имеет карты. – «И вряд ли ее получит, потому что нынешний Колдун-в-Башне не собирается уходить на покой в ближайшие двести лет». – Думаю, наше таинственное происшествие нашло себе исчерпывающее объяснение. Благодарю за гостеприимство, но, к сожалению, нам пора. От обязанностей шута меня еще никто не освобождал.

– Увы, – отсалютовал мне бокалом Шайю. – Смею надеяться, что эта встреча была не последней.

– С удовольствием побеседовала бы с вами еще раз, лорд, – кокетливо хихикнула я.

Мило передернуло.

– Да, и посидела бы за чашечкой «эликсира откровения» или какой еще отравы… – процедил он сквозь зубы.

Ой, ой, совсем нехорошо. Нельзя давать посланцу Дома Осени повод для ссоры. Слишком уж напряженная вышла встреча, а такого врага, как седьмой в раскладе Осени, следует остерегаться. Впрочем, есть еще время обратить все в неудачную шутку.

– Мило! – Я осадила юнца, дернув его за серьгу. – Что ты себе позволяешь! Разве не учила я тебя, что, когда знатный лорд обнаруживает в своем бокале что-то подозрительное, аристократу, согласно правилам приличия, надлежит притвориться довольным и ни о чем не подозревающим, а впоследствии сделать в сторону обидчика равноценный жест, попотчевав гостя снадобьем из личных запасов? И что я вижу?! Прямой укол, будто действует обиженный простолюдин!

– Ай, простите, госпожа… ай! – согнулся в три погибели Мило. – Я, ай, больше, ай, не буду… Слово лорда!

– Так-то лучше, – смилостивилась я, отпуская ухо.

Мальчишка прожег меня мрачным взглядом – кажется, нисколечко не наигранным.

Дипломат (или, быть может, шпион?) Дома Осени наблюдал за нами с все возрастающим недоумением, а потом вдруг откинул голову и расхохотался. Смех у него, в отличие от глубокого, бархатного голоса, оказался высоким, почти визгливым. Жуткое впечатление…

– Прошу простить меня, леди Опал, но это было слишком неожиданно, – повинился лорд, резко оборвав смех. – Теперь я понимаю, за что ценит вас королева Тирле…

«А вот вы и попали впросак, сударь», – пронеслась в моей голове язвительная мысль. Не шут придворный, потеха сердцу, но советница и давний друг…

– Что же касается вас, юноша, то позвольте объяснить. – Кирим-Шайю склонил голову к плечу. – Конечно, «эликсир откровения» может развязать язык… Но подумайте вот над чем: я не задал ни вам, ни леди Опал ни одного вопроса, ответив между тем на все ваши. А вино в моем кубке все из той же бутыли… Доброй ночи, леди, лорд.

– Доброй, доброй…

Коридор был пуст. Конечно, ведь все отплясывают на празднике в честь союза Тирле и Ларры… Ах как не хочется идти! Сейчас бы лечь и уснуть, да чтобы никто не тревожил до полудня… Но – нет. Придется возвратиться в зал, где веселятся аристократы, отрабатывают жалованье тайные агенты и плещется волнами негромкая музыка… К слову, о музыке.

– Мило, – негромко окликнула я ученика. – Ты не припомнишь, что за мелодия играла в шкатулке у лорда Кирима-Шайю?

– А вы не узнали, госпожа Лале? – удивленно вскинул брови мальчишка, позабыв о своей обиде. – Это же романс трижды величайшего Суэло Аметиста – «Свеча и Мотылек».

 
Далек рассвет,
Спит звук и свет,
И лишь горит, свеча горит
Так жарко…
 
 
И мотылька
Издалека
Огонь манит, на смерть манит
К огарку… —
 

высоко и чисто пропел Мило. – Разве вы не помните слова, госпожа? А впервые я их услышал от вас…

– Да, да, – оживилась я. – Теперь припоминаю. Одна из глупых, нескладных, слезоточивых песенок поганца Суэло… Ужасного характера был человек, поверь мне, Мило. Абсолютно бессовестный… Но что-то в нем трогало. Ах, старые времена! Вот продолжение, послушай:

 
А во дворце
В златом венце
Ты ждешь меня, так ждешь меня,
Царевна…
 
 
И ты грустишь,
И все молчишь,
В душе кляня, закон кляня
Тот древний…
 

Мило улыбнулся и подхватил:

 
И мне, поверь,
Смешна теперь
Твоя печаль, ах, та печаль
Не нова…
 
 
Другая страсть
В душе сейчас,
А мне не жаль, ничуть не жаль
Былого…
 

– А дальше я забыл, – смутился ученик. Я вздохнула:

– Это и к лучшему, Мило. Грустная песня, право… Подойди ближе, я открою проход в парадный тронный зал. Боюсь, Тирле не одобрит дружеские посиделки с Незнакомцем Дома Осени.

Я достала ключ, потянув за цепочку, и оглянулась в поисках двери… Ах, целый коридор на выбор! Пожалуй, эта подойдет – кажется, она ведет в крыло слуг.

Но как же привязалась проклятая песенка! Мотыльки, листья. Листья, мотыльки. Мотыльки… А, пропади оно все пропадом! Желаю я того или нет, а мысли так и бродят вокруг Кирима, а губы сами высвистывают мелодию.

 
И мир затих,
И сладок миг,
Как в странном сне, последнем сне…
Невинном…
 
 
И ты, дружок,
Как мотылек,
Сгоришь в огне, моем огне…
Бездымном…
 

Ключ повернулся в скважине, дверь послушно скрипнула…

– Госпожа, вы перепачкались вином, – перехватил мою руку Мило, вытаскивая чистый платок.

Вот ведь паршивец, значит, намеренно оскорбил лорда Галло! «Ах, растет мальчик», – умиленно подумала я.

– Где, Мило?

– Да здесь же. – Он перевернул мою кисть тыльной стороной кверху.

Я вздрогнула и до боли стиснула зубы. Значит, то было все же не видение…

На белоснежной перчатке отчетливо отпечатался след карминово-красных губ.

Глава шестая,
поучительная, в которой Лале бродит по дворцу, а незнакомая придворная дама рассказывает любопытную притчу

– Послушай, Мило, я, конечно, сумасшедшая, но никак не дура! И видениями хоть порой и страдаю, но все же, смею надеяться, могу отличать их от яви! И…

– Успокойтесь, пожалуйста, госпожа, я понимаю, о чем вы.

– Нет, не понимаешь!

Птицей с перебитым крылом металась я по своим покоям, и длилось это уже не один час. Бедняга Мило из сил выбился, пытаясь меня утешить: то чаю приготовит, то на флейте примется наигрывать, а уж уверений, что «все будет хорошо» и «вы справитесь, госпожа», довелось мне наслушаться на год вперед. И сам Авантюрин, и Тарло, призванный в свидетели, и даже тот неудачливый лорд, что пытался пригласить меня на танец, – все хором утверждали, что Кирим-Шайю и близко не подходил к моей драгоценной особе до того, как я очнулась. Но откуда тогда, позвольте узнать, взялся след поцелуя на перчатке? Иллюзии Незнакомца не могут воздействовать на мир материальный, вещественный – на это способно только волшебство, да и то не всякое.

– Госпожа, ничего страшного пока еще не случи…

– Нет, случилось! – взвизгнула я прямо в лицо ученику. – Случилось, случилось, случилось!

– Ну, довольно, – рассердился Мило. – Сцена, пожалуй, слишком затянулась.

И с этими словами мой милый мальчик ухватил свою хозяйку в охапку и, не обращая на гневные вопли ровным счетом никакого внимания, утащил в купальню, где и окунул в холодную воду.

– Тьфу… ох… Мило… я все поняла, может, хватит? – стуча зубами, прохныкала я, выползая на бортик.

– Нет, госпожа, – угрюмо ответил ученик, сталкивая меня обратно. – Думаю, еще один разок вам не повредит. Для общей закалки и упрочения нервов.

Плюх! Я с головой ушла под ледяную воду. В ушах защекотало, в носу засвербело, а жгучий холод, казалось, проник аж до костей.

– Мило! Чтоб тебя так закаляли! – взвыла я, цепляясь за бортик и перекатываясь по скользкому полу, выложенному расписной плиткой. – Вот негодяй неблагодарный!

– Прекрасная госпожа, когда-то вы сами изволили заметить, что шут не должен терять голову, если хочет сохранить ее на плечах, – философски развел руками нахал. – Произошло нечто таинственное и, соглашусь, весьма неприятное, но это ведь не впервые? Сколько уже раз преподносили нам сюрпризы карты из чужих раскладов, да и из нашего собственного, сколько еще удивят! Так что же вас так обеспокоило?

– Что, что… – причитая, я перекинула мокрые косички через плечо и выкрутила их, выжимая воду. Бубенчики обиженно звякнули. – Кирим-Шайю не показался мне плохим человеком, вот что, Мило. Интриган – несомненно. Лицемер, или, скорее, лицедей – весьма и весьма вероятно. Шпион, который не упустит возможность вытянуть из нас с тобой, дорогой мой, побольше секретов, – почти наверняка. Но при всем при этом он мне глубоко интересен.

Мило нелепо застыл с полотенцем в руках. Лицо его приняло презабавное выражение.

– Он симпатичен вам, госпожа Лале? Эта крашеная кукла?

Немного смутившись, я ковырнула мыском плитку.

– Даже не знаю, как объяснить тебе, мальчик… Видишь ли, Кирим-Шайю может стать замечательным врагом или соперником, с которым довольно приятно будет сыграть партию-другую. Он хорошо держит себя, не позволяя чужим заглянуть за маску, умеет с достоинством признавать поражение, почти обращая его этим в победу, – вспомни, как наш гость из Осеннего Дома повел себя, когда мы обнаружили «эликсир откровения» в вине. – Я покачала головой. – И кроме того, Кирим гораздо старше, чем выглядит. Этому прохиндею уже далеко за шестьдесят, полагаю, но ты никогда не дашь ему больше тридцати. Еще один обман, еще одна личина… А знал бы ты, Мило, как интересно срывать с людей маски, слой за слоем!

– Будьте настороже, госпожа. Смотрите, как бы он ненароком не заглянул под вашу, – мрачно изрек ученик и, встретившись с моим недовольным взглядом, мгновенно сменил тему: – Впрочем, это не мое дело. А как вы собираетесь поступить сейчас, Лале? Может, приляжете отдохнуть?

Из груди вырвался вздох сожаления. Поспать бы мне сейчас и вправду не мешало. Всю ночь я провела на ногах, выполняя поручение ее величества. Опросить множество человек так, чтоб ни одного лишнего слова не уловили уши непосвященных, – задача почти непосильная. Кроме того, нельзя было забывать об обязанностях шута. Приходилось непрестанно сновать туда-сюда по залу, обращая ссоры и перебранки вельмож в розыгрыши, становясь мишенью чужого гнева, осаживать язв и завзятых бретеров, не допуская дуэлей, слушать, о чем шепчется знать, – не замышляет ли недоброе против благороднейшей нашей владычицы? Сама же королева, к слову, покинула бал незадолго до рассвета вместе с лордом Дома Раковин и Песка. Официальной причиной назвали «необходимость обсудить мельчайшие детали договора», но мне-то хорошо было известно, что Тирле просто утомилась за день и отправилась в спальню, доверив следить за порядком чиновникам Тайной канцелярии и бедняжке Лале.

– Увы, Мило, о сне мы можем только грезить, – развела я руками. – Ее величество ждет меня к полудню с докладом, а ты, разумеется, будешь меня сопровождать.

Авантюрин старательно подавил зевок. Несчастный мальчик, он тоже всю ночь не сомкнул глаз. Но коротать время до визита к королеве в одиночку было бы так скучно!

– У нас есть еще три часа, госпожа. Возможно, стоит использовать их для отдыха?

– А сумеешь ли ты потом разбудить меня? – рассмеялась я. – Право же, не думаю. Да и на то, чтобы привести себя в порядок, уйдет не менее часа… Нет, Мило, оно того не стоит. Предлагаю поступить наоборот.

Ученик одарил меня непонимающим взглядом:

– Что вы имеете в виду, Лале?

– Давай-ка прогуляемся по дворцу. Это займет время до полудня и успокоит мои расшатанные нервы, – усмехнулась я. – А чтобы сделать наше путешествие чуть более интересным, доверимся ключу. Он выведет нас именно туда, куда нужно. – Я хитро посмотрела на мальчика. – Как тебе такая задумка?

– Вы, как всегда, бесподобны, госпожа, – со вздохом поклонился Мило.

Врет ведь, бесстыдник. Ему ничуточки не хочется слоняться по дворцу, лишь бы доползти до подушки. Ах, неправильная нынче молодежь пошла! Вот в эпоху правления его величества Лило загулы на два-три дня никого не удивляли. Вполне приличным и даже достойным уважения считалось переходить с бала на званый ужин или поэтический вечер, лишь сменив одеяние.

К слову, об одеяниях.

– Мило, приготовь мне сухое платье. Что-нибудь на свой вкус. И будь порасторопнее, сам намочил госпожу – сам и исправляй положение.

Выставив паренька за дверь, я быстро избавилась от хлюпающей одежды и завернулась в мягкую ткань, которой обычно вытиралась после купания. Волосы, увы, теперь не скоро подсохнут, но ничего страшного, простуда мне не грозит.

– Мило! Поторопись, бездельник, время не ждет!

– Иду, иду, госпожа, – проворчал мальчишка, ногой открывая дверь и сваливая на лавку ворох тряпок.

Так-так, глянем, что приготовил мне дорогой ученик. Зеленый сюртук – замечательно, теплая и удобная вещь, строгая рубашка, рыжий бант, чулки – один в бело-красную полоску, а другой – целиком оранжевый, коричневые ботинки с серебряными пряжками… Как приятно надеть милый сердцу шутовской наряд после скучнейшего официального платья!

– Что ж, Мило, думаю, мы готовы к небольшому развлечению, – подвела итог я, закалывая бант брошью. – Итак, вперед, навстречу судьбе!

И с этими словами я распахнула дверь, не думая ни о чем. Ключ сам приведет туда, где нам следует сегодня побывать. Мило, зевая, шагнул следом.

В комнате, где мы оказались, царили темнота и холод. Ни окон, ни ламп не было. В щелочку под дверью лился желтый свет и проникали людские голоса. По стенам висели связки колбас, окорока и прочие копчености, с потолка спускались «косы» из чеснока и лука, а из бочек доносился отчетливый запах квашеных овощей. Подвал или кладовка за помещениями для слуг, не иначе. «Зачем бы ключу заманивать меня сюда?» – размышляла я. Эх, для меня разговор с ключом – это начало раздвоения личности. Ведь, по сути своей, мы едины…

Тем временем голоса сделались громче. Шикнув на Мило, я подкралась ближе и прильнула к замочной скважине. Ученик заглянул в щель между дверью и косяком, и мы застыли.

– Ну ты и жулик, друг Раппу, знатный жулик! – обиженно ворчал молодой парень. Светлые его волосы растрепались, лицо раскраснелось, и от этого на нем почти незаметны были крупные, с полмонеты, конопушки. – Знаю же, что надуваешь, а поймать не могу. Смилуйся, не бросай дело так, достань свои стаканчики! Сыграем-ка еще разок, а? Угадаю – вернешь мне мой нож и кошель с медью, нет – добавлю сверху еще и шапку. Идет?

– Идет, – усмехнулся его собеседник – бодрый старичок с глазами столь хитрыми, что непроизвольно я потянулась к своему карману – затянуть шнурок потуже. – Клади свою шапку на стол, Сайсо, да смотри в оба глаза!

С этими словами Раппу извлек из мешочка на столе деревянный шарик и складные стаканчики из коры. Сноровисто расправив их, уронил в один из них бусину и погремел демонстративно у мальчишкиного уха.

– Слышишь, Сайсо? Вот тебе и шарик, вот тебе и стаканчик, все честно, без обмана. Следи давай, воронят не считай, и все свое добро мигом отыграешь!

Хлоп! – с глухим стуком опустил старичок стакан на столешницу, и второй, и третий, и ну вращать ими! Того и гляди, голова закружится, как на качелях на ярмарке. Шуршала кора, поскребывая стол, присвистывал Раппу… Я усмехнулась: а вот шарика-то не слышно. Хмыкнул Мило, словно соглашаясь с моими мыслями. Уж его-то зоркие глазки наверняка заметили, как хитрец Раппу спрятал бусину между пальцев.

Бедняга Сайсо не был столь проницателен. Он бледнел и краснел, мял в руках злополучную шапку с яркой вышивкой, кусал свои губы и следил, не отрываясь, за шустрыми руками старика. Паника все явственнее проступала на лице паренька, и я бы поставила целую золотую монету на то, что он давным-давно потерял нужный стаканчик.

– Ну-ка, Сайсо, отвечай, где шарик спрятался? – весело воскликнул Раппу, остановившись. – Смотри внимательно, размышляй старательно!

– Ох… – загрустил парень. – Думай, думай, голова, а то последней шапки лишишься… Эх, была не была! Здесь! – И ткнул пальцем в крайний стаканчик.

– А вот и нет! – хихикнул старик. – Не угадал. Моя шапка будет!

– А где ж тогда? – растерялся Сайсо. – Неужто здесь? – указал он на тот, что был посередке.

– И снова впросак попал! – еще шире улыбнулся Раппу. – Вот она, бусина-то.

Ловкие пальцы старика незаметно перекатили шарик и протолкнули в щелочку на крышке стакана.

– Трам-тарарам! – воскликнул Раппу, заглушая звук падения, и перевернул стаканчик. – Убедился?

Парень поник.

– Убедился, на свою беду… Твоя взяла, Раппу. Забирай выигрыш.

Довольный старик подбросил на ладони кошель с мелочью и спрятал его за пазуху. Туда же после недолгих раздумий отправил он и нож. А шапку с размаху нахлобучил на голову невезучему Сайсо.

– Забирай, дурень, – вздохнул Раппу. – Деньги да резалку я возвращать не буду, чтоб урок получше запомнился, но шапку, которую мать твоя по ночам бисером расшивала, отдаю. Береги ее, а пуще всего береги голову!

– Благодарствую, дядька Раппу, – радостно поклонился мальчишка, так что стало ясно, что ничего он не понял. – Не забуду теперь наставления. Да только… – замялся Сайсо. – Кабы мораль в словах была али в стихах… Как в книгах ученых…

Старик засмеялся.

– В стихах тебе мораль, паршивцу малолетнему… Дай-ка подумать… – наморщил он лоб. – Сам-то я болтать не силен, но к случаю присказку знаю. Еще дед мой от шута придворного наставление получил. Послушай-ка:

 
Сторонись костей и карт,
Ведь почти наверняка
Даже умника азарт
Обращает в дурака!
 

– Так-то, Сайсо, – усмехнулся Раппу.

Паренек сосредоточенно жевал губами, проговаривая вполголоса стишок.

– Но полно, засиделись мы с тобой, заигрались. А ну-ка, беги в кладовку, повара давно окорок на кухне ждут!

Паренек, кряхтя, поднялся и направился к двери.

– Ну все, Мило, пора делать ноги! – шепнула я и отворила ключом дверь. – За мной… – И мы тихо, по-мышиному, выскользнули из комнаты прежде, чем Сайсо добрался до входа, и очутились на кухне.

– Госпожа Лале! – басом проорала дородная повариха. – Неужели вы? Ай, проходите, не стойте, садитесь! Как здоровьице ваше? Как дела? Все шутки шутите?

Мои губы тронула добрая улыбка. Шумную, грубую, толстую кухарку Шалавису я помнила еще худющей, вечно недоедающей девчонкой, грезящей путем менестреля. Помнится, мы с подлецом Суэло лет сорок назад устроили за нее настоящую войну. Под конец даже пришлось вмешаться его величеству Шелло. Король тогда единственный раз за все свое правление пошел мне навстречу, уберегая девочку от побоев совсем зарвавшегося на старости лет Аметиста, да и то лишь потому, что ненавидел того еще больше, чем меня.

О, Суэло тогда недолюбливали многие. Хотя и говорят, что таланту характер прощают, но к несносному барду сие высказывание никак нельзя было отнести. Еще в молодости он прославился дурным нравом. Мог неугодного человека приложить и словом, и кулаком. А судьба, словно в насмешку, наделила Аметиста чудесным, невинным обликом. Дымчато-серые глаза и мягкие светлые кудри барда вошли в легенды, а вот о вспыльчивости и нетерпимости его позабыли еще до восшествия на престол добрейшей королевы Тирле. А сколько дам проклинали Суэло при жизни, сколько кавалеров грозили ему дуэлью! Бывали и дурочки, не перенесшие расставания с ветреным возлюбленным и покончившие с собой.

Куда бы Суэло ни шел, следом за ним стелились слезы, скандалы и ненависть. А ведь бардом он был замечательным, до самой его смерти голос не терял силы, а слова – меткости, цепляя сердца и покоряя души.

С возрастом характер менестреля совершенно испортился. После того как Аметист довел до карниза башни Астрономов двоих своих учеников, к нему, на горе, прибилась девчушка по имени Шалависа. Она была младшей дочкой многодетного семейства почтенных горожан, и в лучшем случае ей светила судьба служанки в благородном доме или супруги какого-нибудь лавочника. А юная мечтательница более всего на свете хотела стать… бардом. К несчастью, провидение одарило ее неплохим голосом, и Суэло снизошел до очередной ученицы.

Я вовремя спохватилась и успела спасти девчонке жизнь и душу, но вот от желания петь Аметист избавил свою «ученицу» навсегда. Мне удалось с разрешения короля устроить Шалавису на кухню, помощницей повара. Через некоторое время неудавшаяся менестрелька освоилась, выбросила из головы романтический бред и нашла себе мужа – дворцового пекаря. Тот в ней души не чаял и до сих пор звал «ненаглядной крохотулечкой», хотя весила сейчас Шалависа словно добрая лошадь.

Как бы то ни было, повариха меня прекрасно помнила и считала своей спасительницей, а потому я всегда могла рассчитывать на кусок торта с замысловатой начинкой, когда попадала на кухню.

– И шутки шучу, и дела делаю – все одновременно, – хмыкнула я, облокачиваясь на засыпанный мукой стол. – И на здоровье вроде не жалуюсь. А ты как поживаешь? Как муж, как детки?

– Уже не детки – внуки пошли, – гордо задрала нос повариха. – Младшую Лалесой назвали, в вашу честь, госпожа!

– Надеюсь, хоть не Опальной, – хихикнула я. – Лестно это, Шалависа. Благодарю тебя, сегодня же пошлю пажа с подарком для внучки. Но то вечером, сейчас мне недолго без дела бродить осталось… Угостишь по старой памяти лакомством?

– Отчего не угостить? – улыбнулась широко Шалависа и прикрикнула на поварят: – Эй, принесите госпоже сладостей да настоя ароматного!

Мило жалобно посмотрел на меня.

– И ученику моему, – негромко подсказала я.

– И ученику ее! – грозно пробасила повариха. – И поживей, поживей! А вам, госпожа, – обратилась она ко мне, – в сторонке посидеть лучше. Сейчас завтрак королевский готовить будем, вот-вот окорок из кладовых принесут… Как бы чем вас не задели али не забрызгали, – чуть виновато закончила Шалависа.

Ох, понятен сей намек…

– Не беспокойся, мастерица, мы не помешаем, да и вообще заскочили ненадолго. – Я скромно притулилась на ящике в уголке, рядом с бочкой. Мило тут же достал из кармана платок и набросил его на крышку, как скатерть. – Работа прежде всего.

– Работа прежде всего, – согласилась Шалависа. Через мгновение она шумно шмыгнула носом и поджала губы. – Чую, подгорает что-то, заболталась я с вами, госпожа. Разрешите откланяться?

– Иди, Шалависа. Со сладеньким я и сама справлюсь, – подмигнула я ей.

Повариха хохотнула и поспешила к печам.

Через минуту мальчишка-помощник расставил перед нами кружки с травяным настоем и блюдца с десертом. Я с удовольствием ковырнула лопаточкой ягодный пирог, присыпанный сахарной пудрой. Нежное тесто так и таяло во рту, кисловато-свежая начинка дразнила язычок, корочка завлекательно похрустывала, и оторваться было совершенно невозможно. Судя по тому, с какой скоростью уплетал свою порцию Мило, ему угощение Шалависы тоже пришлось по вкусу.

– Сайсо, воронье ты брюхо, сколько ж окорок тащить можно? – отчитывала на кухне повариха паренька. – Небось опять игрался?

– Нет, тетка Шалависа, – хитрил Сайсо. – Меня дед Раппу поучал.

– Поучал он его, негодника… А ну, руки кыш от ягод! Не про тебя положены, не тебе и брать! Как я тебя сейчас половником!

– Ой, ой, убегаю – нет меня здесь, примерещилось.

– Как я тебе сейчас примерещусь!

После явления долгожданного окорока поварята забегали вдвое быстрее. Мальчишки и девчонки в белых платках сновали туда-сюда с травами, грибами, соленьями, мисками, мукой, медом и фруктами, кувшинами, полными молока и сливок, большими дырчатыми ложками, ножами, картофелем и помидорами. Шалависа бойко командовала своим маленьким войском, то и дело басовито покрикивая на малышню. Все были заняты, все при деле…

– Госпожа, взгляните, – шепнул мне Мило, наклонившись к уху. – Там, в углу…

Я с интересом уставилась туда, куда указывал ученик. Надо же, какое безобразие: девчушка-поваренок с потешными рыжими хвостиками утащила с кухни целую здоровенную миску взбитых с сахаром сливок, заправленных корицей, и теперь, схоронившись за ящиками с посудой, довольно поглощала уворованное лакомство. Шалависе и дружкам-подружкам маленькой обжоры было ее не увидать, а вот нам с Мило – запросто.

– Смотри-ка, какая счастливая, – хохотнул Авантюрин. – Прямо как котенок, до молока дорвавшийся! И на вас похожа, госпожа…

Тяжелая миска так и норовила вывернуться из рук маленькой проказницы. Девчонка крепко прижимала к себе скользкое свое сокровище, но понятно было, что скоро везение закончится. Так оно и случилось: вздрогнув от очередного окрика Шалависы, лакомка выронила миску, умудрившись измазаться с головы до ног и разбить посудину вдребезги.

– Ай, мамочка! – взвизгнуло охочее до сластей дитя дурным голосом и подскочило, наступая на осколки. – Ой, мамочка!

От неуклюжих движений с полки наверху свалился куль с мукой, покрывая лицо и одежду девочки ровным слоем.

Мы с Мило переглянулись и расхохотались самым злодейским образом, расплескивая чай из кружек и чуть не давясь пирогом. На смех и крики со всей кухни сбежалась целая толпа с недовольной Шалависой во главе. Сурово нахмурив брови, повариха принялась отчитывать девчушку:

– Ах, дармоедка, ах, бездельница! Опять сливки стащила! Сколько раз тебя просила, Миса, не бери сама сладкого! Коли хочется – попроси, неужто пожалеем для тебя куска? Али ты нам не как дочка родная? Али мы тебя не любим, обделяем? Ух, негодница, так бы отлупила веником!

– Пожалей ее, тетка Шалависа, – вмешался самый старший поваренок, паренек лет девятнадцати. – Сироткой девочка росла, до этого года и знать не знала, что бывают такие сладости! Может, она мечтает хоть разок до отвала вкусным наесться, что ж теперь, веником ее за мечту лупить?

Повариха в сердцах топнула ногой.

– Если мечта глупая, вредная, за нее не то что веником – вожжами отходить не стыдно! Уж я-то, старая, знаю, – покачала она головой. – Даже ежели тебе чего-то не хватает до скрежета зубовного и душа к чему-то замечательному тянется – и то не всегда оно на пользу будет. Иной раз сбудется мечта, а глянь – и стоишь с макушки до пят в той мечте изгвазданная, и хорошо еще, если она сладка на вкус покажется… Потянешься, как дитё за вареньем, на самый верх кладовки – так не жалуйся потом, что по затылку звездануло. Да что толку пояснять вам, непутевым, – вздохнула Шалависа. – Пока молодые – все мимо сердца пройдет, а потом уж горевать поздно будет…

Рыжая девчонка внимала ей, изумленно раскрыв рот. Поварята тоже замерли, не сводя глаз с женщины. А у меня екнуло сердце… и почти сразу вспыхнул, ожег жаром ключ.

– Идем, Мило, – тихонько прошептала я. – Нам дальше пора.

Ученик молча кивнул. Мы встали, на цыпочках прокрались к выходу и покинули царство запахов и вкусов, так и не узнав, чем кончилось дело.

На третий раз ключ завел свою хозяйку в чьи-то личные покои. Дверца, впустившая нас, располагалась за занавесью, мягкими складками спускавшейся до самого пола. Ткань была приятного глазу темно-зеленого цвета с красивой вышивкой – травы гибкие, цветы золотые и белые, все исполнено пушистыми тонкими шерстяными нитками. В комнате играла негромкая веселая музыка. Подмигнув Мило, я слегка отодвинула штору и заглянула внутрь.

На небольшом мохнатом пуфике сидела, подогнув ноги и выпрямив спину, леди неопределенных лет. Вокруг нее на подушечках с кистями по углам расселись детишки – совсем маленькие еще, годков по пять – по шесть с хвостиком. Госпожа была одета в узкое платье цвета пепла и сажи с затейливой вышивкой жемчугом по корсажу и рукавам. От колен юбка расходилась широкими многослойными волнами, словно раскрытый бутон розы. Лицо незнакомки скрывалось за бархатной серой полумаской, украшенной хрусталем и перлами. Нежно-розовые, словно цветочные лепестки, губки улыбались, на щеках играли ямочки. В руках у леди была большая книга в обложке из черной кожи.

Ребятишки в комнате принадлежали к разным сословиям. Я заметила и отпрысков знатных семей, и детишек прислуги, но все они с одинаковым восхищением и предвкушением разглядывали госпожу с книгой.

– Придворная дама, придворная дама, расскажи нам сказку! – решилась, наконец, попросить девочка на зеленой подушке.

Леди склонила голову к плечу:

– А все ли собрались? Никого боле не ждем?

– Нет, нет! – закричали ребятишки. – Сказку нам, сказку!

– Про мышат, – заливаясь краской от смущения, добавил мальчик в костюмчике молодого лорда.

Леди серебристо рассмеялась.

– Хорошо, детки. Слушайте… – Она быстро лизнула палец и зашуршала страницами. Открыв книгу в нужном месте, леди разложила ее на коленях и кашлянула в кулачок. Малышня замолчала, прекратила возню и замерла в почти мистической неподвижности, столь несвойственной детям. – Стоял за околицей Лес, и в корнях его ютились мышата, а в кронах гнездились совы, и много всякого зверья обреталось посерединке, не тут и не там. Жили они мирно и весело и ничего не боялись. Днем мышата собирали упавшие колосья на поле и припрятывали в норке зерно на зиму, а по ночам спали, сбившись в кучку для тепла. Прямо как вы, Тириса и Лииса, – улыбнулась она девочкам-близняшкам, одетым как слуги. – И однажды осенью, когда в Лесу уже почти облетели все листья, а с полей убрали последние колосья, мышата спустились в норку и увидели, что зерен хватит им на целых две зимы, и очень обрадовались. И самая старая мышь сказала – быть празднику!